Электронная библиотека » Фредерик Густав Барнаби » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Поездка в Хиву"


  • Текст добавлен: 5 февраля 2024, 06:00


Автор книги: Фредерик Густав Барнаби


Жанр: Книги о Путешествиях, Приключения


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава V

Двадцать градусов ниже нуля – Провизия – Волки по соседству – Наша тройка – Поездка по Волге – Цены на зерно – Мост, возводимый через реку – Стерлядь – Уральские казаки – Как поймать осетра – Три вида икры


«Советую одеться как можно теплей, – дружески предупредил меня компаньон, когда я вошел в гардеробную комнату. – Термометр показывает двадцать градусов ниже нуля (по Реомюру)[4]4
  Градус Реомюра (°R, °Re) – единица измерения температуры, в которой температуры замерзания и кипения воды приняты за О и 80 градусов соответственно. Предложен в 1730 году Р. А. Реомюром. 1 °C = 0,8 °Re (соответственно 1 °Re = 1,25 °C).


[Закрыть]
, да еще и ветер поднялся».

Те из моих соотечественников, кто ни разу не сталкивался с русской зимой, слабо представляют себе, какое значение приобретает даже самый легкий ветерок, стоит ртути в термометре достичь низких отметок. Он режет как сталь, сколько бы вы ни кутались в свои меховые одежды, пронзает буквально до костей. Решив противостоять морозу в полной мере, я оделся, как мне казалось, самым серьезным образом, чтобы не оставить стихиям и шанса добраться до меня.

Первым делом я натянул три пары толстых чулок длиною выше колена. Затем надел пару отороченных мехом ботинок, которые в свою очередь поместились в кожаные калоши, а поверх всей этой конструкции были водружены гигантских размеров валенки, достигавшие бедер. По части штанов меня согревали толстенные кальсоны и пара брюк, которые в свое время привели в настоящий восторг приказчика из ателье господ Кино. «Да вы же как у Христа за пазухой, сэр! – воскликнул он, когда я их примерял. – Этаким штанцам никакой мороз не страшен». Признаюсь, теперь я не смог удержаться от усмешки при виде тех геркулесовых пропорций, какие приняли мои нижние конечности, и вполне искренне полагал, что посмеюсь над любым, пусть даже самым пронизывающим ветром: однако Эолу до конца нашего переезда тоже хватило поводов посмеяться.

Выше пояса я был одет в плотную нижнюю рубашку из фланели, затем шла еще одна рубаха, ватный жилет толщиной в палец, пальто и поверх всего этого наконец огромная shuba, неуклюжая накидка из овчины до самых пят. Голову мою защищали меховая шапка и bashlik, представляющий собой головной убор конической формы и надеваемый поверх шапки. Крепится он при помощи двух длинных концов, которые обыкновенно завязывают вокруг горла.

Облачившись таким образом во все эти доспехи, я совершил пробный выход на улицу к своему компаньону, который, будучи и сам от природы весьма крупным человеком, теперь в своем зимнем наряде выглядел как настоящий Колосс Родосский. Представляю, сколько веселого смеха мы вызвали бы в этих нарядах где-нибудь на Пикадилли!

– Думаю, выдержите дорогу, – сказал мой друг, оглядывая меня со всех сторон. – Однако ноги в любом случае замерзнут. День обычно уходит на то, чтобы привыкнуть к поездке в санях, и хоть ехать мне всего чуть дальше Самары, рад буду неописуемо, когда все это закончится.

Говоря это, он застегивал на поясе ремень с револьверной кобурой. Вспомнив разговоры о том, что окрестности густо заселены волками, я попытался последовать его примеру. Впрочем, таковая возможность отсутствовала – человек, изготовивший мой пояс, не мог предвидеть тех гигантских пропорций, которые обретет моя талия во всем этом русском снаряжении. В конце концов я принужден был отказаться от затеи с кобурой, удовольствовавшись тем, что пристегнул оружие к седельной сумке.

В качестве рациона для поездки продолжительностью примерно в тридцать шесть часов и с учетом невозможности купить провизию в дороге я запасся курицей и котлетами, которыми плотно набил котелки. Мой компаньон взялся обеспечить нас хлебом и чаем, без каковых ни один русский не пустится в путешествие. Багаж у него был небольшой, да и мой мы сократили, насколько возможно; тем не менее нам не удалось разместить его в первых санях, представленных на наш суд. Когда мой дорожный баул, седельные сумки, ящик с патронами, ружье и спальный мешок были уложены внутрь и покрыты слоем соломы, я попробовал сесть на все это и обнаружил, что между потолком и моим импровизированным сиденьем почти не осталось места. Мне пришлось сложиться практически вдвое.

– Давайте другие сани, – приказал мой компаньон. – Ты погляди, какой ветер сегодня резкий!

Порывы действительно были такие, что все наши меры предосторожности выглядели напрасными. Следующее транспортное средство оказалось шире и более просторное, нежели предыдущее, напоминавшее своей формой скорее гроб и как будто специально спроектированное, чтобы подвергать пассажиров невыносимой пытке, особенно в том случае, когда они, подобно мне и моему компаньону, наделены от природы совершенно нежелательными для долгой поездки в санях – пусть и необходимыми, когда вы находитесь в густой толпе – длинными ногами. В сани запрягли трех лошадей, чьи попоны и гривы были покрыты инеем и сосульками. Коня по центру закрепили оглоблями с огромной деревянной дугой, окрашенной в яркие цвета. С дуги над конской головой свисал колокольчик. Двух боковых лошадей пристегнули к оглоблям. Подобная упряжка создана для того, чтобы коренник шел рысью, а пристяжные – галопом. Причем головы их отвернуты дугой в сторону от того направления, куда смотрит центральная лошадь, поскольку голова этого несчастного животного жестко зафиксирована дугой.

Удачно подобранная тройка с хорошими лошадьми, способными развивать скорость до двенадцати миль в час, являет собой поистине красивое зрелище, особенно если упряжка прошла должную подготовку и пристяжные не пытаются перейти на рысь, в то время как центральная лошадь четко выполняет возложенную на нее задачу. Однако лошадям наверняка неудобно находиться в таком несвободном положении. В самом устройстве этой упряжки не предусмотрена возможность лучшего хода, если лошадей запрячь по-иному.

Наконец мы бодро тронулись в путь, и над головой у коренника зазвенел колокольчик, весело разливаясь по всей округе с каждым шагом нашей упряжки.

Над горизонтом уже поднималось солнце. Невзирая на сильный мороз, утро выдалось великолепным и ярким, а вдыхаемого нами кислорода хватило бы на то, чтобы поднять дух самому брюзгливому представителю рода человеческого. После небольшого спуска наш Ииуй резко взял вправо; затем последовал подъем и непродолжительная тряска, пока мы съезжали с крутого берега, после чего сани оказались на широком и ровном пространстве, похожем на проезжую дорогу. Вид множества мачт и лодок, попавших в железные оковы безжалостной зимы и обреченных оставаться во льду до прихода весны, подсказал мне, что мы едем по Волге. Нашему взору открылась оживленная картина – по всему этому замерзшему тракту двигалось множество крестьян, шагавших рядом со своими санями, на которых они перевозили хлопок и другие товары из Оренбурга к железной дороге. Тут мимо нас пронеслась лихая тройка, ямщик с нее что-то крикнул, а наш Ииуй завопил на своих коней, налегая на кнут в тщетной попытке догнать своего собрата. Что молодые, что старые – все здесь выглядели глубокими старцами. Их усы и короткие густые бороды белели, покрытые изморозью, словно сединой. Согласно всем полученным мною сведениям, река замерзла недавно, и пароходы, груженные зерном из южных российских губерний, курсировали между Сызранью и Самарой до самых последних дней. Мешок зерна весом в сорок фунтов стоит здесь сорок копеек, тогда как в Самаре за него просят не более восемнадцати. Немного дальше по течению Волги строится мост. По нему пройдет железная дорога, и говорят, что через два года поезда будут ходить не только между Самарой и столицей, но даже до Оренбурга.

Чем дальше мы мчались по сверкавшему льду, который под лучами восходящего солнца сиял подобно отполированной кирасе, тем живописней становился пейзаж. Вот мы приблизились к такому месту, где вода от порыва ветра или своего внутреннего движения вдруг вскипела пеной и волнами, и как будто именно в этот момент суровый мороз обратил ее в твердую массу. Столбы и глыбы ярко блестевшего льда выглядели так, словно некая могущественная воля нарочно придала им тысячу самых необычных и причудливых очертаний. Чуть поодаль настоящий фонтан, идеально сложенный из колонн ионического и дорического ордера, отражал бесчисленные радужные блики, испускаемые алмазными сталактитами, которые свисали с его вершины. Наполовину засыпанный снегом лежал гигантский обелиск, напоминавший каменные громады из древнего города Фивы. Продвигаясь дальше, мы проехали мимо того, что вполне могло быть римским храмом или просторным чертогом во дворце кого-то из кесарей; множество наполовину засыпанных столбов и монументов вздымали свои конические вершины над грудами обломков. Ветер в этих северных широтах сделал то, что некая воинствующая сила натворила в берберской пустыне еще до появления Адама. Замените густую черноту каменных глыб, исторгнутых недрами, на те кристальные формы, которые я попытался описать своим слабым пером, а также уменьшите масштаб – и сходство окажется потрясающим.

Вскоре показались рыбацкие постройки, возведенные прямо на замерзшей реке. Количество рыбы, добываемой в этой части России, поистине поражает воображение; к тому же Волга богата стерлядью, которая не водится ни в одной другой реке Европы. Я много раз ее пробовал, однако, признаюсь, не сумел оценить по достоинству этот так называемый деликатес. Кости у стерляди напоминают скорее хрящи, их можно с легкостью разжевать. На вкус она – нечто среднее между мареной и окунем с отчетливым илистым оттенком, характерным для первой. Тем не менее стоит она очень дорого, и, чтобы подать ее к столу в идеальной вкусовой кондиции, готовить ее следует немедленно после того, как она была вынута из воды. Рыбина приличных размеров обойдется вам в тридцать – сорок рублей, а иногда намного дороже. Поскольку расстояние от Волги до Петербурга весьма значительно, владельцы столичных ресторанов держат живую стерлядь в небольших прудах, где посетители сами выбирают себе рыбу на обед, а ресторатор вылавливает ее сачком для более детальной инспекции.

– Уральские казаки ловят осетра совершенно особым способом, – отметил мой компаньон, – и метод их, мне думается, в Европе никому не известен. Зимой в определенное время они верхом съезжаются к реке, потом спешиваются и прорубают во льду узкую полынью поперек течения – от одного берега до другого. Опускают свои сети, так чтобы те полностью перегородили речку, после чего снова садятся на лошадей и отъезжают миль на семь или восемь вдоль русла. Там всадники выстраиваются в линию между берегами и галопом скачут прямо по льду в сторону сетей. Рыба, заслышав стук множества копыт, уходит от этого звука и молнией устремляется в противоположную сторону. Однако путь к отступлению ей перекрыт, и в конце концов она попадает в путы. Осетра порой бывает так много, что своей массой он способен прорвать сети, поэтому рыбаки в такой день остаются ни с чем.

В Англии эта рыба считается до известной степени грубой пищей, ее не принято подавать к столу, однако в России осетра ценят высоко. Сервированный в виде холодной нарезки со студнем и под соусом из хрена он точно не вызывает отвращения, и мне доводилось едать гораздо менее вкусные блюда по нашу сторону Ла-Манша. Больше всего в осетре русские любят икру. Они вынимают ее из рыбы, пока та еще почти жива, и поедают ее с великой охотой, поскольку икра ценится тем выше, чем она свежей. В России различают три вида икры: абсолютно свежая, когда вообще не добавляется соли; слегка соленая, в каковом виде ее обычно привозят в Англию и другие страны Европы; и, наконец, паюсная икра, которую, как второсортную, спрессовывают в брикеты. Последнюю используют для сэндвичей и прочих закусок. Такая слегка спрессованная либо свежая икра с рюмкой русской водки, принятой за минуту перед тем, как вы усаживаетесь за стол, чудесным образом повышает аппетит, а также пробуждает сильную жажду.

Глава VI

Полынья – Трудный выбор – Надо ехать по воде – Подготовка к прыжку – Цены на землю – Наша первая остановка – Просеивание зерна – Идолопоклонничество в России


Дорога тем временем сделала крюк, и наш возница направил коней к берегу. В этот момент идущая прямо перед нами упряжка проломила лед, и лошадь стала испуганно биться в воде. Глубина здесь не превышала, к счастью, четырех футов, поэтому вытащить животину не составляло труда. Гораздо более важной задачей было понять, как нам теперь добраться до берега. Между нашими санями и твердой землей простиралась обширная полынья, проехать через которую, не промокнув, казалось уже невозможным.

– Чудесно, – буркнул мой компаньон. – Просто чудесно. Давайте-ка выберемся из саней и хорошенько оглядимся. Поищем местечко, где можно проехать.

– Да здесь проскочу, – подал голос наш Ииуй, сияя широкой улыбкой на лице цвета вареного омара.

Судя по всему, его забавляло наше положение.

– Я тебе проскочу, шельма, – рявкнул мой компаньон. – Стой на месте, пока мы не вернемся.

После продолжительных поисков мы обнаружили участок, где ширина полыньи не превышала двенадцати футов. Какие-то крестьяне, рыбачившие поблизости, подошли к нам и предложили помощь. Один из них принес шест длиной около восьми футов, при помощи которого, как он сказал, мы могли бы перепрыгнуть через промоину. Мой товарищ посмотрел на меня с меланхоличной улыбкой, отражавшей борьбу решимости и сомнений.

– Ужасно, – сказал он. – Однако выбора у нас нет. Боюсь, придется прыгать.

С этими словами он взялся за шест и воткнул его покрепче в илистое дно.

– А если на той стороне подо мной лед провалится? – замер он вдруг в нерешительности, отпустив шест.

– В таком случае готовьтесь принять ванну, – был мой ответ. – Однако же поспешите. Чем дольше вы тянете, тем больше сомнений. Стоять очень холодно. Прыгайте поскорей.

– Да я вот подумал, – продолжал мой компаньон, – не лучше ли будет все же в санях? Так я, пожалуй, только снизу подмокну. А то ведь и вправду, чего доброго, треклятый лед подо мной не выдержит. Вес-то у меня будь здоров.

В этом с ним нельзя было не согласиться, поскольку в своих мехах и во всей остальной одежде он весил, как минимум, двадцать стоунов[5]5
  Стоун (англ, stone, сокр. st.; букв, «камень») – британская единица измерения массы, равная 14 фунтам или 6,35 кг. В Великобритании и Ирландии используется как единица массы тела человека. В 1985 году, в соответствии с Актом мер и весов (англ. Weights and Measures Act), стоун был изъят из списка единиц измерения массы, допустимых для использования в торговле в Великобритании.


[Закрыть]
.

– Да и силенки у меня уже не те, что прежде, – продолжал он. – Провалюсь ведь, а потом замерзну насмерть.

В этот момент его опасения почти подтвердились. Лед под ним треснул, и одной ногой он где-то на фут ушел в воду. Отпрыгнув назад, товарищ мой объявил:

– Только в санях! Треклятой палке не доверюсь ни за какие коврижки.

Момент был ужасный, и я не могу сказать, что наслаждался всей этой ситуацией. В жизни человека бывают такие минуты, когда у сердца возникает вдруг неистребимое желание выскочить куда-нибудь из груди. Чувство это весьма пренеприятное и хорошо знакомое мне по скачкам в Лестершире, когда лошадь галопом подходит к так называемому «снегирю» (препятствие в виде плотной живой изгороди, а также скрытого за ней рва), и вам совершенно неясно, что ожидает вас по ту сторону; однако на скачках за вами наблюдает множество людей, и это ко многому обязывает. В то время как здесь не было никаких зрителей, кроме нескольких ухмыляющихся мужиков и моего товарища, который решил отказаться от вызова и потому считал, что и мне будет лучше и благороднее последовать его примеру.

Вопрос благородства, помещенный меж двух вариантов – проехать ли по воде в санях или рискнуть, прыгнув с шестом, – казался мне сейчас решительно неуместным. Выбор был хуже некуда, однако я остановился на втором пути, будучи слегка раздражен из-за насмешек веселившихся на наш счет крестьян. Они пребывали в полном восторге от нашего конфуза, негромко обмениваясь абсолютно справедливыми, но в то же время крайне неуважительными замечаниями по поводу размеров, которые мы с моим компаньоном приняли в своих одеяниях.

– Ты погляди, какие толстые! – говорил один.

– Да нет, это из-за шуб, – отвечал другой.

– Экий увалень, – продолжал третий. – Я бы вот легко перепрыгнул!

– Ты знаешь, я тебе вот что скажу, дружок, – наконец отозвался я, – если будешь продолжать в том же духе, скорее всего, сам прыгнешь – либо через полынью, либо прямо в нее, поскольку мне надо определить точное расстояние. Вот швырну тебя первым, и сразу станет понятней, насколько тут широко и глубоко.

Мысль моя, высказанная довольно резким тоном, произвела желаемый эффект. Ухватившись за шест, я приготовился к прыжку, не представлявшему никакой сложности для человека без тяжелой шубы, однако для меня, во всей моей дорожной экипировке, являвшемуся серьезным вызовом. Раз, два, три! Толчок, ощущение полета, скольжение, попытки устоять – и вот я уже на другой стороне, слегка промочив лишь одну ногу, отчего валенок на ней почти мгновенно покрылся сверкающей коркой льда.

– Садитесь быстрей! – крикнул мой друг, успевший к этому времени переехать полынью на санях. – Надо спешить.

И мы помчались дальше в сторону Самары, не успев даже толком проверить, насколько пострадали мои патроны и весь остальной багаж, лежавший на дне саней, от этого невольного купания.

Поместья в окрестностях Сызрани сильно выросли в цене, с тех пор как железная дорога дошла до этого города. Одна desyatin земли (2,7 акра) стоит сейчас двадцать рублей, тогда как в Самаре ее можно купить вполовину дешевле. Земля в России приносит хороший доход. Любой землевладелец в этой стране считает, что у него имеются причины быть недовольным, если на вложенные средства он не получает шести – восьми процентов чистой прибыли.

Один английский джентльмен, уважаемый всеми член парламента, предвидя рост цен на землю и на недвижимость в Самарской губернии, купил здесь большое красивое поместье. По мнению моего компаньона, он удвоит вложенный капитал, если через два-три года пожелает расстаться со своим приобретением.

Тем временем мы неуклонно приближались к нашей первой стоянке. Это было крестьянское хозяйство, известное под именем Нижне-Печерский хутор и расположенное в двадцати пяти верстах от Сызрани. Когда мы подъехали, несколько человек во дворе сельского дома занимались просеиванием злаков. Метод, избранный ими для очистки зерна, применялся, возможно, еще до потопа, поскольку, подбрасывая злаки лопатой высоко в воздух, они просто давали ветру сдувать шелуху, а зерна падали на обширное покрывало. Урожай после этого считался просеянным и готовым к отправке на мельницу. В целом хозяйство содержалось в чистоте, а в самом доме чудесным образом отсутствовали животные. В избе у русского крестьянина, особенно в зимние месяцы, нередко можно увидеть теленка, проживающего вместе с семьей. Однако сюда опрятная хозяйка не допускала этих иноплеменных гостей. Половицы сияли чистотой и свежестью, говорящей о том, что здесь привыкли намывать полы. Весь дом, полностью сделанный из дерева, состоял из двух просторных комнат с низкими потолками. Большая глинобитная печь отапливала оба помещения. Входная дверь из тяжелого дерева вела в небольшой коридор, в противоположном конце которого висела традиционная икона, обязательная почти в каждом русском доме.

Эти obrazye существуют в разных вариантах, но в основном изображают либо святых, либо Троицу. Рельефная основа из меди покрыта серебристым окладом, обрамленным безвкусной бахромой с какою-то мишурой. Бесконечные поклоны и крестные знамения, какими осеняет себя крестьянин перед этими идолами, являют собой весьма непривычное зрелище для англичанина, особенно если ему было сказано, что между греческой верой и его собственной разницы почти нет. Будь это правдой, стоило бы как можно скорее исключить из нашего богослужения всякое упоминание о второй заповеди. Нам, пожалуй, скажут, что русское крестьянство в этих образах видит лишь символы, а на самом деле молится Богу живому. Отправьте того, кто питает подобные иллюзии, в Россию поговорить с местными жителями про их иконы, лучше всего – в Киев во время народного паломничества к мощам святых. Полагаю, он после этого скажет, что во всем мире нет страны, более подверженной суевериям, чем Россия.

На печи высотой в пять футов лежал дощатый настил, от которого до потолка было еще около трех футов. Там находилось спальное место для всей семьи, днем периодически используемое в целях просушивания одежды. Эту лежанку русский мужик предпочитает всем другим уголкам своего жилища. Он любит поваляться там и хорошенько прогреться, чтобы приготовить себя к поджидающему снаружи морозу. Дом, где мы остановились передохнуть, обошелся при строительстве в две сотни рублей (около двадцати шести фунтов нашими деньгами). Принимавшая нас добрая хозяйка явно гордилась им. Она умела читать и писать, что нечасто бывает среди крестьянок в российской глубинке.

К этому времени лошадей нам поменяли на свежих. Новый ямщик почти закончил приготовления к нашему дальнейшему путешествию на санях. Обмотав себе ноги предварительно прогретыми на печи портянками, он натянул пару теплых сапог, после чего взял еще одну пару, побольше, и натолкал в нее сена. Обувшись и в эту пару, он облачился в огромный тулуп, шапку, башлык и объявил, что готов отправляться.

Когда мы вышли за порог, нас охватил жуткий холод. За последние полчаса столбик термометра упал еще на несколько градусов. Ветер усилился и теперь завывал и посвистывал в карнизах крестьянского дома, окутывая его мириадами хаотично мелькавших снежинок. Из саней, куда уже уселся мой компаньон, долетело негромкое постукивание. Ощутив холод, он старался поддержать кровообращение в ногах, притопывая по днищу нашего транспорта.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации