Текст книги "Крушение «Великого Океана»"

Глава LI

Возвращение. – Убитая свинья. – Пойманная рыба. – Томми и свинья. – Томми и ружье. – Страх Томми. – Томми наказан.

Риди и Сигрев устроили из ветвей что-то вроде грубо сделанного ложа. Закусив на ночь, они поручили себя охране Божией и легли спать.

На следующее утро началась та же самая работа; они открывали ящики и тюки, вытащенные из моря. Нашлось еще много книг, четыре ящика со свечами, три – полные риса (и хорошего, и подмоченного), множество других очень полезных для них вещей, а также таких, которые не имели никакой ценности для обитателей острова.

К своему большому удовольствию они увидали, что два цибика чая и три мешка с кофе, которые Риди привез на берег еще до гибели «Великого Океана», совершенно не пострадали. Сахара же не было совсем; небольшой запас его совершенно растаял.

– Это неудача, сэр, – проговорил Риди. – Наш мастер Томми очень опечалится; но сахар, конечно, нельзя назвать предметом первой необходимости.

– Мастеру Томми нужно привыкнуть к лишениям, Риди, – сказал Сигрев. – Мы не можем ждать, что у нас будет решительно все; ведь мы живем не в ста ярдах от бакалейной лавки! Теперь пройдем туда, где засыпали вещи песком.

Песок вскопали; бочонки с солониной и обструганные доски вполне уцелели, но остальные вещи погибли.

Около полудня Риди и Сигрев окончили осмотр, и так как осталось еще много времени, Сигрев сделал съемку нескольких частей этой стороны острова. Потом они вскинули на плечи ружья, Риди взял еще несколько фунтов испорченного риса для кур, и оба пустились в обратный путь.

Они вернулись к дому на берегу залива, отдохнули в амбаре, потом снова пошли к палаткам, раскинутым на лугу.

До луга оставалось около полумили; вдруг Риди услышал какой-то шум, знаком остановил Сигрева и шепнул, что свиньи близки! Он зарядил ружье. То же сделал его спутник и оба бесшумно двинулись к кустам, в которых слышалось хрюканье.

Они долго не видели животных, наконец, ярдах в двадцати от себя рассмотрели все стадо. Свиньи подняли головы; старые громко хрюкали, а когда Риди прицелился и выстрелил, бросились прочь.

М-р Сигрев не успел пустить пули, но Риди подстрелил одну свинью, и она, вздрагивая, лежала на земле.

– Свежая свинина будет приятною вещью, м-р Сигрев, – сказал Риди, подходя к животному.

– Да, конечно, – согласился Сигрев. – Мы отнесем ее домой?

– Мы повесим ее на ружье, и нам будет не очень трудно тащить нашу добычу, сэр, – сказал Риди. – Это одно из животных, родившихся на острове; недурное для своего возраста.

Свинью повесили к ружью, и Риди с Сигревом взяли его, один за конец дула, другой за приклад, и таким образом понесли добычу.

На опушке леса они встретили миссис Сигрев и Уильяма, которые пошли к ним навстречу, услыхав выстрел. Миссис Сигрев немного волновалась, но, увидев свинью, конечно, тотчас же поняла, почему возвращавшиеся стреляли.

– Я немножко испугалась, услыхав ружейный выстрел, – заметила она, обнимая мужа. – Я никак не думала, что вы сегодня же вернетесь. Мы все здоровы, и все у нас хорошо.

Уильям взял дуло ружья из рук отца, который пошел впереди вместе с женой.

– Что у вас нового, мастер Уильям? – спросил мальчика Риди.

– У нас тут хорошие новости, Риди, – ответил мальчик. – Вчера вечером, устав от работ, я сел в шлюпку, желая посмотреть, можно ли здесь в глубине поймать какую-нибудь рыбу, и поймал трех очень красивых и совсем не похожих на тех, которые попадались нам среди рифов. Одну мы приготовили сегодня на завтрак и на обед; она оказалась очень вкусна.

– А вы одни отправились в шлюпке?

– Нет, с Юноной; мама сказала, что часа на два она отпустит ее. И она чудесно гребет, Риди.

– Юнона очень ловкая и способная девушка, мастер Уильям, – сказал Риди и прибавил: – Мы осмотрели наши запасы, и теперь предстоит много дел. Вряд ли нам в течение недели удастся переправить сюда все вещи, а потому, я думаю, мы завтра же отплывем к первому становищу. Но посмотрим, что скажет вам отец.

– Мне приятнее грести, чем копать, – заметил Уиль, – и я с удовольствием предоставлю копание отцу, Риди.

– Я думаю, он согласится отпустить вас; ведь ему, конечно, больше хочется остаться с вашей матушкой и детьми.

Подойдя к палаткам, Риди тотчас же повесил свинью на поперечную балку в той из них, в которой ночевали Сигрев, Уильям и он сам, потом, прислонив ружья к стенке этого полотняного жилища, вместе с Уилем пошел за ножом и другими инструментами, чтобы взрезать и выпотрошить свинью.

В их отсутствие Каролина и Томми вошли в палатку посмотреть на свинью. Томми сказал сестре, до чего он рад, что на обед дадут жареную свинину, взял одно из ружей и сказал:

– Теперь, Каролина, я застрелю свинью.

– Ай, Томми, не трогай ружья, – заметила девочка, – папа очень рассердится. Помнишь, как ты выстрелил подле бухты?

– Ничего, – ответил Томми, – я хочу тебе показать, как стреляют в свиней.

– Не надо, Томми, – закричала Каролина, – не надо, не то я пойду и скажу маме!

– Тогда я застрелю тебя, – крикнул Томми, прицеливаясь в сестру.

Каролина так испугалась, что бросилась бежать со всех ног, а Томми, напрягая все силы, приложил ружье к плечу и потянул за собачку.

Томми случайно взял ружье Сигрева, которое осталось заряженным и, потянув за пружинку, выстрелил. Так как мальчик не мог крепко прижать его к плечу, оно сильно отдало, приклад ударился о его лицо, выбил ему два передних зуба и разбил щеку; из носа шалуна хлынула потоком кровь.

Томми так изумился и испугался, услыхав выстрел и почувствовав боль, что громко закричал, бросил ружье и побежал к палатке, в которой сидели его отец и мать. Они услышали звук выстрела и побежали к выходу.

Селина, увидев окровавленного, кричавшего Томми, от страха не могла устоять на ногах и упала без чувств на руки мужа.

Риди и Уильям тоже прибежали, опасаясь несчастья; Сигрев унес в палатку жену, лежавшую в обмороке, а старый моряк подошел к Томми, ладонью отер кровь с его лица; заметив, что мальчик не ранен и что, вообще, не произошло большой беды, он закричал Сигреву:

– Ничего, сэр, это только кровь из носа. Ну, не кричите больше, дурной мальчик, – прибавил он, обращаясь к Томми. – Как вы смели трогать ружье?

– Ружье дерется, – закричал Томми и зарыдал, а из его губ потекла кровь.

– Поделом вам, мастер Томми, – теперь вы не будете больше трогать ружей.

– Не буду, – закричал Томми, – оно застрелило меня.

Юнона принесла воды, чтобы умыть ему лицо, миссис Сигрев пришла в себя, а муж сказал ей, что у Томми просто идет носом кровь.

Наконец Томми перестал кричать и плакать; кровотечение из носа прекратилось; лицо ему вымыли и только тогда заметили, что у него недостает двух передних резцов, а также, что его губы и щека сильно пострадали. Мальчика раздели, уложили в постель, и он скоро крепко заснул.

– Напрасно я оставил ружье, – сказал Риди Уилю, – это моя вина. Только мне казалось, что Томми очень часто запрещали трогать ружья и что он не решится брать их; но он так шаловлив, что не может удержаться от проказ.

– Он навел ружье на меня… Он хотел меня застрелить, – сказала Каролина, – только я убежала.

– Боже милостивый, – вскрикнула миссис Сигрев, – если бы он тогда спустил курок, мое милое дитя было бы убито. О, какой он дурной мальчик!

– На этот раз Томми жестоко наказан, – сказал Риди, – я думаю, он теперь нескоро дотронется до ружья.

– Да, но его нужно еще наказать, – сказал Сигрев, – пусть помнит о своей шалости.

– Если уж его нужно наказать, – сказал Риди, – лучше всего не давайте ему жареной свинины. Мастер Томми так любит хорошенько покушать, что это будет для него самым тяжелым наказанием.

– Я согласен с вами, – сказал Сигрев. – Итак, решено: мастер Томми останется без жаркого.

После этого разговора подали ужин; после ужина все пошли спать.

Глава LII

Приготовления. – Цыплята. – Переноска вещей. – Собака с письмом.

Удивительный вид представляло лицо Томми на следующее утро. Его губы и щека распухли; еще ужаснее было его лицо без двух передних зубов. К счастью, исчезли молочные резцы; в противном случае потеря была бы важнее.

К завтраку Томми вышел мрачный. Но, разговаривая с Юноной, хвастался, уверяя, что застрелил одну свинью и пойдет на охоту за другой, когда первую съедят.

Свинина, которую изжарили на завтрак, пахла самым привлекательным образом, но отец, снова побранив Томми, объяснил, что он не получит ни кусочка этого жаркого; тогда мальчик так громко закричал, что его выслали из палатки и не велели возвращаться, пока он не замолчит.

После завтрака Риди сказал, что они с Уилем отправятся в лодке к первому стану и переправят оттуда все вещи к заливу подле дома. Он прибавил, что не следует терять ни одного дня.

По его просьбе Юнона сжарила большой кусок свинины, который они могли взять с собой. Все было готово. Сигрев согласился продолжать делать изгородь кругом ямовой плантации.

– А через сколько времени, Риди, вы и Уильям вернетесь сюда? – спросила миссис Сигрев.

– Сегодня среда, – заметил старик, – ну, мы, конечно, будем дома к вечеру субботы. Нам необходимо покончить с этим делом, и чем скорее исполним мы его, тем будет лучше.

– Дорогой Уильям, я не могу выносить мысли, что ты столько времени будешь каждый день на море, – сказала миссис Сигрев, – я ни на минуту не перестану тревожиться, пока ты не вернешься.

– Хорошо, мамочка, я пришлю тебе письмо по городской почте, чтобы ты знала, как мне живется, – ответил мальчик.

– Не смейся надо мной, мой голубчик. Мне очень хотелось бы, чтобы здесь была городская почта и ты мог бы мне писать каждый день, – сказала бедная женщина.

Риди и Уильям готовились к пребыванию вне дома. Они взяли котелок для приготовления пищи, одеяла, а когда все было готово, попрощались с м-ром и миссис Сигрев; Юнона помогла им отнести их багаж в лодку. Наконец, они отплыли; перед отплытием Уиль посадил с собой в шлюпку овчарку Рема.

– Зачем вы берете с собой собаку? – спросил Риди. – Рем может сторожить ямовую плантацию, прогонять от нее свиней, а нам он не нужен.

– Нужен, Риди. Я должен взять Рема; я кое-что задумал, поэтому позвольте мне поступить по-моему.

– Ну, хорошо, мастер Уильям, – ответил Риди, – я считаю, что вы всегда можете делать то, что вам хочется. Раз вы хотите взять собаку, значит и дело с концом. До свидания, Юнона.

– До свидания, масса Риди, до свидания, мастер Уильям. Смотрите, вернитесь в субботу, да захватите с собой рыбу, – сказала негритянка.

– Я привезу тебе черепаху, Юнона; они скоро опять выползут на отмель, и мы наловим их множество, – крикнул мальчик.

Лодка шла под распущенным парусом, так как дул свежий ветер, и Риди с Уилем скоро пришли к первому стану. Они забрали много вещей и отправились к бухте, на берегу которой стоял дом.

Тут они стали кормить рисом кур и, к своему удовольствию, увидели, что к этому времени вывелось более сорока здоровых, хороших цыплят. Некоторые из них уже достаточно подросли, и их можно было заколоть. Однако, вспомнив, что запас свежей провизии очень велик, Риди и его юный спутник решили до поры до времени не трогать их, тем более, что яйца были важнее птиц.

Они двинулись на веслах к первому берегу. Дул свежий противный ветер, а потому им пришлось грести долго и усиленно, но Риди сказал, что это лучше, так как, благодаря ветру, нагруженная шлюпка могла быстро перенести под парусом тяжелые вещи.

Они быстро нагрузили шлюпку. В первый раз Риди и Уильям переправили к дому множество железных вещей: гвоздей, проволок и т. д., а теперь взяли бочку муки, ящик со свечами, несколько штук полотна и Рема. Подняв парус плаватели пустились в путь и через час уже проходили между рифами.

Решив еще два раза вернуться за вещами, мальчик и старик сели обедать. Уильям давал Рему кости.

– Скажите, мастер Уиль, – спросил старый моряк, – о чем вы думали, решив взять с нами Рема?

– Сейчас объясню, – сказал Уильям, – может быть, я ошибаюсь, может быть, и нет. Я хочу, чтобы Рем отнес маме записку; вы знаете, что когда ему прикажут, он всегда бежит домой. Теперь я хочу посмотреть, не вернется ли он к палаткам. У меня есть с собой кусочек бумаги.

И он написал на листке:

«Дорогая мамочка, мы вполне здоровы и благополучно вернулись с первым грузом.

Любящий тебя сын Уильям».

Мальчик привесил на проволоке записку к шее собаки, потом, вызвав умную овчарку из дому, сказал ей:

– Иди домой, Рем. Назад! Ступай назад!

Рем посмотрел на Уиля растерянным взглядом, точно не зная, что нужно делать. Уильям же поднял камень, точно собираясь бросить его в собаку; овчарка отбежала немного и снова остановилась.

– Ступай назад, Рем, назад! – закричал Уильям и снова поднял камень, повторяя приказание. Тогда Рем со всех ног бросился через лес.

– Он убежал, – сказал Уильям, – я думаю, он вернется к палаткам.

– Увидим, сэр, – ответил Риди, – а теперь, покончив обед, сложим вещи.

– Куда?

– В амбар, мастер Уильям. Это будет трудное дело, так как ящики с гвоздями очень тяжелы. Нам придется вместе перетаскивать их. Но идемте, перед нами еще часа три светлого времени.

Глава LIII

Возвращение собаки. – Ответ. – Второе письмо. – Возвращение к палаткам.

Когда весь груз был перенесен, Риди привязал шлюпку и вместе с Уильямом отправился ночевать в дом.

Как только они переступили его порог, на них бросился Рем и стал весело прыгать. У него на шее висело письмо.

– Вот Рем, – заметил Риди, – значит, он все же не вернулся к палаткам, мастер Уильям.

– Какая досада, – сказал мальчик. – Я был уверен, что он вернется к ним. Это большое разочарование. Зато я ничего не дам ему… Но, Боже мой, Риди, ведь на шее-то его совсем не моя бумажка. Посмотрю…

Уильям снял записку и развернул ее.

«Дорогой Уильям, твое письмо дошло хорошо, и мы так рады, что вы оба здоровы. Пиши каждый день. Благослови тебя Бог. Умно поступил ты, и как умен Рем. Любящая тебя твоя мать,

Селина Сигрев»

– Отлично, – сказал Риди, – я не думал, что Рем уйдет к палаткам, а он еще, вдобавок, по приказанию миссис Сигрев прибежал к нам.

– Милый Рем, славная, умная моя собака, – сказал мальчик, лаская овчарку. – Я тебя отлично накормлю; ты стоишь награды.

– Да, вполне стоит, – сказал Риди. – Ну, отлично, вот мы устроили на острове почту, а это большое удобство. Нет, серьезно, мастер Уильям, такое письменное сообщение может очень пригодиться нам.

– Во всяком случае, это успокоение для мамы.

– Да, сэр; особенно, когда нам придется жить здесь втроем, чтобы устроить амбар и сделать все предполагаемые перемены. Но не лечь ли нам? Завтра придется подняться ни свет ни заря, с жаворонками, как говорится в Англии.

– А здесь, я думаю, мы должны сказать: «с попугаями», – заметил Уильям, – ведь, кроме попугаев, на этом острове не видно других не морских птиц.

– А голуби-то, сэр? – возразил Риди. – Одного из них я видел на днях. В настоящее время они сидят на яйцах и скоро выведут птенцов. До свидания, сэр.

На следующее утро они были в лодке еще до времени завтрака; грести им показалось легко, так как ветер, хотя и оставался противным, но ослабел.

Нагрузив шлюпку вещами, они вернулись под парусом. После завтрака Риди и Уильям перенесли весь свой товар из шлюпки в амбар и, не теряя времени, опять пустились в путь.

За два часа до наступления темноты старый моряк и его юный спутник снова пристали к берегу и тотчас же привязали шлюпку.

Придя в дом, Уильям написал на бумажке.

«Дорогая мамочка, сегодня мы сделали два рейса с вещами. Все хорошо, и мы очень устали.

Твой Уильям»

На этот раз Рем сразу послушался. Уильям только погладил его и сказал:

– Милая собака. Ну, Рем, домой. Назад, Рем!

Овчарка помахала хвостом и тотчас же убежала. Рем вернулся с ответом раньше, чем улеглись мальчик и старик.

– Как быстро он бегает, Риди, – заметил Уиль. – Он вернулся меньше чем через два часа.

– Да, сэр. А что пишет миссис Сигрев?

– Только: «Все хорошо; не хочу задерживать твоего гонца».

– Теперь, Ремушка, ты хорошо поужинаешь, и тебя приласкают, потому что ты умная, славная, хорошая собачонка.

На следующий день им пришлось переносить в дом столько вещей, что они только один раз отправились за грузом, который счастливо доставили в бухту. Почту отправили к палаткам и скоро получили ответ.

В субботу только раз переправили груз, так как предстояло отплыть к палаткам.

Захватив черепаху, Риди и Уиль вернулись домой и застали всех подле маленькой гавани. Их ждали.

– Дорогой Уильям, ты сдержал обещание, писал мне, присылая письма по почте, – сказала миссис Сигрев. – Как это хорошо. Теперь, когда вы все уйдете, я не буду бояться.

– Я выучу Ромула и Виксен делать то же самое, мама.

– Да, мастер Томми, – заметил Риди, – к тому времени, когда вы научитесь писать, щенки научатся носить письма. Я вижу, что ваше лицо еще не совсем-то поправилось. Надеюсь, вы не станете больше стрелять мертвых свиней.

– Нет, не буду; но я поем свинины в следующий раз.

– Это будет умнее, мастер Томми. Поди сюда, Альберт, как давно я не видал тебя. А как подвигается копание канавы? – спросил Риди.

– Довольно хорошо, – ответил Сигрев. – Две стороны ограды почти готовы.

– Отлично, сэр; но не работайте слишком усиленно, торопиться нечего, – заметил старик.

– Я обязан работать, Риди, и могу прибавить, что труд – мое удовольствие, – ответил Сигрев, – теперь же пойдемте ужинать.

Во время ужина разговор коснулся ума, выказанного Ремом.

При этом случае м-р Сигрев привел много примеров сообразительности животных и упомянул об инстинкте.

– А какая разница между инстинктом и умом, папа? – спросил мальчик.

– Очень большая разница, мой друг, – ответил Сигрев, – и я сейчас объясню, тебе, в чем она состоит. Однако прежде всего следует заметить, что в прежние времена всегда говорилось, что человеком руководит ум, а животным управляет один инстинкт. Это большое заблуждение. Человек обладает и разумом, и инстинктом, а если в животных, главным образом, действует инстинкт, они все же обладают способностью рассуждать.

– А что доказывает присутствие инстинкта у человека?

– Новорожденное дитя, Уильям, действует, исключительно подчиняясь инстинкту; наш разум созревает с каждым днем и пересиливает наш инстинкт, который ослабевает пропорционально с развитием способности мыслить.

– Значит, когда мы достигаем очень старых лет, в нас совершенно исчезнет инстинкт?

– Нет, мой дорогой мальчик; у человека есть один сильно и твердо вкоренившийся инстинкт, который никогда не покидает его; это страх – не смерти, нет, а уничтожения, – ужас, что после смерти он превратится в ничто. И эта инстинктивная боязнь уничтожения служит залогом того, что после смерти мы не уничтожимся, что наши души будут продолжать жить, хотя наши тела разрушатся. Это чувство можно назвать инстинктивным доказательством будущей жизни.

– Вот это истинная правда, – сказал Риди.

– Инстинкт у животных, – продолжал Сигрев, – чувство, которое заставляет их совершать известные действия, не размышляя о них заранее, бессознательно. С первого мгновения их жизни инстинкт их является в полной силе; он с самого начала вполне развит и в течение жизни не изменяется, не увеличивается и никогда не усовершенствуется. Ласточка строила свое гнездо, паук плел паутину, пчела делала соты совершенно так же хорошо четыре тысячи лет тому назад, как и теперь. Прибавлю, что одно из чудесных свойств инстинкта – та математическая форма пчелиного сота, при помощи которой, как было доказано, это насекомое сохраняет наибольшее количество времени и уменьшает затрату труда. Чудеса инстинкта можно, главным образом, наблюдать у общественных животных.

– Объясни мне эти слова, папа.

– Общественными животными называют тех, которые живут стаями, стадами, обществами. Вот для примера возьмем несколько пород птиц: ласточку, морских птиц, грачей и ворон. Инстинкт, который они выказывают при своих перелетах из одной части света в другую, расположение их стаи, принимающей форму, которая представляет наименьшее сопротивление для ветра, причем каждая отдельная птица вполне точно держится определенного места, все подсказывает им скрытая, безошибочная способность. А их обычай ставить сторожевых птиц во время ночлега или поднимать тревогу при виде приближающейся опасности? Это проявление чистого инстинкта, изумительного и чудесного. И эта способность замечается также у четвероногих животных.

– А какие существа живут обществами, папа?

– Муравьи, пчелы и многие другие насекомые, а из животных – бобры. Изумительны их работы, их способы сообщения, строгое выполнение своего дела каждой особью.

– Все это чистый инстинкт, папа, – сказал Уильям. – Но ведь ты же говорил, что у животных есть также способность мыслить? Не укажешь ли ты мне, в чем она проявляется?

– Охотно, мой мальчик, но нам лучше отложить это до другого вечера. Пора ложиться спать. Каролина дремлет, а Томми зевает.

– Их инстинкт и разум – все противится мне, папа, – со смехом сказал мальчик, – а потому придется ждать; но мне, действительно, очень хочется узнать что-нибудь по этому вопросу.

– И мне также, мастер Уильям, – сказал старый Риди, – только мне жаль, что у меня не будет времени подумать о том, что нам рассказал мистер Сигрев; во всем этом много удивительного.