Текст книги "Пират"

На «Комусе» число пленных пиратов доходило до шестидесяти; остались на берегу лишь раненые и убитые.

Получив предписание возвратиться немедленно после захвата неприятеля, «Комус» тотчас же отправился обратно в Королевский Порт. Шхуна «Предприятие» осталась в бухте; она должна была подобрать раненых, забрать все драгоценности, находившиеся на шхуне пиратов, и разрушить ее.

XVII. Суд

Спустя неделю «Комус» прибыл в Королевский порт, и его капитан отправился к адмиралу с докладом об успешной экспедиции.

– Слава Богу! – сказал адмирал. – Наконец-то мы переловили этих негодяев! Им не вредно повисеть некоторое время на виселице. Вы говорите, что капитан их утонул?

– Мне так донесли, – ответил капитан Манли, – он был в последней шлюпке, в какую именно и попал наш залп.

– Досадно, слишком хорошая смерть для него! Но остальных мы должны судить как можно строже в назидание всем пиратам вообще. Пока пошлите их с конвоем на берег, больше с ними нам нечего делать.

– Слушаю, сэр! Часть их осталась еще на острове, и «Предприятие» возьмет их к себе на борт.

– Что ж, Темпльмор нашел, наконец, свою невесту?

– О да, сэр! Думаю, что все обошлось благополучно, но подробностей я не знаю.

– Хм! – сказал в ответ адмирал. – Мне приятно слышать, что девушку удалось спасти. Итак, препроводите их, куда следует, и отдайте в руки правосудия. Если же Темпльмор привезет еще остальных, то их можно будет повесить и потом, дополнительно к этим. Я более доволен, что мы переловили наконец этих злодеев, чем если бы нам удалось захватить какой-нибудь французский фрегат.

Спустя три недели после этого разговора секретарь доложил адмиралу, что на подходе шхуна «Предприятие», но так как на море штиль, то она вряд ли прибудет в порт даже к вечеру.

– Вот жалость! – сказал адмирал. – Как раз сегодня утром назначен суд над этими разбойниками! А Темпльмор, вероятно, везет еще партию.

– Это правда, сэр, только вряд ли следствие окончится в один день. Заседание начнется приблизительно в час пополудни.

– Разумеется, но это неважно. Пиратов так много, что, вероятно, их будут вешать партиями. Все же дайте «Предприятию» телеграмму: «Сейчас судят пиратов». Может быть, оттуда доставят сюда остальных на шлюпках.

В тот же день, после полудня, в здание суда были приведены и помещены за решетку пираты; между ними находился и Франциско. В ожидании интересного процесса зал суда был переполнен любопытными. Многие пираты, раненые при нападении на дом дона Куманоса, успели к этому времени умереть; осталось сорок пять человек, которые и стояли теперь за решеткой, возбуждая у присутствующих чувства страха и негодования своей разбойничьей внешностью.

После дачи показаний, судья спросил: не имеет ли кто из них сказать что-либо в свое оправдание?

Первым выступил Хокхерст. Разумеется, он не мог надеяться избежать наказания, но желал своими показаниями утопить Франциско.

Хокхерст объявил, что хотя он действительно служил на шхуне «Мститель», это было против его желания, поневоле, так как пираты насильно взяли его с другого судна и заставили вести разбойничью шхуну, потому что он считался хорошим шкипером. Франциско же, сына капитана, он встретил, уже поступив на шхуну, и все знают, что Франциско был с детского возраста в обществе пиратов, и как только он стал в состоянии держать оружие в руках, то участвовал, наравне со взрослыми, во всех грабежах и разбоях.

Много и долго говорил Хокхерст, стараясь как можно больше очернить Франциско в глазах судей и публики, и, когда, по его мнению, он с Достаточной убедительностью преуспел в этом, то закончил свою речь словами:

– Теперь заставьте говорить самого Франциско.

Наступило довольно продолжительное молчание. Вечерело, и в конце зала стало уже почти темно, между тем как в передней его части солнечный закат освещал багровым светом дикие, зверские лица разбойников.

Вот уже и последние лучи солнца стали гаснуть один за другим; остался последний луч, освещавший Франциско, который составлял совершенный контраст по внешности с остальными пиратами.

Наконец Франциско заговорил; его приятный голос звучал мелодично, как вечерний звон колокола. Обращенные к нему лица судей и публики начали мало-помалу проясняться, а их сердца – наполняться симпатией к говорившему.

В трогательных и простых словах рассказал он про свое детство, и его речь была так бесхитростна и правдива, что невольно тронула всех.

Он сказал, что не является сыном капитана, потому что сам капитан открыл ему это, и, что, вероятно, можно было бы узнать подробности о нем из бумаг, переданных ему Каином перед гибелью шхуны, что эти бумаги он хранил у себя на груди, но во время последней стычки с военными шхунами пакет исчез. Сказал он также и о том, что капитан был убийцей его, Франциско, матери.

При последних словах у молодого человека невольно вырвался тихий, глубокий вздох.

В зале уже стемнело, когда он кончил говорить. Все невольно поверили его словам, даже судьи склонялись в его пользу. Только один из них встал и, обращаясь к присяжным, произнес:

– Я считаю своей обязанностью, как мне ни жалко молодого человека, напомнить вам, господа, что все доводы обвиняемого оказываются в конце концов голословными, ничем не подтвержденными…

– Увы, – проговорил Франциско, – чем же еще могу я доказать правоту своих слов? Могу ли я заставить явиться сюда мертвецов? Могу ли я надеяться на чудо, что сюда вдруг явится сам дон Куманос и будет свидетельствовать в мою пользу? Если бы он знал, в каком я положении, то немедленно поспешил бы сюда, не обращая внимания на расстояние. Нет, не могу я рассчитывать и на то, что сюда явится и та испанская девушка, которую я оберегал последнее время от пиратов…

– Она здесь! – раздался в зале мужской голос.

Толпа расступилась, и перед удивленными судьями и зрителями предстала Клара в сопровождении Эдуарда Темпльмора, одетого в полную военную форму. Появление молодой девушки произвело сильное волнение в зале.

Оправившись немного от овладевшего ею смущения и предъявив суду пакет, она дала на вопросы судьи такие показания о Франциско, которые сразу и бесповоротно убедили всех присутствующих в его невиновности, а, кроме того, в благородстве его и доброте, и у всех присутствющих на устах был один приговор:

– Невиновен!

– Милорд, – обратился к судьям Эдуард Темпльмор, – позвольте мне задать вопрос подсудимому. Осматривая шхуну пиратов, я нашел в затопленной каюте эту книгу. Я хочу спросить подсудимого, действительно ли эта книга принадлежит ему? Мне сообщила об этом эта молодая леди.

– Да, это моя книга, – ответил Франциско.

– Могу ли я узнать, как она досталась вам?

– От моей матери, которую убили. Эта книга – единственное сокровище, которое осталось мне после покойницы. Мать моя, а после смерти ее я, мы оба черпали в ней утешение. Отдайте ее мне, сэр! Вероятно, она мне скоро будет нужна более, чем когда-либо.

– Вы сказали, что вашу мать убили? – спросил Эдуард с заметным волнением.

– Сказал и повторяю опять то же.

Судья поднялся с места и прочел вслух все записанные в протоколе показания. Было очевидно, что дело теперь клонилось в пользу Франциско, но, строго придерживаясь законов, судья не мог решить окончательно вопрос о полной непричастности его к деяниям пиратов, так как подсудимый прожил вместе с ними очень долгое время. Разумеется, судья надеялся еще на помилование преступника королем. А пока он, согласно статьям закона, обязан был признать виновными всех подсудимых без исключения.

– Милорд, – обратился Эдуард к севшему на свое место судье, – я не решился сам вскрыть этот пакет, а, может быть, находящиеся в нем бумаги могут послужить окончательному оправданию подсудимого. Может быть, следует вскрыть и огласить содержимое этих бумаг раньше окончательного приговора присяжных?

– Нет, – ответил судья, – содержимое этого пакета суд не интересует.

– Бумаги, находящиеся в пакете, написаны капитаном пиратов, – ответил Франциско, – отдавая мне пакет, он сказал, что я узнаю из содержания бумаг, кто были мои родители. Однако, милорд, в моем положении подсудимого, который, вероятно, будет приговорен к позорной смерти, я не желал бы вскрытия этого пакета и оглашения его содержания; пусть тайна эта умрет вместе со…

– Напрасно! Выслушайте мой совет, – перебил его Эдуард. – Возможно, что бумаги, написанные самим капитаном, откроют какие-нибудь новые обстоятельства рассматриваемого сейчас дела, не правда ли, милорд?

– Если будет доказано, что капитан написал их собственноручно, а в особенности, если молодая леди подтвердит, что она сама сняла пакет с груди обвиняемого и что лично присутствовала при его передаче обвиняемому капитаном. Можете вы представить эти доказательства, молодой человек?

– Нет, милорд, – ответил Франциско, – к тому же, я не желаю оглашения этих бумаг, пока не услышу своего приговора. Пусть сначала присяжные произнесут его.

Присяжные удалились совещаться, а Эдуард Темпльмор и Клара подошли к Франциско и стали уговаривать его позволить вскрыть им пакет, но Франциско твердо стоял на своем.

Наконец присяжные снова появились в зале суда, и весь зал смолк, приготовясь слушать их приговор.

– Милорд, – начал выборный от присяжных, – по обсуждению всех обстоятельств дела, мы пришли к заключению, что…

– Остановитесь, сэр! – перебил его с жаром Эдуард Темпльмор, обняв одной рукой Франциско, а другую поднимая к председателю. – Остановитесь, сэр, не губите его! Он мой родной брат!

– И мой спаситель! – подхватила Клара, падая на колени возле Франциско и с мольбой простирая руки к судьям.

Это известие поразило всех как громом. Председатель вскочил со своего кресла, а судьи и публика онемели от изумления.

После гробового молчания все вдруг заволновались, и судьи напрасно призывали публику к порядку.

У Франциско цвет лица был темный от загара, но, стоя рядом с Эдуардом, он поражал теперь своим сходством с ним.

Эдуард, переговорив с Франциско, опять обратился к председателю:

– Милорд, подсудимый соглашается на вскрытие пакета.

– Хоть я и согласился, – сказал грустно Франциско, – но мало надеюсь, что это поможет для разрешения дела. Времена чудес канули в вечность, а мою невиновность могло бы доказать только одно чудо – восстание капитана пиратов из гроба.

– Он вышел из могилы, чтобы свидетельствовать о твоей невиновности, Франциско, – раздался из глубины зала глухой, сдавленный голос.

Все оцепенели от ужаса, а в особенности Хокхерст и пираты. Их лица исказились страхом, когда мощная фигура Каина приблизилась к скамье подсудимых.

Каин очень сильно изменился: он страшно побледнел и осунулся, волосы его поседели, глаза провалились, щеки покрылись морщинами и из груди вырывался хриплый, удушливый кашель. По всему было видно, что смерть его близка.

– Милорд, – сказал Каин, обращаясь к председателю суда, – я пират, капитан разбойничьей шхуны «Мститель», имя мое Каин. Я по собственному желанию явился сюда, чтобы свидетельствовать о невиновности этого юноши и требую привести меня к присяге в качестве свидетеля-очевидца. Я ведь еще пока свободный человек!

Каина привели к присяге, и церемония эта вышла очень торжественная.

– Милорд! – начал тогда Каин. – Я нахожусь в этом зале с самого начала процесса и утверждаю, что все, сказанное в оправдание Франциско, святая истина. Он неповинен в разбоях и грабежах Бумаги, которые заключаются в этом пакете, могли бы окончательно убедить вас в этом, но в этих документах изложены также и тайны, которые, согласно моему желанию, должны быть известны только одному Франциско. Не знаю, откуда этот молодой лейтенант узнал про то, что Франциско его родной брат, но если он сам сын Цецилии Темпльмор, то факт налицо. Вскрытие пакета может разъяснить все. А теперь, – продолжал он, – чувствуя перед смертью необходимость сделать хоть одно доброе дело, я предаюсь в руки правосудия, объявляя, что я морской разбойник и убийца, и все – благодаря этому негодяю!

Каин обернулся к Хокхерсту, который стоял в оцепенении и не мог прийти в себя от неожиданности внезапного появления капитана.

– Гадина! – проговорил Каин, приблизив свое лицо к Хокхерсту. – Желаю тебе умереть, как собаке! Злодей! Мальчик спасен, а я еще жив!

– Так ты действительно жив? – спросил все еще недоверчиво Хокхерст, немного придя в себя от ужаса.

– Да, жив, да, плоть и кровь! Посмотри на эти руки, силу которых тебе приходилось испытать не раз. Милорд, я сказал все, – обратился он к председателю. – Франциско, прощай! Я любил тебя и принес в жертву свою жизнь ради тебя… Прости меня и не поминай лихом после моей смерти! – Каин поднял глаза вверх и в волнении продолжал: – Да, Франциско, она здесь! Вот она! – И он поднял руки. – Я вижу ее… Она улыбается нам, Франциско!.. Твоя святая мать улыбается… Прощает…

Не успел он договорить, как Хокхерст, заметив при поднятии Каином рук, за его поясом нож, выхватил его и в одну секунду вонзил стальной клинок в грудь капитана.

Каин грохнулся на пол. Ужас обуял присутствующих. Хокхерста схватили, а Каин, подняв с трудом голову, сказал ему едва слышным голосом:

– Спасибо тебе, Хокхерст, ты избавил меня от позора, не от виселицы, а от позора – быть повешенному рядом с тобой… Франциско, дорогой мой мальчик, прощай!

Это были его последние слова. Кровь пошла у него горлом, он захрипел и умер.

Так погиб капитан пиратов, который так часто обагрял свои руки кровью. Он и сам пал от руки убийцы, оправдывая своей смертью закон пиратов: «Кровь за кровь!»

Труп его вынесли. Началось чтение приговора над пиратами. Все подсудимые были признаны виновными. Один лишь Франциско был оправдан и ушел из зала суда в сопровождении своего вновь обретенного брата. Публика теснилась вокруг него, все поздравляли его и желали ему счастливой жизни.

XVIII. Эпилог

Наша обязанность состоит прежде всего в разъяснении читателю, каким образом Эдуард Темпльмор открыл, что Франциско его родной брат, а также – каким образом произошло чудесное воскрешение Каина.

Исполняя свои обязанности, – осматривая «Мститель», – Эдуард, войдя в затопленную водой каюту, нашел там Библию.

Удивившись подобной находке на разбойничьей шхуне, он забрал книгу с собой. Возвратясь на «Предприятие», он показал Библию Кларе, которая сообщила ему, что книга принадлежит Франциско. Книгу высушили и, перелистывая ее, Эдуард, к своему удивлению, нашел на внутренней стороне переплета имя свой матери, Цецилии Темпльмор. Он прекрасно помнил несчастье, постигшее его семью, – когда его спасли, а мать и брат пропали без вести, – и с ужасом подумал, что Библия не могла попасть в руки разбойников без какой-нибудь страшной истории. Сомнения начали овладевать Эдуардом: не братом ли приходится ему Франциско? Он долго расспрашивал Клару обо всем, что она видела на шхуне «Мститель», и вечером, вернувшись снова к разбитому кораблю пиратов, поджег его; после этого на всех парусах помчался в Королевский Порт.

К счастью, он приехал как раз в день заседания суда, и, повидавшись с адмиралом, взял с собой Клару на случай, если бы она понадобилась в качестве свидетельницы. Они вошли в зал, когда заседание уже почти подходило к концу.

В предыдущей главе мы рассказали, что Хокхерст ранил Каина, когда последний подплывал к берегу; пуля попала ему в грудь, задев легкое.

Выстрелив в Каина, Хокхерст побежал в другую сторону, чтобы покончить с Франциско, а в это время Каин вынырнул, дополз через силу до ближайшей пещеры и лег там, приготовясь умереть.

Но в той же самой пещере прятались также два смертельно раненых пирата и четыре крумена, которые не хотели принимать участия в схватке; туда же перенесли они и шлюпку с кое-какими вещами.

Помпей, увидев Каина, тотчас же перевязал его раны, и когда кровь, наконец, остановилась, то капитану стало немного легче.

Хотя Эдуард тщательно обыскивал весь остров, но Каин и бывшие с ним в пещере люди укрылись так хорошо, что ему не удалось их обнаружить.

Как только стемнело, Каин сказал своим товарищам, что им надо убираться отсюда, и, боясь быть опознанным, он, с помощью Помпея, остриг себе бороду и переменил одежду на другую, найденную среди спасенных со шхуны вещей. Они отплыли от острова на одной из уцелевших лодок, но у них не было провизии, а до ближайшего берега необходимо было плыть не один день.

К счастью для них, а еще более для Франциско, вскоре они встретили американский бриг, который и доставил их в Антигуа.

Каин сказал американцам, будто бы судно, на котором они плыли, потерпело кораблекрушение, не упомянув, разумеется, о своей ране. Такое запущение раны должно было неминуемо сократить его жизнь, если бы злоба Хокхерста не опередила этого печального конца.

Каин только и думал, что о том, как бы поскорее до браться до Королевского порта. Он совершенно был равнодушен к своей собственной жизни, желая лишь спасти Франциско.

Узнав, что маленькое торговое судно, совершавшее рейсы между островами, собирается отправиться в Королевский порт, он очень обрадовался и попросился на это судно вместе с круменами. Благополучно прибыв в порт, Каин скрывался там до того самого дня, на который был назначен суд.

Следует, кстати, упомянуть здесь о том, что причина, по которой Каин не хотел, чтобы его бумаги были вскрыты на суде, заключалась в том, что в документах этих было указано место, где спрятаны его сокровища, а Каин не хотел, чтобы это стало известно кому-либо еще, кроме Франциско.

Представляем читателю вообразить, что произошло между Франциско и Эдуардом, когда они убедились в том, что являются родными братьями, и перейдем к изложению содержания бумаг, находившихся в пакете, который они вскрыли в присутствии одной лишь Клары.

Пакет был довольно объемистый, а потому мы по возможности расскажем только самую суть бумаг.

Они гласили, что Каин, настоящее имя которого было Чарльз Осборн, вышел однажды на прекрасном судне из Бильбао с грузом невольников. На следующий день после этого вахтенный на расстоянии не более мили увидел шлюпку. Приблизившись к ней, они обнаружили, что она была наполнена людьми, пострадавшими от кораблекрушения: одни лежали полумертвые, другие метались в страданиях; тут же сидели негритянка с ребенком в руках и белая женщина, дошедшая, по-видимому, до крайнего изнеможения.

В то время Осборн не был еще таким убийцей и разбойником, каким он стал впоследствии. У него тогда еще не угасло чувство сострадания, и он забрал всех тех, кто еще был жив, на свое судно.

Среди новых пассажиров оказалась и Цецилия Темпльмор с ребенком. Сначала все думали, что ребенок не выживет, так как кормилица его, негритянка, скоро умерла от истощения, но, к счастью, на судне была коза, которая и заменила ребенку кормилицу.

Не успело судно дойти до первого порта, как ребенок уже поправился, а к его матери снова вернулась прежняя красота.

Спустя некоторое время Осборн воспылал любовью к Цецилии Темпльмор, и вскоре бедная женщина стала жертвой этой любви.

Но это супружество трудно было назвать счастливым. Цецилия Темпльмор оказалась оторванной навеки от того общества, в котором родилась, выросла и вращалась до сих пор. Дни и ночи напролет проводила она в слезах. Хотя Осборн и любил ее, но как-то по-своему, грубо, а Цецилии такая любовь была хуже пытки. Однако, ради своего ребенка, она с кротостью переносила все издевательства Осборна.

Она часто умоляла его бросить постыдное занятие торговца невольниками, но это только раздражало Осборна и, мало-помалу, он переменил свое ремесло, выбрав еще худшее: стал пиратом, и всюду, во всех своих разбойничьих походах возил за собой и Цецилию с мальчиком.

Молодая женщина таяла, как свеча, и несомненно умерла бы очень скоро сама, если бы Осборн не ускорил этого своей жестокостью.

Однажды, в то время, как у них очередной раз возникла размолвка относительно его проклятого ремесла, Осборн, не помня себя от злости, так ударил Цецилию, что она вскоре после этого умерла, с мольбой на устах, чтобы дитя ее было спасено от участия в разбойничьей жизни. Обезумевший от содеянного Каин, – таким именем Осборн стал себя называть после того, как стал пиратом, – в припадке раскаяния обещал ей исполнить ее просьбу. Поверив в искренность его слов, она благословила его перед смертью.

Таково было содержание исповеди Каина, изложенной им в бумагах.

Прочтя ее, оба брата и Клара долго сидели с поникшими головами в грустном молчании.

Эдуард заговорил первый. Он начал расспрашивать своего брата Франциско обо всех подробностях, которые тот помнил относительно их погибшей матери и его собственной жизни.

Франциско говорил долго и закончил свой рассказ словами:

– А что до сокровищ, то я не могу ими воспользоваться.

– Разумеется! – ответил с улыбкой Эдуард. – Они считаются по закону призовыми деньгами, и такие богатства поступают в собственность того, кто захватил разбойничье судно; вся добыча делится между участниками экспедиции. Тебе не должно принадлежать оттуда ни одного пенни, а мне, надеюсь, достанется недурной куш!.. Однако, все же спрячь эти бумаги, потому что они написаны для тебя.

Адмирал оповестил уже всех своих офицеров о происшедшем на суде интересном событии. Он отправил секретаря к Эдуарду, прося его с братом и Кларой посетить его адмиральский корабль при первой же возможности. Он просил также передать им, что дочь испанского губернатора будет пользоваться его особым покровительством во время ее пребывания в Королевском порту.

Приглашение было принято, и все трое отправились в гости к адмиралу на другой же день.

– Мистер Темпльмор, – сказал адмирал, – а мне все-таки придется отправить вас в Пуэрто-Рико, чтобы уведомить губернатора относительно того, что дочь его теперь в безопасности.

– Не можете ли вы выбрать для этого поручения кого-нибудь другого, сэр? А пока мы бы с Кларой успели обвенчаться.

– Как? Вы хотите жениться на ней? Однако вы не дурного мнения о своем чине. Подождите по крайней мере, пока наденете капитанские эполеты.

– Надеюсь, что мне не придется ждать их долго, – скромно ответил Эдуард.

– Все в свое время, – сказал адмирал. – Кстати, вы как будто говорили, что вам известно, где скрыты сокровища пиратов?

– Об этом знает мой брат, а не я.

– В таком случае, надо съездить и привезти их. Я думаю, что следует послать за ними именно вас, Эдуард. Мистер Франциско, вам придется также поехать с братом.

– С удовольствием, сэр, – ответил Франциско с хитрой улыбкой, – но не подождать ли нам с этой экспедицией до тех пор, пока Эдуард получит чин капитана? Жена и богатство должны у него появиться одновременно. Я думаю, что правильнее будет не предъявлять моих бумаг, где говорится о сокровищах, раньше дня назначения моего брата капитаном.

– Честное слово! – воскликнул капитан Манли. – Столько благ ожидает этого счастливчика, и все они зависят от чина капитана! Поскорее бы уж он получил его!

– Я точно такого же мнения, Манли, – сказал адмирал, – и в доказательство справедливости своих слов обращаю ваше внимание на моего секретаря, который идет сейчас сюда с приказом в руке. Надо только еще одно маленькое добавление к нему…

– Которое состоит в вашей подписи, как я полагаю, – усмехнулся капитан Манли, обмакнув перо в чернильнице и передавая его адмиралу.

– Именно! – подтвердил адмирал, подписывая принесенный приказ. – Капитан Темпльмор, желаю вам счастья!

Эдуард, сиявший от счастья, почтительно поклонился адмиралу и поблагодарил его.

– Теперь и я могу представить вам сведения относительно этих несметных сокровищ, – проговорил Франциско, передавая пакет адмиралу.

– Манли, завтра поутру вы отправитесь в путь за сокровищами, а пока я распоряжусь, чтобы была снята копия с этих бумаг на случай их пропажи.

– Эти сокровища предназначались мне, – сказал Франциско, – но я не хотел бы даже прикасаться к ним.

– Вы правы, юноша. Хорошие у вас принципы! Но мы относимся к этому обстоятельству несколько иначе. А где же молодая леди? Скажите ей, что кушать подано.

Несколько дней спустя вернулся Манли и привез сокровища пирата; вернулось также из Пуэрто-Рико и судно «Предприятие», которым командовал теперь другой лейтенант. Губернатор прислал благодарное письмо адмиралу, но что всего важнее, вместе с письмом он прислал благословение на брак своей дочери с капитаном Темпльмором и в приданое двенадцать ящиков, набитых золотыми дублонами.

Шесть недель спустя после описанных событий мистер Уизрингтон, сидя в столовой своего дома в Финсбери Сквер и занимаясь чтением пришедшей почты, позвонил так сильно, что старик Джонатан подумал, что его барин рехнулся. Однако, он не подумал прибавить шагу и, войдя в столовую своей обычной медленной, размеренной походкой, молча встал у порога.

– Чего ж он не идет, когда ему звонят? – раздраженно закричал мистер Уизрингтон.

– Я здесь, сэр! – сказал торжественно Джонатан.

– Ага, пришел! Что ты двигаешься, словно какой дух бесплотный, а не человек? Ну, а знаешь ли, кто едет к нам?

– Не могу знать, сэр.

– А я знаю, старина! Эдуард едет. Он скоро прибудет.

– Значит, ему надо приготовить его прежнюю спальню? – спокойно осведомился старик.

– Нет, самую лучшую спальню! Теперь он женат, Джонатан, и произведен в капитаны. Капитан Темпльмор!

– Так сэр!

– И он нашел своего брата-близнеца!

– Так сэр!

– Своего брата, Франца, которого все считали погибшим. Но это длинная история, Джонатан, да и пречудесная… Мать его умерла, бедняжка…

– Упокой, Господи, ее душу! – проговорил Джонатан, поднимая глаза к небу. – А брат нашелся?

– Слава Богу! Они приедут дней через десять, так ужпостарайся, чтобы все было готово к их приезду, старина. Я прямо не помню себя от радости. Жена его испанка, Джонатан.

– Чья жена, сэр?

– Чья, чья?.. Капитана Темпльмора!.. А подумать только, что его судили как морского разбойника!

– Кого, сэр?

– Кого, кого… да Франца, его брата! Джонатан, ты окончательно выжил из ума!..

– Что еще изволите приказать, сэр?

– Ничего, или… постой! Нет, нет, можешь идти.

Недели через три после этого разговора приехал капитан Темпльмор с женой и братом и поселились у дяди, которому давно уже наскучило житье вдвоем с Джонатаном.

Братья-близнецы сделались утешением его старости. Они закрыли ему глаза, когда он тихо умер, и поделили между собой его громадное состояние. Вот вам и конец истории

Пирата.