Текст книги "Лед и пламя"

– И ты, разумеется, оплатил ему это развлекательное путешествие? – с иронией произнесла Амели.

– Конечно, нет! Он не поехал туда в качестве туриста, а проходил стажировку в различных хозяйствах, сравнивал различные методы и возможности, изучал рынок алкогольной продукции и текстиля. Да, мне хотелось, чтобы он чувствовал себя более уверенным в тех областях, которыми ему придется заниматься, а не бродил как слепой котенок, натыкаясь на неведомое, как некогда приходилось это делать мне. В мое время все было иначе, специальных знаний тогда было не получить, вот и познавалось все только в процессе самой работы, на практике. Теперь же, с развитием глобализации, все стало иначе, передовые практики внедряются и распространяются очень быстро, за всем нужно поспевать!

Вероятно, он говорил со слишком большим энтузиазмом, поскольку Амели становилась все мрачнее. И хотя Ангус все еще был влюблен в жену, но глупым не был. Он прекрасно понимал, что она задумывалась о будущем собственных сыновей и по возможности постарается ему их навязать. Этой перспективы он боялся больше всего, однако ему следовало быть более дипломатичным, чтобы избежать ссор. Когда Амели бывала чем-то недовольна, она ночью в постели поворачивалась к нему спиной, оставляя его разочарованным, с неутоленным желанием. Ибо он уже вкусил ее тела, привык к удовольствию, которое оно ему доставляло, и не хотел себя его лишать. Слишком долго он жил в воздержании, ведя жизнь вдовца, и теперь в роли «новобрачного» собирался пользоваться удовольствием, которое дарила ему жена, сполна.

– У тебя целых три компании, Ангус. Скотт никогда не сможет управлять ими один, используя передовые методы, это слишком для одного человека. Почему бы тебе не попытаться заинтересовать Джона или Джорджа, например, прядильной фабрикой?

Вопрос застал его врасплох. Фабрика? Помилуй бог, это же было дело Мэри! Никогда Скотт не допустит хозяйничанья там одного из сыновей Амели, он увидел бы в этом оскорбление памяти матери.

– Я предлагаю тебе фабрику, потому что чувствую, что винокурни для нас под запретом! Тем не менее я ношу твою фамилию и тоже Джиллеспи.

– Ты, но не твои дети, – сухо ответил Ангус.

Ответ вырвался сам собой, однако попал точно в цель. Амели испепеляла его взглядом.

– Это потому, что их отец англичанин, ты их отвергаешь, отбрасываешь от себя, да?

– Нет… Я совершенно их не отвергаю. И даже готов предложить им кое-что, что сможет поднять их школьные результаты. Мальчишек следует устроить в закрытый пансион, Амели. Точно так же я поступил и со Скоттом, и он получил там прекрасное среднее образование. Оплата за учебу в таких заведениях превышает все разумные пределы, но я могу себе позволить содержать там всех троих. Можешь считать мое предложение подарком тебе.

Амели все же удалось сдержать гнев, и она возразила плаксивым тоном:

– Я не собираюсь с ними разлучаться. Кроме меня, у них никого нет! Если они уедут в пансион, мы больше не сможем общаться, ведь они будут далеко от меня, от сестры…

– Ваше «общение» обычно сводится к ссорам, и они только мучают сестру.

– Ты слишком суров к ним и упрям к тому же. Так послушай: ни за что на свете я не отправлю их туда, чтобы ты мог от них отделаться. Если у тебя хватило жестокости так поступить со своим сыном, мне все равно, но я – другой человек и не сделаю этого. Я слишком чувствительна, чтобы перенести то, что я все время буду думать о них, что они сейчас, в это время, находятся в холодном интернате, может быть, их разлучили друг с другом, может, несправедливо наказали…

– Их и нужно наказывать, а ты на это не способна.

Он сразу понял, что зашел слишком далеко. Амели выпрямилась во весь рост и смерила его презрительным взглядом.

– Вопрос закрыт, – произнесла она. – Не заставляй меня пожалеть о том, что я доверилась тебе и потащила их за собой в такую даль. Дети для меня – святое. Я сразу тебя предупредила. А теперь прошу мне сказать честно, если я и мои дети – нежелательные персоны под твоей крышей.

– Ну хватит тебе, Амели! Вы все пятеро для меня самые «желательные персоны», как ты сказала, и я каждый день благодарю судьбу, что она свела нас с тобой. Этот дом – твой, и я хочу, чтобы ты чувствовала себя в нем хорошо.

– Тогда перестань меня расстраивать, перестань обвинять моих сыновей во всех смертных грехах, и хватит тебе превозносить своего любимчика Скотта, пока я не начала его ненавидеть.

Чтобы смягчить эти слова, она прильнула к нему, обняла его за талию и поцеловала в губы. Почувствовав ее тело так близко, он мгновенно возжелал ее. Ах, как же он обожал подобные мгновения ее обостренной чувственности, когда она начинала его провоцировать на сладкую любовную игру! Да чем он, собственно, заслужил такое, что настолько прелестная женщина хочет заняться с ним любовью? Он не был ни молод, ни хорош собой, он отлично знал это, однако она, несомненно, получала удовольствие, когда он ее ласкал. Неловким жестом он приподнял ее свитер, расстегнул лифчик и впился пальцами в ее грудь. Закрыв глаза, она издала какое-то сладкое урчание удовлетворенного желания, которое попросту приводило его в бешенство, сводило с ума.

Ему страстно хотелось сделать ее счастливой. Не только удовлетворить физически, но и принести ей счастье, и, может быть, как знать, окончательно изгнать из ее сердца этого проклятого Майкла.

* * *

– Мы имеем право прийти с кем захотим, – повторила Кейт. – С кем-нибудь из родни, с другом, братом, лишь бы рядом был сопровождающий кавалер. Но я никого здесь не знаю.

Взгляд, полный надежды, смутил Скотта, который одарил ее признательной улыбкой.

– С братом? Да у тебя их целых три!

– Я никогда не попрошу их меня сопровождать куда бы то ни было. Они совершенно не умеют себя вести, ты же их знаешь. Ну пожалуйста, Скотт… Это будет очень веселая вечеринка, хотя и под присмотром учителей.

– А переодеваться надо?

– Определенного костюма не нужно, можно выбрать любой. В школе всегда устраивают эту вечеринку в ноябре, но в прошлом году я только что приехала и еще чувствовала себя одинокой, потому и не пошла. На этот раз не пойти будет неудобно, нельзя пропустить. У нас будет накрыт стол, все ученицы принесут с собой какое-нибудь угощение, я, например, попросила Мойру испечь шоколадный торт для нас, а потом начнутся танцы!

– Никакого алкоголя, я полагаю?

– Пиво, да и то только для родителей. Ты можешь вполне считать себя родителем, если учесть твой возраст. Ну пожалуйста, согласись, скажи да…

Она была такой трогательной, что, в конце концов, он уступил. Стоит признать, что ей тоже нелегко далось привыкание к школе, как и к самому Джиллеспи, разве не заслуживало это поощрения?

Как только Скотт дал согласие, Кейт, взвизгнув от радости, прыгнула ему на шею.

– Какой ты выберешь себе костюм? – спросил он. – Переоденешься в эльфа? В Белоснежку? В Робин Гуда?

– Почему не в принцессу?

– Мне кажется, стоило бы проявить большую изобретательность.

Разочарованная, она состроила досадливую гримаску.

– Я поговорю с Мойрой, ведь она будет заниматься моим костюмом. А ты, Скотт, в каком образе ты себя видишь?

– Понятия не имею. Султан? Нет, слишком сложно.

– Вильгельм Завоеватель? – предположила она.

– Естественно, нет. Ведь это он вторгся в Шотландию!

– С тех пор прошла тысяча лет.

– Браво, мадемуазель, как вижу, вы хорошо учились истории. Ладно, я еще подумаю. Когда точно должна состояться вечеринка?

– В субботу, двадцать восьмого.

– Ну и ну…

Дата костюмированного бала совпадала с днем, когда он запланировал встретиться за ужином с родителями Мэри. Но ему так не хотелось разочаровывать Кейт, и он предположил, что встречу с родителями вполне можно отложить на неделю-другую и что вряд ли Мэри на это обидится.

– Ах, женщины! Вы обладаете редким искусством всегда усложнять нам жизнь! – усмехнулся он.

Это явно было сказано в шутку, однако Кейт смутилась, опустив глаза.

– Я тебя обидел? Прости, моя крошка.

Играючи, Скотт взял одну из ее косичек и сделал девушке из нее усы.

– В роли Чарли Чаплина ты тоже была бы очень хороша, а у Мойры наверняка в каком-нибудь шкафу отыщется подходящий котелок.

Улыбнувшись ей напоследок, Скотт быстро ушел, сказав, что у него еще много дел. Оставшись одна, Кейт глубоко вздохнула от досады. За кого он ее продолжал принимать? За десятилетнюю девчонку? Разве он не заметил, насколько она изменилась? Но то, что он согласился сопровождать ее на костюмированный бал, само по себе уже было неслыханной удачей. Скотт будет ее кавалером! Все ученицы ее школы попадают в обморок от зависти! И не собирается она рядиться в клоуна или карлика, ни за что на свете! Наоборот, она предстанет в своем лучшем виде. В платье принцессы или феи и обязательно с высокой прической, которая сразу добавит ей лет, а там, кто знает, может, осмелится и на декольте.

При этой мысли ее щеки вспыхнули. Она ничего не смыслила в способах соблазнения. Ведь с утра до вечера Кейт находилась только в обществе девчонок в школе, а на выходных была со своей семьей. Она никогда и никого еще не пыталась соблазнить. Разумеется, она много об этом читала, смотрела сериалы и фильмы о любви по телевизору, но не была уверена, что способна предпринять то, что делали для этого их героини. Да и если бы она знала, как это делается, разве посмела бы она испробовать эти приемы на Скотте? Меньше всего она хотела оказаться в его глазах смешной, вызвать его осуждение или хотя бы неодобрение. Она просто безумно боялась ему не понравиться, ибо, оставь он ее, она потеряла бы навек самую светлую радость своей жизни, самую большую ее драгоценность. Но, ей-богу, обращаться с ней как с ребенком – в этом было что-то непереносимое!

Кейт подошла к великолепному венецианскому зеркалу, украшавшему одну из стен. Маленькая гостиная, в которой она сейчас находилась, не была такой помпезной и торжественной, как две другие большие гостиные, предназначенные для приемов, и в ней девушке было гораздо приятнее находиться.

Нежная, уютная атмосфера малой гостиной ей очень нравилась, и она втайне надеялась, что мать, которая еще не закончила полную переделку всех комнат, не будет здесь ничего менять. Несколько мгновений она смотрела на свое отражение критическим взглядом: зарождавшийся некстати прыщик на щеке, немного редкие зубы, которые братья элегантно называли «кроличьими зубами», слишком бледная кожа. Интересно, сколько лет ей можно было дать? Вот бы поскорей вырасти, измениться! Когда же, через сколько времени станет она похожей на женщину или хотя бы на молодую девушку? Пока она производила лишь впечатление угловатого и дурно причесанного подростка с этими ужасными косичками! В сотый раз она спросила себя, как, интересно, выглядит эта Мэри? Несомненно, она была великолепна, иначе разве выбрал бы ее Скотт?

– Мэри… – сказала она зеркалу.

Несколько раз Кейт с отвращением произнесла это имя, а потом показала своему отражению язык.

– Ты сама с собой говоришь или репетируешь пьесу? – бросил ей с порога Джордж.

Рядом с ним стоял Филип, и оба они прыснули со смеху. Не оборачиваясь, она в зеркале сверлила их взглядом. Если бы Скотт все-таки отказался ее сопровождать, она бы скорее не пошла на бал совсем, чем тащить туда этих неотесанных болванов. Никто из них не умел себя правильно вести в приличном обществе. И это притом что остальные девочки ее школы только и мечтали, чтобы показать всем своих братьев!

– Я репетирую кое-что о Марии Стюарт, – небрежно обронила она.

Кейт научилась больше не бояться их, по крайней мере, когда она находилась в доме, потому что, в отличие от матери, Ангус, Скотт и Мойра всегда принимали ее сторону.

– Этот Гадкий утенок, похоже, превратился в настоящую задаваку, – усмехнулся Филип.

– Зато вы трое не меняетесь, все такие же хамоватые и ограниченные!

Когда она собиралась выйти, они, стоя на пороге, преградили ей путь, и каждый схватил ее за косичку.

– Тебе не помешало бы получше причесаться…

– Убирайтесь к черту отсюда!

Они по очереди стали дергать ее за косички, заставляя раскачиваться между ними.

– Хватит, больно!

– Давай, давай, маленькая скво, танцуй немного быстрее…

Кейт тщетно пыталась освободиться, натянутая кожа на голове причиняла ей страшную боль.

– Немедленно отпустите вашу сестру.

В соседней гостиной внезапно возникла массивная фигура Ангуса, который направлялся к ним большими шагами. Приказ он отдал спокойно, но его внушительный голос трибуна разнесся по всему особняку.

– Что здесь происходит, вы что забыли, где находитесь?

– Мы просто развлекаемся, – возразил Джордж.

– Странное развлечение. Вам что, больше делать нечего?

Ангус смотрел на них строго, без малейшей снисходительности, и мальчишки украдкой обменялись взглядами. Кейт знала, что они только и жаждали, чтобы позлить отчима, но Джона рядом не было, а без своего заводилы на продолжение у них не хватало смелости. Джон у них был лидером, которому каждый раз удавалось убедить мать в своей невиновности.

– Займитесь чем-нибудь поумней. А ну, пошли!

Джордж на мгновение заколебался, но, в конце концов, покорился, вышел и потянул за собой Филипа.

– Спасибо, – пробормотала Кейт после их ухода.

– Тебе не следует терпеть их пакости, сразу же зови на помощь, если они начнут к тебе приставать.

– Да они, в общем-то, не злые, – проговорила она без особой убежденности.

Не желая дальнейшего развития событий, Кейт надеялась, что Ангус смягчится.

– Не знаю, злые они или нет, но глупые – точно. Не будь они глупцами, они гордились бы тобой и защищали тебя.

Он внимательно посмотрел на нее, потом почему-то спросил:

– Со Скоттом у тебя, надеюсь, все в порядке?

– Со Скоттом? – переспросила она, стараясь сохранить равнодушный вид. – О, Скотт всегда так добр ко мне…

– Ну и здорово.

Резко повернувшись, он пошел прочь тяжелой походкой. Кейт до сих пор не понимала, как ее мать могла влюбиться в такого мужчину, но начинала испытывать к нему что-то вроде уважения, хотя и побаивалась его. С ней он всегда был любезен, поздравлял с хорошими результатами учебы, а порой снисходил до комплиментов по поводу нового пальто или берета. Потребовалось несколько месяцев, чтобы Ангус начал ее по-настоящему замечать, но однажды в воскресенье, когда никто не мог составить ему компанию, чтобы пойти к мессе, даже Мойра, которая не могла оставить включенную плиту, Кейт предложила ему себя в роли сопровождающей. Во время службы он бросил на нее два-три внимательных взгляда, а на обратном пути спросил насчет ее веры. Девушка не была уверена в своих религиозных убеждениях, и тогда он понял, что она вызвалась ему в спутницы исключительно ради него самого. Позабавленный, а возможно, и тронутый этим жестом, Ангус задал ей еще несколько вопросов, так что, в конце концов, между ними завязался довольно оживленный разговор. Впоследствии он никогда не принуждал ее ходить к мессе, хотя и не препятствовал этому, и вообще больше не возобновлял подобных бесед. Скорее всего, он продолжал считать, что это обязанность Амели как матери дать детям наилучшее воспитание, в том числе и религиозное, и она пусть делает это по своему усмотрению. Он никогда и ни во что не вмешивался, это было так, но суровые взгляды, которые он время от времени бросал на мальчишек, говорили о его истинном отношении. Жалел ли он о том, что взвалил на себя заботу о четырех пасынках? Кейт надеялась, что нет, потому что с недавних пор совершенно не желала покидать Джиллеспи. Разумеется, здесь был Скотт, но также и чудесный парк, по которому она могла бродить сколько душе угодно, даже иногда предлагая Дэвиду устроить то там, то тут какую-нибудь новую клумбу или грядку. А еще этот чудесный вид, которым она могла наслаждаться из беседки, куда часто поднималась, любуясь морским берегом и постепенно укротив боязнь высоты. И потом, благодаря Мойре в особняке создалась своего рода семейная атмосфера. Зимними вечерами на кухне царило благодатное тепло, а из духовки по дому распространялись соблазнительные ароматы. В конечном итоге здесь, в шотландской глубинке, Кейт обрела то, чего ей так не хватало после развода родителей. И потому что своим идолом она сделала Скотта, ей временами удавалось забыть о полном равнодушии к ней матери.

Решительным жестом девушка сняла резинки с косичек, расплела их и с наслаждением встряхнула распущенными волосами.

* * *

Амели пришлось еще раз перечитать письмо Майкла, настолько оно ее ошеломило. Но прежде она пошла и заперла дверь спальни на ключ. Вообще-то, Ангус должен был вернуться еще не скоро: ранним утром он отправился на охоту с парой винтовок, двумя охотничьими ружьями известной фирмы «Верней-Каррон», которые и были причиной его поездки во Францию. Купил он их в Сент-Этьене[9]9
  Сент-Этьен – город и коммуна во Франции, административный центр департамента Луара региона Рона-Альпы.


[Закрыть], прежде чем позволить себе остановиться на несколько дней у друзей в Париже, где и произошла его встреча с Амели. Думая об этом, она каждый раз радовалась тому, что ей удалось тогда схватить удачу за хвост. Она вспоминала, как начала с того, что задала ему пару вопросов о том, какая дичь водится в Шотландии, каковы местные способы охоты, словно ее интересовал этот странный для женщины предмет, пока он не начал поглядывать на нее масляными глазками.

Заперев дверь, Амели вернулась к окну, откуда могла наблюдать за прибытием в парк автомобилей, и надела очки. Почерк Майкла ничуть не изменился, однако на сей раз в тоне письма свозила мрачная ирония.

Ты наверняка удивишься, получив от меня весточку после столь долгого молчания, но теперь наш развод – дело давно свершившееся, и я надеюсь, что все наши ссоры остались позади. Во всяком случае, я говорю за себя, потому что знаю, насколько ты обижена и злопамятна.

Итак, ты снова вышла замуж – за шотландца… Я испытал настоящий шок, когда увидел его фотографию! Да, этот джентльмен явно не Дон Жуан, либо просто-напросто фотограф имел на него зуб. У наших мальчишек, к счастью, славные мордахи, хотя они и не тянут, пожалуй, на красавчиков, и притом они так сильно выросли, что меня это очень обрадовало и даже в чем-то мне польстило. Как жаль, что в галерее этих чудесных портретов не оказалось ни твоего, ни Кейт. Теперь, наверное, ты интересуешься, откуда у меня эти фото, твой адрес и столько подробностей, не так ли? И поскольку мне прекрасно известно, что в компьютерах ты далеко не самый продвинутый человек, то вряд ли ты подумаешь о «Фейсбуке». Зато наши сыновья активно им пользуются и ведут в Сети активную переписку. Пока я не входил с ними в контакт, не хотел этого делать, не посоветовавшись с тобой, но очень скоро, надеюсь, это произойдет.

Насколько я мог сделать вывод из их постов, они не в восторге от своего отчима, шотландца, которого считают деревенщиной, да и саму Шотландию не считают местом, где им хотелось бы жить. А ведь между тем прекрасное поместье сулит им определенную выгоду в жизни, равно как и состоятельность его владельца. С этой точки зрения ты, безусловно, прекрасно выпуталась из тяжелой ситуации и, главное, не стала затягивать с поисками мужа! Женщины в этом плане –   существа замечательно организованные, и мне не стоило долго лить слезы насчет твоей «ужасной судьбы». К счастью, я и не думал этого делать.

Итак, теперь ты – владелица поместья, а наши дети чуть ли не потомственные аристократы… Безумие! И самым безумным является то, что человек, оказывается, способен добровольно обременить себя, и не только материально, четырьмя чужими детьми! Тем более шотландец, ведь шотландцы всегда отличались непомерной скупостью. Твой оказался не злым и не подозрительным, если принять во внимание скорость заключения вашего брачного союза, что сыграло тебе на руку. И все-таки будь настороже, судя по тому, что пишут наши сыновья в Сети, они не собираются меня им заменять и нисколько не нуждаются в его псевдоотцовском руководстве. Я обязательно буду встречаться с сыновьями время от времени, чтобы при необходимости вводить их в нужные рамки, но не стану скрывать, что страшно перегружен на службе. Как и ты, я вступил во второй брак, у меня двое малолетних детей, и моя жена не работает. Живем мы в Париже, куда я вернулся с огромной радостью, если не считать, что там жутко дорогая жизнь, так что не жди от меня ничего в материальном плане, впрочем, что для тебя не так уж и важно, если учесть твое комфортное существование.

Скажи моей маленькой принцессе, что я часто думаю о ней. Стала ли она уже прекрасной или все еще находится в неопределенности подросткового возраста? Главное, не выдавай ее замуж за толстяка, подобного твоему, каков бы ни был его счет в банке!

Целую и не держу на тебя никакой обиды.

Майкл.

Задумавшись, Амели сложила письмо. Прочитав его в первый раз, она испытала шок, а затем вспышку гнева, а тут вдруг расплакалась. Ох нет, она не должна, ведь она же не Кейт! Вот только почему внезапно она ощутила такое сильное волнение, которое просто переполняло ее? Что это? Как назвать это чувство: сожаление, злость или горечь от того, что она когда-то полюбила этого человека? Майкл был ее первой большой любовью, и она подарила ему четырех детей, которых он так желал от нее иметь. Ничуть не сомневаясь в том, что их брак продлится всю жизнь, она погрязла в домашнем быте, не помышляя о том, что когда-нибудь Майклу все это надоест и он будет искать счастья на стороне. Разве думала она, что он осмелится ее бросить в один прекрасный день, словно забыв о том, что она остается с четырьмя детьми. Что, решив начать новую жизнь, он возьмет да и сотрет, словно ластиком, предыдущую. Оставит ее без денег, без поддержки, даже не даст адреса, по которому она смогла бы его разыскать! И когда она, Амели, была в страшном отчаянии, он, оказывается, переживал новую любовную историю! Пока она, скрепя сердце, решала, воспользоваться ей или нет сомнительным шансом связать жизнь с Ангусом Джиллеспи, он уже дарил младенцев, одного за другим, новой супруге. Он тоже не стал тянуть с поисками спутницы, а ведь еще посмел упрекнуть ее в этом. Каким же чудовищем нужно быть, чтобы проявить столько равнодушия к чужой судьбе? Ясно, что никогда никто из детей по-настоящему его не волновал: ни «принцесса» Кейт, ни сыновья. Что касается ее, Амели, с которой он обошелся с немыслимой жестокостью и пренебрежением, так вдобавок он еще и послал ей отвратительное по своему цинизму письмо. Зачем? Был ли он потрясен тем, что отныне она была под защитой другого мужчины и к тому же способной сделать это за такой короткий срок? Разумеется, он предпочел бы знать, что она осталась безутешной, обескровленной, в полной нищете. А ведь между тем она ничего плохого ему не сделала, это он предал ее. При всем том он не сообщил ей своего адреса, следовательно, продолжал оставаться недосягаемым. Ведь даже если Амели и действительно ни в чем не нуждалась, то его дети были вправе предъявить счет своему отцу. Детям нужно было бы как-то объяснять то, что он их покинул, и с глазу на глаз с детьми он не смог бы употребить тот безобразно-ироничный тон, которым было пронизано его письмо к бывшей жене.

Должна ли она показать письмо Ангусу? Нет, конечно же нет. Фразы Майкла содержали обидные инсинуации в ее адрес, то есть намеки на ее заинтересованность в новом браке. Проверив в последний раз, нет ли где на листке или в конверте адреса или хотя бы номера телефона, Амели подошла и бросила все это в камин, где догорали остатки полена. Она подождала, пока письмо охватит огонь, оно загорится, а потом обратится в пепел. Сказать ли ей об этом Кейт, которая все время спрашивает у нее об отце? Она решила передать дочери только, что у отца все хорошо, но что он не пожелал сообщить, где находится. И это будет чистой правдой.