Текст книги "Конец цепи"

8

Кристина переступила порог маленького кафе на Рёрстрандсгатан и поискала взглядом Пальмгрена. Он уже стоял, раскрыв объятия ей навстречу.

Пальмгрен увидел Кристину через окно и знал, что она войдет с такой же серьезной сосредоточенной миной, какая всегда была у нее при их последних встречах. Тогда, так же как и сейчас, насколько он знал, у нее на душе кошки скребли.

Она позволила обнять себя, прежде чем они сказали хоть слово друг другу. Пожалуй, освободилась из его объятий слишком рано, но в качестве альтернативы могла ведь разрыдаться, чего сама не хотела. Даже не встретилась с ним глазами, здороваясь.

– Будешь что-нибудь? – спросил он. Главным образом давая ей шанс на секунду отвлечься. Позволяя успокоиться, прежде чем они начнут разговаривать всерьез.

Она покачала головой. Повесила замшевую куртку на спинку стула, села напротив него. Ждала, как бы предлагая ему заговорить первым.

– Ты права. Но это ты ведь уже знаешь.

Она кивнула. Ларс-Эрик Пальмгрен был другом их семьи так долго, насколько у нее хватало памяти, и после их развода остался в том же амплуа, нейтрально поддерживая обе стороны. Единственный из их общих друзей, не посчитавший для себя нужным выбирать, кто ему дороже. Пожалуй, отчасти в силу профессии. Навыкам дипломатии он научился за годы работы в штабе обороны. Или просто был дипломатичным по характеру. Но независимо от причины он продолжал реально поддерживать и ее, и Вильяма после того, как их дороги разошлись. Ее мучили угрызения совести из-за того, что они давно не давали друг другу знать о себе. Но ей требовалось как можно больше отдалиться от своей прежней жизни, и, как она догадалась, Пальмгрен понял это. Ведь с какой стороны ни посмотри, он был самым умным из ее знакомых.

– Ты знал, что он собирается сделать это? – спросила Кристина после долгой паузы.

Он покачал головой.

– И ты тоже не знала, – сказал он жестко, как бы запрещая ей винить себя, словно она своим тоном как бы намекнула, что ей следовало знать. – Такие опасения возникали у тебя раньше, и каждый раз ты ошибалась. Не так ли? Даже если ты беспокоишься о чем-то, подобное вовсе не означает, что можно заранее предусмотреть трагический итог, если в один прекрасный день все произойдет в действительности.

Кристина пожала плечами. Подобные разговоры не имели смысла, и Пальмгрен знал это тоже. Чувство вины, связанное с тем, что она не помешала Вильяму, существовало само по себе, независимо от степени его обоснованности, и от него было не избавиться при помощи пустой болтовни.

– В любом случае… – сказал он в попытке увести ее от тягостных мыслей, – в любом случае ни ты, ни я не могли предусмотреть подобного.

Он развел руки в стороны с целью показать, что он имел в виду под словом подобного. Она объяснила все по телефону: исчезновение Вильяма, отсутствие компьютеров, всех его папок и публикаций, книг. И он сразу признал ее правоту. Вильям Сандберг исчез не по доброй воле. Для этого не существовало никакой причины, и, насколько Пальмгрен его знал, у Вильяма никогда и мысли не возникло бы внезапно куда-то отправиться. Он был не из таких.

– И каково твое мнение? – спросила она.

– Я долго думал, – ответил Пальмгрен. – Но не могу понять.

– Объясни, – попросила она.

– С оговоркой, что есть вещи неизвестные мне. Я же пенсионер. Если за последние годы случилось нечто революционное, то мне ничего не известно об этом.

– И пресса не знала бы тоже?

Он улыбнулся:

– При всем моем уважении, вам известно далеко не все.

Она улыбнулась в ответ. Жестом предложила ему продолжать.

– Вряд ли ситуация с безопасностью в мире изменилась столь радикально за короткое время. Мне абсолютно непонятно, у кого мог иметься интерес, а также необходимые ресурсы, чтобы увезти эксперта по шифрам, как бы он им ни требовался. Какая-то нация?

Пальмгрен покачал головой, словно отвечая сам себе.

– Сейчас не та политическая ситуация. Разные нации работают вместе. Если бы у какой-то иностранной державы возникла необходимости в шведском криптологе, они связались бы с нами и попросили.

– Организация? – спросила она.

– Террористы? – ответил он вопросом на вопрос.

– Например?

Он посмотрел на нее. Но пожал плечами:

– Что я могу сказать. Пожалуй.

– Но почему бы они выбрали Вильяма? А не кого-то другого, кто сегодня у дел, все еще работает? А не чертова эгоцентричного идиота, считающего, что для решения всех проблем достаточно лечь в ванну и умереть?

Пальмгрен посмотрел на нее. Кристина имела в виду не это, о чем он также прекрасно знал.

– Просто Вильям лучший.

Она кивнула, спокойная снова.

– Ты это знаешь, и я тоже, – сказала она. – Но кто еще? Если только они не в курсе дел в шведских вооруженных силах? А такими знаниями, пожалуй, может обладать только военная организация.

Они сидели молча довольно долго. Старались не встречаться взглядами с официанткой, когда та накрывала стол рядом с ними, а она периодически поглядывала на них, как бы напоминая Кристине, что та находится в кафе, а не в общественном зале ожидания, и здесь не принято просто сидеть, ничего не заказывая.

Потом, когда они снова остались одни, Кристина наклонилась вперед:

– Какие контакты имеются у тебя сегодня?

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– О том, чем занимался Вильям. Прежде чем закончил. Кто делает это до сих пор?

– Я не знаю.

– Но кто-то ведь делает?

– По крайней мере, так должно быть.

Кристина кивнула. Положила руки перед собой на стол. Посмотрела Пальмгрену в глаза.

– Если есть кто-то на стороне. Группа, или организация, или, черт побери, нация, или политическая фракция, или отдельный параноик, помешанный на теории заговоров, где-то в нашей стране. О чем бы ни шла речь, если есть какая-то заинтересованность в знаниях Вильяма, ему же, наверное, известно?

– Если такой имеется, – сказал он и кивнул, – то преемник Вильяма, вероятно, в курсе.

Кристина не сказала больше ничего. Ждала. А Пальмгрен знал, какие слова она хотела от него услышать.

– Я посмотрю, может, мне удастся связаться с ними.

Чувство благодарности заставило Кристину опустить взгляд, шумно вздохнуть. Сейчас она пожалела, что не заказала кофе, тогда смогла хотя бы изучать его, только бы не встретиться с глазами Пальмгрена как раз сейчас.

Пальмгрен взял ее за руки наклонил голову, словно пытаясь поймать взгляд Кристины вопреки ее желанию.

– Все будет хорошо, – заверил он. – Я обещаю, все будет хорошо.

Тепло его рук вкупе со словами благотворно на нее повлияло, на душе стало немного легче, и впервые после исчезновения Вильяма она позволила себе чуточку расслабиться и дала волю слезам.

В конце концов подняла глаза на Пальмгрена. Благодарно улыбнулась в ответ.

И даже если они оба знали, что никто из них ничего не может обещать, все равно ни один из них не сказал этого.

Во второй раз на протяжении одного и того же дня Вильяма вели по бесконечным каменным коридорам замка. Но сейчас Коннорс не говорил ничего. Позволил Вильяму идти, погруженному в собственные мысли, дал время переварить услышанное, прекрасно понимая, что тому сейчас не до географии.

Они шли в тишине, пока не миновали комнату, где Вильям проснулся тем же утром. Далее в том же коридоре находилась другая дверь, и Коннорс открыл ее (тоже никаких замков, констатировал Вильям) и показал ему маленькую комнату, находившуюся за ней.

– Здесь ты будешь работать. Посмотри, может, тебе чего-то не хватает.

Вильям огляделся. В качестве помещения для работы комната была не особенно большой. Она располагалась вдоль той же стены, что и его спальня, и из нее открывался столь же шикарный вид. Четыре больших окна смотрели на горное озеро, а вдоль боковой стены стоял длинный стол с мониторами и компьютерами, и рабочими материалами, и даже ручками и бумагами, а также офисный стул, выглядевший очень привлекательно.

В первый рабочий день он вошел в свой кабинет.

Довольно приличный, надо признать.

– Узнаешь? – спросил Коннорс.

– Извини?

Вопрос казался абсурдным, и Вильям поднял глаза на генерала, одарил его недоуменным взглядом. Но Коннорс лишь еле заметно улыбался, явно не собираясь ничего объяснять, и Вильям снова повернулся в сторону комнаты.

Прошло какое-то время, прежде чем он понял, что здесь ему многое знакомо.

А еще через мгновение до него дошло почему.

Это были его собственные компьютеры.

И поставлены точно таким же образом, как и в его квартире. Мониторы, и системные блоки, и специальное встроенное оборудование, которое он нарисовал сам и заказал строго секретно. А на полках над мониторами красовалась его собственная литература, папки, все находившееся в его кабинете дома, все необходимое ему для работы здесь.

Только окинув взглядом стол в третий раз, он понял, что лишь одно не сходится. Он сделал шаг вперед, к серо-зеленому ящику из стальных листов, формой напоминавшему куб, установленному на краю, в стороне от всего другого.

Это не мог быть он. Ни в коем случае.

Он положил на него руку, провел пальцами по холодной поверхности. Повернул его так, что перед ним предстали ряды разъемов и выключателей, установленных на плоской панели, составлявшей его заднюю стенку. Он выглядел кустарным изделием из восьмидесятых годов.

– Как, черт возьми, вы заполучили его? – спросил он.

– Заказали.

– Заказали?

Вильям посмотрел на Коннорса. Этот блок уж точно нельзя было купить в магазине. Или украсть, вломившись куда-нибудь и прихватив с собой. Пришлось бы преодолеть массу преград в виде систем сигнализации и, возможно, толстых стальных стен, чтобы добраться до него. Удалось бы справиться, только заполнив кучу бумаг и получив бесконечное количество подписей под ними.

В этом он был уверен почти на сто процентов.

Поскольку собственными руками создал данное устройство.

Начал конструировать весной 1992 года и доводил до ума поэтапно в течение двух лет. Оно являлась основой ультрасекретного научного проекта и использовалось в течение едва ли семи лет, после чего его поместили в мешок с силикагелем и положили в пещеру, как хорошо охраняемую тайну. И даже если каждый отдельный компонент сам по себе прилично отставал от времени, самодельный компьютер на столе перед ним был создан для одной-единственной задачи. И возможно, по-прежнему оставался одним из самых действенных инструментов по раскодированию зашифрованной информации в мире.

И назывался Сарой. В честь его знакомой с таким же именем.

– У нас есть кое-какие контакты, – пояснил Коннорс в ответ на его вопрос.

– Я понимаю, – сказал Вильям. – Я догадался об этом.

Его удивили чувства, нахлынувшие на него. Это же были просто бездушные машины. Но одновременно они напомнили ему о тех временах, которые он пытался забыть, или умалить их значение, или, по крайней мере, относиться к ним с пренебрежением, а сейчас ему напомнили обо всем, внезапно, с совершенно неожиданной стороны и с огромной силой.

Он посмотрел на Коннорса и кивнул.

Это означало «спасибо».

Даже если он не хотел признаться себе в этом.

Коннорс оставался в комнате и наблюдал за Вильямом Сандбергом еще минуту, видел, как тот наклонился над своим оборудованием, проверил разъемы и провода, убедился, что все соединено надлежащим образом. В конце концов почувствовал себя лишним, решил не мешать и повернулся, собираясь уйти.

Он как раз открыл дверь, когда услышал голос Вильяма у себя за спиной.

– Коннорс, – позвал он.

Сандберг стоял сбоку от своих компьютеров. И то, как серьезно он смотрел, удивило Коннорса, и впервые он по-настоящему понял, что человек напротив него всего сутки назад пытался покончить с собой.

От усталого ироничного взгляда не осталось и следа. В нем появилось нечто иное, некий налет доброты, которого он не ожидал, хотя и следовало бы, и в какой-то момент Коннорс боролся с желанием подойти к нему, похлопать по спине, сказать, что все будет хорошо.

Но к сожалению, Коннорс сомневался в таком финале. Он просто кивнул в ответ. Спрашивай.

Вильям перевел дух. Обдумал каждое слово. Очень тщательно.

– Я вижу только одну причину, почему ООН понадобилось бы создавать секретную полувоенную организацию под своей эгидой.

Коннорс стоял неподвижно. Ничего не сказал, просто ждал продолжения.

– Если есть конкретная, всеобъемлющая угроза, направленная не против какой-то отдельной страны. Если что-то затронуло бы нас всех и возникли опасения относительно неизбежности такого развития событий. Если бы все обстояло так. И в случае беспокойства о последствиях в том случае, если общественность узнает. Тогда пожалуй.

Если у Коннорса еще и оставалась улыбка на лице, когда он повернулся, сейчас она исчезла. Он стоял неподвижно и смотрел прямо в глаза Вильяма, не отводя их ни на миллиметр.

Сандберг назвал причину, проще он сам не смог бы сказать.

Ни один из них не произнес больше ни слова.

А потом Коннорс повернулся и покинул комнату.

Уже далеко за полночь Кристина вернулась в редакцию. В руке она держала видавший виды пакет из супермаркета с бесцветными макаронными изделиями в столь же бесцветной бумажной упаковке. Не от голода, а по причине того, что по всем меркам вроде бы должна испытывать его, она собиралась разогреть их в офисной микроволновке уже неизвестно в какой раз, а потом съесть часть и оставить остальное у себя на письменном столе, чтобы уборщица забрала вместе с содержимым корзины для бумаг, когда придет спозаранку. Сама она надеялась к тому времени уже уйти домой.

Пребывание в офисе ночью вызывало какое-то особое чувство. Темп был ниже, те, кто работал, делали это в тишине, телефоны главным образом молчали, и сейчас их обычную для дневных часов непрерывную трескотню заменял шум вентиляторов, компьютеров и люминесцентных ламп. Если кто-то не хотел идти домой и, сидя в полном одиночестве, таращиться на себя в зеркале, редакция представлялась отличной альтернативой. Ты был не один, но единственное общение с коллегами сводилось к усталым кивкам, когда кто-то проходил мимо. И по ощущениям Кристины, именно это требовалось ей в такой вечер.

По крайней мере, обычно так все и получалось.

Но на письменном столе прямо напротив стеклянной стены ее кабинета горела настольная лампа, освещая включенный компьютер и одинокую кепку, лежавшую на блокноте рядом с ним.

Лео еще не ушел домой. И прежде чем она успела оглядеться и определить его местоположение, шум опрокинувшейся кофейной чашки со стороны кухни громом прозвучал среди монотонного гула электроприборов и заставил Кристину повернуться в ту сторону.

Он стоял у длинной мойки посередине кухонного отделения и с помощью огромного количества бумажных полотенец пытался помешать светло-коричневой луже из смеси молока и кофе стечь на пол и разбежаться по нему. Кристина молча наблюдала за ним, двигаясь в его сторону. Решала, можно ли ей улыбнуться из-за всего этого или надо испытывать беспокойство по поводу того, что ей достался такой помощник.

– Ты еще здесь? – спросила она наконец.

Лео поднял глаза. Он не слышал, как подошла Кристина. Просто развел руки в стороны, как бы показывая, да, вот он.

А на обратном пути те же руки захватили с собой кофейную чашку. Она лежала на боку, и он выругался про себя, прежде чем взялся за рулон с полотенцами снова, отмотал еще кусок и начал новые спасательные работы с целью остановить вражеский ручеек, уже прорвавшийся к самому краю стола.

– Ладно, – сказала она. – Раз уж мы все равно здесь…

Она поставила свою упаковку с макаронами в микроволновку и включила ее. Прислонилась к рядам кухонных шкафов и коротко рассказала о своей встрече с Пальмгреном, об их совместных размышлениях относительно того, кто и почему, и о его обещании попытаться выяснить, имеют ли оборонительные силы хоть какое-то представление о происходящем.

Особо не о чем было разговаривать, и она замолчала еще до того, как ее еда успела разогреться. Призывно посмотрела на Лео, словно передавая эстафету ему. Но он просто кивнул. Перевел дух, словно хотел сказать что-то, но не нашел нужных слов и повернулся к кофейному аппарату с целью снова наполнить свою чашку.

Ей приходилось все вытягивать из него клещами.

– А ты сам? Что ты узнал?

Он печально посмотрел на нее. Сформулировал мысленно ответ, прежде чем начал говорить.

– Немного, – сказал он. – Я пообщался с транспортной фирмой. Если верить им, они никого не посылали туда. То есть по адресу Вильяма. Но соседи уверены, что у грузчиков на спецодежде красовалась надпись «Стадсбудет».

– В какое время они там были?

– Никто не хочет признаваться, как внимательно они следят за соседями. Сначала они не знают, потом начинают наводить тень на плетень. Но где-то около полудня.

Кристина кивнула:

– А когда он исчез из больницы?

– Последний раз его видели в одиннадцать. Больше ничего не знают.

Пауза, прежде чем он продолжил:

– Записи с камер видеонаблюдения отправлены в полицию. Но никто не надеется там ничего найти. Ты же понимаешь. Больница. Неприкосновенность и независимость личности и все такое. Там камер всего пара штук. Если знаешь, как идти, пройдешь почти везде и ни разу не засветишься.

Следующее, сказанное им, удивило Кристину.

– Я попытался немного прогуляться везде сам. И после нескольких заходов прекрасно представлял, каких путей надо придерживаться. Это не составило особого труда.

– Ты побывал там?

– Мне же требовалось поговорить с ними.

Кристина кивнула. Не понимала, почему, собственно, это удивило ее. Возможно, она поступила бы так и сама. В принципе можно ограничиться и телефоном. Но лучше смотреть людям в глаза, когда разговариваешь с ними. Просто в глубине души она ожидала, что Лео выберет самый легкий путь. И когда он не сделал этого, она обрадовалась своей ошибке.

– Я просто не знала о твоей поездке туда, – объяснила она.

– Я же все равно был в городе, – пожал плечами он. – На Страндвеген, и потом «Стадсбудет» находится в Вазастане, а больница расположена почти по пути домой.

Ничего себе. Она не смогла не улыбнуться.

– И что тогда, черт побери, ты делаешь здесь?

Лео поднял на нее глаза. Он услышал нотки теплоты в ее голосе и вынужден был сконцентрироваться на чем-то другом, лишь бы не покраснеть.

– Я… подумал, – ответил он, расставив акценты так, что получилось вроде бы законченное предложение. Конечно, прекрасно сознавая, что это звучит по-идиотски, но предпочел лучше так, чем, кроме того, выглядеть смешным.

На какое-то время снова воцарилась тишина.

– Когда ты в последний раз смотрел на часы? – спросила Кристина.

Лео пожал плечами. Конечно, был в курсе, что уже поздно. Но у него имелась причина вернуться в редакцию. Он бросил взгляд на компьютер и задумался на минуту.

Он мог бы рассказать. Но не хотел делать этого. Не сейчас. А вдруг он ошибается.

Пожал плечами снова, хотя точно знал, сколько времени.

– Иди домой, – предложила Кристина.

Лео колебался.

– Я, пожалуй, побуду еще немного, – сказал он.

Кристина посмотрела на него.

Сколь бы странным это ни казалось, но сейчас она услышала от Лео первое предложение, когда он не запинался и не начинал сначала, а произнес его четко и спокойно. И Кристина просто не поверила своим ушам и снова не смогла сдержать улыбку.

– В чем дело? – спросил он.

– Ничего. Просто устала. И ты тоже.

Это была правда, но он не позволял признаться в этом себе.

– Возьми такси, – предложила Кристина. – И отдай мне завтра квитанцию.

Она потянулась и забрала у него чашку с кофе. Лео был немного несуразный, но, вне всякого сомнения, оказался более толковым, чем она считала. И хотела, чтобы он таким оставался.

– Завтра начинаешь в восемь тридцать, – сказала она. – И я не хочу, чтобы ты клевал носом.

Она улыбнулась ему, тем самым давая понять, что не потерпит возражений с его стороны. А потом взяла макароны из микроволновки и направилась в сторону своего стеклянного кабинета.

Лео уже в куртке и кепке подошел к кабинету Кристины. Остановился перед ее дверью, прислонился верхней частью туловища к стеклу, в результате чего пуховик оказался прижатым к нему и напоминал сработавшую подушку безопасности.

Кристина подняла на него глаза, ждала, пока он несколько раз сформулирует мысль, прежде чем скажет.

– Почему ты так уверена? – спросил он, наконец. – Что он не добровольно?…

Это был вполне обоснованный вопрос. И пусть даже Кристина сомневалась, стоит ли ей знакомить его с подробностями прошлого, о котором она с удовольствием забыла бы, но ей так и не удалось найти ни одной достойной причины держать его в неведении.

– Они упаковали все, – сказала она наконец. – Забрали с собой компьютеры. Одежду. Даже зубную щетку. Все.

Его глаза вопросительно смотрели на нее. Ну и что?

Она взяла свой мобильный телефон и нашла одну из фотографий, сделанных ею в то утро. Снимок кабинета Вильяма, и она провела пальцами по экрану с целью показать увеличенное изображение одной из стен. Множество заключенных в рамку фотографий покрывало ее целиком, от края низкого бюро до самого плинтуса. То же самое лицо повсюду, молодая женщина в различных ситуациях. С улыбкой в сторону камеры, иногда портрет в полный рост, иногда снятая в движении. На некоторых изображениях более молодая, пожалуй, пятнадцати лет, на других постарше.

Но нигде больше двадцати.

– Кто это? – спросил он.

– Сара, – ответила Кристина. – Она была нашей дочерью.

Он уловил ее тон. Была. Ничего не сказал.

– Если бы он упаковывал вещи сам, они не остались бы висеть там.

Кристина выключила телефон. Положила его на стол. Печальная улыбка в то время, как она отвела глаза в сторону от него. А потом:

– В самом деле, Лео. Иди домой спать.

Он стоял неподвижно какое-то мгновение. Но потом кивнул, тем самым пожелав доброй ночи, освободил ее стекло от веса своего пуховика и направился к лифту в другой конец этажа.

Кристина осталась на своем месте. Посмотрела на горячую картонную упаковку с бесцветными макаронными изделиями, отправила ее прямо в корзину для бумаг, даже не открыв, включила компьютер и попыталась сфокусироваться на своей работе.