Текст книги "Генри Смарт, пицца и магические сокровища"

Фрауке Шойнеманн
Генри Смарт, пицца и магические сокровища

Посвящается настоящему Генри

«Кто… владеет… кольцом, того снедает тревога, у кого его нет, того гложет зависть».

Рихард Вагнер, композитор, примерно 170 лет назад

«Я не хочу кольцо – хочу на море! Почему мы не проводим каникулы как все нормальные семьи?»

Генри Смарт, ученик, недавно, в начале школьных каникул

Frauke Scheunemann

Henry Smart. Im Auftrag des Götterchefs

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Verlag Friedrich Oetinger, Hamburg 2017

Published by agreement with Verlag Friedrich Oetinger

© Полещук О. Б., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021

Глава 1
Пицца с салями, трое бандитов и миграционная служба

На самом деле я хотел только заказать пиццу – честно, клянусь! Пиццу с салями и с шампиньонами, экстратонкую и без бортов, с двойной моцареллой. В общем, обычное дело – ну, может, не считая бортов. Поэтому для меня остаётся загадкой, с чего это какой-то двухметровый верзила, войдя со своими дружками в дверь нашего пансиона, применяет теперь ко мне приёмчик «захват шеи в замок». Но с другой стороны – попробуй-ка мыслить ясно, когда висишь в этом захвате вверх тормашками.

Я замечаю, что мне постепенно становится худо. Возможно, это из-за исходящего от великана запаха, потому что воняет прямо-таки отвратительно! Разит ли от его тёмных спутанных волос или от грубой, в прорехах одежды, точно не знаю, – зато знаю, что долго в таком положении не выдержу и меня вырвет. Его коллеги выглядят не так дико, точнее – даже вполне нормально, насколько я могу судить, вися вниз головой. Спасите! Спасите! СПАСИТЕ! Я ещё немного рыпаюсь, а потом сдаюсь. Бесполезно. Я зажат так плотно, словно меня закатали в бетон.

Великан что-то рычит остальным – к сожалению, ничего не разберу, ведь рычит он на каком-то языке, которого я до сих пор никогда не слышал. Но похоже, он отдал приказ обыскать мою комнату, потому что тащит меня теперь именно туда, а остальные бандиты распахивают и перерывают все шкафы. Вот только что они там ищут?

Великан яростно трясёт меня:

– На кого ты работаешь? Ну же, говори давай!

– Я не понимаю, о чём вы! Отпустите меня! – в отчаянии кричу я. Разумеется, он меня не отпускает, а, наоборот, трясёт ещё сильнее. В эту секунду ко мне в комнату врывается Хильда.

– Сейчас же отпусти его! – набрасывается она на великана. Тот, вздрогнув, удивительным образом делает то, что ему велела Хильда, – отпускает меня. Или, можно сказать, роняет. Шмяк! Я с размаху приземляюсь на голову и в лёгком одурении остаюсь валяться у ног великана. Тот, наклонившись, шепчет мне на ухо:

– Передай ему, что мы будем действовать быстрее. Мы всегда проворнее его. – Затем он наносит мне кулаком удар в бок, выпрямляется и что-то кричит двум другим психам: что – я опять не понимаю. Не проходит и десяти секунд, как все трое испаряются.

Я на всякий случай немного выжидаю, а потом, встав на ноги, потираю голову, где уже растёт здоровенная шишка. Хильда садится рядом, искоса разглядывая меня со стороны.

– Ай! Что это было, чёрт побери?! – причитаю я. – Или лучше сказать – кто? Ты их знаешь?

Хильда чуть мешкает:

– Я? Э-э-э… нет.

Внутреннее чутьё говорит мне, что Хильда врёт. Я почти уверен, что она знает, кто эти трое чокнутых.

– А что ты сделал, перед тем как они ввалились сюда? – интересуется она.

– Вообще ничего! Я только-только заказал себе пиццу. В службе доставки – их флаер висит на доске объявлений у госпожи Скульдмёллер. «Папина пицца» или как-то так. В дверь позвонили, и я, конечно же, подумал, что принесли мою пиццу. А вместо этого в дом вломились эти придурки и напали на меня.

Хильда, склонив голову набок, хитро улыбается. На носу у неё при этом танцуют веснушки, и своими светло-рыжими волосами она сейчас напоминает мне Пеппи Длинныйчулок.

– Слушай, Генри… на будущее – не заказывай больше пиццу, ладно?

Больше она ничего не говорит. Попросту встаёт и оставляет меня в комнате в полном одиночестве. Ну, супер! Ещё полчаса назад я думал, что эти каникулы будут ужасно скучными, теперь же у меня другое подозрение: боюсь, они будут просто ужасными.

Когда папа четыре месяца назад объявил, что у него появились совершенно потрясающие, супермегафантастические планы на летние каникулы, я было решил, что он забронировал для нас какой-нибудь номер люкс в гостинице прямо в Диснейленде. Я всегда мечтал побывать там. Или курс по сёрфингу на пляже Санта-Барбары. Да хоть бы и две недели в Майами. Но вместо двух недель во Флориде папа решил провести три месяца в Германии. Три месяца! В Германии! И не где-нибудь в крутом большом городе типа Берлина или Гамбурга, нет – мой папочка на полном серьёзе собрался в какую-то дыру под названием Байройт. Причём на всё время. Никогда раньше о ней не слыхал. Пришлось сперва поискать на карте. И вокруг – ничего. Nada[1]1
  Ничего (исп.).


[Закрыть]. Niente[2]2
  Ничего (итал.).


[Закрыть]. Глухомань. Для взрослых это наверняка суперместечко. Милое такое, культура на каждом углу, и природа вокруг – просто мечта, но ближайший по-настоящему большой город находится в двухстах километрах. В общем, сущая катастрофа, особенно если тебе двенадцать и к природе ты совершенно равнодушен. Как и к хорошеньким маленьким городкам.

Я уже так и слышал ехидный смех одноклассников. Все делают что-то крутое – только Генри Смарт в своём репертуаре. Он три месяца проведёт в деревне. Что неудивительно, подумают они: ведь Смарты постоянно на мели. Что поделаешь – творцы. Вернее, творцы-неудачники. Такие на каникулах всегда занимаются всякой тоскливой фигнёй, выискав себе самое беспонтовое место в мире. Особенно покатывалась бы со смеху эта дура Мелисса Эджвуд. Если уж она и едет в Европу, то не в Байройт, а быстренько самолётом в Париж. Или в Рим. Или в Лондон. Или проводит каникулы с семьёй на яхте, или летит на шопинг в Нью-Йорк – но это уж действительно в самом крайнем случае. У меня денег хватает самое большее на летний скаутский лагерь, или мы с папой путешествуем с палаткой.

Короче, я предложил папе просто остаться дома. Как-никак живём мы в Сан-Франциско, а это однозначно самый красивый город в мире. Но отговорить его не удалось. Он хотел, чтобы я наконец познакомился со страной своих предков. Ведь моя мама была немкой. На самом деле мы всегда мечтали втроём махнуть на её родину, но, к сожалению, поехать туда ей уже не довелось.

И вот теперь Байройт. Эта идея пришла папе в голову якобы потому, что там летом всегда проходит гигантский фестиваль. Ну так вот. Вообще-то папа работает художником по гриму в оперном театре Сан-Франциско, а теперь нашёл себе работу на этом фестивале. Летом в оперном театре мёртвый сезон – идеальное совпадение. С точки зрения папы. Уж он-то от своей собственной идеи был в полном восторге.

– Поверь мне, Генри, тебе там понравится. Это же шанс с большой буквы – познакомиться с Германией не в качестве туриста, а, так сказать, «изнутри». Говорят, Байройт просто сказочный городишко, действительно очень красивый! И ты наконец-то сможешь снова говорить по-немецки, пока окончательно всё не забыл. Это будет великолепно!

Глаза его сияли, и я решил ничего больше на эту тему не говорить. Если уж папа что-то вбил себе в голову и так вдохновлён, его всё равно не остановишь. Что ж, значит, скучное лето в Германии. Так я, по крайней мере, думал. Как уже было сказано – ещё за полчаса до этой минуты.

Хильда возвращается в мою комнату. Она живёт в том же пансионе, где и мы с папой. Но не как клиент, а постоянно, поскольку пансион принадлежит её тётушкам и она живёт с ними. Госпожа Скульдмёллер, госпожа Урдман и госпожа Вердан-Димитровски – три пожилые дамы, немного странные, но, впрочем, действительно милые. Они вместе обслуживают жильцов «Ясеня» – так называется пансион. Что случилось с родителями Хильды, мне неизвестно. Она примерно моя ровесница, но на этом общее между нами и заканчивается. Ведь я совершенный миляга, а она, уверен, самая большая вредина в мире. Ну, почти как Мелисса Эджвуд.

Хильда разговаривает со мной лишь изредка, а если да, то с таким видом, будто с трудом меня понимает. Хотя мой немецкий в полном порядке, а американский акцент вполне в пределах допустимого. Время от времени она забавляется тем, что говорит со мной по-немецки очень быстро, и я порой вынужден её переспрашивать. Кроме того, в первый же день она дала мне понять, что считает совершенно дурацкими постеры со знаменитыми американскими футболистами, которые я тут же развесил над своим письменным столом. А ведь она их даже не знает. Бесит, честно!

Однако сейчас она суёт мне под нос сэндвич, видимо, собственного приготовления.

– Вот, – говорит она, – это тебе!

– О, спасибо! – Я очень удивлён. – Как мило!

– Чтобы ты не умер с голоду…

– Ну, мою пиццу ведь когда-нибудь принесут.

Хильда пожимает плечами:

– Мне кажется, про неё ты можешь забыть. Её не принесут.

– Это почему?

– Ну, из-за этих типов.

– Думаешь, они как-то связаны с пиццей?

Снова пожимает плечами.

– Но каким образом? Они что, принципиально нападают на всех, кто заказывает в «Папиной пицце» пиццу с салями? Я вот думаю – не позвонить ли нам в полицию?

Хильда качает головой:

– Нет. – И ничего больше она на эту тему не говорит.

– Но почему? Эй, аллё, это же преступники!

– Не-е, я… э-э-э… – Она лихорадочно соображает. – Думаю, это была миграционная служба. Да, должно быть, так, я уверена.

– Миграционная служба?!

– Да, они… э-э-э… подслушали твой звонок в службу доставки и, учитывая твой акцент, решили, что звонит какой-то нелегальный мигрант. А затем они отследили, откуда звонок, и заявились прямо сюда. Разносчик пиццы их заметил и от страха удрал. С твоей пиццей.

– Чё? – Ничего больше мне в голову не приходит. Это самая идиотская история из всех, какие мне только доводилось слышать. Хильда наверняка выдумала её от начала до конца. Вопрос только – зачем? И почему она не хочет, чтобы я звонил в полицию?

– Но эти типы из миграционной службы говорили вовсе не по-немецки. Этого языка я никогда раньше не слышал. Такого же быть не может, – вставляю я своё замечание.

Хильда усмехается:

– Они явно говорили по-баварски. Или по-франконски. Здесь, в Баварии, так говорят те, кто не знает литературного немецкого. Ты просто не понял.

Да-да, как же! Это точно никакой не франконский. Уверен на сто процентов. Этот диалект, эту забавную манеру говорить нараспев я за последнее время слышал не раз. Но я не возражаю, потому что на те же сто процентов уверен, что Хильда что-то знает и не хочет мне об этом рассказывать. Просто она дура, хоть ты убейся!

Вздохнув, я вгрызаюсь в сэндвич. Надо же – довольно вкусно! С ветчиной, сыром, огурцом, помидором и майонезом. Пока я жую себе, в замке входной двери поворачивается ключ. Я слышу громкие шаги в прихожей: вернулся папа.

Хильда, бросив на меня быстрый взгляд, шепчет:

– Генри, сделай одолжение, не рассказывай отцу ничего про этих типов, ладно?

Я склоняю голову набок:

– А почему?

– Пожалуйста, не делай этого. Будет очень плохо для моих тётушек, если гости станут думать, что на них могут напасть прямо здесь, в «Ясене», понимаешь? Слухи быстро разлетятся по округе, и никто к ним больше не поселится. Я… я обещаю тебе, что это больше не повторится.

Странное обещание.

– Ты этого не можешь пообещать, – недоверчиво замечаю я. Шаги отца приближаются, сейчас он появится у меня в комнате.

Хильда раздражённо закатывает глаза:

– Просто поверь мне. Я клянусь.

Последнюю фразу она зло и ядовито шипит сквозь зубы – так, что меня пробирает озноб. Что-то тут не так. Точно не так.

Глава 2
Тебе столько лет, на сколько ты себя ощущаешь
Во всяком случае, так утверждают взрослые

– Привет, Смарт-младший! Всё хорошо? – протопав в комнату, радостно приветствует меня отец.

– Привет, пап!

Вообще-то отец очень хорошо знает немецкий язык, но мы с ним обычно говорим на английском. Здесь же, в Германии, он хочет общаться со мной только по-немецки, чтобы полноценно пережить German experience[3]3
  Здесь: немецкое приключение (англ.). (Здесь и далее прим. пер.)


[Закрыть], как он называет нашу поездку в Байройт. А уж если ему в голову что втемяшится, переубедить его практически невозможно. Ведь поэтому-то я сейчас и торчу в Байройте!

Стоит ли рассказать папе о нападении? Или Хильда мне потом голову оторвёт? Я бросаю на неё быстрый взгляд. Она в это время с невинным видом заплетает в косу свои длинные светло-рыжие волосы, напевая себе под нос какую-то песенку и делая вид, будто ничего здесь только что не случилось. Затем, взмахнув длинными ресницами, она смотрит на моего отца большими голубыми глазами и нежно выпевает притворно сладким голосом:

– Добрый вечер, господин Смарт!

– О, привет, Хильда! Как мило с твоей стороны, что составляешь Генри компанию!

– С удовольствием, господин Смарт! Я очень рада, что наконец у нас поселился кто-то моего возраста.

Ладно, это уж однозначно такие враки, что даже отец должен бы заметить. Но он лишь приветливо кивает ей, сияя улыбкой до ушей. Ясное дело, он рад, потому что считает, что путешествие в Германию – это бомбическая идея и что я в самое короткое время найду здесь кучу немецких друзей и открою родной стране мамы своё сердце.

Я всегда думаю о маме немного с тоской. Не смертельной и не такой, чтобы тут же разреветься. Нет, это всегда как укол – точно, такое чувство, словно внезапно закололо в боку, если где-то на пробежке забыл о правильном дыхании. Она умерла, когда я учился во втором классе, то есть уже довольно давно, и я давно перестал думать об этом каждый день. Но именно сейчас я задаюсь вопросом, что бы сказала мама, увидев нас с папой здесь, в пансионе «Ясень», с этой странной светловолосой девчонкой и чудачками-хозяйками. Не уверен, что это именно та Германия, которую она так мечтала мне показать.

Но здесь, в Байройте, всё, похоже, вертится вокруг типа по имени Рихард Вагнер, а это маме опять-таки очень понравилось бы. В честь Вагнера здесь отгрохали громадный концертный зал и ставят там оперы, которые он написал. Ничего другого, только его оперы – с ума сойти, да? Мама бы не увидела в этом ничего ненормального – она и сама была большой фанаткой Вагнера. Как и папа, она работала в оперном театре – будучи костюмером, отвечала за костюмы для певцов и певиц. Там мама с папой и познакомились – на вагнеровской опере «Золото Рейна». В этой опере рассказывается о золоте из Рейна, которое крадёт карлик по имени Альберих, а потом велит сделать из него кольцо, придающее ему неимоверную силу. Но оно же приносит и крупные неприятности. И не только ему, но и всем остальным, кто как-то оказывается с этим связан. Об этом рассказывают продолжения «Золота Рейна». В общем, это что-то вроде «Властелина колец». Разве что там довольно много поют. И нет хоббитов.

– Генри? – Хильда толкает меня в бок. Э-э-э, что? Как? Где? – Я хотела спросить: не против ли ты сегодня с нами поужинать?

Я совершенно теряюсь. С чего бы это мне хотеть ужинать с Хильдой? Ну, то есть сэндвич – это очень мило с её стороны, но не стоит так уж преувеличивать с любезностями.

Папа откашливается:

– Где ты витаешь мыслями, мой мальчик? Значит, так, Генри. Сегодня вечером у меня ещё одна деловая встреча. А Хильда предложила тебе поужинать с ней и её тётушками. И ты не остался бы в одиночестве.

– У вас уже представление? – спрашиваю я.

Папа качает головой:

– Нет, до представления ещё далеко. Но у художника-постановщика есть несколько особых пожеланий к гриму, и мы хотели сегодня вечером обсудить их за кружкой пива. В общем, ты как, Смарт-младший? Может, лучше проведёшь вечер в дамском обществе, чем один перед телевизором?

– Ой, да я прекрасно могу и один посидеть, – пытаюсь я отшить Хильду с её приглашением.

– Генри, я буду очень рада, если ты придёшь! – говорит Хильда, сияя улыбкой нам с папой. Господи, вот упёртая! Интересно почему – на самом деле она же меня терпеть не может.

– Ну же, Смарт-младший, ты ведь обычно вовсе не такой застенчивый!

Папа ободряюще похлопывает меня по плечу. Я закатываю глаза. Видно, от ужина с Хильдой и ее тётушками мне не отвертеться.

– Ладно, если уж ты так хочешь… – бормочу я с самым недовольным видом. Пусть не думает, что я сам этого хочу!

– Прекрасно! – ловко игнорирует моё недовольство папа. – Тогда после ужина меня не жди. Я наверняка вернусь поздно. Ложись сразу спать, увидимся за завтраком!

После ужина сразу спать?! Я ведь уже не младенец! Но я не успеваю что-нибудь возразить, как папа в прекрасном расположении духа исчезает в направлении ванной комнаты. Очевидно, перед встречей он собирается ещё принять душ. Вздохнув, я оборачиваюсь к Хильде.

– Во сколько у вас ужин? – интересуюсь я.

Она пожимает плечами:

– Просто спустись в семь часов в большую кухню. – Она разворачивается и без лишних слов выходит из комнаты. Резкая и невозмутимая, как всегда. Представляю себе, что это будет за вечерок!

– Генрих, мой мальчик! Как чудесно, что ты принял наше приглашение! Мы давно мечтали познакомиться с тобой, – приветствует меня госпожа Урдман в большой кухне-столовой на первом этаже «Ясеня». Седая, с морщинистой кожей и высоко поднятыми плечами, над которыми торчит тощая шея, она очень напоминает мне черепаху.

– Генри. Его зовут Генри, тётя Урди, – поправляет её Хильда.

Но пожилая дама, мягко улыбаясь, лишь качает головой:

– Когда-то я знавала одного Генриха, мой мальчик. У него не было детей, не было наследника. Подарить их ему не смог даже его бог. – Она хихикает. – Мы этого не хотели! – Глаза её начинают сверкать, она кивает обеим сёстрам, уже сидящим за столом. Если те и понимают что-то в этом странном высказывании, то вида, по крайней мере, не подают.

Госпожа Вердан-Димитровски встаёт и подходит ко мне. Только сейчас я замечаю, что она, видимо, значительно моложе своей сестры, госпожи Урдман. У неё густые светлые волосы с лёгкой рыжиной, вокруг глаз морщинки от частого смеха. Думаю, она примерно одного возраста с моей учительницей истории миссис Спайкс, к сорокалетию которой мы в прошлом году подготовили маленький спектакль. Очень странно, ведь до этой минуты я мог бы поклясться, что госпожа Вердан-Димитровски дама почтенного возраста. Но, вероятно, я просто никогда как следует не приглядывался.

– Привет, Генри! – Она ласково улыбается мне. – Я рада, что Хильда привела тебя к нам. С гостями ужинать как-то веселее. – Повернувшись к столу, она указывает на пустое место рядом с госпожой Скульдмёллер. – Садись рядом с моей сестрой.

– Большое спасибо, госпожа Вердан-Димитровски, – учтиво отвечаю я.

– Ах, называй меня просто Вера! – откликается она, направляясь к столу.

Я иду следом. Там меня ожидает следующий сюрприз – и я чуть не теряю дар речи: госпожа Скульдмёллер тоже не такая старая, как я думал. Она гораздо моложе. То есть НАМНОГО моложе. Если быть точным, она вряд ли старше, чем студентка. Или старшеклассница. Каштановые волосы до подбородка, ни единой морщинки, на ней джинсы и футболка – несомненно, госпоже Скульдмёллер самое большее двадцать с небольшим. Вот только как такое может быть? Мне что, срочно нужны очки?!

Она протягивает мне руку, я, совершенно обалдев, отвечаю на её рукопожатие.

– Привет, круто, что ты пришёл! Ты непременно должен мне всё рассказать о Новом Свете. Я ведь очень любопытна! – Она смеётся.

Новый Свет? Такого выражения я ещё ни разу не слышал. Из уроков истории я, конечно, знаю, что в Европе так раньше называли Америку, но ведь в наши дни никто так не говорит. Я потихоньку начинаю размышлять, не случилось ли у меня сегодня днём от падения на голову сотрясения мозга и не по этой ли причине мне всё видится таким странным.

Хильда тоже подходит к столу и ставит на столешницу две подставки:

– Так, через две минуты всё будет готово! Фирменное блюдо тёти Урди – жаркое из кабана!

Вечер становится чертовски весёлым. Еда обалденно вкусная – я уплетаю минимум три порции, хотя никогда прежде не ел мяса кабана и вообще с большой осторожностью отношусь ко всему новому. Госпожа Урдман рассказывает истории давно минувших дней, да так увлекательно, словно сама при этом присутствовала. Вера много смеётся и, кажется, необъяснимым образом очень хорошо меня знает. Во всяком случае, то, что ей известны некоторые обстоятельства, меня поражает, к тому же она, похоже, что-то пронюхала и о посещении верзилы. Ну ладно, возможно, об этом ей рассказала Хильда. Вера упоминает о «Папиной пицце» и о том, что я бы очень удивился, если бы познакомился с папой. Но прежде чем я успеваю переспросить, Хильда, тётушка Урди и госпожа Скульдмёллер многозначительно смотрят на неё, и она меняет тему.

Госпожа Скульдмёллер хочет, чтобы я называл её «Скалли». Она как-то смотрела по телевизору один американский детективный сериал, в котором героиню – агента ФБР – звали Скалли, и та ей очень понравилась. Судя по всему, она считает Америку крутой страной. И вообще она очень любопытна и хочет знать всё о моей жизни в Сан-Франциско. Поэтому я немного рассказываю ей о школе и о нашем с папой житье-бытье.

– Ну да, там действительно здорово, – в конце концов говорю я. – То есть я хочу сказать, что Германия, конечно, тоже классная, но… – я чуть медлю, – всё же я с радостью в сентябре вернусь домой.

Скалли разглядывает меня, а затем, улыбаясь, качает головой:

– В сентябре? О нет! В сентябре ни в коем случае.

Я смотрю на неё во все глаза. Что это она сейчас имеет в виду? Я собираюсь её об этом спросить, но в эту минуту в дверь стучат. В кухню просовывает голову папа:

– Привет! Вот ты где!

Я бросаю взгляд на часы. Уже половина первого ночи – быть этого не может! Мне казалось, что я здесь не больше часа.

– Добрый вечер, господин Смарт! – здоровается с ним госпожа Урдман.

– Да, и вам тоже добрый вечер! Или лучше: доброй ночи. Я просто искал Генри. Думал, он уже давно в постели, но, похоже, ему здесь нравится.

– Да, нам было очень весело, – подтверждает Вера. – Но теперь, вероятно, и правда пора в кровать – да, Хильда?

Та закатывает глаза, но ничего не говорит. Я встаю из-за стола и иду к папе.

– Вечер был действительно замечательный! И удивительно вкусная еда! – благодарю я хозяек и вслед за папой выхожу в коридор. Лишь на лестнице, ведущей к нашим комнатам, я замечаю, что на самом деле ужасно устал. Неудивительно: день-то был полон переживаний.

Папа ненадолго присаживается на край моей кровати:

– Смарт-младший, я ужасно рад, что ты, похоже, тоже обзаводишься здесь знакомыми. – Он смеётся. – Но компания довольно своеобразная – девчонка и эти три древние старушки.

У меня мгновенно сон как рукой сняло:

– Древние, говоришь? Ты уверен?

– Ну конечно. Да ты на них посмотри! Всем вместе им наверняка лет за триста. Ну ладно, может, двести пятьдесят. Они выглядят так, словно прожили долгую насыщенную жизнь. Не важно, в любом случае они очень привлекательные старушки, повезло нам с пансионом. Так, а теперь спокойной ночи!

Поцеловав меня, он уходит к себе в комнату.

Разумеется, эта ночь у меня вовсе не спокойная. Мне снятся верзилы, которые пытаются расправиться со мной, службы доставки пиццы, которые так ничего и не доставляют, и пожилые дамы, которые неожиданно выглядят как молодые. Или наоборот.