Текст книги "Поездка в Хиву"
Автор книги: Фредерик Густав Барнаби
Жанр: Книги о Путешествиях, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава VII
Мороз пощипывает – Измученные лошади – Ямщицкое понимание расстояний – Остановка – Наши нечаянные соседи – Набожный, но немытый торговец – Величественный рассвет – Уговор есть уговор
Очень скоро я почувствовал покалывание и пощипывание, памятное по тем временам, когда в детстве мы играли в снежки. Чтобы хоть немного согреться, мне приходилось усиленно ерзать, сидя на своем месте. Снег валил крупными хлопьями. Ямщик с трудом находил дорогу. Измученные лошади временами буквально тонули в наметаемых ветром сугробах. Они едва пробивали себе путь. Возница щелкал кнутом по их изможденным бокам, и звук этот напоминал пистолетные выстрелы. С губ ямщика летели бесчисленные проклятия:
– Ах ты, скотина!
Хлоп:
– Да чтоб тебя!
Хлоп.
Удары доставались в основном кляче, которая, судя по виду, досыта не ела овса никогда в жизни.
– Пошла, тварь ленивая!
Хлоп! Хлоп! Хлоп!
– Ах ты ж Господи Боже мой!
Закричав это, он всем телом навалился на край саней, сильно накренившихся в этот момент и грозивших перевернуться.
– Сколько еще до следующей стоянки?! – внезапно рявкнул мой компаньон, и по его голосу я понял, что даже он по причине мороза и всей этой ситуации утратил присущее ему равновесие.
– Четыре версты всего, ваше благородие! – прокричал в ответ наш Ииуй, изо всех сил пытаясь удержать сани, чтобы они не перевернулись.
Русская верста ближе к ночи, да еще в тех условиях, которые я постарался донести до читателя, – величина глубоко неопределенная. Шотландскую «милю с хвостиком», ирландскую лигу, испанскую legua[6]6
Лига (ней.).
[Закрыть] или даже немецкий stunde[7]7
Час (нем.).
[Закрыть] все-таки в любой момент можно высчитать, чтобы разозлить путешественника, но вот с русской верстой этот номер не проходит. Судите сами, верста составляет примерно две трети английской мили, однако спустя целый час езды мы услышали, что ехать нам осталось еще две версты, и это говорило либо о неспособности нашего ямщика к определению расстояний, либо о его наклонности врать.
В конце концов мы все же достигли какой-то растянувшейся посреди поля деревни с разбросанными там и сям домишками, очень похожими на тот, который я описал выше. Лошади наши остановились у дома на отшибе. Хозяин вышел встретить нас на крыльцо.
– Самовар! – потребовал мой компаньон. – Ставь самовар живо!
Спешно пройдя мимо хозяина и торопливо скинув шубы, мы прижались к теплой печи, чтобы восстановить кровообращение.
Через несколько минут, когда застывшая в венах кровь снова побежала положенными ей руслами, я стал осматриваться вокруг и наблюдать за другими людьми в комнате. По большей части ими оказались евреи, о чем легко было судить по лицам, безошибочно свидетельствовавшим об их принадлежности к племени Израилеву. Несколько стоявших в углу ящиков с товарами указывали на род занятий своих владельцев. Это были лоточники, торгующие вразнос различной бижутерией на радость женам местных землевладельцев и зажиточных крестьян.
Запах в помещении оставлял желать лучшего. Смрад, источаемый овчинными тулупами, немытой человеческой плотью и чем-то жирным, что жарилось в грязной сковороде, вынудил в итоге моего компаньона потребовать другую комнату. Нас провели в небольшую каморку, располагавшуюся по соседству. Неприятный запах доходил и сюда, но все же не был таким ужасным, как в основном помещении.
– Тут немного получше, – пробурчал мой товарищ, распаковывая свой баул и вынимая чайник с двумя металлическими баночками, содержащими сахар и чай.
– Давай, тетка, быстрей! – крикнул он старухе, заправлявшей всем в доме. – Тащи самовар!
Вскоре эта весьма пожилая женщина, которой могло быть и восемьдесят, и сто лет – старость согнула ее почти вдвое, – внесла весело клубившийся паром и потрескивающий раскаленными углями большой самовар.
К этому времени я уже открыл свои котелки и вынимал их содержимое.
– Давайте-ка помогу, – предложил мой друг, пытаясь порезать одну из котлет ножом.
С тем же успехом он мог бы вознамериться прострелить лист железа из игрушечного ружья, заряженного горохом, – мясо превратилось в увесистый кусок льда. Оно было твердым как кирпич; с хлебом приключилось то же самое. Лишь после того, как наша провизия примерно на десять минут была помещена в печь, мы смогли хоть как-то приступить к трапезе. Мой компаньон тем временем приготовил поистине восхитительный напиток, и с большим стаканом чая янтарного цвета, в котором плавал тоненький ломтик лимона, я начал осознавать, насколько это на самом деле приятно – побывать в такой передряге. Лишь перенеся определенные бедствия, мы способны по-настоящему оценить радости жизни. «Что есть удовольствие?» – спросил однажды ученик своего наставника. «Отсутствие боли», – ответил философ. И пусть любой, кто сомневается в том, что ощущение божественного восторга может быть достигнуто при помощи самого обычного стакана чая, отправится путешествовать на санях по России, когда ртуть в термометре падает до двадцати градусов ниже нуля (по Реомюру), а ветер продувает до костей и даже еще глубже.
Примерно через час мы были готовы ехать дальше. Но не наш ямщик; на увещевания моего компаньона он ответил следующим образом:
– Нет, bacooshka (обращение это, насколько я понял, означает «маленький отец»), там буран. Заблудимся да перемерзнем. К тому же еще и волки, прости Господи! Сожрут ведь. Или лед на реке треснет, и все потонем. Давайте здесь, бога ради, переночуем!
– Если повезешь нас, – вмешался я, – на чай дадим побольше.
– Ох, ваше благородие, – ответил он, – останемся на ночь, а завтра лошадок новых получим – и полетим дальше птицей.
Переубедить его не было никакой возможности. Вручив себя в руки судьбы, мы с товарищем улеглись на пол в попытке хоть ненадолго уснуть, невзирая на шум из соседней комнаты. Еврейские торговцы затеяли там сделку с древней хозяйкой дома, пытаясь продать ей что-то из своих товаров. Несмотря на преклонный возраст, она весьма живо отстаивала свои интересы. Визгливые интонации ее голоса в сочетании с гнусавыми восклицаниями иудеев отнюдь не способствовали мирному сну.
Тут еще к нам в комнату ввалился закутанный в овчину и покрытый снегом новый торговец. Он стал креститься и кланяться перед иконой, которая висела на стене. Завершив этот ритуал, он пристал к хозяину дома, пытаясь выторговать у него лошадь до следующей станции дешевле, чем она стоила. Однако владельца его красноречие нисколько не тронуло, и торговец, понявший бесполезность своих усилий, вернулся к нам в комнату, где сбросил свои сапоги едва не на голову моему товарищу и объявил о своем намерении провести ночь в нашей компании. Русский джентльмен твердо возразил на это, используя весьма энергичные выражения. В дополнение к запаху, источаемому самим торговцем и его одеяниями, существовала вполне реальная возможность того, что его одежда и борода населены довольно крупной колонией существ, имя которых упоминать здесь нет никакой надобности.
– Ни в коем случае, братец, – сказал мой товарищ, брезгливо поднимая овчину лоточника и вынося ее на вытянутой руке в соседнюю комнату. – Туда иди, братец, ради бога. Со своими поспишь.
Но уснуть было невозможно. Новоприбывший внес дополнительную струю раздора среди торговцев. Все, кто находился в соседней комнате, представляли собой весьма странную группу – хозяин дома, его мать, жена, сестра жены, два или три ребенка и пятеро торговцев – все они, сбившись в кучу, отнюдь не освежали воздух, и без того затхлый и спертый в этом жилище. Но что меня удивило больше всего, так это здоровый вид у детей. Казалось бы, они должны были выглядеть слабыми, бедными и больными – но нет; старший из них, толстощекий румяный паренек лет десяти, являл собой картину идеального здоровья, словно дурные запахи и отсутствие вентиляции не только не вредили ему, но даже напротив – шли на пользу.
Русские крестьяне живут в полном согласии со старой доброй поговоркой «Кто рано встает, тому Бог подает». Короткий световой день в зимние месяцы удваивает необходимость следовать этой мудрости. За час до рассвета мы все были уже на ногах – товарищ мой заваривал чай, а наш возница запрягал лошадей; правда, на этот раз не тройку, поскольку дорога нам предстояла узкая и разбитая. Мы решили отправиться на двух санях, запряженных парою лошадей каждая, усевшись в одну повозку и разместив наш багаж в другой.
Наконец наша разношерстная компания двинулась в путь. Первым ехал тот немытый торговец, который ночью изъявил желание улечься рядом с моим товарищем; за ним шли сани с багажом, а мы с моим другом замыкали колонну. Он поднял кожух, закрывавший нам спины, и внимательно поглядывал по сторонам, так как люди в этих местах известны своей неразборчивостью в понятиях теит и шит[8]8
Мое, твое (лат.).
[Закрыть].
Восход был великолепен. Ни в одной части света, где я бывал прежде, не доводилось мне видеть такой величественной утренней зари. Все началось с того, что на востоке через весь горизонт протянулась постепенно расширявшаяся бледно-голубая полоса, которая вздымалась подобно стене, ограждавшей нас от чего-то неведомого. Внезапно она изменила цвет. Верхняя ее часть засияла лазурью, а нижняя стала пурпурной. Более темные участки начали переливаться серыми и хрустальными тонами. Они приносили усладу глазу, завороженному гигантскими размерами этой стены восходящего света, пурпурное основание которой в свою очередь уже начинало омываться морем огня. Это сияющее великолепие ослепляло. Парящая в безграничном пространстве радужная стена причудливо менялась, являя глазу то призрачные замки, то зубчатые вершины, то башни. Легкий бриз, долетавший откуда-то издали, размывал их очертания. Огненные потоки тем временем осветили весь горизонт. Вот они вырвались за свои пределы и слились в один огромный пылающий океан. Смотреть на это сияние было уже невозможно. Снежный ковер у нас под ногами подобно зерцалу отражал эту невероятную игру света. Небеса и земная твердь как будто слились в единое сияющее пространство. Наконец из глубин океана пламени показался ослепительный шар, и все остальное вокруг потускнело.
Неожиданно наши сани тряхнуло, Ииуй закричал, упряжка остановилась, и торговец с ямщиком о чем-то заспорили, перемежая свой диспут разнообразными эпитетами и явно расходясь во мнениях. Как оказалось, наш коммерсант был единственным участником отряда, знавшим дорогу. Уяснив сей факт, он решил извлечь выгоду из этой своей осведомленности и не спешил теперь указывать путь, пока хозяин, управлявший багажными санями, не сделает ему скидку на стоимость той лошади, которая была запряжена в сани торговца.
– Уговор есть уговор! – выкрикивал наш ямщик из-за хозяйской спины в явной попытке выслужиться. – Ах ты, сукин сын! Чего встал? Поехали дальше!
– Боже, как холодно, – пробормотал мой спутник и тут же перешел на крик: – Поехали, ради бога!
Однако никакие намеки на родословную бродячего торговца и уж тем более взывания к небесам не возымели ни малейшего эффекта на его черствую душу.
– Я лично тепло одет, не замерзну, – отвечал он. – Мне все равно, сколько стоять – могу час, могу десять.
При этих словах он с вызывающим безразличием закурил, и ни один из упреков остальных ямщиков, энергично ставивших под сомнение репутацию его матери, не тронул его ничуть. В итоге владелец лошадей принял свое поражение и согласился на скидку, после чего наше путешествие продолжилось, и мы вновь двинулись по ухабам, на которых легко можно было свернуть себе шею, каковой перспективе способствовала и сама наша скорость, пока не достигли следующей станции, расположенной на расстоянии восемнадцати верст от места нашей предыдущей ночевки, – а до Самары, как нам сообщили, оставалось отсюда еще сорок пять.
Глава VIII
Егерь – Колокольчики в городе запрещены – Гостиница «Анаев» – Транспорт любопытной формы – Закон против клеветы – Цены на продовольствие в Самаре – Уровень смертности среди детей – Podorojnayas, или проездные документы – Книга для ворчунов – Недопонимание между ямщиком и моими лошадьми
Пока мы ждали свежих лошадей, в дом заглянул местный егерь. Он сообщил, что в округе сильно расплодились волки и что они очень вредят поголовью скота; за эту зиму он успел уже подстрелить несколько штук – одного за два дня до нашего приезда. Хозяин дома, крепкий и сильный мужчина, увидев мое ружье, предложил нам задержаться на пару дней, чтобы поохотиться. В округе, как он уверял, водилась хорошая дичь. Однако мой спутник спешил в свои угодья; что до меня, то 14 апреля – дата окончания моего отпуска – висело надо мной как дамоклов меч.
На счету был каждый день. И хотя предложение выглядело крайне соблазнительным, времени на него у меня не осталось. Примерно через шесть часов мы оказались на реке Самаре, где ее широкое русло сливается с Волгой. Мы проскочили через него по льду, и наш возница остановил коней, чтобы подвязать свисавший с дуги колокольчик. Согласно его словам, город располагался совсем близко. В предместьях звон колокольчиков был запрещен, дабы не пугать городских лошадей.
Мы быстро проехали несколько широких улиц, добротные дома вдоль которых красноречиво говорили о зажиточном состоянии своих обитателей, и через пять минут я оказался под крышей гостиницы «Анаев», превзошедшей все мои ожидания от того, на что я мог рассчитывать так далеко от железной дороги.
Надо было спешить, поскольку время уже близилось к обеду. Мы немедленно начали приготовления к дальнейшему путешествию; правда, товарищ мой ехал в другом направлении, так как поместье его лежало в стороне от дороги на Оренбург. Я сожалел о предстоящем нам расставании. Он оказался надежным и бодрым спутником, а перспектива поездки через степь в одиночестве, когда на протяжении сотен миль не с кем перекинуться даже словечком, отнюдь не казалась мне приятной. Однако, как говорят французы, a la guerre comme a la guerre[9]9
На войне как на войне (франц.).
[Закрыть], и выражение это в равной степени применимо к поездке по зимней России. Примирившись с неизбежностью ситуации, я оставил все посторонние мысли и занялся сбором провизии в дорогу, а также поисками саней, которые мне предстояло купить здесь, чтобы добраться, если повезет, до Оренбурга, а то и до Хивы.
И вот мне доставили для осмотра транспортное средство, напоминавшее своей формой гроб. На одном из полозьев я обнаружил трещину, делавшую сани негодными для путешествия. Владелец транспорта использовал все свое красноречие в попытке убедить меня в преимуществах поврежденного полоза и выглядел крайне удивленным, услышав, что я не разделяю его точку зрения; когда тщетность этих усилий, однако, стала ему очевидной, он пообещал распорядиться насчет ремонта и полной готовности саней к исходу ночи.
Вечером я наткнулся в одной газете на любопытную статью, из которой узнал о строгом судебном преследовании клеветников, принятом в России. Там рассказывалось о некоем господине Вайнберге, подавшем в суд на издателя журнала «Дело» за то, что тот назвал его попрошайкой. Издатель, согласно представленным доказательствам, заказал истцу перевод какого-то текста. Исполнив работу, господин В. написал своему работодателю письмо с требованием выплаты пятидесяти рублей в счет причитающегося ему гонорара. Не получив никакого ответа, он явился в редакцию лично и объявил, что без денег никуда не уйдет. Издатель же в свою очередь отправил ему с подручным один рубль, завернутый в бумагу, на каковой было написано: «Это вам за попрошайничество» – или что-то в таком роде. Защитник в суде принес извинения от лица своего клиента, объяснив его поведение преклонным возрастом; тем не менее суд не счел этот аргумент существенным и приговорил издателя к двум неделям тюремного заключения, которое, несомненно, явилось вполне заслуженным наказанием; при этом я совершенно уверен, что у нас в Англии за подобное выражение ответчику не присудили бы даже штраф. Русский закон относительно клеветы, или, точнее сказать, оскорбления, весьма обстоятелен. Во владениях российского императора суровое наказание может последовать за множество таких слов, какие у нас в качестве клеветы ни в коем случае рассматриваться не будут.
Жители Самары с нетерпением ожидали скорого завершения строительных работ на железной дороге от Сызрани до их города. Наиболее заинтересованными лицами являлись землевладельцы, поскольку дорога открывала новые рынки сбыта для их зерна. Продукты питания стоили очень недорого – лучшая говядина обходилась по семи копеек за фунт, а за хлеб просили две с половиной копейки, тогда как двадцать бутылок водки можно было купить за четыре рубля; последнее обстоятельство словно нарочно побуждало обитателей этого благословенного сообщества напиваться, если к тому была охота – причем за гораздо меньшие деньги, чем указывалось на одном плакате, висевшем несколько лет назад на стене паба в Рэтклифе, где черным по белому было написано следующее: «Внимание! Напейся и стань счастливым – всего за один пенни».
Баранина тут стоила даже дешевле, чем говядина, – шесть копеек за фунт, а за превосходную корову просили тридцать рублей. Сотня свежих яиц обходилась в один рубль с полтиной. Когда я выписал себе все эти цены из того списка, который любезно был предоставлен мне служащим гостиницы «Анаев», я начал подозревать, что все прочитанное мною в детстве касательно географических координат земли обетованной являлось просто-напросто мифом. Это вожделенное место находилось именно здесь, в Самаре, способной стать обителью блаженства для всех молодых, исполненных меланхолией холостяков, столь жаждущих брака и время от времени публикующих в наших ежедневных газетах свои скорбные элегии о том, как сильно им бы хотелось жениться по сто раз в год. Извольте! Пусть приезжают в Самару и заводят себе хоть целый гарем – при том условии, разумеется, что дамы их сердца будут согласны питаться одной бараниной и говядиной.
Цен ниже самарских я не встречал нигде в мире, кроме африканского Судана. Упитанная овца стоила там четыре шиллинга – как и сотня яиц, например, – а в районе Белого Нила даже стоимость живого человека оказалась до невероятности невысока. Мало кто у нас в Англии поверит тому, что мать могла там за малую толику зерна продать свое собственное дитя незнакомцу.
Этот ребенок, правда, и сам был не очень высокого мнения о родительском доме, потому что позже, когда хозяин его, некий англичанин, проезжавший через родную деревню паренька, предложил ему вернуться к матери, мальчик заплакал и объяснился на ломаном арабском: «Нет, сэр, пожалуйста, только не к маме. У нее для меня нет одежды; вы дали мне одежду. Мама не кормила меня, а у вас много еды. Отец дерется палкой, а у вас ничего делать не надо – только пить, есть и готовить еду. Я умоляю, не надо к маме!»
Несчастный мой маленький Агау вернулся впоследствии со мной в Каир и к настоящему времени, я уверен, забыл посреди добродетелей и пороков древней столицы фараонов и про своего отца, и про мать, и про домашние обычаи.
Несмотря на то что Самара и фактически все юго-восточные провинции России привлекают переселенцев невысокой стоимостью земли и дешевизной продуктов, наряду с этими преимуществами существует серьезная и значимая для всей страны проблема. Я имею в виду уровень смертности, особенно среди младшего поколения. Из 1000 рожденных детей 345 умирают в первые пять лет, еще 40 – в следующие пять лет, 19 – за такой же срок в дальнейшем, и столько же – до истечения двух десятилетий. Таким образом, 423 человека из 1000 не доживают до двадцатилетнего возраста. В другой статистической таблице я нашел следующие цифры: из 10000 рожденных детей 3830 умирают в первый год, 975 – во второй, и 524 – на третий. Трудно определить, является ли причиной тому крайняя суровость русской зимы или наклонность родителей к спиртному, препятствующая заботе о потомстве. Возможно, оба эти фактора влияют на ситуацию. Мне часто доводилось слышать от образованных русских людей, что дело обстоит именно таким образом. Также они обвиняют систему сиротских приютов, изначально созданную для борьбы с этой проблемой, но в итоге, по их мнению, приведшую к падению нравственности и сильному росту смертности по всей империи.
Между Самарой и Оренбургом действует постоянный почтовый тракт. Не так давно власти установили на здешнем маршруте новую форму проезда, упразднившую старый порядок вещей, когда требовался паспорт или podorojnaya. В прежние времена путешественник сначала должен был посетить полицейский участок и сообщить, куда он едет, указав количество лошадей, необходимых для его упряжки. Ему выдавали печатный бланк, в который вносилось его описание, а также распоряжение станционным смотрителям способствовать ему в дороге. Однако сейчас эта устаревшая система уже в прошлом и между Самарой и Орском, который расположен в ста сорока милях за Оренбургом, курсирует volnaya potchta.
Все, что требуется нынче от проезжающего на почтовых станциях, это лишь попросить свежих лошадей. Они будут предоставлены либо немедленно, либо при первой возможности. Путешественник платит авансом по четыре копейки за лошадь на каждую версту.
Следующим утром меня разбудили, едва встало солнце. Закончив последние приготовления, я уселся в свои только что приобретенные сани, получившие необходимый ремонт, и выехал в сторону Смышляевской[10]10
Здесь и далее автор не совсем точно называет населенные пункты. Речь идет о Смышляевке.
[Закрыть], где находилась первая почтовая станция на пути в Оренбург; от Самары она отстояла примерно на двадцать верст. Местность вокруг расстилалась абсолютно плоская и не вызывавшая ни малейшего интереса. Разбросанные там и сям редкие деревья своей неприютностью и наготой еще более подчеркивали общую безжизненность пейзажа. Повсюду, куда достигал взгляд, не было ничего, кроме снега. Признаки жизни отсутствовали, и только несколько унылых ворон и галок время от времени взлетали на пару секунд, чтобы размять крылья, а потом возвращались на свое прежнее место у какой-нибудь печной трубы, чтобы хоть немного согреться. Путь мой в точности напоминал дорогу между Сызранью и Самарой, потому что на самом деле зимой в России все места либо похожи друг на друга, либо скрыты от глаз под глубоким снегом.
Станционные домики на той дороге, по которой я ехал, отличались опрятностью и чистотой. Обстановка обычно включала в себя диван, набитый конским волосом, несколько деревянных стульев и цветные эстампы с изображением императора и других членов царской семьи, развешанные по стенам в попытке украсить помещение. В наличии к тому же имелась жалобная книга, куда любой путешественник мог записать свои обиды, если таковые были ему учинены. Потом жалобы рассматривались станционным смотрителем, чей долг, помимо основных обязанностей, также состоял в неукоснительности подобной ежемесячной процедуры. Ожидая замены лошадей на станциях, я иногда перелистывал страницы этой книги для любителей поворчать, а порой и сам добавлял туда что-нибудь. В основном пассажиры брюзжали по поводу дурного состояния лошадей.
Сразу после заката я прибыл в Бодровский[11]11
Бобровка.
[Закрыть], где задержался лишь для того, чтоб выпить пару стаканов чая и укрепиться духом против крепчавшего мороза, поскольку термометр показывал уже двадцать пять градусов ниже нуля (по Реомюру), после чего я выехал в сторону Маломальского[12]12
Малая Малышевка.
[Закрыть], до которого оставалось двадцать шесть с половиной верст. Добраться туда я надеялся часам к девяти вечера, дабы успеть заморить червячка перед дальнейшей дорогой. Зимнее путешествие на санях пробуждает аппетит, и организм требует хорошей подпитки для поддержания жизненных сил. Правда, не стоит забывать, что в России довольно глупо строить планы, опирающиеся на часовой график. Туземцы здесь отличаются поистине магометанским безразличием к отсчету времени, и путешественник, хочет он того или нет, вынужден смириться и уступить своенравию их природы.
Неожиданно я услышал щелчки, похожие на пистолетные выстрелы, – звуки кнута, гулявшего по спинам моих лошадей, – и понял, что между ними и ямщиком возникло определенное недопонимание. Незадолго до этого повалил густой снег; в наступившей тьме я не видел даже спины своего возницы. Наши измученные лошади блуждали в разные стороны в тщетной попытке вернуться на укатанную дорогу, с которой они со всей очевидностью сбились. Возница слез с облучка, оставив меня присматривать за лошадьми, и теперь кружил подле саней в надежде отыскать дорогу.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?