Текст книги "Три дня головной боли"

18

Едва проснувшись утром, Люба подумала, что сегодня надо забрать Сашу у Павла. Бывший муж любил мальчика, а Люба понимала, что ребёнку нужен отец, поэтому обычно шла навстречу, когда Павел просил её об очередной возможности побыть с сыном. Не стала она возражать и две недели назад, когда бывший муж попросил её отпустить с ним сына в турпоход в Карелию. Сам мальчик бурно поддержал эту идею, хотя по своему возрасту вряд ли понял, о чём речь. Однако сегодня они возвращаются из путешествия, завтра Павел всё равно выходит на работу, а потому Саше пора вернуться под материнский кров.

Люба сделала зарядку, позавтракала, прибрала за собой и задумчиво посмотрела на часы. Девять тридцать. Бывший муж и сын приезжают на Ленинградский вокзал в половину третьего поездом из Санкт-Петербурга – в конце путешествия Павел намеревался показать мальчику северную столицу России. Никуда спешить не надо, на работу через три дня, их можно будет отдать сыну, но, разумеется, после того, как он приедет. Может, Танюхе позвонить? Да ну, только вчера вместе сошли с поезда. К тому же у подружки нынче критические дни, возможно, она сейчас просто спит, так что лучше не перегружать её звонками и разговорами. А вот кому следует позвонить…

Люба взялась за телефонную трубку и набрала номер.

– Алло, мама? Это я. У меня всё в порядке, вчера прилетела из Сочи. Саша приезжает с отцом сегодня днём из Карелии. Как – почему отпустила? Отец же. И я думаю, Карелия должна была Саше понравиться. Почему вдруг – маленький для турпохода? Я знаю, детей в разном возрасте туда берут. Мам, я в курсе, что ты думаешь о Павле, не надо мне рассказывать в сто двадцатый раз. Если я с ним развелась, это не значит, что считаю его плохим отцом. Не платит алименты, потому что я сама этого не хочу, у меня зарплата в двадцать раз больше, пусть лучше он своим родителям помогает. Давай не будем развивать эту тему, прошу тебя. Что – Таня? Ничего, она в порядке. Да что ты говоришь такое? Ну вот, то тебе мой бывший муж не нравится, а теперь и лучшей подруге «нельзя доверять». Мама, на свете есть хоть один человек, с которым ты мне разрешишь дружить? Оставим это. Лучше расскажи, как ты себя чувствуешь. Кто пытался тебя сглазить? С чего ты взяла? Соседка Оля? Теперь уже и она плохая? Ладно, всё, у меня уже нет сил выслушивать это. Пока, мама, здоровья тебе.

И молодая женщина со вздохом положила трубку.

Мать Любы жила в Костроме, и молодая женщина не раз подумывала о том, чтобы привезти её в Москву, жить вместе. Однако у матери, увы, имелись свои недостатки, терпеть которые было нелегко, мягко говоря. Вырастив красавицу-дочку одна, без мужа, она очень гордилась Любой и ревновала ко всем её знакомым. Мать сыграла значительную роль в разводе молодой женщины. Когда, во время медового месяца, они с мужем приехали в Кострому, мать «раскрыла глаза» дочери на ряд слабостей Павла, на которые та не обращала внимания до свадьбы, прежде всего – чрезмерное влечение к красивым женщинам. После того как Люба развелась, мать на какое-то время переключилась на выуживание недостатков у лучшей подруги, Тани, но затем, узнав, что дочка позволяет бывшему супругу проводить немало времени с сыном, вернулась к обстрелу прежней мишени.

Ко всему прочему, в последние годы мать увлеклась тем, что принято называть эзотерикой. Настольной газетой матери стала «Тайная власть», из которой немолодая женщина узнавала душераздирающие подробности об окружающем мире, соседях и знакомых, а главное – о неисчислимых заговорах и невидимых чудовищах. Она стала подозрительной, а точнее – мнительной, принялась навещать всяких гадалок, пророчиц и колдуний – впрочем, не слишком часто, так как на них просто не хватало денег. Ей начали мерещиться всякие коварные чудища, которые вечером и ночью выползали из углов и щелей в стенах, а изгнать их могли только зажжённые свечи и святая вода.

Тем обстоятельством, что церковь, поставлявшая святую воду, косо смотрела на столь обожаемых ею гадалок и колдуний, мать ничуть не смущалась. Стены в доме были испорчены цементом, которым мать истово замазывала щели, чтобы через них не влезали ночные страшилища, а вещи начали плесневеть и гнить от обильно проливаемой святой воды. Разумеется, порча вещей была приписана всяким злоумышленникам и сглазу, для защиты от которых требовалось всё больше святой воды.

На вопрос, чем простая кладовщица местной фабрики резиновых изделий могла заинтересовать всяких чудищ и заговорщиков, мать неизменно воздевала очи долу и загадочно отвечала Любе: «Вот видишь, значит, нужна я им зачем-то».

Помимо прочего, мать не признавала продукты, купленные несколько дней назад, была убеждена, что они уже испорчены невидимыми врагами. Люба не страдала блокадным синдромом, но терпеть не могла, когда мать выбрасывала хорошие продукты в помойное ведро. Конечно, связанные с этим размолвки не прибавляли радости от пребывания в родном доме.

Навещая время от времени мать, помогая ей по мере сил, Люба тщетно пыталась убедить её забыть о глупостях. На все её просьбы мать неизменно отвечала: «А что же мне делать?!». Из-за всего этого молодую женщину всё реже тянуло в такой уютный когда-то дом в Костроме, и она не решалась брать с собой туда Сашу. Она просила соседку Алину Никитичну, добрую и отзывчивую женщину, присмотреть за матерью. Как результат, однажды Люба услышала в телефонной трубке: «Никитишна за мной следит, не иначе, сглазить хочет!»

Люба вздохнула и тряхнула головой. Размышления о матери не вели ни к чему радостному. Если быть честной перед собой, Люба давно должна была обратиться за помощью к врачам. Но одна только мысль, что придётся сделать признание «Моя мать – сумасшедшая», повергала её в ужас, и её хотелось отбросить, как мерзкую тварь. Да и что сделают врачи? Накачают мать транквилизаторами, превратят в живой труп с тупым взглядом?

Нет, лучше подумать о чём-нибудь другом. Кстати, уже половина одиннадцатого. А хорошо бы поехать на вокзал на новой «Тойоте»! Саша обрадуется, что у нас теперь машина есть, да ещё такая красивая. Да, но если ехать, то надо её подготовить. А что для этого требуется? – Люба постаралась припомнить, что говорилось на занятиях по вождению об уходе за машинами и подготовке их к поездкам. Бензин? Его должно быть достаточно, вчера вечером полный бак залила. Помыть от грязи? Так ведь машина в гараже, почти не пачкается. Короче, ничего не надо делать, просто зайти в гараж, сесть в машину и поехать? Выходит, так…

Поглядывая изредка на часы, Люба села к косметическому столику и принялась неторопливо обрабатывать своё лицо, и без того пользующееся решительным успехом у мужчин. Но вдруг она встрепенулась: без десяти два! Пора, пожалуй, выходить…

Она оделась, вышла из дома, вывела машину из гаража и села за руль. Переобулась: следуя примеру Тани, Люба решила надевать на время вождения мягкие тапочки, чтобы лучше чувствовать педали. Потом, разумеется, менять их на туфли – не в тапочках же ходить по улицам.

С замирающим сердцем Люба развернула свою белую красавицу-«Тойоту» для первого путешествия по Москве. Лето, середина дня, пробок нет. Как увлекательно смотреть на знакомые улицы с водительского места, стремительно проноситься мимо величавых зданий центра столицы, направляясь к площади трёх вокзалов!

Вот и она, Комсомольская площадь. Теперь найти бы место для стоянки… Пожалуй, вот здесь. Люба на всякий случай осмотрелась, не нарушает ли что-нибудь по неопытности, затем сменила тапочки на туфли и открыла дверцу. Взгляды полутора десятка мужчин, находившихся на площади, мигом устремились на появившиеся из автомобиля точёные женские ноги. Люба надела большие тёмные очки: «Московская реклама» настоятельно рекомендует сотрудницам избегать ситуаций, когда их могут заснять фотографы-любители, а тем более профессионалы. Однако стройность фигуры молодой красавицы могла бы скрыть разве что паранджа.

Цокая каблуками, чувствуя на себе привороженные взгляды окружающих мужчин, Люба прошла к зданию Ленинградского вокзала. Осмотрелась в поисках нужной платформы. Приготовилась ждать. Чтобы не привлекать лишний раз внимание мужчин, встала с обратной стороны какого-то киоска. Медленно потянулись минуты…

Среди вокзального шума, она не расслышала объявление о прибытии нужного поезда, но почувствовала его. Встрепенулась. Состав прибывал слева, медленно вползал в узкое пространство между двумя платформами. Вот перед глазами замелькали вагоны, окна, выглядывающие из них радостные лица…

– Мама! Мама! Мы здесь!

Она бросилась к двери вагона и уже несколько секунд спустя, присев на корточки, прижала к груди самое любимое, дорогое существо, приникла губами к лицу мальчика.

– Сынок мой, миленький! Ну как – всё хорошо?

– Да, мама, мне очень понравилось! Так всё красиво! Я хочу ещё туда!

Она обернулась к Павлу и немного смутилась:

– Павел… Большое спасибо тебе за то, что ты сделал…

Бывший супруг – высокий, стройный, сильный блондин с красивым мужественным лицом – держал рюкзак и две сумки. Он улыбался, хотя и не совсем радостно – ведь сейчас придётся расстаться с сыном, пусть и не насовсем. Люба потянулась к сумкам:

– Давай, я помогу!

– Нет, что ты! Какой из меня мужчина, если ты мои тяжести понесёшь? И потом, мне сейчас всё равно на метро.

Люба решилась:

– Не надо тебе на метро. Идём, я на машине. Купила на днях. Отвезу тебя до дома.

– Ой! У нас машина?! – запрыгал от восторга Саша.

– Да, «Тойота», – улыбнулась молодая женщина.

– Как у тёти Тани?

– Не совсем. У неё «Пежо». Так что, Павел, давай поедем вместе. Посмотришь Москву из окошка нашего автомобиля!

Разговаривая, они уже шли к стоянке, а окружающие мужчины не без зависти посматривали на Павла. Люба открыла багажник, и бывший муж сложил туда вещи. Люба ненадолго задумалась:

– Павел, садись сзади и присматривай за Сашей!

Машина тронулась с места. Мальчик с удовольствием глядел на проносящийся в окошке автомобиля мир, жестикулировал, радостно комментировал увиденное. Павел осторожно прижимал к себе малыша, глядя больше на него, чем в окно. Посматривая в зеркальце на обоих пассажиров, Люба не могла избавиться от мысли, что, возможно, поторопилась с разводом. Если Павел и не был достаточно хорошим мужем, то отцом он стал, несомненно, прекрасным.

– Ну вот, приехали!

Павел вздохнул, не глядя на бывшую жену, попрощался, забрал из багажника свои вещи и вошёл в подъезд.

– Мама! Почему папа от нас уходит? Пусть он останется с нами! Он хороший!

Вместо ответа Люба только перегнулась через сиденье и поцеловала сына. Если бы знать, как правильно ответить на такое…

Внезапно её тряхнуло. Она успела удержать сына. Люба посмотрела в заднее стекло: к багажнику её «Тойоты» плотно прижался чей-то «Вольво». Видимо, водитель не рассчитал и ударил в багажник. «Что? Мою машину, совсем новую, калечить?!» Люба разозлилась и выскочила наружу:

– Что вы делаете? Вы ударили мою машину!

За рулём злополучного «Вольво» сидела светловолосая женщина, а рядом – немолодой мужчина плотного сложения, с пронзительным, недоброжелательным взглядом.

– Неправда! Это вы внезапно дали задний ход! – завопила неизвестная дама.

На мгновение Любе стало не по себе: их двое, а больше свидетелей нет. Однако и на такие случаи есть решение. Люба выхватила из своего автомобиля «Поляроид» и быстро сделала несколько снимков с разных позиций. Увидев в её руках фотоаппарат, неизвестная нарушительница растерялась:

– Немедленно перестаньте снимать! Вы не имеете права!

– Ещё как имею! Сейчас милицию вызову, снимки предъявлю, и тогда посмотрим, кто из нас прав!

Сидевшие в «Вольво» тревожно переглянулись. Мужчина открыл дверцу и вышел наружу:

– Послушайте, девушка, зачем милиция? Вы правы, мы ошиблись. Вам возместить ущерб? Тысячу долларов на ремонт хватит? Или на всякий случай пару тысяч?

И он протянул Любе пачку денег. Молодая женщина ошеломлённо взяла:

– Да… Теперь всё в порядке… У меня нет претензий, – пробормотала она и села обратно в «Тойоту».

– Вот и хорошо, – услышала она сзади мужской голос. – Прощайте, девушка, всего вам наилучшего.

Люба развернула свою машину и поехала домой, всё ещё не понимая, что сейчас произошло, и отвечая невпопад на вопросы сына.

Как только она отъехала, мужчина, не спускавший глаз с её автомобиля, взял мобильник:

– Сергей, только что отсюда отъехала белая «Тойота»… – он продиктовал номер автомобиля Любы. – За рулём одна глупая сучка, она может устроить мне проблему. Меня интересуют фотографии, которые при ней. Её саму пока не трогать. Ты меня понял? – и, не дожидаясь ответа, разъединил.

– Денис, она видела нас вдвоём и даже сфотографировала, – глухо произнесла его спутница. Она мрачно глядела перед собой и постукивала пальцами по рулю.

– Не бойся, дорогая, – мужчина нежно поцеловал её в шею. – Она не причинит нам неудобств. Просто не успеет.

19

– К врачу бы мне. Истеку ведь кровью, – жаловался Митяй, чья милицейская форма уже стала кроваво-красной.

– А я тебя куда, по-твоему, везу? – со злостью отозвался сидевший спереди.

– Разве тут есть больница? – Митяй уныло смотрел на деревья, мелькающие за окном. – Это же лес какой-то.

– Не лес, а лесопарк. Неподалёку дача, там мой знакомый врач живёт. Он всё и сделает тебе.

– А почему не в больницу?

– Ты что, охренел? Забыл, что на тебя надето и как ты сейчас выглядишь? Да любая медсестра сразу стукнет мусорам, и ты получишь полный уход с пансионом в Бутырке! Ладно бы ты был один, сам подставляйся сколько хочешь, но ты же всю братву подведёшь!

– Да, Митяй, – неуверенно поддержал шефа Сивый. – Зачем тебе обязательно больница? Пусть этот врач, ну, к которому мы едем, осмотрит тебя и залатает. Завтра будешь как новенький, и никто ничего не узнает.

– Вот здесь останови, – обратился шеф к водителю. Тот послушно затормозил.

– А разве мы приехали? – насторожился Митяй. – Дача-то где?

– К самой даче подъезжать не будем. Мало ли, вдруг сюрпризы какие. А так – по лесу ходим, гуляем, ты в кустах оцарапался, помощь нужна, а на дачу мы случайно забрели. Хватит болтать, выходи.

– Какие ещё сюрпризы на даче твоего друга? – недовольно бормотал Митяй, выбираясь из машины и пошатываясь от слабости.

– И ты, Сивый, иди с нами, – не отвечая Митяю, произнёс шеф. – Прикроешь, ежели что.

Сивый хотел было ответить, что лучше бы посидел в машине, но вовремя сдержался и, хотя неохотно, подчинился команде.

– Нам вон туда, – махнул рукой шеф.

– Да там же овраг! – присмотрелся Сивый.

– Овраг не глубокий, пройдём, так короче и безопаснее.

Недовольно качая головой и что-то бормоча, Митяй подчинился. Они не спеша прошли несколько шагов и приблизились к оврагу.

– Тут глубоко! – Митяй обернулся к шефу и увидел направленное на него дуло пистолета с глушителем. Правая рука Митяя быстро дёрнулась к карману, но поздно. Два тихих выстрела, похожих на хлопки пробки, осторожно вынимаемой из бутылки с шампанским – и Митяй рухнул на самый край оврага, свесившись вниз.

– Два сапога – пара, – задумчиво произнёс шеф и направил оружие на Сивого. Тот смотрел растерянно и даже не пытался защититься.

– Шеф! А меня за что?

– Наследили вы вдвоём чересчур, вот за что. Умнее надо быть, когда на дело идёшь. Тут уж никакой врач не поможет.

И снова раздались два хлопка. Шеф задумчиво подошёл к убитым.

– Простите, ребята. Так надо для пользы нашего общего дела.

Он поднёс дуло к виску Митяя и нажал на спусковой крючок. Затем поддел тело ногой и столкнул мертвеца вниз по склону.

– Спи спокойно, дорогой товарищ.

Ещё выстрел, на этот раз в затылок – и Сивый отправился вслед за напарником. Шеф задумчиво осмотрел свои ботинки – нет, не испачкался кровью – и направился к машине, шофёр которой как будто дремал.

20

Когда Таня вернулась домой, в коридоре ещё стоял слабый запах слезоточивого газа. Молодая женщина чихнула несколько раз, прошла в гостиную, посмотрела на часы и ахнула: надо же, половина четвёртого! Как быстро, незаметно пролетело время! И голова почти не болела – не до того было.

– Мур-р! – услышала она, и мягкий тёплый комок прошёлся по ногам. Кошка уже совершенно успокоилась после недавних бурных событий, успела соскучиться по хозяйке и теперь просилась на руки. Невозможно было поверить, что это маленькое, ласковое существо чуть более часа назад жестоко расправилось с опаснейшим бандитом.

– Кисонька, спасительница моя! – Таня нагнулась, взяла Мурку на руки, погладила, поцеловала зверька в голову и улыбнулась. – Не зря говорится – страшнее кошки зверя нет! Какая ты молодец! Ой! – вдруг спохватилась молодая женщина. – А с едой у тебя порядок? – заглянула она на кухню.

Так и есть: тарелочка для еды Мурки была пуста, и вода в мисочке выпита.

– Ленивая у тебя хозяйка! – со вздохом обратилась Таня к кошке. – Ты у меня заслуженная, героиня, а я тебя голодом морю. Тебе бы, после сегодняшнего, как минимум антрекот положен, кета, а я корм добавить забыла.

Таня взяла упаковку кошачьего корма и наполнила тарелочку Мурки. Налила воды в мисочку. Подумала, взяла блюдечко и налила туда молока.

– Сама решай – хочешь молока или нет, – обратилась она к кошке. – А теперь нужен какой-нибудь деликатес! – и Таня решительно заглянула в холодильник. Увы, она и сама питалась без особых деликатесов. Ну разве что курятина и филе трески худо-бедно годились в качестве награды за отвагу, проявленную в бою.

– Пока вот это, – смущённо сказала Таня, накладывая в другие тарелочки курятину и рыбу. Кошка с удивлением посмотрела на обильные яства – не то чтобы она видела их впервые, но одновременно то и другое ей на обед не попадались – гордо задрала хвост трубой, понюхала и начала есть.

– Схожу-ка я в магазин! – сообщила женщина Мурке и надела плащ. – И тебе поищу что-нибудь поинтереснее трески, и у меня салат заканчивается. – Таня сунула руку в карман, проверила, на месте ли другой её защитник – газовый баллончик – и вышла за дверь.

21

– У вас уже есть подозреваемые? – задумчиво поинтересовался майор Сергеев, когда Половец вкратце ознакомил его с материалами дела об убийстве Воробьёва.

– Я бы сказал, что их слишком много, – мрачно усмехнулся Половец. – К тому же я до сих пор не исключаю, что это несчастный случай. Знаете же, как это бывает: сто человек желали гибели потерпевшему, а он попал под машину пьяного водителя. Правда, странно, как был обнаружен труп: неизвестный позвонил в местное отделение милиции и сообщил, что сороковая квартира открыта. Участковый не придал звонку значения, но попросил стажёра, который в это время находился на участке, как раз рядом с домом, заглянуть туда. Так кто звонил – убийца? Зачем ему преждевременное обнаружение трупа? Но если звонивший не причастен к преступлению, почему не назвался? Мне кажется, тот, кто звонил, заметил, что квартира Воробьёва открыта, заглянул туда, увидел труп и сбежал, но затем решил сообщить в милицию.

– Да, похоже на то, – задумчиво кивнул Сергеев. – Соседи что говорят – не они звонили?

– Нет, отрицают. Но что интересно: звонили с автомата, который находится рядом с подъездом. А главное, – продолжал Половец, – новая информация поступает каждые полчаса. Прямо шквал какой-то. Вот буквально за пять минут до вашего прихода выяснилось, что у этого лже-Воробьёва были наготове израильский и американский паспорта, а также еврейское свидетельство о рождении – всё липовое, разумеется. Он держал их у любовницы. На своё счастье, она имеет алиби – в предполагаемое время убийства была у врача.

– То есть Воробьёв был готов умотать за рубеж?

– Наверное, не совсем готов, иначе бы уже умотал. А может, вообще держал этот вариант про запас, если здесь что-то сорвётся. Осторожный тип был этот Воробьёв, предусмотрительный, прямо Корейко, которого потрошил Остап Бендер.

– Соседи, по-вашему, вне подозрений?

– Не совсем так. Просто я удивлюсь, если окажется, что именно они взяли на себя то, в чём была заинтересована половина уголовного мира Москвы.

– Так уж и половина? – засомневался Сергеев.

– Думаю, да. Ведь этот сынок Виктора Семенчука унаследовал от папаши все его связи. Наверное, и денежки тоже достались. А человек он обстоятельный, наличные в кубышку не складывал, всё пускал в дело.

– А алмазы?

– И алмазы, если были. Мне пока непонятно из полученных материалов, сохранил ли Семенчук-старший хоть что-то из награбленных им камушков. Охотились за ним в семидесятые очень плотно, награбленное конфисковывалось то здесь, то там. Скорее всего, и алмазы у Воробьёва имелись, но сколько, на какую сумму – представления не имею. И даже пока не знаю, как разрабатывать эту версию. В любом случае, если алмазы и были, по сравнению с другими делами, которыми ворочал покойный, это семечки. Или у вас другие сведения?

– По нашим данным, – осторожно произнёс Сергеев, продумывая каждое слово, чтобы не выдать невзначай оперативные секреты, – люди Воробьёва, то есть Семенчука-младшего, сегодня утром встречались с шайкой Пузана, пытались купить крупную партию наркотиков. Расплачиваться собирались алмазами.

– «Пытались»? То есть сделка сорвалась?

– Да, прежде чем они успели договориться, подоспела наша группа захвата.

– И вы их взяли?

– Кое-кого взяли, но в основном людей Пузана.

– Кто такой этот Пузан? Я про него слышал, но напрямую никогда дела не имел.

– Один из московских бандитов, несколько лет назад его шайка откололась от Солнцевской группировки. Кстати, начинал у Семенчука, а когда тот то ли погиб в теракте, то ли исчез при неясных обстоятельствах, начал собственное дело. Сфера преступной деятельности неустойчива, зависит от того, каких партнёров ему удаётся найти. Рэкет, проституция, квартирные афёры, а теперь и наркотики.

– Почему его так зовут? Очень толстый?

– Нет, эта кличка за ним закрепилась со школы. Тогда он был, говорят, очень упитанный, а потом пришёл в норму, но прозвище сохранилось.

– Странно, что Воробьёв-Семенчук заинтересовался наркотиками, – задумчиво произнёс Половец. – Его папаша разве с отравой работал?

– По нашим данным – нет, но Воробьёв мог точно так же менять свою сферу, как и Пузан. Мало ли – вдруг вышёл на распространителя наркотиков.

– Вот и ещё один возможный подозреваемый в убийстве, – вздохнул Половец. – Заказ сделал, аванс уплатил, а товар не получил. Однако если Воробьёв получил наличные от заказчика наркотиков, зачем бы он стал расплачиваться алмазами? Выходит, заказчика у него не было?

– Чёрт его знает, этого Воробьёва, – с досадой сказал Сергеев. – Я не исключаю, что он сам мог попытаться стать распространителем наркотиков, хотя это и не в стиле Семенчука-старшего. Я читал его дело. Он держал при себе обычно немного народу, но профессионалов высокого класса. Они действовали быстро и безошибочно. Его медвежатники любой сейф открывали за минуты. Рецидивистов к себе Семенчук близко не подпускал, говорил: кто сам сидел – и другого посадит. Уголовную феню не одобрял, хотя и не запрещал. Структуру банды придумал свою, вроде шпионской – не такую, как обычно у преступников. А наркотики распространяются самыми отбросами криминала, с которыми даже карманники брезгуют разговаривать.

Половец вздохнул:

– Странно, что Воробьёв участвовал в переговорах с Пузаном. Не его стиль работы. Он же всегда старался оставаться в тени.

– Думаю, его там и не было. Его доверенный человек мог всё организовать.

– Мне тоже так кажется, – заметил Половец. – Но если так, и алмазы были наготове при переговорах с Пузаном, то как они могли вернуться к Воробьёву? Его доверенный человек приехал к нему, сообщил о срыве сделки, вернул алмазы, а затем убил патрона? И не забрал алмазы? Странно.

– Если бы только это было странно. Мне всё больше кажется, что Воробьёв не нуждался в наркотиках, а специально подстроил встречу с Пузаном, чтобы подставить его, и сам же известил нас по телефону. Примерно в час ночи мы получили очень странный анонимный звонок с телефона-автомата о готовящейся встрече двух бандитских группировок. Наш сотрудник поехал было проверить – глядь, целая орава собирается. Ну, он не дурак, тут же сообщил мне, я и отправил на место встречи группу захвата с вертолётом…

Послышался зуммер. Сергеев взял мобильник:

– Да! Слушаю!

Что говорили Сергееву, Половец не слышал. Зато он увидел, как коллега меняется в лице. Разъединив, майор глухо произнёс:

– На Пузана совершено покушение, когда наши сотрудники готовились провести операцию по его задержанию. В него стреляли, ранили в руку.