Текст книги "Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения"

– Все, мое терпение кончилось, – мама была в полном отчаянии, хотя все еще владела собой. Она вышла в коридор, чтобы подписать еще какие-то документы с цифрами.

Бабушка действительно хотела показать Эльсе обезьян, это чистая правда. Дело было так. Поздно вечером они говорили по телефону – Эльса из дома, а бабушка из больницы. Они спорили о том, существует ли разновидность обезьян, которые спят стоя. Разумеется, бабушка ошибалась, это есть в «Википедии» и еще много где. Но потом Эльса рассказала историю с шарфом и бабушка решила, что им надо поехать в зоопарк, посмотреть обезьян и развеяться. Эльса выскользнула из дома, пока мама с Джорджем спали. И когда бабушка стала перелезать через забор, пришел ночной сторож, а потом полицейский. И бабушка стала бросать в них землей. Но они подумали, будто это дерьмо. Главным образом потому, что бабушка кричала: «ПОЛУЧАЙ ДЕРЬМОМ ПО РОЖЕ!»

Мама беседовала с кем-то в коридоре. Ее телефон не переставая звонил. Эльса села к бабушке на кровать. Бабушка надела ночную рубашку, села напротив и ухмыльнулась. Они достали «Монополию». Бабушка украла деньги из банка, и когда Эльса разоблачила ее, бабушка угнала машину, примчалась на вокзал и попыталась скрыться из города.

В палату вернулась мама. Выглядела она устало. Мама сказала, что Эльсе пора домой, потому что бабушке надо отдохнуть. На прощание Эльса обнимала бабушку, долго-долго.

– Когда ты вернешься? – спросила Эльса.

– Завтра! – пообещала бабушка бодрым голосом. Она ведь действительно каждый день возвращается.

Бабушка поправила Эльсе волосы, и, когда мама снова исчезла в коридоре, сказала ей с очень серьезным видом на их тайном языке:

– У меня для тебя есть важное задание.

Эльса кивнула, бабушка всегда дает ей задания на тайном языке, который знают только те, кто побывал в Просонье. Эльса всегда успешно их выполняет. Так делают все рыцари Миамаса. Это их долг. Единственное, чего они не могут, – покупать сигареты и жарить мясо, здесь Эльса бессильна. Потому что это так отвратительно. Даже у рыцарей есть свои принципы.

Растянувшись на полу, бабушка пошарила под кроватью и достала пакет. Это было не мясо и не сигареты. Это были сладости.

– Ты должна передать шоколад Другу.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Эльса поняла, о каком друге идет речь. Эльса в замешательстве посмотрела на бабушку:

– Ба, ты в своем уме? Смерти моей желаешь?

Бабушка закатила глаза.

– Хватит придуриваться. Ты хочешь сказать, что рыцарь Миамаса не осмеливается пойти на задание?

Эльса обиженно прищурилась:

– На слабо берешь.

– Зришь в корень! – ухмыльнулась бабушка.

Эльса выдернула пакет у нее из рук. В нем шуршали обертками конфеты «Дайм». Бабушка пояснила:

– Важно развернуть все конфеты. Иначе он будет страшно недоволен.

Эльса сердито заглянула в пакет.

– Что я ему скажу? Он даже не знает, кто я!

Бабушка фыркнула так, будто хотела пустить соплю.

– Конечно, знает! Господи. Просто скажи ему, что бабушка просит прощения.

Эльса изумленно посмотрела на бабушку:

– Прощения за что?

– За то, что надолго оставила его без сладостей, – ответила бабушка с таким видом, будто это и младенцу понятно.

Эльса снова заглянула в пакет.

– Отправлять свою единственную внучку на такое задание безответственно. Он ведь может меня убить.

– Не долдонь, – фыркнула бабушка.

– Сама не долдонь! – прошипела Эльса.

Бабушка улыбнулась в своей любимой манере.

В конце концов Эльса тоже улыбнулась. Вот всегда так.

– Ты должна тайно передать шоколад Другу, так, чтобы Бритт-Мари не заметила. Дождись, пока у них завтра вечером будет встреча жильцов, и прокрадись к нему!

Эльса кивнула. Хотя страшно боялась Друга и по-прежнему считала, что это дико безответственно – посылать на опасное задание свою единственную внучку. Но бабушка крепко сжала руками ее указательные пальцы, она всегда так делает, и тогда Эльса ничего не боится. Они снова обнялись на прощание.

– До встречи, о мой гордый рыцарь Миамаса, – шепнула бабушка ей на ухо.

Бабушка никогда не говорит «пока». Только «до встречи».

Когда Эльса одевалась возле дверей, она услышала, как бабушка с мамой обсуждали «уход и лечение». Мама попросила Эльсу надеть наушники, и та послушно выполнила просьбу. Эльса попросила наушники в подарок на прошлое Рождество, она очень скрупулезно проследила за тем, чтобы мама и бабушка заплатили за них пополам. Потому что так справедливо.

Теперь, когда они между собой ругаются, Эльса надевает наушники, делает звук громче и представляет, что мама и бабушка – актрисы немого кино. Эльса из тех детей, которые рано поняли, что по жизни лучше идти со своим саундтреком.

Последнее, что она слышала, – бабушкин вопрос о том, когда ей можно будет забрать «рено» со штрафстоянки. Бабушка говорит, что выиграла эту машину в покер. В детстве Эльса думала, что Рено зовут только бабушкину машину. Но однажды узнала, что это просто марка, они есть у многих. Но ей до сих пор кажется, будто это имя бабушкиного автомобиля. И оно ему ужасно подходит. Эльса представляет себе старика-француза, который все время кашляет. Бабушкин «рено» тоже старый, французский и ржавый, при переключении скоростей он издает такой звук, будто железные стулья волочат по бетонному полу. Эльса не раз его слышала: когда бабушка за рулем курит и ест шаурму, а руль держит коленями, она выжимает сцепление и кричит: «Давай!» – И Эльса переключает скорость.

Ей не хватает этих поездок.

Мама сказала бабушке, что с «рено» покончено. Бабушка с возмущением возразила, что это ее машина. Но без водительских прав за руль садиться нельзя, сказала мама. Тогда бабушка назвала маму «милая фрёкен» и сообщила, что ее права действительны в шести странах мира. Мама поинтересовалась, не входит ли случайно в их число Швеция. После чего бабушка обиженно замолчала и позволила медсестре взять у нее кровь.

Эльса пошла к лифту, потому что видеть не может шприцы – не важно, кого ими будут колоть, ее или бабушку. Она села на стул и открыла в айпэде «Гарри Поттера и Орден Феникса». Кажется, она перечитывает эту книгу в двенадцатый раз. Из всей серии она нравится ей меньше всего, поэтому всего лишь двенадцатый.

Наконец пришла мама и забрала ее, они вместе спустились на стоянку, и тут Эльса вспомнила, что забыла в палате гриффиндорский шарф. Она побежала обратно.

Бабушка сидела на краю кровати спиной к двери и разговаривала с кем-то по телефону, она не видела Эльсу. Из разговора было понятно, что бабушка инструктирует своего адвоката насчет того, какое пиво надо купить, когда в следующий раз он придет к ней в больницу. Эльса знает, что адвокат приносит пиво тайком в огромных энциклопедиях, которые бабушка якобы использует для своих «исследований». Внутри такие энциклопедии пустые, в них хранятся упаковки с баночным пивом. Сняв с вешалки шарф, Эльса раскрыла рот, чтобы окликнуть бабушку, но та вдруг понизила голос:

– Марсель, но это же моя внучка! Да благословят небеса ее славную головку. Отродясь не встречала таких умных детей. Она вполне может взять на себя эту ответственность. Эльса – единственная, кто может принять правильное решение.

Воцарилось молчание, но немного погодя бабушка решительно продолжила:

– Я знаю, что она всего лишь ребенок! Но она умнее, чем все эти взрослые идиоты вместе взятые! Это мое завещание, и точка! А ты мой адвокат и должен с этим смириться. Делай, что тебе говорят!

Эльса стояла в дверях, затаив дыхание. Бабушка сказала:

– Да потому что я пока не хочу ей рассказывать! Каждый семилетний ребенок заслужил своего супергероя!

На этих словах Эльса повернулась и бесшумно вышла в коридор, обмотавшись мокрым от слез гриффиндорским шарфом.

Последнее, что она слышала, были бабушкины слова:

– Понимаешь, Марсель, я не хочу, чтобы Эльса знала, что я умру. Каждый семилетний ребенок заслужил себе супергероя, у которого не может быть рака, – иначе какой из него супергерой.

3. Кофе

Дом у бабушки непростой. Его запах ни с чем не спутаешь.

Строго говоря, дом самый обычный. В нем четыре этажа и девять квартир, и пахнет там бабушкой. И разумеется, там всегда стоит запах кофе. В доме есть прачечная для жильцов, где на стене висит свод правил под заголовком: «Для вашего удобства». Слово «удобства» подчеркнуто дважды. А еще там есть лифт, который всегда сломан, баки для разных сортов мусора во дворе, пьянчуга, бойцовый пес и бабушка.

В общем, самый обычный дом. Строго говоря.

Бабушка живет на верхнем этаже. В квартире напротив живут мама и Джордж. Джордж – мамин бойфренд, это здорово осложняет жизнь, потому что он бабушкин сосед. Джордж носит бороду и маленькую шапочку на затылке. Он ходит на пробежку в спортивных шортах, надетых поверх легинсов, любит английскую кухню и называет отбивную «стейком». Бабушка говорит, хорошо хоть, он такой симпатичный, а то тупой, как глобус. Она никогда не называет его Джордж, она говорит «мухомор». Не для того, чтобы позлить маму, хотя маму это раздражает. А чтобы Эльса знала: во всех ситуациях она на ее стороне. Так поступают любящие бабушки, когда родители ребенка разводятся и заводят себе новых партнеров. И вдруг сообщают ребенку, что у него будет сводный брат или сестра. Хорошая бабушка будет на стороне внучки. Всегда. Независимо от обстоятельств. А то, что маму это доводит до белого каления, – просто приятный бонус.

Мама с Джорджем пока не знают, кто у них Полукто – полудочка или полусын. Хотя на УЗИ уже видно. Но для Джорджа принципиально важно не знать заранее. Он всегда говорит «дитя», чтобы не «навязывать гендерную роль». Когда он впервые это сказал, Эльсе послышалось «гендерный тролль». Ох и тяжелый у них тогда выдался вечер.

Полукто будут звать Эльвир или Эльвира, так решили мама с Джорджем. Когда Эльса рассказала об этом бабушке, та аж поперхнулась: Эльф-вир?

Ну да, Эльвир – это как бы мужская форма имени Эльвира, – принялась объяснять Эльса, но бабушка лишь покачала головой и усмехнулась: «Эльф Вир из обители эльфов? Они небось думают, что ребенок поможет Фродо добыть кольцо». Бабушка с Эльсой тогда как раз посмотрели все серии «Властелина колец», потому что мама недвусмысленно дала понять, что Эльсе этот фильм смотреть нельзя.

Эльса прекрасно понимает, что бабушка не желает зла будущему ребенку. Или Джорджу. Но бабушка есть бабушка, она всегда на стороне Эльсы, независимо от обстоятельств. Бабушка от нее не отвернулась даже в тот раз, когда Эльса рассказала, что ненавидит Джорджа. И даже Полукто иногда ненавидит. Вот и представьте себе, как можно не любить бабушку, которая, выслушав эти ужасные признания, все равно остается на твоей стороне.

Квартира у бабушки в точности такая же, как у мамы, только там царит беспорядок. Мамина квартира похожа на маму, а бабушкина – на бабушку. Мама любит, когда аккуратно, а бабушка – когда приятно.

В квартире этажом ниже, прямо под бабушкой, живут Бритт-Мари и Кент. Они очень любят вещи, и Кент все время рассказывает о том, что сколько стоит. Его постоянно нет дома, потому что он предприниматель. Кент любит шутить, что он все время что-то предпринимает. Он сам громко смеется своей шутке, а если остальные молчат, повторяет ее еще раз немного громче, как будто проблема в этом.

Бабушка считает, что Кент ужасный идиот, а слово «предприниматель» пришло к нам из Просонья, когда кто-то не расслышал слова «ничего не понимает он», так говорили о бродягах, пришедших в Миамас из других стран. Эльса еще не решила, стоит ли этому верить, но во всяком случае Бритт-Мари почти всегда дома, так что она-то вряд ли предприниматель. Бабушка говорит, что Бритт-Мари «работает старой перечницей на полную ставку». Они с бабушкой никогда не могут хоть в чем-то прийти к согласию. Это как если бы тушка кролика пыталась подружиться с открытым огнем. «У этой старухи мозоль на душе», – говорит бабушка. И правда, у Бритт-Мари всегда такой вид, будто она только что выбрала из коробки конфету с невкусной начинкой. Это она повесила в прачечной свод правил «Для вашего удобства». Потому что всеобщее удобство для Бритт-Мари превыше всего, хотя они с Кентом – единственные во всем доме, у кого есть собственная стиральная машинка с сушилкой. Однажды, когда Джордж вернулся из прачечной, Бритт-Мари поднялась к ним на этаж, чтобы поговорить с мамой. В руках она держала мокрый клок шерсти, который был обнаружен в фильтре сушилки. Она протянула его маме, словно это был новорожденный птенец, со словами: «Ульрика, по-моему, ты забыла это в прачечной!» Когда Джордж сказал ей, что в этот раз стирал он, Бритт-Мари улыбнулась, хотя ей явно было не до улыбок. «Ну и времена пошли, – ответила она и, благожелательно улыбнувшись маме, протянула ей клок шерсти. – В этом кондоминиуме, милочка, мы опорожняем после себя фильтр сушилки. Для общего удобства!»

Вообще-то никакого кондоминиума у них пока нет, но скоро он появится, Бритт-Мари и Кент об этом позаботятся. И в нем будут свои правила. Так что Бритт-Мари – это бабушкин немезис. Эльса читает серьезную литературу и в курсе, кто такой немезис.

В квартире напротив Бритт-Мари и Кента живет женщина в черной юбке. Ее почти никогда не видно, разве что поздно вечером или рано утром – она быстрым шагом поднимается по лестнице и исчезает за дверью. На ней всегда туфли на высоких каблуках, безупречно выглаженная черная юбка, а под мышкой тоненькая папка. Из уха у нее торчит белый проводок с микрофоном, и она всегда с кем-то громко беседует. Женщина в юбке никогда не здоровается и не улыбается. Бабушка говорит: «Будь я ее юбкой, у меня бы тоже ни одной морщинки не было, с такой не забалуешь!»

Этажом ниже, прямо под Бритт-Мари и Кентом, живут Леннарт и Мод. Леннарт выпивает двадцать чашек кофе в день и всегда выглядит так, будто выиграл в лотерею. Он самый добрый человек в мире – почти, потому что самый добрый человек в мире – его жена Мод. И она всегда «как раз только что испекла печенье». А еще вместе с ними живет Саманта, которая спит круглые сутки. Саманта – это бишон фризе, но Леннарта и Мод это не смущает, они разговаривают с ней так, будто это человек. В присутствии Саманты они вместо «кофе» говорят «взрослый напиток». Бабушка считает, что они оба больные на всю голову, но с точки зрения Эльсы это не важно, – главное, что они добрые. Дома у них всегда найдутся мечты и объятия. Мечты – это такие печенья, а объятия самые настоящие, в буквальном смысле слова.

Напротив Леннарта и Мод живет Альф. Он работает водителем такси и всегда ходит в кожаной куртке. Настроение у Альфа обычно плохое, а подошва на ботинках тоньше папиросной бумаги, ведь он страшно шаркает при ходьбе. Бабушка говорит, это потому, что центр тяжести у Альфа ниже всех во Вселенной.

В квартире под Леннартом и Мод живут мальчик с синдромом и его мама. Мальчик на год с небольшим младше Эльсы, он всегда молчит. Его мама все время теряет вещи, из карманов у нее что-то сыпется, как у воров из мультика, когда полицейские их обыскивают и гора наворованного добра на глазах становится выше их. Но и у нее, и у мальчика такие приветливые глаза, что даже бабушка относится к ним нормально.

Напротив них, за лифтом, который никогда не работает, живет Монстр. Эльса не знает, как его зовут на самом деле, но его все боятся. Действительно все. Даже Эльсина мама, которая вообще ничего не боится в целом мире, тихонько толкает ее в спину, когда они проходят мимо квартиры Монстра. Никто из жильцов никогда его не встречал, потому что днем он на улицу не выходит, но на собрании жильцов Кент всегда повторяет: «Такие люди не должны разгуливать на свободе! Но в этой проклятой стране, вместо того чтобы посадить человека за решетку, потакают выдумкам психиатров!» Бритт-Мари строчила письма домовладельцам с требованием вышвырнуть Монстра: она твердо убеждена, что он привлечет сюда «других правонарушителей». Эльса не знает, что это значит. Похоже, Бритт-Мари тоже. Когда однажды Эльса спросила о Монстре у бабушки, та как-то странно на нее посмотрела и тихо ответила: «Есть вещи, которых лучше не знать». А бабушка, между прочим, сражалась с тенями на Бесконечной войне в Просонье и видела таких чудовищ, которые могут привидеться только в вечности десяти тысяч сказок.

Да-да, в Просонье измеряют время именно так – вечностями и сказками. Это, конечно, не лучший вариант, но часов там не существует и все отмеряют время по своим ощущениям. Если ты чувствуешь, что сейчас примерно без пяти минут вечность, то скажешь, что вечность не за горами. А если кажется, что еще пахать и пахать, значит, впереди целая вечность. Единственное, что вмещает в себя целую вечность, – это сказка; сказочная вечность – вечнее вечного. Но самая вечная вечность – это вечность десяти тысяч сказок. Это самая большая величина в Просонье.

Ладно, не будем отвлекаться. На первом этаже дома, где живут все эти люди, есть комната для собраний. Там раз в месяц проходят встречи жильцов. В обычных домах жильцы встречаются не так часто, но в этом доме квартиры сдаются внаем, и Бритт-Мари с Кентом очень хотят, чтобы все жильцы дома «путем демократических преобразований» потребовали у домовладельцев продать им квартиры, чтобы дом перешел в их собственность и стал кондоминиумом. Для этого и нужны собрания. Правда, больше никто из жильцов не хочет приобрести свою квартиру в собственность. И честно говоря, тот аспект, что связан с демократическими преобразованиями, Бритт-Мари с Кентом любят меньше всего.

На этих собраниях всегда скука смертная. Сначала все вспоминают, о чем они ругались на предыдущих собраниях и на протяжении следующих двух часов снова скандалят по этому поводу. Потом достают ежедневники и начинают ругаться из-за того, когда назначить следующую встречу. А тут и расходиться пора. Но сегодня Эльса все равно пойдет на собрание, потому что ей надо знать, когда начнется очередной скандал, чтобы никто не заметил, как она прошмыгнет в дверь и пойдет на задание.

Кент еще не пришел, он всегда опаздывает. Альф тоже не пришел, потому что Альф всегда приходит минута в минуту. Но Мод и Леннарт уже сидели за большим столом, а Бритт-Мари с мамой стояли возле буфета и обсуждали кофе. Саманта спала на полу. Мод пододвинула к Эльсе большую коробку с мечтами. Леннарт сидел рядом и в ожидании кофе пил кофе из термоса, который принес с собой. Он всегда следит за тем, чтобы у него был кофе на крайний случай, пока он ждет настоящий кофе.

Бритт-Мари стояла возле раковины, нервно сцепив руки на животе, и смотрела на маму. Мама делала кофе. Поэтому Бритт-Мари так нервничала. Она считала, что лучше дождаться Кента. Бритт-Мари всегда просит без Кента не начинать. Но мама не любит ждать, она любит все держать под контролем, поэтому она делала кофе. Бритт-Мари беспокойно смахивала со стола возле мойки невидимые крошки. Ей везде мерещатся крошки, которые нужно срочно смахнуть. Она благожелательно улыбнулась маме:

– Как там кофе? Все в порядке, милочка?

Однажды Бритт-Мари узнала, что мама терпеть не может, когда ее называют милочкой. Теперь Бритт-Мари всегда называет маму милочкой. И хотя мама сотни раз ей об этом говорила, все без толку.

– Да, спасибо, – сдержанно ответила мама.

– Давайте все же дождемся Кента, – благожелательно настаивала Бритт-Мари.

– Ну, кофе можно сварить и без Кента. Думаю, мы справимся, – сказала мама, стараясь владеть собой.

Бритт-Мари снова сцепила руки в замок и улыбнулась:

– Да-да, конечно, милочка моя, пусть будет по-твоему. Иначе и не бывает.

Мама смотрела в пространство с таким видом, будто умножала трехзначные цифры в уме. Она продолжала отмерять кофе.

– Бритт-Мари, это всего лишь кофе.

Бритт-Мари с понимающим видом кивнула и отряхнула с юбки невидимые пылинки. У нее на юбке всегда есть пылинки, которые видит только она и которые необходимо стряхнуть.

– Кент всегда готовит такой вкусный кофе. Так все считают, – сказала Бритт-Мари.

Мод немного нервничала. Она не любит конфликты. Поэтому она все время печет печенье – когда есть печенье, для конфликтов остается меньше места. Мод легонько толкнула в бок Эльсу и прошептала: «Бери еще». Эльса взяла два. Тем временем мама сказала Бритт-Мари, что варить кофе не так и сложно, а Бритт-Мари ответила:

– Конечно, конечно, Ульрика, у вас в семье для женщин вообще сложного мало!

Мама улыбнулась. Бритт-Мари тоже. Но было видно, что внутри они не улыбаются.

Глубоко вздохнув, мама насыпала кофе в мерный стаканчик. Бритт-Мари продолжала отряхивать юбку и как бы мимоходом сказала:

– Но мы все очень рады, Ульрика, что вы с малышкой Эльсой сегодня будете с нами, очень рады.

– Мм, – не разжимая губ промычала мама, продолжая отмерять кофе. Руки Бритт-Мари стряхивали пылинки.

– Мы ведь понимаем, милочка, как тяжело тебе найти время для ребенка, у тебя же карьера.

Мама так яростно сыпала кофе, как будто мысленно швыряла его в лицо Бритт-Мари. Но все же владела собой. Бритт-Мари подошла к окну, переставила цветок в горшке и сказала, будто думая вслух:

– А твой сожитель, понятное дело, целыми днями дома. Хозяйство ведет.

– Джордж сейчас в прачечной, – ответила мама, которая по-прежнему владела собой, и со всей силы нажала кнопку кофемашины.

Бритт-Мари кивнула:

– Сожитель – это ведь так теперь называется? Ну что ж, сейчас времена другие, мы все готовы принять, – Бритт-Мари снова приветливо улыбнулась. И, стряхнув с юбки пылинки, добавила:

– Конечно, это нормально, ничего плохого здесь нет.

Мама невозмутимо улыбнулась ей в ответ:

– Что ты хочешь сказать, Бритт-Мари?

Бритт-Мари подскочила на месте с таким видом, словно она в шоке оттого, что ее так превратно поняли, и вскрикнула:

– Ничего особенного, Ульрика, что ты, ничего особенного!

Когда Бритт-Мари злится или нервничает, она все повторяет дважды. Однажды Эльса с бабушкой съездили в ИКЕА и купили пушистые голубые пледы. Бабушка весь вечер чесала их щеткой, а потом собрала с пола клочья шерсти и набила в мешок. Ночью Эльса с фонариком стояла на шухере, пока бабушка бегала в прачечную, чтобы вытряхнуть содержимое мешка в барабан сушильной машины.

После этого случая Бритт-Мари еще несколько недель повторяла все по два раза.

В дверях появился Альф в скрипящей кожаной куртке с шоферским жетоном на груди. Сразу было видно, настроение у него ни к черту. В руке он держал вечернюю газету. Альф посмотрел на часы: ровно семь.

– В объявлении черным по белому было написано, что собрание в семь! – гаркнул Альф, обращаясь к пространству.

– Кент немного опаздывает, – прощебетала Бритт-Мари и, улыбаясь, сложила руки в замок. – У него в концерне очень важная встреча с Германией. – Похоже, Бритт-Мари хотела сказать, что у Кента встреча со всей страной.

Пятнадцать минут спустя в комнату ворвался запыхавшийся Кент, его пиджак развевался, словно мантия. Кент кричал в телефон:

– Ja, ja, Klaus! Ja! We will dizcuzz it at ze meeting in Frankfurt![2]2
  Да, да, Клаус! Да! Обсудим это на встрече во Франкфурте! (ломаный английский).


[Закрыть]

Альф оторвался от газеты и забарабанил по циферблату наручных часов:

– Надеюсь, ты не очень расстроился, что мы все пришли вовремя, твою мать!

Не обращая на Альфа ни малейшего внимания, Кент сложил руки в театральном жесте и с усмешкой обратился к Леннарту и Мод:

– Ну что, начинаем? Дело у нас нехитрое, не детей строгать!

Он повернулся к маме и, усмехаясь, кивнул на ее живот:

– Нам и этого хватит!

Поскольку мама не упала под стол от смеха, Кент повторил еще раз, чуть громче, как будто мама просто не расслышала:

– Нам и этого хватит!

Мод разложила печенье. Мама подала кофе. Сделав глоточек, Кент аж подпрыгнул:

– Ох и крепкий!

Альф осушил чашку одним глотком:

– В самый раз!

Едва пригубив, Бритт-Мари, поставила чашку на ладонь и с благожелательной улыбкой сказала:

– По-моему, кофе достаточно крепкий, да.

Она исподтишка посматривала на маму.

– А ты, значит, милочка, пьешь кофе, несмотря на беременность?

Не успела мама и рот раскрыть, Бритт-Мари поспешно добавила:

– Нет-нет, конечно, ничего плохого тут нет. Это совершенно нормально!

Кент объявил собрание открытым, и начался двухчасовой спор о том, о чем все-таки спорили на прошлой встрече.

В этот момент Эльса незаметно ушла.

Комната для собраний жильцов находилась на первом этаже, прямо напротив входа в подъезд, рядом с лестницей, ведущей в подвал, гараж и прачечную. В прачечной возился Джордж. Поднявшись на второй этаж, Эльса нерешительно посмотрела на дверь, ведущую к Монстру. Ничего страшного, на улице пока что светло, а Монстр выходит только с наступлением темноты.

Затем она перевела взгляд на дверь соседней квартиры, где на почтовом ящике не было таблички с именем. Там жил Друг. Эльса стояла в паре метров от двери, затаив дыхание, в ужасе представляя, что он раскурочит дверь, бросится на нее и вцепится в глотку, если услышит, что она подошла слишком близко. Только бабушка называет его Другом. Для остальных он бойцовая собака. Но больше всего его ненавидит Бритт-Мари.

Эльса не знает, как у него по части бойцовских качеств, но такого огромного пса она не видала за всю свою жизнь. Когда из-за двери доносится его лай, такое впечатление, что тебя лупят клюшкой по башке.

Вообще-то Эльса видела Друга лишь однажды, за несколько дней до того, как бабушка заболела. Она тогда испытала такой дикий ужас, словно встретилась нос к носу с тенью в Просонье.

Была суббота, они с бабушкой собирались на выставку динозавров. Мама без спросу положила в стирку шарф с Гриффиндором и дала Эльсе другой. Зеленый. Цвет Слизерина! О чем она вообще думает, эта женщина, есть у нее хоть мало-мальская способность понимать другого человека?! Эльса до сих пор как вспомнит, так злится.

Друг лежал на бабушкиной кровати, словно сфинкс возле пирамиды. А Эльса окаменев стояла в дверях и во все глаза смотрела на гигантскую черную морду и глазищи – такие бездонные, что казалось, будто это дыры, ведущие в преисподнюю. Никогда в жизни Эльса не видела такого огромного существа.

Бабушка как ни в чем не бывало вышла из кухни и стала надевать пальто.

– Э-э-это… кто? – прошептала Эльса.

– Это Друг, – беспечно ответила бабушка, докрутив самокрутку. – Он тебе ничего не сделает, если ты ничего не сделаешь ему.

«Легко сказать, – с возмущением думала Эльса. – Такому чудовищу много не надо». Однажды в школе Эльсу ударила одна из девчонок, которые ее ненавидят, – только за то, что у нее «дурацкий шарф». Спрашивается, что ей Эльса сделала? Вот и тогда она стояла в коридоре, ее обычный шарф – в стирке, вместо него на шее совершенно другой шарф, который мама так бездумно на нее намотала, и размышляла о том, что чудовище ничего ей не сделает, если она ничего не сделает ему. А вдруг псу не по душе этот шарф? Где, черт побери, можно ознакомиться с универсальными правилами выживания в этом мире?

В конце концов Эльса выпалила:

– Это не мой шарф! Он мамин! У нее начисто отсутствует вкус! – и попятилась к двери.

Друг молча таращил на нее свои адские зенки, иначе язык не поворачивается назвать эти черные блюдца. Во всяком случае, так казалось Эльсе. Вот-вот пасть раскроет, в этом Эльса не сомневалась. Но бабушка лишь покачала головой и, подмигнув Другу, пробормотала: «Ох уж эти дети». Бабушка сходила за ключами от «рено», и они двинулись на выставку динозавров. Эльса помнит, что бабушка оставила входную дверь полуоткрытой, и, когда они садились в машину, Эльса спросила, что в ее доме делает этот пес. А бабушка ответила:

– Он просто пришел в гости.

– А почему он всегда так страшно лает за дверью? – спросила Эльса.

– Он лает, только когда мимо проходит Бритт-Мари! – с довольным видом ответила бабушка.

– Почему?

– Чтобы немного развлечься, – ответила бабушка, улыбаясь от уха до уха.

Эльса спросила, с кем живет Друг, а бабушка ответила: «Господи, почему все обязательно должны жить с кем-то! Вот я, например, живу одна». А когда Эльса попыталась возразить, что это немного разные вещи, ведь бабушка не собака, та и вовсе перестала что-либо объяснять.

Так вот, Эльса стояла на лестнице и очищала от фантиков «Дайм». В двери было отверстие для почты: достаточно кинуть туда конфетку, и она окажется на полу в квартире. Первую конфету Эльса кинула так быстро, что крышка, прикрывающая отверстие, громко хлопнула. Дыхание у Эльсы остановилось, сердце стучало, как молот о наковальню. Но тут она вспомнила, что дело надо провернуть поскорее, иначе Бритт-Мари может что-нибудь заподозрить. Потому что Бритт-Мари ненавидит Друга. Эльса вспомнила, что несмотря ни на что, она рыцарь королевства Миамас, и снова приподняла крышку.

Послышалось чудовищное дыхание. Такое впечатление, будто в легких у чудовища грохотал камнепад. Сердце у Эльсы стучало так, что Друг наверняка ощущал вибрацию через дверь. Эльса осторожно приподняла крышку и сказала в отверстие:

– Бабушка просит прощения за то, что так долго не приносила сладости!

Она снимала с шоколадок обертки и пригоршнями кидала их на пол.

Почувствовав шевеление возле самой щели, Эльса в ужасе отдернула руку. На несколько мгновений воцарилась тишина. Потом послышался хруст, челюсти Друга с бешеной скоростью перемалывали шоколад.

Пока он ел, Эльса рассказывала:

– Понимаешь, бабушка заболела. – Эльса не ожидала, что ей будет так тяжело об этом говорить, голос дрожал. Кажется, Друг тоже насторожился и затаил дыхание. Она просунула в щель еще несколько конфет. – У нее рак, – прошептала Эльса.

Друзей у Эльсы нет, поэтому она не знает, как сообщать такие вещи. Но если бы друзья у нее были, Эльса хотела бы, чтобы они знали, что у бабушки рак. Даже если эти друзья – самые огромные существа со времен сотворения мира.

– Она просит прощения, – шепнула Эльса в черную щель и, вытряхнув туда остатки конфет, осторожно закрыла крышку.

Она посмотрела на дверь Друга. Перевела взгляд на дверь Монстра. Если за первой дверью скрывается такое чудовище, то что за второй? Лучше об этом не знать.

Эльса вприпрыжку спустилась по лестнице. Джордж все еще в прачечной. В комнате для собраний ничего нового: все пьют кофе и ругаются.

Ведь это самый обычный дом.

Ну, строго говоря.