Текст книги "За синим горизонтом событий"

Пол в замешательстве посмотрел на остальных.

– Ты приглашаешь нас к себе домой?

– Конечно. Мой корабль отнесет нас туда. Не всех, – поправился он, – только некоторых. Старика можно оставить тут. У него все равно нет женщины, так что и расставаться не придется. Или даже, – хитро добавил он, – мы можем отправиться с Джанин. Тогда на корабле будет больше места. Мы вам привезем машины, книги, сокровища...

– Забудь об этом, Вэн, – мудро сказала Джанин. – Нам никогда не позволят полететь одним.

– Не так быстро, девочка, – перебил ее отец. – Не тебе решать. Парень сделал интересное предложение. Если он может открыть для нас врата небес, зачем нам оставаться на холоде?

Джанин посмотрела на отца, но ничего не смогла прочесть на его лице.

– Ты хочешь сказать, что готов отпустить нас с Вэном одних?

– Вопрос не в этом, – ответил он. – Вопрос в том, как побыстрее закончить этот проклятый Богом полет и забрать свои деньги. Других вопросов нет.

– Что ж, – немного погодя сказала Ларви, – мы можем пока не принимать решения. Небеса и так всю нашу жизнь ждут нас.

– Это правда, – печально кивнул головой Пейтер. – Но, выражаясь конкретнее, некоторым из нас осталось ждать меньше остальных.

Каждый день с Земли поступали новые указания и сообщения. Но, к всеобщей досаде, они относились к событиям далекого прошлого, до появления Вэна, и не имели отношения к нынешним делам и планам. Предлагали провести такие-то химические анализы. Просветить то-то и то-то рентгеновскими лучами. Исследовать, измерить, рассчитать и прочее, и прочее. Сейчас, конечно, сообщение о том, что они прибыли на фабрику, достигло земной Веры, и, наверное, ответ уже в пути. Но его не будет еще несколько недель. У базы на Тритоне компьютер немного мощнее, чем Вера, и Пол с Ларви вторые сутки горячо обсуждали вопрос о передаче туда всей информации и обращений с просьбами о помощи и консультациях. Старый Пейтер с яростью возражал.

– Этим бродягам, цыганам? Зачем отдавать им то, что нам так дорого досталось?

– Никто не сомневается в наших правах, папа, – успокаивала его Ларви. – Это все наше. В контракте все подробно оговорено.

– Нет!

И вот все рассказанное Вэном они ввели для обработки в бортовую Веру, и маломощный медлительный мозг Веры принялся разбираться и искать смысл. Она даже составляла графики и схемы. Смоделировала внешний вид того места, откуда прилетел мальчик. Видимо, получалось не очень похоже, потому что Вэн не проявил никакого интереса к ее изобразительному творчеству.

Коридоры. Машины. Сам хичи. И всякий раз Вэн вносил поправки:

– Нет. У них у всех длинные бороды, и у самцов, и у самок. И даже у совсем молодых. А груди у самок... – Он прижимал руки под грудной клеткой, показывая, как низко они свисают. – И запах у них не тот.

– Голограммы совсем не пахнут, Вэн, – сказал Пол.

– Вот именно! А они пахнут. А в течке, так даже очень сильно.

И Вера гудела, пережевывая новые данные, и вносила поправки.

После многих часов кропотливой работы то, что поначалу казалось Вэну игрой, превратилось в скучное, утомительное занятие. И тогда он начал жульничать:

– Правильно! – устало говорил Вэн. – Именно так выглядит комната Мертвецов.

Правда, Пол с Ларви быстро поняли, что он так отвечает, чтобы избавиться от надоевшего занятия, и стали давать ему передышки. Тогда Джанин отправлялась с ним побродить по коридорам, пристегнув к плечу камеру и микрофон – вдруг Вэн скажет что-нибудь важное или покажет сокровище. Во время прогулок с Джанин Вэн расслаблялся и становился разговорчивым. Знания его были так же поразительны, как и невежество. И то и другое совершенно непредсказуемо.

Но не только Вэн нуждался в изучении. Каждый час Ларви или Пейтер предлагали обсудить новый способ, как заставить Пищевую фабрику отказаться от запрограммированного курса, чтобы они могли выполнить свою основную задачу. Ничего не получалось. С Земли приходили все новые послания и рекомендации. Но они по-прежнему не имели отношения к важным событиям на корабле. Сообщения даже не были интересны.

Джанин оставила в памяти Веры целую пачку писем от своих кумиров, не побеспокоившись их прочесть – долгие уединенные разговоры с Вэном удовлетворяли все ее нужды.

Иногда поступали странные новости. Ларви сообщили, что коллеги объявили ее женщиной года. Старый Пейтер получил официальное письмо из города, где родился. Прочитав его, он разразился гомерическим хохотом.

– Дортмунд просит меня стать бургомистром! Что за вздор!

– Ну, это же прекрасно, – откликнулась Ларви. – Это такая честь.

– Ничего подобного, – свирепо возразил он. – Бургомистр! С теми деньгами, что мы получим, я могу быть избран президентом Федеральной республики или даже... – Он ненадолго смолк, а потом мрачно сказал: – Если, конечно, я еще увижу Федеральную республику. – Затем, глядя поверх голов, он некоторое время беззвучно шевелил губами и наконец вымолвил: – Наверное, пора возвращаться.

– Ах, папа, – начала Джанин и испуганно замолчала: старик бросил на нее взгляд вожака волчьей стаи, каким тот смотрит на зарвавшегося щенка. Между ними неожиданно возникло напряжение, но тут Пол принял огонь на себя. Он откашлялся и сказал:

– У нас, конечно, есть такая возможность. Остается, правда, обсудить вопрос о контракте...

Пейтер покачал головой.

– Я думал об этом. Нам и так уже очень много должны! Только за то, что мы прекратили лихорадку. Если нам заплатят хотя бы один процент от предотвращенного убытка, у нас будут миллионы. Миллиарды! А если они не станут платить... – Он осекся, но быстро справился с собой и уверенно продолжил: – Нет, заплатят. Просто надо послать на Землю обстоятельное письмо. Сообщить, что мы покончили с лихорадкой раз и навсегда, но не можем передвинуть Пищевую фабрику ни на дюйм. Поэтому решили вернуться домой. К тому времени, как придет ответ, мы уже много недель будем в пути.

– А как же Вэн? – с тревогой спросила Джанин.

– Полетит с нами, конечно. Снова будет среди людей, так для него даже лучше.

– Может, позволим самому Вэну решать, где ему жить? И как же наш полет на небо?

– Это была мечта, – холодно ответил Пейтер. – В действительности мы далеко не все можем. Пусть кто-нибудь другой исследует небеса, на всех хватит, а мы тем временем дома будем наслаждаться богатством и славой. Дело не только в контракте, – почти умоляюще проговорил он. – Мы спасители человечества! У нас будут лекционные туры, приглашения в рекламу! Мы станем очень влиятельными людьми!

– Нет, папа, – с отчаянием в голосе сказала Джанин, – послушай меня. Вы все говорили о нашем долге помочь миру – накормить людей, принести им новые механизмы, чтобы их жизнь стала легче. Разве мы не выполним до конца свой долг?

Пейтер резко повернулся к ней и ответил с такой злобой, что Джанин в страхе отшатнулась от него:

– Дерзкая девчонка, что ты знаешь о долге?! Без меня ты бы сейчас валялась в какой-нибудь чикагской канаве и ждала благотворительности. Прежде всего надо думать о себе!

Джанин начала говорить, но ее вдруг остановил испуганный взгляд Вэна.

– Я ненавижу, когда ты так говоришь! – выпалила девочка. – Мы с Вэном отправляемся на прогулку. Только чтобы не видеть вас!

– На самом деле он не такой плохой, – пояснила она Вэну, как только они удалились на значительное расстояние, откуда их не могли слышать. Сзади еще долго доносились голоса спорящих, и Вэн, который не привык к ссорам, был явно расстроен.

Вэн не стал обсуждать виденную ссору. Наоборот, он попытался переменить тему. Он указал на выступ на голубой стене и пояснил:

– Это место воды, но оно мертвое. Их тут десятки, и почти все мертвые.

Скорее из чувства долга Джанин осмотрела выступ, нацеливая на него камеру. На вершине был укреплен небольшой кран, наподобие носика у чайника, а внизу располагалось что-то вроде раковины. Она была совершенно сухая и настолько широкая, что Джанин могла в ней поместиться почти целиком.

– Ты говорил, что один такой кран работает, но воду из него пить нельзя.

– Да, Джанин. – После ссоры Вэн выглядел удрученным и почти не разговаривал.

– Когда я была маленькой, папа рассказывал мне сказки, – начала Джанин. – В основном страшные, но не всегда. Он рассказывал о Черном Питере. Насколько я помню, это что-то вроде Санта Клауса. Он говорил, что, если я буду хорошей девочкой, Черный Питер на Рождество подарит мне куклу, а если плохой – кусок угля. Или что-нибудь похуже. И я называла папу Черный Питер. Но он мне никогда не приносил кусок угля. – Они шли по голубому коридору, Вэн внимательно слушал свою спутницу, но не отвечал. – Потом умерла мама, – продолжала Джанин, – а Пол и Ларви поженились, и я некоторое время жила с ними. Но папа не плохой. Он часто приходил ко мне повидаться. Вэн! Ты понимаешь, что я тебе рассказываю?

– Нет, – угрюмо ответил он. – Кто такой Санта Клаус?

– Ох, Вэн!

И Джанин объяснила, кто такой Санта Клаус и что такое Рождество, а потом рассказала о зиме, о снеге, о том, как и какие подарки делают родным и друзьям. И от этого рассказа лицо Вэна прояснилось, он начал улыбаться.

Странно, но с улучшением настроения у Вэна Джанин становилась все мрачнее. Рассказывая ему о мире, в котором она жила, Джанин все время думала, что их ждет впереди. «Наверное, отец прав, – нервно покусывая ногти, размышляла она. – Лучше упаковать вещи и улететь, вернуться к реальной жизни».

Все другие альтернативы сейчас пугали ее. Когда Джанин позволяла себе подумать, что их ждет, ее начинало пугать место, в котором они оказались, – какой-то странный артефакт, который упрямо прокладывает в космосе курс к неизвестной цели. А если они прибудут на место? – не в первый раз задавалась она вопросом. – Что они там найдут? Или, если отправятся с Вэном на его обещанные небеса, что или кто их там ждет? Хичи? Хичи! Вот где таилась причина страха! Всю жизнь Джанин прожила среди разговоров и самых разных домыслов о хичи. Они были ужасны, но нереальны, почти мифичны. Как Черный Питер или Санта Клаус. Как Бог. Мифы и божества легко переносить, когда в них веришь. Но что, если мифологические чудовища оживут и станут реальными?

Джанин понимала, что остальные боятся не меньше нее, хотя по их словам этого не скажешь – старшие подавали ей пример храбрости. Она могла только догадываться, что творится в их душах. Тем не менее Джанин знала, что Пол и ее сестра относятся к реальным хичи точно так же, но сопротивляются своему страху ради тех благ, которые могут приобрести. Другое дело отец. Он больше опасался того, что его дочь недостойно поведет себя. А еще старый Пейтер страшился, что умрет, прежде чем получит деньги за свою храбрость.

А что чувствовал Вэн? Он казался таким простым и наивным, когда водил Джанин по своим владениям, как ребенок, показывающий друзьям игрушки. Но она догадывалась, что это не совсем так. Если Джанин что-то и поняла за свои четырнадцать лет, так это то, что простых людей не бывает. Просто сложность Вэна была в другом, и она сразу сообразила это, когда он показал ей единственный работающий водяной кран. Вэн не мог пить эту воду и использовал место в качестве туалета. Джанин, которая выросла в условностях западного мира, вначале пыталась делать вид, что никаких экскрементов не существует. Сама она никогда не привела бы ни Вэна, ни кого-либо другого в подобное место, с его грязью и устоявшимся запахом дерьма. Но этот космический Маугли, Вэн, не испытывал никакого замешательства, и Джанин так и не удалось заставить его понять.

– Куда-то мне ходить нужно было, – упрямо оправдывался Вэн, когда девочка упрекнула его, что он не пользуется корабельным туалетом, как все остальные.

– Да, но если бы ты ходил в сортир, наша Вера знала бы, когда ты заболеешь, – пыталась заинтересовать его практической пользой Джанин. – Она всегда анализирует наше... ну, то, что бывает в сортире.

– Должен быть и какой-то другой способ наблюдать за человеком, – ответил Вэн.

– Он есть, – вспомнила Джанин. У них на корабле был небольшой подвижный биоанализатор, который время от времени брал у всех анализы на исследование. Когда было необходимо, он работал и с Вэном. Но Вера не слишком умный компьютер, она не догадалась перепрограммировать анализатор, чтобы во время болезни он поставил Вэна на стационарное обслуживание. А потом стало поздно. – В чем дело? – поинтересовалась Джанин. Вэн явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Когда Мертвецы делали медицинский осмотр, они втыкали в меня всякие штуки. Мне это не понравилось.

– Но это для твоей же пользы, – строго сказала Джанин. – Эй! У меня идея. Давай поговорим с Мертвецами.

Тут проявились сложности самой Джанин. На самом деле она не собиралась разговаривать с Мертвецами. Просто хотела уйти подальше от смущающего ее места. Но к тому времени, как они прошли в помещение Мертвецов – там же находилась и кушетка Вэна, – Джанин решила, что желает чего-то еще.

– Вэн, – сказала она, – я хочу испытать кушетку.

Он откинул голову назад, сощурился и,, оценивающе глядя на нее, проговорил:

– Ларви велела мне больше не трогать ее.

– Я знаю. Как на нее лечь?

– Вначале вы говорите одно, а потом совсем другое, – жалобно проговорил Вэн. – К этому очень трудно привыкнуть.

Но Джанин уже легла на кушетку и попросила:

– Закрой верх.

– О-о-о, – пожимая плечами, протянул он. – Если уж ты решила, что ж... Вот здесь защелкивается, где твоя рука. Когда захочешь выйти, просто нажмешь.

Она потянула на себя сетку, глядя на недовольное сосредоточенное лицо Вэна.

– Это... больно? – спросила Джанин.

– Больно? Нет!

– Ну а как тут себя чувствуешь?

– Джанин, – строго сказал он, – ты как ребенок. Зачем спрашивать, если ты сама сейчас все почувствуешь и увидишь? – Вэн натянул над ней мерцающее сетчатое покрытие, и замок сбоку захлопнулся. – Лучше себя чувствуешь, когда спишь, – пояснил Вэн сквозь проволоку.

– Я не хочу спать, – возразила она. – И почему-то не вижу и не ощущаю ничего особенного...

И тут Джанин почувствовала. И совсем не то, что ожидала по своему опыту лихорадки. Не было никаких навязчивых изменений личности, никаких определенных чувств. Она видела только теплое насыщенное свечение. Джанин была окружена им со всех сторон, она купалась в нем и являлась всего лишь атомом в океане умиротворения и безмятежности. У других подобных атомов не было ни формы, ни индивидуальности. Они были неосязаемы, не имели ни громоздких форм, ни острых углов.

Открывая глаза, Джанин по-прежнему видела сквозь сетку лицо Вэна – он с беспокойством смотрел на нее. «А другие души? – с сожалением подумала Джанин. – Они совсем бестелесны и даже нереальны». И все же она чувствовала их, как никогда раньше не ощущала ничье присутствие. Вокруг себя. Совсем рядом. И даже у себя внутри. Они источали тепло и доброжелательность. Успокаивали.

Когда Вэн наконец откинул сетчатый полог и потянул Джанин за руку, она лежала, глядя на него отсутствующим, бессмысленным взглядом. У нее не было ни силы, ни желания встать, и Вэну пришлось помочь ей. Поднявшись, она склонилась ему на плечо, и они двинулись назад.

Молодые люди были на полпути к кораблю, когда впереди показались остальные члены семьи. Они были в ярости.

– Глупое отродье! – заревел Пол. – Если ты еще раз так сделаешь, я тебя изобью!

– Она больше не будет, – угрюмо ответил за Джанин отец. – Я об этом сейчас позабочусь. А что касается тебя, маленькая мисс, мы поговорим позже.

Все непрерывно ссорились. Никто не побил Джанин за то, что она воспользовалась кушеткой. Никто не наказал ее. Они все наказывали друг друга и делали это непрерывно. Мир, который продержался три с половиной года, который они сами себе навязали – альтернативой было только убийство, – закончился. Пол и Пейтер не разговаривали два дня, потому что старик, ни с кем не посоветовавшись, разобрал кушетку. Ларви и отец орали друг на друга, потому что она запрограммировала обед с большим количеством соли, а этого продукта на корабле было слишком мало. Пол и Ларви больше не спали вместе, они почти не разговаривали, и вряд ли этот семейный союз сохранился бы, если бы в пределах пяти тысяч астрономических единиц оказался бы суд.

Если бы в пределах пяти тысяч астрономических единиц существовал какой-нибудь орган власти, способный разобраться во всех проблемах экспедиции, споры были бы разрешены. Кто-то должен был взять на себя ответственность за принятие решений. Возвращаться им или по-прежнему пытаться преодолеть упрямство Пищевой фабрики? Отправиться с Вэном исследовать его «небеса»? А если отправиться, то кто должен остаться на корабле? Ни одного сколь-нибудь ясного плана они не могли принять. И даже вопросы, которые давно были обсуждены, вызывали бесконечные яростные споры: разобрать машину и попытаться восстановить ее или отказаться от надежды на великие открытия? Они не могли договориться, кто будет общаться с Мертвецами по радио и о чем их спрашивать.

Вэн охотно показал им, как устанавливается связь с Мертвецами, и они соединили звуковую систему Веры с этим «радио». Но толку от этого было мало: когда Мертвецы не понимали вопросов бестолкового компьютера, когда они отказывались отвечать или несли какую-то чушь, Вера была бессильна.

Все это было ужасно для Джанин и еще ужаснее для Вэна. Ссоры его расстраивали и возмущали. Вначале он перестал всюду следовать за своей подружкой. И однажды после сна Джанин обнаружила, что он исчез.

К счастью для Джанин, остальных членов команды тоже не было: Пол и Ларви вышли в космос, чтобы переориентировать антенны, отец спал, и у Джанин было время справиться с ревностью. Гордость ее была страшно уязвлена. «Свинья, – думала Джанин. – Глупый, он не понимает, что у меня множество друзей, а у него – только я одна. Но он скоро узнает!»

Она торопливо писала длинные письма забытым корреспондентам, когда вернулись сестра и Пол. Джанин рассказала им, что Вэн исчез, но оказалась совсем не готова к их реакции.

– Папа! – закричала Ларви, отбрасывая занавеску отца. – Проснись! Вэн исчез!

Когда Пейтер, протирая глаза кулаками, вышел, Джанин спросила:

– Что это с вами со всеми?

– Ты не понимаешь? – холодно спросил Пол. – А если он взял свой корабль?

Такая возможность не приходила Джанин в голову. Ее как будто ударили по лицу.

– Он этого не сделает!

– Неужели? – со злой усмешкой фыркнул Пейтер. – Откуда ты знаешь, девчонка? А если уже давно сделал, что тогда? – Он кончил застегивать комбинезон и стоял, сердито глядя на своих домочадцев. – Я же говорил всем, – с укором начал Пейтер, глядя на Ларви и Пола, отчего Джанин поняла, что в эти «все» не входит, – я говорил вам, что нужно принять решение. Либо мы отправляемся с Вэном на его корабле. Либо... Нельзя допустить, чтобы он сбежал без предупреждения.

– Как же нам это сделать? – спросила Ларви. – Это абсурд, папа. Мы не можем день и ночь караулить корабль.

– Да, а твоя сестра не может день и ночь караулить парня, – согласился Пейтер. – Поэтому есть только два пути: либо обездвижить корабль, либо мальчишку.

После этих слов Джанин набросилась на отца:

– Вы чудовища! – закричала она. – Вы все это планировали, пока мы с Вэном бродили по фабрике!

– Успокойся, Джанин! – сурово приказала Ларви. – Да, мы говорили об этом. Но еще ничего не решено, и, конечно, мы никогда не причиним мальчишке вреда.

– Тогда решайте! Я голосую за полет с Вэном.

– Если он уже не улетел один, – заметил Пол.

– Он не улетел! – не очень уверенно заявила Джанин, на что Ларви спокойно заметила:

– Ты этого не можешь знать. Если Вэн покинул фабрику, нам поздно что-либо делать. Если нет, я с Джанин. Летим! Что скажешь, Пол?

Он колебался не долго.

– Наверно... да. Пейтер, а ты?

– Вы все согласились, так что мой голос не имеет значения, – с достоинством ответил старик. – Остается только решить, кто полетит, а кто останется. Я предлагаю...

Но Ларви остановила его.

– Папа, – холодно проговорила она, – я знаю, что ты собираешься сказать, но у тебя ничего не получится. Мы согласны, что по крайней мере один человек должен остаться на Пищевой фабрике для поддержания контакта с Землей. Я пилот, а тут есть возможность узнать кое-что новое о кораблях хичи. Я не хочу лететь без Пола. Значит, остаешься ты.

Они деталь за деталью разбирали Веру и заново собирали в разных частях Пищевой фабрики. Оперативную память, блок ввода информации и дисплеи установили в сонной комнате, долговременную память – в коридоре снаружи, передатчик остался на старом корабле. Пейтер помогал, но оставался мрачен и неразговорчив. Они хотели, чтобы можно было поддерживать связь через радио Мертвецов. Пейтер собственноручно помогал списать себя и прекрасно понимал это. Вэн сказал ему, что на его корабле достаточно много пищи, и они не будут голодать, но старик не удовлетворился автоматическим воспроизводством бог знает чего и настоял на том, чтобы отбывающие перенесли на корабль Вэна как можно больше собственных продуктов. В свою очередь, мальчик сказал, чтобы в полет взяли побольше воды, и они наполнили его пластиковые мешки.

На корабле Вэна не было кроватей, но он успокоил всех, сказал, что они и не нужны, потому что антиускорительные коконы во время маневров отлично предохраняют от перегрузок, а во время свободного полета можно спать, плавая в воздухе. Но это предложение отвергли и Ларви, и Пол. Они перенесли со своего корабля постели, а заодно и личные вещи: Джанин прихватила запас парфюмерии и книги, у Ларви была закрытая сумка, у Пола – карты для игры в солитер. Работа оказалась долгой и трудной, хотя они обнаружили, что можно ее облегчить, если просто толкать пластиковые мешки и другой груз по коридорам.

Наконец все было готово к полету. Пейтер с мрачной физиономией сидел у стены в коридоре, смотрел на то, как они суетятся, и пытался сообразить, что же они забыли. В какой-то момент Джанин показалось, что они уже обращаются с ним, как с отсутствующим, если не мертвым. Испытывая жалость к отцу и чувство стыда, она подошла к нему и тихо сказала:

– Папа. Не расстраивайся. Мы вернемся, как только сможем.

Пейтер понимающе кивнул.

– Сорок девять дней пути в один конец плюс время, которое вы захотите провести там. – Он оттолкнулся от стены, позволил Ларви и Джанин поцеловать себя, а затем с наигранной веселостью проговорил: – Счастливого пути. Вы уверены, что ничего не забыли?

Ларви задумчиво осмотрелась.

– Думаю, нет. Может, стоит сказать твоим друзьям, что мы летим, Вэн?

– Мертвецам? – Он улыбнулся. – Зачем? Они ведь не живые. У них нет чувства времени.

– Почему же ты тогда так их любишь? – спросила Джанин.

Вэн уловил в ее вопросе нотку ревности и нахмурился.

– Они мои друзья, – с некоторым укором, печально ответил он. – Их не всегда можно воспринимать серьезно, и они часто обманывают. Но я никогда их не боялся.

От смущения и чувства вины перед мальчиком у Ларви перехватило дыхание.

– О Вэн, – сказала она, притрагиваясь к нему. – Я знаю, мы не всегда были добры к тебе. Но ты должен понять, мы прилетели очень издалека и испытываем большое напряжение. На самом деле мы не такие плохие, какими тебе показались.

После это сентиментальной сцены старый Пейтер решил, что с него хватит.

– Отправляйтесь же наконец! – громко рявкнул он. – Лучше докажите это ему, а не разговаривайте без конца. А потом вернитесь и докажите то же самое мне!