Текст книги "Голос горячего сердца"

Потом был бой у бастиона Огюстен на левом берегу. Нас едва не опрокинули англичане, вышедшие в контратаку. Хорошо – моя гвардия с копьями остановила их. Даже удивительно: двадцать человек – против сотни, а то и больше… и годоны неожиданно остановились, замерли, как вкопанные. А тут подоспели Ла Ир и де Рэ, мы бросились вперёд – и вдруг опять оказалось, что бастион взят, бой окончен… я и не заметила, как это произошло. Но что будет завтра?

Такая страшная эта Турель. Я сперва думала штурмовать с левого берега, но Ла Ир объяснил, что лучше нападать со стороны бастиона Огюстен. Оттуда Турель слабее защищена. Там только подпорная стена, которую называют больверком, барбаканом. Её построили англичане, чтобы орлеанцы не могли их атаковать. Но сказать по правде… мне больверк совсем не показался слабо защищённым. Он высокий, перед ним ров, а ещё там на стенах пушки, много солдат с луками и арбалетами.

Как мы будем брать Турель? Не знаю. Но ведь не взять её – нельзя!

Мои Голоса! Пожалуйста, помогите мне! Научите, что делать! Я не знала, когда шла в Вокулёр, что мне придётся самой командовать армией! Я не готова к этому! Я всего лишь слабая, необразованная деревенская девушка! Почему, почему никто не хочет помочь мне?

* * *

7 мая 1429 года

Итак, вот она, Турель – перед нами. Сегодня решится судьба Орлеана. Господи! Хоть бы получилось! Как жаль, что другие капитаны возражали против этого штурма. Не могу я их понять. Почему они считают, что у нас мало сил? Если ждать непонятно чего, нас станет больше? Говорят, сюда идут войска Джона Фастольфа. Он нанёс нам поражение в Селёдочной битве три месяца назад. Если он опередит нас, зачем были все усилия?

Всё, хватит раздумий. Пора действовать.

– Жанна! Как нам быть? Никого из капитанов нет.

– Всё в порядке, я командую атакой. «И что я прикажу? Наверное, сперва ударим по больверку перед крепостью.»

– Пушки! По барбакану – огонь! Солдаты, приготовьте хворост – засыпать рвы! Как только сделаем проёмы – вперёд, на стены!

«Какой грохот… Это пушки бьют по барбакану. Уши закладывает. Зато грохот не даёт думать об опасности, смерти. Запах пороха… Или это запах смерти?»

– Жанна! Барбакан уже сильно разрушен. Прикажете штурмовать?

– Да! Хворост – во рвы! Солдаты – на стены!

– Жанна! Наши отступают! Англичан очень много!

– Не верю! Мы победим! Смелее! Кто любит меня – за мной! К знамени!

«Пора и мне самой к лестнице, не всё же других на смерть посылать. Ох, как высоко подниматься… У меня получится? Я не имею права отступить. Надо смотреть только вверх, тогда высота не будет пугать. Что там наверху – английские солдаты? Они собираются стрелять в меня… Господи, мне страшно… А! Больно! Очень больно! Что со мной – я падаю?»

– Дева ранена! Заберите её отсюда!

«Англичане идут на вылазку, пытаются прорваться ко мне? Они хотят захватить меня, чтобы убить?»

– Защищайте Деву!

«Жаль, что я не могу подняться на ноги. Как больно… И голова кружится… Я вот-вот потеряю сознание. Нельзя! Дева Жанна из Лотарингии, держись!»

– Годоны отброшены! Забирайте Деву, уносите её! Всем уходить! Штурм окончен!

– Погодите! Не отступайте! Продолжайте атаку!

– Жанна, молчите, берегите силы.

– Я в порядке. Снимите с меня панцирь.

– Да, Жанна. Вот так. Вам легче? Надо вынуть стрелу…

– Ой! Больно! Лучше я сама.

– Осторожно, это опасная рана! Стрела вошла в ключицу рядом с шеей!

«Ну же, сказала, что сама, так вынимай. Не думай о боли. Слёзы застилают глаза… И не надо смотреть. Всего лишь один рывок… Ох!.. Всё, получилось.»

– Слава Богу, Дева вынула стрелу сама. Теперь, Жанна, надо смочить оливковым маслом… вот так…

– Да… спасибо. Я чувствую себя хорошо, только отдохну немного. Пожалуйста, скажите людям, чтобы продолжали штурм! Англичане вот-вот отступят!

«Попробовать подняться на ноги? Ой, нет. Голова так кружится, вот-вот упаду. Лучше просто полежать на траве. До чего же больно…»

– Сожалею, Жанна. Люди сделали всё, что могли. Попробуем завтра. В конце концов, барбакан уже наполовину разрушен.

– Ах так, завтра… Пожалуйста, помогите мне надеть панцирь!

– Зачем? Вы ранены! Вам надо в город!

– Я не чувствую раны. «Почти. По крайней мере, голова не так кружится. Вот только правая рука совсем не ощущается. Не хочу, чтобы солдаты это заметили. Возьму знамя левой рукой. Или мне кто-то поможет?»

– Солдаты, за мной – к стене! Как только моё знамя коснётся стены – наверх!

– Дева жива! Она командует атаку! Все на штурм!

«Сейчас – или никогда. Какое счастье – англичане ушли со стены! Они решили, что мы сдались!»

– Вперёд! Победа с нами! Помогите Деве нести знамя!

– Жанна, позвольте мне взять знамя!

– Да… пожалуйста…

«Ура! Наши уже наверху! Моё знамя на стене! Бой идёт внутри барбакана! Ещё немного – и мы победим! Как бы мне теперь взобраться по лестнице…»

– Жанна, держитесь! Я помогу вам!

– Спасибо, дʼОлон. Мне немного трудновато…

– Жанна, из города идёт подкрепление! Ла Ир и другие капитаны! Пушки из города бьют по Турели! Мост на южный берег подожжён брандером!

«Хорошо, если так. А то я вот-вот упаду. Так капитаны передумали, пришли к нам на помощь?! Как славно! Это победа! Держись, Жаннетт, ещё усилие…»

– Отлично! Пусть Ла Ир атакуют мост! Здесь мы управимся сами!

– Англичане бегут! Они покидают барбакан и крепость! Мост горит, годоны не могут переправиться через реку! Падают в воду, в огонь!

«Не могу радоваться этому. Пусть они враги, опасные и жестокие, и всё же смерть в огне – это чудовищно.»

– Гласдейл погиб! Командир годонов мёртв! Ура! Да здравствует Дева!

«Гласдейла больше нет? Мир праху его. Он был храбрый человек. Даст Бог, англичане теперь уйдут сами из Франции.»

– Солдаты, не убивайте тех, кто просит пощады!

– Жанна, это жестокие англичане! При Азенкуре они нас не щадили!

– Дева приказала – пленных не убивать! Или тебе непонятно?

«Вот и вечер наступил. Надо же, как быстро пролетел день – я и не заметила. А теперь совсем плохо… голова опять кружится, всё вокруг застилается туманом… В ушах звон… Надо поскорее вернуться в город.»

– Пожалуйста, помогите мне… Я боюсь упасть…

– Да! Эй, люди! Помогите Деве сесть в седло! Поддержите её! Она совершила сегодня величайшее чудо, которое только видел мир!

«Хорошо, что справа и слева едут капитаны – поддерживают, помогают мне не упасть. Обидно было бы. Хочется самой въехать в город, не на носилках.»

– Люди, радуйтесь! Турель наша! Годоны убиты! Осады больше нет! Да здравствует Дева Жанна! Слава Орлеанской Деве!

«Люди радостно кричат… вот только слова различить трудно… Шум… Звёзды надо мной… Это фейерверк – или обморок? Поскорее бы добраться до постели… Как же больно…»

* * *

Домреми, конец мая 1429

– Эй, Жак! Привет! Спешишь куда-нибудь?

Так неожиданно обратился к пожилому Жаку Дарк его сосед Поль, отец Эдмона. Неожиданно – потому что с тех пор, как Жанна дала Эдмону от ворот поворот, Поль высокомерно отворачивался от Жака всякий раз, когда видел его на улице. Да, конечно, отец вроде бы не виноват, дочка уж больно своевольная, ну так надо было суметь управиться с ней – хоть розгой, хоть как, только чтоб красоту не попортить. Младшую-то сумели приструнить да замуж выдать за кого хотели, а уж какая была норовистая. Вот и со старшей так же следовало.

Неудивительно, что от такой внезапной почести Жак резко остановился и разинул рот, с недоумением глядя на соседа. С чего вдруг гнев сменился на такую милость?

– Ты, Жак, эта… В общем, ты плохо обо мне не думай. Ладно?

Жаку оставалось только удивлённо выпучить глаза:

– Поль, ты это о чём? Не понимаю. С чего бы это мне вдруг думать о тебе плохо?

– Ну… что Эдмон судился с дочкой твоей. Жаннетт которая. Мы же не знали, что она эта… сам понимаешь. М-да.

– Не знали? Поль, о чём ты толкуешь, никак не пойму? Чего это вы про Жаннетт не знали?

– Ну… эта. Что она и вправду Богом избрана. Для спасения Франции-то, как Мерлин сказал. М-да. А ты что, сам ещё не знаешь? Дали ей армию, дали, вот так оно и вышло. Комиссия проверила её, всё и подтвердила: точно, являются к ней святые и говорят, как да что делать надлежит. Дофин Карл приказал – дать ей армию, вот. И как приехала она в Орлеан, так сразу годонам и задала взбучку. М-да.

Последовала пауза. Поль мялся и почёсывал макушку, а Жак не в силах был произнести хотя бы слово. Наконец, Поль продолжил свой рассказ:

– Монах у нас останавливался, проездом, понимаешь. Переночевать просился, вот мы и разговорились с ним. А ты, выходит, и не знал ничего? М-да. Как твоя Жаннетт взяла Турель, так годоны и разбежались. Бросили под городом пушки, провизию, даже своих раненых. Так что никакой осады перед Орлеаном больше нет. И дочку твою Жаннетт прозвали Орлеанской Девой. Как годонов прогнала, так три дня в её честь празднества шли по всему городу. На улицах светло было от факелов, все танцевали. Люди чуть с ума не сходили от радости. М-да. А Эдмону я, эта, надавал по шее, чтоб глупостей не делал. Ну, бывай. Не держи на меня зла, ладно? Если Жаннетт увидишь – передай: старый Поль с женой кланяются ей, просят не поминать лихом.

Поль уже неторопливо удалился к своему дому, а старый Жак Дарк стоял в смятении, оглушённый, не зная, что и думать об услышанном.

* * *

Руан, май 1429 г.

Скромный епископ Пьер Кошон корпел над бумагами, продумывая проект очередного указа об увеличении налогов, когда знакомый скрипучий голос заставил его обернуться:

– Приветствую вас, ваше преосвященство!

Это был никто иной как граф Уорвик. Кошон проворно вскочил со своего места:

– Здравствуйте, ваша светлость! Добрый день, милорд!

– Шутить изволите, ваше преосвященство? Разве могут быть сейчас добрые дни?!

Его светлость граф Уорвик был в мрачном расположении духа и не скрывал этого.

– О, милорд, я вас понимаю! Вы имеете в виду то, что произошло под Орлеаном?!

Граф горестно вздохнул:

– Именно это. Какая-то девчонка… пастушка. Это не только одно из самых тяжёлых и унизительных поражений английской короны, но и самое непонятное!

– И попахивает колдовством, не так ли? – подал голос одноглазый граф Люксембургский, только что зашедший в комнату. Уорвик кивнул ему:

– Полностью согласен с вами, граф. Хорошо, что вы приехали, нам с вами предстоит долгий разговор, – и англичанин снова обратился к Кошону. – А вы как полагаете, ваше преосвященство? Эта ихняя Дева Жанна – колдунья? Она побеждает с помощью Сатаны? Может быть, проводит чёрные мессы?

– В этом я не уверен. Про чёрные мессы с её участием ничего не знаю. Но еретичка она – вне всякого сомнения!

– Еретичка?! Но ваши коллеги проверили её благонадёжность в Пуатье и остались вполне удовлетворены! – сердито проворчал Уорвик.

– Вы правы. Самое огорчительное – что эту глупость поддержал бывший ректор Парижского университета. Это из-за того, что меня там не было. Однако не всё так плохо, господа! Материалы процесса в Пуатье могут куда-нибудь исчезнуть, перестанут нам мешать… если того захочет архиепископ Франции. Впрочем, он пока, увы, к этому не готов. Но всё может измениться.

– Она и колдунья, будьте уверены! Она заворожила всех французских солдат! Они с радостью умирают, защищая её! – уверенно заявил граф Люксембургский.

– Граф! Мне кажется, вы несколько поспешны, – обратился к нему епископ. – Извините за вопрос: откуда вы это знаете? Ведь бургундская армия ещё не сталкивалась с Девой Жанной?!

– Граф Люксембург прав, могу подтвердить. Но если бы только французские солдаты… Ваша светлость, ваше преосвященство, всё обстоит намного хуже: чуть ли не каждый английский командир мечтает захватить Деву Жанну в плен – и взять её замуж! Вся английская армия твердит о её необычайной красоте, уме и отваге!

При этих словах Уорвика Кошон упал в своё кресло, с изумлением глядя в лицо своему английскому собеседнику.

– Ну, знаете… – выговорил он, едва к нему вернулся дар речи. – Если так, то я ничуть не удивляюсь тому, что произошло под Орлеаном. Да, это колдовство, бесспорно. Но и ересь тоже. Вопрос – что вы собираетесь делать? Вы можете взять её в плен и передать мне, Церкви, для вынесения обвинительного приговора за ересь и колдовство? Будьте уверены – она получит всё, что ей причитается! Если понадобится вынудить её к признанию в колдовстве, я прикажу её пытать! Её сожгут на костре, а пепел будет выброшен в Сену!

– Боюсь, у нас мало сил для этого. Потери Англии под Орлеаном были очень велики. Я просил его высочество милорда Бедфорда собрать в Англии людей – сколько получится, но вряд ли и это поможет. Дева Жанна окружена всеобщей любовью надёжнее, чем стенами крепости.

– Великие завоеватели говорили: осёл, нагруженный золотом, возьмёт любую крепость, – усмехнулся граф Люксембургский. – Может, и не стоит нам так уж возражать против коронации ублюдка Карла? В конце концов, чем он сможет нам помешать? И не будем забывать, что архиепископ Франции – всего лишь человек…

* * *

Задумавшись о настоящем и будущем, Жанна прогуливалась в парке перед королевским дворцом в Блуа. Рана, полученная в бою за Турель, уже почти не беспокоила её, но на сердце лежала непонятная тяжесть. Внезапный шум шагов, донёсшийся сзади, заставил её обернуться. К ней приближался молодой человек – высокий, стройный, светловолосый, могучего телосложения. Лицо его показалось девушке знакомым. «Откуда я его знаю, когда прежде видела? Ах, да. Это ведь он так странно смотрел на меня в день первой аудиенции у дофина Карла. Возможно, этот человек также участвовал в некоторых боях?..»

– Жанна! Извините, ради Бога. Мне нужно так много вам сказать…

– Простите, сударь, кто вы? Мне знакомо ваше лицо, но…

– О, тысяча извинений. Конечно, прежде всего я должен был представиться. Моё имя – Робер дез Армуаз. И…

Робер вдруг замолчал, уставившись на Жанну. Он смотрел так же странно, как и тогда, на аудиенции.

– Да, сударь? Вы хотели мне что-то сообщить?

Робер встрепенулся и внезапно зарделся.

– Простите, Жанна… Если вы не заняты в эти дни, могу ли я умолять вас о чести навестить мой родовой замок?

Жанна смутилась и в свою очередь порозовела. Похоже, Робер дез Армуаз собирается разговаривать вовсе не о войне, не о политике.

– Сударь… право же, мне приятно ваше приглашение, но… Пока моя миссия не выполнена, я не могу позволить себе… то, что вы, возможно, имеете в виду, приглашая меня.

Робер понуро опустил голову:

– Простите, Жанна. Я всё понимаю. Вам не… не до поездки в мой замок. Ещё раз – извините, ради Бога.

Юноша повернулся и пошёл прочь, а Жанна со странным смешанным чувством жалости и горечи посмотрела ему вслед. «Может быть, не следовало ему отказывать? Вдруг он – тот самый… Нет, нет, не моё дело – заводить придворные знакомства. Вот когда выполню свою миссию, короную дофина… да, но тогда ведь я уеду в Домреми… но, может быть, по пути всё-таки загляну в замок Армуаз?»

Глава 3. Луара – река крови

Долина Луары, июнь 1429

Капитан Дюнуа, любимец прекрасных дам, батард Орлеанский, мрачно смотрел на войска, шествовавшие мимо него к крепости Жаржо. Просто какое-то сумасшествие. Эта девчонка… Может, правду говорят, что она волшебница? Ведьма? Или, хуже того, святая? Ведь это уже не война вовсе. Испокон веков мы так не воевали. Раньше было просто: собрали солдат, дали одно-два сражения, победили или проиграли, заплатили жалование войску, распустили его, получили выкуп за вражеских пленных, заплатили за своих – и по домам до следующего похода.

А теперь что? После чудес, случившихся под Орлеаном, армия растёт с каждым днём. Жалование солдатам задерживается – а они этого будто и не замечают. И при этом не грабят. Ведут себя, будто в церкви… хотя – где, когда это французские солдаты с почтением относились к церквам? А вот поди ты – теперь так оно и есть, ходят в церковь, потому что пастушка из Домреми их к этому приучила. И ни малейшего принуждения, никаких наказаний для нарушителей. Ни повешений, ни даже порки. Кто проштрафился – того попросту выгоняют из армии, отбирают оружие… впрочем, таких случаев было с начала похода два или три.

Солдаты будто в ангелов превратились. И местные жители радостно дают продукты и фураж, принимают к себе раненых и больных. Где, когда такое было? Пастушка… впрочем, нет, теперь её так и не назовёшь, графиня Лилий. Хотя официально титул ещё не присвоен, но церемония никого не интересует. Да и герб у неё будет – почти королевский. Так пожелал Карл – на радостях, когда девчонка вернулась из-под Орлеана. И выходит, что теперь она по своему титулу уступает только герцогам.

Нет, это сумасшествие. Безумие, охватившее и французов, и англичан. Теперь уже годоны как огня боятся вступать в бой. Как только видят приближение армии пастушки, то бишь графини Лилий, сразу уносят ноги, бросая пушки и обоз. А что творилось в Орлеане вечером после взятия Турели! Королей так не приветствуют. Жители выбежали на улицы, всё было освещено факелами, орлеанцы плясали, вопили от радости, старались дотронуться до серебристых доспехов своей Девы, её лошади. Жаль, Карл этого не видел, его радость от снятия осады поубавилась бы. Ведь эта Дева, если вдуматься, сейчас кого угодно на трон посадить может. Захочет – объявит себя королевой, армия встанет грудью за неё, простолюдины с ума сойдут от восторга.

Гм… а ведь это мысль. Надо подумать, как бы преподнести её при случае моему венценосному родственнику. Глядишь, и успокоится сумасшествие.

* * *

Жаржо, 12 июня 1429 г.

Солнце ласково поглаживало землю жаркими лучами. Деревья шелестели листвой под лёгкими порывами ветерка. Вот, жужжа, пролетел шмель… Летняя пора – совсем как в Домреми…

– Поверьте, Жанна, мы не сможем взять Жаржо штурмом! Это даже не Турель!

Девушка встрепенулась. К ней обращался маршал де Буссак. Жанне стало неудобно – не вовремя задумалась о родном доме. Тем временем, маршал продолжал:

– Здесь гарнизон – немногим меньше нашего войска. Сюда отступила большая часть тех годонов, которых мы прогнали из-под Орлеана. Ими командуют Суффольк и братья де ла Поль, которым не занимать военного опыта. И пушек у них хватает. Самое правильное, что мы можем сделать, – осадить Жаржо и спокойно ждать, пока у годонов закончатся продукты. – Маршал со значительным видом поднял палец:

– И вот тут-то их численность сыграет с ними роковую шутку! Они начнут голодать и умирать! Настанет день, когда они поднимут белый флаг и на коленях приползут к нам в плен! Суффольк хочет переговоров с Ла Иром, надеется заключить перемирие на две недели – очень хорошо, это верный признак их слабости!

Девушка выслушала собеседника, не перебивала его ни словом, не выказывая эмоций. Де Буссак забеспокоился:

– Жанна, пусть вас не обманывает лёгкость, с которой вы вчера взяли предместья! Вам просто повезло. Ещё немного – и вас могли захватить в плен!

Жанна не стала отвечать, что ей самой вчерашний бой не показался лёгким. Англичан удалось быстро отбросить, но схватка была очень напряжённой. А вот перспектива долгой осады крепости вовсе не радует. Луару следует очистить от годонов немедленно, значит – только штурм.

– Мне очень жаль, маршал. Велите готовиться к штурму.

«Как, это всё? Самоуверенная девчонка! Так старательно втолковывал, объяснял ей – и понапрасну?» – хотя де Буссак не произнёс эти слова, они явственно проступили на его растерянном лице.

Отойдя от маршала, Жанна занялась расстановкой артиллерии. По её приказу, сразу по нескольку орудий в каждом месте устанавливались так, чтобы подавить ту или иную пушку на крепостных стенах. Когда этого удалось бы достичь, пушки следовало перевозить дальше, туда, где неприятельский огонь ещё был силён. Прошло совсем немного времени, и всё было готово, обе армии притихли перед боем.

Жанна взмахнула мечом, и французская артиллерия дружно ударила по крепостным стенам. Английские пушки не остались в долгу. Пороховой дым окутал окружающее пространство, от грохота канонады у людей закладывало уши. В дыму сражения англичане не видели, как на мосту, ведущему к крепости с другого берега Луары, появился небольшой французский отряд. Он тихо убрал несколько часовых, которые, отвлечённые шумом битвы на противоположной стороне замка, слишком поздно заметили опасность. Без единого выстрела отряд подошёл к незащищённому участку стены, где некому было отбить нападение, и вскоре осаждающие очутились внутри английских укреплений.

Тем временем, на другой стороне – там, где кипел основной бой, – английская артиллерия была уже подавлена, и начался штурм стен. Англичане, обескураженные неправильным поведением противника – как же так, атаковать одновременно отовсюду, это не принято! – пытались сопротивляться, сбрасывая камни на штурмующих. Один из таких камней задел Жанну. Бой угрожал затянуться, но…

– Мы окружены! – раздался вдруг вопль среди осаждённых. – Французы в крепости, они атакуют сзади!

Это отряд, вторгшийся в крепость с тыла, уже напал на годонов. Разумеется, те могли собрать силы, смять горстку дерзких храбрецов, но само ощущение того, что французов ведёт в бой «ведьма», парализовало мужество англичан.

– Спасайтесь! Все на мост, пока его не захватили! – послышались крики внутри крепости. Солдаты на стенах дрогнули, побросали оружие, кинулись спускаться внутрь укрепления. Не прошло и минуты, как французы захватили стены и уцелевшие орудия. Внутри крепости началась паника, давка перепуганного гарнизона. Все бросились назад, к мосту. Жанна не препятствовала их бегству, и большая часть англичан вскоре нашла спасение на другом берегу.

Когда бой окончился, командир отряда храбрецов, напавших на годонов с тыла, подошёл к Жанне. Та с улыбкой посмотрела ему в глаза:

– Как ты хорошо кричал по-английски! Годоны сразу приняли тебя за своего. Когда ты успел выучиться их языку?

Молодой парень улыбнулся в ответ, тряхнул головой:

– Когда был в плену у годонов, Дева!

* * *

Окрестности деревни Патэ, вечер 18 июня 1429 г.

Господи… как же это страшно… Святая Екатерина, Святой Михаил и Святая Маргарита! Ну почему нет другого пути к свободе и миру? Почему мы должны сражаться и убивать? У этих людей, погибших сегодня здесь, на поле Патэ, в родной Англии остались семьи, вдовы, сироты… Зачем, почему всё это происходит?

Когда вчера капитулировал гарнизон Божанси, мне казалось, что можно будет обойтись без крови. Я надеялась – ещё немного, и англичане сядут на корабли и вернутся к себе домой. А сегодня…

Можно ли было обойтись без атаки? Если бы англичане просто попросили нас дать им уйти, я бы разве отказала? Да мне ничего другого не надо! Живите спокойно в своей родной стране, и будем дружить через пролив! С какой радостью уехала бы и я сама домой…

Когда Ла Ир сообщил о соединении Фастольфа с Тальботом и остатками гарнизона Жаржо, даже жутко стало. Подумалось – вот, снова они постараются устроить нам Азенкур. Я даже не видела ещё ни разу их страшные частоколы, но Ла Ир так ясно объяснил, что там происходит… И сразу стало понятно, как надо действовать. Просто – кавалерийская атака, раньше, чем подойдёт наша пехота. Правда, я рассчитывала, что Ла Ир всего лишь отвлечёт англичан, не даст им построить частокол, а тут и мы подоспеем. Даже была такая мысль – пусть они хотя бы уйдут прочь, как из Жаржо, вот и хорошо будет. А получилось совсем иначе.

Ла Ир застал их врасплох, да ещё засаду лучников сразу разгромил. Когда мы подошли, воевать уже было не с кем. Ла Ир поступил жестоко? А разве был другой выход? Англичан было очень много, они готовились к нападению. Как должны были поступить наши кавалеристы? По крайней мере, тех, кто не сопротивлялся, оставили в живых. И всё же это слишком страшно – холм, залитый человеческой кровью. Тысячи погибших людей. Враги? Они теперь мертвы, значит, уже не враги. Просто – люди, которых мы убили. Мы убили их вынужденно, не желая их смерти, но они всё равно мертвы, и кровь у них так же красна, как у нас. А ведь придётся ещё убивать. Сколько? До каких пор? Почему англичане не хотят уйти по-хорошему?

Хоть я как капитан и не должна так думать – хорошо всё-таки, что Фастольф увёл часть своих людей. Может быть, наконец-то они сами, по доброй воле покинут Францию.

Английские пленники… Бедные, несчастные люди. Испуганные, дрожащие, не понимающие нашего языка, опасающиеся мести. Многие из них ранены… Как это страшно – оказаться в руках смертельных врагов. Я бы и рада отпустить их, и никакого выкупа не надо, но только как бы не взялись они снова за оружие. Сэр Джон Тальбот… грозный лев, как орлеанцы прозвали его. Никакой он не лев. Усталый человек, покрытый шрамами былых ран. Неужели это он едва не уморил голодом большой город? Не могу в это поверить. Не похож он на злодея, нет же!

Господи, прости павших! Даже если они грешили – прости их! Мне страшно думать, что они, погибшие в бою, не получили возможности обратиться к Тебе.

Что же мне делать дальше? Луара стала французской. Дорога на Реймс, к коронации дофина открыта. Скоро я буду дома. Мне впору радоваться? Я смогу когда-нибудь забыть холм Патэ, залитый людской кровью?

* * *

Руан, 28 июня 1429 г.

– Ваше преосвященство! Как поживаете? – с сочувственной улыбкой обратился граф Жан Люксембургский к епископу Кошону, выражение лица которого трудно было назвать жизнерадостным.

– Заходите, ваша светлость… Плохо, всё очень плохо. Вы, конечно, знаете, что случилось на Луаре. Когда мы месяц назад разговаривали с вами, казалось, хуже быть не может, а вот… Больше у Англии нет армии. Проклятие, кажется, я связался с неудачниками! Да простит мне Господь резкие слова.

– Но ведь я слышал – герцог Бедфорд собрал новую армию?!

– «Армию»? Пять тысяч молокососов! И против них – двадцатитысячное войско этой девки-колдуньи! Что мальчишки смогут сделать там, где не справились опытные ветераны? А Бедфорд… когда, после Патэ, заседал его военный совет, капитаны рыдали в голос. Такого Англия ещё не знала. За полтора месяца потерять три армии! Лишиться того, что было завоёвано в течение пятнадцати лет!

– Помилуйте, ваше преосвященство! Мне рассказывали, что сэр Джон Фастольф увёл с собой две тысячи человек?

– А, правда. Они удрали с поля боя, как последние трусы. Сейчас в Англии их будут судить… во всяком случае, Фастольфа.

– Ваше преосвященство, не отчаивайтесь. У меня для вас утешительная новость. Девица Жанна не будет наступать ни на Париж, ни на Руан. Люди Карла убедили её сначала короновать его.

– Короновать – дофина Карла? Где – в Реймсе? Не понимаю, чему вы радуетесь? Ведь она пойдёт походом по Бургундии! Вы надеетесь её остановить?

– О, нет. До Реймса она дойдёт, вне всякого сомнения, и Карла коронует. Но вот потом… Главное – мы рассчитываем, что успеем укрепить Париж. Если она не сможет захватить столицу Франции, Карлу придётся вступить в переговоры с нами, а значит, армия будет распущена. И вот тогда…

– И тогда девчонка останется без своего сброда. Вы сможете взять её и передать мне. Не так ли?

– Вы совершенно правильно поняли меня, ваше преосвященство!