Текст книги "Цена любви"

Наконец сорок минут истекло, и он вновь набрал номер Макса. Как выяснилось, светлый «мерседес» действительно был угнан в тот день, и всего один. По странному совпадению принадлежал он доктору, и даже профессору, Хабарову – владельцу клиники, в которой лечился покойный Клименко и куда они с дочерью как раз направлялись.

– И что? – почему-то разволновался Щербак. – Нашли его?

– Нашли-нашли… – сердито буркнул Макс. – На другой день и нашли… Туда же, за гаражи, загнали с помятым передком… Странно, что не обснимали… У профессора претензий к ментам не было… Все?

– Пока все, – задумчиво произнес Николай и отключил связь. Похоже, чего-чего, а странностей в этой истории с каждым шагом обнаруживается все больше.

Немного постояв на месте, он наконец двинулся в сторону ближайшего метро, решив повидаться с Турецким лично, а не отзванивать ему о результатах разведки по телефону.

6

– Удивительно! – Александр Борисович недоверчиво качнул головой. – Я-то думал, Клименко всю эту историю, как это частенько бывает, от шока придумала… Где, говоришь, нашли «мерседес» Хабарова?

– К его клинике примыкает гаражный кооператив, – ответил Николай. – Небольшой: всего три ряда гаражей. Сзади забор, со стороны самой клиники кирпичная стена… Вот между забором и стеной машину и нашли, там даже следы остались.

– Гаражи, как я понимаю, не охраняются?

– Да нет, какое там… По-моему, обычная дикая застройка.

– Получается, «мерседес» угнали целенаправленно, чтобы, значит, старичка замочить, а после этого аккуратненько вернули на место… Узнал, откуда угнали?

– Нет, Александр Борисович, во-первых, Хабарова самого в тот момент в клинике не было, во-вторых, я решил вначале вам доложиться. И вот еще что… Я звонил клиентке, интересовался – так, на всякий случай: не заметила ли она в те дни перед убийством отца за собой слежки или вообще чего-либо необычного? Понимаете, ведь если это убийство, да еще заранее подготовленное, исполнители должны были иметь гарантию, что Клименко возле супермаркета остановится… Старик соответственно будет один, а дальше – дело техники. Но она могла с тем же успехом купить все, что надо, в другое время и в другом месте – заранее… Я имею в виду, что упомянутый Клименко разговор в больнице насчет дня рождения и коньяка такой гарантии дать не мог. И следовательно, на саму клинику никакой тени не бросает…

– Ты прав, конечно… Что она тебе сказала насчет слежки?

– Ничего такого не заметила, как и следовало ожидать, – ответил Щербак. – Но она и не смотрела, просто в голову не пришло, так что говорю ж, на всякий случай спросил.

– Ничего необычного тоже не происходило?

– Говорит, нет… Но мне показалось, что она чего-то недоговаривает. Сегодня мы с ней увидимся, условились на пятнадцать ноль-ноль. Лидия Ильинична в это время обедает и на сей раз согласилась сделать это в моем обществе.

– Не знал, что ты такой состоятельный! – усмехнулся Турецкий. – Небось питается мадам в каком-нибудь дорогущем местечке?

– Ну, не в самом дешевом, – Щербак слегка порозовел. – Но она заранее предупредила, что платит сама… Не в кафе же мне было с ней встречаться!

– Вот что, Коля, – задумчиво произнес Александр Борисович, – думаю, что до трех ты собирался наведаться в клинику, верно? Пока не нужно… Что-то мне все эти маленькие случайности не сильно нравятся. Каждая сама по себе вроде бы безобидна, если можно назвать безобидным факт побега убийцы с места преступления. Но бежал он в сторону клиники, верно?

– Так ведь там единственное место, где можно проскользнуть на шоссе, – напомнил Щербак.

– Вот и я о том же… Смотри дальше: я не сомневаюсь, что за Клименко и ее отцом следили. Насколько я ее понял, к Хабарову они ездили всегда в одно и то же время, в один и тот же день, раз в неделю. То, что мадам ничего не заметила, еще ни о чем не говорит. Из этого следует, что и убить старика могли где угодно, дождавшись удобного момента, когда дочь оставит его в машине одного… Однако случилось это вновь неподалеку от больницы.

– Но, Александр Борисович, – возразил Щербак, – если бы убийца был сотрудником, допустим, клиники, что, на мой взгляд, вовсе не вероятно, коли старика там, наоборот, лечили, он бы как раз постарался сделать это как можно дальше от своего места работы.

– В обычном случае – да… А вдруг иной возможности у него не имелось?… Галочка, – Турецкий повернулся к молча сидевшей все это время Романовой, с интересом следившей за их разговором с Николаем. – Что там говорила эта моделька? Что отец Клименко пару месяцев не появлялся у дочери в агентстве, хотя до этого ездил часто?

– Да, Александр Борисович, – кивнула девушка. – И там знали, что это из-за болезни. Но две недели назад Лидия Ильинична его снова привезла, и, по словам Сони, выглядел он прекрасно.

– И тем не менее не думаю, что старик Клименко часто выходил из дома, возможно, все его вылазки и сводились к клинике – обязательный визит к врачу и к дочери в гости… Ладно, считайте, что я это так, в порядке бреда…

– Так ехать мне к Хабарову или нет? – уточнил Николай.

– Поезжай, но после того, как встретишься с Лидией Ильиничной. У нее же выяснишь все, что возможно, по части здоровья и лечения отца.

– Что именно?

– Во-первых, сам диагноз: рак, между прочим, бывает разных стадий, мне нужны детали. Судя по тому, что мы сейчас знаем, у старика наступила ремиссия, а она тоже на пустом месте не случается, причем происходит это крайне редко.

– Что-нибудь еще?

– Кто, помимо Хабарова, его лечил, что это за методы, которыми лечили? Ведь по каким-то причинам Клименко предпочли эту клинику Каширке? И кажется, совсем не зря…

– Хорошо, Сан Борисыч, все это я выясню. Вначале у нее, а потом, если понадобится, у самого профессора. Правда, до него еще добраться нужно, пока что, кроме секретаря по телефону, пообщаться там мне ни с кем не удалось. Хоть записывайся на прием! Но и там, как утверждают в регистратуре, очередь на две недели вперед…

– Значит, в клинику ты все-таки заходил?

– Заходил, но дальше регистратуры меня не пустили, а доставать удостоверение не стал, зачем лишний раз светиться?

– Все правильно, – кивнул Турецкий.

– Александр Борисович, – Галочка слегка порозовела, – у меня еще целая неделя отгулов, и если я нужна…

Турецкий задумчиво поглядел на девушку:

– Твоя машина на ходу?

Вопрос был существенным: старенький «Москвич» Романовой, купленный с рук, ломался с периодичностью где-то раз в месяц.

– На ходу, – кивнула она. – Только что забрала у ребят, клянутся, что на этот раз минимум полгода гарантии…

– Я бы хотел, чтоб ты пару дней понаблюдала за нашей клиенткой – так, на всякий случай: нет ли за ней и сейчас хвоста?

– Есть понаблюдать! – Галочка улыбнулась и встала со своего места у окна.

Николай не сдержался и фыркнул:

– Ну ты даешь, капитан Романова! Отродясь ни у кого не наблюдал трудового энтузиазма, когда речь шла о наружке! Здорово же вас с Володькой допекли в родной конторе… Слушай, а как у него по части отгулов? Или, может, отпуск взял?

Он подмигнул Турецкому, и они оба весело расхохотались.

Антон Плетнев, так же как и Александр Борисович, втайне был уверен, что никакого убийства Николая Мальцева никто и не думал заказывать: перед ними типичная бандитская разборка внутри диаспоры. А Николаю просто-напросто не повезло, оказался в ненужном месте в ненужный момент. Поэтому, когда Турецкий усадил его за копии следственных документов, доставил которые в «Глорию» лично майор Щеткин, он же сэр Генри, оперативник взялся просматривать их с куда большим энтузиазмом, чем деловые записи самого Мальцева, отданные ему вдовой. Записи, с его точки зрения, могут и подождать, а вот доказать, что все дело вовсе не в бизнесмене, значило избавиться от довольно-таки занудного дела: к тому же китайские имена, а порой и вовсе столбики иероглифов, которыми периодически пестрели некоторые страницы дела (перевод, правда, прилагался), почему-то мешали Антону сосредоточиться.

В общем, когда Турецкий с вопросительным видом заглянул к нему в общий кабинет, особо сказать Антону, несмотря на энтузиазм, было нечего.

– Пока никаких зацепок, – произнес он виноватым тоном. – Если верить экспертизе, самая обычная бандитская разборка: огнестрел, потом поджог. Оружие сейчас по пулегильзотеке отрабатывают. А документы по работникам цеха…

– Наверняка липа! – закончил за Плетнева Александр Борисович. – Какой идиот будет нелегалов по их настоящим именам записывать? Но проверять все равно придется тщательно! Ты что же, не все еще просмотрел?

– Не все, но к вечеру наверняка закончу.

– Не думай, что бумажная работа – ерунда… – начал Турецкий назидательным тоном, но Антон его перебил:

– Что ты, Саш, я так не думаю!

И тут же его, в свою очередь, перебил телефонный звонок. Плетнев взял трубку и некоторое время слушал молча, мрачнея на глазах.

– Хорошо, – пробормотал он наконец. – Сейчас попытаюсь…

Взгляд, который он тут же перевел с документов на Турецкого, был просительным.

– Опять Васька в школе подрался… – огорченно вздохнул он. – Сам директор звонил, срочно требует меня… Еще и нахамил, говорит. Саш… Клянусь, до вечера я все документы просмотрю, а сейчас… Отпусти в школу, а?

Александр Борисович вздохнул и покачал головой:

– Антон, ты разговариваешь со мной, как с душителем и эксплуататором… Неужто похож? Езжай, конечно! Я и сам сейчас к адвокату Мальцевых собираюсь… Скажи только, документы Николая ты тоже пока не просматривал?

– Исключительно по диагонали! Но могу сказать, что там у него имена работников этого Чжана тоже перечислены, правда, пока я не вчитывался… И суммы какие-то стоят… Так я поеду?

– Давай, дуй к своему хулигану. – Турецкий через силу улыбнулся и вышел из кабинета.

Официальным документам, которые заполучило следствие, он доверял не больше Антона, потому и решил поговорить с адвокатом Мальцева, как выяснилось, уже довольно давно занимавшимся делами убитого бизнесмена. Тем более что и сам знал его совсем неплохо: Виктор Борисович Каторин был приятелем другого адвоката – близкого друга и Турецкого, и покойного Дениса Юры Гордеева. Несколько раз Сан Борисычу довелось расслабляться в мужской компании, где присутствовал и Каторин. У него было забавное прозвище Лимонник, бытовавшее среди знакомых и полученное тем за нежную привязанность к этим экзотическим растениям.

Вот в процессе ухода за очередным из них Турецкий и застал адвоката, с огорченным видом стоявшего возле самого большого и ветвистого лимона, высаженного в здоровенную бочку почти посередине просторного кабинета. Несмотря на «лимонный сдвиг», Виктор Борисович был прекрасным адвокатом и вполне даже в своем деле преуспел, открыв еще пять лет назад собственную контору.

– Представляешь? – прямо с порога пожаловался Каторин, едва Турецкий открыл двери. – Привой оказался паршивый… У нас хорошего привоя вообще не достанешь!

– Сочувствую, – улыбнулся Александр Борисович, – но помочь ничем, к сожалению, не могу… А как насчет тебя?

Адвокат вздохнул, отходя от кадки с лимонным деревом, и кивнул:

– Садись за компьютер и смотри, файл я уже открыл, все документы там.

– Точно все? – Турецкий последовал совету Каторина и, направившись к столику, на котором стоял компьютер, сел в удобное кресло перед ним. – И достоверность гарантируешь?

– Обижаешь, старик! Достовернее некуда, из первых рук: нотариус прислал, который занимается мальцевским наследством.

– Обалдеть… Ты что, вообще всех нотариусов Москвы знаешь?

– Да. А что толку, если хорошего привоя ни у кого не достанешь?! Вот я скоро японский лимон высажу и еще два мексиканских!

– А мне, Витя, – перебил его Турецкий, – надо кого-нибудь, и как можно скорее, по этому делу посадить… желательно виновного! – Он всмотрелся в документ, находившийся на экране, и приподнял одну бровь. – Слушай… Так Николай действительно вложил в этот китайский цех все свои накопления?!

– Да, вот так вот неудачно рискнул… – вздохнул Лимонник. – Хотел к следующему летнему сезону торговлю расширить… Турецкий, теперь ты видишь, что Марине, жене, убивать его было невыгодно? О том, что муж все, что есть, вкладывает в производство, она знала не хуже его – вон там ее подпись… Счет у них был общий, и деньги они снимали вместе.

– Весь вопрос в том, успел ли Николай передать их Чжану.

– Открывай следующий документ и смотри: успел! Оформлено все было, конечно, как заем, тем не менее сумма фигурирует та же.

– А отдельного счета у него не было случайно?

– Случайно был, – подтвердил адвокат и, подойдя к компьютеру, из-за спины Турецкого ловко пощелкал клавишами, затем клацнул мышкой. – Гляди: снято все до копейки еще весной… Сумма не то чтобы большая, но это вообще-то кому как…

– Интересненько… – протянул Александр Борисович, пролистывая документы. – Снял, получается, почти год назад, а для чего – непонятно, вроде бы в дело, если этим бумажонкам верить, ничего аналогичного не вкладывал… Нет?

– В дело он вкладывал только то, что с него же и получал в качестве дохода, я проверил. А эта сумма растворилась в воздухе! О том, как использовалась и для чего снималась, ничего нет, значит, для личных нужд…

– Заем?

– Возможно. Поскольку ни нового авто, к примеру, ни других крупных предметов роскоши за последний год не покупалось: остатков от доходов, не влагаемых в дело, на жизнь Мальцевым, судя по всему, вполне хватало.

– Они, насколько я знаю, особо не роскошествовали, а если это и впрямь заем, дать в долг он мог только кому-то из близких… Погоди-ка!

Турецкий достал телефон и набрал номер Меркулова:

– Костя? Я беспокою… У меня тут вопрос возник: никто из твоих одноклассников не распространялся насчет того, что, возможно, занимал у Мальцева деньги? Сумма? Довольно крупная… Пока не назову, уж извини… Понятно… Да нет, это Даша преувеличила, конечно! Все куда скромнее… Обязательно перезвоню, как только – так сразу!

Отключив связь, Александр Борисович пожал плечами:

– Ни о каких заемах Костя слыхом не слыхивал. А насчет личного счета одна из них, Дарья Андреевна, сплетничала на поминках с Меркуловым; она про этот счет знала и утверждала, что там сумма лежит якобы астрономическая…

– Двадцать тысяч по нашим временам на астрономическую сумму не тянет, – бросил адвокат. – Другой вопрос, что снял он все сразу. Интересно, для кого? Я бы на твоем месте эту Дарью Андреевну проверил. Слишком она осведомленная барышня…

– Не волнуйся, проверю… И ее и, главное, Гамзу: кому, как не бизнесмену, да еще и неудачливому, может понадобиться столько бабок, причем сразу? Вот черт, неужели Мальцева права?

– Тебе виднее.

– Понимаешь, – вздохнул Сан Борисыч, – ну не похож Анатолий на убийцу, тут я с Костей на все сто согласен.

– Глупости, Саша, – Лимонник тоже вздохнул и отошел к своему письменному столу. – У убийц, как правило, на физиономии относительно их способностей ничего такого не значится. А то мы с тобой не навидались всевозможных обаяшек с честными харями, оставляющих за собой трупешники!

– Тоже верно, – вынужден был согласиться Александр Борисович. – Слушай, а это что?

– Дальше там всевозможные чеки и квитанции за следующие полгода после того, как Мальцев свой личный счет опустошил. Как видишь, расходы у него были по приходу, никаких излишеств… Я все посмотрел, можешь не маяться!

– И когда ты только успел? – удивился Турецкий.

– Кто рано встал – тому Бог подал, – скромно отозвался Лимонник. – Я обычно в половине седьмого уже на работу выезжаю, пока польешь здесь все, пока то да се…

Александр Борисович понял, что сейчас Виктор Борисович пересядет на своего любимого конька, и поспешил выключить компьютер, тем более что вся интересующая его информация была им уже получена.

Прежде чем отправиться в «Глорию», он попросил адвоката переслать на и-мэйл ЧОПа ту часть документов, которые касались личного счета погибшего. А также все расходные бумажки за полгода после этого. Пусть Плетнев все-таки посчитает еще разок, займется делом – меньше времени останется на то, чтобы заглядываться на чужих жен.

До общежития, где, уже на вполне законных основаниях, жил его старший брат Чонгбэй, парнишка добрался к вечеру следующего дня. Пришлось рискнуть и, дождавшись утра, купить на последние рубли дешевенькую карту Москвы. Иначе наверняка бы опоздал на назначенное его возлюбленной Лянь послезавтрашнее свидание: повидаться со старшим братом нужно было раньше, чем с ней.

По сравнению с тем закутком, расположенным позади сгоревшего цеха, в котором приходилось ночевать Чонгли до трагедии, общежитие выглядело просто роскошным: занимало целый этаж в четырехэтажном здании, принадлежавшем какому-то институту и изначально предназначавшемся его студентам.

Теперь здесь вперемешку со студентами проживали не только китайцы, но и южане, работавшие на соседнем рынке. Видимо, с точки зрения администрации, в этой связи ставить внизу охранника было бессмысленно, вместо него там сидела, тоже абсолютно бесполезная, старуха: все равно, если вдруг начнутся разборки, никакой охранник в одиночестве не справится, а милицию и бабка вызовет, сидящая на грошовой зарплате.

На Чонгли, проскользнувшего мимо нее, она не обратила никакого внимания: жильцов китайского этажа бабулька между собой не различала, все они казались ей похожими друг на друга, как однояйцевые близнецы… Какой толк спрашивать, кто и куда идет? Сами разберутся!

Поднявшись на два лестничных пролета, паренек оказался в длинном и узком полутемном коридоре, пропахшем жареной селедкой – основным блюдом здешнего меню. От голода у Чонгли кружилась голова, но он был выносливым и сильным и не мог позволить себе отвлекаться от главной цели. Комнату брата он помнил, хотя был здесь всего один раз, в день приезда в Москву. Вот она – под номером 16…

Настороженно оглядев пустой коридор (никого, только в самом конце через открытую дверь общей кухни слышится чей-то смех), Чонгли осторожно приоткрыл дверь и почти неуловимым движением проскользнул внутрь, и тут же в комнате, где до этого разговаривали, что-то бурно обсуждая, установилась тишина.

– Ли… Ли!

Он с облегчением увидел потрясенное лицо Чонг-бэя и, теряя последние силы, соскользнул вдоль двери на пол, присев на корточки: на месте! Он сделал это – добрался наконец до единственной в чужом и страшном городе безопасной крыши над головой!

Двоих соседей брата, живших вместе с ним в тесной, но на удивление чистенькой клетушке, Чонгли не то чтобы совсем не боялся, но иного выхода у него не было: укрыться можно только здесь и больше нигде.

Он вдруг понял, до какой степени устал и ослабел, даже не сразу почувствовал, как тормошит его Чонг-бэй, лицо которого теперь просто сияло от счастья: видимо, он уже знал о трагедии с цехом и теперь радовался младшему брату, который для него в буквальном смысле вернулся с того света… Ведь погибли все! Все, кроме него…

Спустя полчаса Чонгли, сидя на полу, жадно поглощал прямо из миски самую вкусную еду из всех, какую ему только доводилось пробовать: рисовый отвар с плавающими в нем мясными пельменями.

7

Вернувшись после визита к адвокату в «Глорию», Александр Борисович обнаружил, что кроме него и Наташи в ЧОПе никого нет. В том числе и Плетнева, который, если память ему не изменяла, отпросился всего на пару часов. Покосившись на золотистый циферблат, красовавшийся на стене приемной, Турецкий, не заходя к себе, развернулся и направился в комнату, которую делили между собой Антон и Коля Щербак.

Комната была пуста, и папка с документами так и лежала на столе, открытая на том же месте, на котором ее открыл Плетнев. Мог бы и в сейф убрать, растяпа… Александр Борисович нахмурился и, обойдя стол, взглянул на красовавшиеся на всеобщем обозрении документы, прежде чем их убрать на место. Что-то – поначалу он и сам не понял, что именно, – привлекло его внимание.

Турецкий прищурился и вгляделся в бумаги внимательнее: слева лежал список с фамилиями погибших сотрудников цеха, справа – результаты экспертизы трупов погибших. Что же именно зацепило его внимание? Александр Борисович нахмурился, вчитываясь в сложные, с точки зрения европейца, имена. И хотя, скорее всего, они вряд ли были подлинными, пожалуй, все-таки один шанс из десяти, что это так, имелся… Но что это дает?

Он перевел взгляд на экспертное заключение и невольно ахнул: так вот в чем дело! В списке работников цеха, найденном среди бумаг Николая Мальцева (бог весть для чего он тому понадобился), все имена китайцев были пронумерованы, в экспертном же заключении количество обгоревших трупов просто указывалось общей цифрой – одиннадцать. Если учесть, что один из них принадлежал Чжану, второй – Мальцеву, получалось, что в цехе трудились и затем погибли от рук бандитов девять человек. Между тем в списке работников фигурировало вовсе не девять, а десять имен!

Турецкий разволновался и сам не заметил, как начал перелистывать документы. То, что он искал – список сотрудников Чжана, написанный его собственной рукой с прилагаемым к нему переводом, – обнаружилось между бумагами почти сразу. И здесь имена работников оказались пронумерованными, рядом с каждым на листке перевода стояла дата. Что касается оригинала, последний, десятый сотрудник – его имя звучало как Чонгли, был вписан другими чернилами по сравнению с остальными – явно в соответствии с датой трех-… Нет, месячной давности. То есть за две недели до трагедии…

Но главным было, конечно, не это. А то, что кто-то из списка работающих в цехе Чжана остался в живых…

И этот кто-то – именно из простых работников, потому что трупы Мальцева и самого хозяина пострадали от огня меньше других, их опознали сразу.

Александр Борисович схватил телефонную трубку и набрал вначале домашний номер Плетнева, затем, когда там никто на звонок не откликнулся, мобильный. И сердито чертыхнулся, услышав вежливое: «Абонент временно не обслуживается». Этот оболтус не позаботился положить на свой счет деньги…

Колебался Турецкий недолго. Вынув из папки нужные страницы и убрав остальное в сейф, он предупредил Наташу, что будет только к вечеру, и, выйдя из «Глории», направился к своему «пежо». Школу, в которой учился Плетнев-младший, он знал, поскольку пару раз и ему довелось заезжать туда за беспокойным Васькой. А если дома у Антона никого нет, значит, разборка с директором все еще не завершилась…

На самом деле нелегкий разговор с преподавателями для Плетневых закончился как раз в тот момент, когда синий «пежо» Александра Борисовича затормозил напротив школьных ворот. Столь удачно подъехавший Турецкий опустил водительское стекло и в итоге получил возможность не только лицезреть, но и слышать потуги Антона завоевать макаренковские высоты.

Оба – отец и сын – выглядели так, словно только что вышли из бани, забыв причесаться и наспех натянув одежду, и это было так забавно, что даже злившийся на оперативника Турецкий слегка улыбнулся.

– Он тебя слабее, ты это понимаешь? – Антон остановился на крыльце, бесцеремонно тормознув своего отпрыска и пытаясь заглянуть ему в раскрасневшуюся, сердитую физиономию. – Он же тебя на целую голову ниже, он даже сдачи тебе дать не может!

– Он хотел… – буркнул Василий.

– Тем более… Видишь, защищался по-честному, а ты? Ты-то его сильнее, почему тогда стал его бить?

Плетнев-младший молча опустил голову, но Александр Борисович видел, что выражение лица у мальчишки по-прежнему оставалось упрямым.

– Нипочему! – буркнул он. – Просто так, захотелось…

– Захотелось, да? – Вся фигура Антона выражала крайнюю степень растерянности, что говорить дальше, он явно не имел ни малейшего представления.

Турецкий решил, что самое время вмешаться в ситуацию, и поспешно выбрался из машины.

– Привет, господа Плетневы, – подал он голос, подходя к воротам.

– А? – Антон слегка вздрогнул и поглядел в его сторону. – Привет, Саш… – он снова покосился на сына и добавил: – Сейчас Василий подумает и, вероятно, тоже с тобой поздоровается.

– Здрасте, дядь Саш… – пробормотал тот, но голову наконец поднял, вероятно углядев в Турецком возможного избавителя от отцовских нотаций. А Плетнев-старший внезапно оживился:

– Вась, вот смотри. Если тебе хочется побить кого-нибудь просто так, то почему бы тебе дядю Сашу не ударить?

Александр Борисович перехватил просительный взгляд Антона и едва заметно кивнул тому.

– Или ты, может, боишься того, кто тебя сильнее? – продолжал Плетнев напирать на трудновоспитуемого потомка.

– Ничего я не боюсь, – хмуро буркнул Васька. – Это все понарошку, методы воспитания. Если я сейчас его ударю, он мне не ответит, а ты скажешь: потому что нельзя бить слабого.

Он с откровенным презрением посмотрел вначале на отца, а потом на тоже моментально растерявшегося от такой недетской проницательности Турецкого и отвернулся. Надо сказать, что Александр Борисович сориентировался в ситуации быстрее.

– Вот и хорошо, что ты это знаешь, – заявил он. И хотя в ответ ожидалось им как минимум молчание, а как максимум хотя бы что-нибудь не слишком изобличающее растерянность обоих мужчин перед юным нахалом, Турецкий вслед за Антоном радостно вздрогнул, когда за его спиной раздался голос его жены:

– Привет! И ты, Шурик, здесь? – Никто из троих не слышал, когда она подъехала и успела припарковать машину позади синего «пежо» мужа, но видеть ее рады были все.

Ирина Генриховна решительно направилась к Плетневым, начавшим наконец спуск со школьного крыльца, на ходу рассеянно чмокнув Турецкого в щеку.

– Ну что, Вась, домой? – Она спокойно взяла маленького хулигана за руку. – Пойдем, папе с дядей Сашей работать надо.

Александр Борисович невесело усмехнулся, глянув в непривычно оживленное лицо жены.

– Я сейчас и один справлюсь, – произнес он. – К Антону у меня всего несколько вопросов. А вот ты сейчас, я думаю…

– Вот и хорошо, – перебила его Ирина Генриховна, не соизволив дослушать. – Значит, папа тоже с нами поедет. А дядя Саша приедет потом. Да, дядя Саша?

– Да, тетя Ира, – самым ядовитым голосом, на который только был способен, почти пропел «дядя Саша», но Ирина этого, судя по всему, не услышала, поскольку уже вела Василия к своей машине.

Плетнев-старший неуверенно потоптался на месте, чувствуя себя крайне неловко и, видимо, не зная, что ему делать. Турецкий усмехнулся:

– У меня к тебе и правда вопрос. Ты экспертное заключение со списком работников цеха сравнивал?

– Я не успел, – виновато ответил тот. – Вечером собирался… Только не работников, а работниц… Все трупы, не считая Чжана и Мальцева, женские… А что, прямо сейчас хочешь, чтобы я этим занялся?

– Ты сказал – все трупы женские? – насторожился Александр Борисович. – Это точно?!

Не понимая причину его волнения, Антон удивленно смотрел на шефа.

– Ну да… Саш, это же был швейный цех! А швеи даже у китайцев всегда бабы… А что случилось?

– А то, что где-то по Москве бродит единственный оставшийся в живых свидетель случившегося! – произнес Турецкий. – И если насчет женщин ты прав, мы даже знаем его имя… Или псевдоним: Чонгли.

И поскольку Плетнев продолжал смотреть непонимающе, снизошел до того, чтобы пояснить:

– На пожарище найдено одиннадцать трупов. Два опознаны. Следовательно, погибло девять работников… работниц. А в списке, который ты не успел изучить, числится не девять человек, а десять. И десятый появился там всего за две недели до трагедии.

Плетневу понадобилось несколько секунд, чтобы понять наконец, что привело Турецкого к этому выводу.

– М-да-а-а… – протянул он. – Может, он и свидетель, а может, и как раз засланный казачок, кто знает?

– Узнавать будешь в основном ты. Я хочу еще раз поговорить с вдовой… Начни, кстати, со звонка Пете Щеткину, похоже, в угро на разницу в числе трупов и живых тоже внимания не обратили… И ты упустил еще один вариант: этого Чонгли в тот день вообще могло не быть на работе в цехе, так что…

– А что тебе сказал этот самый… как его… Лимонник? – поинтересовался Плетнев. Но, обнаружив, что Турецкий его не слышит, думая о чем-то своем, вздохнул: – Саш… а почему он Лимонник? Он что, миллионер?

– Что? – Александр Борисович, вернувшийся от своих размышлений к реальности, спохватился. – Нет. Пока что он не миллионер. Но адвокат известный… Хобби у него такое – лимоны выращивать… Слишком много про людей знает, потому и предпочитает общаться с растениями… Ладно, иди уже, тебя ждут… Займешься делом завтра, с утра.

– Так что он сказал насчет вдовы? Про Марину и про наследство?

Александр Борисович его вновь не слушал или не хотел слышать, уже открывая дверцу своего «пежо» и усаживаясь за руль. На Ирину, нетерпеливо махавшую Антону рукой, он старательно не смотрел. Через мгновение его машина, взвизгнув покрышками, сорвалась с места. Оперативник Плетнев с тоской глянул ей вслед и, словно нехотя, двинулся к проявлявшей нетерпение Ирине Генриховне и уже вполне довольному жизнью Ваське, развалившемуся на заднем сиденье ее авто.

Первое, на что обратил внимание Турецкий после того, как Марина провела его в гостиную и оставила одного, уйдя к дочке в спальню, была большая фотография хозяйки, висевшая на стене: на ней женщина выглядела куда моложе, чем сейчас, наряжена в какую-то расшитую, кажется украинскую, рубашку, а вокруг люди с фотокамерами… Если бы не изящная, но напоминавшая в то же время обилием блестящих камешков, которыми была усыпана, о новогоднем празднике корона на Марининых распущенных и украшенных лентами волосах, он ни за что не вспомнил бы, где и когда уже видел этот, или очень похожий на этот, снимок.

Зато когда хозяйка вернулась, успокоив дочку, в гостиную, Александр Борисович уже мог похвастаться перед ней своей памятью.

– Это, – он кивнул на портрет, – вы лет пять назад… «Краса Кубани», я угадал?

– Неужели узнали? – Она слабо улыбнулась.

– Когда я прочитал, что одна из «королев» отказалась от нескольких выгодных зарубежных контрактов, укатила в Москву, при этом заявив, что моделью работать тоже не будет, не поверил… Потому и запомнил…

– Не поверили во что? Что ради любви можно бросить все? Помнится, об этом тогда тоже все писали… В общем-то я и сама тогда поначалу не поверила.

Она печально посмотрела куда-то в пространство, словно перестав видеть своего гостя.

– Я тогда приехала в Москву просто так, посмотреть на столицу. Зашла в магазин кофточку купить, смотрю, а за прилавком он… Сразу поняла, что он… Ну и брякнула первое, что в голову пришло: хочу, мол, быть продавщицей… Он про конкурс красоты на Кубани не слышал, кто я – знать не знал… А продавщицей взял. Сразу, не раздумывая. Так все и началось…

– Не могли ваши бывшие земляки-поклонники отомстить Николаю? – поинтересовался негромко Турецкий, переводя разговор в нужное русло.