Текст книги "Свет в глубине"

Он терпеливо разрезал ее блюдо под пристальным взглядом серых глаз и перечислил все ингредиенты. Наконец она показала на выбранный кусок, и Харк медленно прожевал его, дабы показать, что он не отравлен. Таков был ежедневный ритуал, и он удовлетворил ее.

– Знаю, что вы, люди, хотите от нас, – заметила она глубоким чистым голосом и, схватив ложку, принялась за еду. Ответа не ожидалось и не требовалось.

Харк всегда мог завоевать доверие, но до сих пор ему не приходилось долго удерживать его. На Ледиз-Крейве его обычный сценарий был таким: найти мишень, разжалобить ее, добравшись до кошелька, и исчезнуть, не дожидаясь последствий. Иногда процесс затягивался. Приходилось тратить дни или даже недели, чтобы одурачить кого-то, словно жертвы были цыплятами, которых нужно откормить к празднику.

Но тут дело иное. Он никогда не тратил столько времени, чтобы изучать людей, выслушивать подробности их жизни, выманивать секреты, чтобы точно понять, как и о чем с ними следует разговаривать. В каком-то смысле это тоже было затянувшимся мошенничеством, самым длительным в его «карьере». Но, как ни странно, иногда он ловил себя на том, что наслаждается ежедневной работой. Ему нравились его успехи. Мало того, он позволил себе полюбить некоторых священников. Совсем чуть-чуть.

«И нет необходимости терзаться угрызениями совести. Им совсем не обязательно знать, почему я так внимательно слушаю их. Ведь я никому не причиняю вреда, верно?»

– Где Квест? – спросил Харк, заметив, что мягкий стул у окна пуст.

– Сегодня он опять совсем ослаб, – пробурчал другой слуга. – Все еще у себя в комнате.

– Отнесу ему завтрак, – поспешно вызвался Харк, хватая полную тарелку и чашку.

– Заодно смени повязку у него на ноге! – крикнул вслед слуга.

Комната, которую Квест делил с двумя другими священниками, была устлана и увешана коврами, чтобы было теплее. Старик лежал под грудой одеял, опираясь на кучу подушек. Квест был худым и длинноногим. Скулы и лоб были изрезаны глубокими морщинами. При виде Харка его лицо просветлело, взгляд стал внимательным и веселым. Харк с удивлением отметил, что его собственное настроение тоже улучшилось.

В отличие от других священников, Квест не ощутил себя сломленным после Катаклизма. Он зажил новой жизнью на Сайрене, где благополучно провел двадцать лет, и только когда его здоровье ухудшилось, перебрался на Нест, в Святилище.

– Вам сегодня нужна помощь? – спросил Харк, глядя на слегка подрагивавшие на покрывале руки Квеста.

– Ложка совсем меня не слушается, – сухо заметил Квест, – и я был бы очень благодарен за еще одну подушку под спину, чтобы подбородок был над тарелкой. Унизительно обляпаться едой.

Харк выполнил его просьбу. При этом Квест, слегка хмурясь, наблюдал за ним.

– Что с тобой? – неожиданно спросил старый священник.

– Вы о чем? – удивился Харк, занятый своими мыслями.

– Ты скрипишь зубами, когда тебя что-то тревожит, – пояснил Квест. – Ты довольно скрытный, но некоторые детали выдают тебя.

«Ты довольно скрытный». Квест и раньше ронял подобные реплики – мягкие намеки на то, что он заметил хитрость и неискренность Харка. Проницательность Квеста были глотком свежего воздуха, но иногда выбивали у Харка почву из-под ног. Всегда была опасность, что старик поймет, почему Харк появился в Святилище.

Харк старался откровенно не лгать Квесту, опасаясь, что умный старик почувствует это. Он не хотел портить их хрупкие отношения. Все же иногда честность была облегчением. Хотя бы иногда.

– Я прожил здесь три месяца и не знаю, что чувствую по этому поводу, – признался Харк. – По идее, я должен быть счастлив. Я провел это время с пользой. Но сейчас я ощущаю себя так, будто потерял эти три месяца. А когда думаю о том, что предстоит провести тут еще два года и девять месяцев, чувствую себя… крысой в ловушке.

– Ты привык к вольному воздуху, – сочувственно заметил Квест. – А оказался в древнем темном склепе с нами, плесневелой шелухой.

– Вовсе вы не… Я не это имел в виду!

– Я не обиделся, – улыбнулся Квест.

Горькие морщины в углах рта стали похожи на паутину, но глаза засияли синее и ярче.

– Ты молод, вот и все. Конечно, ты не хочешь оставаться запертым в этой рассыпающейся гробнице прошлого. Тут даже нет ни одного ровесника, с кем можно было поговорить, и ты вынужден выслушивать мои бредовые сказки о мертвых богах…

– Я люблю слушать о богах! – возразил Харк.

– Ты уже это говорил, – кивнул Квест. – Почему мальчик твоего возраста так интересуется ими?

Несмотря на мягкий тон, взгляд старика был холодно-испытующим. Даже пуская в ход всю свою хитрость и смекалку, Харку с трудом удавалось разговорить большинство священников на тему богов. Очевидно, они по-прежнему считали, что должны придерживаться данных ими обетов хранить тайны, и тут же становились подозрительными, стоило сформулировать вопрос слишком прямо. Квест легче других соглашался говорить о богах. Но куда клонит Харк своими наводящими вопросами, не составляло для него секрет.

– Конечно, мне интересно!

Поправляя подушки Квеста, Харк пытался привести мысли в порядок.

– Всю жизнь я прожил на Ледиз-Крейве и знаю его как свои пять пальцев, но одновременно чувствую, что совсем его не знаю… Как будто я слышал только половину истории. Будто кто-то рассказывал старую байку у огня в таверне, а я опоздал. Пытаюсь понять смысл всеми силами. Но не знаю, кто все эти персонажи, не слышал начало шутки, и эта шутка не кажется мне смешной. Когда в истории что-то происходит, я не могу понять, что именно, потому что не знаю ее начала.

Каждое слово было правдой. Это была не единственная причина расспросов Харка, но, по крайней мере, он мог спокойно сказать все это Квесту.

– Хмм… – Квест насмешливо улыбнулся. – Надеюсь, у вашего поколения будет в жизни больше надежды и радости, чем досталось нам, – вздохнул он. – Я обещал рассказать тебе о Сокрытой Деве. У нас сейчас есть время?

– Меня не сразу хватятся, – заверил Харк. – Знают, что я меняю повязку у вас на ноге.

Харк чуть не ерзал от нетерпения.

– Тогда ты первый, – сказал Квест, схватившись за ложку. – Расскажи свою историю, пока я ем. А когда будешь менять повязку, я поведаю тебе свою.

Они всегда заключали сделку. История за историю. Харк любил рассказывать истории. Но осторожно, чтобы не слишком много раскрыть о себе и своей жизни. Однако оказалось, что именно личные истории больше всего интересовали Квеста. У Харка было такое чувство, что старый священник считал его чем-то вроде пазла, который нужно собрать кусочек за кусочком.

Хоть они и заключили договор, но обмен историями был похож на обмен заложниками. У Харка были секреты, которые он не собирался раскрывать, и он подозревал, что у Квеста тоже были свои тайны. Иногда это напоминало игру, в которой пытаешься узнать как можно больше о других, рассказывая о себе крупицы.

– Что вы хотите услышать? – спросил Харк.

Квест задумчиво прищурился.

– Первая встреча с Сокрытой Девой едва не закончилась моей гибелью, – сказал он. – Расскажи об эпизоде, когда ты чуть не погиб, а я расскажу, как встретил Деву.

Глава 5

– Я говорил о приюте, где вырос, верно? – начал Харк, немного поразмыслив.

Квест кивнул и бросил на него мимолетный сочувственный взгляд.

– Все в порядке, – поспешно заверил Харк, почувствовав, что совсем не хочет, чтобы Квест его жалел. – Мне было года три, когда родители умерли. Я их не помню. Совсем. Мне кажется, что в окно часто влетала чайка. Большая чайка, которая меня пугала. Еще у нас был красный ковер, ярко-красный. Но для меня родители – это просто имена. Я пытался скорбеть по ним, когда был младше, но… быстро переключался в мыслях на что-то еще.

Он криво улыбнулся Квесту и пожал плечами.

– В приюте было не так уж плохо. Чиновник, получавший от губернатора зарплату, приходил, чтобы пересчитать нас, проверить наше здоровье, выдать каждому по миске супа. Некоторых даже учили кое-чему: делать веревки, плести тростник, вязать морские узлы, вырезать украшения из раковин. Но это как повезет – к кому попадешь.

– Губернатор все это устроил? – весело переспросил Квест. – Должно быть, он смягчился с тех пор, как мы в последний раз общались. А может, полагал, что так вы меньше будете красть.

– Приют – это не одна большая счастливая семья, – продолжал Харк. – Там водятся и гадюки. Самые настоящие. Но это значит лишь одно: если ты заводишь друзей, то вы держитесь вместе, как створки ракушки. И потом всю жизнь заботитесь друг о друге.

Одна девочка покинула приют и присоединилась к банде мусорщиков, очищавших пляж. Как-то днем мой приятель увидел ее у гавани: лицо девочки было усеяно синяками. Оказывается, какие-то торговцы с Западного континента окружили ее плотным кольцом на тропе утеса, когда она несла добытые бандой товары на рынок, и вынудили продать все за четверть цены. А банда посчитала, что девочка задумала их ободрать, – вот и предупредили ее таким образом, задав хорошую трепку, чтоб впредь так не поступала. Так вот, она всегда дружила с нами. Плохо, если жители острова решат, что ребята из приюта – легкие мишени. Вот мой приятель и сказал, что нужно с этим разобраться. Мы узнали, где пришвартовано судно тех торговцев с континента, и втроем поплыли туда при свете звезд. Уже издали мы увидели большое старое судно торговцев. Все они сидели на носу, в желтом свете заправленного ворванью фонаря, и пили. Мы не могли рисковать, подплыв слишком близко, ведь они могли услышать плеск весел. Поэтому я вплавь добрался до их судна и взобрался на корму, бесшумно, как призрак. Они ничего не услышали. На палубе стоял ящик, по размеру напоминающий тот, что отняли у нашей подружки. Я взял его, прихватил крышку от старой бочки и поплыл, поставив ящик на эту крышку. Пока торговцы смеялись и пили, я греб к лодке, толкая перед собой ящик. Я был уверен, что меня не заметят. Но вдруг услышал вопли за спиной, и в следующий миг что-то ударило меня по затылку.

– Что это было?

– До сих пор не знаю. Должно быть, кто-то из торговцев бросил в меня чем-то тяжелым. Как бы там ни было, эта штука вырубила меня.

– И что дальше?

– Я стал тонуть. – Харк сглотнул. – Так сказали мои друзья. Я был… без сознания. Ничего, кроме черной воды и этого ящика, покачивавшегося на крышке бочонка. Потом эти пьяные идиоты-торговцы перевернули собственный фонарь, так что все вокруг погрузилось во тьму. Мой друг прыгнул в воду, но не увидел меня. Тогда он нырнул как можно глубже и попытался найти меня на ощупь, шаря в воде, пока не наткнулся на меня. Схватил за шиворот и не отпускал. Вытащил меня на поверхность…

Харк до сих пор помнил, как очнулся от мучительной головной боли, перегнулся через борт маленькой лодки и его вырвало. Джелт сидел рядом с ним всю дорогу до Ледиз-Крейва и крепко держал, чтобы Харк не упал за борт. Оба промокли, страшно замерзли и тряслись.

– Храбрый у тебя друг, – заметил Квест.

– Он всегда был таким, – кивнул Харк.

Рассказ превратился в историю о Джелте, но тут уж ничего не поделать. Все истории Харка о едва не состоявшихся встречах со смертью оказывались связанными с Джелтом.

– Я же говорил, в приюте можно встретить таких друзей, каких нигде больше не найдешь.

– Но твои друзья все же сумели дотащить до лодки тот ящик? – спросил Квест, немного подумав.

– Конечно! – расплылся в улыбке Харк. – На утро наша подруга получила товар, который и вручила банде. Все справедливо.

– Но это был тот самый товар?

– Почти. Банда не жаловалась.

Под испытующим взглядом Квеста Харк пожал плечами.

– Если ты забираешь уже украденное, это не воровство.

– Интересно, торговцы тоже так посчитали?

– Наверно, – ухмыльнулся Харк. – Они не стали жаловаться.

Квест тихо рассмеялся.

– Достаточно ли хороша история? – спросил Харк.

– Думаю, да.

Квест отодвинул тарелку и вздохнул:

– Так и быть, расскажу тебе о первой встрече с Сокрытой Девой. Я только-только стал полноправным священником и еще не успел привыкнуть к коричневому одеянию, никто ко мне не относился с благоговением и страхом. Разумеется, священники постарше считали меня выскочкой и твердили, что я никогда не стану им ровней. Видишь ли, я стал послушником уже в зрелом возрасте. Я не вырос в семье священника. Меня не готовили к этой стезе с самого рождения. И в тот день меня не должны были посылать в Подморье. Дипломатические переговоры с теми, кто живет в глубине, не поручаются новичкам. Однако большинство старых священников отправились на большой съезд на острове Кеозим, так что, когда начались проблемы, никого другого рядом не оказалось. Кстати, существует ли еще заградительный барьер – Интрити-Бэрриер? В мое время глубоко в воде тянулась гигантская сеть из металлических цепей, натянутая между рядами вздымавшихся из воды башен. Сеть призвана была защитить Нест от богов, поднимавшихся из Подморья на запад…

– Сеть все еще там, – перебил Харк; он уже снял старую повязку с ноги Квеста и намазывал мазью язву на ноге священника.

– Она не свалилась на дно? И ее не сняли?

– Никто не хочет этого, – пожал плечами Харк. – Моллюски, собирающиеся на этих цепях, – просто мечта. В спокойный день можно наполнить морскими уточками[8]8
  Морские уточки – усоногие ракообразные, съедобные, их также называют «морские желуди», «морские трюфели», «морские тюльпаны».


[Закрыть] целую корзинку.

Время от времени он и сам так делал.

– Огромная сеть превратилась в ферму морских уточек, – пробормотал Квест.

Уголки его рта сморщились, но выражение лица оставалось загадочным. Через минуту он снова заговорил:

– Однажды сеть затряслась и дернулась, чуть не сорвавшись с привязи. Рыбаки рассказывали, что они увидели странные, тошнотворно желтые облака под водой, слишком яркие для обычного песка. На западном побережье Ледиз-Крейва рыба выбрасывалась на берег и билась в предсмертных судорогах. На месте голов у рыб были гнилые обрубки. Значит, боги были близко. И они были не в духе. А может, им было любопытно. Или они были благодарны нам за что-то. Или хотели веселья. Трудно сказать наверняка. Стало ясно, что кто-то должен спуститься вниз и поговорить с ними, пока не случилось чего похуже. Вызвался я, так что меня повезли к Имбрейс. Это были заповедные воды, ужасные воды. Я никогда в жизни не видел того, что мне довелось увидеть в тот день. Солнце казалось бледным, как сваренное яйцо, а на поверхности воды возникали глубокие воронки. Наше огромное тяжелое судно кидало из стороны в сторону, пока всех нас не одолела морская болезнь.

Я ступил в батисферу и пристегнулся. Батисфера была настолько крошечной, что мне пришлось прижать колени к подбородку. Крышка люка закрылась, и я услышал, как скрежещет задвижка. Иллюминаторы из горного хрусталя были толщиной в несколько дюймов и все покрыты царапинами.

Я услышал скрип крана. Батисфера дернулась и покачнулась, после чего стала опускаться тошнотворными рывками. Звуки моря становились громче и громче, и наконец батисфера с плеском ударилась о поверхность моря. Теперь виднелась только мутная пенящаяся вода. По правде сказать, в тот момент я был уверен, что больше никогда не увижу неба.

Харк нервно сглотнул. У него было слишком живое воображение, желудок сжался при мысли оказаться запертым в маленьком металлическом шаре, отданном на волю волн.

– Я молился, стараясь сохранять спокойствие, – продолжал Квест, – и экономить воздух. Вода за иллюминаторами становилась все темнее. Но тут в нижних иллюминаторах появилась поверхность Подморья, похожая на поверхность еще одного моря. Покрытая рябью масса живых чернил с тускло-фиолетовыми проблесками. К счастью, Подморье в тот день было спокойным, что бывает далеко не всегда.

Спустившись в эту массу, я обнаружил, что вода прозрачна. Я мог видеть гораздо лучше, несмотря на темноту. Таково свойство Подморья, но я впервые испытал все это на себе. Там разливался свет, который был все же вовсе не светом. Иначе я описать не могу. Передо мной расстилался мир, полный водорослей… по крайней мере, сначала я так подумал. Водоросли высотой с деревья, мерцающие янтарно-зеленым, обвивающие друг друга в бесконечном танце. Корнями они уходили в глубину, вниз, еще ниже. В темноту.

Только это были не водоросли. Колыхавшиеся ленты коснулись батисферы, дрогнули и тут же стали обвивать ее, как морские анемоны добычу. Я пытался, как меня учили, выкрикивать ритуальные приветствия, но ответа не было. Вскоре я услышал натужный скрип и понял, что судно наверху безуспешно пытается поднять батисферу. Щупальца с недюжинной силой удерживали ее внизу. Если бы я решил ждать, пока меня спасут, у меня кончился бы воздух. И я пошел на отчаянные меры. Мне сказали, что вода Подморья отличается от морской. Она может просочиться в твои поры и со временем изменить тело, но не раздавит тебя, как обычные глубинные воды, и в ней можно дышать. Поэтому я отодвинул задвижку и открыл люк.

Квест несколько раз глубоко вздохнул, будто чтобы убедиться, что он дышит нормальным воздухом.

– Я старался держаться и не паниковать, когда вода проникла в мои легкие. Да, водой Подморья можно дышать, но она пронизана страхом.

– Страхом?

– Да, в прямом смысле этого слова. Как думаешь, почему дым от страхофонарей вызывает в нас иллюзию, будто нас преследуют? Страх – это вещество, такое же реальное, как жир или кровь. Боги дышали страхом, никогда о таком не слышал?

Харк слышал об этом, и довольно часто, но предполагал, что это всего лишь метафора.

– Я не бог, – продолжал Квест, – поэтому такое дыхание стало для меня потрясением. Наконец я пришел в себя, отстегнулся и вышел, позволив щупальцам касаться и изучать меня. Она позволила мне опуститься на глубину и с помощью этих щупалец-водорослей притянула меня ближе. Оказалось, что это были ее волосы или нечто похожее на волосы, извивающиеся вокруг нее, как живой лес. Я нашел Сокрытую Деву в самом центре этого леса. Выше талии она была женщиной или по крайней мере чем-то напоминающим женщину, с кожей бело-голубого цвета, как птичье яйцо. Ниже талии у нее было тело гигантского морского паука с веретенообразными, остроконечными ногами, такими длинными, что я не мог разглядеть, где они заканчиваются.

Дева притянула меня к себе, закутала по шею в извивающиеся волосы и стала шептать на ухо. Ей не нужно было, чтобы я говорил. Не в тот день. Она хотела, чтобы ее выслушали.

– Что она сказала? – спросил Харк восторженно.

– Не все она выражала словами. Дева хотела поведать о битве, происходившей в глубине, потому что стала забывать о ней. – Квест смущенно улыбнулся. – Полагаю, это вполне естественно. Все мы не хотим, чтобы исчезали наши воспоминания. И пока они еще есть у нас, вольно или невольно передаем их молодым. Наверное, надеемся, что тогда не исчезнем бесследно.

– Может, вы расскажете и ее историю? – предложил Харк.

Квест моргнул и прищурил глаза. Затем одобрительно оглядел новую повязку на ноге:

– Если мы начнем новую историю, нам помешают. Возможно, в другой раз.

Глава 6

Незадолго до заката Харк покинул Святилище. Почти все время он работал под руководством Клая, но два вечера в неделю должен был являться к доктору Вайн и выполнять обязанности ее помощника.

– Удачно тебе потаскать тяжести! – крикнул с порога кто-то из слуг.

Харк помахал ему и скорчил гримасу. Когда его расспрашивали, он неизменно говорил, что время, проведенное у доктора Вайн, было смертельно скучным. «Она заставляет меня склеивать разбитые раковины. И взвешивать коллекцию камней».

Снаружи Святилище выглядело гигантским и зловещим, но любому было очевидно, что оно очень старое и время его изрядно потрепало. Извивающиеся абстрактные фигуры, вырезанные вокруг окон были грязными и все в зеленых пятнах. Большие двойные двери парадного входа наглухо заколочены досками. Дорога, ведущая вниз, к гавани, когда-то была вымощена камнем, но между камнями проросла трава и сизый чертополох. Шаги Харка были единственным звуком, если не считать стрекота кузнечиков. По обочинам, между лохматыми кустами, темнели холмики беличьих нор.

Гавань Неста была немногим больше простой бухты и изгибалась, как кожура ломтика дыни. Здесь был один длинный деревянный причал для швартовки, сильфонная лавка и потрепанный непогодой пакгауз. Однако на скалистом выступе над гаванью примостилась большая, квадратная, приземистая крепость из черного и серого камня, парапеты которой потемнели от дождей. Окна скорее напоминали старомодные бойницы. Между зубцами выглядывали несколько потускневших пушек.

Харк постучал дверным молотком и услышал гулкое эхо шагов в глубине крепости. Загремела цепь для ключей, хрипло щелкнул замок, и тяжелая дверь открылась. На него смотрела доктор Вайн с камертоном в руке. Ее кожаный фартук был залит ихором[9]9
  Ихор – в древнегреческой мифологии прозрачная кровь богов.


[Закрыть] и лаком.

– Ты рано, – сказала она, но тут же посмотрела в дверной проем и нахмурилась, очевидно удивленная тем, что солнце уже садится. Она ненавидела, когда опаздывали, но иногда за работой теряла представление о времени. – Не важно, входи.

Как только он переступил порог, она снова тщательно заперла дверь, задвинув засов.

Здание когда-то было главной оборонительной башней. Как часто говорила доктор Вайн, «оно хранит свои тайны и тщательно скрывает от людей секреты». До Катаклизма здесь была база для охранявших священников солдат. Теперь, однако, базу превратили в музей. Харк последовал за доктором в главный зал – длинное полутемное помещение с колоннами, куда свет проникал только из амбразур. И, как всегда, остановился поглазеть. Семь богов, в свою очередь, пристально смотрели на него глазами-дырами, полными тьмы и пыли. Каждая огромная голова была размером с экипаж и стояла без постамента на красном мозаичном полу. У некоторых были две глазные впадины, у кого-то три или даже россыпь впадин, усеявших бугристые щеки, у других – выпирающие брови, длинные челюсти, короткие челюсти, желваки, пластинчатые рты-сфинктеры. Был один экземпляр – филигранное хитросплетение хитиновых пластин и трубок, удивительным образом походившее на человеческое лицо.

Они, разумеется, были пустыми. Ничего, кроме щитков, гигантских панцирей. Но их монументальность каждый раз удивляла его. Харк ощутил, как дрожат колени и в желудке все переворачивается, но попытался это скрыть.

– А этот новый! – тут же воскликнул он, показывая на ближайшую гигантскую голову со сплюснутым, как у краба, лицом, но с острой решеткой на месте рта, с тонкими, как лезвия, перекладинами.

– Хочешь посмотреть? – мягко спросила доктор Вайн. Она всегда была на удивление терпимой, когда он проявлял свойственное ей самой любопытство. – Панцирь покрыт толстой смолой. Так что можно его касаться без опаски. Но держись подальше от лезвий, они остры, как бритва.

Панцирь был почти белым с зеленоватым оттенком, как патина на серебре. Харк провел пальцами по гладкой поверхности смолы, замечая трещины и зазубрины, и представил, как торговцы трофеями соскребают каждый клочок годной к продаже божественной плоти, а потом кипятят огромные панцири и варят клей до тех пор, пока в панцирях не останется ихора.

Харк сунул руку в глазницу поменьше и скользнул пальцами по шероховатой внутренней поверхности. От этого прикосновения его замутило, как от прыжка со скалы, и он ощутил, как этот образ, извиваясь, проникает в его воображение и вскоре всплывет в очередном ночном кошмаре. И все же не коснуться глазницы он не мог.

– Кто это? – спросил Харк.

– Калмаддот-из-Ямы, – деловито ответила доктор. – Известный также как Серый Джентльмен. Полагаю, он добывал себе еду, со страшной силой втягивая воду. Все создания, попавшие в этот поток, измельчались лезвиями. Я все еще пытаюсь понять, каким образом он переваривал пищу. – Она со вздохом постучала Харка по спине. – Пойдем, работа не ждет. Поднимемся в мой кабинет.

Вайн повела его по залу. Мимо шпалер, мимо музейных витрин и больших резервуаров с мутной водой, в которой лежали твари, покрытые клейкими оборками. Харк следовал за ней, но, проходя мимо одного резервуара, незаметно провел пальцем по стеклу. Он всегда делал это в знак молчаливого приветствия: «Привет, Дева». Бесформенный ком непонятного вещества шириной два фута[10]10
  Около 60 см.


[Закрыть] плавал в лимонно-желтой жидкости. Глубокая черная трещина, как странный символ, проходила по его поверхности. Очевидно, это была часть Сокрытой Девы. Он не знал, какая именно, и ему было неловко расспрашивать.

Вайн повела его по деревянным ступенькам к еще одной двери и отперла ее. Харк вошел за ней в кабинет. Комната была в два раза меньше нижнего зала. Тут царил жуткий беспорядок. Всего три дня назад Харк помогал прибрать ее, но она вновь погрузилась в хаос. Розовый свет проникал в комнату через круглое окно в потолке, можно было разглядеть, что каждый раскладной стол буквально стонал под расползавшимися грудами бумаг, пузырьков, фляжек, бутылок с лаком и банок с полупрозрачными глазами. Ему всегда казалось забавным, что самые умные люди бывают столь неисправимо неряшливы.

На стене висел прямоугольник тисненой кожи с внушительными печатями и лентами. Харк еще не слишком хорошо читал, но знал, что это университетский диплом Вайн. Она не была медиком. Ее докторская диссертация относилась к области «практической теофизики». На деле это означало, что она была признанным экспертом в исследованиях боготовара и его применений. Именно поэтому она посетила Оценочный аукцион на Ледиз-Крейве тремя месяцами раньше. Приехала, чтобы сделать ставки на Сокрытую Деву, и неожиданно для себя купила Харка. Харк чувствовал тайную, противоречившую здравому смыслу благодарность Деве за случившееся. Словно это она приложила усилия, чтобы спасти его.

– Итак…

Вайн убрала несколько книг со стула, уселась и окунула перо в чернила, готовая делать заметки.

– Что обнаружил на этот раз мой домашний любимец-хорек?

Харк устроился на табурете и начал отчет. Передал ходившие по Святилищу сплетни и подслушанные разговоры и, наконец, историю Квеста о Сокрытой Деве, стараясь повторить ее слово в слово. Вайн обрадовалась, но не удивилась, когда он упомянул о богах, дышавших страхом в Подморье.

– Ха! Так и знала, что это не просто метафора! – Доктор заглянула в заметки, потеребила перо. – Ты помнишь еще что-нибудь? Какое впечатление она произвела на него? Как именно он о ней говорил?

«Дева была прекрасна», – ответил Харк, но лишь мысленно. Квест не сказал, какой она ему показалась, не говорил о ней с нежностью. Он был невозмутим. Но в душе Харк не сомневался в ее красоте. Она не могла быть хорошенькой, как обычные девушки или женщины. Она даже не обладала красотой лунного света на воде, или прыжка сине-стальной летучей рыбы, или красных ягод терновника на скале. Да, все эти вещи были красивы. Они наполняли твое сердце светом, заставляли лучиться радостью. Все равно что мед или пряности.

Но существовала иная красота, и все на Мириеде это знали. Извращенная, искаженная красота, от которой все переворачивалось в желудке и шла кругом голова. Ее называли Frecht – старым словом, резким словом, исполненным суеверного благоговения. Оно обозначало уродство и непохожесть, которые могли быть только божественными. Неправильность, сопутствовавшую тем, кого невозможно было ограничить никакими правилами. Древние святилища имели те же искаженные и возвышенные черты. Frecht – это за пределами красоты, Frecht переносил вас в царство благоговения и ужаса и требовал рабской преданности. Больше никто не употреблял этого слова, потому что оно было пропитано памятью о богах. Однако иногда люди говорили «прекрасно», имея в виду Frecht.

– Больше я ничего не помню, – заверил Харк, сознавая, что Сокрытая Дева будет появляться в его снах все последующие ночи, иногда с пустыми глазницами, иногда с пальцами, извивающимися, как ее волосы.

– Священник, который рассказал тебе это… Квест… – Вайн нахмурилась и сверилась с записями в книге в голубом кожаном переплете. – Последнее время он слабеет, верно?

– Сейчас он болен, – кивнул Харк.

Ему было не по себе. Вайн говорила таким тоном, словно болезнь старика уже необратима и конец близок. Харк не хотел думать об этом именно так.

– Черт, – пробормотала Вайн, – почему уходят самые полезные? Кстати, о пользе: ты хоть немного продвинулся с Пейл-Соулом?

– У меня не было возможности, – возразил Харк, хотя знал, что это бесполезно.

– Но ведь ты должен сам создавать такие возможности, – настаивала Вайн. – Зачем еще мне нужен скользкий маленький плут с детским личиком? Ты должен завоевать доверие этих священников и вытянуть из них все тайны.

– Это я узнал, что архив Святилища цел, – напомнил Харк.

Очень долго считалось, что огромный архив Святилища, содержавший хранимые веками записи священников, был разрушен после Катаклизма. Однако Харк подслушал, как однажды вечером Мунмейд допрашивала Пейл-Соула, требуя, чтобы он сказал, где спрятан архив. Она вознамерилась уничтожить его и тем самым сохранить тайны. Харк, конечно, обо всем доложил Вайн и с той поры пользовался ее расположением. Однако невозможно было слишком долго извлекать выгоду из своего триумфа.

– Это было месяц назад.

Вайн встала и запустила пальцы в волосы:

– Что дает знание об архиве, если мы не можем его найти? Ты должен вытянуть правду из Пейл-Соула.

– Это не так легко! Он всегда испуган… сбит с толку… Чуть скажешь что-то не так, он впадает в…

Харку не хотел признавать, что ему неловко давить на Пейл-Соула и выпытывать информацию. Слабый старик иногда казался эфемерным, как мыльный пузырь.

– Но ведь я не могу спросить его, не так ли? – с досадой возразила Вайн.

Вообще говоря, губернатор Ледиз-Крейва поставил доктора Вайн управлять музеем и Святилищем. Фактически же она по большей части переложила повседневные дела Святилища на Клая.

– До чего же неприятная ситуация!

Старая песня.

– Мне приказано приглядывать за тридцатью очаровательными живыми реликвиями, но запрещено задавать им вопросы! Знания священников бесценны! Они по-прежнему таят секреты, которые могли бы перевернуть наше представление о боготоваре и о богах! Но нет, мы обязаны «уважать их личную жизнь, оставить в покое в их почтенные годы», – возмутилась Вайн с громким вздохом.

Собственно говоря, Вайн не имела права подсылать кого-то для бесед со священниками. Вот почему все было необходимо держать в тайне. Харка купили в качестве шпиона.

– Губернатор – идиот! – сочувственно поддержал он.

Харк обнаружил, что с доктором было легче общаться, когда она была не в духе. По крайней мере, было гораздо проще предугадать ее мысли. Когда она была спокойна и уравновешенна, он часто чувствовал, что она расставляет ему словесные ловушки и бесстрастно наблюдает, попадется он в них или нет.

– А священники легкомысленно продолжают умирать, – пробормотала Вайн. – По двое каждый год. И обычно именно те, кто обладал наиболее ценными знаниями. Даже здоровые на вид неожиданно спотыкаются и падают или простужаются, после чего простуда переходит в лихорадку, или вечером ложатся в постель, а утром не просыпаются. Вот почему каждый день на счету. Ты обязан найти архив до того, как Пейл-Соул умрет мне назло.