Текст книги "Секрет книжного шкафа"

Глава 7

Апрель 2007 года

Мать Ребекки усаживается на высокий табурет у кухонного стола и сцепляет руки замком прямо перед собой. Сосредоточенный вид матери заставляет девушку нервничать, она возится с мерной ложкой для кофе и рассыпает порошок, при этом не переставая болтать обо всем подряд. Ты знала, что Герда продала свое имение? Там поселилась молодая пара. Я только хозяина видела, но он показался мне не очень-то любезным. А еще бабушка завела кошку – вот уж никогда бы не подумала, что она на такое способна. Кстати, похоже, что автобусы теперь ходят сюда реже. Я сто лет прождала.

Продолжая говорить, Ребекка достает и ставит на стол две кофейные чашки и пачку крекеров, но маминого взгляда избегает. В конце концов она не находит новых тем для разговора и присаживается напротив матери.

– Значит, тебе наконец дали отпуск на работе?

Материнский голос звучит строго, поэтому Ребекка в ответ лишь кивает. Удобная ложь для них обеих: мол, дочь редко приезжает в Сконе потому, что без нее никак не могут обойтись на работе.

– Да, бабушке очень нужна была помощь. Мне кажется, ей уже трудно справляться одной.

– Этот дом совершенно не приспособлен для старого человека, – замечает Камилла, оглядываясь вокруг.

– Да, и это еще при том, что я попыталась убраться.

Мать кивает:

– С Йуаром все в порядке?

Ребекка косится на оловянную чашку, в которую положила подаренное им при помолвке кольцо, чтобы не повредить, пока будет заниматься ремонтом и уборкой. Будь у них с матерью нормальные отношения, она бы, наверное, с радостью показала его.

– Да, все хорошо.

– Но он не смог приехать с тобой из-за работы?

Ребекка с трудом сдерживает вздох. Мать виделась с Йуаром всего один раз четыре года назад, и то знакомство точно нельзя назвать удачным. Они встретились в ресторане «Кладовая Ульсона» на Мариаторьет в Хельсингборге, чтобы пообедать вместе, но его вызвали по работе еще до того, как подали еду. Полиция задержала одного из важнейших клиентов конторы, где он работал, и Йуару пришлось срочно умчаться на поезде в Стокгольм. С маминой точки зрения, этот эпизод стал лишь еще одним доказательством того, что Йуар Ребекке не подходит, и с тех пор дочь чувствовала себя обязанной защищать их отношения перед ней.

– Нет, он готовится к важному процессу, но очень хочет приехать сюда снова.

Кофеварка пыхтит, возвещая, что кофе готов, и Ребекка спешит снять кофейник. Не спуская глаз с чашки, она сосредоточенно наливает Камилле дымящийся напиток, пока вокруг клубятся маленькие завитки пара.

– А как твоя работа – по-прежнему нравится?

– Да, – быстро отвечает дочь, – очень.

– Несмотря на то что приходится так вкалывать?

На Ребекку давит жесткость в голосе Камиллы, и она нервничает. Ее настигают подростковые воспоминания: сколько раз дочь пыталась тогда достучаться до матери? Ребекка нуждалась в помощи, чтобы справиться с вызовами окружавшей ее действительности, а мать вместо этого выдвигала ей требования и ставила под сомнение каждый шаг дочери. Как хочется выкрикнуть, что мать не заслужила право комментировать ее жизнь! Но она только вжимается в стул. Начинает покалывать кожу над запястьем, и по всей внутренней стороне руки растекается зуд. Ребекка одергивает рукав рубашки и незаметно чешет руку.

– Да. Кстати, когда собираешься навестить бабушку?

Камилла стискивает в руках чашку и качает головой.

– Ты же знаешь, что ничего хорошего из этого не выйдет. Только опять разругаемся, – добавляет она.

– Неужели ты все еще злишься на нее? Чем она провинилась – тем, что мне помогала?

– Нет, все намного сложнее, – говорит Камилла, смахивая с брюк невидимую пылинку.

– Ты сама выбираешь, как к ней относиться, но могла бы уже и простить, – бормочет Ребекка, продолжая скрести руку через ткань рубашки. Она так многое хотела бы высказать матери, так много накипело внутри, но сформулировать свои мысли трудно. – Радовалась бы лучше, что мне было куда податься, когда становилось совсем невмоготу. Было к кому обратиться.

– Ребекка… – укоризненно произносит мать.

– А что, собственно? Ты считаешь нормальным не навещать свою собственную мать, когда та попала в больницу?

Камилла встает.

– Спасибо за кофе, – произносит она, натужно улыбаясь. – Рада была повидать тебя. Если захочешь еще встретиться до отъезда, всегда можешь зайти. Мои двери для тебя открыты.

Она выходит в сад и берет велосипед. Привычным движением складывает подножку, с силой нажимает педаль, не присев на седло, и уезжает прочь.

Когда мать скрывается из вида, девушка сдергивает с себя рубашку и яростно расчесывает зудящую кожу. Она расцарапывает шрамы, скребет, пока не появляются красные отметины, но вспыхнувшее в душе беспокойство от этого не затихает. Что бы Ребекка ни делала, встреча с матерью всегда заканчивается поражением. Кажется, любой их разговор перерастает в конфликт. А ведь Ребекке страстно хочется наладить отношения, чтобы мать научилась видеть в ней не только одни недостатки. Никто, кроме Камиллы, не может заставить ее почувствовать себя такой маленькой и ущербной.

Девушка закрывает лицо руками. Вспоминает тот день в одном из средних классов, когда она пришла домой из школы, неся свой новый дутый пуховик в полиэтиленовом пакете. Два парня из класса засунули его в унитаз, и ей пришлось опустить руку в грязную жижу, чтобы вытащить обновку. Ребекка не могла объяснить матери, что произошло, как бы ей этого ни хотелось. Рассказывать было слишком унизительно. И все равно она надеялась: мать поймет, что пуховик испорчен не по ее вине, заметит, как расстроилась Ребекка, обнимет и утешит дочь. Но, увидев промокшую насквозь куртку в мешке, мама взорвалась от злости и закричала, что с вещами надо обращаться осторожно, куртки стоят дорого и на новую денег не хватит.

Терзаясь воспоминаниями, Ребекка подходит к кладовой, достает бутылку вина, ставит на кухонную столешницу и долго рассматривает. Знает прекрасно, что пить не надо, но в ней ноет потребность приглушить разливающуюся тревогу, и потом, разве может навредить один маленький стаканчик? В конце концов она срывает бант, откупоривает бутылку и наполняет кофейную чашку вином. Пьет жадными глотками, стараясь смыть тревогу, но ничего не выходит.

Спустя столько лет Ребекке по-прежнему трудно выстроить отношения с матерью. Ну как такое возможно? Разве она недостаточно взрослая, чтобы пренебречь тем, что было? Ребекка совсем не хочет застревать в прошлом, при каждой новой встрече становясь заложницей своих чувств.

Прихватив с собой кружку, девушка собирается сесть за стол, как вдруг в окне показывается кошка. С громким мяуканьем она прижимается к оконному стеклу. К своему удивлению, девушка рада ее возвращению. Она достает баночку с кошачьей едой, выходит на лестницу и наполняет миску. Потом садится на корточки и осторожно протягивает руку.

– Привет, – говорит она. – Значит, ты – Скарлетт?

Кошка обходит Ребекку по кругу, не встречаясь с ней взглядом и держась на безопасном расстоянии, так что погладить ее не удается. В конце концов Скарлетт приближается к миске и берет первый кусочек корма.

– Понимаю, – замечает Ребекка. – Ты не доверяешь людям. Похоже, тебе тоже пришлось через многое пройти.

Она медленно поднимается, чтобы не спугнуть Скарлетт, и возвращается в дом. На столике в прихожей лежит ее мобильный. Ребекка несколько раз за день набирала номер Йуара – он не отвечает, поэтому, вместо того чтобы повторять попытку, она открывает почтовое приложение. Сердце тяжело бьется, пока крутится колесико и подгружаются новые сообщения. Когда почтовый ящик обновился, девушка видит, что Биргитта тоже ей ничего не написала. Она разочарованно откладывает телефон в сторону. О том, что Йуар занят, ей известно, но начальница-то почему не отвечает? Уж не хочет ли компания, воспользовавшись ситуацией, избавиться от нее?

Ребекку захлестывает волна стыда. Она так боролась за то, чтобы идти своим путем, а теперь сомневается, правильный ли сделала выбор. Может быть, глупо было полностью посвящать себя работе? Совершенно очевидно, что Ребекка не так важна компании, как компания для Ребекки. Она устало трет глаза. На сегодня с нее хватит. Пора сделать перерыв.

Найденная фотография вновь притягивает ее мысли, девушка выходит в прихожую и достает карточку из кармана куртки. Потом идет в бабушкину спальню за полосатой картонкой, возвращается, ставит ее на кухонную столешницу и с чувством благоговения поднимает крышку.

Бумага шуршит от прикосновения, когда Ребекка достает пачку писем, перетянутых синей бархатной лентой, и развязывает элегантный бант.

Письма датированы 1943 годом, подписаны некой Сив и адресованы бабушке Ребекки. Похоже, она жила тогда в каком-то Хиллесгордене, расположенном в Глумслёве, – это местечко в нескольких десятках километров к югу от Хельсингборга.

Ребекка быстро просматривает письмо, написанное в июле. Сив рассказывает, что проводит дни, плавая на озере Меларен и навещая тетушку Рут в Стрэнгнесе, а в завершение пишет, что очень скучает по Анне. Тон письма до смешного формален, хотя они, похоже, дружили.

Ребекка улыбается. Очень увлекательно заглянуть в бабушкино прошлое и попытаться понять, каким человеком она была в молодости. Сив описывает все, чем она хочет заняться с Анной, когда та вернется домой: ходить вместе на танцы и в кинотеатр «Сага» на Кунгсгатан, есть пирожные в «Кондитерской Сундбергов».

Девушка перебирает конверты и находит наконец одно письмо, написанное бабушкой. Оно адресовано Сив, но дата не указана, и письмо внезапно обрывается в середине предложения. Ребекка медленно разбирает витиеватый почерк.

Любезная Сив, мой самый дорогой друг!

Я вынуждена просить тебя о большом одолжении. Поскольку я подчиняюсь воле матери, все случившееся в последние недели нужно забыть. Прошу тебя не распространяться о рассказанном мною и уничтожить мои письма. Следов случившегося остаться не должно. С учетом обстоятельств ты, конечно же, понимаешь, насколько это щекотливый вопрос, поэтому, пожалуйста, не говори никому о…

Ребекка уставилась на лист бумаги. За последним словом стояла жирная клякса, будто бабушку резко оторвали от письма.

Девушка откидывается на спинку стула; ей никогда в жизни не представить себе, что за страшная тайна заставила бабушку просить Сив уничтожить письма.

Она осторожно берет в руки фотокарточку и внимательно рассматривает ее, потом убирает обратно в жестяную коробку из-под печенья бискотти. Жестянка старая, с царапинами и пятнами ржавчины вдоль краев. На ней есть вмятины, и синяя краска кое-где откололась, но все равно выглядит красиво. Лýка Кавалли – похоже, итальянское имя. Интересно, может, он как-то связан с этой жестянкой?

Немного поколебавшись, Ребекка открывает дневник и еще раз смотрит на даты. Думает, что могло быть общего у Швеции и Италии во время Второй мировой войны. По словам Анны, она встретила Лýку в молодости, и внучка пытается высчитать, когда бабушка вышла замуж за дедушку. Ее мать родилась в июне 1944 года, значит, с Лýкой она познакомилась до замужества. Ребекка пытается поискать информацию о нем в интернете, открыв свой ноутбук. Вбивает сочетание: «Лýка Кавалли» и «1943 год», но результатов слишком много – все не просмотреть.

Девушка аккуратно перелистывает тонкие страницы дневника. Можно ли прочитать бабушкины записи? Она почти ничего не знает про историю своей семьи, да и бабушкина реакция вызвала у нее любопытство. Если Лýка итальянец, тогда где и как они встретились и почему бабушка так разволновалась, увидев его фотокарточку?

Ребекка достает белый носовой платок с голубой каймой и ощупывает мягкую ткань. Перевернув его, замечает монограмму. Под волнистой голубой линией красуются три буквы: ЭТР.

Сочетание букв кажется знакомым, но Ребекке не удается вспомнить, где оно ей попадалось. В интернете она находит статью об «Электротоварах Рунстрёма» – предприятии, основанном в 1920-е годы, а в 1967 году приобретенном международным концерном. Девушка вновь смотрит на носовой платок. ЭТР. Что-то отзывается в отдаленных закоулках памяти, но, как бы Ребекка ни старалась, она не может понять, где раньше слышала это название.

Глава 8

Сентябрь 1943 года

Анна едет на велосипеде по улице Сёдергатан в Хельсингборге. В корзине лежит стопка книг, только что купленных в книжном магазине Чильберга на площади Стурторьет; девушку пьянит ощущение свободы, пока ее красный «кресчент» мчится вперед, подскакивая на булыжниках мостовой.

День пасмурный. С моря дует холодный ветер, и Анна радуется, что поверх платья надела вязаный свитер. На площади Густава Адольфа собрался народ – она с любопытством поглядывает в их сторону.

Когда перед ней внезапно появился Лýка, девушку качнуло, и она наткнулась на бордюр. Велосипед кренится, и Анна чуть не падает. Лýка стремглав бросается к ней, успев схватить руль.

– Все хорошо?

– Да, нормально, – смущенно бормочет она.

Лýка с улыбкой кивает на корзинку:

– Новые книги?

– Да, я дочитала Хемингуэя.

– «Комната с видом», – читает Лýка. – О чем она?

– О девушке Люси, которая посещает Флоренцию со своей тетей.

– Опять Италия.

Анна в растерянности встречается взглядом с Лýкой. Уж не думает ли парень, что она выбрала эту книгу из-за него?

– Я так хочу туда поехать, – объясняет девушка. – Наши друзья живут у самой Пьяцца Дуомо.

– У собора Санта-Мария-дель-Фьоре?

– Точно. Если бы не война, я бы уехала туда изучать итальянский. Пару лет назад у них гостил мой брат, и с тех пор, как он вернулся домой и рассказал о своих впечатлениях, я мечтаю съездить во Флоренцию. А ты из какого региона Италии? – с интересом спрашивает она.

– Из Болоньи. Это не так далеко от Флоренции. Я бывал во Флоренции, видел «Давида» Микеланджело и картины Боттичелли. Ты знаешь Nascita di Venere? Я, к сожалению, не знаю названия на шведском.

– «Рождение Венеры»?

– Да, – кивает он в ответ. – Она волшебна. Когда стоишь перед ней, невозможно глаз оторвать. – Лýка делает импульсивный жест рукой, и глаза его начинают светиться.

Анна улыбается. Ее удивляет, как он говорит об искусстве. Она не ожидала от батрака такого глубокого интереса к живописи и скульптуре.

Со стороны того места, где собрался народ, доносится грохот, и они оборачиваются. Раздающийся звук похож на удары ногой по уличному фонарю, но Анне ничего не видно – только море человеческих спин.

– Пойдем, – говорит Лýка. – Посмотрим, что там происходит.

Он направляется к церкви, Анна идет следом. Когда они подходят ближе, она видит мужчину, стоящего на перевернутом вверх дном деревянном ящике, – полного, в коричневом костюме и с прилизанными волосами.

– Им здесь не место, – говорит митингующий и грозит кулаком. – Они принадлежат другой расе, это очевидно. Шведы – один из древнейших народов мира, а господин Ханссон пускает сюда иностранцев, которые крадут наши рабочие места. Нечего потом удивляться росту безработицы.

Анна с велосипедом встает в сторонке. Мужчина ей незнаком, но что-то сжимается внутри от его слов.

– И что же нам делать? – спрашивает женщина в сиреневой шляпке.

Политик убирает со лба челку:

– Голосуйте за меня, Ингве Хельберга, и я добьюсь, чтобы у нас была страна, какую мы заслужили.

В воздухе ощущается напряжение, молодой блондин в синей рубашке начинает раздавать листовки, и по собравшейся толпе пробегает ропот.

– Здесь адрес канцелярии нашей партии, – выкрикивает молодой человек. – Записывайте всех евреев и коммунистов, на которых наткнетесь, и отправляйте списки нам.

– Только я смогу помочь вам избавиться от этого сброда, – объясняет Ингве Хельберг. – Я не позволю безбожникам и красной сволочи разрушить нашу родину!

Анна смотрит на молодого человека с листовками. Она знаком ей: это Юн, старший сын хозяев соседнего хутора, он обычно помогает им с заготовкой сена. Анна не раз слышала, как он громко ругается со своими родственниками, швыряет в братьев чем попало и матерится, если кто-нибудь неправильно погрузит сено на телегу. Однажды она видела, как Юн замахнулся на собственную мать. Девушка была уверена, что та получит от сына пощечину, но он опустил руку, заметив, что за ними наблюдают. Тогда ничего не произошло, но она до сих пор помнит искры злобы в глазах парня.

Придерживая велосипед, Анна пытается пробраться вперед, но на ее пути толпа народа. Оглядываясь в поисках Лýки, она замечает, что он уже протиснулся в центр.

– А разве мы не обязаны помогать тем, кто спасается бегством от господина Гитлера? – громко спрашивает Лýка.

Лицо стоящего на деревянном ящике политика приобретает насмешливое выражение.

– Ты же папист, какое тебе дело до евреев?

Лýка оглядывается по сторонам:

– Мне до всех людей есть дело.

– В таком случае можешь возвращаться туда, откуда приехал, и не суй свой нос в дела другого народа, – ответил ему политик.

В толпе на площади раздаются смешки. К Лýке, скрестив руки, подходит Юн. Широкоплечий хуторянин нависает над итальянцем.

– Пошел отсюда, – шипит он.

Анну передергивает от неприязни, и она расталкивает народ велосипедом, чтобы подойти ближе к Лýке.

– Пойдем, – зовет она его, дергая за рукав.

Долгое мгновение Лýка стоит, встретившись взглядом с Юном, потом поворачивается к Анне.

– Я сяду на автобус, но могу пройтись с тобой немного вдоль дороги, – говорит он, кивая в сторону моря.

Выбравшись из толпы, они идут быстрым шагом к дороге Ландскрунавэген, ведущей обратно в Глумслёв. Судя по его виду, Лýку переполняет злость. Анна теряется, не зная, что сказать в такой ситуации, и, когда итальянец наконец останавливается, напряженно смотрит на него.

– Avere la facciada pesce lesso.

– Что это значит?

– Что у этого мужчины лицо, как у вареной рыбы, – объясняет он.

Анна пристально смотрит на Лýку, но, когда он расплывается в улыбке, прыскает от смеха.

– Я думала, ты страшно разозлился.

– Так и есть, – замечает он. – Ненавижу нацистов. Это они развязали войну. Но если расстраиваться из-за каждого идиота, жизнь станет ужасно грустной.

Анна грустно усмехается. Думает, как бы отреагировал Лýка, если бы узнал, что ее отец заключает сделки с немецким правительством.

– А ты уверен, что всему виною Гитлер? Я хочу сказать: Советский Союз разве не менее опасен?

– Опасность представляют все, кто хочет властвовать над другими, – тихо произнес он. – Но я слышал ужасные вещи о том, что происходит в Германии. Они терроризируют евреев, там есть лагеря, где людей истязают до смерти. Война пробуждает в нас худшее, и Гитлер – coglione [5]5
  Мудак (ит.).


[Закрыть], совсем как Муссолини, – говорит Лýка.

– Когли-кто?

– Да так, неважно.

Анна выпрямляет спину. Рассуждения Лýки заставляют ее взглянуть на мир по-новому.

– Почему ты не можешь научить меня?

– Научить тебя чему?

– Ну, итальянскому, естественно. Я тоже хочу уметь так ругаться.

Лýка грозит ей указательным пальцем:

– Никаких непристойностей, пока не научишься красивым словам.

– Pesce lesso [6]6
  Вареная рыба (ит.).


[Закрыть], – дразнит его Анна.

– От этого у меня только аппетит просыпается, – смеется Лýка, потом внезапно становится серьезным.

– Le cose belle arrivano quando non le cerchi [7]7
  Прекрасное приходит, когда его не ищешь (ит.).


[Закрыть].

Анна изо всех сил старается повторить сказанное Лýкой:

– Le cose belle…

– Arrivano quando non le cerchi, – терпеливо повторяет молодой человек.

– Arrivano quando non le cerchi. Звучит красиво. Что это означает?

– Прекрасное приходит в нашу жизнь, когда мы меньше всего этого ждем, – говорит Лýка, глядя ей прямо в глаза. Анна чувствует, как у нее начинают гореть щеки.

– Мне пора домой, – быстро выпаливает она.

– Конечно.

Она садится в седло и отталкивается.

– Если ты научишь меня итальянскому, может быть, я могла бы побольше рассказать тебе о Швеции? – кричит Анна через плечо.

– Va bene allora [8]8
  Что ж, идет (ит.).


[Закрыть], – доносится до нее ответ Лýки.

На повороте она осторожно поворачивает голову назад и смотрит на Лýку, идущего в тридцати метрах от нее. Анна знает, что он не относится к типу людей, с которыми ей следует общаться, но чем чаще она его встречает, тем больше ей нравится с ним разговаривать. К тому же других друзей у нее здесь нет. Да и кто может лучше научить итальянскому, если не итальянец? Это даже родители должны понимать.

Глава 9

Апрель 2007 года

Ребекка просыпается без будильника в половине шестого и с удивлением смотрит на часы. Впервые за долгое время она проспала всю ночь, ни разу не проснувшись. Дома, в Стокгольме, как бы мало часов ни длился ее сон, Ребекка заставляет себя подниматься ни свет ни заря, чтобы перед работой успеть на пробежку. Поскольку Йуар убежден, что правильные привычки – залог успеха в этой жизни, каждый день они начинают со стакана сока сельдерея и утреннего выпуска новостей, а потом надевают наушники и отправляются бегать.

Девушка берет оставленный на подлокотнике дивана мобильный и просматривает сообщения. Йуар так и не ответил. Скорее всего, он с головой ушел в судебный процесс, но все равно такое длительное молчание кажется ей странным. Неужели он совсем не скучает по ней?

На заре отношений, когда кто-нибудь из них уезжал, они постоянно были на связи. Ребекка вспоминает, как они разговаривали по телефону, одновременно просматривая одну и ту же телепередачу. Помнит, что голос Йуара в телефонной трубке разгонял ощущение одиночества, посещавшее ее в скучных гостиничных номерах. Теперь же они не смотрят одну и ту же передачу, даже когда лежат вместе в одной постели. Йуар всегда лежит в обнимку со своим ноутбуком – работает и смотрит одним глазом какой-нибудь занудный турнир по гольфу или футбольный матч, а работы часто бывает столько, что вечерами они практически не успевают поговорить.

Сквозь жалюзи начинают пробиваться первые лучи солнца, и Ребекка гонит прочь мысли о Йуаре. Он обязательно перезвонит ей, как только будет время. Девушка задумывается, не пробежать ли пару километров? Спина и плечи закостенели, пока она часами сидела на коленях, работая в саду, но, если размять мышцы, должно стать лучше.

В бабушкиной кухне не водятся ни сельдерей, ни соковыжималка, поэтому Ребекка достает бутылку апельсинового сока, который ее жених назвал бы сахарной бомбой, выпивает стакан и зашнуровывает беговые кроссовки.

Несмотря на весну, утренний воздух веет прохладой. Ребекка делает глубокий вдох, втягивая землистый запах открытых полей, и решает пробежаться до расположенной неподалеку лиственной рощи.

Грунтовка мягко шуршит под ногами, и девушка быстро выбирает комфортный темп. Как это ни удивительно, она чувствует прилив сил. По пути все чаще встречаются дома и фермерские угодья. В некоторых окнах Ребекка успевает уловить любопытные взгляды.

Она делает вид, что не замечает этого, но ее удивляет, как многие выбирают для житья место, где им никогда не удастся сохранить анонимность. В таком маленьком поселке все тайны становятся общим достоянием и от надзора никуда не скрыться.

Возвращаясь назад, девушка замечает силуэт во дворе у Герды и понимает, что это – Арвид. Замедлив темп, проводит рукой по волосам. Может, у него и правда был тяжелый день, когда она приходила к нему знакомиться? В любом случае ссориться с бабушкиным ближайшим соседом совсем ни к чему.

Ребекка машинально натягивает рукава свитера на кулаки и уже собирается поздороваться, как Арвид внезапно поворачивается к ней спиной.

Она останавливается. Конечно, их разделяют всего два десятка метров, но должен же он был заметить ее приближение?

Неужели этот Арвид и вправду настолько неприятный, что специально избегает ее, не желая здороваться?

Девушка делает еще пару неуверенных шагов. Еще не поздно что-нибудь сказать, но слова будто застряли в горле – она ускоряется и делает последний рывок, добегая до бабушкиного дома.

Оказавшись у цели, Ребекка замечает Скарлетт, поджидающую ее у входной двери.

– Привет, – говорит она кошке. – Здорово, что ты помнишь сюда дорогу. Хочешь перекусить?

Кошка смотрит на нее и издает протяжное «мяяуу». Ребекка придерживает открытую дверь на случай, если Скарлетт захочет зайти погреться, но она не двигается с места.

– Ладно, понимаю. Тогда подожди – принесу еду.

Кошка принимается за трапезу сразу, как только девушка ставит перед ней наполненную миску и возвращается в дом. Она жадно заглатывает еду и исчезает. Ребекка наблюдает за ней через окно, раздумывая, где проводит время животное, когда не гостит у бабушки. Может, навещает хозяйство Герды, чтобы подразнить Арвида с женушкой. Вот и правильно.

Приняв душ и позавтракав, девушка присаживается к кухонной столешнице. Бабушкина большая круглая жестянка не убрана со вчерашнего вечера; взглянув на нее, Ребекка достает ноутбук и печатает в строчке поисковика: «Хиллесгорден». Очень скоро на экране перед ней появляются фотографии поместья, затерявшегося среди холмов Гульмслёва. Оно находится недалеко от Бьёркбаккена, но Ребекка не припомнит, чтобы ей рассказывали об этом огромном доме.

Она в ошеломлении рассматривает фотографии. Неужели бабушка там жила? И почему в таком случае никогда не рассказывала об этом?

Ребекка пробует набрать в поисковике: «Сконе во Вторую мировую войну», но результатов оказывается слишком много. В конце концов она натыкается на страницу об истории Хельсингборга, которую запустил некто по имени Карл Перссон. Может, он поможет навести справки о Лýке?

Девушка открывает «Новое сообщение» и быстро печатает:

Здравствуйте!

Меня зовут Ребекка, я пытаюсь найти следы человека, с которым дружила моя бабушка. Его имя – Лýка Кавалли, в конце Второй мировой войны он проживал недалеко от поместья Хиллесгорден в Гульмслёве. Буду благодарна за совет, что предпринять, чтобы найти его.

Она перечитывает письмо. Скорее всего, шансы пролить свет на эту историю с помощью Карла Перссона невелики, но при некотором везении, возможно, Ребекка получит рекомендацию, как ей продолжить поиски.

Подходя к кофеварке за добавкой кофе, девушка замечает какое-то движение в саду. Она перегибается через кухонную столешницу, чтобы рассмотреть повнимательнее. Рябая курица шустро выкапывает растения, посаженные Ребеккой только вчера. Потом она замечает еще одну птицу, которая пытается удержать равновесие, уцепившись за край цветочного ящика, а дальше, в глубине сада, расположилась целая банда кур, клюющих и щиплющих газон. С чего это вдруг бабушкин сад заполонили куры?

Быстро надев ботинки и накинув куртку, Ребекка выходит из дома. Шугает кур, но они только равнодушно смотрят на нее, а потом с кудахтаньем продолжают уничтожать плоды ее труда в саду.

Она в раздражении шагает к соседскому двору. Ну конечно же это Арвид забыл запереть свою птицу. Какая безответственная халатность! С каждым шагом ее волнение усиливается. Мало того, что бабушкин сосед оказался таким неприятным, он еще и о своих курах нормально позаботиться не может. Что за крестьянин, черт возьми?

Дойдя до дома соседа, Ребекка так переволновалась, что ей приходится сделать пару глубоких вдохов перед тем, как постучать в дверь. Стук в дверь отдается эхом через весь дом, но никто не отзывается. После третей неудачной попытки девушка заглядывает в окно рядом с дверью. С любопытством разглядывает жилище Арвида и Мэнди. В просторной прихожей почти нет мебели, но на стене висит оружейный шкаф с охотничьими винтовками.

От вида оружия настроение у Ребекки портится, но так легко сдаваться она не намерена и, заметив, что дверь в сарай приотворена, шагает к сараю.

Арвид выглядит удивленным, когда Ребекка врывается в его сарай, но все равно продолжает накидывать сено в тачку.

– Привет, – сухо здоровается она. – Твои куры портят мой сад.

– Ты уверена, что это куры?

– Да. Для того, чтобы опознать курицу, вовсе не обязательно жить в деревне.

Арвид пожимает плечами и накидывает еще сена. Его немногословность еще больше раздражает Ребекку.

– Нельзя просто так выпускать кур. А что, если они под машину попадут? Разве ты не обязан о них заботиться?

Арвид отставляет в сторону вилы, берется за ручку тачки и провозит ее так близко от Ребекки, что ей приходится отступить в сторону.

– Этим и занимаюсь.

Девушка выходит следом за ним во двор. Ей непонятно, как можно быть таким невежливым.

– Забери своих проклятых кур, пока они не перепахали мне всю клумбу, – вскидывается она.

– Не могу.

– Почему это не можешь?

– Потому что это – не мои проклятые куры, – рычит он.

Ребекка так удивлена его ответу, что пятится назад. Она непонимающе смотрит на Арвида, пока его хмурый вид не озаряет едва заметная улыбка.

– Здесь нет курятника, – продолжает он, широким жестом показывая на свой двор.

Ребекка озирается вокруг. Откуда ей знать, как выглядит курятник?

– Вот как? – неуверенно произносит девушка.

– Это куры Эгона, – говорит Арвид, показывая на дом, стоящий чуть поодаль на склоне холма.

– Но что они тогда делают в моем саду? – неуверенно спрашивает Ребекка.

– Без понятия, но дыры в твоем заборе вряд ли их остановят.

Арвид исчезает в сарае, а Ребекка косится на двор Эгона. Надо бы пойти туда, но после возникшего недопонимания с Арвидом ее запал испарился. Непонятно, почему каждый разговор с соседом так злит ее. В обычной жизни Ребекка не умеет отстаивать свои права и предпочитает избегать конфликтов, но превосходство, с которым держится Арвид, сводит ее с ума.

К тому моменту, как Ребекка вернулась в бабушкин дом, куры успели удалиться, но клумбы разорены, и на газоне кое-где зияют дыры. Пока она пытается пристроить на место травяные кочки, из-за угла дома, крадучись, выходит Скарлетт.

– А, так это ты их спугнула? – спрашивает Ребекка, присаживаясь на корточки.

Кошка медленно приближается к ней. Маленькие лапки бесшумно семенят по земле, Скарлетт обходит вокруг Ребекки и ласково трется о ее ногу.

– Хорошая кошечка, – мурлычет девушка себе под нос, скользя обеими руками по мягкой шерсти. Когда в кармане начинает вибрировать мобильник, она достает его и с облегчением видит, что звонит Йуар.

– Доброе утро!

– Доброе! Как у тебя дела?

– Хорошо, – отвечает Ребекка, продолжая гладить кошку, которая ходит вокруг нее кругами.

– Как бабушка?

– Она все еще в больнице. Скорее всего, пару дней там пробудет, но это нестрашно. Я затеяла ремонт ее дома. Здесь многое надо починить и наладить.

– Вот как? Зачем тебе это?

– Ну как же? Чтобы к бабушкиному возвращению все было красиво и хорошо.

Йуар откашливается. Его голос звучит отстраненно, и Ребекка размышляет, успел ли ее жених добраться до офиса.

– Твоя бабушка уже в довольно преклонном возрасте, – продолжает он. – Ты думаешь, она еще сможет жить в этом доме?

– Конечно, сможет. Это же ее дом, – быстро отвечает Ребекка.

– Ладно, извини, – бормочет Йуар. – Не хотел тебя расстраивать. Просто, возможно, ей пора переехать в дом сопровождаемого проживания. Да и ты, полагаю, могла бы найти себе занятие получше, чем ремонтировать старую развалюху? Я думал, ты попытаешься придумать способ показать Буману, что он ошибся в своем кадровом решении.