Текст книги "Великий Гэтсби"

Глава 7

Именно в то время, когда разговоры и домыслы о Гэтсби достигли апогея, однажды субботним вечером в его особняке не зажглись огни – и его карьера Трималхиона закончилась столь же таинственно, как и началась. Я лишь чуть позже заметил, что автомобили, стремительно сворачивавшие на его подъездную аллею, задерживались там буквально на минуту, после чего неторопливо уезжали. Решив, что он заболел, я направился к нему, чтобы все разузнать. Незнакомый дворецкий с бандитским лицом подозрительно уставился на меня из-за входной двери.

– Мистер Гэтсби болен?

– Нет. – После некоторой паузы он неохотно выдавил из себя: – Сэр.

– Я давно его не видел, потому и забеспокоился. Передайте ему, что заходил мистер Каррауэй.

– Кто-кто? – грубо переспросил он.

– Каррауэй.

– Каррауэй. Ладно, передам.

И захлопнул дверь у меня перед носом.

Моя финка рассказала мне, что неделю назад Гэтсби уволил всех слуг, а взамен нанял пять-шесть новых, которые вообще не ходят в поселок и не принимают подношений от торговцев, а заказывают совсем немного продуктов по телефону. От посыльного из бакалейной лавки стало известно, что кухня сделалась похожей на свинарник; общее мнение в поселке было таково, что эти люди – никакая не прислуга.

На следующий день Гэтсби позвонил мне по телефону.

– Собираетесь уезжать? – поинтересовался я.

– Нет, старина.

– Слышал, что вы уволили всю прислугу.

– Мне нужны такие, кто не станет сплетничать. Дейзи частенько заезжает ко мне – после обеда.

Вот оно что: весь караван-сарай рассыпался, словно карточный домик, от одного ее неодобрительного взгляда.

– Это люди, которых Вольфсхайм хотел куда-то пристроить. Все они – братья и сестры. Когда-то они держали небольшую гостиницу.

– Понимаю.

Звонил он по поручению Дейзи – не мог бы я завтра приехать пообедать у Бьюкененов? Мисс Бейкер тоже ждут. Через полчаса позвонила уже сама Дейзи и с каким-то облегчением убедилась, что я приеду. Что-то определенно назревало. И все же я не верил, что обед им нужен как повод, чтобы устроить сцену, причем такую душераздирающую, какую Гэтсби описал мне той ночью у себя в саду.

Следующий день выдался просто удушающим, один из последних и самых жарких дней лета. Когда мой поезд выехал из туннеля на солнце, кипящую тишину полудня нарушали лишь раскаленные гудки завода «Нэшнл бискит компани». Соломенные сиденья вагона готовы были загореться; сидевшая рядом со мной женщина некоторое время терпеливо потела в своей белой просторной блузке, а затем, когда газета в ее руках промокла насквозь, перестала сопротивляться жаре, издав жалобный стон. Ее сумочка упала на пол.

– О Господи! – воскликнула она.

Я с трудом наклонился, поднял сумочку и протянул ей, держа за самый угол на расстоянии вытянутой руки, дабы продемонстрировать, что у меня нет никакого злого умысла. Однако все сидевшие рядом, включая владелицу сумочки, все равно заподозрили меня в чем-то предосудительном.

– Жара! – восклицал кондуктор, завидев знакомые лица. – Ну и погодка! Ну и жарища! Вам тоже жарко? А вам? Ну и жа…

Мой билет вернулся ко мне с темными отпечатками его потных пальцев. В такую жару кому какое дело, чьи губы целуешь, чья голова оставляет влажный след на пижамном кармане прямо над сердцем!

В просторном холле дома Бьюкененов гулял легкий ветерок, донося трели телефонного звонка до нас с Гэтсби, пока мы ждали у двери.

– Труп хозяина! – слышался голос дворецкого. – Прошу прощения, мадам, но мы не можем обрядить его, – ревел он в трубку, – в такую жару к нему не прикоснуться!

На самом же деле он говорил:

– Да… Да… Сейчас посмотрю…

Он повесил трубку и направился к нам с немного лоснящимся лицом, чтобы принять наши соломенные шляпы-канотье.

– Мадам ожидает вас в гостиной! – воскликнул он, указывая дорогу, в чем не было никакой необходимости. В такую жару каждый лишний жест грозил тепловым ударом.

В гостиной, затененной внешними тентами, царили полумрак и прохлада. Дейзи и Джордан возлежали на огромной тахте, словно серебристые куклы, придерживая подолы своих белых платьев, чтобы их не приподнял ветерок, исходивший от напевно жужжавших вентиляторов.

– Мы даже шевельнуться не можем, – хором сказали они.

Джордан на секунду задержала в моей руке свои загорелые пальцы, покрытые слоем белой пудры.

– А где же наш спортсмен, мистер Томас Бьюкенен? – поинтересовался я.

В тот же миг из холла донесся его хриплый приглушенный голос – он говорил по телефону.

Гэтсби стоял на темно-красном ковре посреди комнаты и зачарованным взглядом рассматривал ее убранство. Дейзи наблюдала за ним и рассмеялась своим дивным обворожительным смехом – с ее груди взлетело легкое облачко пудры.

– Есть предположение, – прошептала Джордан, – что на проводе – подружка Тома.

Мы замолчали. Голос в холле зазвучал громче и раздраженнее:

– Прекрасно, тогда я вовсе не стану продавать вам машину… Я вам вообще ничем не обязан… И я не намерен терпеть, когда вы меня беспокоите во время обеда!

– Вот-вот повесит трубку, – цинично заметила Дейзи.

– Отнюдь нет, – заверил я ее. – Речь действительно идет о сделке. Я краем уха слышал о ней.

Том распахнул дверь, на какое-то мгновение заполнив весь проем своим мускулистым телом, и широкими шагами прошел в комнату.

– Мистер Гэтсби! – С тщательно скрываемой неприязнью он протянул ему свою широкую, как лопата, ладонь. – Рад вас видеть, сэр… Ник…

– Сделай нам чего-нибудь холодного попить, – взмолилась Дейзи.

Как только он вышел из комнаты, она встала, подошла к Гэтсби, притянула его лицо к себе и поцеловала в губы.

– Ты же знаешь, как я люблю тебя, – прошептала она.

– Не забывай, что здесь дама, – вставила Джордан.

Дейзи недоуменно оглянулась.

– Так поцелуй Ника.

– Как тебе не стыдно, несносная девчонка!

– А мне все равно! – воскликнула Дейзи и начала приплясывать на полоске кирпичной кладки перед камином. Затем, вспомнив о жаре, она виновато уселась на диван как раз в тот момент, когда в комнату вошла благоухающая свежестью няня, ведя за руку маленькую девочку.

– Ах ты, моя прелесть! – проворковала Дейзи, протягивая к ней руки. – Иди к маме, мама тебя любит.

Ребенок, освободившись от няни, бегом ринулся к матери и застенчиво спрятался в пышных складках ее платья.

– Прелесть моя! Мамина пудра попала на твои золотистые волосики? Стань же прямо и скажи «Здрав-ствуй-те».

Гэтсби и я по очереди наклонились и пожали смущенно поданную нам крохотную ручку. После этого он с нескрываемым удивлением продолжал смотреть на ребенка. Мне показалось, что раньше он не до конца верил в его существование.

– Меня одели к обеду, – сказала малышка, нетерпеливо повернувшись к маме.

– Это потому, что мама хотела похвастаться перед гостями, какая ты красавица. – Дейзи нагнулась и поцеловала крохотную складочку на детской шейке. – Ты просто сказка. Маленькая волшебная сказка.

– Да, – спокойно согласилась крошка. – А у тети Джордан тоже белое платье.

– Тебе нравятся мамины друзья? – Дейзи повернула девочку лицом к Гэтсби. – Они хорошие? Красивые?

– А где папа?

– Она совсем не похожа на отца, – пояснила Дейзи. – Вылитая я. Мои волосы, мой овал лица – все.

Она снова села на диван. Няня шагнула вперед и протянула руку.

– Пойдем, Пэмми.

– Пока-пока, моя радость.

Тоскливо оглянувшись, благовоспитанное дитя ухватилось за руку няни, и его увели как раз в тот момент, когда вернулся Том. Тут же в комнату внесли четыре порции джина с лимоном и содовой, где позвякивали огромные кубики льда.

Гэтсби взял свой бокал.

– Свежесть и прохлада, – натянуто проговорил он.

Мы принялись пить большими, жадными глотками.

– Я где-то читал, что с каждым годом Солнце раскаляется все больше, – добродушно начал Том. – Похоже, очень скоро Земля упадет на Солнце… Нет, погодите… Как раз наоборот… Солнце с каждым годом остывает. Идемте на воздух, – предложил он Гэтсби. – Я хочу показать вам свое имение.

Я вышел на веранду вместе с ними. По зеленоватой глади пролива, ставшей почти плоской от жары, медленно двигался крохотный парус, стремясь к прохладе океана. Гэтсби несколько мгновений следил за ним, потом поднял руку и показал на противоположный берег бухты.

– Я живу прямо напротив вас.

– Да, действительно.

Наши взоры устремились ввысь над кустами роз, раскаленной лужайкой, выгоревшей от жары травой и спекшимися комками водорослей на берегу. Белые крылья парусника медленно приближались к прохладной черте горизонта. Впереди лежал океан с гребнями волн и бесчисленными благодатными островами.

– Вот это настоящий спорт! – Том кивнул в сторону парусника. – Я бы не отказался провести часок-другой на палубе.

Обедали в столовой с задернутыми от солнца плотными шторами, запивая напускное, какое-то нервное веселье холодным пивом.

– И что нам нынче весь день делать?! – вскричала Дейзи. – И завтра тоже, и следующие тридцать лет?

– Не обостряй, – ответила Джордан. – Жизнь начинается снова с первым осенним похолоданием.

– Но ведь так жарко, – стояла на своем Дейзи, чуть не плача. – И так все надоело. Поедемте все в город!

Ее голос упрямо боролся с жарой, сопротивлялся ей, пытаясь придать раскаленному мареву какую-то форму.

– Я слышал, что из конюшни можно сделать гараж, – говорил Том Гэтсби. – Но я первый переделал гараж под конюшню.

– Кто хочет ехать в город? – спросила Дейзи повелительным тоном.

Гэтсби перевел на нее взгляд.

– Ах! – воскликнула она. – Вы выглядите так свежо.

Их взгляды встретились, и они смотрели друг на друга, словно были одни во вселенной. Сделав над собой усилие, Дейзи посмотрела на стол.

– Вы всегда выглядите свежо, – повторила она.

На самом деле слова Дейзи означали признание в любви, и Том Бьюкенен понял это. Он был потрясен. Рот его слегка приоткрылся, он посмотрел на Гэтсби, потом снова на Дейзи с таким видом, словно только что узнал в ней какую-то свою почти позабытую знакомую.

– Вы напоминаете мне господина с рекламного плаката, – невинным тоном продолжила она. – Там он, знаете ли…

– Ну ладно! – быстро перебил ее Том. – Согласен – поехали в город. Ну же, мы все едем в город.

Он поднялся, его пылающий взгляд метался между Гэтсби и женой. Никто не шелохнулся.

– Ну же! – Он начинал терять терпение. – В чем дело-то, а? Если едем в город, так поехали.

Дрожащей рукой, выдававшей его попытки овладеть собой, он поднес ко рту бокал и допил остатки пива. Призывный голос Дейзи поднял нас на ноги и вывел на раскаленный гравий подъездной аллеи.

– Вот так прямо сейчас и поедем? – вдруг запротестовала она. – Прямо вот так? Неужели никому не дадут выкурить сигарету?

– Все вдоволь курили за обедом.

– Ну хорошо, давайте веселиться, – несколько виновато произнесла она. – Ссориться слишком жарко.

Том не ответил.

– Ну, будь по-твоему, – сказала Дейзи. – Пойдем, Джордан.

Они отправились наверх переодеваться, а мы втроем остались ждать, пиная ногами раскаленные камешки. На западе небосклона уже показался тонкий серебристый серп луны. Гэтсби хотел было что-то сказать, но передумал, однако Том резко повернулся и выжидающе уставился на него.

– У вас конюшни прямо здесь? – спросил Гэтсби с напускной небрежностью.

– Примерно метрах в четырехстах по дорожке.

– Ах, вот как.

Наступила неловкая пауза.

– Не понимаю, зачем это вдруг ехать в город, – внезапно выпалил Том. – Женщинам иногда в голову придет такое…

– Мы возьмем что-нибудь выпить? – раздался голос Дейзи из окна на втором этаже.

– Я прихвачу немного виски, – ответил Том, после чего отправился в комнаты.

Гэтсби резко, всем туловищем повернулся ко мне:

– Не получается у меня в этом доме светская беседа, старина.

– Дейзи выдает ее голос, – заметил я. – В нем слышен… – Я умолк, стараясь подобрать слова.

– Звон презренного металла, – вдруг закончил он за меня.

Вот оно! Как же я сам-то раньше не понял! Именно звон денег – вот в чем состояло неизбывное обаяние его переливов, призывной песни цимбал… Златая королевна в высокой башне белокаменного дворца…

Том вышел из дома, заворачивая в полотенце литровую бутылку виски, за ним следовали Дейзи и Джордан в миниатюрных шляпках из ткани с металлическим отливом и легкими накидками через руку.

– Поедем в моей машине? – предложил Гэтсби. Он пощупал раскаленные сиденья зеленой кожи. – Надо было поставить ее в тени.

– У вас обычная коробка передач? – спросил Том.

– Да.

– Ну, тогда возьмите мою машину, купе, а я, если позволите, поеду на вашем авто.

Подобное предложение пришлось Гэтсби явно не по душе.

– По-моему, там бензина маловато, – попытался возразить он.

– Вполне достаточно, – резко оборвал его Том. Он посмотрел на индикатор топлива. – Если кончится, можно остановиться у любой аптеки. Теперь в аптеках продают все что угодно.

После этой явно бессмысленной ремарки повисла неловкая пауза. Дейзи, нахмурившись, смотрела на Тома, а лицо Гэтсби на мгновение приняло какое-то непередаваемое выражение, определенно несвойственное ему и в то же время смутно мне знакомое, словно мне доводилось о нем от кого-то слышать.

– Поехали, Дейзи, – сказал Том и потянул ее к машине Гэтсби. – Повезу тебя в этой цирковой повозке.

Он открыл дверь, но Дейзи вырвалась из его цепкой хватки.

– Возьми Ника и Джордан. А мы поедем за вами в купе.

Она подошла к Гэтсби и прикоснулась к его руке. Мы вместе с Томом и Джордан расположились на переднем сиденье автомобиля Гэтсби. Том неуверенно подергал незнакомые рычаги, и мы рванули с места, рассекая плотный раскаленный воздух, почти сразу потеряв их из виду.

– Нет, ты видел?! – взорвался Том.

– Что – видел?

Он впился в меня острым взглядом, понимая, что мы с Джордан, очевидно, давным-давно все знаем.

– Может, вы меня считаете тупицей, а? – продолжал он. – Оно, наверное, так и есть, но у меня иногда случаются… ну, озарения… подсказывающие, что мне делать. Вы не поверите, но наука…

Он умолк, но очень скоро вернулся в действительность, не дав себе погрузиться в бездну теоретических рассуждений.

– Я провел небольшое расследование касательно этого субъекта, – произнес он. – Если бы знал, то копнул бы основательнее…

– Вы хотите сказать, что обращались к медиуму? – насмешливо спросила Джордан.

– К кому? – Он недоуменно уставился на наши смеющиеся лица. – К медиуму?

– Ну, насчет Гэтсби.

– Насчет Гэтсби? Нет. Я же сказал, что провел небольшое расследование касательно его прошлого.

– И выяснили, что он учился в Оксфорде, – с готовностью подсказала Джордан.

– В Оксфорде! – язвительно хохотнул он. – Как же, как же! Да в розовом костюме!

– И тем не менее он закончил Оксфорд.

– Оксфорд в штате Нью-Мексико, – с отвращением фыркнул Том. – Или что-то в этом духе.

– Послушайте, Том, если вы такой сноб, зачем пригласили его на обед? – с вызовом спросила Джордан.

– Его Дейзи пригласила. Она знала его до того, как мы поженились. Откуда – бог весть!

Мы все были раздражены, поскольку начало выветриваться выпитое за обедом пиво, так что какое-то время ехали молча. Когда вдали показались выцветшие глаза доктора Т. Дж. Эклберга, я вспомнил опасения Гэтсби насчет бензина.

– До города хватит, – заявил Том.

– Но вот же гараж, – возразила Джордан. – Я не хочу в такую жару застрять посреди дороги.

Том нетерпеливо нажал на тормоза, и мы свернули на пыльную площадку под вывеской Уилсона. Через секунду из глубин заведения показался его владелец и пустыми глазами уставился на автомобиль.

– Нам бы заправиться, – грубо крикнул Том. – Мы тут что, остановились видом полюбоваться?

– Мне плохо, – ответил Уилсон, не двигаясь. – Весь день плохо.

– В чем дело?

– Сил нет, и все тут.

– Так что же, мне самому заливать в бак? – удивился Том. – По телефону вы говорили вполне здоровым голосом.

Уилсон, с трудом оторвавшись от дверного косяка и выйдя из спасительной тени, тяжело дыша, отвернул крышку бензобака. На солнце его лицо было совсем зеленым.

– Я не хотел отрывать вас от обеда, – прохрипел он. – Просто мне позарез нужны деньги, и хотелось узнать, что вы собираетесь делать со своей старой машиной.

– А эта вам нравится? – поинтересовался Том. – Купил ее на прошлой неделе.

– Желтая – просто прелесть, – ответил Уилсон, налегая на рычаг.

– Хотите купить?

– Неплохо бы, – слабо улыбнулся Уилсон. – Нет, я и на вашей старой смогу заработать.

– А зачем вам вдруг позарез понадобились деньги?

– Да засиделся я здесь. Хочу уехать. Мы с женой думаем податься на Запад.

– И ваша жена тоже?! – изумленно воскликнул Том.

– Она десять лет твердит мне об этом. – Он на несколько секунд прислонился к насосу, прикрыв глаза рукой. – А теперь она все равно поедет – хочет или нет. Я увезу ее отсюда.

Мимо нас в облаке пыли пронеслось купе. Я мельком успел заметить махавшую нам руку.

– Сколько я вам должен? – резко спросил Том.

– Я тут за последние пару дней разузнал кое-что забавное, – заметил Уилсон. – Потому-то и хочу уехать. Потому-то и побеспокоил вас насчет машины.

– Сколько я вам должен?

– Доллар двадцать.

От безжалостной, бьющей по голове жары у меня путались мысли, и только через некоторое время я понял, что пока его подозрения не связаны напрямую с Томом. Он обнаружил, что Миртл живет другой жизнью в другом мире – вот почему ему стало плохо. Я пристально посмотрел на него, потом на Тома, который сделал аналогичное открытие меньше часа назад. И тут мне пришло в голову, что никакие различия – расовые, культурные или духовные – не идут в сравнение с разницей между здоровым и больным человеком. Уилсон был настолько болен, что выглядел виноватым, не заслуживающим никакого прощения, словно он только что обесчестил невинную девушку.

– Я продам вам старую машину, – произнес Том. – Ее доставят вам завтра днем.

Эта местность всегда вызывала во мне какое-то смутное беспокойство, даже среди бела дня, и я обернулся, как будто заметил сзади что-то опасное. Огромные глаза доктора Т. Дж. Эклберга по-прежнему зорко взирали на горы шлака, однако через мгновение я осознал, что за нами наблюдает еще одна пара глаз, находящаяся менее чем в шести метрах от нас.

В одном из окон над гаражом занавеска была чуть отдернута, и из-за нее на машину пристально смотрела Миртл Уилсон. Она так увлеклась этим занятием, что не отдавала себе отчета в том, что ее могут заметить. Обуревавшие ее чувства поочередно проявлялись на лице так, как проступают предметы на погруженной в проявитель фотопластине. Выражение ее лица было на удивление знакомым – мне часто доводилось встречать такие женские лица. Но на лице Миртл Уилсон к нему прибавлялись бессмысленность и какая-то несуразность, пока я не сообразил, что ее глаза, расширенные сжигавшей ее ревностью, обращены не на Тома, а на Джордан Бейкер, которую она приняла за его жену.

Нет смятения более разрушительного, нежели смятение ума, мыслящего незатейливыми штампами, и когда мы отъезжали от гаража, Тома словно подхлестывали бичи паники. Его жена и любовница, всего лишь час назад безраздельно принадлежавшие ему, теперь стремительно ускользали из-под его власти. Он инстинктивно вдавливал педаль газа, преследуя двойную цель – догнать Дейзи и как можно дальше уехать от Уилсона. Поэтому мы мчались к Астории на скорости где-то под восемьдесят километров в час, пока в паутине металлических ферм надземки не заметили неспешно ехавшее синее купе.

– В этих огромных кинотеатрах в районе Пятидесятых улиц всегда прохладно, – сказала Джордан, словно предлагая отправиться туда. – Обожаю Нью-Йорк летом, во второй половине дня, когда он пустеет. Он тогда становится каким-то чувственным, почти перезрелым, и тебе в руки вот-вот упадут самые неожиданные запретные плоды.

Слово «чувственный» еще больше вывело Тома из равновесия, но прежде чем он смог выразить свое раздражение, купе остановилось, и Дейзи помахала рукой, чтобы мы притормозили рядом.

– Куда теперь? – спросила она.

– Как насчет в кино?

– Там очень жарко, – заныла она. – Вы поезжайте, а мы просто покатаемся, а потом где-нибудь встретимся все вместе. – Усилием воли она вернула себе остатки прежней веселости. – Свидание на углу. Я буду курить сразу две сигареты.

– Здесь не место для споров, – нетерпеливо бросил Том, когда позади нас возмущенно загудел грузовик. – Поезжайте за мной к южной границе Центрального парка, напротив «Плаза».

Он то и дело оборачивался и смотрел на их машину, и если они вдруг застревали в потоке, притормаживал, чтобы не упускать их из виду. Мне кажется, он боялся, что они внезапно свернут на боковую улицу и навсегда исчезнут из его жизни.

Но этого не произошло. И непонятно почему мы сняли гостиную в апартаментах отеля «Плаза».

Я уже не помню подробностей долгого и бурного спора, в результате которого мы оказались в этой гостиной, но мне в память отчетливо врезалось пренеприятное ощущение, что мое нижнее белье обвило мои ноги, словно змеи, а по спине безостановочно стекали струйки пота. Идея возникла из предложения Дейзи снять пять ванных и понежиться в прохладной воде; потом она приняла более конкретную форму в виде «места, где можно выпить мятный джулеп». Все мы без умолку твердили, что это полная жуть, при этом одновременно обращаясь к сбитому с толку портье, полагая или притворяясь, что нам очень весело…

В большой комнате стояла нестерпимая духота, и, хотя было уже четыре часа дня, в распахнутое окно веяло лишь ароматами накаленной листвы из парка. Дейзи подошла к зеркалу и стала поправлять прическу, стоя спиной к нам.

– Шикарный апартамент, – уважительно прошептала Джордан, и все рассмеялись.

– Откройте другое окно, – скомандовала Дейзи, не оборачиваясь.

– Тут больше нет окон.

– Ну, тогда надо заказать по телефону топор…

– Надо постараться забыть о жаре, – нетерпеливо прервал ее Том. – Когда ты все время ноешь, становится в десять раз жарче.

Он развернул полотенце и поставил на стол бутылку виски.

– Может, оставите ее в покое, старина? – заметил Гэтсби. – Это ведь вам захотелось ехать в город.

В воздухе повисло неловкое молчание. Телефонный справочник сорвался с крючка и рухнул на пол. Джордан прошептала: «Прошу прощения», но на сей раз никто не рассмеялся.

– Я подниму, – предложил я.

– Не стоит. – Гэтсби с интересом посмотрел на лопнувший шнурок, хмыкнул и швырнул справочник в кресло.

– Это ведь ваше любимое словечко, да? – резко спросил Том.

– Какое именно?

– Да вот это ваше «старина». Где вы только набрались подобных словечек?

– Вот что, Том, – сказала Дейзи, отворачиваясь от зеркала, – если ты собираешься переходить на личности, я не останусь здесь ни минуты. Позвони-ка и закажи лед для джулепа.

Не успел Том снять трубку, как стоячий зной прорезали звуки музыки, и мы услышали торжественные аккорды «Свадебного марша» Мендельсона, доносившиеся из танцевального зала под нами.

– Подумать только – кто-то женится в такую жару! – жалобно вскрикнула Джордан.

– Ну и что… Я выходила замуж в середине июня, – вспомнила Дейзи. – Луисвилл в июне. Кто-то хлопнулся в обморок. А кто, Том?

– Билокси, – бросил тот.

– Точно, Билокси! Чурбан Билокси, он еще коробки делал – верно-верно, – а родом он из Билокси, штат Миссисипи.

– Его еще отнесли к нам, – подхватила Джордан, – поскольку мы жили через два дома от церкви. Он прожил у нас три недели, пока папа не велел ему убираться. Он уехал, а назавтра папа умер. – Немного подумав, она добавила, чтобы ее не упрекнули в непочтительности: – Ну, это никак не связано.

– Я в свое время знал некого Билли Билокси из Мемфиса, – заметил я.

– Это его двоюродный брат. Пока он жил у нас, я разузнала все про его семейство. Он подарил мне алюминиевую клюшку для гольфа, которой я пользуюсь и теперь.

Музыка внизу стихла, началась брачная церемония, после чего раздались радостные возгласы и крики «Да-а-а!». Затем грянул джаз, и начались танцы.

– Годы уже не те, – грустно констатировала Дейзи. – Будь мы помоложе, вскочили бы и пустились в пляс.

– Помни о Билокси, – предостерегла ее Джордан. – Откуда вы его знаете, Том?

– Билокси? – Том сосредоточенно размышлял. – Да не знаю я его. Это кто-то из приятелей Дейзи.

– Вовсе нет! – возмутилась та. – Я его до нашей свадьбы никогда не видела. Он приехал в одном из твоих вагонов, Том.

– Ну, мне он сказал, что вы знакомы. И добавил, что вырос в Луисвилле. Его в последнюю минуту притащил Эйса Берд и спросил, не найдется ли у нас для него местечка.

Джордан улыбнулась.

– Он, наверное, решил прокатиться домой за чужой счет. Мне он говорил, что был старостой вашего курса в Йеле.

Мы с Томом недоуменно переглянулись.

– Билокси?

– Во-первых, у нас не было никакого старосты…

Гэтсби отбивал ногой отрывистый, беспокойный ритм. Том вдруг впился в него взглядом.

– Кстати, мистер Гэтсби, как я понимаю, вы окончили Оксфорд.

– Не совсем так.

– Ах да. Я хотел сказать, что вы учились там.

– Да, учился.

Пауза. Затем Том произнес недоверчиво-издевательским тоном:

– Вы, очевидно, учились там примерно тогда же, когда Билокси учился в Йеле.

И снова пауза. В дверь постучали, вошел официант с толченой мятой и льдом, но томительного молчания не нарушили ни его «Спасибо», ни звук осторожно закрываемой двери. Наконец-то должна была проясниться одна из важнейших деталей биографии Гэтсби.

– Я же сказал, что учился там, – произнес Гэтсби.

– Это я слышал, однако хотелось бы знать – когда.

– В тысяча девятьсот девятнадцатом году. Я провел там всего пять месяцев, так что не вполне могу называть себя питомцем Оксфорда.

Том обвел глазами комнату, дабы убедиться, что мы разделяем его подозрения и недоверие. Но все мы смотрели на Гэтсби.

– После Перемирия 11 ноября такую возможность предоставили некоторым особо отличившимся офицерам, – продолжал он. – Мы могли выбрать любой из университетов Англии или Франции.

Мне захотелось встать и дружески хлопнуть его по плечу. Меня вновь охватило полное доверие к нему, что случалось уже не раз.

Дейзи встала, чуть заметно улыбнулась и подошла к столу.

– Открой виски, Том, – велела она, – а я сделаю тебе мятный джулеп. Тогда ты не станешь казаться себе таким идиотом… Смотри, какая мята!

– Минутку! – выпалил Том. – Я хочу задать мистеру Гэтсби еще один вопрос.

– Прошу вас, – учтиво отозвался Гэтсби.

– По какому праву вы пытаетесь учинить скандал в моем доме?

Они наконец вышли на открытое ристалище, и Гэтсби был доволен подобным поворотом.

– Он не учиняет никакого скандала. – Взгляд Дейзи в отчаянии метался между ними. – Это ты скандалишь. Пожалуйста, хоть как-то возьми себя в руки.

– Взять себя в руки! – взвился Том. – Сдается мне, что это последний писк моды: преспокойно сидеть и наблюдать, как мистер Никто из Ниоткуда крутит роман с твоей женой! Ну, если так, то эти веяния не по мне… Сегодня глумятся над семьей и семейными ценностями, а завтра выкинут за борт все моральные устои и разрешат браки между белыми и черными.

Распаленный своей страстной тирадой, он ощущал себя последним защитником бастионов цивилизации.

– Но мы же здесь все белые, – пробормотала Джордан.

– Я знаю, что не могу похвастаться популярностью. Я не закатываю шикарных вечеринок. Наверное, в нынешние времена нужно превратить свой дом в свинарник, чтобы обзавестись друзьями.

Несмотря на всю свою злость – а злились мы все, – меня так и подмывало расхохотаться всякий раз, когда Том открывал рот. Превращение распутника в резонера было окончательным и бесповоротным.

– Теперь позвольте кое-что сказать вам, старина… – начал Гэтсби, но Дейзи тотчас поняла его намерения.

– Пожалуйста, не надо! – робко вмешалась она. – Вот что, поедемте-ка домой. Поехали все домой, а?

– А что, неплохая мысль. – Я поднялся. – Поехали, Том. Пить уже всем расхотелось.

– Желаю знать, что мне соизволит сказать мистер Гэтсби.

– Ваша жена не любит вас, – заявил Гэтсби. – И никогда не любила. Она любит меня.

– Вы с ума сошли! – машинально выпалил Том.

Гэтсби вскочил на ноги, раскрасневшись от волнения.

– Она никогда не любила вас, слышите, вы?! – вскричал он. – А вышла она за вас только потому, что я был беден, а она устала меня ждать. Произошла ужасная ошибка, но в глубине души она никогда не любила никого, кроме меня!

В этот момент мы с Джордан попытались уйти, однако Том и Гэтсби изо всех сил начали наперебой настаивать, чтобы мы остались, словно никому из них нечего скрывать, и нам оказывается огромная честь, что мы приобщились к их искупительной исповеди.

– Сядь, Дейзи. – Том тщетно пытался взять отеческий тон. – Что происходит? Я хочу знать всю правду.

– Я же сказал вам, что происходит, – ответил Гэтсби. – И происходит уже пять лет – а вы ничего не знали.

Том резко повернулся к Дейзи.

– Ты что, пять лет встречалась с этим типом?

– Мы не встречались, – возразил Гэтсби. – Мы даже не виделись. Но все это время мы любили друг друга, старина, а вы ничего об этом не знали. Иногда я смеялся, думая о том, что вы ничего не знаете.

Но в глазах его не было и намека на смех.

– Ну, вот и все. – Том сложил вместе кончики своих толстых пальцев, словно священник, и откинулся на спинку кресла.

– Вы сумасшедший! – вдруг взорвался он. – Не могу говорить о том, что случилось пять лет назад, потому что тогда я даже не знал, кто такая Дейзи. И, черт меня побери, никак не возьму в толк, как вам вообще удалось приблизиться к ней, если вы не доставляли им бакалею ко входу для прислуги. Но все остальное – чистейшей воды ложь. Дейзи любила меня, когда за меня выходила, и любит сейчас.

– Нет, – ответил Гэтсби, качая головой.

– Однако это так. Беда в том, что иногда ей взбредет в голову бог весть что и она не понимает, что делает. – Он глубокомысленно кивнул. – И более того – я тоже люблю Дейзи. Время от времени я позволяю себе покутить или свалять дурака, однако я всегда возвращаюсь и в глубине души люблю только ее.

– Ты мерзкий, отвратительный тип, – сказала Дейзи. Она повернулась ко мне, и ее голос зазвучал на октаву ниже, заполнив комнату каким-то вибрирующим презрением: – Ты знаешь, почему мы уехали из Чикаго? Удивляюсь, что они там не поведали тебе историю об одном маленьком кутеже.

Гэтсби подошел и встал рядом с ней.

– Дейзи, теперь все кончено, – твердо сказал он. – Это уже не имеет никакого значения. Просто скажи ему правду – что ты никогда не любила его – и покончим с этим раз и навсегда.

Она посмотрела на него невидящим взглядом.

– Ну… как я могла любить его… вообще?..

– Ты никогда его не любила.

Она вдруг засомневалась. Ее взгляд обращался то к Джордан, то ко мне, словно взывая о помощи, как будто она наконец осознала, что делает, – и как будто никогда не намеревалась делать ничего подобного. Но жребий был брошен.

– Я никогда не любила его, – произнесла она с явной неохотой.

– Даже в парке Капиолани на Гавайях? – внезапно спросил Том.

– Нет.

Снизу, из танцевального зала, на волнах раскаленного воздуха до нас долетали приглушенные обрывки какой-то страстной мелодии.