Текст книги "Пират"

Было уже за полночь, когда Каин, утомленный треволнениями дня, погрузился в беспокойную дремоту. Ему приводилась мать Франциско – она пришла просить за своего сына. И Каин разговаривал во сне. В это время Франциско, в сопровождении Помпея, тихо пробрался на ют: они хотели взять пистолеты Франциско и кое-что из одежды, если застанут капитана спящим. Помпей первый просунулся в каюту, но отпрянул назад, услышав голос капитана. Они остановились у двери и стали прислушиваться.

– Нет… нет… – бормотал Каин, – он должен умереть… или же… не проси за него, жена… я знаю, я убил тебя… не проси, он умрет…

В одной из чашек серебряной лампады была зажжена светильня, лучи которой были достаточны, чтобы тускло озарить всю каюту. Франциско, услышав слова Каина, вошел и приблизился к кровати.

– За мальчика… не проси… – продолжал Каин, лежавший на спине и тяжело дышавший, – не проси… жена… завтра он умрет…

Наступила пауза, как будто спавший прислушивался к ответу.

– Да! Как я убил тебя, так убью и его…

– Негодяй! – произнес Франциско тихим, торжественным голосом, – ты убил мою мать?

– Да, убил… убил… – ответил Каин, не просыпаясь.

– За что? – продолжал Франциско, который был так поражен этим признанием, что не боялся быть узнанным.

– Она разозлила меня в минуту гнева, – ответил Каин.

– Злодей! Ты сам сознался в этом! – закричал Франциско. Его возглас разбудил капитана, и тот вскочил, но раньше, чем он успел овладеть своими чувствами или раскрыть глаза настолько, чтобы рассмотреть их обоих, Помпей потушил огонь, и воцарилась темнота; потом крумен приложил руку ко рту Франциско и вывел его из каюты.

– Кто тут?.. Кто тут?.. – закричал Каин.

Сверху прибежал вахтенный.

– Вы кого-то звали, сэр?

– Звал? – повторил капитан. – Мне показалось, что в каюте кто-то есть. Мне нужно свету – вот и все, – продолжал он, придя в себя и вытирая выступивший на лбу холодный пот.

Между тем Франциско вместе с Помпеем вернулся к своему прежнему убежищу у круменов. В настроении молодого человека произошла перемена: отчаяние было теперь вытеснено жаждой мести. Ему не удалось взять свое оружие, ради которого он вернулся в каюту, но зато он принял твердое решение убить капитана, как только представится возможность. На следующее утро крумены снова отказались работать и не пошли на палубу, и Хокхерст донес своему начальнику о положении дел. Он теперь заговорил в ином роде, потому что он собрал мнение не большинства, а самых стойких и влиятельных людей из всей команды – таких же ветеранов преступления, как и он сам.

– Это неизбежно, сэр, иначе вам не придется долго командовать кораблем. Я уполномочен заявить вам это.

– Вот как! – промолвил Каин с усмешкой. – Пожалуй, вы уж и моего преемника наметили?

Хокхерст заметил свой промах, и сейчас же переменил тактику:

– Я говорю это ради вас самих. Если вы перестанете командовать этим кораблем, я не останусь больше на нем; если вы уйдете, я тоже ухожу. И нам придется приискать другое судно.

Каин был умиротворен, и щекотливый вопрос не возобновлялся.

– Скажите, чтобы свистали всех наверх, – распорядился, наконец, капитан.

Пиратская команда собралась на ют.

– Ребята, я сожалею, что наши законы обязывают меня показать устрашающий пример, но мятеж и неуважение к власти должны быть наказаны. Я так же связан, как и вы, теми законами, которые установлены нами самими для нашего руководства на все время совместного нашего плавания, и вы можете быть уверены, что, исполняя в настоящем случае свой долг, я руководствуюсь исключительно чувством справедливости и желаю доказать вам, что достоин вами командовать. Франциско находится при мне еще со времени своего детства; мы жили вместе, и мне мучительно расставаться с ним, но я здесь для того, чтобы блюсти наши законы. Он виновен в бунте и в многократных проявлениях неуважения, и он должен умереть.

– Смерть! Смерть! – воскликнули некоторые из стоявших впереди пиратов. – Смерть и справедливость!

– Довольно убийств! – раздалось несколько голосов из задних рядов.

– Это кто говорит?

– Слишком много крови пролито вчера – довольно убийств! – закричали сразу некоторые.

– Пусть выйдут вперед те, которые сказали это! – крикнул Каин, окинув пиратов уничтожающим взглядом.

Никто не повиновался.

– В таком случае вниз, ребята, и приведите сюда Франциско.

Вся пиратская Команда поспешила вниз, но с различными намерениями: одни решили схватить Франциско и привести его для исполнения над ним смертного приговора, другие защищать его. Был слышен беспорядочный шум: с одной стороны кричали: «Вниз, схватить его!», с другой: «Довольно убийств! Довольно убийств!»

Обе стороны прихватили свое оружие; сторонники Франциско присоединились к круменам, а противники его тоже поспешили вниз, чтобы привести его на палубу. Возникла легкая стычка, прежде чем они разделились и, разделившись, получили возможность определить силу противных сторон. Франциско, видя, что к нему примкнули очень многие, предложил своим сторонникам следовать за ним и, поднявшись по лестнице фор-люка, занял позицию на баке. Присоединившиеся к нему пираты снабдили его оружием, и Франциско встал впереди, во главе их. Хокхерст и те пираты, что не были на его стороне, отступили на шканцы и собрались вокруг капитана, который стоял, прислонясь к шпилю. Теперь они могли сравнить свои силы. Численность в общем была в пользу Франциско, но на стороне капитана были наиболее опытные и дюжие из матросов и, добавим, наиболее решительные. Но все-таки капитан и Хокхерст заметили опасность своего положения, а потому сочли за лучшее прийти на этот раз к мирному соглашению, а свою злобу выместить как-нибудь в другой раз.

Несколько минут между обеими партиями происходило совещание. Наконец, Каин выступил вперед.

– Ребята, – сказал он, обращаясь к тем, которые собрались вокруг Франциско, – я подумал было, что словно кто бросил горящую головню в наш корабль, чтобы зажечь между всеми нами такую ссору. Предложить же, чтобы правила, законы исполнялись точно, было моей прямой обязанностью, как вашего капитана. Скажите же мне теперь, чего вы добиваетесь? Здесь я являюсь только в качестве вашего капитана и желаю знать мнение всей команды. Я не питаю никакой вражды к этому парню. Я любил и берег его, но он, подобно ехидне, отплатил мне тем, что ужалил меня. Не лучше ли было бы нам вместо того, чтобы быть друг с другом на ножах, жить в ладу? И потому я предлагаю вам следующее: пусть приговор ваш будет ветирован или баллотирован, как найдете удобнее, и каков бы ни был этот приговор, я буду руководствоваться только им. Нужно ли к этому добавлять что-нибудь еще?

– Ребята, – возразил Франциско, когда капитан кончил говорить, – по моему мнению, вам следовало бы принять это предложение, прежде чем допустить, чтобы пролилась кровь. Я не дорожу своей жизнью! Итак, скажите, примкнете ли вы к подаче голосов и будете ли поддерживать те законы, которые, как говорит капитан, были учреждены для поддержания дисциплины корабельной команды?

Пираты, бывшие на стороне Франциско, окинули глазами свою партию и, заметив, что они превосходили другую партию численностью, согласились на это предложение, но Хокхерст выступил вперед и сказал:

– По-настоящему крумены должны быть лишены права голосовать, потому что они не принадлежат к корабельной команде.

Это замечание имело важное значение, так как число их доходило до двадцати пяти, и если бы столько голосов было изъято из общей суммы, то приверженцы Франциско оказались бы в меньшинстве. Обе стороны приняли оборонительное положение.

– Стойте! – заговорил Франциско, выходя вперед. – Раньше, чем остановимся на этом пункте, я хочу уяснить себе, как каждый из вас понимает смысл ваших законов. Я спрашиваю вас, Хокхерст, и всех тех, кто сейчас против меня, не один ли у вас всех закон, гласящий «Кровь за кровь!».

– Да, да! – воскликнули все пираты.

– В таком случае, пусть ваш капитан встанет передо мной и ответит на мое обвинение, если у него хватит смелости.

С насмешливой улыбкой на губах Каин остановился в двух ярдах от Франциско.

– Хорошо, братец, вот я здесь, а в чем состоит ваше обвинение?

– Во-первых, я спрашиваю вас, капитан Каин, который так боится применения закона, подтверждаете ли и вы то, что «Кровь за кровь!» есть справедливый закон?

– Самый справедливый, а раз кровь пролита, то та сторона, которая мстит, за это неответственна.

– Прекрасно. В таком случае отвечай, подлец ты этакий, разве не ты убил мою мать?

При этом обвинении Каин остолбенел.

– Отвечай правду! Или будешь вилять, как малодушный? – повторил Франциско. – Разве не ты убил мою мать?

Губы капитана и все мускулы его лица дрогнули, но он не ответил.

– Кровь за кровь! – закричал Франциско, стреляя в Каина, который зашатался и повалился наземь.

Хокхерст вместе с несколькими пиратами бросились к капитану и подняли его.

– Вероятно, она сказала ему про это тогда, ночью, – с трудом выговорил Каин, потому что кровь из его раны лилась ручьем.

– Он сам сказал мне про это, – проговорил Франциско, обернувшись к стоявшим за ним людям.

Каина отнесли в каюту. Когда его осмотрели, то рана оказалась не смертельной, хотя потеря крови была очень значительная. В одну минуту Хокхерст собрал своих единомышленников на шканцы. Он видел, что обстоятельства сложились для Франциско более благоприятно, чем он того ожидал; закон «Кровь за кровь!» должен был быть выполнен свято: по его правилам, если обнаруживалось, что один пират ранил другого, то последний вправе был безнаказанно отнять жизнь у своего обидчика, чем и прекращалась ссора, длившаяся между обеими враждовавшими партиями, оружие которых в противном случае служило бы ответом на каждое оскорбление. То был самый нелепый закон поединка, который давал столько преимущества гнусному противнику. Итак, чувствуя, что теперь партия Франциско сильнее его партии, Хокхерст счел благоразумным начать переговоры.

– Хокхерст, – начал Франциско, – у меня есть одна просьба, удовлетворение которой может положить конец всем этим раздорам. Она состоит в том, чтобы вы высадили меня на первую попавшуюся нам по дороге землю. Если вы со своими молодцами согласны это сделать, то и остальные не будут противоречить.

– Я согласен, – ответил Хокхерст, – вероятно, то же скажут и прочие. Согласны ли вы, ребята?

– Согласны, совершенно согласны! – воскликнули пираты, побросав на землю свои ружья и смешавшись в одну общую кучу, словно между ними никогда и не было никаких недоразумений.

Старая поговорка гласит, что и у воров есть своя порядочность; это часто оказывалось справедливым на деле. Каждый человек корабельной команды знал, что теперь мирное настроение прочно восстановлено, и Франциско разгуливал по палубе, как ни в чем не бывало.

Хокхерст, знавший, что он обязан был выполнить свое обещание, спустившись вниз, стал тщательно рассматривать морскую карту. Затем он поднялся в рубку и переменил направление судна севернее на два румба. На следующее утро он стоял с добрых полчаса у главной мачты, после чего снова спустился вниз и снова изменил курс. Часам к девяти против носовой части корабля показался низкий песчаный островок; на расстоянии полумили от него он приказал остановить судно и спустить маленький ботик с кормы. После этого он поднял кверху руки.

– Ребята, – сказал он, – мы должны сдержать свое обещание – высадить Франциско на берег на первую встретившуюся нам землю. Вот она!

И черты лица его скривились в змеиную улыбку, в то время как он показывал команде бесплодную песчаную отмель, которая не сулила ничего, кроме медленной голодной смерти. Несколько человек из команды подняли ропот, но приверженцы Хокхерста выручили его: он постарался устроить так, что они подняли гвалт, заглушая остальных.

– Уговор дороже денег! Он сам просил об этом, а мы обещали исполнить его просьбу. Пошлите за Франциско.

– Я здесь, Хокхерст, и чистосердечно скажу вам, что как ни пустынна эта бесплодная местность, я предпочитаю остаться на ней, чем быть в вашей компании. Я немедленно перевезу туда мой сундук.

– Нет, нет, это не входило в условие! – закричал Хокхерст.

– Здесь каждый из нас имеет право распоряжаться своей собственностью. Я призываю в свидетели всю команду.

– Правда, правда, – ответили пираты, так что сам Хокхерст очутился на стороне меньшинства.

– Пусть будет так.

Сундук Франциско поместили в ботик.

– Теперь все? – спросил Хокхерст.

– Товарищи, можно ли мне получить немного провианта и воды? – спросил Франциско.

– Нет, – ответил Хокхерст.

– Можно, можно! – закричали некоторые из пиратов.

Хокхерст не посмел голосовать по этому вопросу; он нахмурился и отошел в сторону. Крумены спустили два бочонка воды и несколько кусков свинины.

– Вот еще! – сказал Помпей, подавая в руки Франциско пакет книг.

– Благодарю вас, Помпей, но я позабыл в каюте ту книгу, вы знаете, о чем я говорю.

Помпей кивнул головой и спустился вниз. Но прошло некоторое время, пока он вернулся, и Хокхерстом уже начало овладевать нетерпение. Ботик, спущенный с судна, был очень маленький, он был снабжен люгерным парусом и двумя парами коротеньких весел, так что едва нашлось место для сундука и прочих вещей Франциско.

– Садитесь в лодку! – сказал Хокхерст. – Мне некогда вас ждать!

Франциско попрощался со всеми товарищами, пожав руки большинству из них. И теперь, когда бедняга вынужден был остаться на пустынном острове, самые ярые его противники невольно почувствовали к нему жалость. Но, зная его отвагу, они сознавали, что его необходимо было удалить, ибо такое его качество было им крайне не по нутру.

– Кто доставит этого молодца на берег и привезет обратно лодку?

– Только не я, – ответил один из команды, – чего доброго, пожалуй, еще спятишь от такой поездки.

И так как желающего не оказалось, то Франциско спрыгнул в лодку.

– Здесь даже места не хватит никому, кроме меня; я сам доставлю себя на остров, – крикнул он. – Прощайте, товарищи, прощайте!

– Стой! Так нельзя! Ему нельзя оставлять лодку. Эдак он, пожалуй, удерет с острова, – заволновался Хокхерст.

– А почему бы ему, бедняге, и не удрать оттуда? – возразил один пират. – Пускай лодка останется у него.

– Да, да, оставьте ему лодку, – раздались голоса, и замечание Хокхерста было отвергнуто.

– Вот, господин Франциско, вот ваша книга.

– Это еще что такое, милостивый государь? – заорал Хокхерст, вырывая книгу из рук Помпея.

– Его Библия, massa.

– Отчаливай! – закричал Хокхерст.

– Господин Хокхерст, отдайте мне книгу!

– Нет! – возразил хитрый мошенник, швыряя книгу за гакаборт. – Он ее не получит. Я слышал про эту книгу, что она заключает в себе утешение для огорченных.

Франциско отчалил лодку и, ухватив весла, оттолкнул кормовую часть, подхватил книгу, которая все еще качалась на волнах, и положил ее на заднюю гребецкую банку лодки. Затем он принялся грести, направляя лодку к берегу. В то же самое время судно натянуло передний шкот и оставило лодку позади себя на четверть мили. Не успел Франциско еще достигнуть берега, как судно уже летело на всех парусах к северу.

X. Песчаная отмель

Первые полчаса своего пребывания на этом безлюдном месте Франциско провел смотря вслед удалявшемуся судну; мысли его были путанны и туманны. Вспоминая все то, что происходило на корабле и перебирая в памяти все типы людей, составлявших его экипаж, чувствуя отвращение к тем субъектам, в обществе которых ему пришлось поневоле быть, – между тем как парус судна превращался мало-помалу в едва заметное беленькое пятнышко, – он подумал, что остаться с ними все-таки было бы лучше, чем на этой пустынной отмели. «Нет, нет! – вырвалось у него после некоторого раздумья, лучше погибнуть здесь, чем быть очевидцем тех сцен, которые я вынужден был, но не мог выносить».

Он последний раз посмотрел на белую точку удалявшегося паруса, опустился на песок и задумался, пока палящий зной не вывел его, наконец, из этого состояния. Тогда он очнулся и направил все свои мысли на обдумывание настоящего своего положения, размышляя, с чего следует ему начать. Он вытащил свою лодку как можно дальше на берег и, воткнув в песок одно из весел, привязал к нему лодку фаленью (тонким канатом). Когда он принялся осматривать внутренность лодки, то увидел, что вода, доходя почти до краев, грозила ежеминутно залить весь его маленький багаж. Самая высокая часть отмели лежала не выше пятнадцати футов над уровнем моря и представляла собой ничтожный холмик шагов с полсотни в окружности.

Он решил отнести все свои вещи на эту возвышенность. Затем он вернулся к лодке и, вынув из нее свой сундук, воду, провизию и прочие вещи, которые ему разрешено было взять с собой, начал переносить их одну за другой, пока они все не были сложены в одну общую кучку в выбранном им месте. После этого Франциско вынул из лодочки весла и маленький парус, забытый в ней по счастливой случайности. Наконец, перенос самой лодочки к тому же месту потребовал напряжения всех его сил; переваливая ее с боку на бок, ему удалось сделать и это, хотя после этого он уже совсем выбился из сил.

Изнемогая от потери сил, он припал устами к одному из бочонков с водой и несколько освежился. А жара становилась все невыносимее и еще более истощала его силы. Тогда он опрокинул лодку, укрепил корму и носовую часть на двух песчаных возвышенностях, вынул парус, устроил из него нечто вроде палатки, выставил наружу сундук, а запасы поставил под лодкой и приютился отдохнуть в этом новом убежище до вечера.

В то время как судно шло по направлению к песчаной отмели, Франциско, хоть и не был на палубе, но превосходно знал, куда следует корабль. Вынув из сундука морскую карту и рассматривая очертания берегов островка, он начал соображать, далеко ли он был от ближайшего пункта, откуда можно было рассчитывать на помощь.

Он понял, что его высадили на одну из тех песчаных отмелей, которые тянутся вдоль побережья Лоанго, и что она отстоит от ближайшего места, где можно, пожалуй, встретить лицо европейца, острова св. Оомы, приблизительно на расстоянии семисот миль. От ближайшего же берега эта отмель была отдалена не более, чем на сорок, пятьдесят миль. Но как решиться отдать судьбу свою дикарям, населяющим этот берег? Он знал, что дикари те ненавидели европейцев за их жестокость и оттеснение их к северу.

Оставалось надеяться, не пристанет ли к берегу коммерческий корабль, так как в районе этих островов производилась торговля золотым песком и слоновой костью.

Невозможно представить себе положения более отчаянного, чем то, в котором находился Франциско. Один, отрезанный океаном от всего мира, без малейшего проблеска надежды на какую бы то ни было помощь, он рисковал погибнуть голодной смертью, так как запасов его едва ли хватило бы даже на несколько дней. И ни малейшей возможности убежать отсюда: его лодка была так хрупка и мала, что первый серьезный шквал обратил бы ее в щепы.

Так думал Франциско. Несмотря на то, что лодка защищала его от солнца, зной достиг такой силы, что Франциско начал задыхаться от недостатка воздуха. На зеркальной поверхности воды не видно было ни малейшей ряби; повсюду царила невозмутимая тишина и какое-то зловещее спокойствие смерти. Когда ночные тени спустились на остров, Франциско вышел из своего убежища. Но прохлады не было, тяжелый, удушливый воздух давил, как гнет. Франциско поднял глаза к небу и удивился, что не видно ни одной звездочки. Весь небесный свод заволокло серым туманом. Он старался всмотреться в горизонт, но и там нельзя было ничего различить: непроницаемый мрак окутал всю песчаную отмель. Он пошел вдоль берега. Не слышно было ни малейшего шелеста, ни журчания воды; словно и остров, и океан были погружены в оцепенение смерти.

Он откинул волосы со своего лихорадочно пылавшего лба и снова оглянулся на безжизненную пустыню. Наконец, в отчаянии он бросился на колени и начал горячо молиться Богу, чтобы он послал ему силы и покорность его воле.

Встав на ноги и вглядевшись в океан, он заметил, что кругом все быстро изменилось. Черная масса поднялась выше, густая тьма обступила со всех сторон, и легкий ветерок набегал с океана; слышался отдаленный шум, как бы от поднявшегося ветра, но зеркальная поверхность океана все еще оставалась спокойной. Шум становился все явственнее, и, наконец, издали стали доноситься раскаты грома и рев приближающегося шквала. Звуки эти раздавались все ближе и ближе, широкая черная пелена покрывала все видимое пространство воды, буря завыла, разверзлись небесные хляби, и налетевший ураган свалил Франциско с ног, но, соблюдая осторожность, он не поднимался на ноги и пролежал некоторое время на песке. Подняв голову, он увидел, что тучи заволокли все небо, а на море вздымались молочно-белые гребни; широко разлившись, вода покрывала половину острова, и с ревом, и пеной грозила залить его окончательно.

Ливень с градом обдавали несчастного страдальца, а сознание твердило ему, что оставаться дольше на этом месте равносильно гибели, так как море все прибывало. Он должен был встать и поспешить на холм, где были оставлены его вещи и лодка. С трудом поднявшись на ноги, Франциско отправился к тому месту, но, ослепленный пеной волн и дождем, ничего не в состоянии был видеть. Налетавшие на него одна за другой волны сбили его с ног, и он ударился головой о сундук. Где же была его лодка?

Порыв ветра сорвал ее и унес. Теперь все надежды на спасение рухнули окончательно. Если его самого не смоет волна, то ему суждено умереть в самом непродолжительном времени голодной смертью.

Удар в голову и ужас от сознания своего положения подействовали на него так сильно, что он лишился чувств.

Когда же он пришел в себя, вокруг все снова успело измениться: необъятная поверхность воды страшно волновалась, и слышался такой же рев, как это было перед ураганом. Весь остров, кроме того места, где находился Франциско, был покрыт бушевавшими волнами, которые подкатывались к самым его ногам. Франциско приготовился к смерти!

Но мало-помалу мрак рассеялся; ветер разогнал тучи, и у него появилась снова надежда… но какая!.. умереть не сию минуту, смытому волнами, а мучительно обреченному на голод и жажду, под палящим зноем раскаленного солнца! При этой ужасной мысли он закрыл лицо руками и начал молиться со словами: «Боже, да исполнится воля Твоя, но будь милостив ко мне, повели волнам подняться выше и потопить меня!»

Но вода не поднималась выше. Ветер стихал, а с ним утихали и волны. На горизонте занималась заря, возвещавшая о наступившем новом дне, а с ним и о жаре. Вместе с тем вдали показалась какая-то темная масса, плывущая среди бушующих волн. То был корабль с одной только уцелевшей мачтой; он нырял среди разъяренных волн, а ветром его гнало прямо на отмель.

– Он окончательно превратится в щепки, – думал Франциско, – отмель не видна с него, и он разобьется. И, забыв свое собственное несчастное положение, он начал придумывать, как бы подать кораблю сигнал, чтобы там поняли о грозившей опасности.

Между тем яркое, веселое солнце успело взойти и освещало теперь эту сцену бедствия и ужаса. А ветер и волны подгоняли корабль все ближе и ближе. Страшно было смотреть, как быстро он несется к верной гибели.

Вскоре можно было ясно видеть суетившихся на его борту людей. Он отчаянно махал руками, но его не замечали, он пробовал кричать, но звук относило ветром в противоположную сторону. Когда между кораблем и отмелью осталось не более как два кабельтова, люди заметили опасность. Но было слишком поздно! Как ни старались они дать судну другое направление, все было напрасно! Беспощадные волны подгоняли его к отмели. Вдруг раздался сильный треск: то свалилась последняя мачта, а набегавшие валы спешили довершить дело разрушения и гибели!