Текст книги "Дети Дюны"

* * *

И было у него видение доспехов. Доспехи эти не были его природной кожей, и были они прочнее стали. Ничто не могло пробить их – ни нож, ни яд, ни песок, ни пыль и иссушающая жара Пустыни. В правой руке его – держава, сила которой способна вызвать кориолисову бурю, потрясти Землю и превратить ее в ничто. Глаза его устремлены на Золотой Путь, а в левой руке несет он скипетр абсолютной, ничем не ограниченной власти. За Золотым Путем его взор проникает в вечность, питающую его душу и неистребимую плоть.

(«Вершины. Сон моего брата» из «Книги Ганимы»)

– Будет лучше, если я никогда не стану императором, – заговорил Лето. – О, я не хочу сказать этим, что совершил ошибку отца и заглянул в будущее с помощью склянки зелья. Я говорю об этом из чистого эгоизма. Нам с сестрой крайне необходимо время, чтобы научиться жить с тем, что мы собой представляем.

Он замолчал и вопросительно посмотрел на госпожу Джессику. Он высказал свою точку зрения, как они и договорились с Ганимой, а теперь ждал, что ответит бабушка.

При свете желтой лампы Джессика внимательно вгляделась в лицо своего внука. Было раннее утро второго дня ее пребывания здесь, но она уже успела получить тревожное известие о том, что дети провели ночь бдения за пределами сиетча. Что они там делали? Она плохо спала и чувствовала, что в крови накопилось слишком много кислот утомления и ей надо немедленно снизить уровень регуляции, который поддерживал ее в работоспособном состоянии с момента прибытия в космопорт. Сиетч остался таким же, каким он снился ей в ночных кошмарах, но Пустыня изменилась до неузнаваемости. Откуда взялись все эти цветы? Воздух стал слишком влажным. Ношение защитных костюмов делало молодежь слабой и рыхлой.

– В чем причина того, что ты – ребенок – хочешь иметь время, чтобы изучить себя?

Лето неторопливо покачал головой – этот жест взрослого человека в соединении с детским телом производил странное впечатление, но принц напомнил себе, что его задача – вывести бабушку из равновесия.

– Во-первых, я не ребенок. О… – Он дотронулся до своей груди. – Это детское тело, в этом не приходится сомневаться, но я не ребенок.

Джессика непроизвольно закусила губу, чем выдала свое волнение. Ее герцог, много лет назад погибший на этой проклятой планете, смеялся над этой привычкой, приговаривая при этом: «Это твой единственный необдуманный ответ. Как только ты закусываешь губы, становится ясно, что ты волнуешься, и я целую тебя в губки, чтобы ты успокоилась».

И вот теперь ее внук, носивший имя герцога, потряс ее до оцепенения – мальчик улыбнулся и сказал:

– Ты взволнована; я вижу это по твоим трясущимся губам.

Джессике пришлось призвать на помощь всю закваску, полученную у Бене Гессерит, чтобы восстановить спокойствие. Это ей удалось.

– Ты смеешься надо мной?

– Смеяться над тобой? Никогда. Но я должен показать, что мы очень разные. Позволь мне напомнить о той достопамятной оргии в сиетче, когда Старшая Преподобная Мать передала тебе свои жизни и память. Она настроилась на тебя и передала эту… эту длинную цепь, каждое звено которой представляло собой чью-то память. Эти жизни до сих пор в тебе. Поэтому ты понимаешь, что испытываем мы с Ганимой.

– А Алия? – спросила Джессика, проверяя его.

– Разве ты не обсуждала это с Гани?

– Я хочу обсудить это с тобой.

– Очень хорошо. Алия отринула то, чем она была в действительности, свою истинную суть и стала тем, чего она всегда боялась. Прошлое внутри нельзя отсылать в бессознательное. Это плохо для любого человека, но для нас, тех, кто предрожден, это хуже смерти. Это все, что я могу сказать об Алие.

– Ты действительно не ребенок, – признала Джессика.

– Мне миллион лет. Это требует умения приспособиться, умения, в котором люди никогда не нуждались.

Несколько успокоившись, Джессика кивнула. Следует быть намного осторожнее с этим мальчиком, чем с Ганимой. Кстати, где она? Почему Лето пришел один?

– Так вот, бабушка, я хочу спросить: мы – воплощение Мерзости или надежда Атрейдесов?

Джессика проигнорировала его вопрос.

– Где твоя сестра?

– Она отвлекает Алию, чтобы та не помешала нашей беседе. Это необходимо. Но Ганима не скажет тебе больше, чем сказал я. Разве ты не увидела этого вчера?

– То, что я увидела вчера, касается только меня. Почему ты вдруг начал болтать о Мерзости?

– Болтать? Не надо кормить меня жаргоном Бене Гессерит, бабушка. Я верну его тебе назад, слово за словом, и буду черпать их из глубин твоей собственной памяти. Я хочу большего, чем твоя закушенная губа.

Джессика в растерянности только покачала головой, чувствуя, как на нее повеяло холодом от этой… маски, в которой текла ее кровь. Его превосходство смирило ее. Стараясь приспособиться к его тону, Джессика спросила:

– Что тебе известно о моих намерениях?

В ответ Лето хмыкнул.

– Тебе нет нужды спрашивать, совершил ли я ошибку своего отца. Я не стал выглядывать из сада времени – во всяком случае, у меня не было такой цели. Оставим абсолютное знание будущего тем моментам deja vu, которые может испытать любой человек. Я знаю о капкане предзнания. Жизнь моего отца многое рассказала мне об этом. Нет, бабушка, абсолютное знание будущего – это абсолютная ловушка. Такое знание приводит к коллапсу Времени. Настоящее становится будущим, а мне нужна большая свобода.

Джессика чувствовала, что ее язык подергивается от желания заговорить, но может ли она сказать ему то, чего он еще не знает? Это было чудовищно! Это же я! Это мой возлюбленный Лето! Мысль потрясла ее. Какое-то мгновение ей казалось, что детская маска вот-вот упадет и откроются дорогие черты… но нет!

Мальчик, склонив голову, внимательно смотрел на бабушку. Да, в конце концов ею можно управлять.

– Когда думаешь о предзнании, что, я надеюсь, случается редко, то практически ничем не отличаешься от прочих людей. Очень многие воображают, что было бы прекрасно знать завтрашние цены на китовую шкуру или знать о том, сумеют ли Харконнены снова захватить свои владения. Но мы знаем о Харконненах и без предзнания, не правда ли, бабушка?

Она не клюнула на его приманку. Конечно, он знает о том, что проклятые Харконнены – наши предки.

– Кто такой этот Харконнен? – спросил Лето, провоцируя Джессику. – Кто этот Зверь Раббан? Он – каждый из нас, да? Но я отвлекся: суть популярного мифа о предзнании – абсолютное знание будущего! Всего будущего! Знать, что можно сделать состояние – или потерять его, – вот в чем видят абсолютное знание, верно? В это верит чернь. Она верит в то, что чем больше, тем лучше. Великолепно! И если этим людям вручить полный сценарий их жизни, неизменные до самой смерти диалоги, то это будет поистине дьявольский дар, исполненный немыслимой скуки! Каждую секунду человек будет проигрывать то, что он и так целиком и полностью знает наперед. Не будет никаких отклонений. Знать каждый ответ, каждую реплику – снова, и снова, и снова…

Лето тряхнул головой.

– В незнании содержится огромное преимущество. Вселенная сюрпризов – вот о чем я молю для себя!

То была долгая речь, все время которой Джессика не могла надивиться манерой и интонациями внука, которые были так похожи на манеру говорить его отца – ее потерянного сына. Даже идеи были сходны – так мог бы говорить и Пауль.

– Ты напомнил мне сейчас твоего отца, – сказала она.

– Это причинило тебе боль?

– В какой-то степени да, но зато теперь я знаю, что он живет в тебе.

– Ты не слишком верно представляешь, как именно он живет во мне.

В ответе внука Джессике послышалась затаенная, но сильная горечь. Она взглянула в глаза Лето.

– Или как во мне живет твой герцог, – продолжал внук. – Бабушка, Ганима – это ты! Она настолько идентична с тобой, что хранит всю твою память, начиная с того момента, когда ты родила нашего отца. И меня тоже! Я – ходячий каталог телесной памяти. Иногда это становится трудно выносить. Ты приехала сюда судить нас? Ты приехала судить Алию? Но лучше мы будем судить тебя!

Джессика изо всех сил пыталась найти ответ, но ответа не было. Что он делает? Почему так настаивает на своей особенности? Ищет ли он отвержения? Постиг ли он состояние Алии – Мерзость?

– Тебя это очень волнует, – заметил Лето.

– Да, это волнует меня. – Джессика позволила себе небрежно пожать плечами. – Да, это сильно меня тревожит, и ты прекрасно знаешь причину. Я уверена, что ты проник в суть моей подготовки у Бене Гессерит. Это признала и Ганима. Я знаю, что… сделала Алия. А ты понимаешь последствия своего отличия от прочих.

Он посмотрел на бабушку снизу вверх напряженным взглядом.

– Мы не приняли твою линию, – его голос, казалось, был пропитан усталостью Джессики. – Мы знаем, что дрожание губ – это признак твоего волнения, не хуже, чем это знал твой герцог. Мы можем по своей воле вызвать в памяти все те ласковые слова, которые шептал тебе в спальне твой возлюбленный. Ты восприняла все это с помощью интеллекта, в этом нет никакого сомнения. Но я хочу предупредить тебя, что интеллектуальное приятие – это еще не все. Если кто-то из нас проникнется Мерзостью, то именно твое присутствие в нас сотворит это! Либо мой отец, либо моя мать! Твой герцог! Мы можем стать одержимыми каждым из вас – результат будет одним и тем же.

Джессика ощутила жжение в груди, на глаза ее навернулись слезы.

– Лето, – с трудом произнесла она, впервые называя внука по имени. Боль оказалась меньше, чем она ожидала, и Джессика смогла говорить дальше: – Что ты хочешь от меня?

– Мне придется учить мою бабушку.

– Учить меня – чему?

– Прошедшей ночью мы с Ганимой играли роли матери и отца. Мы едва уцелели, но зато многому научились. Есть вещи, которые можно знать, если осознаешь условия, в которых находишься. Действия можно предвидеть. Например, Алия – это можно утверждать с очень высокой определенностью – плетет заговор с целью вывести тебя из игры.

Джессика была потрясена таким скорым обвинением. Она знала этот трюк и сама много раз им пользовалась – человека ведут по одной линии рассуждений, а потом обрушивают на его голову рассуждение из другой парадигмы. Она сделала глубокий вдох и взяла себя в руки.

– Я знаю, что делала Алия… и кто она, но…

– Бабушка, пожалей ее. Пользуйся не только своим умом, но и сердцем. Ты же умела делать это раньше. Ты же представляешь для нее угрозу, а Алия хочет заполучить Империю, вернее сказать, этого хочет то, во что превратилась Алия.

– Как я смогу понять, что это говорит не Мерзость?

Лето пожал плечами.

– Вот здесь-то и надо воспользоваться сердцем. Мы с Гани хорошо знаем, как пала Алия. Очень нелегко противостоять воплям всей толпы внутренних образов. Попробуй подавить их «я» – и они будут возникать всякий раз, когда ты решишь воспользоваться памятью. Настанет день, – Лето сглотнул слюну, чтобы смочить пересохшее горло, – и какая-нибудь сильная личность внутри тебя захочет разделить с тобой твою плоть.

– И… с этим ничего нельзя поделать? – спросила Джессика, со страхом сознавая, что знает ответ.

– Мы думаем, что кое-что можно сделать… да. Мы не можем довериться зелью – это слишком высокая вершина, а нам нельзя полностью подавлять будущее. Мы должны его использовать, сделать из него нечто вроде амальгамы, вплетая прошлое в свою настоящую сущность. Мы, конечно, перестанем быть исходными самостями, но зато и не станем одержимыми.

– Ты говорил о заговоре с целью моего устранения.

– Он очевиден. Венсиция лелеет амбиции в отношении своего сына. Алия же имеет свои собственные амбиции и…

– Алия и Фарад’н?

– На это пока нет четких указаний, но Алия и Венсиция идут параллельными курсами. У Венсиции есть сестра в доме Алии. Нет ничего проще, чем отправить послание…

– Ты знаешь о таком послании?

– Я даже дословно знаю его содержание.

– Но воочию ты его не видел?

– В этом нет никакой нужды. Надо только знать, что все Атрейдесы находятся здесь, на Арракисе. Вся вода в одной цистерне, – Лето махнул рукой, словно желая обвести контуры планеты.

– Дом Коррино не осмелится атаковать нас здесь.

– Алие будет очень выгодно, если они все же решатся. Насмешливые нотки в голосе Лето вывели Джессику из равновесия.

– Я не желаю, чтобы меня опекал собственный внук! – воскликнула она.

– Черт возьми, женщина, перестань думать обо мне, как о своем внуке! Думай обо мне, как о своем герцоге Лето!

Выражение лица и характерный жест были настолько верны, что Джессика в растерянности умолкла.

– Я пытался подготовить тебя. Предоставь мне хотя бы это, – отчужденно и сухо произнес внук.

– Но почему Алия должна меня устранить?

– Естественно, для того, чтобы возложить вину на Дом Коррино.

– Я не верю в это. Даже для нее это было бы… чудовищно! Слишком опасно! Как она сможет сделать это без… Нет, я не могу в это поверить!

– Поверишь, когда это случится. Ах, бабушка, нам с Гани надо было лишь прислушаться к самим себе, чтобы узнать это. Это же простое самосохранение. Как иначе можем мы распознать ошибки, которые совершаются вокруг нас?

– Я ни на минуту не могу принять, что мое устранение входит в планы Алии и…

– Господи! Ну как ты, выученица Бене Гессерит, можешь быть такой тупой? Вся Империя почти наверняка знает, зачем ты здесь. Сторонники Венсиции делают все от них зависящее, чтобы дискредитировать тебя. Алия просто не может ждать. Если ты падешь, то Дом Атрейдес не переживет смертельного удара.

– Так о чем же почти наверняка знает вся Империя?

Теперь она трезво и холодно взвешивала каждое слово, ибо понимала, что никакими доводами не сможет она обмануть это недитя.

– Она уверена, что госпожа Джессика хочет соединить в браке близнецов, – хрипло произнес Лето. – Этого желает Община Сестер. Она хочет инцеста!

Джессика часто заморгала глазами.

– Пустые слухи, – возразила она и нервно сглотнула. – Бене Гессерит не допустит, чтобы такие слухи циркулировали по империи. У нас есть еще кое-какое влияние, запомни это.

– Слухи? Какие слухи? У тебя совершенно точно есть такой выход – сочетать нас браком. – Он тряхнул головой и продолжил: – Не отрицай этого. Нам надо созреть в этом доме, в котором ты будешь жить вместе с нами, хотя твое влияние – это не более чем грязная тряпка, которой размахивают перед лицом песчаного червя.

– Ты что, действительно думаешь, что мы такие отпетые дураки? – спросила Джессика.

– Да, действительно. Ваша Община Сестер – это не что иное, как сборище выживших из ума старых баб, которые как курица с яйцом носятся со своей любимой селекционной программой! Мы с Гани знаем, какие рычаги у них есть. Надеюсь, ты не считаешь нас дураками?

– Рычаги?

– Они знают, что ты из рода Харконненов! Они знают об этом из своих записей: Джессика дочь Танидии Нерус от барона Владимира Харконнена. Если эту запись случайно опубликовать, то все твои зубы…

– Ты полагаешь, что Община Сестер опустится до шантажа?

– Я знаю, что они это сделают не колеблясь. Нет, они, конечно, прикроют это весьма ласковыми словами и искренней заботой. Они сказали тебе, что надо проверить слухи о твоей дочери. Они разбудили в тебе любопытство и страх. Они воззвали к твоему чувству ответственности, они заставили тебя ощутить вину за то, что ты вернулась на Каладан. Они предложили тебе план спасения твоих внуков.

Джессика могла лишь молча слушать Лето. Было такое впечатление, что он слышал каждое слово, произнесенное на эмоциональных встречах с доверенными Сестрами из Общины. Она полностью доверилась его словам и теперь была склонна думать, что суждения Лето в отношении Алии были справедливыми.

– Теперь ты видишь, бабушка, что мне пришлось принять нелегкое решение, – сказал он. – Следую ли я мистике Атрейдесов? Живу ли я для выполнения своих задач… и умру ли я ради них? Или мне надо выбрать иной путь – путь, который позволит мне прожить тысячу лет?

От этих слов Джессика непроизвольно отпрянула назад. Эти столь непринужденно сказанные слова коснулись предмета, который Община Сестер сделала практически немыслимым. Многие Преподобные Матери могли выбрать этот путь… и даже пытались это сделать. Манипуляции с биохимией организма были доступны всем посвященным в Общину, но если это сделает один человек, то и другие захотят попробовать. Такому накоплению женщин, не имеющих возраста, нельзя было бы положить предел. Сестры точно знали, что это путь к самоуничтожению, ибо все остальные смертные ополчатся против них. Нет, этот выход был немыслим.

– Мне не нравится ход твоих мыслей, – сказала она.

– Ты не понимаешь моих мыслей, – ответил Лето. – Гани и я… – он снова покачал головой. – У Алии было в руках это оружие, но она его отбросила.

– Ты в этом уверен? Я уже послала в Общину отчет о том, что Алия практикует немыслимое. Посмотри на нее! Она нисколько не постарела с тех пор, как я в последний раз…

– Ах, это! – движением руки Лето отмел прочь упоминание о телесном равновесии Бене Гессерит. – Я говорю о другом – о том совершенстве, которое выходит далеко за пределы, достижимые обычным человеком.

Джессика хранила молчание, пораженная той легкостью, с которой внук уничтожал ее маскировку. Он точно знал, что такое сообщение – это смертный приговор Алие, и не важно, какие он при этом произносит слова, – важно, что он хочет сделать то же самое. Понимает ли он всю опасность и вредоносность своих слов?

– Ты должен объясниться, – выдавила из себя Джессика.

– Каким образом? – спросил он. – Если ты не поймешь, что Время – это совсем не то, чем оно кажется, то мне не стоит даже начинать приступать к объяснению. Мой отец подозревал это. Он стоял на краю понимания, но не удержался и пал. Теперь настала наша с Гани очередь.

– Я настаиваю на объяснении, – произнесла Джессика и нащупала в складках накидки отравленную иглу. Это был гом джаббар, смертельный настолько, что легкий укол вызывал практически мгновенную смерть. Меня предупреждали, что, возможно, придется им воспользоваться, подумала она. От этой мысли рука ее задрожала, и Джессика была очень благодарна за то, что одежда скрыла эту дрожь от глаз Лето.

– Ну хорошо, – со вздохом сказал внук. – Во-первых, что касается Времени: нет никакой разницы между тысячью лет и одним годом, между сотней тысяч лет и одним мгновением. Нет никакой разницы. Это первый факт, касающийся Времени. А вот и второй факт: вся Вселенная со всем ее временем находится внутри меня.

– Что это за бессмыслица? – поинтересовалась Джессика.

– Вот видишь? Ты ничего не поняла. Попробую объяснить это другим способом, – он поднял руку, иллюстрируя ее движениями свои слова. – Мы движемся вперед, потом движемся назад.

– Эти слова ничего не объясняют!

– Это верно, – согласился Лето. – Есть вещи, которые нельзя объяснить словами. Их должно почувствовать без слов, но ты не готова к такому восприятию, потому что смотришь на меня, но не видишь.

– Но… я же смотрю прямо на тебя, значит, я без сомнения тебя вижу, – она действительно уставила на него свой горящий взор. Его слова были отражением знания Кодекса Дзенсунни, которому ее саму учили в школе Бене Гессерит: игра словами, имеющая целью исказить понимание собеседником основ философии.

– Некоторые вещи происходят вне нашего контроля, – сказал Лето.

– Но как таким путем можно объяснить это… это совершенство, которое столь далеко выходит за пределы человеческого опыта?

Он кивнул.

– Если человек задерживает наступление старости с помощью меланжи или регуляцией телесных процессов, чего столь обоснованно боятся посвященные Бене Гессерит, то такая задержка является лишь иллюзией контроля. Быстро пройдет человек из одного края сиетча в другой или медленно, он все равно пересечет сиетч. Течение же времени ощущается лишь внутренне.

– Зачем ты играешь словами? Я сломала свои зубы мудрости на этой чуши, когда твой отец еще не родился.

– Росли только зубы, но не мудрость, – отпарировал Лето.

– Слова! Одни только слова!

– Ах, как ты близка к истине!

– Ха!

– Бабушка?

– Что?

В ответ он выдержал длинную паузу, потом заговорил:

– Вот видишь, ты можешь отвечать искренне. – Он улыбнулся. – Но ты не можешь видеть сквозь тень. Посмотри, я же здесь. – Он снова улыбнулся. – Мой отец подошел очень близко к этому открытию. Пока он жил – он жил, но умереть ему не удалось.

– О чем ты говоришь?

– Покажи мне его тело!

– Ты думаешь, что этот Проповедник…

– Возможно, но даже если это и так, то это не его тело.

– Ты мне ничего не объяснил, – в тоне Джессики прозвучало обвинение.

– Я тебя предупреждал.

– Тогда почему…

– Ты очень просила, и я вынужден был тебе показать. Теперь давай вернемся к Алие и ее плану твоего устранения для…

– Ты хочешь сделать немыслимое? – спросила Джессика и приготовила к действию отравленную иглу гом джаббара.

– А ты хочешь стать ее палачом? – вкрадчиво спросил он и указал рукой на пальцы бабушки под накидкой. – Неужели ты думаешь, что она позволит тебе этим воспользоваться? Или ты воображаешь, что я позволю это сделать?

Джессика хотела глотнуть, но мышцы не повиновались ей.

– Отвечаю на твой вопрос, – продолжал Лето. – Я не хочу исполнить немыслимое, я не настолько глуп. Но я поражаюсь тебе. Ты осмеливаешься судить Алию. Ну конечно, она же нарушила любезные твоему сердцу заповеди Бене Гессерит! Чего ты ждешь? Ты сбежала отсюда и фактически оставила ее королевой, не утвердив в должности официально. Оставила ей всю власть! Отправилась на Каладан зализывать раны в объятиях Гурни. Очень хорошо. Но кто ты такая, чтобы судить Алию?

– Еще раз говорю тебе, я не буду об…

– Заткнись! – он с отвращением отвернулся. Слово было произнесено специальным способом, разработанным Бене Гессерит, – это был Голос, которому повиновались все, кто его слышал. Джессика замолчала, словно рот ей заткнули ладонью. Женщина подумала: Кто же еще мог лучше воспользоваться Голосом, чем этот мальчик? Этот аргумент подсластил пилюлю и унял расходившиеся было чувства. Как часто она сама пользовалась Голосом в отношении других, но никогда не думала, что она столь же подвержена ему… такого не было никогда… даже в дни учения, когда…

Он снова повернулся к бабке лицом.

– Прошу прощения. Я только теперь убедился, как слепо ты можешь реагировать, если…

– Слепо? Я? – Это замечание привело ее в большую ярость, чем то, что он осмелился усмирить ее Голосом.

– Ты, – ответил он. – Слепо. Если в тебе осталась хоть капля честности, то ты оценишь свою реакцию. Я называю твое имя и ты отвечаешь: «Да?» Я призываю все мифы твоего Бене Гессерит. Взгляни, как тебя учили. По крайней мере хоть это ты можешь для себя сделать…

– Как ты смеешь? Что ты знаешь… – голос ее предательски сорвался. Конечно, он знает!

– Всмотрись в себя! – в его голосе прозвучал металл.

Голос снова изменил Джессике. Чувства ее застыли, дыхание участилось. Где-то вне сознания остались трепещущее сердце и боль в груди. Внезапно до Джессики дошло, что учащенное дыхание и сердцебиение не поддавались контролю по Бене Гессерит. Это осознание потрясло ее: плоть, ее собственная плоть подчинилась чужой воле. Она с трудом восстановила равновесие, но воспоминание о пережитом осталось. Это недитя играло на ней, как на послушном, хорошо настроенном инструменте.

– Теперь ты понимаешь, как глубоко ты обусловлена своими любимыми сестрами из Бене Гессерит, – сказал он.

Она смогла только кивнуть в ответ. Лето заставил ее взглянуть прямо в глаза ее физической сущности, и она была потрясена открывшимся ей осознанием. «Покажи мне его тело!» Он показал ей ее тело так, словно она была новорожденной. С времен своей учебы в Валашской школе, с того ужасного дня, когда прибыли покупатели герцога, не чувствовала Джессика такой ужасной неуверенности в следующем мгновении.

– Ты позволишь устранить себя, – сказал Лето.

– Но…

– Я не собираюсь обсуждать эту тему, – сказал он. – Ты позволишь. Считай это приказом своего Герцога. Ты увидишь цель, когда все будет сделано, при этом ты столкнешься с очень интересным студентом.

Лето встал и коротко поклонился.

– Некоторые действия имеют конец, но не имеют начала; некоторые начинаются, но не имеют конца. Все зависит от того, где находится наблюдатель.

Повернувшись, он вышел из покоев.

Выйдя в переднюю, он столкнулся с Ганимой, спешившей в их апартаменты. Увидев брата, она остановилась.

– Алия на Совете Веры, – сказала Ганима и вопросительно взглянула на проход, ведущий в покои Джессики.

– Подействовало, – ответил Лето на немой вопрос сестры.