Текст книги "Что мой сын должен знать об устройстве этого мира"

Что ты должен знать о футболе

Значит, так. Я не утверждаю, что ты обязан играть в футбол. Конечно, нет. Я не из тех папаш, которые давят на детей, стоят на трибунах, орут и болеют за своих чад.

Я к тому, что в футбол проще играть, чем не играть. Огребешь меньше дерьма, вот и все.

Вообще-то я заметил, что пока эта тема тебя не то чтобы очень интересует. На самом деле тебе, похоже, больше нравится танцевать. Судя по тому, что мы, очевидно, расходимся во мнениях насчет того, бросил я мячик тебе или в тебя. А стоит маме включить музыку, ты начинаешь притопывать ногами – ни дать ни взять развеселый мишка Гамми с этикетки микстуры.

Это не то чтобы плохо. Вовсе нет. Конечно, ты имеешь право танцевать, если хочется.

Я к тому, что у пацана, который играет в футбол, сложностей в жизни гораздо меньше. К тому, что я боюсь, как бы ты не оказался в одиночестве. Только и всего.

Строго говоря, в футбол даже не обязательно играть, окей? Достаточно его смотреть. Просто чтобы быть в компании. Чувствовать, что ты в ней свой.

Это не значит, что заниматься другими вещами плохо. Танцами там. Или еще чем-нибудь. Я просто хочу защитить тебя от ужасного чувства, что ты чужой. Оно никому не приносит радости. Ты удивишься, но это, может быть, главное, что тебе надо знать о любви.

О том, как важно ощущать себя частью чего-то большего. Не превратиться в изгоя.

Сам я очень люблю футбол. Правда люблю. За все то, что он мне дал, – а это намного больше, чем я когда-нибудь смогу отдать ему взамен. От души желаю тебе того же. Всего, что есть, чем был, чем может и должен быть футбол и чем он станет для тебя и только для тебя.

Я желаю тебе пережить этот волшебный опыт – найти свою команду. Ради преданности ей и ради бунта. Ради ее истории и ради ее географии. Ради того, чтобы слиться с группой и чтобы выделиться из группы. Ради хавбека с прикольным именем. Наконец, ради того, чтобы испытать большую и чистую любовь.

Или хотя бы ради красивой футболки – гораздо красивее, чем у других клубов.

Эта футболка будет с тобой всю жизнь. Дольше, чем многие из людей. Она станет твоей суперспособностью. Тебе встретится немало тех, кому этого не понять, но, куда бы ни занесла тебя судьба, эта футболка каждую неделю будет дарить тебе 90 минут забвения. И ты убедишься, что иногда эта суперспособность – самая суперская.

Я вовсе не утверждаю, что танцы чем-то хуже.

Или верховая езда, или синхронное плаванье, или что-то еще, чем ты захочешь заняться. Ни в коем случае. Я не из тех папаш, которые… Короче, ты понял. Занимайся чем хочешь. Может, спорт тебе вообще по барабану. Да хоть в гольф играй! И это тоже окей!

Я не буду в претензии.

Я боюсь другого… Боюсь, чтобы ты не остался за бортом.

Поэтому, если позволишь, давай я лучше расскажу, что футбол дал лично мне.

Я ведь не просто собираюсь таскать тебя на матчи и объяснять, что происходит на поле. Знакомить с правилами и стратегическими тонкостями. Например, что не стоит вскакивать с места за пять минут до начала перерыва, чтобы успеть без очереди купить хот-дог. Гораздо удобнее сделать это за пять минут до конца перерыва, когда остальные болельщики уже пробираются назад. (И попросить, чтобы жареный лук положили в самый низ, прямо на хлеб, иначе, когда твоя команда забьет гол, есть риск, что вся эта хренова трибуна покроется рельефным узором. Просто личный опыт!)

Потому что есть и кое-что другое. Например, волшебная сказка о том, как последние становятся первыми, пусть и на один-единственный день, – и эту сказку мне рассказал футбол. Еще он рассказал мне о том, что такое последний шанс. О том, что главный матч всегда еще впереди. Что каждая неделя кончается воскресеньем. Что тебе всегда есть к чему стремиться.

Что независимо от твоих возможностей исходный счет на табло всегда 0:0.

Когда ты вырастешь, тебя часто будут спрашивать про твою первую любовь. Так вот, моя первая любовь – это футбол. Но ты, возможно, не намерен влюбляться в бизнес-проект, в рамках которого двадцать два миллионера с татуированными подмышками и прическами на таком крепком геле, что из него впору делать бронежилеты, кружат по газону, а оказавшись в одном часовом поясе с линией ворот противника, падают, точно подстреленные в поясницу иглой со снотворным.

Я все это обожаю.

Не то слово.

А ты, возможно, возненавидишь.

Но мне хочется, чтобы ты знал, что я никогда, никогда, никогда не стану за это меньше тебя любить. Или меньше тобой гордиться. Господи, ты же мой сын. Когда ты родился, воздух у меня в легких вскипел, словно газировка. Как будто ты выдувал пузырьки через трубочку прямо мне в кровь. Двадцать пять лет подряд моя жизнь была только про меня, потом появилась твоя мама, а потом ты, и теперь я несколько раз в неделю просыпаюсь среди ночи, встаю и иду убедиться, что вы оба дышите, потому что иначе не засну. Понимаешь? Случись со мной такое до того, как я стал отцом, меня заперли бы в камере, обитой войлоком и включили песни дельфинов.

Я не боюсь сказать, что люблю тебя. Зато всего остального боюсь до ужаса.

Боюсь того, что скажут люди, если ты не будешь играть в футбол. Боюсь позора. Обидных прозвищ. Изгойства. Боюсь, что тебя начнут… Ну, понимаешь.

В смысле, может, ты предпочел бы заняться балетом. Или там фигурным катанием. И это окей. Правда окей. Я честно хочу стать таким отцом, который так говорит и так думает. Это окей! Я хочу, чтобы ты занимался тем, что тебе нравится. Что бы ни говорили окружающие.

Увлекаться футболом ты не обязан. Можешь танцевать. Или петь. Да, блин, даже если решишь заняться этой хренью, которая теперь считается олимпийским видом спорта, – когда люди бегают в спортзале по коврику под саундтрек из «Титаника» и машут палочками с лентой от тортика, я все равно буду ходить на каждую твою тренировку.

Даже если сомневаюсь, что смогу это понять.

Дело в том, что я боюсь стать таким отцом, на которого другие ребята тайком показывают пальцем. Который не вписывается в родительскую тусовку. За которого неловко. Который не понимает вещей, нравящихся его сыну. Я не хочу, чтобы ты из-за меня огорчался.

А в футболе я понимаю. Может, в чем другом не очень, а в футболе – да. Я ничего не смыслю ни в искусстве, ни в моде, ни в литературе, ни в компьютерах, ни в том, как перекрыть крышу или поменять моторное масло. Почти не разбираюсь в музыке. Не мастер рассуждать о переживаниях.

Нет, я знаю, в жизни каждого ребенка наступает время, когда он обнаруживает, что его папа – не супергерой. Я не идиот. Просто мне хочется, чтобы оно наступило как можно позже. Чтобы у нас с тобой оставались хотя бы эти воскресные вечера вдвоем. Что-то только наше с тобой. То, в чем я хорошо разбираюсь. Потому что я не боюсь сказать, что люблю тебя. Но до ужаса боюсь всего другого.

Боюсь дня, когда утрачу место в твоей жизни.

Ты не обязан увлекаться футболом.

Я просто пытаюсь объяснить, как волнуюсь о том, что будет тогда. Потому что очень боюсь одиночества.

Моего.

Теория хаоса

Я. Кстати, знаешь поговорку? «Я чувствую себя не столько родителем, сколько надзирателем»?

МОЯ ЖЕНА. Нет такой поговорки.

Я. А жаль.

Апапакалипсис сегодня

Разговор с другом, недавно вышедшим из отпуска по уходу за ребенком.

Я. Ну и как оно – сидеть дома с детьми?

ОН (нервно чешет бороду, то и дело машинально озираясь через плечо, и рассеянно бормочет). М-м-м. Вообще. Просто замечательно. Лучшее, что мне…

Я. Тебе удалось наладить с детьми конта…

ОН (озабоченно показывает пальцем на мою чашку кофе). Что, обязательно ставить сюда?

Я. Чего?

ОН (яростно тыкая пальцем). Что, обязательно ставить чашку с кофе именно сюда? Она же свалится и кого-нибудь ОБОЛЬЕТ!

Я (заглядывая под стол). Кого обольет? Там же никого нет…

ОН (вытаращив глаза). Это СЕЙЧАС нет! А в следующую секунду будут! Они, гады, появляются из ниоткуда!

(ПАУЗА.)

(C деланой небрежностью барабанит пальцами по столу, уставившись в потолок.) Тебе смешно! Ничего, погляжу я на тебя на моем месте. В полном дерьме.

Без всякой поддержки. Говорю тебе, сам не заметишь, как превратишься на фиг в параноика. Думаешь, что знаешь, где они, что все под контролем, но они, блин, подкрадываются совершенно беззвучно. Как змеи…

(ПАУЗА.)

ОБЩИЙ ДРУГ, НЕ ИМЕЮЩИЙ ДЕТЕЙ (долго и скептически разглядывает сначала его, потом переводит взгляд на меня). Отпуск ПО УХОДУ ЗА РЕБЕНКОМ, говоришь? Не тренинг ПО УХОДУ ОТ ПАРТИЗАН ВЬЕТКОНГА?

В поисках Оллспарка

Я. А это? Это куда присобачить?

МОЙ ДРУГ Ю. Сюда, нет?

Я. Да. По идее сюда. Вставляй.

МОЙ ДРУГ Ю. Не лезет!

Я. Черт, ну постарайся!

МОЙ ДРУГ Ю. Говорят тебе – НЕ ЛЕЗЕТ!

Я. Не понимаю, что тут сложного – собрать детский стульчик!

МОЙ ДРУГ Ю. Тут, между прочим, еще написано, что он «портативный». Что за хрень они имели в виду?

Я. А если так? Что скажешь?

МОЙ ДРУГ Ю. Погоди… Эта фигня должна вот так торчать?

Я. Нет, не должна! Откуда я знаю? Делай сам, если такой умный.

МОЙ ДРУГ Ю. Похоже, она выгнута не в ту сторону…

Я. Блин, вот же идиотская инструкция. Там на упаковке больше ничего не написано?

МОЙ ДРУГ Ю. Написано.

Я. Что?!!

МОЙ ДРУГ Ю. «Легкий в сборке».

(ПАУЗА.)

(Оба смотрят на предмет, совершенно не похожий на правильно собранный детский стульчик.)

Нет, мы с тобой не трансформеры!

Наша с мамой семейная жизнь

Вводный курс

Мальчик встречает девочку. Девочка встречает туфли. Туфли встречают другие туфли. Мальчик освобождает подвальную кладовку. Ее занимают туфли. Мальчик освобождает шкаф. Туфли заполняют шкаф. Девочка входит в гостевую комнату, а выходит через гардеробную. У девочки с мальчиком рождается ребенок. Девочка встречает детскую обувь. Мальчик встречает хетчбэк. Девочка встречает торговый центр. Мальчик встает в дверях. Мальчик запрещает девочке покупать новые туфли, пока она не выбросит старые.

Девочка выбрасывает туфли мальчика.

Ну да, ну да. Травма такая травма

Вот стоит ОДИН РАЗ нанести на корову с пачки детского печенья схему разделки туши.

И человек тут же получает совсем другие имя, фамилию и прозвище.

По-моему, это перебор.

Что тебе нужно знать о вещах

Тут ночью кто-то поцарапал ключом нашу машину. Ладно, окей. Все в порядке.

Я на этого кого-то не сержусь.

Хотя зря он, конечно. Очень даже зря. Но у кого-то наверняка имелись основания. У кого-то, видимо, выдался плохой день. Чья-то девушка дала кому-то от ворот поворот. Кто-то мог болеть за «Тоттенхэм». Людей нельзя осуждать. Надо стремиться к взаимопониманию.

И вообще, это как бы только машина.

Просто вещь.

Вещей человек за всю жизнь, да будет тебе известно, успевает собрать немало, так что особо привязываться к ним не стоит. Это неправильно. Иначе их станет очень много. Один страшно умный дядька по имени Джордж Карлин объяснил это твоему папе задолго до того, как ты родился. Так почему бы тебе не узнать это прямо сейчас?

Вещей становится страшно много.

Маленьких вещичек. Огромных вещей. Вещей, единственный смысл которых – производить еще больше вещей. Вещей, которые можно поместить внутрь других вещей. Вещей, которые не вполне вещи, вещей, с которыми ты стоишь возле кассы, а сидящий за ней старшеклассник на летней подработке, благоухающий перегаром и с фрагментами чипсов в шевелюре, смотрит на тебя и снисходительным тоном интересуется, нужны ли тебе «вещи для этой вещи». Ты изумлен: что еще за вещи? Он медленно качает головой – так медленно, что тебе приходится ждать, пока он не остановится и не фыркнет: «Прибамбасы! Без прибамбасов эта вещь не работает! Без прибамбасов это уже не вещь! Это… фуфло!»

Слово «фуфло» он произносит тем же тоном, каким твоя бабушка произносила самые грубые ругательства. Как бы плюясь. И ты принимаешь за чистую монету, что он разбирается в вещах, и просишь разрешения посмотреть, что это за прибамбасы; в ответ он шумно вздыхает и цедит сквозь зубы: «А сразу сказать?» Ведь ему теперь надо тащиться на склад! Тут тебя охватывает неприятное чувство: что-то не нравятся тебе подобные вещи. Но говорить о таких вещах вслух как-то не принято…

Потому что человек любит вещи. Новые вещи. Еще более новые вещи. Вещи, которые заменяют старые вещи, и старые вещи, которые стары до такой степени, что стали винтажными вещами и могут использоваться вместо новых. В качестве прикольных вещей.

Иногда от вещей приходится избавляться, чтобы освободить место для новых вещей, а потом мы так скучаем по старым вещам, что приходится стилизовать новые вещи под старые.

Примерно то же происходит в спортзале, когда во время тренировки запускают видео с деревьями, чтобы нам казалось, что мы бегаем по лесу. Да, знаю, что ты подумал: «А почему бы на самом деле не пойти бегать в лес?» Хорошо, что ты так подумал. Но ты не в курсе. Лес, видишь ли, вырубили, чтобы проложить шоссе, по которому удобно ездить в спортзал – что тут непонятного? Да, знаю, что еще ты подумал: «А зачем было вырубать лес?» Господи, а что нам, по-твоему, было делать? Он же рос НА ДОРОГЕ. Ни проехать, ни пройти. Такие вещи трудно поддаются объяснению.

Но ты постарайся, пожалуйста, понять, что в общем-то я не сержусь на кого-то за то, что он поцарапал нашу машину. Постарайся понять. Машина – это всего лишь вещь.

А вещи не должны быть важнее людей. Вроде тебя. Я выкинул все свои вещи, чтобы освободить место для твоих. Потому что твои вещи важнее. А у тебя этих вещей до фига. Нам, родителям малышей, нравится причитать: «БОЖЕ, сколько же у них ВЕЩЕЙ!» Так говорят все родители. Как будто это ваша вина. Как будто это вы их покупаете. Как будто это вы стоите в магазине, разглядывая кусок черной резины с нарисованным дурацким привидением за 659 крон и думаете: «Почему я не хочу покупать эту фигню? Неужели я плохой отец?»

А продавец ухмыляется, хлопает тебя по спине и заявляет: «Мы же не станем ЭКОНОМИТЬ НА БЕЗОПАСНОСТИ РЕБЕНКА, верно?» Но ты не ухмыляешься в ответ. Ты смотришь на ценник. 659 крон. Так там написано. И ты покупаешь фигню. Потому что кому же хочется быть плохим отцом?

Ты и вообразить себе не можешь, сколько на свете такой фигни! Самая чудовищная фигня – это та, которую мы закупили еще до того, как ты родился. Вроде овцы с динамиком, играющим песни китов, чтобы ты лучше спал. Почему бы не сделать эту фигню хотя бы в виде кита? А? Эта мысль до сих пор не дает мне покоя.

Короче, кругом фигня. Повсеместно. Ладно бы еще это была приличная фигня! Но нет – она фиговая! А как только у человека появляются дети, ему нужна фигня для всего. Нужна фигня, совместимая с той, что уже есть. Фигня для машины. Фигня для стола. Фигня для ванной. Знал бы ты, какое невообразимое количество фигни нужно для какашек!

Прихожу я домой в первый раз после твоего рождения, а твоя мама мне: «А подгузники купил?» Я такой: «Конечно, купил», а она (скептически) вынимает их из пакета и читает надпись на упаковке: «Для детей с шести до девяти месяцев». Ну, я сразу: «Это только рекомендация…», а она: «Ему всего девять дней!», а я: «Думаешь, я не в курсе?!», а она: «Видимо, нет!!!» А потом снова заглядывает в пакет, и такая: «Это ароматизированные влажные салфетки!», а я: «Нет!», а она: «Да!», а я: «Нет!», а она: «Там написано, что они ароматизированные!», а я: «Это нарочно написали, чтобы ТЫ ТАК ПОДУМАЛА!»

Тут она опять заглядывает в пакет: «А это что такое?», а я: «Вроде бы чехол для сферического гриля». А она: «Какого черта было покупать чехол для сферического г…», а я: «ПОТОМУ ЧТО ПСИХАНУЛ! ОКЕЙ?»

А она: «Оооокеей…» – и глаза закатывает.

А я: «Закатываешь глаза, да? Но ты не представляешь, что там! Там пятьсот сортов одних подгузников! Отдел товаров для новорожденных – как самолетный ангар, я искал те, которые ты хотела, но там их столько всяких!!! Ароматизированные, неароматизированные, с Винни-Пухом, без Винни-Пуха, на липучках, без липучек, на резинках, без резинок, в виде трусов, не в виде трусов, какие-то гипоаллергенные, какие-то в комплекте с компьютерной игрой, какие-то в комплекте с милями “Скандинавских авиалиний”… КАКОГО ЧЕРТА!»

А она: «Успокойся!», а я: «САМА успокойся!», а она: «С чего ты так завелся?», а я: «Потому что там была куча других пап. И они типа точно знают, что им нужно. Хоп – и в корзину! А я стою как идиот, и выбрать не могу, и чувствую, как все они смотрят на меня, и в конце концов Я СХВАТИЛ ПЕРВОЕ, ЧТО ПОПАЛОСЬ ПОД РУКУ!»

Твоя мама понятия не имеет, каково это. Сидит себе дома с подушкой для кормления и знай себе выдает указания… А здесь, на земле, все по-настоящему! В джунглях у человека на принятие решения считаные секунды!

Так вот, насчет фигни. Люди в ней тонут. Человек считает себя прикольным молодым отцом, который покупает все самое крутое, но в один прекрасный день он оказывается перед полкой с детским питанием, на которой стоит семь видов молочной смеси. И тогда он ложится на пол и плачет.

Ага. То-то.

Нет, я не злюсь из-за царапины на машине. Не злюсь, что придется звонить в страховую компанию и в автосервис. Не злюсь, что нам придется неделю жить без машины и ждать, пока ее заново покроют лаком.

Дело вот в чем. Половина всей фигни, которая нужна, когда у тебя родился ребенок, – это даже не готовая фигня. А фигня сборная. Ее надо свинчивать, скреплять и соединять, пока вся передняя не станет напоминать ванную в квартире той тетки в конце улицы, которая никогда не выкидывает газеты, после посещения обкурившегося афганским гашишем секретного агента Макгайвера.

Все мои выходные превратились в мультсериал про Умельца Мэнни, прекращенный Диснеем, потому что Мэнни слетел с катушек и начал угрожать «начистить рыло тому мудаку, который составлял эти долбаные инструкции!».

Так что я на этого кого-то, поцарапавшего нам машину, не злюсь.

Ни капельки.

Не злюсь, что этот кто-то взял, выражаясь словами агента страховой фирмы, «предположительно ключеобразный предмет» и со всей дури хренакнул по заднему крылу, по задней и значительной части передней двери.

Не злюсь на всю эту бюрократию.

Не злюсь из-за испорченной вещи.

Но есть одно крохотное обстоятельство, которое мне бы хотелось довести до сведения этого кого-то.

А именно: сегодня я угрохал ЧАС на ОЧЕРЕДНУЮ сборку детского автокресла, чтобы мы всей семьей могли выехать на взятой в прокат машине. Вот за это я этого кого-то найду.

И убью.

Вот и все. А так я не злюсь.

Пока ты сам не стал родителем, ты веришь, что все родители – супергерои. Ты допускаешь: да, с детьми трудно, но полон спокойной уверенности и знаешь: природа как-нибудь сама с этим разберется. Тебя покусает радиоактивная акушерка или ты попадешь в странную «аварию», чтобы, очнувшись в закрытом армейском госпитале, обнаружить, что теперь у тебя стальной скелет. Ну или что-нибудь еще в том же духе. Что так или иначе все само устроится.

Но так не бывает. Пока что единственная супер-способность, которую я наблюдал, – это сверхчеловеческая острота обоняния, появившаяся у твоей мамы во время беременности. Самая ненужная из всех суперспособностей, честно тебе скажу. Мне почти год было запрещено жарить дома бекон.

И вот человек без суперспособностей возвращается из роддома с младенцем на руках, беспомощный и до смерти перепуганный. Пока врач оформлял документы на выписку, его не покидало ощущение, что его бросают умирать в пустыне.

Человек возвращается домой, садится и смотрит на тебя спящего, пытаясь осмыслить, кому теперь за все это отвечать. Вряд ли мы с этим справимся. Я пью сок прямо из пакета, а твоя мама никогда не убирает диски в коробки. Мы не годимся для такой роли. Надо было сперва пройти соответствующий тест. Проверить себя. Когда вышло продолжение The Sims, я бросил в нее играть: испугался ответственности. Разумеется, родители из нас не получатся.

И что нам теперь делать?

Психовать. И покупать вещи. Вот что.

Эргономичные, органичные, педагогичные, экологически чистые. Тебе говорят: «Эта вещь нужна вам ОБЯЗАТЕЛЬНО!» И ты думаешь: «Наверное, и правда нужна. А что, разумно». Мягкие игрушки и лазерные термометры, прорезыватели для зубов и барьеры для плиты, горшок в виде Джаббы Хатта и пластмассовая черепаха, играющая Моцарта, если сунуть ей под хвост палочку. Примерно то же чувство испытываешь, когда смотришь в подпитии «Магазин на диване» и вдруг осознаешь, что твоя жизнь будет неполной без девайса, который нарезает лук-порей звездочками. Или когда на две недели едешь в Таиланд и почему-то решаешь, что тебе пошли бы дреды.

Вот и покупаешь всю эту фигню. А следом – дополнительную фигню: телефоны, видеокамеры, компьютеры, необходимые, чтобы задокументировать употребление фигни первого порядка. Твои дети становятся кем-то вроде участников научного эксперимента. Я не преувеличиваю: ничто другое не революционизировало стиль общения между моим и твоим поколением столь же необратимо, как появление четвертого айфона с селфи-режимом: теперь я могу сидеть с тобой рядом и при этом видеть тебя на дисплее.

Вот так оно все и идет.

Ты сам не замечаешь, как превращаешься в родителя, убежденного, что его ребенок – гений: дитя сообразило, как увеличить громкость в колонках. Покупаешь айфон за семь тысяч крон, а потом звонишь в «Менсу», потому что твое чадо, которому едва исполнилось полтора года, сумело подобрать к нему пароль. Дама на том конце провода в недоумении: похоже, вы обратились не по адресу. Но, судя по напряженному сопению в трубке, она с трудом сдерживается, чтобы не гавкнуть тебе: «Что? Он подобрал ПАРОЛЬ? Не генетический код для излечения рака простаты, а какой-то несчастный пароль? А вам не приходило в голову, что это не ваш ребенок гений, а вы – ДЯТЕЛ?!»

Конечно, она этого не скажет. Но точно подумает.

Порой таким, как я, кажется, что мы дали тебе слишком много вещей. И возможно, слишком много неправильной фигни. Я внушил тебе неправильные ценности. Был плохим примером.

Но боже мой. Я не стану убивать того, кто поцарапал машину. Я же не идиот.

Это ведь просто машина.

Я поступлю рациональнее. Отыщу этого кого-то и поговорю с ним конкретно. Выражу свое неудовольствие его поведением. В крайнем случае, проникну к нему в квартиру, когда его не будет дома, и цинично надругаюсь над всеми его кубками по карате.

Потому что я – взрослый человек.

А это всего лишь… Правильно. Всего лишь вещи.

Ты это уже понял. Еще бы – мы ведь о них и говорим.

Кстати, я тут вот о чем подумал. Через неделю, когда я заберу машину из ремонта, надо будет сдать прокатный автомобиль.

И мне придется снова разбирать и заново собирать это чертово детское автокресло, чтобы переставить его обратно в нашу машину.

Нет уж. Кого-то я все-таки убью.

Период адаптации

Я не утверждаю, что пристрастен. Нет у меня этого.

И ни в коем случае не собираюсь давить на тебя, внушая, с кем из ребят тебе дружить, а с кем нет. Это, разумеется, твой личный выбор.

Я просто хочу рассказать, что во время ознакомительной экскурсии по детскому саду воспитатели высказали нам свою просьбу: в период адаптации ребенка не уходить сразу, а немного побыть в другой комнате.

Один из родителей спросил: «А в какой?» После чего все отправились в эту самую комнату и обошли ее метр за метром с поднятыми айфонами, чтобы выяснить, где лучше ловится 4G.

Я совершенно ни на кого не давлю.

Но мне кажется, что с этим родителем мы поймем друг друга.

Вот и все, что я хотел тебе сказать.

Ты молчишь. Но явно думаешь именно это

Значит, так. Тебе примерно три месяца.

Я встаю рано. Точнее, в шестом часу утра. Беру тебя на руки. Выхожу в прихожую. Ушибаю босую ногу о порог. Ударяюсь головой о люстру. Иду в ванную. Стукаюсь коленом о дверь. Кладу тебя на пеленальный столик. Роняю коробку с влажными салфетками. Одной рукой придерживая тебя на столике, нагибаюсь и подбираю салфетки. Ухитряюсь попасть тебе пальцем в глаз. Тебе это не нравится. Ударяюсь головой о пеленальный столик. Поворачиваюсь открыть кран. Сшибаю с полки в раковину два флакона духов. Один разбивается. Роняю на пол твои ползунки. Одной рукой придерживая тебя на столике, другой пытаюсь намочить влажную салфетку, не порезаться осколками и не обрушить содержимое туалетного шкафчика. Одновременно пальцами ноги стараюсь поднять с пола твои ползунки. Не сразу, но это мне удается. Когда ползунки на тебя надеты, я вспоминаю, что забыл про памперс. Снимаю с тебя ползунки, надеваю памперс, нечаянно переворачиваю корзинку с кремами. Пальцами ног пытаюсь по одной поднять с пола баночки. Пальцем руки попадаю тебе в нос. Тебе это не нравится.

Управившись наконец с переодеванием, я закрываю кран, собираю все кремы, беру тебя на руки и через всю квартиру отношу в кроватку. И обнаруживаю, что надел памперс задом наперед. И забыл про ползунки.

Ты лежишь молча и задумчиво на меня смотришь. Наши взгляды встречаются.

Некоторые родители утверждают, что заранее знают, какие слова их ребенок произнесет первыми.

Лично я начинаю опасаться, что твоими первыми словами будут: «Вы самое слабое звено. Прощайте!»

Тонкое искусство розыгрыша

Допустим, мы с тобой встречаем в супермаркете моего приятеля с дочкой твоего возраста. Допустим, его жена на минутку отошла к рыбному прилавку. И тут нас с ним осеняет гениальная идея: поменять вас местами в колясках и посмотреть, как скоро она обнаружит подмену.

Допустим, я настолько увлекусь, что быстрым шагом пойду прочь, увозя в своей коляске их дочку.

Допустим далее, что я ни разу толком не видел жену моего приятеля. Допустим, что пять секунд спустя она оглянется от рыбного прилавка и увидит – вопреки нашим предположениям – не своего ухмыляющегося мужа, а незнакомого довольно упитанного типа южношведской наружности, который чешет вдоль молочного ряда с ее годовалой дочерью в коляске.

Тогда выяснится, что в теории наша идея выглядит значительно забавнее, чем на практике.

Но это неточно.

В общем…

…когда к нам с твоей мамой приходит в гости знакомая пара и сообщает, что половина этой пары беременна, то, наверное, нет ничего удивительного в том, что я разделю общее ликование по вышеназванному поводу. Как нет ничего удивительного в том, что я дам небеременной половине пять и предложу ей выпить. В сложившихся обстоятельствах считается вполне социально приемлемым хлопнуть эту половину по плечу и гаркнуть: «Сукин сын!»

Вполне допустимо поговорить о том, что в первые месяцы беременности женщины неважно себя чувствуют. И пошутить насчет «обдолбанной коалы» тоже практически окей, несмотря на присутствие как беременной половины, так и твоей мамы.

Более или менее окей даже довести до сведения пары, что твоя мама в первые три месяца беременности занималась главным образом тем, что спала.

Можно даже радостно воскликнуть: «Я никогда не тратил столько времени на видеоигры, как в те недели».

Но называть их «лучшими неделями беременности» не окей ни разу.

Последний момент очень важен. По крайней мере, я так понял.

Клеймо на всю жизнь

Многие отцы делают себе тату в честь детей. Портреты. Даты рождения. Прочее в том же духе. Я тоже об этом подумываю. Набить что-нибудь глубоко символичное. То, что по-настоящему выразит нашу с тобой связь. Скажем, небольшое этно на плече в форме пятна от срыгнутого молока.