Текст книги "Перебежчик"

5

С Аркадием Валерьяновичем мы встретились в отдельном кабинете, который нам уступил заведующий консультацией.

По моим предположениям, Аркадий Валерьянович, как светский человек, просто не мог не произвести впечатления на другого светского человека, Вадима Райского.

Пока они церемонно знакомились, приятно улыбались и как бы невзначай демонстрировали друг другу свои разного рода причиндалы – трубки, золотые цепочки карманных часов, пиджаки от Версаче и прочее, указывающее на их принадлежность к высоким кругам, – я, потешаясь, наблюдал за ними. И удивлялся тому, что они друг друга раньше не знали, не встречались прежде на каких-нибудь светских раутах.

Казалось, они забыли о моем существовании, а когда вспомнили, то были раздосадованы тем обстоятельством, что придется вести беседу с человеком, который осмелился предстать перед ними без галстука.

Но когда разговор начался наконец по существу, стало ясно, что не так уж они одинаковы, многое их разделяет.

– Господин Лекарский, – сказал я, – как вы понимаете, после всего случившегося с Лехой я не могу вам доверять полностью.

При этом я покосился на Вадика, который слегка от этих слов поморщился.

– Надо ли напоминать, что я имею в виду? – спросил я Лекарского.

– Вы говорите о гибели Лехи, случившейся после вашей с ним драки? – небрежно поинтересовался Аркадий Валерьянович.

– Я хочу быть уверен, что наш разговор вами не записывается, – официально заявил я. – И вам лучше сказать сразу: вы сейчас делаете такую запись или нет?

Вадик, на которого коротко, в поисках сочувствия, взглянул Лекарский, нервно вздохнул, что могло означать лишь одно – он тоже не в восторге от моей прямолинейности.

– А если я вам скажу «нет», вы будете меня обыскивать? – спросил Аркадий Валерьянович улыбаясь.

Вадик повернулся ко мне и, уже не скрывая досады, выразительно посмотрел на меня. Но я уже не мог остановиться. Я был почти уверен в своей правоте.

– Для этого мне пришлось бы вернуться туда, откуда я пришел, и пригласить понятых, – сказал я. – Просто перед встречей с вами я запасся прибором, который безошибочно реагирует на работу записывающего устройства. Он при мне. Однако мне пока не хотелось бы его применять. Надеюсь, что мы с вами и без него разберемся.

Конечно, я здорово рисковал, блефуя таким образом. Никакого прибора у меня с собой не было. И я не вполне был уверен, что таковой вообще существует в природе. Что-то слыхал о каких-то пробных разработках в этой области, а вдруг его еще нет? Но по изменившемуся выражению холеного лица Аркадия Валерьяновича я понял, что попал в точку. На нашу встречу он пришел не простачком. Иначе и быть не могло. Наверняка сам предложил хозяину записать разговор, поскольку тот не очень ему доверял. Мол, эти интеллигенты всегда между собой договорятся. Вадик удивленно переводил взгляд с него на меня. Аркадий Валерьянович не смотрел ни на одного из нас. Молча отколол большую красивую булавку от своего клубного галстука и положил на стол.

– Но уже произведенную запись придется стереть, – сказал я ему, разглядывая устройство. – Вы знаете, как это сделать?

Он пожал плечами, по-прежнему ни на кого не глядя. По его отрешенному виду нельзя было понять, как он относится к своему проколу – очень переживает или нет. Вадик, присвистнув, покачал головой.

Я вертел булавку и так и этак. Булавочка стоила, наверное, как хороший «мерседес». Если не больше.

– Мне нужна сильная лупа, – сказал я Вадику. – Иголка тоже.

Он с готовностью стал рыться в столе хозяина кабинета. Я чувствовал себя победителем – проницательным, бывалым человеком. Что касается Аркадия Валерьяновича, то он смотрел на меня с возрастающей надеждой. Вдруг помогу ему в той опасной ситуации, в которой он оказался?

Через несколько минут я нашел то, что меня интересовало. С помощью компьютера стер запись на миниатюрном диске устройства. Аркадий Валерьянович был потрясен. А я раздумывал, каким образом из этой ситуации можно выжать, выторговать побольше.

– Давайте по порядку, – сказал я. – Разберемся сначала с тем, что мне и моей девушке угрожает. А уж потом поговорим о гонораре.

– Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я теперь работал на вас? – спросил Аркадий Валерьянович.

– Вы мне еще не ответили, – нетерпеливо сказал я.

– Я просто хочу быть последовательным, – сказал он. – Вы раньше спрашивали меня, как я попал в эту компанию, не так ли? Или вас это больше не интересует?

– Ну почему, – пожал я плечами. – Наверняка точно так же, как должен был попасть я. С помощью шантажа и угроз. Тот же сценарий. Проверенный и обкатанный, в том числе на вас.

– Так, да не совсем, – вздохнул он. – Баха я уважаю. Поверьте, его есть за что уважать. Он мне здорово помог, причем бескорыстно, в моем собственном бизнесе. Хотя в чем-то вы правы. У меня двое детей. Однажды их похитили. И Бах всеми силами способствовал их освобождению, когда меня уже предупредили, что я потеряю их безвозвратно. А что было делать? К органам обращаться абсолютно бесполезно… Я отнюдь не трус, просто был уверен, что там мне не смогут помочь. И вот тогда по своей воле я оказался в его команде. Я считаюсь крупным бизнесменом, являюсь членом правления нескольких банков, которые находятся под его патронажем. Всех интересует моя респектабельность и мои связи для выполнения некоторых деликатных заданий.

– Что обо мне у вас знают? – спросил я.

– Почти все. Бах не теряет надежды, что вы примете участие в защите его сына. Прежний адвокат, ныне покойный господин Колеров, ознакомил его с делом, и он уверен, что там есть сомнительные моменты… Например, показания потерпевшей. В протоколе ее допроса записано, что Игорь Бахметьев участвовал в этом деле…

– Что столь же однозначно подтверждает экспертиза, – напомнил я.

– …Но теперь она говорит, что в этом не совсем уверена, – закончил Лекарский.

– Еще я слышал, что свидетели запуганы и отказываются от своих показаний, – добавил я. – Возможно, вы потерпевшую тоже запугали. Но это мое предположение. Баху пока об этом не докладывайте.

– Слушаюсь… – улыбнулся Лекарский. – Как видите, я почти стал вашим агентом.

– Двойным агентом, – сказал я. – Но вы так и не ответили, что у вас знают обо мне и моей девушке?

– Можете считать, что все. Например то, что вы с ней разъезжаетесь по разным адресам. Они уже знают, где ваши нынешние квартиры, одна, кажется, у Павелецкого, а также номера ваших новых телефонов. И смеются над вашими потугами их запутать. Хотя отдают должное той оперативности, с которой вам удалось разделаться с обвинением вас в убийстве этого несчастного Лехи. При этом хочу вас заверить – никакого отношения мы к этому не имеем. Наверняка это сделали наши оппоненты.

– Да кто же такие вы? – не выдержал Вадим. – И кто они? Вы можете назвать фамилии? Бах, Лекарский… Это с вашей стороны. А с другой?

– С другой стороны – другая финансово-промышленная группировка, Соковнина, бывшего вице-премьера правительства… Об этом все знают, читайте газеты. Поймите, я и так сказал вам слишком много, если учесть, что до сих пор здесь, в вашем кабинете, вопрос о моей безопасности даже не ставился, – угрюмо произнес Лекарский. – Я не спрашиваю, записываете ли вы наш разговор, чтобы потом в свою очередь можно было меня шантажировать. Охотно поверю вам на слово, что это не так. Но мне нужны гарантии, понимаете? Откуда я знаю, что вы, Юрий Петрович, в один прекрасный день, когда решите для себя, что профессия адвоката вовсе не для вас… Словом, вы сейчас устроили мне такой допрос, что мне начинает казаться, будто я не на Таганке, а на Лубянке.

Вадик громко хмыкнул, но ничего не сказал.

– Вы правы, – согласился я. – Полной гарантии мы вам дать не можем. Но вам ведь предстоит отчитываться перед ними, – я кивнул на дверь, как если бы там находились предполагаемые темные силы, – поэтому договоримся так. Запись мы все же сделаем, но такую, которая ваших работодателей дезориентирует.

Лекарский молчал, видимо обдумывая мои слова.

– Но для этого нам сначала придется дать согласие, – вмешался Вадик. – А ты, как я вижу, к этому просто не готов.

– Это не так просто, – ответил я ему. – Все вокруг только тем и заняты, что толкают меня в эту пропасть. В том числе и ты… – и обратился к Лекарскому: – Я, пожалуй, смог бы принять ваше предложение, но при одном условии – никаких тайн следствия я не знаю и знать не могу, поскольку в нем не участвовал. Но если бы даже знал, никогда бы этим не воспользовался.

– Вот это стоило бы записать для вашего хозяина, – сказал Вадик, глядя на Аркадия Валерьяновича.

– Мой хозяин рассчитывает на ваши связи в прокуратуре и ГУВД, – устало сказал Лекарский. – Неужели не понятно?.. Только там можно почерпнуть нужную информацию об этом деле. Например, для того, чтобы его развалить… Не мне вас учить, как это делается. Так что, приступим к записи?

– Сначала отрепетируем, посмотрим, как это у нас получится, – сказал я. – Значит, вы делаете мне предложение, я колеблюсь, господин Райский запрашивает цену, потом начинает торговаться, а я, чтобы сохранить лицо, выставляю свое условие, которое вы только что слышали, и, поломавшись, даю себя уговорить.

Лицо господина Лекарского уже не выражало задумчивости, теперь на нем читалась обеспокоенность. Он понимал, что это совсем не то, что ожидали от него те, кто его сюда прислал.

– Итак, приступим? – азартно спросил Вадик. Похоже, в детстве он не наигрался в казаки-разбойники и теперь неверстывал, хотя взрослая игра в следователи-преступники таила в себе большую опасность.

…Мы репетировали в течение получаса. Потом записали и прослушали то, что получилось. Нашли, что кое-где Аркадий Валерьянович фальшивит.

В его положении это было объяснимо. Нам же была нужна для его же безопасности полная естественность. И хотя он, в конце концов, махнул рукой и сказал, что, мол, сойдет и так, мы с Вадиком все переписали, заставив его еще раз все повторить.

Я понимал, во что влезаю. Хотя и не в полной мере. Например, понимал, что многое придется оставить так, как есть. Кате придется въехать в одну квартиру, мне в другую, надо будет выбирать выражения в разговорах по телефону, чтобы подслушивающие ничего не заподозрили. Неопытному человеку с шаткими нервами такое не по силам, но мы с Катей справимся.

Не откладывая, следовало бы установить, кто он такой на самом деле, этот Бахметьев. Фигурой он был заметной, иногда даже выступал по телевидению. Приложив старание, сделать это можно: он же не скрывается, живет открыто, так что установим.

– Теперь поговорим о приятном, – сказал Вадим, – о гонораре.

Должно быть, он мысленно потирал руки, предвкушая нечто сказочное.

– Это вопрос действительно более приятный, – согласился Аркадий Валерьянович, постепенно обретая свой прежний вид. – Я-то работаю, как вы понимаете, за идею.

– Самая замечательная на свете идея, – сказал я, – это защита собственной шкуры.

– Теперь становится понятным, почему вы пошли в адвокаты. – Лекарский учтиво склонил голову с аккуратным пробором.

– Так сколько? – спросил Вадим.

– С одной стороны, Юрий Петрович – начинающий адвокат, поэтому сумма будет соответствующей, – сказал Аркадий Валерьянович. – С другой стороны, после убийства адвоката Колерова участие в этом деле стало опасным. Хотя для Юрия Петровича, можно сказать, такое привычно… А вы, Вадим Андреевич, вполне можете выйти из игры, поскольку о вас речь не шла, о вас ничего не знают… Так вот, буду говорить откровенно. От предложений таких людей, Юрий Петрович, как мой шеф, лучше не отказываться. Поскольку теперь вы слишком много об этом знаете и вас могут использовать его недруги – вы становитесь для него опасны. Бах оставит вас в покое на время судебного разбирательства, но если дело будет проиграно…

– Это шантаж! – заявил Вадим. – Разве адвокат может отвечать за решение суда?

– Я неточно выразился, – кивнул Лекарский, – поймите правильно, я говорю лишь о своем понимании последствий. Сам Бах не ударит пальцем о палец, но его люди просто рассчитаются с Юрием Петровичем, скажем, за смерть своего товарища, того самого Лехи…

– Но, если я правильно понял, – Вадим смотрел на меня со страхом и сочувствием, – в проигрыше судебного процесса невозможно будет доказать вину Юрия Петровича.

– А никто и не собирается доказывать, тем более обижаться на суд, – прервал я его. – Там у них свое правосудие. Пришьют меня, или Катю, или нас обоих и назовут это справедливым возмездием. Продолжайте, Аркадий Валерьянович, мы вас внимательно слушаем.

– Поэтому не лучше ли нам снова переписать нашу беседу? – вдруг произнес Лекарский.

Мы с Вадимом переглянулись.

– Серьезные ребята, – сказал Вадим изменившимся голосом. – За всю мою практику такое впервые… Неужели они вообще ничего и никого не боятся? Но есть же у нас прокуратура, милиция, госбезопасность… Или эти бандиты на самом деле уже настолько неуязвимы?

Аркадий Валерьянович Лекарский только грустно улыбнулся, прикрыв глаза: выходит, что так.

– Иди-ка ты куда подальше! – зло сказал я Вадиму. – Это мое личное дело, тебе тут ничего не светит. Как-нибудь сам с ними разберусь. И наш разговор действительно лучше переписать. Без твоего участия. Ты тут вообще ни при чем.

– Уж ты разберешься… – махнул он рукой. – Опять начнешь выдвигать им условия и загонишь сам себя в угол… Ладно, я согласен, – неожиданно прервал он свои сомнения. – Попробуем, в конце концов. Итак, нам нужно составить договор, в котором клиентом будет значиться Бахметьев-старший.

Лекарский не без удивления посмотрел на моего друга.

– Понимаете, в чем дело, – продолжал Вадим, напряженно улыбаясь. – Вы, я вижу, удивлены. Просто это будет непрофессионально, да и не по-товарищески, если я оставлю Юру один на один с этими… Ну, от имени которых вы ведете с нами переговоры. Как раз до вашего прихода я распинался перед ним о том, что настоящему адвокату нельзя отказываться от возможности приобрести бесценный опыт в любом деле. И вот возникла такая возможность…

– Вадик, успокойся, никому не нужны твои объяснения, – прервал я его. – Давай каждый будет отвечать за себя. Я втравил тебя в это и готов перед тобой извиниться.

Но он твердил свое:

– Я перестану себя уважать, если оставлю тебя одного с этими бандитами…

– Ты можешь просто мне помогать, – пытался я вразумить его, но ничего не помогало. Пришлось призвать на помощь Лекарского. – Аркадий Валерьянович! Вы-то что молчите, скажите, объясните ему, с кем придется иметь дело.

– Имею я право на самоуважение, в конце концов! – продолжал негодовать Вадим. – Имею я право на чистую совесть и спокойный сон, раз уж ввязался, вляпался в эту историю?

– Ты хочешь, чтобы я плохо спал? – в тон ему спросил я. – Чтобы меня мучила совесть, если с тобой что-то случится?

Вадим слегка поостыл.

– Не будь занудой, – сказал он мне. – Прежде чем мы сами ознакомимся с делом, расскажите, Аркадий Валерьянович, о нашем подзащитном. О том, что в это дело не вошло, а уж потом мы составим наш договор. Согласны?

6

– Игорю Бахметьеву пятнадцать лет, – начал Лекарский. – Он сын весьма влиятельного в деловых кругах бизнесмена и бывшего политика, который в самом начале перестройки был у всех на виду и на слуху.

– Да, я слышал эту фамилию, – кивнул Вадим.

– Я неплохо знаю эту семью, – продолжал Аркадий Валерьянович. – Так вот, я своим ушам не поверил, когда услыхал, что Игоря, этого пай-мальчика, обвиняют в зверском изнасиловании с двумя неизвестными парнями его одноклассницы Оли Ребровой, чью семью, кстати говоря, я тоже знаю… Этих подонков до сих пор не нашли. И потому суд пока удается откладывать… Забыл сказать, что они учились вместе в одном лицее, ну, знаете, для привилегированных, где плата за обучение весьма высокая и мало кому по карману. По-моему, Бахметьевы и Ребровы даже некогда дружили семьями. Я знаю их и с трудом во все это поверил.

– Что они собой представляют, – спросил Вадим, – эти девочка и мальчик? Дружили, ходили вместе на каток, в театр, на дискотеку, что еще?

– Она – красивая, физически развитая девушка, он же, тщедушный, невысокий, молчаливый, даже замкнутый… – ответил Лекарский. – Отношения у них были скорее товарищеские, какие бывают у школьников, которые живут в одном доме и учатся в одном классе.

– Но в половом плане мальчик вполне созревший, как следует из материалов экспертизы, – добавил я.

– Может быть, – согласился Лекарский. – Я не спорю. И отвечаю только за свои суждения, основанные на моих впечатлениях. Уверен, что тех двух других негодяев он знал поверхностно. Они будто бы сказали ему, что тебе ничего не грозит как несовершеннолетнему. А если что, то твой папа тебя всегда вытащит. Правда, для меня остается непонятным, что общего могло быть с ними у Игоря.

– Статья сто тридцать первая пункт два-в, – снова вмешался я. – Именно она их связывает.

– Я могу продолжать? – склонил к плечу голову Лекарский. – Спасибо. Так вот, он постоянно повторяет, что они его принудили.

– А что показала потерпевшая? – спросил Вадим. – Как это записано в материалах дела?

– Что он в этом участвовал, позвал ее на улицу, – ответил Лекарский, – что был с ними, а дальнейшее плохо помнит, поскольку теряла сознание.

– Где, при каких обстоятельствах это случилось? – продолжал спрашивать Вадим. – Это тоже важно. Была ли вечеринка, дискотека, чей-то день рождения… Было ли спиртное, наркотики? Словом, существовала ли обстановка, провоцирующая насилие?

– В материалах дела вы сможете найти исчерпывающие сведения… Я бы только хотел добавить одно – родители девочки сами не верят, что Игорь мог это совершить.

– Эти парни там же живут? – спросил я.

– Существенный вопрос, – кивнул Лекарский. – В том-то и дело – неизвестно, где живут. Их до сих пор не могут найти. Никто из немногих свидетелей их не знает, никогда прежде не видел.

– Со свидетелями всегда проблема, – заметил я. – Сначала наговорят, а потом от всего отказываются.

Аркадий Валерьянович внимательно посмотрел на меня. По-видимому, у него тоже были к свидетелям определенные претензии.

– Очевидно, эти подонки живут в другом районе. Игорь уверяет, что просто не мог их знать, – сказал он.

– В общем, об этом лучше прочитать в материалах дела, – заключил я.

Пора было заканчивать разговор, мы все трое порядком выдохлись.

– Еще один вопрос, и мы закончим, – сказал Вадим. – Вопрос извечный и не потерявший свою актуальность. Кому выгодно, чтобы Игорь, сын известного политика и бизнесмена Александра Бахметьева, сидел в тюрьме? Есть такие люди?

– Он совершил изнасилование, – напомнил я. – Не хочешь же ты сказать, что сделал он это по заданию конкурентов своего отца.

– Я об этом ничего не знаю и не хочу даже слышать! – воскликнул Вадим. – Над этим вопросом должен был ломать голову следователь. А я спрашиваю как адвокат: существуют ли на свете такие люди, которые могли бы извлечь из этого события какую-либо пользу для себя?

Лекарский молчал. И мне пришлось отвечать Вадиму.

– Изнасилование производится не для практической выгоды, а похоти ради. Кто из насильников и когда совершал это ради политического или коммерческого интереса? Это наемный убийца работает на кого-то ради денег. Убирает конкурента своего нанимателя, а на саму жертву ему наплевать. Насильник же взыскует удовлетворения своих низменных инстинктов, поскольку к жертве он, напротив, весьма неравнодушен.

– И это говорит один из лучших выпускников нашего юрфака, – вздохнул Вадим. – Вот что значит слишком долго работать следователем прокуратуры… Я вовсе с тобой не спорю. Именно такова обычная, всеми принятая, мотивация изнасилования. Но разве нельзя это обстоятельство как-то использовать, чтобы скрыть истинный мотив?

– Не слишком ли изощренная версия? – спросил я. – Ни о чем подобном я никогда не слышал.

– Я не берусь высказать что-то определенное, – пожал плечами Лекарский, – просто не готов на это ответить… Но что-то в словах Вадима Андреевича есть. Могу только сказать, что Бах очень любит сына. Души в нем не чает. А истерия, поднятая в нашей прессе по этому поводу как раз накануне предстоящего инвестиционного аукциона, вызвала у него сердечный приступ. Понимаете? Теперь в газетах, принадлежащих нашим конкурентам, пишут, что отец хочет любой ценой погасить скандал, подкупить судей, чтобы спасти сына от тюрьмы, спасти свою репутацию. Нынче в России репутация растет в цене. Иностранные инвесторы и партнеры всегда начинают с репутации, когда собирают информацию о партнере… Гибель адвоката Колерова нам очень повредила. И это вдобавок к тому, что Бах недавно пережил инфаркт.

– Возможно, его враги владеют медицинской информацией о его болезни и хотят это использовать, – согласился Вадим. – Действительно, зачем постоянно убивать физически из-за угла или в подъезде? Старо и опасно… Можно убивать морально. К тому же Бах не один и его физическое убийство только повысит реноме тех, кого он представляет. А вот ударить его в самое больное место, морально вывести из строя – что-то новенькое для нашей общественности… Тем более что в инфаркте отца как бы повинен сын и газеты, которые раздули это дело.

Лекарский с возрастающим уважением смотрел на Вадима.

– Да кто сегодня на это обращает внимание… – отмахнулся я. – На мораль господина Бахметьева, которая давно запятнана. Савельев – опытный следователь, с хорошей интуицией. Грубая фальсификация у него не прошла бы. Словом, сначала надо познакомиться с материалами дела. А пока что нам необходимо условиться о дальнейшей связи. Как нам вас найти? – спросил я Лекарского.

– Я сам вас найду, когда это будет необходимо, – сухо ответил он. Похоже, Аркадий Валерьянович был недоволен моими сомнениями. – И еще, Юрий Петрович… Я понимаю, что, как адвокат подзащитного, вы не имеете права разговаривать с потерпевшей, ибо вас могут обвинить в давлении на нее…

– Именно так, – подтвердил Вадим. – Никаких контактов до суда.

– Но если случится так, что она сама вам об этом расскажет, – сказал Лекарский, – выслушайте ее. Возможно, вы узнаете то, чего нет в материалах следствия… Сделаем так. Я поговорю с ней. И если она выразит желание пообщаться с вами, я вам дам знать об этом. Все произойдет чисто случайно. Поверьте, я эту девочку и ее родителей хорошо знаю. О вашем разговоре с ней никто знать не будет. Моего слова вам достаточно?

Я не знал, что ответить. Посмотрел на Вадима, но у того был такой вид, будто он ничего не слышал.

Лекарский привстал с кресла и коротко поклонился. Таким образом, эту тему мы исчерпали. Предстояло переписать наш чертов разговор на этой дискете, а уж потом составить договор…