Текст книги "Дочь Затонувшей империи"

– Сотурион, – произнес он, сбрасывая свой балахон на пол. Хранителю красного луча пришлось обойти свой стол и поднять его одежды. Он дерзко протянул свою руку Колайе и пролил кровь над пламенем, а затем выхватил свой кинжал, на котором все еще дымилось его имя.

После остались только я и Нария. Она встала и сбросила свой балахон под Вечным пламенем.

– Сотурион, – громко объявила она.

У меня челюсть отвисла. Нария хотела стать сотурионом? С каких это пор? Она никогда не проявляла к этому никакого интереса. К тому же ей пришлось бы подчиняться приказам Стремительного, а она его ненавидела. Когда ее отец поднял восстание, именно Стремительный убил его на улице.

Нария позволила каплям крови упасть в огонь и обрела свою магию, подпрыгнув в воздух. Она грациозно закружилась, паря над полом, и затем приземлилась с крошечными голубыми искорками, заслужив аплодисменты.

Теперь я единственная была облачена в белый балахон адепта. Болтовня прекратилась, и все взгляды устремились на меня, младшую дочь и наследницу Аркасвы Харрена Батавии и покойной Аркасвы Марианны Батавии, Верховного лорда и Верховной леди Бамарии.

Породитель ублюдков подался вперед, поглаживая ладонью рукоять своего меча и осматривая меня с головы до ног. Рядом с ним Наместник, оскалившись, поерзал на месте.

Старательно отводя глаза от отца, боясь, что выдам нас, я сделала глубокий вдох.

Но воздух так и не поступил в легкие. Меня прервали на полувздохе, и мне показалось, что я вот-вот задохнусь. На лице застыла маска боли, но благодаря некой внешней силе я по-прежнему выглядела спокойной. Ноги двигались против моей воли, шагая вперед, правая нога была тяжелее левой. Я не могла повернуть голову или сменить темп. Отец уже захватил контроль над моим телом, как сделал это с Мирой и как в прошлом году проделал подобное с Морганой. Краем глаза я заметила, что Тристан улыбается мне со своего места и одними губами произносит: «Я тебя люблю». Но я не могла отреагировать, не могла улыбнуться или ответить, что тоже его люблю. Его глаза погасли, наполнившись болью и отвержением.

Я неловко шагнула вперед, едва не потеряв равновесие. Сердце екнуло от страха споткнуться. Я не контролировала свое тело. Внезапно моя голова дернулась, вызвав спазм в шее, и диадема на лбу покачнулась. Мой взгляд упал на Виктора Кормака. Словно желая свести к минимуму мою странность, отец заставил мои губы растянуться в глупой улыбке – улыбке, адресованной Виктору.

Проклятье Оруэла.

– Леди Лириана Батавия, наследница Аркасвы, Верховного лорда Бамарии, какой путь вы выбираете?

Контроль отца надо мной ослаб, и я глубоко вздохнула.

– Мага. – Я позволила своему ответу повиснуть в воздухе, прежде чем скинула балахон с плеч.

Ожерелье Рамии засияло в свете вечного огня, который менял цвет с фиолетового на красный. Красный цвет Батавии. Каждый бриллиант, сверкая и переливаясь, излучал звездный огонь. Послышались приглушенные голоса, сопровождаемые шокированными ахами от его броскости, а также благоговейным трепетом перед его великолепием.

Я едва могла разобрать слово «ожерелье», которое шептали со всех углов зала. Даже глаза Наместника, который сидел разинув рот, были прикованы к драгоценностям на моей груди и плечах. Моргана едва заметно кивнула в знак подтверждения. Мое отвлечение сработало. Она прикусила губу. Мы были близки, так близки к завершению этой игры. Мне оставалось еще немного продержаться, играя свою роль.

Я протянула свой балахон Хранителю и повернулась к кинжалу Колайи. Она так быстро сделала надрез на запястье, шокировав меня, что я чуть было не развернулась к пламени сотуриона. В чаше мага, некогда наполненной чистой океанской водой, теперь была кровь. Я поднесла руку, добавляя свою собственную.

– Моя клятва начинается здесь.

И затем мой посох оказался у меня в руках. Мой посох! Сердце радостно забилось. Гладкое дерево показалось мне прохладным, когда я сжала его пальцами. До этого момента я не осознавала, как сильно хотела этого, мечтала об этом. Из-за своих переживаний я совсем забыла, что получу свой посох и тоже смогу творить магию. Золотая сфера света, невыносимо яркая и теплая, опустилась, осветив мое тело золотым сиянием и ослепив меня.

Ожерелье обжигало кожу, и мне показалось, будто вдалеке я увидела образ богини Ашеры с длинными распущенными рыжими волосами, она прижимала палец к своим губам. Образ растворился вместе с золотым свечением, исчезая у меня под ногами. Языки пламени пробежались по посоху, оставив после себя ярко-красные пылающие буквы моего имени «Лириана Батавия», а вокруг меня клубился дым. Сердце колотилось одновременно от страха и предвкушения. Мое Заклинание новорожденного было снято, но ничего не произошло.

Когда Мира обрела свою магию, она сразу же погрузилась в видения. Голова Морганы раскалывалась от боли, когда сокровенные мысли каждого в храме проникли в ее разум. Я не испытывала ни того, ни другого. Я никуда не перенеслась, а продолжала стоять на месте. Никакого ворока! Хвала богам! Слезы навернулись на глазах. Я в безопасности.

Но вглядевшись в толпу люмерианцев, на чьих лицах застыла смесь презрения и подозрительности, в меня закралось сомнение. Я не обладала вороком, но также не чувствовала никакой магии. Никаких порывов или вдохновения. Я слышала, что магию описывали как жужжащее, пульсирующее, почти жгучее ощущение внутри, от которого хотелось избавиться. Прожив девятнадцать лет под Заклинанием новорожденного, магию, заключенную внутри, едва ли представлялось возможным сдержать. Большинство люмерианцев за несколько недель до своей Церемонии буквально сходили с ума, потому что не могли противостоять мощному уровню силы, заключенной в них самих. Я этого не замечала. Но у меня были другие проблемы.

Я посмотрела на картины с изображением Валии, украшающие стены храма. Все остальные участники, когда обретали свою магию сегодня вечером, делали то же самое. Картины должны были ожить для меня, показать эти истории, раскрыть свои секреты. Но они оставались неподвижны. Контролировал ли меня отец настолько сильно, что я не могла видеть двигающиеся картины и чувствовать свою магию?

Может, в этом все дело? Возможно, его контроль надо мной повлиял даже на мою магию. И, может, я вовсе не была в безопасности. Пока нет. Сердце бешено колотилось, перед глазами все расплывалось, я осознавала, что тишина в храме перерастает в неприятное бормотание. Подозрение присутствующих усиливалось. Что-то должно было случиться. Мой отец должен был что-то сделать. Но он бездействовал. Я чувствовала его силу, но вместо того, чтобы показать магию, он ввел меня в оцепенение.

Я едва могла различить слабое голубое свечение, исходящее от посоха в его черных одеждах. Моя рука взметнулась вверх, а затем безвольно повисла вдоль тела. Свет погас, его контроль надо мной полностью исчез. Я покачнулась и чуть не упала вперед.

Сотурион Ка Кормака натолкнулся на моего отца, выбив у него из рук посох, который покатился по полу к ногам Наместника Кормака. Тот его поднял.

– Как ты смеешь… – раздался голос отца.

– Арестуйте дурака, – приказал Наместник, вытирая посох своим плащом, после чего крепко прижал его к себе и неспешно двинулся к моему отцу. – Аркасва Батавия, прости Ка Кормака за неуклюжесть этого сотуриона. Он будет сурово наказан.

Породитель ублюдков подал знак, и один из его людей оттащил солдата прочь. Наместник теперь стоял прямо рядом с отцом, слишком близко, чтобы он мог мне помочь. Глаза защипало от слез. Проклятье Мориэла! Он знал! Черт возьми, он все понял. Он догадался, что задумал мой отец, и разыграл свой собственный отвлекающий маневр, чтобы поймать нас с поличным.

– Приношу свои извинения за это недоразумение, ваша светлость, – сказал Наместник, наконец возвращая посох. – Продолжайте.

Я подняла свой посох, и рука задрожала, когда мной овладел новый страх, о котором я не думала даже в самых безумных фантазиях. Даже без сдерживающей магии отца, контролировавшей мое тело, даже избавившись от Заклинания новорожденного, я ничего не чувствовала. Никаких ощущений, никаких порывов.

Во мне не было никакой магии. Ничего не происходило.

– Леди Лириана Батавия… Леди Лириана! – Голос Наместника Кормака вывел меня из ступора. – Я не знаю, в какую игру вы играете, но пора с этим заканчивать. По приказу Сената и Императора Теотиса вы продемонстрируете свою магию. Сейчас же. – В его голосе слышался гнев, но также нотки радостного возбуждения, от которого меня затошнило.

Аура Наместника пульсировала, обрушивая на меня его ярость. Два года ему отказывали в желаемой добыче, и его подозрения оставались без ответа. Хищник, наконец-то поймавший свою жертву.

– Я… – На глазах выступили слезы, когда я, наконец-то, осознала, что происходит. – Я не могу. – Мой взгляд упал на Тристана. Он уже покраснел и подался вперед на своем сиденье, приоткрыв от ужаса рот. Я покачала головой, как бы говоря: «Это не то, что ты думаешь». Но его ответом было лишь выражение отвращения.

– По приказу Сената и Императора Теотиса, вы сию же минуту покажете свою магию, – потребовал Наместник. – Если вы этого не сделаете, то будете арестованы за попытку сокрытия ворока. Мы проведем обследование и определим, скрываете ли вы первый, второй или третий ворок.

По всему храму разносились крики люмерианцев, которые повставали со своих мест. Все происходящее очень походило на то, что случилось два года назад с Джулс.

Дрожащей рукой я подняла посох высоко над собой, слезы застилали глаза, и я прекрасно понимала, что все бесполезно, что ничего не произойдет. Потому что во мне не было магии.

– Леди Лириана Батавия, наследница Аркасвы, Верховного лорда Бамарии, приказом Сената и Императора Теотиса вы арестованы за отказ продемонстрировать свою магию и попытку сокрыть обладание вороком. – Его взгляд метнулся к Породителю ублюдков. – Схватите ее.

Глава 8

Паника поглотила меня, я то приходила в сознание, то снова теряла связь с действительностью. Нечеткие, бессвязные, окрашенные тьмой образы появлялись перед глазами по мере того, как я погружалась в давящую темноту.

Могущественный на вид маг с серебряной эмблемой волка шагнул вперед, обнажив посох, но Тристан бросился к нему, повалив на землю.

– Нет! – воскликнул он. Они боролись, катаясь по полу, пока Тристан не уселся своему противнику на грудь и не ударил кулаком по лицу. Маг вскинул свой посох, раздался раскат грома, отбросивший Тристана назад, но тот ответил ему с помощью собственной магии, одновременно с этим крикнув: – Я сделаю это сам!

Тристан вырубил его очередным взмахом своего посоха и, пошатываясь, поднялся на ноги.

Я кричала, визжала и умоляла его не делать этого. Но Тристан направился ко мне, монотонно произнося заклинание на старом люмерианском. «Нет, нет, не надо». Обжигающие черные веревки-оковы затянулись вокруг моего тела. Я замерла и едва могла дышать, кода наши взгляды встретились.

– Прости меня, – одними губами произнес он.

Тристан.

Моя кожа горела. Веревки были настолько горячими и тугими, что я едва оставалась в сознании. А потом все исчезло.

Перед глазами появлялись обрывки образов. Затем снова наваливалась темнота.

Арианна хватает Моргану и Миру, поспешно уводя их из храма в окружении нашей охраны.

Темнота.

Моя двоюродная сестра Нария, наполовину потрясенная, наполовину довольная.

Члены Ка Батавии вскакивают на ноги с горящими глазами.

Размахивание кулаками и какофония криков.

Ухмылка лорда Виктора Кормака, когда Породитель ублюдков хватает меня за запястья.

Мои ноги волочатся по полу, завязки на сандалиях развязываются.

Красный плащ Породителя ублюдков развевается позади него и опускается на мое тело.

Его тошнотворный запах смешивается с благовониями храма.

Райан бросается к моему отцу, который спорит с Наместником Кормаком.

Стремительный с обнаженным мечом, пылающим звездным огнем, отдает приказ своим сотури отступить.

Крики Тристана.

Тени. Темные, грозные ауры душат меня, впиваются в мое тело.

И снова забвение.

Я тонула, опасаясь за свою жизнь и испытывая тошнотворный ужас за своих сестер. Я должна была защищать их, оберегать так, как не смогла сберечь Джулс. И теперь я не могла, не могла…

Я не могла дышать. Мне не хватало воздуха.

Наконец, последняя волна мрака накрыла меня с головой, утянув за собой на дно.

Я очнулась на небольшой жесткой кровати, голова раскалывалась от боли. Кто-то накрыл меня тонким колючим одеялом, которое пропахло пылью и плесенью. В воздухе витал застарелый запах пота. Я села, вздрогнув от холодного сквозняка, который гулял в затемненной камере с неровными каменно-серыми стенами высотой более трех этажей. В центре потолка располагалось открытое круглое окно. Ни один люмерианец не смог бы добраться до него без магии, хотя на нем все равно были установлены железные прутья, гудящие от наложенного заклинания. За ними виднелись расплывчатые очертания полной луны.

Я находилась под землей, в камерах Цитадели Теней, которая представляла собой комплекс древних пещер, уходивших на многие мили под землю. Благодаря обычным и заколдованным замкам, а также Теням, которые охраняли эти камеры, отсюда невозможно было выбраться.

В глубине души я надеялась, что проснусь в своей собственной постели, что все просто сон, что моя церемония Обретения еще не состоялась. В последние два года я довольно часто испытывала подобное ощущение: бесконечные фантазии и грезы наяву о том, что я проснусь и найду Джулс живой, а Миру и Моргану снова здоровыми. Но этого так и не произошло.

Это был не сон.

Меня заключили в тюрьму. Связали. Черные сверкающие веревки, вызванные заклинанием Тристана, все еще обвивали мое тело, обжигая каждый дюйм кожи, которого касались. Какое бы положение я ни принимала, как бы ни ерзала на месте, я не могла найти облегчения. Моя грудь резко вздымалась, когда веревки впивались в тело. Слезы жгли глаза. В то время как под заколдованными оковами кожу саднило и опаляло жаром, остальную часть тела знобило от холода. В стенах прятались Тени. Я их не видела, но чувствовала их присутствие. Они были подобны призракам.

Я не сводила глаз со стен, боясь, что могу увидеть одну из них, что Тень может выскочить и напугать меня. В эту ли камеру поместили Джулс? Испытывала ли она то же самое, когда очнулась, бросало ли ее то в жар, то в холод? Мучила ли ее боль? Боялась ли она?

Я поискала свой посох, но его не было. Меня никогда не поместили бы в тюрьму с ним. На мне по-прежнему было вечернее платье и ожерелье, но ни то, ни другое не могло согреть меня в этой камере.

Я сделала глубокий вдох. Сегодня вечером я уже падала в обморок, но теперь мне нужно взять себя в руки, чтобы придумать план. Я знала, что скоро кто-нибудь войдет в эти двери, и должна быть готовой постоять за себя. По крайней мере, я все еще находилась в Бамарии, а не на корабле, плывущем в Литию. Оставаясь в своей стране, у меня был шанс выжить.

В коридоре послышались шаги, и я встала, покачиваясь от тяжести в голове. Я почувствовала их раньше, чем увидела, ведь ауры этой четверки соревновались за господство. И эти четверо были самыми могущественными людьми в Бамарии

Наместник показался в проходе, его черная мантия, отороченная золотом, зловеще развевалась за спиной, словно тень. За ним, прихрамывая, следовал мой отец. Он выглядел слабым на фоне твердой походки Наместника. Следом, двигаясь в унисон, появились арктури в красных плащах – Породитель ублюдков и Стремительный.

– Как поживает наша заключенная? – поинтересовался Наместник.

В последнюю секунду отец нарушил протокол, бросившись к моей камере прежде, чем я успела ответить.

– Лириана, с тобой все в порядке? Me bat? – «Дочь моя» на древнем люмерианском. Он действительно был напуган.

Я внимательно посмотрела на него, отчаянно пытаясь что-то понять. Но видела лишь его страх. Волосы, которые, я могла поклясться, час назад были черными, теперь казались седыми. Морщинки вокруг глаз стали глубже, а возле рта появились новые складки.

Все мое тело болело и горело, мешая сосредоточиться. Никогда в жизни я не испытывала такого страха. Но я не могла озвучить это, особенно перед Наместником. Я должна была сделать все правильно. Только не знала, как себя вести. Должна ли я выглядеть смиренной? Разгневанной? В согласии со своим отцом? Против него? Но на его лице не было никакого объяснения, никакого намека на то, как это пережить. Может, он тоже не знал что делать? Ему едва удалось спасти Миру и Моргану. Но он потерял Джулс, потерял мою мать и сам чуть не погиб от рук толпы. Неужели он смирился с тем, что и меня тоже потеряет?

Я хорошо умела играть одну роль и собиралась сыграть ее идеально. Сделав глубокий вдох, я встала с гордо поднятой головой и расправила плечи.

– Это помещение не совсем соответствует тем условиям жизни, к которым я привыкла. – Я указала на веревки, обвивавшие мое тело, и постаралась проглотить крик, когда они обожгли кожу. – И они не очень подходят к моему наряду.

Изумление отразилось в темных глазах Наместника, и он рассмеялся.

– А эта девушка с характером.

Мне хотелось его пнуть.

– Что ж, к счастью для вас, мы можем убрать эту часть вашего наряда. – Он дернул подбородком в сторону Породителя ублюдков. – Приведи его сюда.

Нет.

– Тристан, – произнесла я, когда он появился. Его глаза были красными, лицо покрыто пятнами.

– Да, – протянул Наместник. – Он одержал верх над моим магом, чтобы самому оказать вам честь. Давай. – Он плечом подтолкнул Тристана вперед.

Тристан резко повернул голову к Наместнику, его глаза пылали яростью. А ноздри раздулись, когда он обратил свой взор на меня.

– Я сделал это, чтобы не причинить тебе боль, – тихо произнес он. – Я буду нежен.

Мне хотелось закричать, что он уже причинил мне боль. Что мне до сих пор больно.

Он достал свой посох и направил его на меня.

У меня перехватило дыхание, и я закрыла глаза, не в силах смотреть. Руки начали дрожать. Он снимал оковы, а не нападал, но страх по-прежнему леденил кровь.

Тихие и полные эмоций слова слетали с его губ, и медленно жар веревок, обжигавших кожу, угас. Мое тело обмякло, и я подалась вперед.

– Отойдите, – велел Наместник. – Сейчас она проявит свой ворок.

Но я этого не сделала. Как и раньше, ничего не произошло. Тристан сжал челюсти.

– Я не обладаю вороком, – возмутилась я. – Отпустите меня.

– Мы не можем этого сделать, – ответил Наместник. – Дайте ей ее посох.

Мои глаза расширились. Породитель ублюдков достал мой посох из-за пояса и швырнул его мне в камеру.

– Подними его, – приказал мне Наместник. – Лорд Тристан, будьте готовы снова ее связать.

Стиснув зубы от унижения, что мой посох коснулся пола, я повиновалась и крепко сжала его в руке. Ничего не произошло. Я ничего не могла с этим поделать. Обжигающе горячие слезы страха и жуткого разочаровния катились по щекам.

– Лорд Тристан, заберите посох обратно, – отдал приказ Наместник.

Тристан бросил на Наместника резкий взгляд, все еще сжимая челюсти, и направился к тюремной решетке, но Наместник поцокал языком.

– Используй свой посох, идиот.

С пылающими щеками я протянула руку, держа на открытой ладони свой посох. Тристан, казалось, сам готов был расплакаться, когда наставил на меня свой. Мой посох со свистом пролетел сквозь прутья прямо ему в руку, и Наместник выхватил его.

– Мы пока оставим его у себя.

– Она не обладает вороком, – сказал Тристан. – Мы бы уже знали. Освободите ее.

– Лорд Тристан, вы свободны.

Тристан не сдвинулся с места.

– Лорд Тристан, – многозначительно произнес мой отец. – Доброй ночи.

– У нее нет ворока, – прорычал Тристан. – Я не успокоюсь, пока ее не вернут домой.

– Тогда будьте готовы бодрствовать очень долгое время, – сказал Наместник.

– Лорд Тристан, – снова сказал отец, его голос был холоден, полон предупреждения. Сейчас с ним говорил Аркасва, которого Тристан не мог ослушаться.

Он повернулся ко мне напоследок с покрасневшей шеей, готовый к бою и, склонив голову набок, произнес одними губами:

– Мне так жаль. – Затем он кивнул, отведя от меня взгляд, и скрылся в проходе, громко хлопнув дверью.

«Дыши. Сделай глубокий вдох. Не плачь». Я была измучена, напугана и унижена. Я хотела, чтобы Тристан ворвался обратно и обнял меня. Мне хотелось протиснуться сквозь решетку и придушить Породителя ублюдков за то, что так пристально наблюдал за мной. Я хотела вернуть свой посох. Хотела обладать магией. Хотела вернуться домой.

Наместник пробежался любопытным взглядом по моему телу.

– Я убежден, что вы прячете ворок. Другого объяснения пока нет. Так что на данный момент вы останетесь взаперти. Но, как наследнице Аркасвы, вам предоставляются определенные привилегии, одна из которых заключается в том, что вы будете содержаться под стражей.

– И как долго я буду находиться под стражей?

– Пока мы не поймем, что произошло, – ответил отец. – Полученные результаты определят наш следующий шаг. Мы послали за экспертом из Ка Мараса в Литию. Как только его корабль причалит, он определит, насколько сильна твоя магия, обладаешь ли ты вороком, и, ради Богов, объяснит, что же произошло.

– Но я не поеду в Литию? – осторожно поинтересовалась я.

– Нет, ваша светлость. – Эмон шагнул вперед. Его красный плащ крепился к золотым доспехам на плечах. Видневшиеся крылья серафима были острыми, как шипы, и врезались в упругие мышцы его рук. Он был напряжен. – Мы не собираемся отсылать вас прочь.

Наместник Кормак приподнял брови, явно давая понять – пока нет.

– У Ка Мараса есть опыт работы с… люмерианцами, не обладающими магией, – осторожно сказал Эмон.

Я прикусила губу, чтобы унять дрожь. Существовало только два вида люмерианцев, не обладающих магией: несовершеннолетние, еще не принимавшие участие в церемонии Обретения, и отверженные, которых ее лишили. Я не относилась ни к одному, ни к другому.

– Значит, Ка Марас придет, чтобы объяснить вам, почему у меня нет магической силы?

– Чтобы рассказать нам, какую силу вы скрываете, – ответил Наместник.

– Я ничего не скрываю. У вас было две возможности доказать это, но вы не смогли.

Мой отец нахмурился, и я сделала глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. «Контролируй то, что они видят».

Внезапно я вспомнила о том случае, который произошел вскоре после того, как до нас дошло известие о смерти Джулс. Мне было запрещено горевать. Пави, девушка из знатной семьи Ка Элис, без конца твердила о том, что нам лучше без Джулс из-за ее ворока. Я чуть не ударила ее по лицу, но Арианна успела остановить меня. Она предостерегла, что если я буду действовать в порыве гнева, то раскрою свои истинные чувства, что проявляю сочувствие к тем, кто обладает вороком, а в этой правде я не могла признаться во всеуслышание.

– Пави даже не знала ее! – закричала тогда я.

– Тогда ее слова не имеют никакого веса. Лириана, никто никогда не обижается на ложные утверждения. Только на правду. Осознай свою правду и владей ею. Если ты это сделаешь, то никакие обстоятельства, никакое событие, никакой человек не сможет отнять ее у тебя. Грифин не проливает слез, когда его называют серафимом. Он знает, кем является. Только серафим в маске грифина был бы расстроен – ведь его правду раскрыли. Никогда не показывай обиды, иначе ты раскроешь свою правду врагам. Контролируй то, что они видят, и тогда ты сможешь держать под контролем то, что они думают.

Грифин не проливает слез, когда его называют серафимом. Если бы я проявила эмоции, то выдала бы себя.

– Освободят ли меня после того, как я соглашусь на обследование? – спокойно спросила я.

– Я не просил вас соглашаться, – ответил Наместник. – А следовать приказам. Может, вы и третья в очереди на Престол, но теперь я распоряжаюсь вашей судьбой. До того дня, когда с вас снимут эти обвинения, вы будете находиться под моим замком, под моей охраной.

Я задрожала. Дни стояли еще теплые, но ночью становилось холодно. И я только что обнаружила в своей камере второй предмет – маленькое ведерко. При мысли о том, что мне придется справлять в него нужду, пользоваться им без уединения, меня замутило.

– Сенат согласился разрешить вам находиться в Крестхейвене. Под охраной до прибытия эксперта, – сказал Эмон.

– Я могу остаться дома? – спросила я слабым голосом.

Эмон кивнул.

– Вы будете находиться под домашним арестом, и ваша охрана будет меняться. – Он сделал паузу, чтобы многозначительно посмотреть на Наместника Кормака.

– Протокол, – сказал Наместник. – По приказу Сената, увы.

Приказ Сената? Я была не настолько наивна. Этот приказ отдал Наместник. И так он проявил добрую волю. Мне оказали любезность, отпустив домой вместо того, чтобы оставить ждать здесь.

Но Наместник определенно не был добрым. Он что-то замышлял.

– Леди Лириана, мы можем отвезти вас домой прямо сейчас, если так угодно вашей светлости, – заявил Эмон.

Я снова уловила запах одеяла: застарелый пот и плесень. Мой взгляд упал на ведро и на то унижение, которое оно сулило. Из какого-то угла камеры донеслась застарелая вонь, и меня чуть не стошнило.

– Кто будет охранять меня в Крестхейвене?

– Поскольку вы арестованы мной, – произнес Наместник, – конечно же, мои люди.

– Ваши люди? – переспросила я. – Ка Кормак? В стенах крепости Бамарии?

Наместник кивнул, и мне стало не по себе.

Вот почему он хотел, чтобы я вернулась домой. Чтобы привести свою армию в Крестхейвен. Это стало бы символическим завоеванием Бамарии. Тем более они уже оккупировали город, впустив их внутрь крепости… Я не могла этого допустить, не могла на это согласиться.

И даже без символического поражения это подвергло бы Миру и Моргану опасности. Крестхейвен оставался единственным местом, где они были в безопасности, потому что мы держали наше крыло безлюдным: ни горничным, ни слугам, ни охранникам любого рода не разрешалось подниматься наверх. Сколько времени пройдет, прежде чем люди Кормака увидят Моргану, страдающую от головной боли, или услышат крики Миры?

Я представила себе свою спальню. Большая, теплая, с прекрасными окнами, полными солнечного света по утрам. Балкон, на который я могла бы выйти, вид на океан, накатывающие волны, убаюкивающие меня каждую ночь. Она была уединенной, уютной и принадлежала мне. Ковер на полу был мягким и толстым, и безгранично более комфортным, чем тюремная кровать. И запах в моей комнате был чистым, цветочным с легкими нотками благовоний. Не говоря уже о том, что у меня имелась собственная ванная комната, отделанная кипенно-белым мрамором. Я бы почти все отдала, чтобы вернуться в свою постель. К моим сестрам. Даже к Тристану. Сердце сжалось, когда я вспомнила, как он уходил отсюда.

– Ну? – Черные глаза Наместника оставались пустыми, и он демонстративно медленно перевел взгляд на ведро, а затем снова на меня. Мориэл недоделанный! Он знал мою слабость.

– Нет! – крикнула я, боясь, что передумаю. – Я не буду пленницей в своем собственном доме и не допущу иностранных солдат в нашу крепость. Крестхейвен не подвергался нападению уже тысячу лет. И я не стану тому причиной. Я останусь здесь.

Породитель ублюдков сплюнул.

– Думаешь, нам нужен твой маленький домик?

Я прижала руки к бедрам, чтобы они не дрожали. Мои причины были продиктованы гордостью. Но теперь, когда Породитель ублюдков заговорил, я нутром почувствовала угрозу.

На его лице отражалось оскорбление. Он был солдатом, а не политиком, как его брат, Наместник. Он не мог скрыть своей истинной натуры и внезапно подтвердил мои подозрения. Мое заключение в Крестхейвене не соответствовало протоколу. Ка Кормак оккупировал город, но они захватили бы всю страну, если бы представилась такая возможность.

– Да будет тебе. – Взгляд Наместника метнулся к Породителю ублюдков, чья кожа приобрела оранжево-красный оттенок. – Она глупая девчонка, которая порет чушь. Отказывается от щедрого предложения.

Но я знала, что сделала правильный выбор, и в глазах отца нашла тому подтверждение.

– Да будет так, – сказал он, оставляя за собой, как Аркасвой, последнее слово.

– Тогда решено. – Наместник демонстративно осмотрел сырую камеру.

Я невольно проследила за его взглядом, и мой взгляд снова упал на ведро.

– Мне понадобится сменная одежда, – произнесла я своим лучшим голосом Наследницы.

– Лириана, – неофициально обратился ко мне Наместник, – ты в тюрьме, а не на отдыхе в летнем домике.

Я сжала кулаки.

– То, что она просит, справедливо, – возразил Эмон. – Особенно после особых условий, предложенных Сенатом. У нас есть письменный запрос от Магистра образования леди Арианны Батавии обеспечить ее светлости комфортное пребывание здесь. Поскольку ее светлость все еще учится в Университете Бамарии, определенные привилегии закономерны, даже если в настоящее время они не распространяются на наследников. – Он оглядел мою камеру и поморщился. – Мы позаботимся о необходимых приготовлениях для ванных процедур.

Я слегка улыбнулась ему, испытывая огромное облегчение от того, что он на моей стороне, и благодарность за смекалку Арианны. Он подмигнул в ответ.

– Мы немедленно отправим твои вещи, – сказал отец.

– Мы также обеспечим ширму для уединения, – добавил Эмон, не сводя пристального взгляда с Породителя ублюдков.

– Ею можно пользоваться только в случае необходимости уединиться и при обязательном присутствии в камере охранника, – уточнил Наместник.

– Женщины-охранника, – возразил ему Эмон. – Турион Бренна составит расписание сегодня вечером.

Наместник фыркнул, как будто это было излишним и легкомысленным, но кивнул.

– Конечно, леди Лириана должна поддерживать свою безупречную репутацию, находясь в тюрьме. Но, будьте любезны, не отрывайте своих лучших сотури от службы из-за такого незначительного задания.

– Я считаю всех своих сотури лучшими. – Взгляд Эмона метал молнии в Наместника, который одарил его дежурной улыбкой. – На сегодняшнюю ночь мы пришлем охранника, о котором договорились.

Охранник? Кто-то из Ка Кормака? Ка Батавии? Я надеялась, что это не настоящая Тень.

– Лириана, – обратился ко мне отец. – Me bat.

Я услышала невысказанные слова. Будь сильной. Я кивнула, запрещая себе плакать.

Проход опустел, и я вернулась к кровати. Она была жесткой, а одеяло колючим. Запястье жгло в том месте, где Колайя сделала надрез, но я отказывалась шевелиться, пока не услышала одинокие шаги за дверью камеры. Прибыл мой новый охранник. Мужчина.

Меня охватил страх, но в его ауре не ощущалось злого умысла. Когда он вышел из тени, я не увидела ни серебряных доспехов Ка Кормака, ни золотых Ка Батавии. Сотурион был одет в простые черные доспехи и сапоги. Его не совсем холодная, но прохладная энергия достигла меня первой.

Райан.