Текст книги "Янтарная Цитадель"

– К вершине? – спросил Руфрид.

Линден кивнул. Сердце подсказывало ему, что этот путь верен. Перед глазами вставала картина – бейновы конники рысят по дороге, и перед одним из солдат в седле горбится усталая и несчастная Имми, – и в груди вспыхивал гнев.

Склон оказался круче, чем виделся издали. Путники проходили или лугов, где паслись овцы и козы, мимо маленьких рощиц. Трава блестела росою. Линден понимал, что башмаки и штаны его давно промокли, но уже не чувствовал неудобства, и не видел окружающих красот.

По мере подъема им открывался вид на запад. Скальд скрывался за холмом, и отсюда видны были лишь стекающие со склона изумрудные луга, раскинувшиеся не на одну милю, а к западу, милях в двух-трех, раскинулся до самого горизонта густой и мрачный лес.

К седловине они поднялись за час. Вершина оказалась плоской и обширной. По левую руку когда-то рос сосняк, но теперь от него остались только пугающе голые пни. Потом Линден увидел ограду – стену из грубо обтесанных бревен высотой самое малое в полтора человеческих роста, и увенчанную чем-то блестящим.

Сердце юноши заколотилось.

– Дошли, – прошептал он сухими губами.

– Стой! – Руфрид ухватил его за плечо. – Оградка, смотри, какая. Похоже, кто-то не хочет, чтобы через нее лазили.

Внезапно Линден увидал, что блестит по верхнему краю забора. Это были осколки стекла.

– Антаровы ядра… – выдавил он.

– Солдатский лагерь – это солдаты, – продолжал Руфрид. – Солдаты носят мечи, копья и луки. Бейн и его команда не церемонились, когда набирали рекрутов. Этак нас всех убить могут.

– Обязательно мне все разжевывать, как придурку? – огрызнулся Линден.

– Никто не разжевывает, – обиделась Танфия. – Но надо быть осторожными.

– Ну, отбивать ее силой было бы неумно, нет? – бросил Линден. Придется торговаться. Скажем, что у нее мать заболела, или еще что. В конце концов, обменяем.

Руфрид вздохнул. Под глазами его висели мешки, и весь он был обмякший, грязный, растрепанный.

– На что? На безногого пони?

– Пусть они лучше меня возьмут, чем ее. На меня!

– Это – через мой труп: – мрачно пообещал Руфрид. – Ладно, сейчас узнаем, чего стоил этот дурацкий поход.

– Так и будем стоять столбами, или посмотрим поближе? – спросила Танфия.

От волнения забыв об усталости, путники подошли к ограде и принялись заглядывать во все щели. Внутри виднелись угловатые черные тени на траве. Шатры.

Ни движения, ни звука, кроме птичьего щебета и далекого блеяния овец. Осталось лишь несколько палаток, вяло хлопающих промасленными пологами, но на траве остались бурые круги там, где стояли остальные. Разочарование и горе захлестнули Линдена.

– Нет! – выдохнул юноша, опускаясь на колени. – Тут никого нет! Они уехали! Они забрали ее!

Танфия потянула его за руку.

– Ну же, Лин! Не сдавайся! Мы знали, что это выстрел вслепую. Если мы выясним, куда они направились, то еще сумеем догнать их!

Глаза Линдена жгло, в голове стучало. Юноша тяжело поднялся и потянул за собой упирающегося Огонька, который уже пристроился попастись. Путники двинулись вдоль ограды – сотня шагов до угла, завернули и на полпути до следующего угла наткнулись на ворота.

Отсюда голая земля на месте лагеря видна была совершенно отчетливо. Путники застыли в воротах. Танфия отвернулась; Линден понял, что она плачет, и не хочет показывать товарищам своих слез. Юноше и самому хотелось рыдать в голос.

– Э-эй!

Оклик застиг их врасплох. Из домика сразу за воротами вышел человек – крепкий, мускулистый мужчина средних лет, одетый, как решил Линден, в самую простую солдатскую форму: темно-зеленые штаны, светло-бурая льняная рубаха и зеленый мундир с вышитыми на плече золотыми деревом и годовым колесом.

– Утречко доброе, – приветствовал их солдат, подходя. Оружия при нем не было, да и на вид он был незлым. – Чегой-то ищем?

– Мы идем в Скальд, – тут же вступила Танфия, – и по пути встретили человека, который просил передать весточку сыну сюда, в лагерь.

– Э-э, так вы опоздали. Уехали все.

– Это мы видим. А когда… – Голос девушки дрогнул, и она прокашлялась. – Когда они уехали?

– Пять дней тому обратно.

– Пять дней! – воскликнул Линден, не успевший сдержать себя.

– И.. в Париону, значит, уехали?

Солдат фыркнул.

– Коли повезло. Иль в Париону, иль на рудники.

Слово ударило Линдена под ложечку.

– Какие рудники?

– Слушайте-ка. – Солдат подошел поближе. – Вы тут не первые. Все родня приходит, кто повидать своих, кто домой забрать. Вы уж не взыщите, но таков царский указ, таков закон, и тут ничего уж не поделаешь. Дам вам по дружбе совет: для начала, регистат таких вещей не любит, а я его с минуты на минуту жду – лагерь придет осматривать. А во-вторых, со дня на день мы ждем новой волны набора, так что если не хотите попасться, я бы на вашем месте уносил отсюда ноги.

Линден смотрел на него совершенно безумными глазами. Танфия тянула его за рукав.

– Пошли. Послушаем его. Отдохнем и решим, как быть дальше.

Убитый горем, Линден побрел за ней вдоль ограды.

– Пять дней? – прошептал он. – Я не понимаю. Как они могли нас так обогнать?

– Легко, – ответил Руфрид. – Они-то все конные. Мы ползли улитками, да вдобавок проходили две мили на их одну, потому что не знали дороги. Если рекрутов из каждого местечка Бейн прямо отсылал на Афтанский Рог, они были готовы ехать, как только привезли Изомиру. Излучинка в его списке стояла последней. Имми не провела здесь и дня.

Линден промолчал. У него не осталось сил даже плакать.

Когда они дошли до угла ограды, из неглубокой лощины показались всадники – четыре человека на гордых гнедых конях, трое в кавалерийских мундирах, и четвертый – в простом, ладного покроя синем камзоле. Линден узнал его. Это был Бейн.

Чиновник придержал коня. Его пухлое лицо пошло морщинками, оценивающий взгляд отвердел.

– Что за притча? Я тебя знаю. Я вас оч-чень хорошо запомнил.

– Проклятье: – прошептала Танфия.

Бейн подъехал к Линдену и наклонился в седле.

– Что-то ты не так хорош, как мне помнится. Ничего, отмоешься. Собирался присоединиться к своей подружечке? Если бы царь повысил квоты раньше, я бы мог принять добровольцев. Есть у меня для вас хорошая новость – теперь я могу вас всех записать, коли охота припала. А есть и плохая – при том, что окажешься ты, куда пошлют, едва ли ты увидишь ее снова.

Бейн неслышно, глумливо расхохотался. Линден оставался неподвижен. Потом чиновник выпрямился и махнул своим людям.

– Взять их!

И тогда Линден сорвался. Усталость, унижение и разочарование слились в потоке гнева, и сознание юноши помрачила черная пелена.

– Ты ублюдок! Ты забытый Богиней ублюдок!

Танфия с ужасом слышала, как срываются с уст Линдена гневные слова. Оскорбление считалось одним из самых страшных, оно подразумевало того, кто отрекся от Богини, лишившись тем самым матери. Лицо Бейна потемнело от гнева, но прежде, чем регистат шевельнулся, Линден рванул его за лодыжку с такой силой, что вырвал чиновника из седла.

У Танфии перехватило дыхание. Руфрид с криком «Бежим!» подтолкнул ее на спину Огонька. Бейн нелепо болтался между землей и лошадиным брюхом, застряв одной ногой в стремени и цепляясь за гриву, покуда один из спутников не помог ему вернуться в седло. Это дало беглецам лишних пару мгновений. Танфия одновременно давала Огоньку шенкелей и пыталась затащить в седло Линдена.

Тот, слава богам, не сопротивлялся. Потрясение едва не лишило его рассудка, но он изо всех сил цеплялся за Танфию, покуда Огонек галопом мчался вдоль ограды, а потом через луг, вниз по склону. Руфрид бежал у стремени, отругиваясь между судорожными вдохами.

– Спасибо… Линден… придурок ты клятый…

– Он не виноват! – воскликнула Танфия.

Конники устремились следом. Ясно было, что они могут за минуту догнать беглецов, но покуда они скакали неторопливым галопом, лишь бы только не отстать.

– Для них это игра, – выдавила Танфия. – Пытаются нас измотать.

– Они загонят бедного Огонька, – в отчаянии воскликнул Линден. – Все без толку!

– Ну нет! – рявкнул Руфрид. – Туда!

Они понеслись в сторону леса.

Огонек старался изо всех сил, но, утомленный, он не мог состязаться с кавалерийскими конями. У Танфии от ужаса пересохло в горле и сосало под ложечкой. Линден цеплялся за ее пояс мертвой хваткой. Позади стучали копыта, все ближе и ближе.

– Бесполезно, – процедил Руфрид. – Вы бегите.

В нескольких шагах от опушки он остановился. Обернувшись, Танфия увидела, как Руфрид накладывает стрелу на тетиву. Стрела описала в воздухе плавную дугу и с глухим чмоканьем ушла в грудь регистата.

Бейн хрюкнул, согнулся пополам и выпал из седла.

– Боги, он его убил! – выдохнула Танфия.

– Вперед! – гаркнул Руфрид, бросаясь вслед Огоньку.

Преследователи остановились. Смутная надежда Танфии украсть лошадь Бейна развеялась, когда один из кавалеристов подхватил коня под уздцы, в то время как другой склонились к упавшему. Оставшийся схватился за самострел.

Мимо просвистела пара дротов, а потом Огонек скрылся среди деревьев, чуть не скатился по крутому склону овражка, перепрыгнул ручей и едва не упал, запутавшись в густом подлеске. Только здесь он перешел на шаг и опустил голову. Бока его ходили как кузнечные меха. Руки Танфии намокли от конского пота.

– Слезаем, – скомандовал Линден. – С него хватит. Бедняга…

Оба спешились. Коня повел Линден. К ним присоединился выломившийся из подлеска Руфрид. Вокруг теснились кривые стволы невысоких деревьев.

– Погони не будет, – проговорил Руфрид, пытаясь восстановить дыхание.

– Ты уверен?

Нагнув голову и присмотревшись, Танфия могла разглядеть преследователей, стоявших, как прежде, в нескольких шагах от опушки. Те мрачно взирали на лес, покачивая головами. Тело Бейна перекинули через круп его коня. Прошло несколько минут, и солдаты двинулись прочь.

Танфия обнаружила, что ее трясет, и укусила себя за руку, чтобы не разрыдаться от ужаса. Миг слабости прошел, и она смогла вздохнуть.

– Лин? – спросила она дрожащим голосом. – Ты как, в порядке?

– Нет, не в порядке, язви меня в душу! – Линден буравил взглядом землю. – Жаль, не я его подстрелил!

– Пошли, – позвал Руфрид. – Надо углубиться в лес, чтобы нас уж точно не нашли.

– Почему они не пошли за нами? Я была уверена, что уж двое-то погонятся.

Путники медленно брели, пробираясь меж тесно растущих стволов, сквозь многолетние завалы палой листвы. Руфрид мрачно покосился на девушку.

– Ты не поняла, куда нас занесло?

– В какой-то дурацкий лес.

– Это лес Ардакрии. Вот почему они не полезли за нами.

Танфия похолодела. Даже увиденное на карте название вселяло в нее страх. Никто не заходил в лес Ардакрии; пуща эта пугала неосторожных, в ней селились безымянные твари, о которых даже самые жуткие из элирских сказаний говорили обиняками, дабы не призвать ненароком. Во всяком случае, так слышала девушка.

– Очень смешно!

– Я не шучу. Только не надо суеверных страхов, Тан. Эти байки нас защитят. А защита нам пригодится.

– Теперь, когда мы убили человека?

– Мы? – каким-то странным тоном переспросил Руфрид. – Это сделал я.

– Коли поймают, винить будут без разбору.

– Тогда не будем ловиться, – резко заключил Руфрид. – Надеюсь, они тоже верят, что этот лес кишит упырями и чудовищами.

– А если они правы? – воскликнула девушка.

– Ничего тут нет страшного. Это все просто сказки.

– Ничего ты не понимаешь, – сквозь зубы процедила Танфия. – «Просто сказок» не бывает.

Несмотря на все страхи, в лесу не было ничего пугающего. Жаркое солнце пробивалось сквозь начинающую золотиться листву. Сверхъестественный ужас начал понемногу забываться. Может, Руфрид был прав, и только накопившиеся за века байки сотворили чудовищ там, где их отродясь не было. Быть суеверной просто глупо; в конце концов, это она всегда утешала трусишку Имми. А лес казался таким теплым и уютным! Разве что толстый слой палой листвы и тесно сбившиеся стволы делали его слишком уж душным, жарким, обволакивающим.

– За нами кто-то следит, – проговорил Линден, вырвав девушку из раздумий, грозивших перейти в дрему. Они шли уже третий час.

– Что? – вскрикнула Танфия.

Путники остановились, вглядываясь в чащу. Тишину нарушал только шорох облетающих листьев. Даже птицы молчали.

– Нич-чего тут нет, – выдохнул, наконец, Руфрид. Голос его прозвучал неестественно громко.

– Хватит, – решила Танфия. – Привал. Лин, тебе уже от усталости мерещится всякое.

– Я не хочу останавливаться, – безучастно проговорил Линден. Казалось, отчаяние опьяняет его.

– Братец, у тебя выбора нет, – подбодрил его Руфрид. – Если бы за нами шли, то уже догнали бы. Так что покуда мы в безопасности. Как только набредем на поляну, падаем и засыпаем на месте.

Вскоре они нашли стиснутую деревьями голую низинку. Там и решили устроить привал. Танфия так устала, что готова была задремать не то, что в заколдованном лесу, а и на бейновом пороге. Листвы в лощину нанесло немного, под ней была голая земля – темная, мягкая, торфянистая. Огоньку нашли поросший травой скат. Сами путники перекусили хлебом, запивая его сидром, потом закутались в плащи и устроились спать.

Танфия еще несколько минут лежала с закрытыми глазами. Перед ее взглядом вновь вставали картины пройденного пути. Вновь и вновь падал из седла Бейн, и девушка еще успела подумать «Мы убили его, теперь мы убийцы, они придут за нами…», прежде чем благословенное забытье поглотило ее.

Бороться она начала еще во сне. Ей снился жуткий кошмар – она не могла вздохнуть. Ужас выталкивал ее из сна, но чем больше она пробуждалась, тем ей становилось страшнее. Злые зубки покусывали ее за темя, голова и плечи лишались опоры и проседали. Что-то тянуло ее за волосы, волокло вниз, в могилу, комки земли скатывались на щеки…

В панике Танфия попыталась вскочить, но волосы ее застряли намертво, и она едва не выдернула их с корнями. Вокруг было темно, и по коже бегали сотни крохотных коготков. В земле вокруг ее тела что-то торопливо шебуршилось.

Девушка попыталась вскрикнуть, но торф набивался в рот. Земля смыкалась над лицом, а тело уходило все глубже. Она задыхалась. Она тонула в земле.

Глава шестая.
Янтарь и мгла

Изомира стояла на длинной платформе, закутавшись поплотнее в плащ и дрожа скорее от волнения, нежели от холода. Несмотря на окружавшую ее толпу, она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой. Висевшая на столбе лампа покачивалась на ветерке, освещая только макушки и оставляя в тени лица.

Позади находился мрачный амбар, где ожидающим давали еду и горячий травяной отвар с медом. Впереди была длинная крытая повозка, запряженная двумя тяжеловозами. Восемь ее колес опирались на рельсы, уходящие в темноту двумя серебряными ленточками.

До этого дня Изомира никогда не видела подобного экипажа. Длиной он был шагов пятнадцать, по обеим сторонам в деревянных стенках были прорезаны окошки, закрытые ставенками – никаких стекол. Тяжеловозы были рослые, караковой масти, большеухие, толстошеие и крепконогие. Они нетерпеливо били копытами в утоптанную землю между рельсов. Кучер сидел на пристроенном спереди облучке, закутавшись в меха и придерживая поводья в ожидании команды.

В нескольких шагах за повозкой стояла еще одна, а дальше – третья. Изомира уже пронаблюдала, как укатываются в ночь три подобных экипажа. Сейчас пришла ее очередь.

– Хитро удумано, – произнес голос над ее плечом.

Оглянувшись, Имми увидела здоровенного, медведеподобного парня. Таких, как она, из него можно был двух накроить, а отблеск в его сонных глазках под густой и курчавой черной шевелюрой ее напугал. Она бы и хотела отделаться от нежданного собеседника, да не знала, как.

– Что?

– Повозку на рельсы поставить. Лошадям, глядишь, и тащить легче.

– О…

«Мне все равно, – подумала она, отстраняясь. – Я домой хочу».

– Следующие! – гаркнул стражник. – Не торопитесь. Места всем хватит. Отхожее в заднем конце. Завтракать будете в Маннанете.

Изомира вместе с другими рекрутами ждала, покуда не выкликнут ее имя, прежде чем вскарабкаться по крутой лесенке в фургон. Внутри рассаживаться пришлось на двух скамьях, друг напротив друга, так что колени сидящих едва не соприкасались. К своему расстройству Имми обнаружила, что человек-медведь расселся напротив нее. Большая часть рекрутов, как и она сама, была совсем юна и очень расстроена. Четверо стражников – женщина и трое мужчин – вошли последними, заняв места у печурки в дальнем конце. Сейчас огонь не горел, но Имми уже начала задумываться, а много ли будет от печки толку, когда похолодает.

Старший стражник, мужчина лет пятидесяти, не слишком страшный и нимало не озабоченный своими подопечными – со стуком задвинул засов и крикнул кучеру, что можно отправляться. Вагон качнулся, трогаясь с места, подвешенные под потолком лампы закачались, и вместе с ними заметались по стенам тени. Изомира вцепилась в скамью. От страха у нее закружилась голова. Скрипя и содрогаясь, повозка двинулась в ночь.

Вскоре мельтешение теней унялось. Тяжеловозы двигались мерной рысью, а вагон катился намного ровнее, чем обычные экипажи, но от потряхиваний и качки у Имми вскоре заныли кости.

Трудно было избежать взглядов сидящего напротив парня. Изомира пыталась глядеть в стену, в потолок, в пол, но всякий раз, как ее взгляд падал на медведеподобного, она замечала, что он не сводит с нее глаз. Она вздрогнула, чувствуя себя ужасно неловко. Попробовала закрыть глаза, но сон не шел, и только перестук колес становился слышней и страшней.

– Ничего себе! – проговорил светловолосый юноша, сидевший рядом с «медведем». – Никогда такого не видел.

– Должно быть, царь очень мудр, раз придумал такую повозку, – заметила темноволосая соседка Изомиры. – Но я б лучше сидела дома, рядом с любимым. – При разговоре она вертела в пальцах изящный медальончик из белого опала.

– А я – нет. Хочу посмотреть Париону. Меня зовут Лат.

– А меня – Серения.

Молодежь вокруг Изомиры принялась переговариваться, знакомиться, рассказывать, кто откуда родом. Пытались разговорить и ее, но девушка не могла заставить себя присоединиться. Слишком давили тоска и отчаяние. И все же журчание голосов успокаивало. Кто-то завел старую песню, остальные подхватили; звучали вперемешку знакомые мелодии, и еще не слышанные. Песня убаюкала Имми, и та провалилась в полудрему, воскрешавшую перед глазами картины прошлого.

Все, что случилось после Излучинки, смазалось в памяти. Это случилось так быстро, так неумолимо, словно она стала паутинкой, лишенной веса и воли. Ее усадили в седло впереди одной из всадниц, сунули в руки узелок с вещами, не дали даже попрощаться с Линденом… даже не дали понять, насколько навсегда они расстаются. Она оцепенела тогда, не веря, что такое возможно. В ее сне уводили Линдена, а не ее саму.

Когда они покидали деревню, случилось что-то жуткое. Излучинцы бежали за ней, часть всадников повернулась встретить их. Потом слышались крики, и ужасный гам боя… а потом небо потемнело, и Изомира ощутила чужое, страшное присутствие, но конница по приказу Бейна быстро увезла ее подальше от тех мест.

С того дня ее преследовали кошмары. На расспросы ее никто не отвечал. Даже больше, чем расставание с семьей, ее тревожила судьба родных после того дня… если не их жизнь.

К тому времени, когда отряд достиг Хаверейна, Изомира осознала весь ужас ее положения. Сама она устала и натерла бедра седлом, но привычные к разъездам царские вестники останавливались лишь ради кратких привалов. Они не были к ней жестоки – всего лишь безразличны – но ее пугали уже одни их грубые манеры и тот простой факт, что они были чужаками.

Поначалу Изомира пребывала под ложным впечатлением, будто в ней есть нечто особенное, из-за чего ее избрали по царскому указу. Но когда они достигли города, там поджидали другие солдаты и кучка юношей и девушек из Хаверейна и окрестностей, набранных в рекруты, как и она сама. Тогда Имми поняла – она не особенная. Она лишь одна овца в пастве. Знание это одновременно успокаивало и пугало.

Всю жизнь о ней заботилась семья. Ни от кого – кроме Руфрида – она не слышала недоброго слова. Пусть она казалась родным чужой – слишком светлая, слишком открытая для темных сторон бытия – но они понимали и всегда защищали ее.

Сейчас ее никто не защищал. Ее даже не знал никто.

В Хаверейне рекрутов погрузили на телеги и отправили в Скальд по дороге, узкой и засыпанной кремневым боем. На ухабах телегу так трясло, что Изомире казалось, будто она рассыпается на кусочки. Кто-то из ее спутников радовался, кто-то плакал, сама же девушка замкнулась, не проронив ни слова, ни слезы. Ей казалось, что этот путь никогда не кончится.

Каждую ночь они делали привал и валились спать в разбитых у дороги палатках, но этих коротких часов никогда не хватало, чтобы отойти с дороги. Усталость глодала Изомиру изнутри. Еда была съедобная, но ее не хватало даже для Имми с ее птичьим аппетитом. В первый же вечер главный над солдатами строго предупредил всех, что попытка к бегству строго карается.

– Почему нас взяли в плен? – крикнул какой-то юноша. – Мы ничего дурного не сделали!

– Вы не пленники! – рявкнул воевода. – Вы государевы слуги, а это значит – закон и к вам относится, деревенщина вы этакая! Теперь вам жить по-новому, вот и привыкайте.

Изомира лежала на холодной земле, не смыкая глаз, и взгляд ее упирался в дальние холмы, и она думала «Вот если я встану, и пойду, и пойду, я через пару дней буду дома…» Заполночь тот юноша, что задал вопрос, попытался сбежать. Охрана поймала его и избила. Утром он вышел в кандалах, покрытый синяками и ссадинами. Это послужило уроком остальным. Но по большей части это был мирный и верный царю народ; не в их природе было противиться или спрашивать слишком о многом. Внезапно Имми пришло в голову, что солдаты-горожане это тоже знают… и презирают своих подопечных за это.

До Афтанского Рога они добрались за шесть дней. Размеры лагеря Изомиру поразили – по склону раскинулся целый палаточный городок, вместивший сотни юношей и девушек. Толпа пугала ее. К такому множеству людей она не могла привыкнуть, но выхода не было – лагерь окружала непреодолимая ограда.

Здесь всех официально записывали на службу царю. Старую одежду отняли, взамен выдали форменную – кожаные башмаки, свободные штаны и рубахи из грубой холстины тусклого буро-зеленого цвета, кожаные куртки и зеленые плащи, а еще – мешки для провизии и личных вещей. Изомира и хаверейнцы провели в лагере всего одну ночь; на заре они снова отправились в путь, уже под присмотром других воевод. Она была только рада, что хитроглазый, зловещий Бейн остался позади, и все же он был последней ниточкой к Излучинке. Теперь она уезжала все дальше в неведомое, и с каждым шагом надежда вернуться домой слабела.

К вечеру рекруты добрались до базы у подножия холмов, на которых стоял Скальд. Вот здесь и начинались серебристые рельсы, и здесь охрана начала загонять рекрутов, по сорок за раз, в конные повозки.

– Не грусти, – донесся до нее голос.

Изомира открыла глаза. Великан напротив нее нагнулся вперед; боясь, что он до нее дотронется, девушка вжалась в стенку вагона.

– Ты прости… – проговорил он. – Но у тебя такой одинокий вид. Я только…

– Оставь меня в покое, – попросила она, закутываясь в плащ поплотнее.

– Да ты не бойся! Я Беорвин, сын Атеда. А тебя как звать?

Имми не ответила, умоляя Брейиду и Антара, чтобы этот тип провалился пропадом, но он не исчез, и даже не отвел от нее пристального взгляда.

– Так как тебя звать-то? – переспросил он.

– Изомира, дочь Эйнии. Прошу, я хочу подремать.

«Медведь» будто не слышал.

– Я с Фортриновой Печатки. А ты откуда?

– Из Излучинки.

– А это где?

Изомира повернулась боком, пытаясь найти место, куда бы прислонить голову. Места не находилось. Спинка у скамьи была жесткая, а девушку рядом мотало, как флюгер.

– Так где это?

Наконец он сдался. Вопросов, к ее облегчению, больше не последовало. Но всю бесконечную ночь она не могла уснуть, и шея ее отваливалась от боли.

Каждые пару часов повозка останавливалась, чтобы рекруты могли размять ноги, отдохнуть и перекусить. Раз-два в день они останавливались на перекладной, где меняли коней и кучеров, чистили отхожее место, загружали запас воды и провианта. Это были единственные часы, приносившие облегчение – когда можно было пройтись по траве, или, закутавшись в плащи, подремать пару часов. Их повозка и следующая шли цугом, но по временам впереди можно было заметить предыдущую, и среди рекрутов стало игрой делать шуточные ставки на то, когда она покажется снова. Настроение у всех было неплохое, и волей-неволей молодежь сдружилась. Изомира рада была бы присоединиться, но все ее мысли были только о Линдене. И еще больше – о Танфии.

На пятый день пути повозка остановилась на краю широкого луга, по другую сторону которого протекала речка; вокруг стояли холмы, и вдалеке уже виднелись горы. На карту Авентурии Имми не глядела со школьных лет, и имела лишь самое смутное понятие, где находится Париона, и далеко ли.

Сидя на бережку и пощипывая горбушку, она размышляла о городе. Может, там будет красиво? Может, ей там понравится, и когда закончится ее служба, она сможет послать за Танфией…

– Хочешь мой сыр?

Над ней возвышался ее нежеланный спутник, стискивая в ладони жирный белый кус.

– Что?

– Я на тебя смотрю – ты же ничего не ешь. Бери мой.

– Нет… нет, спасибо. Я сыта.

Имми торопливо встала и двинулась к повозке, где уже собирались остальные.

– Почему ты не разговариваешь со мной? – спросил Беорвин, следуя за ней.

– Оставь меня! – вскрикнула Изомира, и парень отстал, недоуменно глядя на нее.

Имми едва не разрыдалась, но сдержала слезы и постаралась сесть поближе к четверым солдатам. Когда повозка тронулась, кто-то из рекрутов в очередной раз завел разговор о Парионе – и как она прекрасна, и как величава Янтарная Цитадель, и как интересно будет их путешествие. Пересказывались немыслимые байки, в которые не верила даже Изомира, и велись бесконечные споры о природе той стройки, ради которой их собрали.

И вот тут Имми заметила, что стражники ехидно посмеиваются.

– Париона? – бросил один. – Ну, им и повезет!

Слова эти вывели Изомиру из оцепенения.

– О чем это вы? – спросила она, подняв голову.

Стражники прекратили хихикать.

– Да кто вам сказал, что все вы едете в Париону? – спросил один, загорелый и симпатичный, с каштановой, как у Линдена, шевелюрой и голубыми-голубыми глазами.

– Т-тот человек, что собирал нас. Регистат Бейн.

– Ага. И он так-таки ни словечка не приврал?

Имми почувствовала, как горят ее щеки. Она готова была скорее умереть, чем продолжать путь в душном, тесном вагоне, вдыхая запах немытых тел.

– И куда же нас тогда везут?

– Ну, это не нам говорить. Но вы будете окружены богатствами. Вас осыплет самоцветами!

И все четверо расхохотались. Изомира пониже натянула капюшон, закрыла лицо руками и попыталась заснуть.

Вечером, когда повозка остановилась на перекладной, Имми постаралась отдалиться от толпы. На холмике близ длинной деревянной платформы и кучки домов и конюшен Имми приметила рощицу и, едва выхлебав свою долю супа, побрела туда. Ей хотелось побыть одной. Вечер был прохладный и ясный. Из-за окоема проглядывала почти полная Лиственная луна. Все было почти как дома.

Несколько минут ей удалось погулять в покое. Затем она услышала чьи-то шаги и рядом появился синеглазый стражник.

– Бежать не надумала, нет?

– Нет. Нет, конечно.

– Далеко не убежишь – волки найдут, или дра’аки.

– Просто хотела подышать. Этот здоровый бородач меня в покое не оставляет.

– Беорвин-то? По мне, он просто дурачок. – Имми не сбавляла шага, и стражник пристроился рядом. – Слушай, ты извини, что я тебя расстроил. Мы просто придуривались. Надоели нам эти переезды до тошноты.

– Мне тоже. – Изомира сглотнула. – Я бы хотела оказаться дома.

– Знаю. Я, честно сказать, тоже. Будь у меня деньги, откупился бы и сидел бы дома с женой. Я Дженорн, а ты Изомира, да?

– Мог бы запомнить – столько раз помечая мое имя в этих списках. Дженорн… а куда нас везут, правда?

– Не знаю точно… но, думаю, в Нафенет.

– А где это?

– Там добывают камень. Не так шикарно, как в Парионе, вот и все.

– О.

Сейчас Имми так устала, что ей было все равно, куда они едут. Но вокруг сомкнулись деревья, желанное одиночество было ей недоступно, а в присутствии Дженорна ей было неловко.

– Ты сказал – Нафенет? – Имми подпрыгнула от неожиданности. Кто-то опередил ее, и сидел, прислонившись к стволу, полускрытый сумерками – темноволосая девушка, Серения. – Я не хочу в каменоломни!

Дженорн остановился и пожал плечами.

– Я не уверен…

– Ты же должен знать! – возмущенно воскликнула девушка.

– Да нет. Я же ничего не решаю. – Он шагнул в Серении, примирительно разводя руками. Изомира решила, что ей самое время удалиться. – Я как раз говорил Изомире, что хочу домой к жене, но у меня тоже выбора нет.

– Мы с моим милым собирались обручиться, – сообщила Серения.

– Прости, – Дженорн опустила на одно колено, упираясь в торчащий корень. – Я тебя понимаю.

– Я тоже, – прошептала Имми так тихо, что ее никто не услышал.

– А теперь у меня остался только его портрет, – пожаловалась Серения, сжимая свой медальончик. – Когда мы сможем вернуться?

– Тоже не знаю. Покажи-ка.

Девушка подняла медальон. В лунном свете засияла опаловая искра. Дженорн нагнулся очень низко, подержал медальон на кончиках пальцев: открыл, потом захлопнул и перевел дыхание. Изомира вдруг застеснялась, ощутив внезапный момент чудной близости.

– Красота какая. Дорогая штука, да?

– Да. Очень.

Изомира отвернулась, чтобы уйти, но голоса еще слышались.

– Отдай его мне, – сказал Дженорн.

– Что?

– А я смогу сделать твой путь более приятным. И позабочусь, чтобы ты не попала в Нафенет.

Голос его охрип от жадности. Изомира замерла.

– Мне все равно. Я скорей умру, чем с ним расстанусь.

– Если откажешься, я могу заставить тебя пожалеть, что ты не умерла.

Серения недоверчиво вздохнула.

– Не говори глупостей. Это все, что у меня осталось от него.

– Я заберу эту штуку, нравится тебе или нет! – злобно прошипел Дженорн. – Это мой пропуск отсюда!

– Нет! – испуганно вскрикнула девушка. – Уйди от меня!

Дженорн вцепился в медальон, упираясь свободной рукой в плечо Серении, пытаясь оборвать цепочку. Когда девушка попыталась вывернуться, стражник толкнул ее к стволу, и Серения всхлипнула.

– Прекрати! – крикнула Изомира, подбегая. – Оставь ее!

Дженорн будто не слышал, и она попыталась оттащить его. Стражник обернулся к ней, синие глаза его пылали. Кулак ударил ее в грудь, точно кувалда, и Изомира сама не поняла, как ударилась оземь с такой силой, что из нее вышибло дух. Перед глазами заметались шипящие звездочки.

Серения завизжала.

Над ними воздвиглась ревущая тень. Дженорна подняло в воздух и несколько раз тряхнуло. Лицо Беорвина исказилось, все тело содрогалось от гнева. Он метнул стражника через всю поляну; тот врезался в ствол дерева и рухнул на выпирающие из земли корни, осыпанный облетающей листвой.