Текст книги "Пламя и кровь"

4

Рождество позволило семье отдохнуть от ссор. Амели держалась приветливо со всеми, и дошло даже до того, что она пригласила Филипа и Малькольма остаться в поместье на праздники. В преддверии рождественского ужина «по-французски» – 24 декабря – она взялась готовить вместе с Кейт (которая почти все уже сделала сама) лосося, фаршированного морскими гребешками и торт «Сент-Оноре»[6]6
  «Сент-Оноре» – торт из круглых заварных пирожных с кремом, назван в честь св. Оноре – восьмого епископа Амьенского, который считался покровителем булочников.


[Закрыть]. В качестве закуски единодушно было выбрано фуа-гра, которое заказали во Франции – оно было доставлено еще за два дня до праздника. Спать легли поздно, после долгих поцелуев и объятий. Поднявшись в свою комнату последним, Дэвид вылил молоко из стакана, предназначенное Деду Морозу, и убрал блюдо с морковью, приготовленное для оленей. Это дети по шотландскому обычаю оставили свои дары под елкой.

Увидев утром 25-го носки, набитые подарками, близнецы радостно завопили и большую часть дня провели в своей комнате с новыми игрушками. На дворе был трескучий мороз, и Дэвид обходил один за другим камины в нижних комнатах, подкладывая в них дрова. Ангус ушел из кабинета и грелся в кухне, где Мойра в это время колдовала над индейкой с каштанами и черным пудингом[7]7
  Черный пудинг – шотландское национальное блюдо из говяжьего ливера, крови и овсяной крупы.


[Закрыть].

– А рождественский торт? – забеспокоился Ангус. – Что-то я его не вижу.

– Потому что он уже давно готов! – ответила она обиженно.

– С толстой глазурью?

– Не меньше сантиметра в толщину, как ты любишь.

– А каким виски ты его пропитала?

– Конечно твоим! Хотя, если бы я выбрала другой, ты бы ничего не заметил, так что не смеши меня.

– А про соус ты не забыла?

– Коньячное масло, да. Я подам его отдельно.

Обернувшись, она ласково ему улыбнулась:

– Нечасто я вижу тебя на своей кухне. Обычно ты сюда не вторгаешься.

– Мне всюду холодно.

Он встал, подошел к окну и, посмотрев на термометр, свистнул сквозь зубы.

– Минус девять, а ночью будет еще холоднее.

– Дэвид уже несколько часов поддерживает адский огонь в столовой, нам будет жарко.

– Можно я выкурю здесь сигару?

– Даже не думай! Это моя кухня, и в ней должно хорошо пахнуть.

Покорно вздохнув, Ангус уселся в одно из потертых кожаных кресел, стоящих по бокам печки.

– А что делает Амели? – поинтересовалась Мойра. – Вчера они с Кейт на целый день заняли мою кухню, а сегодня я ее даже не видела.

От соперничества, которое существовало между Мойрой и Амели за право властвовать на кухне, ничего не осталось. Добившись, чтобы ей установили ее керамическую плиту вдоль стены напротив старинной дровяной печи Мойры, Амели вышла из игры. Она знала лишь несколько рецептов и готовила по ним довольно посредственно. Поначалу она пыталась навязать свои французские блюда, такие, как багеты из белой муки или рубленое мясо пармантье[8]8
  Пармантье – картофельная запеканка с мясом.


[Закрыть], но Мойра упрямо держалась за свои печенья татти[9]9
  Татти – печенье на основе картофеля.


[Закрыть], треугольные блинчики, которые она всегда подавала с сыром, и за свой знаменитый хаггис – фаршированный бараний желудок, который обожали все члены семьи.

– Она сидит на ковре и играет с близнецами! Рождество напомнило ей собственное детство!

Нежность на лице Ангуса красноречиво свидетельствовал о чувствах, которые связывали его с Амели. В конце концов Мойра смирилась с положением дел и даже начала испытывать что-то вроде симпатии к своей снохе – но только лишь если та не нападала на Скотта.

– Тем лучше, потому что у нас с завтрашнего дня будут гостить дети Грэма и Пат.

– Ах да…

Казалось, что предстоящий детский шум-гам уже заранее утомил Ангуса.

– Ты что-то неважно выглядишь, – заметила Мойра.

– Ты же знаешь, я не очень люблю праздники.

Он уселся поудобнее в кресле, откинул голову на спинку и закрыл глаза. Мойра не стала говорить, что несколько дней назад, несмотря на холод, ходила положить цветы на могилу Мэри. Она это делала каждый год, но никому об этом не говорила. Три года назад она столкнулась у кладбищенских ворот со Скоттом, и он тогда выглядел очень смущенным. Без сомнения, он приходил, чтобы рассказать матери, что тоже стал отцом и что ее кровь теперь течет в жилах следующего поколения.

– Куда запропастились Скотт и Кейт? – пробормотал Ангус. – Для Рождества в доме слишком тихо.

– Наверное, у них сиеста. Пользуются праздниками, чтобы отдохнуть.

– Полагаешь? А я думаю, они устроили себе новый медовый месяц.

– Ангус!

– Не жеманься, Мойра! Они молодые, влюблены друг в друга, и если им захочется сделать нам еще одного маленького Джиллеспи, я не буду в обиде. Тем более у нас полно пустующих комнат, так что семье есть где расположиться.

Мойра весело рассмеялась и заглянула в духовку, проверяя готовность индейки.

– Сядем за стол около шести, – решила она.

– А раньше никак? – воскликнул Филип, входя в кухню в сопровождении Малькольма.

Они сняли меховые куртки, повесили их в кладовке и уселись перед печью.

– Мы пораньше пришли с прогулки, потому что на улице жуткий мороз. Холодно, как на Северном полюсе, а если еще и снег пойдет, то мы покроемся льдом! Мойра, твоя индейка так благоухает, что мы не сможем терпеть до шести часов!

– Придется, – возразила Мойра, отстраняя Филипа от духовки. Малькольм оглядел кухню и наконец сел напротив Ангуса, который сердечно улыбнулся ему.

– Это помещение мы могли бы практически бесплатно превратить во дворец! – с энтузиазмом объявил он.

– Молодой человек, я совершенно доволен своим домом, – проворчал Ангус. – Все тут вечно хотят что-то менять! Впрочем, если кому-то здесь не нравится…

– Наоборот! Джиллеспи – волшебное место, вы это сами прекрасно знаете.

– Не преувеличивайте.

– Правда-правда. И поверьте мне: во время учебы я насмотрелся на массу всякой архитектуры и декора – от уродливого до прекрасного.

– Только попробуй что-нибудь переделать в моей кухне! – строго предупредила Мойра.

– Добавим лишь несколько мелочей, – убеждал Малькольм. – Например, журнальную стойку и висячую лампу.

Ангус взглянул на груду газет, торчавшую из плетеной корзины, и скорчил гримасу.

– Ну, разве что это…

– Действительно, освещение здесь оставляет желать лучшего, – заметил Филип. – Учитывая, сколько времени вы здесь проводите, можно было бы создать больше красоты.

– И вправду здесь всегда толчется слишком много народу, и мне это не нравится, – заявила Мойра.

– Вместо того чтобы возражать, лучше признайся, что уже испортила себе глаза за чисткой овощей.

– Красивые светильники на подоконнике добавят уюта, – предложил Малькольм. – А над печью повесим панель с лампочками.

– Панель с лампочками? – хмыкнул Ангус. – Сразу видно, что не вы платите за электричество.

– Это светодиодные, энергосберегающие лампы.

Ангус взглянул на него, молча кивнул и повернулся к Филипу.

– Итак, молодой человек, когда же ты приведешь к нам симпатичную девушку? В Эдинбурге их предостаточно!

Кусая губы, Филип лихорадочно подыскивал хлесткий ответ, но Малькольм его опередил.

– Послушайте, Ангус, вы же знаете, что он не любит девушек.

Не обращая на него внимания, Ангус продолжал:

– Ты хоть пытался?

– Боже сохрани! – яростно возразил Филип.

– Не впутывай сюда Церковь! – загремел Ангус, вставая. – Она против ваших извращенных однополых браков.

– Католическая церковь, но не шотландцы. Напоминаю тебе, что по результатам общественного опроса, шестьдесят процентов высказались за разрешение однополых браков.

– Я голосовал «за», – объявил Дэвид, который незаметно для всех оказался на кухне.

– Ты – разумеется, – рассердился Ангус. – Вечно строишь из себя бунтаря.

Он больше не стал развивать эту тему, опасаясь, что дискуссия станет слишком бурной. В сущности, ему было плевать на это. Он не испытывал неприязни к Малькольму. Ангус видел его первую выставку живописи, куда Скотту удалось его затащить, и он признал наличие у него некоторого таланта. К тому же Малькольм был воспитанным мальчиком, из уважаемой семьи, и с ним Филип, казалось, обрел душевный покой. Но представить их женатыми… Амели никогда на это не согласится! Она не терпела, когда ей противоречили, а ее дети как раз нередко поступали по-своему. Не говоря уже о Скотте, которого она просто ненавидела. Но, по крайней мере, в случае с Филипом Ангус не имел к этому никакого отношения и никак не мог на это повлиять. Невинная шпилька, которую он вставил в недавнем разговоре своему пасынку, была, конечно, лишней и просто отражала его дурное настроение. Да, Рождество делало Ангуса угрюмым, с каждым годом он все больше чувствовал старость, бессилие и тревогу. К счастью, Скотт снова жил в Джиллеспи. И когда последний час Ангуса пробьет, сын естественным образом примет на себя роль главы клана и никому не позволит превратить дом в поле битвы. Это ему предстоит руководить тещей, сводными братьями и заботиться о процветании семьи, не позволяя ей распадаться.

Ангус сел напротив Малькольма, заставив себя улыбнуться.

– Ваши родители не хотят, чтобы вы встречали праздники вместе с ними?

– Они уехали на зиму в Испанию. Моя мать не хочет оставаться на острове Арран во время холодов, а наш дом в Бродике закрыт. Но мы созваниваемся каждый день!

– Они чудесные люди, – добавил Филип. – И всегда очень тепло меня принимают.

Ангус понял, что последнее замечание было адресовано ему – ему и Амели. Если Филипа больше любят в Бродике, чем в Джиллеспи, они будут видеть его все реже и реже. Почти полностью потеряв контакт с Джоном, Амели, конечно, не хотела, чтобы и Филип ее покинул, несмотря на то, что не одобряла его жизненный выбор.

В эту минуту в кухню вошла Кейт в сопровождении Скотта и Джорджа, которые вполголоса о чем-то спорили.

– А где дети? – удивилась Мойра.

– Маме только сейчас удалось посадить их в ванну, она с трудом оторвала их от новых игрушек.

– Амели скоро выбьется из сил, – проворчал Ангус.

– Дэвид отправился к ней на помощь, он обошел наконец все камины. Нам необязательно тесниться в кухне, теперь везде тепло.

– О, спасибо тебе, дорогая, уведи всех отсюда!

Кейт улыбнулась Мойре и прошептала ей на ухо, что накрыла стол.

– Вчера вечером у нас был лиможский сервиз, поэтому сегодня я достала веджвудский, которым ты никогда не пользуешься.

– С темно-синими узорами? И с рогом изобилия?

– Да. Он тебе не нравится?

– Наоборот, он просто великолепен, – прошептала Мойра. – Это был свадебный подарок Ангусу и Мэри, но твоя мать его игнорировала, а теперь его наконец-то все увидят. Только надо обращаться с ним очень осторожно, чтобы ничего не разбить.

– Договорились! А еще я достала хрустальные подсвечники, если поставить их в центре стола, дети до них не дотянутся.

– А какую ты выбрала скатерть?

– Конечно рождественскую! Скотт повесил ветки омелы над каждой дверью и расставил в гостиной настольные игры. У нас будет прекрасный, настоящий шотландский вечер!

Казалось, она забыла о своем французском происхождении, в то время как для Амели это было предметом гордости. Полюбив Скотта, а затем и Джиллеспи, Кейт стала настоящей шотландкой.

– Ладно, – признал Джордж, обращаясь к Скотту. – Я ошибся в своих расчетах, но ведь это не конец света.

– Я считаю, что останавливать ткацкие станки на неделю из-за отсутствия шерсти – это очень плохое решение. Ты должен предвидеть, просчитывать последствия, Джордж. На нас посыпались заказы, а ты оказался к ним совершенно не готов – что может быть глупее!

Ангус пристально смотрел на них, и Джордж, смутившись, отвернулся.

– Дональд согласен остаться до весны, – прибавил Скотт уже примирительным тоном. – Признаюсь, я не планировал платить ему еще три месяца, так пользуйся его присутствием, чтобы разобраться в деле.

– Хорошо, – пробормотал Джордж.

Было видно, что у него нет желания продолжать этот мучительный для него разговор. Кейт почувствовала к нему жалость. При его неуемной гордости он, наверное, был очень уязвлен полученным выговором.

– Сегодня мы празднуем Рождество, – сказала она, беря Скотта под руку. – О делах поговорите в следующий раз.

Удивившись, муж улыбнулся ей и позволил увлечь себя к двери.

– Не делай ему выговоров при всех, – прошептала она.

– О, конечно, прости.

Кейт всегда удивляло, с какой легкостью Скотт соглашался с ней. Он был сговорчив, выслушивал ее аргументы и уступал, несмотря на то что нрав у него был крутой.

– Пойдем посмотрим поздравительные открытки, – предложила Кейт. – Некоторые просто великолепны, я разложила их на столике в гостиной. И сегодня пришло еще две!

По англосаксонской традиции, поздравления посылали на богато разукрашенных и усыпанных блестками открытках, и с начала декабря семья Джиллеспи получила их огромное количество – одна другой краше. Они были выставлены в ряд полуоткрытыми, чтобы была видна подпись отправителя, и Скотт с любопытством изучал эту выставку.

– Какая, однако, фантазия у издателей! Вот эта – более строгая, от кого она?

Он взял открытку в руки.

– Так… От Крейга. Тот самый коллега, зеленоглазый блондин?

– Вот это память! – расхохоталась Кейт.

– Можно прочитать?

– Конечно.

Новогодние пожелания выглядели вполне традиционными, но адресованы они были лично Кейт.

– Крейг хотя бы знает о моем существовании? – спросил он.

– Не валяй дурака, Скотт!

Она взяла открытку из его рук и беспечно поставила на место.

– А какая у него самого семья? – настаивал Скотт. – Женат, дети у него есть?

– Разведен и без детей.

– Все понятно.

– Ничего тебе не понятно. Ревнивец – слеп, неуклюж и неприятен. Я тебе уже говорила, что Крейг – преподаватель и очень милый человек, который облегчил мне жизнь на первых порах, когда я только пришла в школу. С ним я могу говорить о французской литературе. И ничего более. Я ведь не упрекаю тебя в том, что ты любезен со своей секретаршей или бухгалтером, вот и я тоже на своей работе имею право на приятные отношения.

– Да, но ведь ты такая красивая, Кейт, такая соблазнительная, что я уверен: ни один холостяк не может остаться к тебе равнодушным.

– Ну и что? Я-то равнодушна к другим мужчинам! Я люблю своего мужа, своих детей, свою семью, и мне безразлично, что кто-то бросает на меня нежные взгляды.

– Он бросает на тебя нежные взгляды?

В глазах Скотта промелькнул гнев, и это встревожило Кейт.

– Не надо устраивать глупые сцены, – тихо проговорила она.

Скотт уже собирался ответить, но сдержался; однако Кейт видела, каких усилий это стоило, и была ему благодарна. Но все-таки эта короткая размолвка оставила тяжелый осадок. Как Скотт мог сомневаться в ней? Ее любовь была всеобъемлющей, абсолютной, не омраченной ничем, она не могла давать никакого повода для ревности. Сама Кейт никогда не задавалась вопросом, смотрит ли он на других женщин, но, может быть, зря? Мать часто говорила ей, что она неопытна, даже называла ее дурехой, которая витает в облаках. Однако подозрения Скотта, хотя и необоснованные, навели ее на неожиданные мысли. Если он думал, что Кейт способна заинтересоваться другим мужчиной, может быть, он судил по себе?

В глубокой задумчивости она села перед камином, в котором жарко пылал огонь, разожженный Дэвидом. Невинное удовольствие, которое доставила ей открытка Крейга, испарилось, уступив место смутному ощущению вины, хотя никакой вины не было. Она обернулась и увидела, что Скотт смотрит на нее с другого конца гостиной. Кейт выдерживала его взгляд до тех пор, пока он не подошел к ней со смущенной улыбкой.

– Ладно, я был немного несдержан… Не будем больше говорить об этом!

– У меня нет запретных тем, – возразила Кейт.

– Не обижайся, я же извинился.

– О, а я и не поняла, что это извинения!

Он рассмеялся и крепко обнял жену.

– Веселого Рождества, любимая, – прошептал он ей на ухо. – Если бы я уже не был твоим мужем, я бы сейчас попросил твоей руки.

– Вас невозможно оставить даже на пять минут! – возопил Филип. – Поднимайтесь в свою спальню, если вам уж так приспичило, а мы выпьем аперитив без вас.

Скотт оторвался от Кейт, но не выпустил ее из объятий.

– Ты всегда такой язвительный, мой милый шурин!

– Не называй меня так, это ужасно. А вот и ребятишки!

Филип встал на колени, чтобы быть одного роста с пришедшими близнецами.

– Поцелуете меня? – жалобно спросил он. – Вы так хорошо пахнете, обожаю этот запах!

– Он заставил меня купить детский шампунь и моется им каждый день, – заметил Малькольм.

В гостиную вошли Ангус с Амели, а за ними – Мойра и Джордж. Кейт заметила, как бледен Ангус, и знаком пригласила его сесть поближе к камину.

– Тебе все еще холодно? Садись, здесь ты быстро согреешься.

Пока он устраивался в удобном кресле, она пошла к окну, чтобы закрыть внутренние ставни. На улице уже сгустилась ночь, но несмотря на темноту она заметила, что пошел снег.

– Скоро дороги станут непроходимыми. Надеюсь, завтра Грэм не забудет про колесные цепи!

– Он уже купил их, – объявил Скотт. – Грэм очень предусмотрительный и ни за что на свете не откажется от отпуска с Пат. Они уже давно никуда не ездили вдвоем, это пойдет им на пользу.

– А ты сможешь немножко побыть с Томом. Он же твой крестник, но ты совсем им не занимаешься.

– В сутках только двадцать четыре часа, – пробормотал Скотт.

Кейт мгновенно пожалела о своих словах. Скотт постоянно разрывался между винокурнями и близнецами, а еще ему хотелось побыть с ней наедине.

– Я пошутила, дорогой. Пат знает, что ты обожаешь Тома и балуешь его всегда, когда только можешь.

– Ну вот, есть чем утолить жажду! – объявил Дэвид, вкатывая сервировочный столик на колесах.

Амели настояла на том, чтобы кроме обязательного виски подали французское шампанское; присутствовало также ледяное шардоне, в которое можно было добавить каплю шерри.

– Скорее чокайтесь, – объявила Мойра, – моя индейка будет готова ровно через десять минут. Я перенесу ее на стол, а Ангус разделает.

Рождественский вечер шел своим ходом, как всегда, и никто, казалось, на это не ропщет, и только Ангус, тяжело вздохнув, устало откинулся на спинку кресла. Амели и Кейт в это время накрывали на стол, и глядя на них, Малькольм объявил, что сегодня вечером женщины ничего делать не будут.

– Вы все приготовили, теперь отдыхайте!

Он всунул в руки Джорджу поднос, где лежало овсяное печенье и крекеры с мягким сыром и с ломтиками чеддера, а потом вместе с Филипом обошел гостиную, наливая всем аперитив. Скотт и Кейт выбрали шампанское, что очень насмешило Дэвида.

– Какой же ты Джиллеспи! – заметил он Скотту. – Ты же должен быть страстным приверженцем собственного виски!

– Вечер длинный, к тому же я люблю пузырьки…

– Ты предатель, – проворчал Ангус.

Он явно остановил свой выбор на виски, но стакан стоял у его ног нетронутым. Скотт подошел к нему и присел на подлокотник кресла.

– Как приятно видеть тебя в окружении семьи!

– Мне тоже приятно. В конце концов все устроилось, и я очень этому рад. Амели тоже. Ты ее знаешь – она не подает вида, но я уверен, что сейчас она совершенно счастлива. Вот только Джон не приехал…

– Но мы ведь это переживем, правда?

– Ты – разумеется.

– Он совсем не звонит матери, это очень печально.

– Я бы не перенес, если бы такое произошло с нами, Скотт. Чтобы мы настолько стали чужими – ты и я.

– Это невозможно. Мы ведь любим друг друга, правда?

Ангус поднял голову и внимательно посмотрел сыну в глаза.

– Да, – твердо сказал он.

Но его голос прозвучал хрипло, а глаза затуманились.

– Прошу к столу! – объявила Мойра. – Рассаживайтесь, я несу индейку.

Скотт протянул руку Ангусу, и тот тяжело поднялся с кресла.

– Черт возьми, сегодня я чувствую себя просто развалиной…

Он выпрямился и, отказавшись от поддержки Скотта, первым вошел в столовую, а за ним последовала вся семья. Кейт немного замешкалась, объясняя близнецам, что за столом им надо вести себя смирно, зато потом они смогут вовсю веселиться, потому что взрослые тоже будут играть.

Все расселись. Внезапно Ангус побелел и, схватившись за край стола, широко открыл рот, но не издал ни звука; его пальцы судорожно вцепились в скатерть, тело выгнулось, и он опрокинулся назад, перевернув стул и увлекая за собой посуду.

Амели застыла; Скотт вскочил и бросился к отцу. Вошедшая с блюдом в руках Мойра громко вскрикнула и уронила индейку на пол. Она с ужасом смотрела на Ангуса, распростертого на ковре, и на Скотта, который стоял на коленях рядом с отцом.

Пытаясь обойти стол, во главе которого она сидела напротив Ангуса, Амели споткнулась о горячую, жирную индейку. Близнецы, уверенные, что дедушка дурачится, радостно засмеялись, но Кейт поспешила увести их. Посреди общего замешательства Скотт расстегнул Ангусу воротник и ослабил ремень.

– Папа, ты меня слышишь?

Не обращаясь ни к кому конкретно, он громко добавил:

– Немедленно вызывайте «Скорую»!

Взгляд Ангуса остекленел, и Скотт напрасно пытался нащупать у него пульс.

– Он в обмороке? – с трудом произнесла Амели.

Она стояла позади Скотта, словно не осмеливаясь подойти ближе.

Филип захлопнул крышку своего телефона и объявил:

– Мне сказали, что, учитывая состояние дорог, добираться сюда будут долго. Но «Скорая» уже выезжает.

Скотт наклонился над отцом, пытаясь уловить его дыхание.

– Попробуем его реанимировать! – воскликнул Малькольм. – У меня есть опыт оказания первой помощи, я знаю, что надо делать.

Отстранив остальных, он встал на колени напротив Скотта.

– Делай ему дыхание «рот в рот», а я займусь массажем сердца.

Он положил ладонь на грудь Ангуса, накрыл ее другой ладонью и начал считать. Прошло несколько долгих минут, пока они отчаянно пытались вернуть его к жизни, но безрезультатно.

– Пойди к Кейт и помоги ей с детьми, – шепнул Филип на ухо брату. – И скажи, что надежды мало.

Джордж тихо вышел и прикрыл за собой дверь столовой. Мойра, словно окаменев, стояла в стороне, глаза ее были по-прежнему прикованы к Ангусу. Дэвид потерянно смотрел на пропитавшийся соусом ковер, обхватив голову руками. Скотт поднял голову и обменялся с Малькольмом взглядами.

– Продолжаем, – решительно сказал он, понимая, что их усилия напрасны.

Когда через несколько минут Малькольм снова остановился и положил руку Скотту на плечо, тот медленно выпрямился, но остался стоять на коленях совершенно обессиленный. В комнате повисло тяжелое молчание, слегка нарушаемое потрескиванием пламени в камине. Все застыли; казалось, время остановилось. Скотт озирался вокруг себя, пытаясь что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова. Кейт наклонилась и осторожно коснулась его затылка.

– Все кончено, – с трудом произнес он.

– Нет, нет! – вскрикнула Амели за его спиной. – Сделайте же что-нибудь, попробуйте еще!

В ее голосе звучал ужас, граничащий с истерикой.

Кейт оставила Скотта и обняла мать.

– Мы больше ничего не можем для него сделать, мама.

Скотт и Малькольм наконец встали – вид у них был удрученный и потерянный. Из скромности Малькольм отошел в сторону, но Амели, вцепившись в Кейт, отказывалась подойти ближе. Дэвид, шагнув к Ангусу, пробормотал:

– Мы не можем оставить его здесь…

Он подошел к Скотту и, вопросительно посмотрев на него, добавил безжизненным голосом:

– Может, перенесем его в кабинет? Там большой диван, на котором он любит отдыхать после обеда.

Он не смог сказать «любил» и закусил губу. Скотт молча кивнул, с трудом сдерживая слезы. Он повернулся к Амели, потом к Мойре, ожидая их согласия, но обе женщины, казалось, вообще ни на что не реагировали.

– Ты прав, – ответил он Дэвиду. – Отнесем его туда.

Поднять тело по лестнице не представлялось возможным, тем более и речи не могло быть о том, чтобы положить его на супружескую кровать. Филип с Малькольмом присоединились к Скотту и Дэвиду, готовые помочь.

– Подождите, – вмешалась Кейт. – Не нужно, чтобы это увидели дети. Они сейчас в гостиной вместе с Джорджем, надо закрыть двери.

– Я пойду к ним, – пробормотала Мойра. – Не хочу на это смотреть.

– Позвони в «Скорую», – предложила Кейт. – Скажи им, что теперь нет необходимости мчаться сюда по таким дорогам.

Четверо мужчин терпеливо ждали, склонив головы, затем Скотт кончиком ноги отодвинул осколки разбитого блюда. Он все еще не мог поверить в эту внезапную смерть, чувствовал себя совершенно опустошенным, и даже не способен был думать о том, что последует за этим событием.

– Ну, давайте, – тихо сказал Дэвид.

Они с трудом подняли Ангуса и понесли, стараясь не сотрясать тело. Джордж шел впереди, открывая им двери. Дойдя до кабинета, они переложили Ангуса на диван, и Скотт, после некоторого колебания, закрыл ему глаза, застегнул ремень и сложил руки на груди. Потом наклонился и поцеловал отца в лоб.

– Спи спокойно! – прошептал он.

Все по очереди повторили эти традиционные слова. Скотт не мог отвести взгляд от лица Ангуса, все еще надеясь на чудо.

– Не мог бы ты принести свечи? – попросил он наконец Джорджа. – Просто возьми подсвечники со стола.

– Наверное, надо сообщить его врачу? – спросил Малькольм. – Филип, пойдем позвоним ему.

Оставшись вдвоем, Скотт и Дэвид открыли окна и притворили внутренние ставни.

– Если хочешь, я уйду, – еле слышно предложил Дэвид.

– Нет, давай посидим около него вместе.

Дэвид кивнул, и вдруг у него вырвалось:

– Проклятие, твою мать! Он ведь не был стар, не болел, какого же черта…

Он подавил всхлип, но не выдержал и разрыдался. Скотт отвернулся и украдкой вытер собственные слезы, которые он даже не чувствовал.

– Вот свечи, – объявил вернувшийся Джордж. – «Скорая помощь» развернулась на полпути, врача предупредили – он приедет вечером, чтобы выдать разрешение на захоронение.

Он поставил подсвечники на письменный стол, бросил удрученный взгляд в сторону Дэвида и, не зная, что делать, неловко похлопал Скотта по плечу. Потом собрался незаметно улизнуть, но на пороге столкнулся с Кейт. Она была очень бледна и явно колебалась, не решаясь войти.

– Можно мне его поцеловать напоследок? – несмело спросила она.

– Конечно, входи.

Скотт взял ее за руку и подвел к Ангусу.

– Сейчас он выглядит таким умиротворенным, – прошептала она.

Погладив Ангуса по волосам, она тихо прочитала молитву. Скотт вспомнил, что отец был верующим и регулярно посещал церковь. И только Кейт иногда сопровождала его туда.

– Как твоя мать? – наконец спросил он.

– У нее шок. Думаю, она не захочет входить в эту комнату.

– Даже не простится с ним?

– Она очень боится смерти.

– Наверное, думает, что это ее не коснется! – ухмыльнулся Дэвид и громко высморкался.

– А где близнецы?

– С ними сейчас Малькольм и Филип. Они умеют находить с детьми общий язык.

– Ты им что-нибудь сказала?

– Нет, они слишком маленькие и не поняли бы. Для них все – Рождество.

– Увы, только для них, – с горечью заметил Скотт. – Постараемся оградить детей… О, черт возьми, мне же надо позвонить Грэму!

Он отошел в дальний угол комнаты и достал телефон.

– Я тебе не помешал? – спросил он, услышав голос друга.

– Вовсе нет. Мы рано поужинали и теперь играем в «Монополию», а Том нас того и гляди разорит! А вы хорошо проводите Рождество?

– Нет.

– У тебя какой-то странный голос.

Скотту пришлось собраться с духом, прежде чем он смог ответить:

– Послушай, Грэм, у нас произошло несчастье. Папа… Он… в общем, он умер.

Эти слова ожидаемо отозвались в нем болью, и ему пришлось кусать губы, чтобы унять дрожь в голосе.

– Это произошло меньше часа назад, когда мы садились за стол.

– О, Скотт, как я тебе сочувствую! Но что с ним случилось?

– Думаю, сердечный приступ. Мы все перепробовали, но он так и не очнулся.

– Какой ужас! Разве Ангус болел?

– Последние дни чувствовал себя утомленным. Но никому не жаловался, ты же его знаешь.

– Могу я что-нибудь для тебя сделать?

– Мы справимся. Только, боюсь, что твой отпуск закончился. Атмосфера в доме теперь мрачная, и нельзя, чтобы это сказалось на твоих детях.

– И на твоих тоже! Ладно, меняем планы. Я вернусь завтра, как и планировал, но приеду один, чтобы проститься с Ангусом, а потом заберу близнецов с собой.

– Грэм…

– Ничего не поделаешь, такова жизнь. У нас с Пат достаточно воображения, чтобы придумать детям на неделю разные затеи.

– Я не могу просить у тебя так много.

– Ты ни о чем и не просишь, Скотт, это я предлагаю. Вот и Пат кивает, она со мной совершенно согласна. Нельзя оставлять близнецов в Джиллеспи, это будет слишком тяжело для них и для вас.

Скотт подумал, что ему предстоит хоронить отца на кладбище в соседней деревне, там, где уже давно покоится его мать. Конечно, при условии, что Амели согласится, а в этом он был совсем не уверен.

– Хорошо, я принимаю твое предложение. Но я в долгу перед тобой и Пат. Будь осторожен завтра по дороге.

– Жди меня к одиннадцати. А пока я мысленно с тобой, Скотт.

Он убрал телефон в карман, и Кейт спросила вполголоса:

– Они позаботятся о близнецах, да?

– Да, и даже настаивают на этом.

– Какие же они славные!

Казалось, она успокоилась при мысли о том, что ей не придется притворяться в ближайшие дни, изображая радость.

– Хочешь, я останусь с тобой, Скотт? Если нет, я пойду помогу Мойре. Она пытается навести порядок в столовой, но плачет, не переставая.

– Скажи ей, что я сейчас приду, – проворчал Дэвид. – Ковер, конечно, пропал, но какая теперь разница?

Он по-прежнему стоял около дивана, не в силах покинуть Ангуса. Скотт пододвинул ему кресло и заставил сесть.

– А ты? – спросил Дэвид, озираясь по сторонам.

– Возьму из своего кабинета. Но сначала мне нужно поговорить с Амели.

– Накинь мой пуховик, здесь становится холодно.

Скотт взглянул на окно и кивнул. Пока прибудет представитель похоронного бюро – а он, без сомнения, будет не скоро из-за плохой погоды, да еще посреди череды праздничных дней между Рождеством и Днем подарков[10]10
  День подарков – праздник в Великобритании, отмечаемый на второй день Рождества, 26 декабря, когда семьи упаковывают остатки праздничного обеда и немудреные подарки в коробки и раздают их больным и неимущим.


[Закрыть], сохранность тела будет зависеть от температуры в комнате. Скотт вышел, плотно закрыв за собой дверь. Идя по галерее, он услышал, как смеются его дети, но сейчас этот смех показался ему неуместным. Вероятно, Малькольм с Филипом придумывали для них разные игры, чтобы занять близнецов до того момента, когда им придет время ложиться спать. Остальные члены семьи, скорее всего, собрались в кухне – самом теплом месте в доме. Войдя туда, он увидел, как и предполагал, Амели, которая опиралась на Джорджа, и Кейт, о чем-то тихо разговаривающую с Мойрой. В открытом мешке для мусора торчали осколки блюда, рядом с мойкой лежала индейка. В раковине отмокали тряпки и губки, а на столе беспорядочно громоздились тарелки с угощением, нетронутой праздничной трапезой.

Оттолкнув Джорджа, Амели с беспокойством спросила Скотта:

– Что с нами теперь будет?

– Надо подумать о похоронах. Я возьму это на себя, но хочу узнать ваши пожелания.

Судя по ее растерянному лицу, она не поняла его вопроса.

– Думаю, он хотел бы религиозную церемонию, – уточнил Скотт. – И у нас есть семейный склеп на деревенском кладбище. Если вы не против, то, по-моему, это самое подходящее для него место.

– Кто захоронен в этом склепе?

– Ну… его бабушка и дед, родители и… моя мать.

Амели выпрямилась и резким движением вытерла слезы.

– А где будет мое место, когда придет время?