Текст книги "Добро пожаловать в мир, Малышка!"

Давайте пообедаем

Нью-Йорк

1973

Дена чудом удержалась, чтобы не разболтать на работе, что произошло, когда она встретилась с Говардом Кингсли, и теперь была этому рада. Прошло две недели, а от него ни слуху ни духу.

Может, он забыл, а может, раздавал предложения «Давайте пообедаем» направо и налево? Почему бы и нет, собственно, ведь она сама по десять раз в день говорит людям «Давайте как-нибудь пообедаем», вовсе не собираясь ничего подобного делать, если, конечно, от этого не будет прямой выгоды. Какая же она была дура, самовлюбленная дура, чтобы решить, будто он в самом деле станет тратить на нее время. Она же никто, очередная девица, которая, не имея ни таланта, ни опыта, пытается втиснуться в большое телевидение.

Зазвонил телефон.

– Мисс Нордстром?

– Да?

– Это Говард Кингсли. Звоню узнать, свободны ли вы в четверг, чтобы со мной пообедать?

– Э-э… ага… четверг. Давайте поглядим… – Она притворилась, будто сверяется с ежедневником, листает воображаемые страницы. – Поглядим, четверг, четверг… – И вдруг прекратила этот фарс. – Ой, да кого я пытаюсь обмануть, конечно, я свободна, мистер Кингсли, и буду счастлива составить вам компанию.

Кингсли засмеялся:

– Вот и отлично. Обычно я обедаю в «Карлайле». Там тихо и кормят хорошо. Вам подходит?

– Ну конечно.

– Что ж, тогда в четверг, скажем, в двенадцать тридцать?

– Отлично, буду.

– Хорошо, договорились.

– Да, сэр.

Дена положила трубку и сморщилась. Почему она сказала «Да, сэр»? «Он подумает, что я идиотка. Помни, он просто человек, из плоти и крови, как и все остальные». Принимая аспирин, она заметила, что ладони влажные. Она не знала, зачем глотает таблетку, действовала на автомате. Потом подумала, что все же стоит проверить, не занят ли у нее четверг. Как будто ради такого случая она не отказала бы кому угодно, хоть королеве Англии или Полу Ньюману. Ей, конечно, страшно не хотелось бы отказывать Полу Ньюману, но, слава тебе господи, такого выбора делать не пришлось. Четверг был совершенно свободен.

Наконец, спустя каких-то восемь лет, – по крайней мере, ей казалось, что прошло не меньше, – наступил четверг, и всю дорогу до «Карлайла» Дена разговаривала сама с собой. «Ты работаешь на телевидении почти семь лет, ты не соплюшка какая-нибудь, ты взрослая женщина. Он тебя не укусит. Если будешь нервничать, он тоже занервничает. Выглядишь прекрасно. Во рту у тебя мятная конфета, ты замечательно пахнешь, у тебя ни прыщиков, ни пятнышек. Ногти чистые, пить ты не будешь, если, конечно, он не станет, тогда закажешь «Кровавую Мэри»… Нет, а то будешь пахнуть томатом. Что ж заказать? Что-нибудь легкое, но не скучное». Пока она решала, такси дернулось и остановилось. Приехали. Дена дала водителю чаевые, дожевала конфету, вдохнула побольше воздуха и вошла. Метрдотель сразу ее признал.

– Здравствуйте, мисс Нордстром, мистер Кингсли ждет вас. Сюда, пожалуйста.

Он провел ее через весь зал в дальний угол. Здесь было полно деловых женщин и бизнесменов, все как один подняли на нее глаза, но старались в открытую не пялиться на шикарную длинноногую блондинку. Все, кроме шести латиносов, не пытавшихся изображать утонченность. Они дружно повернулись и уставились на нее.

Мистер Кингсли поднялся и протянул Дене руку:

– Рад, что вам удалось выкроить время. Вы, должно быть, весьма занятая леди.

– Спасибо, – сказала Дена. – Польщена, но, поверьте, я отнюдь не такая занятая, как может показаться.

Он улыбнулся:

– Радуйтесь, коли так, этому скоро наступит конец. Можно заказать вам выпить?

Она глянула, пьет ли он сам. Пьет. Она сказала как можно небрежнее:

– Конечно. Я тоже буду мартини.

– Отлично. – Он подозвал официанта: – Джейсон, принеси мисс Нордстром то же, что и мне. – Затем повернулся к ней: – Надо сказать, все мужчины ревнуют, а все женщины шушукаются, оттого что за моим столиком столь красивая юная леди. Всякий раз, как я вожу дочь обедать, происходит то же самое, и мне это, честно говоря, нравится.

Дена расслабилась: можно не волноваться, он не ищет любовных приключений. Как хорошо, что он дал ей это понять в столь изящной форме.

– Мистер Кингсли, я видела вашу дочь на обеде, она красавица.

– Спасибо. Нам повезло, что она не пошла в меня, а унаследовала красоту матери.

Официант принес коктейль, и Дена успела сделать большой глоток, прежде чем поняла, что мартини смешан с джином. Но продолжила мило улыбаться, чтобы он не заметил, что у нее слезы выступили на глазах. Она всегда была немного близорука, но стоило выпить глоток спиртного – могла углядеть, что написано маленькими буквами в меню на другом конце зала. Кингсли спросил, с чего началась ее карьера, где она работала до Нью-Йорка. Дена изложила краткую версию долгой истории. Они заказали еду, а после обеда Кингсли попросил принести кофе.

– Кажется, я уже говорил о вашем интервью с Гамильтонами.

– Да, говорили.

Он смотрел прямо перед собой. Затем откашлялся.

– Насколько я понимаю, вы пошли своим путем, делая это интервью… Разошлись в интересах с телевидением, так сказать.

Дена запаниковала. Откуда он узнал?

– Ну, я… Чарльз и Пэгги – мои друзья.

– А-а… Вы, разумеется, понимаете, что могли потерять работу, выделывая такие трюки.

– Я знаю.

– Это был глупый поступок, учитывая, что ваша карьера только начинается.

У Дены упало сердце. Она почувствовала себя на десять лет старше.

– Да, наверное.

– Но я лично подумал, что это чертовски порядочный поступок.

– Правда? В смысле, вы серьезно так думаете?

Он улыбнулся:

– Да.

– Ох, спасибо вам. Но если честно, не знаю, так ли уж это было порядочно. По-моему, я просто пыталась спасти свою шкуру, не потеряв при этом работу.

– Может, вы и пытались шкуру спасти, но заодно приобрели хорошую репутацию, пойдя на большой риск ради спасения других. На это непросто решиться. Я и сам попадал в подобные ситуации. Каковы бы ни были настоящие причины, ваш инстинкт сработал. Вы сделали выбор, и он оказался верным.

– Вообще-то босс был ужасно зол на меня. Я думала, он меня уволит. Он, как бы это сказать… довольно крут нравом.

– Айра Уоллес?

– Да. Вы его знаете?

Кингсли кивнул и сказал устало:

– Да уж, знаю.

Потом откинулся на спинку стула. Казалось, он что-то решал.

– Знаете, мисс Нордстром, вы мне нравитесь, мне нравится то, что я перед собой вижу. У вас есть стиль, благородство, у вас есть класс. Вы как раз то, что им нужно. Но, честное слово, мне неизмеримо жаль, что вы достались этим негодяям. – Он поморщился. – Но раз уж такое случилось, мой вам совет – постарайтесь выжать из них по максимуму, поскольку они будут пытаться высосать из вас всю душу. Вы честно предупредили моих друзей, и я честно предупреждаю вас. Думаете, интервью Гамильтонов – это серьезная проблема? Это ерунда, цветочки, ягодки будут впереди, я это нутром чую, чую запах, и меня от него тошнит. – Он посмотрел прямо ей в глаза: – Не поймите меня превратно, я верю в свободу прессы. Мы для того и здесь – донести до народа всю правду. Но как только в бизнес приходят такие, как Уоллес, они начинают тащить в дом грязь, с каждым днем я замечаю все больше этой грязи. Им не новости нужны, им нужен зритель, рейтинг, и ради этого все средства хороши. Но я уверен, что вы это и так понимаете.

– Да, – сказала Дена. – Понимаю.

– Я освещал три войны и видел много убийств. Но эта новая армия захватчиков состоит из самых хладнокровных, самых злобных негодяев, каких мне доводилось видеть, и признаюсь откровенно: я боюсь их до смерти. Попомните мои слова, они постараются как можно скорее избавиться от нас, от старой гвардии, и заменить нас молодыми людьми и девушками вроде вас, чтобы было кому делать за них грязную работу. Чтобы пичкать всех своим мусором и объедками, а самим сидеть за закрытыми дверьми кабинетов и зарабатывать миллионы, смеясь над нами, пока страна разваливается на куски!

Голос Кингсли становился все громче, люди в ресторане начали оглядываться. Заметив это, он смутился и мягко сказал:

– Простите, сам не знаю, зачем обрушил на вас свои напыщенные речи. Черт, наверное, я просто превратился в старого глупого брюзгу, раз думаю, что все так плохо.

– Мистер Кингсли, не возводите на себя напраслину. Вы не старый и не глупый и имеете все основания расстраиваться.

Кингсли поймал взгляд официанта, попросил жестом счет и засмеялся.

– Прошу, называйте меня Говардом. Знаете, жена считает, что я должен уйти на пенсию. Может, и должен, но я не хочу отдавать эту телекомпанию и эту страну негодяям. Нет, еще не время. Конечно, они их получат рано или поздно, но до тех пор кто-то должен напоминать людям, что не все мы становимся такими подлецами, в которых нас пытаются превратить.

– Есть еще одна серьезная причина, по которой вам никак нельзя уволиться. Вы нам нужны. Меня они точно не станут слушать.

Он улыбнулся, подписывая чек.

– Мисс Нордстром, наверное, я пытался вам вот что сказать: старайтесь не дать им собою воспользоваться. Сопротивляйтесь, когда это будет в ваших силах. – Он помолчал. – И немедля звоните мне, если понадоблюсь.

– Хорошо. И называйте меня, пожалуйста, Деной.

Когда они шли к выходу, она сказала:

– Знаете, я так благодарна вам за этот разговор. Если честно, не думаю, что мне предложат новый контракт. У меня вряд ли есть то, что им требуется.

Говард открыл стеклянную дверь на улицу.

– О, не переживайте, контракт вы получите. Джулиан Амзли достаточно умен, уж он вас не упустит.

Дена озадаченно смотрела на него. Он засмеялся:

– Нет, я не псих. Я каждую пятницу играю с Амзли в покер, а он любитель поболтать.

Останавливая для Дены такси, Кингсли спросил:

– Кстати, а вы часом не любитель пройтись под парусом?

– Под парусом? О да, любитель. – И снова поймала себя на вранье: – Точнее, я бы с удовольствием попробовала.

– Хорошо, как погода наладится, мы вам позвоним. У нас небольшой домик в Саг-Харбор. Может, вытянем вас на выходные.

Подъехала машина, и он помог Дене сесть.

– Постойте. Насчет контракта. У них есть ставка на двести тысяч в год. Не позволяйте своему агенту соглашаться на меньшее. Они вам не говорят, но ваш рейтинг популярности уже проломил крышу. Они вам предложат двести. Просите четыреста и соглашайтесь на триста. Амзли трус, и, услышав, что мы с вами обедали, он испугается по меньшей мере тысяч на сто.

Он закрыл дверцу и вручил водителю десятидолларовую купюру:

– Отвезите юную особу куда ей заблагорассудится, хорошо? И осторожно, это ценный груз.

Водитель блеснул зубами:

– Да, сэр, мистер Кингсли.

Когда машина отъехала, шофер воскликнул:

– Говард Кингсли, ух ты, будь я проклят. – Он взглянул на нее в зеркало заднего вида. – На прошлой неделе я возил Полли Берген из «Какая у меня строчка?».

– Правда?

– Ага. А у вас знакомое лицо, может, вы тоже кто-то?

– Нет, я просто друг мистера Кингсли.

Водитель покачал головой:

– Хорошо таких друзей иметь.

– Вы правы.

Дена размышляла о проведенном вечере. Она до сих пор с трудом верила, что обедала с Говардом Кингсли, что он с ней разговаривал и проявил настоящую заботу. Она так радовалась, что Говард с одобрением отнесся к ее поступку. Но положа руку на сердце, готова ли была она уволиться по-настоящему?

Дена не была в этом уверена. Она вообще никогда ни в чем не была до конца уверена. Единственное она знала наверняка: на сей раз ей повезло.

Неделю спустя позвонил взволнованный Сэнди.

– Угадай! Тебе предлагают новый контракт!

– Ух ты, отлично, Сэнди.

– Я знал, что у нас получится. Погоди, сейчас ты услышишь еще кое-что – мне пришлось чертовски потрудиться, но я уломал их на двести тысяч в год. Даже не хочу говорить, с чего они начали. Правда, здорово?

– Сэнди, скажи им, что меньше чем за четыреста я не соглашусь.

В трубке надолго повисло молчание.

– Ты таки пытаешься убить меня, да?

Через две недели измотанный в боях Сэнди позвонил:

– Все, что мне удалось выбить, – это триста.

– Хорошо, – сказала Дена. – Я согласна.

– Богом клянусь, Дена, если я умру от инфаркта, Би с детьми переедут жить к тебе.

Вызывает Сельма

Нью-Йорк

1973

Дена сидела в редакторском кабинете, работала над интервью с Беллой Абзуг, когда позвонила секретарша и сообщила, что по межгороду звонит некая миссис Сара Джейн Пул.

– Кто это?

– Не знаю, но она говорит, это срочно.

– Пожалуйста, узнай, что ей нужно. Я очень занята. Пяти секунд не прошло, секретарша объявилась опять.

– Она говорит, вы ее знаете, говорит, что она ваша близкая, закадычная подруга. Миссис Сара Джейн Пул.

– О господи. Не имею представления, кто это. Соедини.

На том конце провода раздался взволнованный женский голос:

– Дена?

– Да. Это Дена Нордстром.

– Это я!

– Кто?

– Только не говори, что ты напрочь забыла свою соседку по комнате, институтскую соседку. Сара Джейн Симмонс Кракенбери из Сельмы, штат Алабама!

– Сьюки?

– Да!

– Боже ты мой, что же ты сразу не сказала, что это ты? Разве я могла тебя забыть, бестолочь! Как ты?

– Отлично!

– Ты все еще ведешь свою гражданскую войну? Сьюки взвизгнула от смеха.

– Ну конечно, дорогуша, ты ж меня знаешь – «смерти – нет»!

– Как Эрл?

– Он-то нормально. Но я на тебя сержусь.

– На меня? Почему?

– Почему? Моя мачеха прочла в газете, что ты едешь в Атланту получить какую-то большую награду, а ты даже не позвонила мне!

Дена не сразу поняла, о чем она.

– Награду? А-а, ты имеешь в виду AWRT?[16]16
  AWRT (American Women in Radio and Television) – Американские женщины на радио и телевидении. Организация, поддерживающая женщин, профессионально работающих на радио, телевидении и в других СМИ.


[Закрыть]

– Да. Почему ты мне не сказала? Я хочу тебя увидеть!

– Я думала, ты до сих пор живешь в Алабаме.

– Ну да, дурочка, но я не позволю тебе, находясь так близко, улизнуть от встречи со мной.

– А ты далеко?

Сьюки засмеялась:

– Дена, я понимаю, тебе кажется, что я живу в забытой богом дыре, но у нас тут даже дороги имеются, представляешь. Я всего в паре часов езды от Атланты. Я могла бы подъехать и забрать тебя на пару дней, вспомним прежние деньки. Мы с Эрлом будем счастливы тебя принять. Тыщу лет же не виделись.

– Сьюки, это было бы замечательно. Но к сожалению, я еду туда всего на одну ночь, только на званый ужин.

– Что, даже на денек не можешь остаться?

– Нет, правда, никак. Мне нужно сразу вернуться.

– Совсем не получится увидеться? Может, до ужина или после?

– Я туда приеду прямо к ужину, такие застолья обычно длятся часами. Я, может, в час ночи только освобожусь.

– Ну, тогда на следующий день?

– На следующий день я улетаю на самолете.

– Во сколько?

– Не помню даже, в девять или в десять, что-то такое.

– Все равно приеду. Даже если встретимся всего на пять минут. Я тебя знаю, Дена Нордстром: если я не сяду тебе на хвост, пока ты здесь, кто знает, когда я тебя снова увижу. Так что улизнуть тебе не удастся. Мы можем, по крайней мере, позавтракать вместе или выпить по чашке кофе, если иначе тебя не заполучить.

Дена не знала, что еще придумать.

– Ну… я, скорей всего, буду так вымотана и…

Сьюки прервала ее попытки:

– Ничего, не помрешь, если пожертвуешь старинной подруге часок-другой сна. Доспишь в самолете. Мы с тобой слишком быстро превращаемся в старых хрычовок, чтобы упускать такую возможность.

Дена поневоле засмеялась.

– Знаешь, всем богатым знаменитостям приходится как-то ладить с простыми людьми, от которых им никуда не деться, вот и тебе придется всю жизнь со мной мириться. Это твой крест, дорогуша. Плата за то, чтобы быть звездой. К тому же можешь и на более поздний рейс взять билет.

– Я бы с удовольствием, но не выйдет. В пять вечера у меня тут запись.

– Ладно, но учти, я все равно приеду. Хочу лично убедиться, что ты существуешь. И вообще, ты что, совсем по мне не соскучилась? Наверняка ведь изнываешь от желания поглядеть, в какую я превратилась старую развалину.

Дена сдалась:

– Ясно. Ответ «нет» не принимается.

– Вот-вот. Теперь говори, где ты остановишься.

– Хорошо, но я сейчас не у себя в кабинете, не могу узнать, куда меня поселят. Я позвоню тебе и скажу, где и когда.

– Смотри позвони, учти, ты с моего крючка не сорвешься. Я не собираюсь прекращать с тобой дружбу, нравится тебе это или нет, Дена Нордстром!

– Хорошо. Сьюки…

– Что?

– Ты так и осталась самой глупой девчонкой на свете.

Сьюки расхохоталась.

– Ну, по крайней мере, это уже что-то.

Повесив трубку, Дена продолжала улыбаться. Из всех девчонок в институте Сьюки была ее ближайшей подругой, так что, может, это будет не так уж и плохо. А глядишь, даже и весело.

Прежние деньки

Атланта, штат Джорджия

1973

После речи на торжественном ужине Дена не могла уснуть до трех часов ночи. Когда на следующее утро зазвонил будильник, ей пришлось чуть не за волосы вытаскивать себя из постели. Неделю назад казалось – подумаешь, встать пораньше, а на деле – сущий кошмар. Черт ее дернул согласиться на завтрак со Сьюки. Под душем она надеялась только на то, что не придется много говорить, Сьюки наверняка возьмет на себя труд общения. Надев свитер и брюки, она прихватила плащ и спустилась вниз.

Войдя в кафе, она тут же увидела в углу Сьюки: та неистово махала рукой. Дена ее и без того узнала бы: аккуратное ситцевое платье с длинным рукавом, те же короткие прямые рыжие волосы, что и в колледже. Как будто она совершила из прошлого скачок во времени. Сьюки уже обнимала ее, прыгала и взвизгивала как подросток.

– Дена! Господи! Как я рада! Боже ж ты мой, садись, дай на тебя посмотреть! Я так волнуюсь, у меня сейчас будет эпилептический припадок. Это же ты собственной персоной, и прости, но ничуть не изменилась! Та же потрясная белая кожа, абсолютно восхитительная!

Они сели.

– Сними ты свои темные очки, – сказала Сьюки, – дай мне тебя всю рассмотреть как следует.

Дена, как ни паршиво себя чувствовала, обнаружила, что все же рада видеть Сьюки, энтузиазмом которой трудно было не заразиться. Она сняла очки, Сьюки вонзила в нее оценивающий взгляд и откинулась на стуле в притворном отвращении:

– Так я и знала! Ни капли косметики. Мне, значит, пришлось намазать на рожу краски, которой хватило бы выкрасить линейный крейсер, а она сидит тут как ни в чем не бывало, юная и прекрасная, как всегда. Хоть бы парочка морщинок, так нет же. – Она нагнулась через стол: – Взгляни-ка, дорогуша, у меня морщины появляются каждую секунду, пока мы тут сидим беседуем. Эрл говорит, это морщинки смеха, но он просто слеп как крот. Выходи замуж за близорукого – и никогда не состаришься.

– Сьюки, ты прекрасно выглядишь.

– Н-да? Что ты, я старая замужняя тетка с детьми – семеро по лавкам. Молодость улетучилась как дым.

Дена засмеялась:

– Да брось! Ты ни на день не постарела с тех пор, как я тебя видела. А теперь рассказывай, как живешь.

– Да никак, все по-старому, ращу детей, в общем, знаешь, ничего такого. Да что обо мне, это у тебя жизнь как сказка. До сих пор поверить не могу, что ты здесь. Знаешь, сколько мы не виделись?

– Нет.

– Ну так я тебе не скажу. Но я хочу услышать все. Расскажи про вчерашний ужин. Небось рада до потери сознания, что тебя наградили? Такая честь. Ужин был потрясный?

Дена махнула рукой:

– Да ну, обычный для таких мероприятий.

– Тебе дали какую-то большую премию?

– Нет, только значок.

– Ах вот как. – Сьюки вновь откинулась на спинку стула. – А я была бы в восторге, если бы мне дали награду и попросили сказать речь.

– Не-а, не была бы. В первый раз – да, а потом – нет.

– Нет, была бы, дорогуша, схватила бы награду и удрала с ней как вор!

– Я тебе вот что скажу, – улыбнулась Дена, – в следующий раз, как получу награду, мы наденем на тебя парик блондинки и пойдешь вместо меня. Ну ладно, давай не будем обо мне, я уже этим сыта по горло, расскажи о себе.

– О себе? Я же говорю, все по-прежнему. Из дома матери Эрла в центре города мы переехали в симпатичный маленький домик на окраине, нам нравится, и я занимаюсь все той же общественной работой, ну ты знаешь, вот и все.

К столу подошла официантка. Дена заказала кофе, а Сьюки сказала:

– Мне что-нибудь без кофеина, а то я так нервничаю, что того гляди в обморок хлопнусь. Дена, сколько сейчас времени?

Дена уверила ее, что время у них еще есть.

– Ладно, – сказала Сьюки, – тогда мне без кофеина со льдом.

– Сколько у тебя детей?

– Дорогуша, я еще двоих родила с тех пор, как мы виделись. Я как та старушка в башмаке: у нее было столько детей, что она не знала, куда их девать. Теперь у меня трое, представляешь? Три девчонки, Си-Си, Ди-Ди и Ле-Ле. – Сьюки достала фотографию, на которой была она и три миниатюрные Сьюки с такими же прямыми рыжими волосами и такими же мордашками. – Я хотела привезти все альбомы, да Эрл не позволил.

– Они очень красивые.

Сьюки сверкнула улыбкой:

– Мне тоже так кажется, но я же их мать. Хотя Эрл и сам того же мнения, он думает, они вырастут и все трое станут Мисс Алабама. Но конечно, нужно им уши фиксировать до того, как они начнут встречаться с мальчиками.

– Что?

– На снимке не видно, но все трое, увы, лопоухие. Помнишь, как у Эрла уши торчат? Папа поначалу говорил, что он похож на такси с двумя открытыми задними дверями. Но они, слава богу, девочки, им можно ушки просто волосами прикрыть.

Дена снова посмотрела на фото.

– Сьюки, вы что, одеваетесь в магазине «Мама и дочка»?

– Да, и не смей ржать. Я знаю, это провинциально, но Эрл – кандидат в муниципальный совет, и он подумал, что это мило для постера и другой рекламы.

– Ой, нет, только не говори, что Эрл ударился в политику.

– Ой, да. Он считает, это полезно для бизнеса. Кроме того, у него очень развито чувство гражданского долга. Можешь взять себе этот снимок, у нас таких целая куча.

– Спасибо. Ну а сама-то ты как, Сьюки? Не бросаешь попыток стать Мисс Популярность? Помню, ты в университетском городке всех агитировала тебя выбрать.

– Теперь она мне будет напоминать, какая я была идиотка. Да, я была простофиля. Попала в Южный методистский университет прямо из Сельмы. К тому же я не виновата. Помнишь маму?

– О да, Ленора Само Великолепие. Как она?

Сьюки закатила глаза:

– К сожалению, прекрасно, до сих пор терроризирует всех соседей в радиусе ста миль. Короче, это она была виновата. Она говорила: или учись на одни пятерки, или стань популярной. Не можешь быть умной, будь игристой, как шампанское. И я фонтанировала, как ты помнишь.

Официантка подала кофе, а следом за ней к столу подошла женщина и обратилась к Дене:

– Простите, пожалуйста, нельзя ли взять у вас автограф? Я ваша большая поклонница.

Дена полезла в сумку в поисках ручки и бумаги, поскольку у женщины ничего с собой не было, а Сьюки радостно заговорила:

– Мы с Деной были соседками в общежитии «Каппы»[17]17
  «Каппа Альфа Тета» – крупное женское студенческое общество, названное буквами греческого алфавита.


[Закрыть], когда учились в колледже.

– Правда? – сказала женщина.

– Да. Я приехала из самой Сельмы, штат Алабама, только ради того, чтобы повидаться хоть несколько минут. Мы сто лет не встречались. Но она совершенно не изменилась. «Дена, – говорю я ей, – я такая старуха, что скоро развалюсь на части, а ты вон какая».

Женщина улыбнулась:

– Как славно, девушки, что вы сохранили дружбу.

Дена наконец отыскала ручку и старый конверт и спросила:

– Это для вас? Или кому-то другому подписать?

Женщина сказала:

– Нет, для меня. – И продолжала беседовать со Сьюки: – Мой кузен женился на девушке из Сельмы. Летти Кэтрин Уиндем.

– Правда? Я знаю Уиндемов. Замечательное семейство!

– Ну, Летти точно замечательная.

Дена снова прервала их беседу:

– Простите, мне нужно знать, как подписывать.

– Можете так и подписать – для меня, дорогая.

Дена пыталась быть вежливой:

– Не могли бы вы назвать свое имя?

– Ах да, простите. Напишите – для Мэри Либ Хо-кинз.

Сьюки продолжала:

– Я пыталась уговорить Дену приехать на пару дней в Сельму, но она такая занятая, должна лететь назад, в Нью-Йорк, что-то записывать. Представляете – работать в воскресенье? Изверги какие.

Мэри Либ посочувствовала Дене:

– Бедняжка.

Дена протянула ей конверт:

– Держите. И спасибо.

– Вам спасибо. Повеселитесь, девушки.

Сьюки ответила за них обеих:

– Спасибо, мэм, обязательно.

Когда женщина отошла, Сьюки повернулась к Дене с горящими глазами:

– Она прелесть, правда? К тебе небось постоянно подходят. Ты небось такой важной себя чувствуешь. Я вся надуваюсь от гордости, даже когда сижу рядом с тобой. Тебе это нравится – когда подходят?

– Вообще-то не слишком.

– Да как может не нравиться внимание? Кто этого не хочет?

Дена улыбнулась:

– Да нет, нравится, конечно. Просто… просто иногда мне неохота быть милой со всеми.

– Ты уж будь со мной мила, Дена Нордстром, учитывая, сколько я из-за тебя натерпелась.

– Натерпелась из-за меня?

– Не так-то легко жить в одной комнате с самой красивой девушкой в университетском городке. Удивительно, что я не получила психологическую травму на всю жизнь. Мне приходилось часами приводить свои волосы в божеский вид и накладывать на себя тонны косметики. А ты продерешь глаза – и пошла, и выглядишь лучше всех нас вместе взятых. Вспомни, ты всегда лопала от пуза, как лесоруб, а я морила себя голодом. Листик салата на обед – вот и все, что я могла себе позволить, чтобы из джинсов не выпирать, а у тебя до сих пор ни одного лишнего фунта. Да тебя убить мало – от имени всех женщин мира. – Сьюки расхохоталась: – Ой, Дена, а помнишь электромашинку, которую я купила перед выпускным вечером, она типа должна была уменьшить размеры всех моих прелестей? Я сидела привязанная к ней часами, в обморок падала от усталости и все равно в этом своем платье была похожа на мешок с грейпфрутами.

– Сьюки, ты была одной из самых привлекательных девчонок в университете, и ты прекрасно это знаешь.

– Ха! Да едва у кого-то из мальчишек возникал ко мне интерес, ты проходила мимо, и они мчались за тобой высунув язык, а про меня забывали напрочь. Эрла Пула я заполучила только благодаря тому, что он слеп как крот.

– Не говори глупостей. Эрл тебя обожал.

– Ага, а Уэйна Комера забыла? Когда он тебя увидел, он бросил меня, как горячую картошку, и помчался за тобой. Разбил мне сердце.

– Боже правый, Сьюки, да этот Уэйн никогда тебе не нравился. Он же был отвратный идиот!

– Сейчас-то я это понимаю. Кстати, раз уж об этом зашла речь, ты с кем-то встречаешься?

– Да. Вроде бы…

У Сьюки загорелись глаза:

– Я его знаю?

– Нет, вряд ли.

– Жалко. Я надеялась, у тебя умопомрачительный роман с какой-нибудь кинозвездой. Ну ты хотя бы влюблена?

– Слава богу, нет.

Сьюки удивилась:

– Ты что, не хочешь влюбиться?

– Ну, это мы проходили… Кошмар какой-то. Нет уж, хватит. Лучше пусть меня любят, чем я. Добейся меня – вот мой девиз.

– Слушай, Дена, а помнишь, как в колледже я по уши втрескалась в Тони Кертиса, а ты в этого писателя, как его… Теннеси Уильямса? У тебя над кроватью висела его фотография.

– Точно, господи, надо же… Как ты все помнишь? Я почти забыла.

– Да как я могла забыть! Ты же потащила меня к черту на рога, до самого Сант-Луиса, в штат Миссури, в паломничество, чтобы увидеть какую-то несчастную обувную фабрику, на которой он работал. Ты рыдала там, будто прикоснулась к святыне!

– Точно. Международная обувная компания…

– А потом мы на трамвае поехали к старой уродливой многоэтажке, где он когда-то жил.

– Господи, я все забыла.

У Сьюки был довольный вид.

– Ну вот, разве не приятно повспоминать прежние деньки? Теперь ты рада, что я приехала? А то ведь пыталась отвертеться. Теперь-то рада или нет?

– Да.

– Вечно мне приходится принуждать тебя к социальному общению. Если бы не я, ты никогда не вступила бы в «Каппу». Без меня ты и знать никого не желала, кроме этих экстравагантных актеров из театра, смахивающих на гомиков. Разве не правда?

– Правда, наверное.

– Помнишь, какая ты была застенчивая? А я тебя силком вытолкнула в свет. На самом деле ты сейчас звезда исключительно благодаря мне. По крайней мере, так я всем говорю, и не вздумай озвучивать другую версию.

– Договорились.

– Я, конечно, шучу, но, Дена, разве ты не рада, что период увлечения претенциозным искусством и театром уже позади?

– Я увлекалась претенциозным искусством? Что-то не припомню такого.

– Не помнишь? А как ходила в тот дурацкий кинотеатр, где показывали разные странные фильмы?

– В «Лирик»?

– Да. Ты заставила меня посмотреть старое идиотское кино про клоуна, которое шло даже без перевода, не по-английски.

– «Дети райка»? Это был французский.

– В общим, французский или не французский, неважно, но фильм идиотский. Ты таскала меня в самые безумные места, как куклу, и я тебе это позволяла. Мама говорила, что я слаба на голову, и, видимо, была права, но нам было весело, правда? Что ты отчебучивала – ужас, такая дурочка была. Помнишь, как нам влетело за то, что мы всю ночь ржали? Помнишь Джуди Хорн, у которой был гайморит? Она долбила нам в стену, чтобы мы заткнулись. Помнишь, на вечере выпускников «Каппа» ты притворилась шведской студенткой, прибывшей по обмену? Оделась как чучело и говорила с акцентом, это был просто улет.

– Шведской?

– Ну да! Боже мой, а греческая неделя и песня, которую ты написала для скетча «Каппы»!

Дена смотрела на нее в недоумении.

– Да ты помнишь! Ты заставила нас засунуть воздушные шары под свитер, и мы пели «Благодарность молочным железам». Мы были такие глупые и такие счастливые! И ржали с утра до ночи.

– Правда? Я помню, что мы иногда веселились, но чтобы все время были счастливые, такого не помню.

– Ты была! Ничто не могло испортить тебе настроения. Всегда ходила с крыльями за спиной.

– Правда?

– Да.

– Хм. Ты уверена?

– Конечно, я же твоя соседка по комнате. Небось должна знать.

– Странно. Я помню, что в юности была несчастлива, вроде бы.

– Да нет же! Была немного мрачноватая, и только. Я считала, что это от всех этих жутких драм, в которых ты играла главные роли. Ты торчала в этом театре ночи напролет, и мне приходилось спускаться и открывать тебе дверь черного хода. Ты столько времени там проводила, что все решили, будто у тебя тайная любовь, а кто он, ты не говоришь. И однажды ночью – неужели не помнишь? – мы с Мици Макгрудер – кстати, она наконец вышла замуж – прокрались в театр и увидели, как ты в два часа ночи репетируешь на сцене в полном одиночестве. Ты пела, смеялась, танцевала. Это было безумие, выходило за все рамки. Что ты там вытворяла?

Дена пожала плечами:

– Бог его знает. Наверное, репетировала что-то. Что я, помню, что ли.

– В общем, как бы там ни было, а результат налицо. Видишь, ты у нас звезда. А теперь расскажи, с кем ты встречалась.

– В смысле?

– С кем из звезд? Знакома с Тони Кертисом?

– Нет.

Сьюки была явно разочарована.

– А чего же ты у него интервью не возьмешь? Наверняка все с удовольствием смотрели бы. Ты меня слушай, Дена, я ведь – глас народа.

Тут подошла грузная официантка, встала у стола, долго разглядывала Дену, потом спросила, как ее зовут.

– Простите, что? – Дена подняла на нее глаза.

– Как вас зовут? Говорят, вы типа знаменитость.

Сьюки с радостью пояснила:

– Это Дена Нордстром, вы видели ее по телевизору.

Официантка, не имевшая представления, кто такая Дена, тут же сказала: