Текст книги "Гении исчезают по пятницам"

Фридрих Незнанский
Гении исчезают по пятницам

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Денис Грязнов

День выдался довольно жаркий, и Денис Грязнов первую его половину с удовольствием провел в родном кабинете под кондиционером, попивая каркадэ со льдом и не совершая лишних телодвижений. Синоптики третий день обещали дождь с грозой, но грозы бродили где-то за пределами Москвы, не принося прохлады, и только влажность доросла почти до ста процентов, превращая воздух на улице в банный пар, а от низкого давления все время клонило в сон.

Он лениво раскладывал пасьянс и думал, что на дворе суббота и, если прямо сейчас подсуетиться, можно, пожалуй, успеть купить червей, или мотыля, или еще чего-нибудь вкусненького и закатиться на ночную рыбалку куда-нибудь на Клязьму или Истринское водохранилище. Ночью на воде наверняка прохладно. Взять лодочку, заплыть подальше и под звездами посидеть часок-другой… Но одолевала такая истома… Он только представил себе, что надо сейчас выходить на улицу, ехать в рыболовный магазин, потом домой – собирать снасти, потом строить дядюшку, а дядюшка возьмет коньяку… Короче, рыбачить перехотелось.

Тогда, может, просто выбраться за город, например к Демидычу в Заветы Ильича, что по Ярославской дороге, полежать под яблонями, почитать хорошую книжку, попить домашнего кваску, похлебать окрошки и завалиться спать на сеновале…

Телефонный звонок прервал неторопливое течение мысли.

– Меня зовут Барбара Леви, – представилась дама на том конце провода. – Я хочу воспользоваться услугами вашего агентства.

Интонации обозначали в телефонной собеседнице особу властную, привыкшую отдавать распоряжения. Говорила она с едва уловимым акцентом – легкой картавинкой. Француженка, что ли, лениво подумал Денис, или, скорее, немка. Хотя имя вроде не немецкое…

Он сделал над собой усилие и прибавил энергии в голос:

– Назначьте удобное для вас время. Наш офис находится…

– Меня это не устраивает, – оборвала Барбара Леви. – Я сейчас в ресторане «Альфа-клуб», надеюсь, кто-то сможет подъехать сюда в течение получаса. Кто-нибудь из вашего руководства, разумеется.

– Я и есть руководство, – огрызнулся Денис, но она уже отключилась.

Вот уехал бы за червями, с досадой подумал он, и не пришлось бы тащиться в «Альфа-клуб» – накрылся воскресный отдых на природе. Как пить дать накрылся!

Было время ленча, и в зале «Альфа-клуба» упакованные в костюмы и затянутые галстуками бизнесмены и бизнесвумены бодро жевали салаты, сандвичи и креветочные коктейли, запивая все это минералкой и кофе и походя решая бизнес-проблемы. Денису по такому случаю тоже пришлось облачиться в костюм, хотя с каким удовольствием он остался бы в шортах, футболке и сандалиях. Господи, почему за сотни лет никто не додумался упразднить этот пресловутый деловой стиль в одежде? Или хотя бы запретить ношение костюмов в летний период? Или изобрели бы уже ткани со встроенными кондиционерами, доступные простому человеку. Куда вообще смотрят эти кутюрье и дизайнеры?

Он справился у надутого метрдотеля, где ему найти Барбару Леви, и метрдотель подвел его к столику, где в одиночестве восседала эффектная брюнетка неопределенного (от двадцати пяти до сорока пяти) возраста. Она пила кофе, вяло ковыряла ягодный десерт и читала «Файнэншл таймс». Денис представился, не дожидаясь особого приглашения, уселся напротив, а вышколенный официант в ту же секунду принес еще одну чашку и полный кофейник.

– Это с вами я разговаривала по телефону? – удивленно подняв бровь, поинтересовалась госпожа Леви.

– Так точно, – покаялся Денис. – Весь штат секретарей и референтов на курсах повышения квалификации.

Она не поняла шутку или, во всяком случае, ее не оценила. Она отложила газету, отодвинула креманку с ягодами и протянула Денису свою визитку:

– Я руковожу корпунктом радио «Свобода» в Москве.

Денис в свою очередь подал ей свою. С минуту они изучали карточки, потом еще с минуту – друг друга. Госпожа Леви не церемонилась, разглядывая Дениса, поэтому и он не стал особо церемониться. Ей было не двадцать пять, а скорее тридцать шесть – тридцать семь, волевые складки у крыльев носа говорили, что госпожа Леви скептик, прагматик и, очевидно, успешный менеджер, а взгляд выдавал ее абсолютную уверенность в себе и легкое презрение к окружающим. Что еще? Короткая функциональная стрижка, минимум косметики, полное отсутствие украшений – нет даже обручального кольца. Впрочем, скорее всего, всякие там семейные ценности для нее на сто двадцатом месте, а главное в жизни – карьера, и только карьера. Фигура, насколько можно о ней судить по сидячему положению, отличная, руки красивые, спокойные, ничего не теребят, не поглаживают, улыбка скупая, зубки острые… короче, этакая акула современного империализма, вернее, не акула, масштаб не тот, но пиранья – точно.

Наконец она удовлетворилась, а может, смирилась (прочесть по лицу Дениса вообще ничего было невозможно), но, так или иначе, перешла к делу:

– Два дня назад мой сотрудник, журналист Константин Эренбург, при невыясненных обстоятельствах получил тяжелую черепно-мозговую травму. В данный момент он находится в больнице в состоянии комы, а милиция отказывается возбуждать дело о покушении на его жизнь, ссылаясь на отсутствие явных подтверждений покушения. Я хочу, чтобы ваши специалисты выяснили все подробности произошедшего.

– Понятно. – Денис отпил слишком горячего кофе и еще раз пожалел, что он не в футболке и шортах. Госпожа Леви в легком, нежно-желтом брючном костюме, видимо, чувствовала себя просто чудесно, а ему то и дело приходилось стирать капельки пота со лба и верхней губы.

– Перед покушением Эренбург работал над большим репортажем о череде убийств российских ученых.

– Вы предполагаете, что причина…

– Я не предполагаю, – отрезала Барбара Леви. – Я желаю точно знать.

– Хорошо, – кивнул Денис. – Это все?

– Нет. У Эренбурга, по его словам, материал был практически готов, тем не менее моим сотрудникам не удалось обнаружить его ни в корпункте, ни дома у Константина. Бумаги могли быть при нем, когда наряд милиции доставил его в больницу. Но милиционеры и врачи это отрицают. Портфель Константина с документами пропал или украден. Еще вопросы?

– Да. Мне не помешало бы немного информации об Эренбурге – человеке и журналисте. Мои сотрудники, конечно, могут и сами собрать на него досье, но это потребует времени. А время – деньги.

Просьба была резонной, и она согласилась:

– Мой секретарь предоставит вам информацию.

– Отлично, тогда последняя формальность. – Денис достал из портфеля бумаги: – Подпишите стандартный договор, и еще необходимо внести аванс…

Она смерила его еще одним оценивающим взглядом и выписала чек на триста евро. После чего подмахнула договор и гордо удалилась.

Ну и баба, хмыкнул про себя Денис, вертя в пальцах чек на смешную сумму. Одно из двух: либо дело яйца выеденного не стоит, либо госпожа Леви патологическая скряга и потребует отчета за каждый использованный литр бензина и каждый потребленный киловатт-час электроэнергии.

Интересно, все-таки она немка или француженка?

Ирина Сибирякова

Резкий, протяжный гудок раздался под окном. Ирина от неожиданности вздрогнула. Пора ехать. Она взяла увесистый чемодан и спустилась по лестнице. Белая машина с красным крестом уже ждала ее: фельдшер Лидия Федоровна и водитель Миша.

– Кажется, дождь собирается, да, Ирина Николаевна? – пробурчал недовольно заспанный Миша. – В такую погоду можно до обеда проспать, а нам ни свет ни заря уже ехать надо…

– «Ни свет ни заря»… ишь ты, – фыркнула Лидия Федоровна, – да уже почти девять утра.

Ирина молча села в машину, и «скорая» покатила по сумрачным московским улицам. Тучи висели над самыми крышами домов, где-то вдалеке громыхало, но жара не спадала, а кажется, только усиливалась.

Лидия Федоровна по рации переговаривалась с диспетчерской.

Мальчик, 12 лет, температура 38,5.

Что это может быть, тут же начала про себя перебирать варианты Ирина: летний грипп, пневмония, ангина или банальная ОРВИ? Промок, переел мороженого, перекупался в реке и на тебе, пожалуйста, получай респираторку.

Ирина пришла на «Скорую помощь» сразу после интернатуры. В институте она мечтала стать кардиологом, но начинать трудовую деятельность вот пришлось на «скорой» в «линейной» бригаде. Она сильно поначалу переживала, но главврач пообещал, что со временем переведет в кардиологическую бригаду, где она сможет лечить кардиологических больных. Ну а пока ей какие только пациенты не доставались!

Ирина все еще переживала, отправляясь на каждый вызов. Ведь это был только третий ее рабочий день. А вдруг возникнет ситуация, с которой она не справится, вдруг она не сможет помочь человеку. Ведь она врач. На нее больные смотрят с надеждой. Вот придет, послушает, постукает, горлышко посмотрит, укол сделает – и все будет хорошо. Как можно не оправдать их ожиданий?

Лидия Федоровна похлопала Ирину по плечу, как будто мысли ее прочитала. Мол, не переживай, все будет хорошо, справимся.

Лидия Федоровна была обычным фельдшером. После медучилища сама попросилась на «скорую» и с тех пор вот уже более тридцати лет здесь работает. Конечно, с таким стажем работы она была намного опытней молодых врачей, но никогда не нарушала субординацию. За это ее любили и уважали.

«Скорая» остановилась возле серого дома. Высокая, сутулая женщина уже ждала их возле подъезда. Поздоровавшись, Ирина и Лидия Федоровна поднялись в квартиру. На диване – худой мальчишка, глаза закрыты, волосы слиплись от пота. Ирина быстро и профессионально расспросила его, где болит. Затем достала фонендоскоп и начала слушать. Да, дыхание в легких жестковатое, зев гиперемирован, миндалины увеличены, в лакунах гнойный выпот. Никаких сомнений: двусторонняя лакунарная ангина. Нужно колоть пенициллин, так что придется везти в больницу.

Дождь так и не начался, а «скорая» уже ехала на другой вызов.

Работы было много: гипертонический криз у пожилой женщины, отравление грибами целой семьи, травма ноги – мужчина неудачно покатался на картингах, коклюш у грудного ребенка. И всем нужна «скорая помощь».

Только когда на город надвинулись сумерки и на землю упали наконец первые тяжелые, горячие капли, бригада номер восемь, в которой работала Ирина, смогла отдохнуть. Противно гудела под потолком лампа дневного света, освещая небольшую, но уютную комнату, предназначенную для отдыха медперсонала. Возле окна – стол, застеленный клетчатой скатертью, на столе – пол-литровая банка с привядшими пестрыми хризантемами. Возле стола – два стула. Ирина разгадывала японский кроссворд, получалась забавная картинка: то ли корова, то ли дракон… Вдоль стен друг против друга – две кровати, застланные покрывалами со штампами Минздрава. Чуть дальше, почти у самой двери, – старенький, полированный, двухдверный шкаф, на дверце – медицинский халат необъятного размера, больше похожий на белый парашют. Обладательница столь пикантной вещицы мирно похрапывала. Ей явно было тесно на узенькой односпалке, но годы тренировок сделали свое дело: такое неудобство не мешало заслуженному отдыху Лидии Федоровны.

Ирина рядом с Лидией Федоровной казалась просто девчонкой. Она была невысокого роста, худенькая, с короткими светлыми кудряшками, которые никак не хотели ложиться во взрослую прическу и придавали Ирине Николаевне несерьезный подростковый вид. Не добавляли молодому врачу взрослости и белые босоножки на тринадцатисантиметровом каблуке. Несмотря на все старания казаться взрослее, Ирина оставалась такой, как она есть: неопытным, двадцатипятилетним, молодым врачом, едва закончившим интернатуру. Раздался звонок, Лидия Федоровна прекратила храпеть.

И снова «скорая» понеслась по улицам с протяжным воем сирены.

– К кому несемся на этот раз, кого спасать будем? – бодро поинтересовался Миша.

Видно, за эти полтора часа и он успел отдохнуть.

– Некий Кропоткин, шестьдесят два года, острый коронарный синдром под вопросом…

Двор четырехэтажного дома, к которому подъехала «скорая помощь», был заставлен дорогими иномарками, так что «газель» с красным крестом еле проехала через эту выставку достижений зарубежного машиностроения.

– Понаставили машин, – пробурчал Миша, – «скорая» подъехать не может.

– Вот люди живут!.. – не удержалась от комментария и Лидия Федоровна. – И квартиры тут шикарные, сталинские, комнаты большие, потолки высокие…

– Действительно, – механически кивнула Ирина. Ей опять стало не по себе: наконец-то пациент, возможно, соответствующего профиля, наконец-то она сможет доказать, что достойна работы в кардиологической бригаде. Или не сможет?.. А вдруг сложный случай, которого не проходили на лекциях и не встречали на практике?.. – Машины и правда дорогие, только вон тот бежевый «форд» старенький и обшарпанный, а все остальные просто красавцы.

– О, Ирина Николаевна, – удивился Миша, – вы и в машинах разбираетесь?

– Да нет, просто у моего отца такой же, только красный, вот и все. – «Скорая» остановилась возле подъезда. – Даже номер похож, только у нас последняя пятерка, а здесь девятка.

Ирина взяла чемоданчик и в сопровождении Лидии Федоровны быстро вошла в подъезд.

Дверь открыла пожилая женщина:

– Проходите, пожалуйста, скорее, профессор там, в кабинете…

На диване лежал пожилой мужчина, высокий, худой, из-под клетчатого пледа нелепо торчали ступни в мягких домашних туфлях. Он был без сознания. Кожа бледная, лоб в холодном поту.

– Вы жена больного?

– Нет, я домработница. Я у Николая Николаевича почти двадцать лет… Такой замечательный человек. Пожалуйста, вы только помогите ему. – Женщина всхлипнула и спрятала лицо в носовом платке.

– Вы знаете, что произошло, он принимал какие-нибудь лекарства?

– Нет, что вы, он и не болел-то никогда. Желудком разве что, я ему все супики варила рисовые, кашки протирала… А сегодня вот пришел с работы и в первый раз в жизни, понимаете, пожаловался, что сердце колет. Хотела дать ему валидол – отказался. Сказал, что полежит – и все пройдет. Пока я на кухне возилась, слышу, тихо как-то в кабинете, подошла, а он… – Женщина не сдержалась и заплакала. – Доктор, умоляю, спасите его…

Ирина прислонила фонендоскоп к груди больного, сердце билось с бешеной скоростью.

Лидия Федоровна подсоединила провода к переносному кардиографу, поставила на худую грудь присоски. Аппарат запищал и стал выписывать синусоиду – трепетание желудочков, больной умирал. Нужен прикардиальный удар! Ирина, собрав все силы, ударила мужчину по груди – кардиограмма не изменилась. Еще удар. И снова без изменений.

– Лидия Федоровна, дефибриллятор на двести!

«Утюги» легли на грудь умирающего. Разряд!.. Еще… Еще…

В комнате запахло горелым волосом, но изменений не было. Отбросив электроды, Ирина положила руки на грудину: раз, два, три, четыре, пять, вдох! Изменений нет. Раз, два, три, четыре, пять, вдох! Ничего.

– Лидия Федоровна, внутрисердечную иглу с кордароном.

Ирина быстро нашла на худой груди нужное, четвертое межреберье, игла вошла в грудь… Кардиограф выдал «нормальный» комплекс с шапкой – инфаркт.

Нужно продолжать массаж сердца с искусственной вентиляцией легких до тех пор, пока больной не станет дышать самостоятельно. Еще один инфарктный комплекс на фоне синусоиды, как вдруг кардиограф просто сошел с ума: перо задергалось, выводя асинхронные, вихревые волны. Трепетание перешло в мерцание желудочков.

– Лидия Федоровна, разряд триста! Еще! Еще!

Снова толчки и вдох.

– Лидокаин пятнадцать кубиков внутривенно… Разряд, еще, еще!

Но все было напрасно. Из-за расширенных зрачков глаза мужчины стали черными. Перо кардиографа замерло, рисуя прямую.

– Кордарон внутрисердечно, разряд четыреста!

Раз, два, три, четыре, пять, вдох! Ирина не хотела сдаваться. Кардиограф нарисовал широкий комплекс – сердце умирало. Разряд! Снова толчки и снова прямая, лишь чуть-чуть прыгнуло перо.

– Ирина Николаевна, зрачки расширились, пульса нет, давление – ноль, продолжаем реанимацию?

– Да, разряд четыреста пятьдесят…

– Ирина Николаевна, мы сделали что могли, прошло уже больше сорока минут, дальнейшая реанимация бесполезна.

Вот и все. Время смерти 21.34.

В машине Лидия Федоровна успокаивала Ирину:

– Ириночка Николаевна, вы сделали все правильно, не терзайте себя. Вы не виноваты в его смерти.

– Лидия Федоровна… – Ирина с трудом проглотила комок в горле. – Если бы на моем месте был опытный врач из кардиологической бригады… наверное, пациент остался бы жив. Нужно было…

– Ирочка!.. – Лидия Федоровна дружески потрепала ее по плечу. – Не казните себя. Вы отлично работали, это я вам говорю. Всех спасти нельзя, поверьте. Мы невсемогущи…

Ирина, сдерживая слезы, кивнула, она боялась разреветься прямо здесь, в машине, перед Мишей и Лидией Федоровной.

Всю обратную дорогу она молчала, только перед глазами ползла прямая черта на ленте кардиографа. Ирина вспоминала шаг за шагом все этапы реанимации. Что я сделала не так? Что?!

Николай Щербак

Настроение у Николая было преотвратное. Вчера «Спартак» так бездарно проиграл «Локомотиву»! Смотрели вместе с Севкой Головановым, после этого нажрались с тоски. «Спартак», конечно, уже не тот, за который начинали болеть в золотом детстве, а все равно обидно.

Наутро голова гудела как чугунная. И вот, вместо того чтобы полежать спокойно на диванчике, поправить здоровье, нужно шагать «окучивать» журналистов.

А они, несчастные, вроде совсем даже не страдают, что приходится впахивать в воскресенье. Бегают по коридорам живенькие такие, жизнерадостные, хлопочут чего-то, суетятся. Может, им за работу в выходные приплачивают? Или они по натуре все поголовно трудоголики и мазохисты? Так или иначе, а в корпункте радио «Свобода» народу было полно. Все двери нараспашку, и за каждой – клавиатуры щелкают, мониторы светятся, телефоны звякают, факсы трещат, народ галдит – процесс полным ходом.

Николая встретила секретарша Барбары Леви, симпатичная Лидия, которую Николай про себя сразу же окрестил Лидочкой. Была она низенькой, пухленькой, с ямочками на щеках и маленьким вздернутым носиком – точно не иностранка и, в отличие от госпожи Леви, без всяких фанаберий.

– Барбара распорядилась рассказать вам, как все было, – затараторила она, мило улыбаясь. Вряд ли происшествие с Эренбургом доставило ей удовольствие, просто по жизни Лидочка была девушкой веселой и даже, наверное, легкомысленной. – Так вот, Костю с пробитой головой нашел наряд милиции где-то возле Курского вокзала. Было это примерно часов в десять вечера, может, в половине одиннадцатого. Они вызвали «скорую» и отвезли его в Седьмую городскую клиническую больницу. Он был без сознания. И до сих пор не приходил в себя, я сегодня туда звонила, сказали, что он все еще в реанимации, что состояние у него тяжелое, но стабильное, что, когда он придет в сознание, неизвестно. Но обещают, что все будет хорошо. Вот тут я для вас подготовила… – Она протянула Николаю большой конверт.

В конверте лежала фотография Эренбурга, его визитка с номерами рабочего и домашнего телефонов и несколько листов компьютерных распечаток, – очевидно, статьи Эренбурга или об Эренбурге. Судя по фотографии, журналисту было лет сорок, не красавец: толстый, длинные, до плеч, жидкие волосики, все лицо в мелких шрамах то ли от оспы, то ли от юношеских угрей, близко посаженные глаза, тонкие губы, широкий рот и слишком мясистый нос. Неудивительно, что он работает на радио. На телевидение его, будь он хоть трижды гениальным репортером, не взяли бы ни за что.

– Костя по паспорту немец, – добавила Лидочка. – Но вообще-то он русский, его родители эмигрировали в Германию, когда Костя был маленьким. На «Свободе» он с восемьдесят пятого, а в Москве – в этом году будет десять лет. Журналист Костя просто ужасно талантливый, у него нюх какой-то на сенсации, его репортажи, – она понизила голос до шепота, – имеют та-а-акой рейтинг! Его на Би-би-си звали и на Си-эн-эн – редактором новостей, он не пошел…

– Понятно, – кивнул Николай, – он талантлив, но не тщеславен, а в остальном? характер?.. Мог он, например, повздорить с незнакомым человеком прямо на улице – так, чтобы до драки?

– Да ради бога! И с незнакомым, и со знакомым. – Когда выпьет, с ним вообще лучше не заводиться.

– То есть он пьет.

– Ну не так чтобы пьяница-алкоголик, но выпивает, говорит, что это лекарство от бессонницы и от творческих кризисов.

– Хорошо, а вот тридцать первого июля не знаете чем он занимался, с кем встречался, во сколько ушел с работы, с кем ушел, куда?..

– Ну… – Лидочка смешно наморщила носик, вспоминая. – Днем его не было. Утром тоже не было… Точно, он забежал около шести вечера.

– Значит, он на работе с восьми до пяти не сидит?

– Какой там! Он вообще иногда неделями не появляется, а его пассии целыми днями обрывают телефон. Сколько раз ему говорили: не давай рабочий телефон кому попало, а он продолжает. Говорит, что, когда он работает, его нельзя отрывать, поэтому номер мобильного держит в секрете.

– Он пользуется бешеной популярностью у женщин? – недоверчиво поинтересовался Николай, еще раз взглянув на фотографию.

– Женщины любят ушами. – Лидочка вдруг погрустнела. Очевидно, и она когда-то таяла от чар Эренбурга, отметил про себя Николай. Во всяком случае, говорила она с явным знанием дела. Но что самое интересное, без какой-либо обиды или осуждения.

– И что, дамы из-за него не дрались? Ему самому глаза не выцарапывали?

– Не-а, – снова улыбнулась секретарша, – я же говорю, он профессионал.

– Ладно, – удовлетворился Николай, – значит, он забежал часов в шесть и?..

– Взял какие-то бумаги, сказал, что через пару дней закончит и материал будет просто бомба, спросил, кто ему звонил, и испарился.

– А кто ему звонил?

– Сейчас, у меня, кажется, сохранился тот листок… – Лидочка порылась в ящике стола и протянула Николаю список:

«Наташа – передать, что звонила

Александра – созвониться и перенести встречу на воскресенье

Ирина —

Кира – как договорились

Анна Львовна – перезвонить!

Тамара —

Лера —

Ирина – перезвонит завтра в 9 утра

Альбина – сегодня ничего не получится

Ирина – перезвонит завтра, но в 10».

Рядом с Анной Львовной и Альбиной стояли жирные черные точки.

– Это что означает? – поинтересовался Николай.

– Это Костя. У него привычка такая, помечать важное. Короче, остальных он просто проигнорировал или отложил на потом, а Анне Львовне и Альбине, наверное, собирался перезвонить.

– И кто они такие, вы не знаете?

– Анну Львовну знаю, это его дальняя родственница, троюродная тетка, кажется, Костя живет в ее квартире на проспекте Мира. У Анны Львовны дом под Москвой, и она почти все время проводит за городом. А кто такая Альбина – не в курсе. Может, она ему по делу звонила, а может – очередная интеллектуалка, которая не клюнула с первого раза на его ухаживания. Он таких выделял в отдельную группу. Остальные ему надоедали после первой же встречи, а с этими иногда даже по полгода встречался. Говорил, умная женщина – раритет, на нее никаких усилий не жалко.

– Я возьму список? – попросил Николай.

– Да ради бога, мне он без надобности.

– Лидочка, вы ведь Константина хорошо знали, были у него какие-нибудь привычки? Например, он каждый вечер покупал газету в одном и том же киоске или цветы у одной и той же бабушки, или ужинал в одном и том же кафе, или ходил в шахматы играть к соседу?..

– Костя? В шахматы? – прыснула секретарша.

– Ну не в шахматы, в карты – неважно. Я должен откуда-то начать – выяснить, что он делал в тот вечер, с кем встречался, почему оказался с пробитой головой около Курского вокзала.

– Ну… кажется, он любил пропустить стаканчик в баре, где-то совсем рядом с домом, он что-то такое говорил, кажется, а еще зимой он по вечерам гуляет с таксой Анны Львовны, но сейчас такса вместе с хозяйкой за городом, а еще у него бессонница…

– А деньги он носил с собой? Крупные суммы? Или пользовался пластиковыми карточками?

Лидочка задумалась:

– Я точно не знаю, но, думаю, несколько сотен долларов у него с собой могло быть – ему же приходилось платить за информацию.

– Хорошо, опишите мне, пожалуйста, во что он был одет в тот вечер?

– Одет? А, ну да… В бледно-зеленые джинсы «Кельвин Кляйн», такого же цвета кроссовки «Рибок», чуть более темную зеленую футболку, тоже «Кельвин Кляйн», совсем светлый, но опять зеленоватый пиджак, спортивного такого покроя… «Бенетон», кажется. Потом портфель у него был…

– Да-да, о портфеле особенно подробно.

– Портфель… – Лидочка уставилась в потолок, вспоминая. – Да. Кожаный, вместительный: несколько папок влезает и еще место останется. Черного цвета, потертый немножко – Костя с ним второй год таскается. С двумя ручками: обычной и длинной. Две застежки, серебристые такие, металлические. Между застежками выдавленное клеймо «Anchelotti Ltd.» и что-то еще под этим совсем малюсенькими буквочками.

– А что было в портфеле?

– Ну не знаю… Наверняка камера «Никон», Костя ее всегда с собой таскал, хотя радиожурналисту она ни к чему. Потом электронная записная книжка, я видела несколько раз, как он доставал ее из портфеля. Блокноты, ручки, визитки, не знаю… может, шоколадки какие-нибудь – он любил всякие батончики грызть, фляжка с коньяком…

– А деньги, ключи, документы, мобильник, пейджер?..

– Бумажник он носил в кармане, документы тоже, а ключи – вроде бы на цепочке: такая длинная, с карабином, к шлевке на брюках пристегивается, и – в карман, но ключи пропали тоже, мы потом стол и сейф в его кабинете запасными открывали, когда искали материалы по ученым… Телефон тоже на ремне висел, на брючном, а пейджером Костя не пользовался.

– Автомобиль у него имеется?

– Не знаю, нет, наверное. Обычно он ездит на такси.

– Скажите, а напарник у Эренбурга есть… или помощник? Кто-то же ему помогает?..

– Да, в том-то и дело, что нет. Волк-одиночка. Ну иногда, конечно, попросит помощи по мелочам, но такой скрытный – никогда никому не показывал неоконченных репортажей и никогда не отчитывается, куда идет и с кем разговаривать собирается. Он, понимаете, такой опытный и такой профессионал, что никто и не возражал, даже начальство.

– А может, ему кто-то угрожал или он обмолвился, что спровоцировал скандал какой-нибудь?

– Нет, он никогда об этом не говорил. Он вообще о таких вещах не говорил. Поэтому если даже и угрожали, то теперь этого не узнать, пока он в себя не придет.

– Ну спасибо вам, Лидочка, – поблагодарил Николай. – На первый раз, я думаю, достаточно. Но я еще загляну.

– Буду ждать… – смущенно улыбнулась секретарша.