Текст книги "Больше чем просто дом (сборник)"

– Пришлите Ольсена за моим багажом, – сказал ей Форрест и затем повернулся к матери: – Я оставляю машину и ключи, беру только одежду. Надеюсь, место в отцовской конторе пока остается за мной?

– Форрест, не говори так! Неужели ты думаешь, что твой отец лишит тебя куска хлеба, что бы ты ни совершил?

– Подобные вещи случаются.

– Ну не будь же таким упрямым, – сказала она сквозь слезы. – Пожалуйста, останься еще хоть ненадолго. Может, все образуется и отец постепенно смягчится. Порошу тебя, останься! Я снова поговорю с отцом. Я сделаю все, чтобы вас помирить.

– И ты позволишь привести Алиду в наш дом?

– Не сейчас. Не проси меня об этом. Я не смогу вынести…

– Все понятно, – отрезал он.

Пришел Ольсен за чемоданами. Мать следовала за Форрестом до входной двери, плача и цепляясь за рукав его плаща.

– Ты не хочешь попрощаться с отцом?

– Зачем? Я увижусь с ним завтра в конторе.

– Форрест, я вот еще что подумала: почему ты не поселишься в отеле вместо Университетского клуба?

– С какой стати? В клубе мне будет удобнее…

Форрест осекся, вдруг осознав, что она заботится не о его удобстве – просто в отеле он бы не так обращал на себя внимание. Удержавшись от язвительного ответа, он быстро поцеловал мать и сел в такси.

У фонаря на ближайшем перекрестке машина была неожиданно остановлена – из майских сумерек навстречу ей метнулась Алида, бледная и осунувшаяся.

– Что такое? – встревожился он.

– Я не могла не прийти. Разверни машину. Как подумаю, что из-за меня ты покидаешь свой дом и семью, которую ты любишь – так же, как я люблю свою, – это невыносимо. Послушай меня, Форреcт! Я хочу, чтобы ты вернулся домой. Да, именно так. Давай еще подождем. Мы не имеем права причинять такую боль твоим родным. Мы ведь еще молоды и можем ждать. Я уеду из города на какое-то время, а дальше будет видно.

Форрест взял ее за плечи и притянул к себе.

– В тебе больше достоинства и благородства, чем во всей этой компании, – сказал он. – Милая, как я счастлив, что ты меня полюбила!

IV

Свадьбу решили справлять в доме невесты, без пышных торжеств – Форрест и Алида решительно воспротивились идее Риккеров придать этому событию характер публичного реванша. Приглашены были только ближайшие друзья.

На предсвадебной неделе Форрест несколько раз общался по телефону с матерью и по ее намекам и недомолвкам понял, что она хотела бы присутствовать на венчании. Порой он страстно желал ее появления, но в иные минуты это казалось ему несущественным.

Церемония должна была начаться в семь вечера. Около пяти пополудни Пирс Уинслоу как заведенный расхаживал взад-вперед по двум смежным комнатам своего дома.

– Сегодня вечером, – бормотал он. – Сегодня вечером мой сын женится на дочери негодяя.

Он говорил достаточно громко, чтобы слышать самого себя, однако эти слова, столько раз повторявшиеся на протяжении последних месяцев, уже выдохлись и утратили силу.

Подойдя к подножию лестницы, он позвал:

– Шарлотта!

Ответа не последовало. Он позвал снова, а затем прошел в гостиную, где служанка накрывала на стол.

– Куда подевалась миссис Уинслоу?

– Я давно ее не видела, мистер Уинслоу.

Покинув гостиную, он возобновил хождение из комнаты в комнату, в этом бессознательно копируя своего отца – мирового судью, уже тридцать лет как покойного.

– Ты не можешь привести сюда эту женщину и представить ее твоей матери. Дурная кровь есть дурная кровь.

В доме стояла непривычная тишина. Он поднялся на второй этаж и заглянул в комнату жены, но ее там не было; старой миссис Форрест нездоровилось, а Элеонора, как он знал, отправилась на свадьбу.

Спускаясь по лестнице, мистер Уинслоу искренне жалел себя. Он помнил свою роль – ни в чем не отклоняться от заведенного в доме порядка, словно не ведая ни о какой свадьбе, – однако ему нужна была поддержка, нужны были просьбы о снисхождении и попытки успокоить его уязвленное самолюбие. Теперь же он остался один и едва ли не впервые ощутил себя изолированным от остальных членов семьи. Являясь по складу характера «человеком толпы», он был неспособен занять твердую позицию и отстаивать свою точку зрения. Все, что он мог, – это подыгрывать тем, кто такую позицию занимает.

– В чем я провинился, чтобы заслужить это наказание? – риторически вопрошал он, обращаясь к напольной пепельнице. – Что я должен был, но не сумел привить своему сыну?

Вошла служанка с неожиданной новостью:

– Оказывается, миссис Уинслоу предупреждала Хильду, что сегодня не будет к ужину, но Хильда не сказала об этом мне.

Значит, постыдная капитуляция свершилась. Его супруга сдалась, и он остался в полном одиночестве. Но вспышки ярости, какую он сам от себя ожидал в первый момент, на сей раз не последовало – он уже израсходовал весь свой гнев, демонстрируя его домочадцам. Известие не добавило ему упорства и решимости; он лишь почувствовал себя одураченным.

– Так и есть – я стану козлом отпущения. Форрест никогда мне этого не простит, а Чонси Риккер будет смеяться в кулак.

Он продолжал отчаянно метаться по комнатам.

– Я остался с носом. Меня назовут старым брюзгой и перестанут принимать в расчет. Они взяли верх. Однако еще не поздно все поправить, если это будет выглядеть как благородный жест. – И он оторопело взглянул на шляпу в своей руке, уже снятую с вешалки. – Я не могу… не могу себя заставить. Но я обязан это сделать. Все же он мой единственный сын. Если он меня возненавидит, я этого не вынесу. Раз уж не удалось предотвратить эту свадьбу, остается с ней примириться.

Встрепенувшись, он с испугом взглянул на часы, – по счастью, время еще не ушло. В конце концов, это можно представить так, будто он жертвует своими принципами ради счастья сына. И никто не узнает, каких мук ему это стоило…

Спустя час старая миссис Форрест очнулась от дремы и звонком вызвала служанку.

– Где миссис Уинслоу?

– Она не будет ужинать дома. И остальные тоже.

Тут почтенная леди вспомнила:

– Ах да, сегодня же свадьба. Дай мне очки и телефонный справочник… Так, а теперь подскажи, как правильно пишется фамилия Капоне.

– Риккер, миссис Форрест.

Через пару минут нужный номер был найден.

– Это говорит миссис Хью Форрест, – произнесла она отчетливо. – Я хочу поговорить с молодой миссис Форрест Уинслоу… Нет, не с мисс Риккер, а с миссис Форрест Уинслоу. – Оказалось, что особы с таким именем пока еще не существует. – Хорошо, тогда я перезвоню после венчания.

Когда она еще через час набрала тот же номер, трубку сняла сама новобрачная.

– Это прабабушка Форреста. Я звоню, чтобы пожелать вам счастья. Надеюсь, вы придете меня проведать, когда вернетесь из свадебного путешествия, – если я к тому времени буду жива.

– Конечно, мы придем. Спасибо большое за этот звонок, миссис Форрест.

– Хорошо заботься о Форресте и проследи, чтобы он не стал таким же рохлей, как его родители. Всего вам доброго.

– Благодарю вас.

– Ну вот и славно. До встречи, мисс Капо… До встречи, моя дорогая.

И, таким образом исполнив свой долг, миссис Форрест повесила трубку.

Какая красивая пара![27]27
  Рассказ опубликован в журнале «The Saturday Evening Post» в августе 1932 г.


[Закрыть]

I

В четыре часа пополудни ноябрьским днем 1902 года Тедди Ван Бек выбрался из двухколесного экипажа перед фасадом помпезного здания на Мюррей-хилл. Это был высокий молодой человек с сутулыми плечами, крючковатым носом и бархатно-карими глазами на очень живом и подвижном лице. В его жилах смешалась кровь колониальных губернаторов и знаменитых финансовых пиратов эпохи дикого капитализма; однако в данном случае эта смесь произвела на свет нечто совершенно новое, ничуть не похожее ни на тех ни на других.

Его кузина, Хелен Ван Бек, ожидала Тедди в гостиной. Глаза ее покраснели от слез, но она была слишком юна для того, чтобы это обстоятельство могло хоть как-то умалить ее красоту – красоту, достигшую той стадии, когда секрет ее расцвета кажется заключенным в ней самой, словно ей суждено расцветать и расцветать бесконечно. Хелен было девятнадцать лет, и, вопреки очевидному слезоточивому факту, она была совершенно счастлива.

Тедди приобнял ее и попытался чмокнуть в щеку, но попал в ухо, когда она отвернула лицо. Он еще немного подержал руку на ее талии, чувствуя, как угасает нежный порыв, а затем сказал:

– Похоже, ты не очень-то рада меня видеть.

Хелен предчувствовала, что эта сцена станет одной из самых запоминающихся в ее жизни, и с бессознательной жестокостью постаралась придать ей максимум драматизма. Она присела на край дивана, повернувшись лицом к креслу.

– Сядь сюда, – приказала она этаким царственным тоном, имевшим в ту пору успех на светских раутах, однако Тедди предпочел указанному месту табурет у рояля. – Нет, не садись там. Я не смогу сосредоточиться, если ты будешь все время вертеться вокруг своей оси.

– Лучше ты садись ко мне на колени, – предложил он.

– Нет.

– Мне удобнее слушать здесь, – сказал он и, опустив одну руку на клавиши, стал наигрывать бравурный марш.

Хелен поняла, что начать разговор в сдержанно-минорной тональности уже не получится.

– Нам надо поговорить о серьезных вещах, Тедди. Поверь, я все основательно обдумала, прежде чем принять это решение. Я хочу попросить… я прошу освободить меня от брачного обязательства.

– Что? – В один миг лицо Тедди покрылось мертвенной бледностью.

– Сейчас я все объясню. Я уже давно убедилась в том, что между нами нет ничего общего. Вся твоя жизнь сосредоточена на музыке, а я даже собачий вальс сыграть не в состоянии.

Голос Хелен звучал глухо, как будто каждое слово давалось ей с трудом; мелкие зубы нервно покусывали нижнюю губу.

– И что с того? – спросил он, отойдя от первого потрясения. – Моей музыки хватит на нас двоих. Ты ведь не обязана разбираться в финансах, если выходишь замуж за банкира, верно?

– Это совсем другое дело, – сказала Хелен. – Как мы с тобой будем проводить время? Ты, к примеру, не любишь ездить верхом, что для меня очень важно. Ты сам говорил, что боишься лошадей.

– Еще бы мне их не бояться, – согласился он и помрачнел, вспоминая о неприятном. – Вечно они норовят меня укусить.

– Все это очень…

– Я не встречал ни одной лошади, – продолжил он, – которая не пыталась бы меня укусить. Они делали это, едва я подходил к ним с уздечкой, а стоило мне забраться в седло, как лошадь поворачивала голову с намерением цапнуть меня за ногу.

Унаследованные ею отцовские глаза (кстати, отец подарил ей шетлендского пони уже на третий день рождения) сверкнули холодно и отчужденно.

– Что говорить о лошадях, если тебе не по душе и люди, которые нравятся мне, – сказала она.

– Но я вполне могу их терпеть. Я терплю их всю свою жизнь.

– Короче, мы с тобой сделаем большую глупость, если заключим этот брак. Я не вижу никаких оснований для совместной… совместной…

– Езды верхом?

– Да нет, я уже не об этом…

Хелен помедлила, а затем изрекла не очень уверенным тоном:

– Может, я просто недостаточно умна для тебя.

– Хватит молоть эту чушь! – отрезал он, не желая ходить вокруг да около. – Скажи мне, кто этот мужчина?

Хелен потребовалось несколько секунд, чтобы снова овладеть собой. Ее всегда возмущала манера Тедди обращаться к женщинам без церемоний, принятых в хорошем обществе. Временами она просто переставала его узнавать и даже несколько пугалась этого.

– Есть один человек, – призналась она. – Я знаю его с детства, но это было только поверхностным знакомством, а около месяца назад, в Саутгемптоне, мы с ним… мы с ним столкнулись.

– Столкнулись и упали с лошадей?

– Не надо, Тедди, – попросила она серьезно. – Меня еще задолго до того начали тяготить наши с тобой отношения, а в его обществе мне было легко и приятно. – Против ее воли в голосе Хелен промелькнула восторженная нотка. Она встала и переместилась в другой конец комнаты; при ходьбе узкое платье эффектно обтягивало ее стройные ноги. – Мы вместе катались верхом, плавали и играли в теннис – словом, занимались тем, что нам обоим нравится.

Его взгляд все еще был прикован к пустому месту на покинутом ею диване.

– И это все, что связывает тебя с ним?

– Нет, было кое-что еще. В его присутствии я всякий раз испытывала такое радостное волнение, какого прежде не вызывал во мне ни один человек. – Она рассмеялась. – Думаю, все началось в тот день, когда мы вернулись с верховой прогулки и все знакомые вдруг стали в один голос восхищаться – мол, какая красивая пара!

– Ты с ним целовалась?

Она на секунду замялась.

– Да, один раз.

Тедди поднялся с табурета.

– Такое чувство, будто у меня в желудке засело пушечное ядро! – воскликнул он.

В ту же минуту вошедший слуга объявил о визите мистера Стюарта Олдхорна.

– Это он самый и есть? – резко спросил Тедди.

Внезапность этого вопроса выбила ее из равновесия.

– Он должен был прийти позднее. Возможно, ты не захочешь с ним сейчас видеться…

Однако Стюарт Олдхорн, обретя уверенность в своем новом чувстве собственника, проследовал в гостиную сразу за слугой.

Оказавшись лицом к лицу, мужчины внешне не выказали никаких эмоций; в такой ситуации прямое общение между мужчинами крайне затруднено, ибо они лишь косвенно связаны друг с другом – через обладание либо стремление обладать одной женщиной; и через нее же передаются их эмоции – в неминуемо искаженном виде, как при плохой телефонной связи.

Стюарт Олдхорн сел рядом с Хелен; держался он учтиво, при этом ни на секунду не сводя глаз с Тедди. От него, как и от Хелен, так и веяло энергией и здоровьем. Стюарт прославился спортивными подвигами в Йельском университете, служил в рядах «Буйных всадников»[28]28
  «Буйные всадники» – добровольческий кавалерийский полк, сформированный и впоследствии возглавленный Теодором Рузвельтом. Полк сражался на Кубе в ходе испано-американской войны 1898 г.


[Закрыть] на Кубе и считался едва ли не лучшим наездником на всем Лонг-Айленде. У женщин он пользовался успехом не только из-за всех этих достижений, но и благодаря своему ровному и мягкому характеру.

– Редко с тобой видимся в последнее время, – сказал он Тедди. – Ты все больше пропадаешь в Европе.

Тедди не ответил, и Стюарт Олдхорн повернулся к Хелен:

– Кажется, я пришел слишком рано…

– Ты пришел как раз вовремя, – бесцеремонно прервал его Тедди. – А я задержался здесь лишь для того, чтобы принести вам мои музыкальные поздравления.

Хелен не на шутку встревожилась, когда он сел к роялю и пробежал пальцами по клавишам. Потом он начал играть. Ни Хелен, ни Стюарт не имели понятия о том, что именно он играл, но сам Тедди запомнил это навсегда. Первым делом, дабы привести в порядок мысли, он исполнил короткое попурри из истории музыки, начав его с аккордов из «Мессии» Генделя и завершив «Очень медленным вальсом»[29]29
  Анахронизм: этот вальс был написан Клодом Дебюсси в 1910 г., а действие эпизода происходит в 1902 г.


[Закрыть] Дебюсси, с которым у Тедди были связаны особые и очень грустные воспоминания – он впервые услышал эту вещь в день смерти своего брата. Затем, выдержав секундную паузу, он полностью погрузился в музыку, так что парочке на диване могло показаться, что он их покинул, утратил с ними всякую связь, – и внутреннее напряжение Хелен слегка ослабло. Но ей все равно было не по себе в этом стремительном, ускользающем от ее понимания потоке музыки. Если бы Тедди исполнил какую-нибудь сентиментальную мелодию из «Эрминии»[30]30
  Комическая опера британского композитора Э. Джейкобовски (1885), популярная в Англии и США в конце XIX – начале XX в.


[Закрыть], она бы это поняла и одобрила, однако он пытался ввергнуть ее в мир глубоких и зрелых чувств, в котором она по природе своей не могла, да и не желала находиться.

Частично стряхнув с себя это наваждение, она вполголоса обратилась к Стюарту:

– Ты уже купил ту лошадь?

– Да, причем выгодно сторговался… Ты в курсе, что я тебя люблю?

– Да, и я этому очень рада, – прошептала она.

Внезапно музыка смолкла. Тедди опустил крышку рояля, медленно повернулся на табурете и спросил:

– Понравилось вам мое поздравление?

– Да, конечно! – ответили они в унисон.

– Вроде вышло неплохо, – согласился Тедди. – Последнюю тему я построил на легком контрапункте, смысл которого в том, что вы составляете очень красивую пару.

И он вымученно засмеялся. Хелен встала, чтобы его проводить.

– До свидания, Тедди, – сказала она в холле. – Мы ведь останемся добрыми друзьями, не так ли?

– Не так ли? – повторил он, подмигнул без улыбки и, напоследок издав какой-то сдавленный, полный отчаяния звук, быстро покинул дом.

Оставшись одна, Хелен попыталась представить случившееся как свою победу, но была вынуждена признать, что в ходе разговора ей ни на миг не удалось взять ситуацию под свой контроль. Она смутно сознавала, что Тедди как личность намного превосходит ее по масштабу, но сам по себе этот масштаб пугал и подавлял ее. И с чувством облегчения она устремилась обратно в гостиную, в спасительные объятия любимого человека.

Их предсвадебный период пришелся на безмятежные летние месяцы. Стюарт навестил семью Хелен в Такседо, а Хелен съездила к его родственникам в Уитли-Хиллз. И каждое утро, еще до завтрака, копыта их лошадей мерно сбивали росу с травы идиллических лужаек либо вздымали пыль на тихих проселках. Они купили двухместный велосипед и колесили на нем по всему Лонг-Айленду, каковое времяпрепровождение миссис Кассиус Рутвен, современный вариант Катона[31]31
  Намек на Марка Порция Катона Младшего (95–46 гг. до н. э.), известного поборника строгих нравов.


[Закрыть], называла «чересчур экстравагантным», тем более для еще не женатой пары. Эти двое редко пребывали в состоянии покоя, но, когда это все же случалось, они разительно напоминали сценку «Его ход» с гибсоновской наволочки[32]32
  В 1890-х гг. иллюстратор Ч. Д. Гибсон создал идеализированный образ американской девушки, и вскоре «гибсоновские сценки» стали тиражироваться на всевозможных предметах обихода. Рисунок Гибсона «Его ход» изображает двух влюбленных за шахматной доской, когда они, позабыв об игре, тянутся друг к другу в поцелуе.


[Закрыть].

Спортивные увлечения Хелен были самыми передовыми для девушек ее поколения. Она держалась в седле почти так же хорошо, как Стюарт, и могла дать ему серьезный бой на теннисном корте. Он научил ее игре в поло, и оба стали большими любителями гольфа еще в ту пору, когда эта игра только начала обретать широкую популярность. Красивые, здоровые и сильные, они привыкли ощущать себя одной командой и неоднократно слышали от разных людей, что они идеально подходят друг другу. Без малейших усилий они очаровывали всех окружающих, и повсюду их сопровождал хор восхищенно-завистливых голосов.

Временами они обсуждали свое будущее.

– Как жаль, что тебе придется работать в офисе, – говорила она. – Я мечтаю о такой работе, которую мы могли бы делать вместе, – например, укрощение львов.

– Я не раз думал, что, если придется туго, смогу зарабатывать на жизнь разведением скаковых лошадей.

– С этим ты бы отлично справился, дорогой.

В августе он приобрел автомобиль фирмы «Томас» и с тремя приятелями проделал на нем путь от Нью-Йорка до Чикаго. Это событие получило общенациональный резонанс, и фотографии их мелькали во всех газетах. Хелен очень хотела составить им компанию, но согласилась, что это выглядело бы не вполне пристойно. Компромисс был найден в совместной автомобильной прогулке по Пятой авеню солнечным сентябрьским утром, на глазах у фешенебельной публики, от которой эту пару отличало редкостное единение и согласие, казалось удваивавшее силы каждого из них.

– Знаешь, что на днях прислал Тедди? – спросила Хелен. – Очень странный подарок – стеллаж для кубков.

Стюарт рассмеялся:

– Очевидно, этим он подразумевает, что впереди нас ждут только победы и награды.

– Боюсь, тут больше сарказма, чем похвалы, – сказала она задумчиво. – Я направляла ему приглашения на все наши приемы, но он ни разу не появился. Сейчас будем проезжать мимо его дома – ты не мог бы остановиться? Мы не виделись несколько месяцев, а я перед свадьбой хочу избавиться от всех прошлых обид и недоразумений.

Заходить с ней в дом он отказался.

– Лучше я посижу в авто, наверняка соберутся зеваки, буду отвечать на вопросы.

Дверь открыла женщина в простеньком чепце и переднике; из дальних комнат доносились звуки рояля. Женщина не спешила впускать Хелен.

– Он запретил входить, когда он играет, но вы, как я понимаю, его кузина…

Он приветствовал Хелен, явно удивленный и несколько встревоженный, но уже через мгновение перед ней был прежний Тедди Ван Бек.

– Я не женюсь на тебе, даже не проси, – заявил он. – Ты упустила свой шанс.

– Вот досада!.. – рассмеялась она.

– Как поживаешь? – Он швырнул в нее подушкой. – Ты прекрасна! Но счастлива ли ты с этим… этим кентавром? Он не хлещет тебя хлыстом? – Тедди всмотрелся в ее лицо. – Твой взгляд стал еще более пустым, чем во времена, когда я доводил тебя до нервных срывов, порой напоминавших проблески интеллекта.

– Я вполне счастлива, Тедди. Надеюсь, что и ты тоже.

– Конечно, я счастлив. Я работаю. На днях пересекся с Макдауэллом[33]33
  Эдвард Макдауэлл (1860–1908) – американский композитор и пианист.


[Закрыть] и скоро даю концерт в одной лачуге под названием Карнеги-холл. – В его глазах мелькнул недобрый огонек. – Что ты скажешь о моей женщине?

– Твоей женщине?

– Той, что открыла тебе дверь.

– Я подумала, что это служанка…

Она умолкла, заливаясь краской. Тедди расхохотался:

– Слышишь, Бетти? Тебя приняли за служанку!

– Просто я занимаюсь воскресной уборкой, – донесся голос из соседней комнаты.

Тедди понизил голос:

– Ну и как она тебе?

– Тедди! – с упреком произнесла Хелен и оперлась на подлокотник дивана, подумывая об уходе.

– Что скажешь, если я возьму ее в жены? – доверительным тоном спросил он.

– Тедди! – теперь уже возмутилась она; с первого взгляда было понятно, что эта женщина не принадлежит к их кругу. – Ты, разумеется, шутишь. Она явно старше тебя… И ты же не глупец, чтобы таким манером разрушать свое будущее.

Он не ответил.

– Быть может, у нее музыкальный дар? – допытывалась Хелен. – Она помогает тебе в работе?

– Она не знает ни единой ноты. Впрочем, как и ты, но музыки во мне самом хватит и на двадцать жен.

Представив себя в этой двадцатке, Хелен встала с видом оскорбленного достоинства.

– Я прошу тебя только об одном: подумай, как это повлияет на твою мать – и на всех, кому ты небезразличен… До свидания, Тедди.

Он последовал за ней до подножия лестницы и в последний момент с нарочитой небрежностью сообщил:

– Собственно, мы уже два месяца как женаты. Она работала официанткой в кафе, куда я часто захаживал.

Хелен сознавала, что ее реакцией на это известие должны стать гнев и холодное презрение, но вместо этого почувствовала, как к глазам подступают слезы, – удар пришелся по ее гордости и самолюбию.

– И ты действительно ее любишь?

– Я ее очень ценю – она добрый человек и хорошо обо мне заботится. Но любовь – это нечто другое. Я по-настоящему любил тебя, Хелен, но теперь это чувство уже умерло. Полагаю, мои чувства лучше всего выражаются посредством музыки. Когда-нибудь, возможно, я полюблю другую женщину, – а может, ты так и останешься единственной любовью в моей жизни. Прощай, Хелен.

На сей раз она была тронута.

– Желаю тебе счастья, Тедди. Приходите с женой к нам на свадьбу.

Тедди ответил неопределенным кивком. После ухода Хелен он в задумчивости вернулся в свою комнату.

– Это та самая кузина, в которую я был влюблен, – сказал он.

– Был, а теперь нет? – Безмятежное лицо Бетти оживилось интересом. – Она такая милашка.

– Мне с ней не было бы так хорошо, как с простой крестьянкой вроде тебя.

– Вечно думаешь только о себе, Тедди Ван Бек.

Он засмеялся:

– Так и есть, но ты все равно меня любишь, верно?

– Это слишком серьезное слово.

– Ладно-ладно. Я напомню тебе об этом, когда в следующий раз будешь умолять меня о поцелуе. Знал бы мой дед, что я женюсь на ирландской деревенщине, он бы перевернулся в гробу. А теперь убирайся и дай мне закончить работу.

Он сел к роялю, заложив за ухо карандаш. На лице появилось сосредоточенное выражение, взгляд с каждой минутой становился все более напряженным, пока в глазах не загорелся свет, и вот уже зрение скоординировалось с предельно обострившимся слухом. Теперь ничто в облике Тедди Ван Бека не напоминало о недавнем визите, серьезно нарушившем его душевное спокойствие этим воскресным утром.