Текст книги "Чужой выбор"

Он опустил бинокль и заставил себя дышать спокойно. Редкие прохожие в куртках с капюшонами с меховой оторочкой осторожно шагали по тротуарам, глядя под ноги. Вот уж идиотская мода – эта меховая оторочка, как будто на Северном полюсе живем! Хотя сегодня по улицам Гапа и впрямь гулял настоящий полярный ветер.

Этьен припарковался в таком месте, где Клеманс никак не могла его заметить, особенно в этой новой машине, и все же он действовал крайне осторожно с тех пор, как его вызвали в жандармерию. Правда, на все их расспросы Этьен дал заранее подготовленные ответы, произнесенные либо сокрушенным, либо шутливым тоном. Когда речь зашла о его бывшей жене, он заявил, что все ее страхи совершенно необоснованны: он приехал сюда в поисках работы и уже ведет переговоры на одном маленьком предприятии, где требуются электрики; разве это не доказательство его добрых намерений? Ему как будто поверили – по крайней мере, он на это надеялся. На самом деле он и не думал искать постоянную работу, а пробавлялся случайными заработками, получая деньги наличными; это позволяло ему не трогать свои сбережения и располагать свободным временем для слежки за Клеманс. Он не уставал разглядывать ее, сознавая, что по-прежнему страстно влюблен в эту женщину и никогда не избавится от своего наваждения. В тот вечер, когда он следовал за ней (вернее, преследовал ее) на джипе, ему показалось, что он уже почти достиг своей цели! Несколько минут они были в его власти – она и эти две ее мартышки, – как вдруг невесть откуда налетел этот тип, хирург Декарпантри. А ведь по той дороге мало кто ездил в конце дня, и Этьен знал, что ему никто не помешает. Тем более что Клеманс сама вляпалась в этот сугроб на обочине, ему даже не пришлось толкать ее своим джипом! Настоящая удача, но ему не пришлось ею воспользоваться; кто знает, подвернется ли еще такой удобный случай?! И все же, несмотря ни на что, он отчаянно хотел встретиться с ней лицом к лицу, поймать момент близости, момент истины. Он был слишком хитер, чтобы не понимать, как рискует, и сознавал, что эта одержимость может его погубить. Значит, нужно разработать какой-нибудь новый план. Но теперь это уже будет потруднее: несколько дней назад в шале появились еще какие-то люди. Довольно пожилая пара, не имевшая ничего общего с Жаном и Антуанеттой, приемными родителями Клеманс. Наверно, родители ее автомеханика, судя по тому, как они возились с девчонками. Ну что ж, это как раз кстати, пусть отвлекают их своим присутствием! И все-таки оставалось еще немало препятствий. Во-первых, сам вездесущий автомеханик, который теперь возил Клеманс на работу и обратно, потом, эта девица, эфирное создание, которая почти не вылезала из дома, а главное – проклятый хирург. Вот уж с кем Этьену не повезло – надо ж ему было подоспеть в самый неподходящий момент там, на шоссе, как верному рыцарю на помощь даме! Да Этьену ничего не стоило свернуть его в бараний рог! У него прямо руки чесались сбить спесь с этого наглеца. Вылез из своего шикарного «ренджровера» – ну прямо кум королю!.. Отъехав от них, Этьен глянул в зеркало заднего вида и увидел, как Клеманс кинулась в его объятия. Эта картина его совсем доконала. Неужели они любовники? Тогда, значит, автомеханик – рогоносец, только этого не хватало! Как бы то ни было, Декарпантри не должен был ехать домой в это время. Недаром же он, Этьен, засекал все их приезды-отъезды… Выбрал удобный наблюдательный пункт чуть повыше шале, на пригорке, хорошо замаскированный елями. Вот оттуда он и фиксировал все их привычки, весь распорядок дня, прямо как профессиональный детектив, который выслеживает свои жертвы долгими часами. Каждый день он брал с собой в засаду термос с кофе, пакет печенья, бинокль и диктофон. И, вернувшись домой, записывал все свои наблюдения, до мельчайших подробностей. Так что никаких сомнений: в это время дня хирургу полагалось находиться у себя в клинике, а не на шоссе, ведущем к дому, – там, где он поломал Этьену все планы!

Тем временем Клеманс у себя в салоне занялась клиентом в белой накидке. И кокетничала с ним напропалую, фамильярно поглаживая по волосам. Интересно, почему его не стрижет другая идиотка – Соня, которой полагалось заниматься мужской клиентурой? В свое время он, Этьен, потребовал, чтобы это было именно так, и Клеманс пришлось подчиниться. Да, ее автомеханик, этот предполагаемый рогоносец, явно не умеет держать ее в руках, совсем распустил! Раздраженный Этьен сунул руку в бардачок, вытащил оттуда три печенья в шоколаде и мгновенно сжевал их. Ох, как же ему хотелось вернуться в прошлое, когда Клеманс еще была его покорной супругой! И зачем только он согласился на развод?! Почему не наставил ее на путь истинный, пока еще было не поздно?! События развивались так быстро, а ее адвокатша, крутая баба, так его прижала, что пришлось уступить, а потом ему вообще запретили близко подходить к бывшей жене, и помириться было уже невозможно. От всего этого у него осталось жгучее чувство унижения. Клеманс просто обязана дать ему объяснения, в которых тогда отказала, и он их от нее добьется, чего бы это ни стоило. Только на сей раз он никому не позволит встать у себя на пути. В конце концов, терять ему нечего, без Клеманс жизнь стала просто невыносимой.

Сидя, вопреки всем обычаям, по правую сторону от матери – а это означало, что он здесь самый почетный гость, – Виржил отчаянно скучал. Отец, который встретил сына очень тепло, хотя и чуточку снисходительно, то и дело поглядывал на него, что можно было расценить как одобрение… или как призыв к соблюдению порядка, дабы помешать любому намеку на былую ссору. Конечно, они помирились, но помирились без объяснений, по всем правилам хорошего тона. Филиппина, сидевшая далеко от них, весело участвовала в общей беседе. Она выглядела великолепно в своем темно-синем платье с серебряным шитьем, выгодно подчеркивающем ее точеную фигуру. Она тоже частенько поглядывала в сторону Виржила, стараясь привлечь к себе его внимание, несмотря на разделявшую их дистанцию, но он отводил глаза. И несколько раз с удивлением поймал себя на том, что думает о Хлое Кутюрье. Ему следовало бы наслаждаться этим торжественным вечером примирения, а он был мыслями далеко отсюда.

Честно говоря, ему не доставило никакой радости возвращение в родные пенаты. А ведь обстановка совсем не изменилась: он сразу узнал элегантную мебель эпохи Людовика XVI, позолоченную лепнину на потолке, трюмо над мраморными каминами, затейливый, фигурный, любовно натертый паркет, словом, все эти просторные, классические, очень буржуазные апартаменты в османовском духе [11]11
  Барон Жорж Эжен Османн (1801–1891) – политический деятель, префект Парижа, расширивший и перестроивший центр города, где возвели во второй половине XIX века роскошные особняки.


[Закрыть]. Ничего общего с хаосом, царившим в квартире родителей Люка, где он так любил укрываться от всей этой роскоши, от неизменно строгого отцовского взгляда, от разговоров, касавшихся исключительно банка и карьеры. И от светской учтивости матери, думавшей только об успехе своих приемов и ужинов. И от покорности младшей сестры, готовой принять эти семейные традиции. Зато у Вайянов, в Леваллуа, ужинали в кухне, где перебивали друг друга за столом и смеялись до упаду. Или сидели рядышком на стареньком, продавленном диване и смотрели по телику футбольные матчи, комментируя их, потягивая пиво и намазывая на ломти домашнего хлеба свиной паштет. В этом доме результаты школьных экзаменов вовсе не были единственной заботой в жизни – главное, чтобы все были счастливы.

Но тут Виржил почувствовал на себе чей-то взгляд, поднял голову и встретился глазами со своим дядей, который заговорил с ним:

– Ну-с, дорогой племянник, как ты поживаешь в своих далеких Альпах? Я слышал о тебе очень хвалебные отзывы.

– Дошедшие даже до Парижа? – иронически парировал Виржил.

– О, ты же знаешь: слухами земля полнится, какие бы они ни были – добрые или худые! Похоже, ты творишь настоящие чудеса в своей операционной. Ты даже прооперировал вывих бедра у молодого человека, которого я знаю, и когда я увидел его историю болезни и снимки, то, должен тебе признаться, был просто поражен. Вот потому-то я и хочу спросить…

– Я знаю, чтό ты спросишь.

Дядя воздел глаза к потолку и принужденно улыбнулся.

– Да, я хочу спросить именно это: когда ты вернешься в столичную клинику? Надеюсь, ты уже удовлетворил свою жажду независимости? Или еще нет?

– Нет. Мне нравится жить в Гапе, там у меня все складывается хорошо – и в личной жизни, и в профессиональной. Я не собираюсь ничего менять.

– Но там ты будешь топтаться на месте, ведь тебе придется всю жизнь оперировать одних лыжников с переломами малых берцовых костей, да и то лишь зимой.

– В этом регионе люди не только катаются на лыжах. Я согласен: мне часто приходится оперировать спортсменов, но там и других случаев хватает.

– Послушай, Виржил, ну будь посерьезнее. Ты, конечно, быстро стал главврачом отделения, но лишь потому, что твои коллеги не так виртуозно владеют скальпелем, однако…

– Откуда ты знаешь?!

– Иначе они не сидели бы в этой глуши. А ты уже заработал себе блестящую репутацию, несмотря на то, что живешь так далеко от Парижа, и теперь можешь выбирать любое место, так воспользуйся же этим! Разве тебе не хочется самому формировать бригады врачей, использовать все достижения технического прогресса, делать самые необычные операции?

Он говорил все громче, и разговоры вокруг них постепенно стихали. Виржил почувствовал, что отец раздражен, хотя пока еще сдерживался и не останавливал брата.

– Люсьен, давай поговорим о чем-нибудь другом, – храбро вмешалась Эдвига, мать Виржила. – Мы отмечаем юбилей Пьера, и я хочу, чтобы сегодня вечером всем было весело.

В свое время она очень страдала от ссоры сына с мужем и деверем. Разумеется, она предпочла бы, чтобы Виржил сделал блестящую карьеру в Париже: как прекрасно было бы, если бы его называли здесь «господином профессором»! Но со временем ей стало ясно, что он хочет строить жизнь по своему разумению, с благословения родных или без такового, и что примирение возможно лишь в том случае, если обе стороны будут избегать разговоров о своих разногласиях. И сейчас ее вмешательство – даром что она никогда не принимала чью-то сторону, особенно против своего супруга – доказывало ее решимость защитить Виржила. Он приехал, он обнял отца, пожал руку дяде, но точно так же мог встать из-за стола и уйти, хлопнув дверью.

– О, я говорил все это для его же блага, ради его же будущего! – сердито буркнул Люсьен, пренебрежительно отмахнувшись. – Но ты права, милая Эдвига, не стоит портить юбилейный вечер. Я хочу выпить за здоровье моего брата!

Он поднял бокал, и все последовали его примеру. Виржил воспользовался этим, чтобы бросить взгляд на Филиппину. Она смотрела на него нахмурившись, в ее глазах читался упрек. Почему? Неужели она примкнула к его родным? И Виржил спросил себя: может, она мечтает окончательно вернуться в Париж вместе с ним? Может, этот опыт с жизнью в горах уже начал ее тяготить? Если так, то чего же будет стоить их семейная жизнь? К тому же его интерес к Хлое Кутюрье уже не сулил их паре ничего хорошего. И он снова отдался воспоминаниям об этой молодой женщине. О ее длинных ресницах, о щербинке между передними зубами, о заразительном смехе и голосе: она была так обаятельна! В последние дни он запрещал себе звонить ей, хотя ему безумно этого хотелось. Он считал недостойным обманывать Филиппину, но не мог противиться соблазну и понимал, что рано или поздно уступит ему. Конечно, Хлоя могла его отвергнуть; конечно, в ее жизни мог быть другой мужчина или даже муж, хотя обручального кольца она не носила. И, конечно, она могла просто-напросто не испытывать к нему никаких чувств. Она появилась совсем из другой жизни – служила в армии, и тот факт, что Виржил был хирургом, не мог поразить ее воображение.

Ужин закончился, гости встали из-за стола и перешли в гостиную. Эдвига чуть задержалась и нежно погладила Виржила по плечу.

– Я так счастлива, что ты приехал, мой дорогой! Твой отец не привык проявлять свои чувства, но он был искренне растроган, когда узнал, что ты принимаешь наше приглашение. Надеюсь, теперь ты будешь чаще видеться с нами! И, конечно, вместе с Филиппиной – она просто очаровательна. Летиция рассказала мне, что твоя подруга приложила все усилия, чтобы уговорить тебя приехать, и я очень благодарна ей за это. Когда же ты решишь жениться на ней? Вы такая чудесная пара!

Виржил ограничился кивком и постарался улыбнуться. А Эдвига настойчиво продолжала:

– Пора нам забыть все прошлые ссоры, ты согласен? Люсьена все равно не переделать, в его-то возрасте. Нужно принимать дядю таким, как есть…

– Или совсем не принимать.

– Ну… может быть… Ты же не обязан с ним видеться.

– Разве что сегодня вечером.

– Да, все-таки это юбилейный вечер! А твой отец очень любит брата, он, конечно, не мог не пригласить его. Но ты мне не ответил насчет Филиппины. Какие у вас планы на будущее?

– Да особенно никаких.

– Вот как… Однако в твоем возрасте пора бы уже подумать о семье.

– Я-то думаю, а вот она – нет.

Пораженная мать даже отстранилась, чтобы получше рассмотреть сына. Уж она-то была твердо уверена, что все молодые незамужние женщины мечтают о семье и детях. И теперь, после этих слов, ее восхищение Филиппиной сразу начало убывать.

– Ну, пойдем к гостям, – пробормотала она.

– А как дела у Летиции? – спросил Виржил, сопровождая мать в гостиную.

Ее лицо сразу прояснилось.

– О, я думаю, она скоро объявит нам о своей помолвке! Прекрасный молодой человек…

– И, конечно, работает в банке.

– Как ты догадался? Разве она тебе уже рассказала?

– Вовсе нет. Просто я предположил…

– Он швейцарец и сейчас живет в Женеве. К сожалению, ему не удалось освободиться, чтобы присутствовать сегодня здесь, но в следующий раз Летиция обязательно представит его тебе.

Виржил вовсе не желал этого «следующего раза», но решил, что все-таки постарается доставить такое удовольствие своей сестре. Если уж она решила вырваться из-под опеки их отца, он мог только порадоваться за нее.

– А вот и вы! – воскликнула Филиппина, увидев их.

Она стояла с бокалом шампанского в руке, беседуя с одним из кузенов Виржила.

– Мы как раз говорили о хороших местах, где можно развлечься, и о спектаклях, которые обязательно нужно посмотреть. Скажи, дорогой, мы не могли бы немножко отсрочить наш отъезд? Мне так хочется повести тебя в Гранд-опера посмотреть…

– Это невозможно, – отрезал Виржил.

– Ну, всего на один день!

– Никак не могу. В понедельник с самого утра у меня назначена операция, так что придется выехать уже завтра как можно раньше.

Дорога из Парижа до Гапа занимала много времени, с учетом пересадки в Экс-ан-Провансе или в Гренобле. Филиппина, конечно, по привычке читала в поезде, а вот Виржилу казалось, что он напрасно теряет время.

– Но если ты хочешь остаться, – с улыбкой добавил он, – пожалуйста, я тебя не неволю.

– Ну, нет, ты от меня так легко не отделаешься! – с шутливой угрозой ответила Филиппина.

Она как будто посмеивалась над ним, но Виржил чувствовал, что и она вспомнила о Хлое Кутюрье. Смущенный и подавленный, Виржил отошел от нее к Летиции, чтобы разузнать о ее таинственном швейцарском женихе, но тут его перехватил отец.

– Ты завтра свободен? У нас планируется сугубо мужской обед.

– Нет, очень сожалею, но завтра днем я уже буду сидеть в экспрессе.

– Как?! Ты завтра едешь обратно?

– Да, я вырвался сюда только ради твоего юбилея.

– Знаю, знаю… И это очень мило с твоей стороны, поверь мне, я оценил твою любезность. Но Люсьену хотелось, чтобы мы пообщались втроем, ему действительно нужно с тобой поговорить. Конечно, в самых мирных тонах.

– В мирных или немирных, меня это все равно не интересует. Я знаю позицию Люсьена, он знает мою, и за последние десять лет они обе ни на йоту не сблизились.

– А жаль! Чужой опыт не всегда бывает бесполезным. Конечно, это прекрасно – в одиночку бороться с судьбой, но как бы тебе не пожалеть об этом. Я всю жизнь занимался финансами и не могу судить о твоей профессиональной карьере. А вот Люсьен – светило в медицинском мире, поэтому я полностью доверяю его мнению и не понимаю, почему ты не хочешь хотя бы выслушать его. В тридцать семь лет уже поздновато разыгрывать из себя мятежника.

– А мне это больше не требуется. Я давно выбрал свою дорогу и полностью этим доволен.

– Ну, если тебе нравится быть королем в своей деревне… – иронически бросил отец.

Виржил едва не вспылил, но все-таки сдержал подступавший гнев.

– Нам не стоит говорить об одном и том же каждые десять лет, – спокойно ответил он. – В этом нет смысла, только лишний повод для ссоры. На будущее: я бы предпочел, чтобы мы беседовали о жизни вообще, о маме, о женихе Летиции, о том, чем ты займешься на пенсии. Вот, например, почему бы тебе не приехать весной к нам в горы – мы бы погуляли с тобой на природе.

Отец удивленно взглянул на Виржила, пожал плечами и пробормотал:

– Ну, посмотрим… – Он повернулся и отошел.

Отец терпеть не мог проигрывать. Присутствие Виржила, несомненно, обрадовало его, но он надеялся, что их встреча даст ему возможность убедить наконец сына, что его место в Париже, в большой столичной больнице. Он не понимал, почему Виржил – судя по отзывам Люсьена, блестящий хирург – решил похоронить себя в какой-то провинциальной дыре.

Виржил смотрел вслед отцу, направлявшемуся к своим гостям. Сейчас тот действительно выглядел на свой возраст – стариком, уставшим от жизни, посвященной жестокой борьбе за первенство. Каждое новое поколение семейства Декарпантри считало своим священным долгом не посрамить предков, а если возможно, и превзойти их. В зависимости от запросов той или иной эпохи, семья выбирала для этого финансы, юриспруденцию или медицину. Ну, а схема действий всегда была одинакова: следовало иметь нужные дипломы и солидные связи, уметь создавать альянсы и организовывать банкеты, а главное, успеть вскочить на подножку поезда, доставляющего к жизненному успеху, который считался почетным лишь в том случае, когда его добивались в столице. А работать всего лишь провинциальным хирургом, пусть даже с репутацией очень одаренного специалиста, было недостаточно, это не открывало перед вами никакие двери и не давало права на почитание, коим пользовались столичные светила. По мнению отца и дяди Виржила, он не только сделал плохой выбор, но еще и не хотел в этом признаться.

Виржил взял бокал с шампанским и подошел к балконной двери гостиной, одной из тех, что выходили на авеню Бретей. Тихонько приоткрыв ее, он выбрался на длинный балкон, который тянулся вдоль всех парадных комнат отцовской квартиры. Сколько раз он укрывался здесь в молодости, глядя на дома через дорогу – и не видя их! Он тогда воевал с отцом, который сначала советовал, потом настойчиво просил, потом требовал, чтобы сын посвятил себя банковской деятельности. А Виржил добивался хороших отметок только по математике и физике с химией, твердо решив, втайне от взрослых, что запишется на первый курс медицинского факультета. Больше всего на свете он желал избавиться от пути, предначертанного отцом. Его мать, уверенная, что Виржил прячется на балконе, чтобы курить, в конце концов пробудила-таки в сыне тягу к сигаретам, и он начал смолить из духа противоречия, однако очень скоро бросил это занятие, не желая стать жертвой зависимости.

И Виржил с усмешкой решил, что, вернувшись в больницу, выкурит, в виде исключения, сигаретку в компании Себастьена.

– Ты почему ушел? – поинтересовалась Филиппина, выйдя на балкон и облокотившись на перила рядом с ним.

– Захотелось подышать свежим воздухом, но в Париже он не слишком-то свежий.

Филиппина обняла Виржила за талию, прильнула к нему.

– Тогда, может, подышишь моими новыми духами?

– А почему ты сменила прежние?

– Чтобы соблазнить тебя.

Виржил улыбнулся ей и, наклонившись, поцеловал в шею. Со стороны, из гостиной, они, вероятно, выглядели пылкими влюбленными, хотя все уже было совсем не так. И Виржил должен был это почувствовать, но проявил слабость в надежде на возврат прежнего влечения. Увы, оно не проснулось. В тоскливой надежде он крепко прижал к себе Филиппину, но теперь ему было уже недостаточно того, что они нравились друг другу, – требовалось родство душ, а без него повседневность в конце концов начала разрушать их близость.

– Поедем в отель, – выдохнула она, касаясь губами его шеи.

Виржил представил себе ожидавшую их ночь. Заниматься любовью, поскольку желание еще не угасло, шептать слова, уже лишенные смысла, думать о другой, засыпая после объятий? Или же сказать все как есть и вызвать бурю? Он не хотел оскорблять Филиппину, но ненавидел компромиссы, ненавидел трусость – и вот очутился в тупике.

Люк на цыпочках вышел из комнаты двойняшек. Как всегда перед сном, он прочел им две сказки, на выбор каждой из сестер. Случалось, Жюли требовала ту же самую, что Эмили, и тогда приходилось повторять ее дважды.

Он вошел в супружескую спальню и нырнул под одеяло к жене.

– Уснули?

– Да. Они сегодня вместе с папой слепили нескольких снеговиков и здорово устали. Тот, которого они изваяли позади шале, великолепен, больше двух метров ростом!

– Твой отец надел на него свой шарф, так что я дала ему один из твоих, чтобы он не простудился. И у девчонок варежки промокли насквозь, придется купить им другие – эти пропускают влагу. – Клеманс потянулась и приникла к мужу. – Твои родители такие молодцы! И дедушка с бабушкой и, в то же время, телохранители. И относятся к этому вполне серьезно. Но вот когда они уедут…

– Да им спешить некуда. А потом можно будет пригласить Жана с Антуанеттой, они будут очень рады. Каждому свой черед!

Люк говорил с наигранным энтузиазмом, который тем не менее не обманул Клеманс.

– Сколько же это будет продолжаться, Люк? Мы вынуждены продавать шале, жить, не отходя друг от друга, в постоянном страхе, это ведь ужасно! И все из-за меня.

– Нет! Из-за этого несчастного психа, который вообразил, будто имеет на тебя какие-то права. Таких прав нет ни у кого, Клем, ни у меня, ни у других, и никогда не будет. Ты принадлежишь только себе самой!

– Не забывай: когда я выходила за Этьена, я поклялась любить его вечно, – вот он и держится за эту клятву.

– Да он просто умом тронулся, дорогая! Ну, на что он надеется, преследуя тебя, этот ненормальный?! Вернуть себе свое «достояние»? Ваша с ним история закончилась давным-давно!

– И тем не менее он очень опасен. А из-за меня вы все тоже оказались в западне.

Люк распрямился, сжал плечи Клеманс и встряхнул ее:

– Ты тут ни при чем, слышишь? Выбрось эту дурость из головы и запомни: ты – жертва, а не виновница. Поверь мне: мы сможем защититься, оградить от него нашу семью и все, что мы здесь вместе построили.

Люк отчеканил эти слова, стараясь, чтобы они прозвучали как можно убедительнее и успокоили жену; ему было больно за нее.

– Ох, Люк, ты такой… – прошептала она. – Если бы ты знал, как я тебя люблю!

Она прильнула к нему, и они несколько минут лежали, обнявшись, молча; каждый ощущал, как бьется сердце другого. Годы брака не притупили их чувств: они были влюблены так же пылко, как в первый день их встречи. Клеманс ясно помнила взгляд Люка в тот миг, когда он впервые переступил порог парикмахерской вместе со своим другом Виржилом. За все время, что она стригла их, сначала одного, потом другого, Люк смотрел на нее как зачарованный: он был покорен с первой же минуты настолько, что с трудом вспомнил код своей карты, когда настал момент платить. А на следующий день вернулся, уже один, чтобы пригласить ее выпить где-нибудь по рюмочке. Она согласилась только на чашку кофе в соседнем бистро, но там они обменялись номерами телефонов, – вот так и начался их роман.

– Знаешь, я сказала девочкам, что нам, наверное, придется уехать из шале, – сообщила Клеманс.

– И что они?

– Обе заплакали. И я вместе с ними.

– Дорогая, ну мы ведь обо всем уже переговорили.

– Не обо всем. Я прекрасно вижу, что Виржил огорчен, хоть и молчит. Конечно, он предоставил нам свободу действий, но я уверена, что для него это огромная потеря. Да, честно говоря, и для нас тоже.

– Почему? Ты что – боишься заскучать со мной и девчонками? Я ведь знаю, что у Виржила всегда полно разных забавных больничных историй и что он обожает наших девочек; знаю, что тебе очень приятно его общество, но…

– Люк! – воскликнула Клеманс, резко отстранившись от него. – Вот единственная вещь в мире, которую я не хочу слышать от тебя!

Он не сразу понял, в чем дело, и только миг спустя догадался, чтό она имеет в виду.

– Ой, прости… – пробормотал он. – Ты не подумай, что я ревную, это совсем не так… Извини, я круглый дурак! Нет, я вовсе не ревную к Виржилу и жалею только об одном – что это он спас тебя от Этьена, а не я. Как бы мне хотелось самому помочь тебе, стать твоим героем-спасителем! Но судьба распорядилась иначе: им оказался Виржил; мне это жутко обидно, но он тебя вызволил из беды, а это главное.

Клеманс успокоилась и даже улыбнулась ему, а он продолжал:

– Как бы то ни было, а Виржил относится к тем людям, которые всегда оказываются в нужный момент в нужном месте. Он и в лицее был точно такой же. И все же я никогда не завидовал ему. Наоборот, радовался его успехам – у девчонок, на экзаменах. Он великодушный, честный, смелый, я ему верю безраздельно. И вот доказательство: его бескорыстное отношение к этой проблеме – продаже нашего шале. Мне даже просить его не придется – Виржил откажется от него, если мне будет нужно, и не попрекнет ни единым словом, хотя привязан к этому дому всей душой. Кто бы на такое решился?! Честно говоря, он не просто мой лучший друг, он мне как брат, тем более что у меня нет родных братьев или сестер. Но…

– Ах, значит, все-таки есть какое-то «но»?

– Есть: я часто спрашивал себя, почему ты влюбилась в меня, а не в него?

– Откуда у тебя этот комплекс неполноценности? – иронически спросила Клеманс. – Разве я сравниваю себя с Филиппиной? Разве считаю себя ничтожеством, потому что не имею всех ее дипломов? Вовсе нет! И пусть она на десять сантиметров выше меня, пусть одевается намного дороже, что из этого? Я чувствую себя самой красивой женщиной в мире, когда ты на меня смотришь!

Люк радостно рассмеялся и снова обнял Клеманс. Она понимала причины его неуверенности, но он впервые заговорил о Виржиле так, будто сравнивал себя с ним, будто все достоинства, которые он признавал за своим другом, беспокоили его или пробуждали в нем ревность. Неужели он настолько подозрителен? Клеманс боялась даже мысленно допустить такую возможность. Значит, ей теперь придется следить за реакциями мужа, не слишком часто улыбаться Виржилу? О, только не это, – она ведь поклялась себе, что больше никогда не попадется в эту ловушку! Господи, ну почему все так изменилось, почему Этьен вернулся сюда, возник из прошлого, чтобы всех их свести с ума?! У Клеманс сжалось горло, она почувствовала, что вот-вот расплачется, и, зажмурив глаза, прижалась лбом к груди Люка, чтобы он не заметил ее слез.

Себастьен с удовольствием вдохнул дым своей сигареты, не спуская глаз с Виржила.

– Ну, давай рассказывай, старина… Ты же никогда не обедаешь за пределами больницы, это целое событие! Как прикажешь его понимать? Любовное свидание?

Виржил сдержал улыбку – его позабавила проницательность анестезиолога.

– И какое же местечко ты выбрал для сей торжественной трапезы?

– То, где меня оставят в покое.

– Тааак, значит, попался ты крепко! Но мне-то ты можешь сказать…

– И тогда уж об этом узнает все отделение.

– Понятно. Значит, это секрет, и речь идет о женщине.

– А зачем тебе это знать?

– Затем, что ты нуждаешься в мудром совете. Я – прирожденный бабник, а ты уже так давно хранишь верность одной женщине, что забыл, как это делается.

– Ну и храни свой опыт для себя, а я уж как-нибудь справлюсь сам.

– Ага, вот ты и признался! Она хорошенькая?

– Отстань, Себастьен, хватит!

Виржил уже не шутил, ему и в самом деле не хотелось говорить об этой встрече, которой он ждал с таким нетерпением. Взглянув на часы, он дружески хлопнул Себастьена по плечу.

– Ладно, я пошел, а ты смирись: ничего я тебе не расскажу. Вернусь примерно в половине третьего, мне еще нужно заполнить истории болезней. Если будет что-то срочное, позвони мне.

И Виржил направился к стоянке, не оглядываясь на Себастьена, который смотрел ему в спину. Он и в самом деле крайне редко покидал больницу в дневное время, будучи занят либо врачебными, либо административными делами у себя в отделении, и обычно обедал в больничной столовой. А если у него оставалось еще несколько свободных минут, обходил палаты, беседуя с пациентами. Но сегодня все было совершенно иначе.

Он долго крепился, но в конечном счете не выдержал и написал Хлое. Чтобы не ставить ее в неудобное положение – на тот случай, если она не захочет встретиться, – он решил не звонить ей, а послать эсэмэску, тогда ей не придется бормотать неискренние сожаления, чтобы отказаться от приглашения. Два часа спустя, он получил ответ: она согласилась. Виржил поспешил предложить ей дату и место встречи – ресторан «Бушон», на маленькой площади в центре города, рядом со стоянкой.

Когда Виржил вошел туда, в полной уверенности, что явился первым, Хлоя уже сидела за одним из столиков в зале, оформленном под бистро, рядом с монументальной деревянной стойкой.

– Я заставил вас ждать, – огорченно произнес он.

– Напротив, вы очень пунктуальны. Для хирурга это настоящий подвиг…

Она улыбнулась ему – любезно, но довольно равнодушно, и, как только он уселся, сразу приступила к делу:

– Я полагаю, вы хотите обсудить со мной ситуацию с шале? У моего брата как будто нашелся клиент, он ждет его решения, но мы сразу предупредили, что вы и ваши совладельцы еще не приняли окончательного решения. Тем не менее я уже начала подыскивать вам квартиру… Я правильно понимаю, что вы захотите купить для себя какое-то другое жилье?

Виржил, обескураженный этой в высшей степени деловой речью, помолчал несколько секунд и наконец ответил:

– Д-д-да, конечно…

– Не такое большое, не такое удаленное от города и на меньшей высоте?

– Я… я еще об этом не думал.

Хлою явно удивил его ответ: теперь она не понимала причины этого приглашения. А Виржил, ужасно смущенный и чуточку пристыженный, решился наконец рассеять это недоразумение:

– Откровенно говоря, то, что я хотел узнать, не имеет никакого отношения к проблеме жилья, и…

Он запнулся, подыскивая слова. Себастьен оказался прав: любовные шашни действительно не были его сильной стороной. И, решив, что лучше уж действовать напрямую, чем юлить, он выпалил, точно в воду бросился:

– В вашей жизни есть кто-нибудь?