Текст книги "Девочки. Дневник матери"

– Я умею учиться на «отлично», только мне неохота.

* * *

Галя: – Мама, твоя Саша довольно скупая дама: делилась со мной шоколадом и дала мне крошечную дольку.

* * *

Мама Соня рассказывает, как у нее едва не стащили сумку. Галя, глубокомысленно:

– Просто тебе попался неопытный вор.

14 декабря 1945.

Саша:

– Папа, как зовут доктора?

– Доктор Гуревич.

– Я лучше буду звать его Гулливер.

* * *

Мы все сидели за столом на Сретенке, и каждый был занят своим делом. Галя перечитывала «Хижину дяди Тома». Вдруг она вскочила и, плача, крикнула:

– Я не могу больше читать!

Все всполошились, стали спрашивать, что случилось. Галя не отвечала и продолжала плакать. Я догадалась заглянуть в книгу: она была открыта на странице, где рассказывалось, как, после смерти Сен-Клера, Том узнает, что его продадут.

Оправившись, она стала мне объяснять, что «это все противная Марья виновата», имея в виду жену Сен-Клера – Мари.

18 декабря 45.

Некто Б., по профессии литературный критик, с профессиональной жестокостью излагал сегодня свою теорию воспитания малолетних.

– Моему сыну 6 с половиной лет, – говорил он. – Это чудесный парень. Однако я практикую регулярно следующие меры воздействия: малая ушедралка, большая ушедралка, порка обыкновенная, порка большая и порка по высшей категории – ремнем. Все это я практикую регулярно по четным и нечетным числам. Иначе погибнет мой сын, моя жена, я сам и все соседи, а дом наш рухнет.

Все это Саша слышала, но притворилась, что не понимает.

Боюсь, что наш дом рухнет.

21 декабря 45.

Серьезно болен папа Аба. Я много времени провожу на Сретенке. И вижу всякое такое, что очень меня огорчает, мучает и пугает. Вот, например, слышу из соседней комнаты:

– Галочка, – говорит папа, – принеси мне, пожалуйста, из кухни мою чашку.

– Я читаю, – отвечает Галя.

Я была готова побить ее за это. Бить не била, однако, сказала все, что думала по этому поводу. Но я никогда не могу понять – дошло ли до нее. Лицо у нее было огорченное. Не оправдывалась.

22 декабря 45.

У Галки в дневнике за поведение – 5 с минусом. Она объясняет с улыбкой – довольно циничной:

– Это потому, что я болтаю…

Вот за это я сердиться на нее не в состоянии. Могу понять.

29 декабря 45.

 
«Мой милый, хороший,
Пришли мне калоши
 

И мне, и жене, и Тотоше», – декламирует Саша.

– А кто это – жена? – спрашиваю я.

– Это – ты, – отвечает Саша.

– А кто мой муж?

– Папа Шура.

– А кто муж мамы Сони?

– Папа Аба.

– А кто муж тети Берты?

– Дядя Боря.

Все верно. Тогда я спрашиваю:

– А кто муж Кены?[34]34
  Кена Иосифовна была тогда не замужем. «Тетя Ира» – ее близкая подруга.


[Закрыть]

– Тетя Ира! – отвечает Саша.

7 января 1946 г. Москва.

Новый год начался скверно: Галка захворала дифтеритом, и сегодня ее отправили в больницу. Форма, к счастью, легкая. Уезжала она охотно и весело, так как любит все новое. Расспрашивала: какие там девочки, весело ли будет в больнице? Считала минуты, которые оставались до приезда машины.

Вливание перенесла мужественно, даже не вскрикнула, так как мама Соня предупредила ее, что папе Абе вредно волноваться и огорчаться.

Очень боимся за Сашу: 4 января мы с Сашей пошли на Сретенку навестить больного папу Абу. Галя и Саша были очень рады встрече, обнимали друг друга, вместе играли. А вечером оказалось, что температура у Гали повышена.

На обратном пути со Сретенки на Ермолаевский Саша изложила мне свои политические убеждения:

– Когда я пойду в школу, – сказала она, – то буду учить французский, английский и русский. А немецкий не буду. Немцы все очень плохие. Гитлер («Гитрер», иногда «Гитрель») очень плохой, хуже Бармалея. Я его боюсь. Если он будет к нам стучаться, ты ему не открывай. Если будет говорить тоненьким голоском, тоже не открывай. Немцы плохие, страшные и не любят хороших девочек.

* * *

Про себя Саша говорит:

– Я просто хорошая девочка Саша.

* * *

– Мама, ты меня любишь до слез или безумно?

17 января 46.

Галя уже вернулась из больницы. Миновал карантин и для Сашки: она не заболела. Я пока нахожусь на Сретенке, так как ухитрилась заболеть тут воспалением легких. Пришла навестить папу и Галю, помочь маме в уходе за больными и свалилась сама.

Галя веселая, хорошая, каждый день готовит уроки, которые приносит ей школьная подружка.

Галка много читает. Сегодня я услышала из ее комнаты страшный лающий кашель.

– Что с тобой? – спрашиваю я испуганно.

– Тут в книжке сказано, – пояснила она, – что «кашель соседа походил на собачий лай», – вот я и хочу попробовать, как это получается.

* * *

Был у нас еще один любопытный разговор.

– Мама, – сказала она. – Я не могу понять, хороший был Колумб или плохой? И его жена – хорошая или плохая? (Галка прочла О. Гурьян «Христофор Колумб».)

– А почему ты сомневаешься?

– Ну конечно, Колумб храбрый, мужественный, – ответила Галя, – но вот он был очень груб с матросами. Или вот его жена. Когда он ей сказал, что хочет перерезать море Тьмы, она ему запретила. А когда он согласился не ехать, она закричала на него и даже упрекнула в трусости. (!)

Это был сложный разговор. Я довольно коряво объяснила, что это только в сказках одни – очень хорошие, а другие – очень плохие. А в жизни, дескать, не так. И даже у Колумба были свои недостатки. А потом подумала, что не в этом дело. Бедняге приходилось так худо, что в его положении любой бы стал грубить матросам.

* * *

Саша очаровательно разговаривает по телефону. Сегодня подробно доложила мне, как живет без меня, как скучает.

Саша дружит с Леной и замучивает ее до потери сознания своей нудной просьбой:

– Почитай, почитай!..

18 января 46. Ермолаевский.

Сегодня я вернулась на Ермолаевский. Саша встретила меня целой серией молчаливых глубоких вздохов. А Галя провожала плачем. Может быть, это объяснялось тем, что я не успела дочитать ей отрывок из «Странствия во мраке» Мартина Флавина. Я прочла ей главу «Ему было всего 9 лет и ему очень нужны были санки». Она превосходно понимала, слушала с наслаждением. А когда я начала читать о велосипеде, за мной приехал Шура, и пришлось чтение прервать.

Я, было, хотела объяснить ей, что означает слово «шериф», но она торопливо сказала:

– Читай, читай. Я знаю, это милиционер.

24 января 46.

Саша:

– Мама, ведь я не слушаюсь, почему же ты меня целуешь?

– Я знаю, что делают волки с плохими девочками: они их бьют и терзают…

– Суп – изумительный!

* * *

Саше купили воздушный шар. Проснувшись на следующее утро, Саша чуть не расплакалась, потому что большой шар превратился в маленький, с кулак величиной.

– Что ты с ним сделала? – воскликнула она с возмущением.

– Он просто похудел! – ответила я.

На днях Ян Сашин принес Саше шоколадку. Я дала ей кусочек, остальное положила в ящик. Вечером, когда Саша уснула, я несколько раз приложилась к шоколаду сама, да еще угостила Шуру. Утром Саша первым долгом помчалась к ящику. У меня сердце замерло. Но взглянув на шоколад, Саша сказала вполне добродушным тоном:

– Мама, посмотри, шоколадка похудела…

27 января 46.

Галя поет Саше (невероятно перевирая мотив):

– Рыбки уснули в пруду-у-у…

– Почему в пруду? Лучше бы они спали на песочке, – возражает Саша.

* * *

Галя говорит:

– Лену я люблю, она хорошая. А Милу не люблю и играть с ней не буду.

– Почему? Чем же она тебе не нравится?

– Она неправдивая. Подлиза. И надоеда.

Этот разговор мы продолжим. Интересно мне, что она имеет в виду.

18 февраля 46. Саше 3 года 9 месяцев, Галке – 8 лет 11 месяцев.

Саша, оправившись от гриппа, говорит о себе:

– Сейчас я встану на свои слабенькие ножки.

* * *

– Саша, кому идти в аптеку за лекарством: мне или папе?

– Ты иди.

Я уязвлена: – Почему же не папе?

– Он – долго… – отвечает Саша.

Очень наблюдательный ребенок.

* * *

Саша:

– Сейчас я построю домик, мама посмотрит и скажет: «Какая прелесть!»

19 февраля 46.

Мама рассказала мне, что Галя вернулась сегодня из школы заплаканная. Объяснила:

– Мы пели песню «Отцы вернулись к нам домой». А я петь не хотела. Только шевелила губами. Зачем я буду петь «отцы вернулись», если мой папа не вернулся.

Это странно. Мне кажется, она почти не помнит Шуру, почти никогда о нем не расспрашивает, и мне кажется, она не понимает своей потери. Но, видимо, это не так. Я иногда рассказываю ей о том, каким был Шура в детстве. Она слушает жадно. Но сама не расспрашивает. Как-то спросила, правда:

– А папа Шура хорошо учился, когда был маленький?

И еще:

– Папа Шура любил играть со мной?

21 февраля 46.

Вчера, вернувшись с работы, я была ошеломлена известиями о том, как вела себя Саша: она мешала Шуре работать, проткнула карандашом лимон, облила супом телефон (все нарочно), кидала мяч на стол и в зеркало, стучала чем ни попадя по Милиной чернильнице и т. д.

– Я тебя не люблю, – сказала я.

Она покорно удалилась.

– Саша! – крикнула я некоторое время спустя, собравшись укладывать ее спать. Она мигом примчалась:

– Ты меня уже любишь?

22 февраля 46.

Саша сказала только что:

– Мама, если мне позвонят, скажи: «Сашенька устала, она прилегла, позвоните позже». Или: «Она встанет – сама вам позвонит».

23 февраля 46.

Я щекотала Сашку, щипала щечки, дергала за уши. Она все терпела со снисходительной улыбкой, а потом произнесла горделиво:

– Как мама меня любит!

Вчера долго гладила меня обеими ручками по лицу. А потом спросила:

– Приятно?..

* * *

Саша поет:

 
– Ольбульбе́ли – опупели!
Ольбульбе́ли – опупели!
 

– Саша, что такое ольбульбели?

– Это такое платьице! (?!)

* * *

Я рассказала Саше своими словами сказку о золотой рыбке («…А старуха говорит: попроси у рыбки отдельную квартиру с газом, новые туфли, шапку-кубанку и много пододеяльников…»). Эффект неожиданный: Саше жалко старуху:

– Зачем у нее все отняли?

– Жадная она, понимаешь – жадная! – говорю я. – Чего же ее жалеть?

– Все равно жалко! – отвечает Саша.

* * *

Саша сказала кому-то:

– Не ври! Ты врешь!

Шура объяснил ей, что надо говорить не «врешь», а «ошибаешься».

Сегодня я сказала Саше:

– Не сбрасывай с себя одеяло. Она ответила: – Я не сбрасываю, не ошибайся, пожалуйста.

При этом вежливое «не ошибайся» звучит у нее совсем так же, как и «не ври».

* * *

Я принесла от дяди Бори Зутта в подарок Саше целлулоидного пупса. Все сказали: – Какой чудесный! Где это Борису Борисовичу удалось поймать такого?

Саша с удивлением: – А разве они бегают по улицам? Ведь они же голые?

27 февраля 46.

Все, что мы ей говорим, она возвращает нам сполна:

– Мама, сейчас же подай мне кубик!

или:

– Папа, ты в своем уме? Ты разрушил мой домик, все кубики упали! – и так далее.

Когда Шура ее шлепает (а только он и шлепает), она призывает на помощь все свое самообладание, только бы не заплакать: отворачивается, строит равнодушное лицо, говорит что-нибудь, не идущее к делу: «Какой у кошки хвост пушистый».

* * *

Шура: – Саша, извинись передо мной!

Саша: – Я устала…

1 марта 46.

У Шуры очередной грипп, и я отвезла Сашу на Сретенку. Между нею и Галей после поцелуев и объятий произошел такой разговор:

Галя: – Ты поедешь с мамой Фридой обратно?

– Нет, я не хочу ехать на Ермолаевский.

– Почему?

– Потому что я хочу остаться на Сретенке.

– А почему?

– Потому что я хочу спать вместе с тобой.

– А почему?

– Потому что я тебя люблю.

– А почему?

– Потому что ты моя сестричка.

– А почему я твоя сестричка?

– Почему-почему! – раздражаясь, ответила Саша. – Потому что кончается на «у».

Папа Аба слушал с наслаждением, и на лице у него был написан восторг…

5 марта 46.

Саша после четырехдневного отсутствия вернулась домой.

– Ну, как, мой горшочек тут скучал без меня? – спросила она.

Сразу стала озорничать, верещать, чего на Сретенке не бывало.

6 марта 46.

На Сашу напал рисовальный стих. Она целыми днями рисует, чем бесконечно радует родителей. Бумаги изводит – пропасть.

Постройки из кубиков стали у нее просто грандиозными. Я даже не могу их изобразить здесь.

7 марта 46.

Четыре года со дня гибели Шуры[35]35
  А.И. Кулаковского, отца Гали.


[Закрыть].

4 апреля 46.

Саша долго сидела у больной Ольги Львовны. После разговоров, чтения и прочих забав усталая Ольга Львовна сказала Саше:

– Ну, теперь помолчи немного…

Саша смолкла.

Через минуту раздался вздох, почти стон.

– Что ты, Сашенька? – спросила Ольга Львовна.

– Я не могу больше молчать!

7 апреля 46. Сретенка.

Когда Шура говорит Саше: – Я тебя не люблю! – она огорчается, но терпит сравнительно мужественно. Шура произносит эти слова слишком часто, и Саша попросту привыкла к ним. Я же этой формулой не злоупотребляю. И уж если мне приходится сказать: – Ты плохая девочка, я тебя не люблю! (Бог знает, педагогично это, или непедагогично), – она начинает маяться. На днях, когда папа Аба спал, я велела ей уйти в коридор и играть там. Она ответила: – Не хочу! Вот тогда-то я и сказала:

– Если ты не слушаешься, я не стану тебя любить!

Она вышла, долго не появлялась. Потом мы сели за стол и явился Вадик, посланный Сашей:

– Дядя Аба, вы любите Сашеньку? – спросил он.

– Люблю! – ответил удивленный папа.

– Тетя Соня, а вы любите Сашеньку?

– Люблю!

– Тетя Фрида, а вы любите Сашу?

– Нет, – сказала я решительным голосом.

Вадик удалился. Потом прибежал снова:

– Тетя Фрида, а почему вы не любите Сашеньку?

– Потому что она не слушается.

Вадик снова убежал, но через минуту опять пришел: – Тетя Фрида, Саша говорит, что она нечаянно не слушалась.

Самой выяснить отношения не позволяло самолюбие.

* * *

Галя дружит с Вовой. Он Галин ровесник, но она по сравнению с ним – великан: на голову выше, вдвое шире в плечах. Сидя рядом с ним, доверчиво обнимает его за шею, очень считается с его мнением. Излюбленная игра – в папу и маму. Саша в этом случае дочка, а Галя Варичева – няня. Мать Вовы – мою сверстницу – я в детстве знала: она жила в Дорогобуже у своей приемной матери, Евгении Афанасьевны, и приезжала гостить в Москву к Вере Афанасьевне. Звали ее Огонек (Агния). Когда немцы наступали на Дорогобуж, она бежала с Евгенией Афанасьевной и четырьмя своими детьми. Во время бомбежки убило ее и двух малышей. С оставшимися ребятами Евгения Афанасьевна пошла дальше. Двухлетний малыш в дороге потерялся. Уцелел один Вова, в котором Евгения Афанасьевна не чает души, хотя он ей совсем чужой. Сейчас она с ним живет у Веры Афанасьевны. Вову очень любят, очень балуют. Он – мальчик способный, умница, но истеричный. Много кричит, плачет. А раз, когда его обманом хотели оставить на даче (в город боялись везти, у Гали нашли дифтерит), он плакал и кричал: – Если вы меня обманываете, то уж лучше убейте, лучше убейте меня!

Евгению Афанасьевну он зовет бабушкой. Иногда, рассердившись, он бьет ее. Она все прощает. Мне кажется – напрасно. Он много перенес, его очень жаль, но распускать тоже не следует. Я слышала, как Евгения Афанасьевна утешала его по какому-то поводу:

– Вовочка, не плачь, пожалуйста, не плачь. А он отвечал: – Я никак не могу успокоиться. – И это было очень фальшиво. Он внимательно прислушивается ко всему, что о нем говорят, и потом рассказывает о себе теми же словами. «Плача, он подолгу не может успокоиться» – эту фразу я не раз слышала от Евгении Афанасьевны.

Со взрослыми он разговаривает примерно так:

– Вова, тебе должно быть стыдно!

– А мне не стыдно!

– Ты плохо поступаешь!

– Замолчите! Я хорошо поступаю!

Вадика он терроризирует: бьет, дразнит и не играет с ним. С Галей дружит, хотя изредка ссорится. А Сашу любит, очень радуется, когда она приезжает, очень нежен с ней… Мне он сказал дословно следующее (галантным, светским тоном):

– Тетя Фрида, вы просто волшебница, если могли народить такую девочку!

Однажды Вова облил Галю чернилами. Ничьих сетований по этому поводу он слушать не хотел. Однако с Сашей он не только поговорил, но даже оправдывался перед ней.

– Ты нехороший, я не буду с тобой играть! – высокомерно сказала она, – ты облил Галю чернилами!

– Я нечаянно… – без уверенности произнес Вова.

– Нет, чаянно! – энергично возразила Саша. – Галя говорит – чаянно, значит чаянно, она моя сестричка, а ты ведь не моя сестричка?

Вова был посрамлен.

8 апреля 46.

Саша: – Мама!

Я: – Что тебе?

Саша: – Ты зачем так грубо разговариваешь?

* * *

Саша Гале:

– Ты мне не сестричка, ты мачеха, потому что ты злая!

* * *

Саша, с гордостью: – Мама, я спросила у бабушки Оли, как она себя поживает!

9 апреля 46.

Фаня[36]36
  Фаина Григорьевна Вигдорова, двоюродная сестра Ф.А. – часть «сретенской» семьи.


[Закрыть] играет с Сашей в доктора. У Саши больна кукла.

Фаня: – Что болит у вашей дочки?

Саша: – Сердце.

Фаня: – Сейчас выслушаем.

Саша: – Дышать?

Фаня: – Дышите.

Саша: – А еще болит животик, может сделать клизму?

Фаня: – Это не мешает.

Саша: – А может, дать соды с молочком?

Фаня: – Что ж, можно! Ну, а вы как живете?

Саша: – Ничего, хорошо.

Фаня: – А где ваш муж?

Саша: – Он работает!

Фаня: – Что же он делает?

Саша: – Пишет пародии!!!

Комментарии, как говорится, излишни!

* * *

Мама Соня: – Вот я расскажу маме Фриде, она тебе задаст!

Саша, самоуверенно: – Мама Фрида меня очень любит и все равно ничего мне не сделает.

16 апреля 46.

Галя и Вова прочли чудесную, памятную мне с детства, книгу Люси Фич-Перкинс «Маленькие японцы». Теперь самая любимая игра «в японцев». Вова придумал сочинить японский словарь. На обложке написано: «Сочинил Ольшевский В. Сочинила Кулаковская Г.» Потом крупно: «СЛОВАРЬ».

На первой странице:

Сяли – Сашенька.

Дебен гонатэ – идем со мной.

Моне – Вова, Гоче – Галя.

Монерэ – прячься; мочене – тише.

Доне ване – не ходи к нему (должно быть, к Вадику).

У ферем чибере мочить? – У тебя есть защита?

Мане – вперед! – и т. д. Словарь стилизован не под японскую, но под итальянскую речь: Вова слышал пленных итальянцев там, где жил в эвакуации, даже привез с собой две (антифашистские!) итальянские песни, которые, если очень-очень попросить, он исполняет с большим темпераментом.

18 апреля 46.

Саша, чтоб усесться поудобнее, долго вертелась на диване. Сама прокомментировала: – Как кот Маркиз!

Это верно: Маркиз, прежде чем усесться, тоже долго вертится.

Запись А. Б.:

20 апреля 46.

Лена, с видом абсолютного превосходства, загадывает Саше загадку. – Ну, отгадай, – говорит она пренебрежительно, – зимой и летом одним цветом. Что такое?

Саша ошеломлена. Но признать свою несостоятельность она не в силах.

– Свет… – робко говорит она и быстро поправляется: – зима… Ей, бедняжке, кажется, что одно из слов загадки и есть отгадка. Мне ее очень жалко. Ей очень неловко.

– Елка, – добивает ее Лена. Пауза.

Саша уничтожена. И тихо, с надеждой отыграться, она говорит: загадай мне еще раз эту загадку…

(А.Б.)

22 апреля 46.

Берта Львовна говорит Саше: – Будешь шуметь – позову Бармалея!

Саша, лукаво улыбаясь: – Пожалуйста, позовите! Я с удовольствием на него посмотрю.

6 мая 46.

Гость подает Саше руку со словами: – Я твой друг, да?

Взглянув на него внимательно, Саша ответила: – Мама лучше…

* * *

Саша взяла чернильный карандаш в рот, измазалась.

Шура: – Что ты наделала?! Ведь от этого умереть можно!

Саша, насмешливо: – Что, карандаш немец что ли, чтоб от него умереть?

8 мая 46.

– Мама, сорокины детки – соровнята?

– Нет, – отвечаю я не так, чтоб очень уверенно: – Сорочата.

– А синичкины – синята?

11 мая 46.

Если я разговариваю с Сашей резким тоном, выговариваю ей, она, почти не слушая меня, вопит: – Любишь, любишь, любишь, любишь! – и звучит это как мольба и как приказание.

* * *

Шестнадцатого у Саши день рождения. Позовем ребятишек.

18 мая 46.

Я: – Саша, собери кубики.

Саша: – Попроси как следует.

Возразить нечего: мы требуем, чтобы она говорила «пожалуйста» и обычно шпыняем ее именно такими словами: – Попроси как следует.

* * *

Меня зовут к телефону. Я умываюсь. Чтобы пристойнее обрисовать положение, Шура говорит: – Она не может подойти, она занята ребенком.

Саша, присутствующая при этом, выдерживает паузу, а потом осторожно спрашивает: – Папа, а ты не обманываешь тетю?

Мать моя, до чего все надо делать с оглядкой!

23 мая 46.

Саша: – Мама, костюмчик – изюмчик – правда, складно? Мама, слово «изюм» – вкусное, и слово «вкусно» – тоже вкусное, правда? Мама, а слово «кислый» – неприятное слово, да?

* * *

На днях была у Гали в школе, взяла ее табель (чтение – 5, арифметика и письмо – 4). Смотрела ее контрольные работы по арифметике и русскому языку. Задача и примеры решены безукоризненно, но в задаче всюду вместо слова «копейка» – написано «рубль». Как остроумно заметила преподавательница, Галя решала задачу в соответствии с коммерческими ценами – у нее вышло, что карандаш стоит 54 рубля, ручка с пером – 25 рублей (вместо «копеек») и т. д.

Изложение написано хорошо. После рассказа о том, как льдина, на которую вскочила собака, раскололась, Галя написала: «Все ахнули…» И поставила многоточие. Однако и в изложении в слове «мальчики» она пропустила «ч», за что и получила четверку вместо пятерки. Преподавательница говорит, что схватывает она хорошо, быстро, но техническое выполнение ее уже не интересует – отсюда описки, ошибки и рубли вместо копеек.

24 мая 46.

Саша, хвастливо: – Я никогда не плююсь!

– А помнишь, как ты плюнула Лене в тарелку?

– Но это же не на пол! И это было давно, ну, мама, ведь это же было давно! И не на пол!

27 мая 46.

Саша задумчиво, с большими паузами, говорит:

– С кем же мне водиться? Галя пролила чернила… Вова облил Галю чернилами… Мила плохо учится… Лена схватила меня без спроса за живот… С кем же мне теперь водиться?.. Надо подумать…

С Леной она рассталась враждебно: высосала из пальца какую-то кляузу и твердо стоит на том, что Лена обязана перед ней как следует извиниться:

– Когда я плюнула Лене в суп, я как ей сказала? Я ей сказала: – Леночка, дорогая, извини меня, пожалуйста, я никогда больше не буду. А когда Лена схватила меня за живот без спросу, она как извинилась: В мире, в мире навсегда, в ссоре, в ссоре никогда! – Извиняться надо не так! Она должна сказать, как я ей сказала: – Сашенька, дорогая, прости, я больше не буду – а она как сказала? Она просто сказала…

И повторяла долго, многословно, одно и то же по мно-гу раз.

28 мая 46.

Саша: – Мама, давай играть, как будто ты бабушка, а я Красная шапочка, давай? Ладно? Вот я прихожу и спрашиваю: – Бабушка, а почему у тебя такие большие ушки, а волк отвечает: – Чтоб лучше слышать тебя, дитя мое. – Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие глазки? А волк отвечает: – Чтоб лучше видеть тебя, дитя мое. – Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие зубки? – Чтоб лучше съесть тебя, дитя мое! – И тут он меня проглотил. Вот прихожу я в живот… Вижу – бабушка. Это – ты. Говорю: – Здравствуй, бабушка! А ты что отвечаешь?

…Но в ответ я только бездарно смеюсь.

1 июня 46. Саше 4 года 16 дней. Гале 9 лет 2 месяца.

Я, по Галиной просьбе, рассказывала ей содержание иллюстраций к дантовскому «Аду». Саша некоторое время прислушивалась, а потом сказала:

– Это злая книга. Не надо ее, давайте читать другую!

6 июня 46.

Саша: – Мама, ты меня любишь?

– Люблю, люблю, – отвечаю я устало.

– А почему таким тоном? – спрашивает Саша огорченно.

– Каким же тоном, по-твоему? – удивляюсь я.

– Бедным… Бедным тоном, – поясняет Саша.

* * *

Вчера мы переехали на дачу. Саша в упоении. Рвет цветы, научилась кататься на велосипеде, восхищается каждой травкой, командует Севочкой. Он несколько сопротивляется.

* * *

Галя вчера отбыла в Ленинград к бабушке Вале.

15 июня 46.

– Мама, я тебе расскажу смешное: тетя Поля говорит не «надеваю», а «одию». Правда, смешно?

* * *

Саша: – Мама, я хочу ходить босиком, ведь Севочка ходит босиком!

– Он мужчина! – говорю я.

– А я кто? – с интересом спрашивает Саша.

– А ты женщина.

– Буду… – поправляет Саша.

– А сейчас кто же ты?

– Сейчас я просто девочка, а Сева просто мальчик. Потом я буду женщина, а Сева – мужчина…

Мы смеемся. Саша с удовлетворением поясняет: – Я все понимаю…

* * *

Еще о воздействии художественной литературы на человеческую душу. Я стала читать Саше ненецкую сказку «Кукушка»:

«Вот что было. Жила на земле женщина. Было у нее четверо детей. Не слушались дети матери. Бегали, играли на снегу с утра до вечера. Вернутся к себе в чум, целые сугробы снега на пимах натащат, а мать убирай.

Одежду промочат, а мать суши.

Трудно было матери.

Вот один раз летом ловила мать рыбу на реке. Тяжело ей было, а дети ей не помогали.

От такой жизни, от работы тяжелой заболела мать. Лежит она в чуме, детей зовет, просит:

– Детки, воды мне дайте. Пересохло у меня горло. Принесите мне водички!

Не один, не два раза просила мать: не идут дети за водой.

Старший говорит:

– Я без пимов!

Другой говорит:

– Я без шапки!

Третий говорит:

– Я без одежи!

А четвертый и совсем не отвечает.

Сказала тогда мать: – Близко от нас река, и без одежи можно за водой сходить. Пересохло у меня во рту. Пить хочу!

Засмеялись дети…» – не успела я дойти до этих слов, как с Сашей стало твориться что-то уму непостижимое – она заплакала и закричала: – Зачем ты мне читаешь такую злую книгу? Про таких детей?

Она долго плакала и рыдала на удивление мне и Севочке.

Может, я и неверно поступила, но только сказку я все-таки дочитала ей до конца. Саша слушала, мучаясь и страдая:

«…Засмеялись дети, из чума выбежали. Долго играли, в чум к матери не заглядывали.

Наконец, захотел старший есть – заглянул в чум.

Смотрит он, а мать посреди чума стоит. Стоит и малицу надевает.

И вдруг малица перьями покрылась.

Берет мать доску, на которой шкуры скоблят, и доска та хвостом птичьим становится.

Наперсток железным клювом стал.

Вместо рук крылья выросли.

Обернулась мать птицей и вылетела из чума.

Закричал старший сын:

– Братья, смотрите, смотрите! Улетает наша мать птицей!

Тут побежали дети за матерью, кричат ей:

– Мама, мы тебе водички принесли!

Отвечает им мать:

– Ку-ку! Ку-ку! Поздно, поздно. Теперь озерные воды передо мной. К вольным водам лечу я.

Бегут дети за матерью, зовут ее, ковшик с водой протягивают. Меньшой сынок кричит:

– Мама, мама! Вернись домой! Водички на! Попей, мама!

Отвечает мать издали:

– Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку! Поздно, сынок, не вернусь я.

Так бежали за матерью дети много дней и ночей – по камням, по болотам, по кочкам.

Ноги себе в кровь изранили. Где побегут, там красный след остается.

Навсегда бросила детей мать-кукушка.

И с тех пор не вьет себе кукушка гнезда, не растит сама своих детенышей.

А по тундре с той самой поры красный мох стелется».

* * *

Некоторое время спустя я попросила Сашу: – Саша, принеси мне, пожалуйста, портфель. Саша принесла и, отдавая, сказала: – Маму надо слушаться, а то улетит.

А сказка очень хорошая и действительно очень грустная. Саша, которая все сказки готова слушать по 50 раз кряду, от этой сказки с отвращением отказывается: – Не хочу, не буду слушать. Лучше про зайца, который напугал волка.

10 июля 46.

Саша мне: – Ты мне так нравишься, мама, что я тебя люблю больше, чем до слез, больше, чем безумно, и больше, чем крепко.

* * *

– Мама, тебе приятно, когда я тебя целую? – спрашивает Саша.

– Приятно.

– А когда Галя тебя целует, тебе приятно?

– Приятно, – отвечаю я между делом и довольно безмятежно, не подозревая, что за этим последует.

– А когда папа тебя целует, тебе приятно? – Я оглядываюсь как затравленный зверь, потому что народу кругом довольно много и все смеются.

– Построй-ка мне лучше домик, – говорю я.

– А когда дядя Сережа (один из присутствующих, мало знакомый мужчина и чужой гость) тебя целует – тебе приятно?

И с чего она взяла, боже мой?

* * *

От Валентины Николаевны пришло письмо. Вот что она пишет о Галке:

«Для меня она просто ребенок, избалованный, своевольный и очень неорганизованный в своем ребячьем быту. Но я на нее пожаловаться не могу. Мы с ней запанибрата, меня она слушается, охотно берется за всякую работу, конечно, мелочную, но все у нее получается быстро, стремительно и часто вместо помощи она бедокурит. Во всех случаях она меня слушается, привыкла мыть шею утром, вечером ноги, чистить зубы, а волосы заплетаем в косы и завязываем впереди, что к ней идет, и она каждый день щупает их – не потолстели ли за ночь. Дружна и общительна со всеми, но играет, преимущественно, с маленькими, а со взрослыми детьми почему-то вздорит, вероятно, не желает терять своего авторитета.

Очень сообразительна. Пока мы были в Ленинграде, она попросила меня показать ей, как шьют на ножной машине, и, представь себе, что то, что не давалось Лие[37]37
  Племянница В.У. Котана, второго мужа В.Н. Рано оставшись без матери, она воспитывалась в их семье.


[Закрыть] до 16-ти лет, она освоила (движение машины) за час и самостоятельно строчила тряпочку. Также освоила вязание крючком, на что было затрачено больше времени, но и это преодолено, и она взялась вязать себе косыночку. Она очень сообразительна и настойчива в своих желаниях, очень деятельна. Она уже загорела, очень свежо и весело выглядит, ест хорошо и все, что даю. Спорит из-за молока, предпочитая простоквашу, и бегает целый день без оглядки вокруг дома, к соседям, к приятелям, и не обижайтесь на нее, она по-детски вспоминает вас всех только тогда, когда недовольна мною: тогда сразу садится писать письмо, но не жалуется – это значит, что она сознает свою неправоту».

14 июля 46.

Саша ежедневно доводит меня до исступления одним и тем же вопросом:

– Мама, кого ты больше любишь – меня или Галю?

– Одинаково, – отвечаю я.

– Одинаково не любят, – говорит Саша.

25 июля 46.

Саша: – Мама, дай, пожалуйста, попить!

– Сейчас…

– Мама, если ты не дашь мне пить, я улечу, как та кукушка.

Я молчу. Тогда Саша усиливает впечатление: – Приедет папа, – говорит она, – и скажет: – Фрида, где Саша? А ты что скажешь?

– Я скажу, что ты улетела.

– А он что скажет?

Чувствуя, что я даже предположить затрудняюсь, что скажет папа Шура, Саша спешит мне на выручку: – Не бойся, я прилечу и преврачусь опять в маленькую хорошенькую девочку.

* * *

Саша и Сева собирают малину. Оба одновременно увидели одну и ту же ягоду и поссорились: каждый хотел ее сорвать.

Я стала стыдить их за жадность.

Через полчаса они снова встретились в малиннике и Саша ежеминутно рапортовала мне:

– Мама, я нашла ягоду и отдала ее Севе. Мама, Сева нашел две ягоды и отдал мне. Мама, я найду три ягоды и отдам ему.

* * *

Саша: – Мама, у меня по руке ползет какой-то босикомый.

* * *

Мальчик Шура (драчун и забияка) говорит: – Я мальчишек во дворе не боюсь. Я говорю им: – Только троньте меня, вам же хуже будет!

Саша: – А почему им будет хуже?

– А если они меня побьют, я пойду к их родителям и скажу: «Ваши дети меня побили!»

Саша, спокойно: – А они скажут: «Правильно сде-лали».

1 августа 46.

Выдумала новую игру и очень любит ее: – Мама, будем играть, как будто ты мне незнакомая. Спроси, – девочка, как тебя зовут?

– Девочка, – послушно говорю я, – как тебя зовут?

– Фаничка! – отвечает Саша.

– А фамилия твоя?

– Фамилия моя… фамилия моя… Моя фамилия – Крошкина! Я знаю ваших дочек. Вашу младшую дочку зовут Сашенька Раскина, а старшую – Галя Кулаковская. Я с ними познакомилась. Мы с ними играем… Мама, ну спроси же меня еще!

Я спрашиваю, она отвечает, не забывая обращаться ко мне на «вы». Но в ответах своих не изобретательна. Всегда отвечает одно и то же. Правда, что и я задаю одни и те же вопросы.