Текст книги "Ночь волка"

– Ты в этом абсолютно уверен? – спокойно спросил Гастерсон.

– Гасси, неотесанный чурбан… – разгоряченно начал было Фэй. Внезапно его черты исказились, и он дернулся – Извините, ребята, – быстро сказал он, направляясь к двери, – но мой щекотун сказал, что мне пора идти.

– Эй, ты, наверное, имел в виду, что это ты велел своему щекотуну сказать тебе, что пора идти? – прокричал ему вслед Гастерсон.

Фэй обернулся в дверях. Он облизнул губы, глаза его забегали.

– Я в этом не уверен, – произнес он странным натянутым голосом и стремглав вылетел из комнаты.

Несколько секунд Гастерсон созерцал пустоту на том месте, где только что стоял Фэй. Затем вздрогнул Потом пожал плечами.

– Должно быть, я сдаю, – пробормотал он. – Я ведь даже не предложил ему ни одной новой идеи.

Потом он повернулся к Дейзи, которая все еще стояла в дверях с непроницаемым выражением на лице.

– Слушай-ка, ты выглядишь, как персонаж «Тысячи и одной ночи», – сказал он ей. – Ты изображаешь кого-то конкретно? Как далеко идут эти полосы?

– Ты мог бы и сам это выяснить, – холодно заметила она. – Все, что тебе надо сделать, – это сперва убить для меня дракона или двух.

Он смотрел на нее долго и пристально. Наконец благоговейно сказал:

– Боже мой! У меня есть все, чего только можно пожелать. Что же мне сделать, чтобы быть достойным этого?

– У тебя есть большой револьвер, – посоветовала ему она, – и ты выйдешь с ним в мир, и совершишь налеты на крупные компании, и заберешь у них ярды и ярды денег – прямо мотками, как ленточки, – и принесешь их мне домой

– Не говори больше ничего о револьвере, – сказал он, – даже шепотом, и вообще выбрось его из головы. Он у меня есть, черт подери – тридцать восьмого калибра, – и я не хочу, чтобы какой-нибудь псионический[6]6
  Способный улавливать микроволны мозга, иными словами – телепатический.


[Закрыть] монитор, о котором мне ничего не известно, уловил твои мысли, и ребята из-под земли явились, чтобы забрать у нас оружие – один из немногих символов индивидуальности, которые у нас остались.

Внезапно Дейзи, кружась, отошла от двери, сделала три полных оборота так, что ее серебряные волосы, разметавшись, приподнялись и стали похожи на коническую шляпу кули[7]7
  В некоторых странах Азии – носильщик, грузчик, возчик.


[Закрыть], сделанную из металла, а потом присела в реверансе посередине комнаты

– Я только что придумала, кто я, – объявила она, моргая ресницами – Я милый серебряный щекотун в зеленую полосочку.

На следующий день Дейзи разменяла чек «Микро» на тысячу псевдосеребряных долларов, сделанных из алюминиево-бронзового сплава. Она спрятала их в сломанной электронной кофеварке Гастерсон продал свой роман о безумии и начал новый – о сумасшедшем медике с икающим истерическим смехом, который ловко приспособил регулятор настроения, чтобы превращать душевнобольных в нимфоманок, убийц-маньяков и святых поневоле. Но на сей раз из головы у него не шел Фэй и последние, леденящие душу слова, произнесенные маленьким нервным человечком перед уходом.

Из-за этого он не мог выбросить подземный мир из памяти так же легко, как обычно. У него было чувство, что в норах существовал теперь на свободе новый тип крота и что земля у подножия их небоскреба может вздыбиться в любой момент.

Однажды к концу дня он засунул полдюжины свеженапечатанных листов себе в карман, спрятал машинку, подошел к вешалке и снял с нее свой приз – шахтерскую каску с электрической лампой.

– Иду вниз, капитан, – прокричал он в сторону кухни.

– Возвращайся ко второй полувахте, – ответила Дейзи. – И помни мой приказ заарканить пару понимающих в искусстве молодых девиц.

– Только если найду пегую с пристрастием к шотландскому виски или жемчужно-серую в фиолетовую крапинку, – сказал ей Гастерсон, прикоснувшись к каске жестом идущего на смерть гладиатора.

Не прошел Гастерсон и половины дороги через парк к эскалаторному бункеру, как сердце его начало колотиться. Он решительно включил лампу на каске.

Как он и предполагал, пришлось ожидать в напряжении десять лишних секунд, пока на поверхности по его вызову не появился роботизированный люк, который наконец впустил его, предварительно проверив удостоверение личности.

К этому времени сердце Гастерсона стучало, как кувалда. Он неуклюже вскочил на эскалатор, обеими руками вцепился в движущийся поручень и закрыл глаза, когда ступени подползли к краю спуска и понесли его вниз. Секундой позже он заставил себя открыть глаза и, оторвав руку от поручня, нажал на еще один выключатель лампы, которая тут же начала мигать белым светом, словно он был гражданским самолетом, летящим в самый центр военных действий.

Еще одним усилием воли он заставил себя держать глаза открытыми и, содрогаясь, изучал мизансцену. Проскочив фарлонг[8]8
  Мера длины в 201,17 метра.


[Закрыть] бомбозащитной крыши, он попал в большую тускло освещенную пещеру. На темно-синем потолке мерцали звезды. Стены были пробуравлены десятками сводчатых проходов, в которых помещались оживленно торгующие магазинчики, а над ними вовсю сияла реклама. От сводчатых проходов отходили десятка три движущихся тротуаров. Прихотливо изгибаясь и соприкасаясь друг с другом, они выписывали удивительный многослойный лист клевера. На движущихся тротуарах было полно людей, которые ехали не шевелясь, как целеустремленные статуи, или с натренированной грацией переступали с тротуара на тротуар, подобно тысячам тореадоров, выполняющих веронику[9]9
  Прием корриды, при котором тореро держит развернутый плащ двумя руками.


[Закрыть].

Тротуары двигались быстрее, чем, насколько он помнил, во время его последнего авантюрного похода под землю, и в то же самое время передвигавшаяся под ним толпа была гораздо более спокойной, чем ему запомнилось тогда. Такое впечатление, будто пять тысяч или около того кротов, находящихся в поле зрения, все время прислушиваются – к чему-то. Но что-то в них еще изменилось – этому изменению он не смог в первый миг найти определение – или, подсознательно, не захотел. Стиль одежды? Нет Бог ты мой, не надеты ли на них одинаковые маски-монстры? Нет… Цвет волос? Н-да…

Он изучал их так внимательно, что не заметил, как лента эскалатора доползла до конца спуска. Едва не оторвав каблуки, он соскочил с нее и столкнулся с группой из четырех человек, стоявших на крохотном треугольном островке, который не двигался. Эти четверо, по крайней мере, были одеты в соответствии с новой модой – в полосатые серые плащи-накидки, отчего казалось, что их головы торчат из центра раскрытых зонтов или выглядывают из гигантских грибных шляпок

Один из них ухватил Гастерсона и избавил его, потерявшего равновесие, от риска оказаться на тротуаре, который мог бы увезти его в Толедо.

– Гасси, пес ты эдакий, ты, должно быть, на расстоянии уловил, что я хону увидеться с тобой, – закричал Фэй, похлопывая его по плечам – Познакомься с Дэвидсоном Кестером и Хейзеном, моими коллегами. Мы все работаем в «Микро» – Компаньоны Фэя с удивлением глазели на мигающую лампочку на каске Гастерсона, Фэй быстро пояснил – Мистер Гастерсон пишет новеллы о безумии. Вы знаете, он – НэМэ

– Аббревиатура от «независимо мыслящий» произносится эНэМ, – машинально поправил Гастерсон, все еще внимательно вглядываясь в окружавшую их толпу и пытаясь определить, что же в них изменилось с прошлого раза. – «НМ» работают на творческой энергии. Эксцентричны. Взрываются через париетальный надлом кости, если посмотреть на них косо. Замечены в убийствах «чайников», широкомыслящих, и других людей с дыркой в голове.

– Ха-ха, – рассмеялся Фэй. – Ну, ребята, я нашел того, кто мне был нужен. Как там двигается новый роман?

– У меня климакс, похоже, – пробормотал Гастерсон. по-прежнему глядя мимо Фэя на стоящих вокруг людей. – Регулятор настроения должен ожить. А затем… – Его голос стал затихать, когда он сообразил, что Кестер, Дэвидсон и Хейзен попрощались и уже ехали вдаль. Скривившись, он напомнил себе, что никто не хочет слушать "писателя – он слишком хорошо умеет слушать сам, чтобы можно было позволить ему еще и говорить. Что ж, тогда разберемся – все вокруг выглядят странно, потому что у всех одинаковое выражение лица?.. Или у них симптомы одной и той же болезни?..

– Я собирался навестить тебя, но теперь мы можем зайти ко мне, – говорил тем временем Фэй. – Есть два вопроса, которые я хотел бы…

Гастерсон напрягся.

– Боже мой, да они же все горбатые! – закричал он.

– Ш-ш! Ну конечно, – с укором зашептал Фэй. – Они все носят щекотуны. Но тебе не стоит оскорблять их из-за этого.

– Я ухожу отсюда. – Гастерсон вознамерился бежать, словно от пяти тысяч Ричардов Третьих.

– Нет, никуда ты не уйдешь, – возразил Фэй, вцепившись в него рукой. Почему-то под землей казалось, что маленький человечек больше весит. – Ты выпьешь коктейль в моей клетушке для размышлений. Кроме того, если ты собираешься подниматься вверх по эскалестнице, идущей вниз, то у тебя случится сердечный приступ.

В доме у Гастерсона управлять им было так же легко, как носорогом-одиночкой, но вдали от него – и особенно под землей – он был больше похож на бесхарактерного слона. Все его кости вываливались из него через ступни, как он описывал это свое состояние Дейзи. Поэтому он с жалким видом смирился, когда Фэй, изучив его с головы до ног, отключил мигающую лампочку (со словами: «Эта шахтерская кепка старомодно смотрится, Гасси»), а затем, к удивлению Гастерсона, сунул свою сумку, которую носил на поясе, под правое плечо гастерсоновского пальто, застегнув его, чтобы сумка лучше держалась.

– Это чтобы ты не выделялся, – пояснил он и еще раз быстро окинул Гастерсона взглядом. – Сойдет. Пошли, Гасси. У меня есть о чем рассказать. – Три быстрых шага, и земля чуть не ушла из-под ног Гастерсона, но Фэй вовремя подтолкнул его. Маленький человечек вспрыгнул на движущийся тротуар вслед за ним, и вот они, стоя рядом, уже безо всякий усилий легко скользили вперед.

– Представь себе, что это подземный серфинг, – сказал ему Фэй. – Это даже бодрит… если думать об этом правильно, – его голос потускнел и угас.

Гастерсон чувствовал страх и казался себе еще более горбатым, чем все остальные стоящие на тротуарах люди, – горбатым не только физически, но и морально. Тем не менее, он храбро возразил:

– Это у меня есть, о чем тебе рассказать. Я написал шесть страниц предупреждений насчет ще…

– Ш-ш! – остановил его Фэй. – Давай используем мой беззвучный телефон.

Он достал свой телефон-блин и растянул его так, что накрыл их лица подобно большому яшмаку[10]10
  Арабский платок, закрывающий рот.


[Закрыть] Гастерсон, которому пришлось вжаться шеей в рубчатую выпуклую поверхность накидки, чтобы он мог оказаться щека к щеке с Фэем, опасался/что это бросается в глаза, но потом понял, что никто из стоящих рядом не обращает на них внимания. Причина такой погруженности в себя внезапно пришла ему в голову. Они слушали своих щекотунов! Он поежился.

– У меня есть шесть страниц с предупреждениями насчет щекотунов, – повторил он в горячую влажную тишину телефона-блина. – Я их отпечатал, так что ничего не забуду в пылу полемики. Я хочу, чтобы ты прочитал все до единого слова. Фэй, у меня все это крутилось в голове с тех пор, как я стал думать, кто – ты или твой щекотун – заставил тебя улизнуть из нашего дома в последний раз. Я хочу, чтобы ты…

– Ха-ха! Всему свое время, – смех Фэя в телефоне-блине был металлическим. – Но я рад, что ты решил протянуть руку помощи, Гасси. Эта вещь завоевывает все о-о-очень быстро. Если говорить о национальных масштабах, то щекотунизация взрослого населения подземелья достигла девяноста процентов.

– Не верю, – запротестовал Гастерсон, свирепо глядя на горбы вокруг них. Движущийся тротуар спускался вниз по слабо освещенному тоннелю, в стены которого были врезаны двери, а над ними сияла реклама. Люди, в глазах которых светился восторг, сделав небольшой пируэт, соскакивали с тротуара или же запрыгивали на него. – Вещь не может развиваться так быстро, Фэй. Это противоестественно.

– Ха, но мы не в природе существуем, а в обществе. Общество же в эпоху НТР развивается в геометрической прогрессии. И не просто в геометрической прогрессия, а экспоненциально. Между нами, начальник Отдела математики «Микро» сказал мне, что сейчас мы на четвертой ступени развития прогресса и переходим на пятую.

– Ты хочешь сказать – мы развиваемся так быстро, что должны быть настороже, чтобы не оказаться отброшенными назад, когда выйдем на новый круг? – спросил Гастерсон, рассматривая туннель впереди, чтобы видеть повороты. – Или не исчезнуть прямо в бесконечности?

– Точно! Конечно же, последний скачок, по большей части, нам обеспечен щекоту ном, Гасси, щекотун уже избавил нас от абулии[11]11
  Болезненное безволие, отсутствие побуждений к деятельности.


[Закрыть], алкоголизма и амнезии во многих городских районах – и это только на одну букву алфавита! Если щекотун не превратит нас через шесть недель в нацию гениев с феноменальной памятью, пребывающей в постоянном созидании, я стану жить наверху.

– Ты хочешь сказать, это хорошо, когда множество людей стоит с остекленевшими глазами, прислушиваясь к чему-то бормочущему им в уши?

– Гасси, ты не способен распознать прогресс, даже столкнувшись с ним лицом к лицу. Щекотун – это самое великое изобретение человечества после языка. Без всяких исключений, это самое великое из когда-либо созданных устройств, направленных на интеграцию человека во все то, что его окружает. Согласно нынешнему порядку только что купленный щекотун вначале направляется в органы правительства и гражданской обороны для первичной установки, затем – к работодателю покупателя, затем – к его врачу-психологу, затем – к капитану его бункера и уж затем – к нему самому. Все, что необходимо для благополучия этого человека, записывается на бобины. Эффективность в третьей степени! Кстати, у России тоже теперь есть щекотуны. Наши спутники-разведчики их сфотографировали. Они похожи на наши, только коммунисты носят их на левом плече… Но они на две недели отстают от нас в разработках, и им никогда не удастся сократить отставание!

Гастерсон отпрянул на секунду от телефона-блина, чтобы вдохнуть воздуха. Девушка с пухлыми губками и стройной фигурой, стоявшая в двух футах от него, вздрогнула – среднее пощипывание, подумал Гастерсон. Затем она нащупала в сумочке пояса таблетку и сунула ее в рот

– Черт, а ведь щекотун недостаточно эффективен в том, что касается мелочей, – рявкнул Гастерсон, нырнув обратно в уединение яшмака, который он делил с Фэем. – Почему бы доктору этой девушки не настроить регулятор настроения ее щекотуна так, чтобы он впрыскивал ей лекарство?

– Ее доктор, вероятно, хочет чтобы она научилась дисциплинировать себя, – бойко ответил Фэй – А сейчас будь внимательным. Здесь дорога раздваивается. Я проведу тебя через заднюю дверь «Микро».

Лента движущегося тротуара отделилась от основной полосы и нырнула под углом в короткую аллею. Гастерсон едва ощутил место соединения, когда они пересекали его, не меняя скорости. Затем лента ускорила свое движение до тридцати футов в секунду и понесла их к глухой стене, где аллея заканчивалась. Гастерсон приготовился спрыгивать, но Фэй схватил его одной рукой, а другую руку, в которой он держал бляху и значок, протянул по направлению к стене. Когда они находились на расстоянии десяти футов от стены, она резко отъехала в стороны, а затем захлопнулась за ними так быстро, что Гастерсон подумал, на месте ли у него каблуки и целы ли сзади брюки.

Фэй, спрятав свою бляху и телефон-блин, положил значок в нагрудный карман Гастерсона.

– Воспользуешься им, когда будешь уходить, – небрежно сказал он. – То есть если будешь уходить.

Гастерсон, пытавшийся читать плакаты-инструкции, развешенные на стенах, мимо которых они проезжали, начал теперь тщательно обдумывать последнее зловещее предположение, пришедшее ему в голову, но как раз в это время лента замедлила свой бег, перед ними распахнулись и закрылись вращающиеся двери, и они оказались в роскошно обставленной клетушке для размышлений размером минимум восемь футов на пять.

– Да, это что-то, – оценивающе сказал Гастерсон, чтобы показать, что он не законченный мужлан. А затем, вспомнив об исследованиях, которые он проводил, когда писал исторические романы, добавил: – Она такая же большая, как купе пульмановского вагона или как каюта помощника лейтенанта в войну 1812 года. Тебя, должно быть, действительно ценят.

Фэй кивнул, с трудом улыбнулся и со вздохом сел в компактное, слишком сильно набитое вращающееся кресло. Его руки повисли, а голова склонилась на вздутое плечо накидки. Гастерсон уставился на него. Насколько он мог припомнить, маленький человечек впервые выдал усталость.

– Сейчас у щекотуна есть только один серьезный недостаток, – начал Фэй. – Он весит двадцать восемь фунтов. Его начинаешь чувствовать, пробыв на ногах пар) часов. Безусловно, мы собираемся придать следующей модели антигравитационные характеристики, о которых ты говорил описывая гранаты преследования Мы воплотили бы это уже и в этой модели но нам необходимо было ввести в нее массу других вещей, – он снова вздохнул. – Одни лишь элементы сканирования и принятия решений утроили его массу.

– Эй, – запротестовал Гастерсон, подумав о девушке с пухлыми губками, – ты хочешь сказать, что все эти люди несли на себе груз в тринадцать килограммов

Фэй медленно покачал головой.

– На них на всех была третья модель или четвертая Я ношу шестую, – сказал он, раздувшись от гордости. – я несу подлинный крест, а не одну из его бальсовых копий.

Его лицо немного просветлело, и он продолжил.

– Конечно, благодаря новым улучшенным характеристикам он более чем стоит того и по ночам, когда лежишь, его едва ощущаешь, и если не забывать посыпать под ним тальком дважды в день, то он не будет натирать по крайней мере, слишком сильно

Невольно отшатнувшись. Гастерсон почувствовал как что то уперлось в его правое плечо Рывком расстегнув пальто он судорожно сунул под него руку и вытащил оттуда сумку Фэя а затем очень аккуратно положил ее на верх шкафчика и вздохнув, расслабился, как человек, который только что избежал большой и вряд ли только символической опасности. Потом он вспомнил кое-что о чем говорил Фэй и снова выпрямился.

Да, ты сказал что у него есть сканирующие и принимающие решение элементы. Даже по твоим странным стандартам это означает что твой щекотун думает А если он думает, то у него есть сознание – пусть даже на уровне робота.

– Гасси, – нахмурившись, утомленно сказал Фэй, – в наше время элементы С и ПР есть во многих вещах. В сортировщиках почты, ракетах, роботах-врачах, высококлассных манекенах – и это только некоторые механизмы Они «думают», выражаясь архаично, но это совсем не то слово И конечно же, они не имеют сознания.

– Твой щекотун мыслит, – упрямо повторил Гастерсон, – как я тебя и предупреждал Он сидит на твоем правом плече, он оседлал тебя, будто ты пони или умирающий от голода святой Бернар, а теперь он еще и мыслит.

– Ты так думаешь? – зевнул Фэй. – Ну и что? – Он быстро и как-то волнообразно повел своим плечом, словно у его левой руки было три локтя. Гастерсон был озадачен, поскольку никогда прежде не замечал этого жеста у Фэя, и ему было интересно, где тот мог его подцепить. Может быть, он имитирует подобострастного шефа Службы финансов «Микро»? Фэй снова зевнул и сказал: – Пожалуйста, Гасси, не беспокой меня хоть несколько минут… – Его глаза были полуприкрыты.

Гастерсон посмотрел на ввалившиеся щеки Фэя и на большую выпуклость под накидкой.

– Послушай, Фэй, – спросил он тихим голосом, когда прошло около пяти минут, – ты медитируешь?

– Да нет, – отозвался Фэй, вздрагивая и сдерживая очередной зевок – Просто отдохнул немного. Я как-то сильней устаю в последнее время. Извини меня, Гасси. Но почему ты подумал о медитации?

– Просто я уже размышлял об этом и раньше, – сказал Гастерсон. – Понимаешь, когда ты впервые начал разрабатывать щекотун, мне пришло в голову, что только в одном он действительно мог бы стать полезным, несмотря даже на то, что ты снабдил его элементами С и ПР. И вот в чем эта польза заключается: механический секретарь может взять на себя все обязательства и все тяготы повседневной жизни человека в реальном мире, позволив ему проникнуть в другой мир – мир мыслей, чувств и интуиции, дав ему возможность задержаться в этом мире, заняться самосовершенствованием. Не знаешь, кто-нибудь использует щекотун таким образом?

– Конечно нет. – Фэй скептически рассмеялся. – Кому нужно зря терять время в воображаемом мире и пропустить то, что сделает его щекотун – я имею в виду, что щекотун сделает для него в будущем, то есть, что он велел своему щекотуну сделать для него.

Совершенно не обратив внимания на то, что Гастерсона буквально затрясло от его слов, Фэй выпрямился и, кажется, оживился:

– Ха, то, что я ненадолго закемарил, мне помогло. Щекотун заставляет тебя отдыхать, это одна из его наилучших черт Пух-Бах относится ко мне добрее, чем я сам к себе отношусь. – Нажав на кнопки, он открыл маленький холодильник, достал оттуда два картонных куба из вощеной бумаги и передал один из них Гастерсону. – Мартини? Надеюсь, ты не против, если мы выпьем прямо из картонки.

Твое здоровье. Теперь, Гасси, старик, я хочу поговорить с тобой о двух вещах…

– Погоди, – сказал Гастерсон, к которому, казалось, вернулась его прежняя уверенность – Вначале мне нужно кое-что выкинуть из головы – Он вытащил из внутреннего кармана машинописные листочки и разгладил их – Я тебе уже о них рассказывал Я хочу, чтобы ты их прочитал, прежде чем мы займемся другими делами Вот

Фэй посмотрел на листки и кивнул, но не взял их Он поднес руки к горлу и расстегнул застежку своей накидки, а затем помедлил

– Ты это носишь, чтобы скрыть горб, который появляется из-за щекотуна? – заполнил паузу Гастерсон – У тебя вкус лучше, чем у других кротов

– Ну, в общем-то не совсем для того, чтобы спрятать л – запротестовал Фэй, – а как раз наоборот чтобы другим не было завидно Мне было бы неловко расхаживать с шестой моделью, способной сканировать и принимать решения, в то время как остальные не имели возможности его купить до двадцати двух пятнадцати сегодняшнего вечера, когда он поступит в открытую продажу. Многие жители подземелья сегодня не будут спать вообще. Они будут стоять в очередях, чтобы сдать свой старый щекотун в счет покупки шестой модели, которая почти так же хороша, как и Пух-Бах

Он начал было разводить руками, но снова заколебался, со странным опасением глядя на великана, а затем все же сбросил накидку.