Текст книги "Домой приведет тебя дьявол"

Глава 9

Говорят, что если тебе хватает воли и сил, то ты можешь поменять свою сущность, свое настроение, трансформировать свою реальность. Тебе говорят, что позитивное мышление – вещь очень мощная, а молитва иногда – единственное решение. Все это срань. Мелиса всегда читала книги о самопомощи и зажигала в церквях свечей больше, чем кто бы то ни было. Ничто из этого не сработало. Когда невидимая болезнь принялась быстро высасывать жизненные соки из нашей девочки, наши желания, позитивное мышление и бесконечные молитвы ничуть ей не помогли.

Иногда жизнь начинает идти вразнос, и ты ничего не можешь с этим поделать. И все же мы в большинстве отказываемся сдаваться. Мы вместо этого изобретаем богов, чтобы помогали нам идти вперед. Боль поселяется в нас, а мы находим причины, чтобы продолжать в том же духе. Приближается смерть, тянет к нам свои костлявые руки, а мы боремся с ней, потому что нас обуревает необъяснимое желание продолжать жить.

Большинство людей всегда хочет думать, что жизнь стоит того, чтобы жить. Они не понимают, что цена их жизни гораздо ниже того, что они воображают.

Подумайте об этом.

Сколько стоит ваша жизнь? Я скажу вам: цена вашей жизни меньше жажды наркомана в ломке, проникающего в ваш дом, чтобы спереть у вас что-нибудь, и сталкивающегося с вами. Ваша жизнь стоит меньше, чем ревность мужа, одержимого неверными представлениями о жизни и с пистолетом в дрожащей руке. Стоимость вашего существования гораздо меньше стоимости страховки в глазах обманутого супруга. Если вы черный или смуглый, то цена вашей жизни ниже, чем уязвимая маскулинность копа, который хочет чувствовать свое превосходство, или расиста, который хочет, чтобы вы не попадались ему на глаза, чтобы ему не приходилось смотреть на тех, кого он не понимает. El valor de tu vida es lo que vale el segundo en que alguien aprieta el gatillo, el segundo en que alguien pone toda su ira en su mano y te clava un cuchillo[84]84
  Цена твоей жизни – это то, чего она стоит в то мгновение, когда кто-то, наведя на тебя ствол, нажимает на спусковой крючок, в то мгновение, когда кто-то со всей яростью, на какую способен, вонзает в тебя нож (исп.).


[Закрыть].

Вам мало этих аргументов? Подумайте еще. Для большинства людей стоимость вашей жизни – абсолютный ноль. Поэтому они и продают вам еду, которая вас убивает. Поэтому они отравляют воду, нимало не думая о том, что она станет причиной рака, который сожрет вас. Вот почему они позволяют вам полагаться на нашу говеную систему здравоохранения и разрешают страховым компаниям утверждать, что полис покрывает то или иное лечение, основываясь на длинном списке заболеваний, которыми вы страдали до заключения договора страхования, и одним из этих недугов, вероятно, было само ваше существование.

Ваша жизнь драгоценна для вас, но другие ее и в грош не ставят. Таково правило игры, единственное правило, которое имеет значение. Как только вы его примете, все становится на свои места. В какое-то время моя жизнь была важна для моей дочери и моей жены. Теперь это в прошлом. Теперь я собираюсь убивать, чтобы прикарманить кучу денег. Столько денег, что у меня, может быть, возникнет причина снова вставать по утрам. Либо так, либо я умру там, под звездами, которые видят смерти такого огромного числа людей, умирающих в поисках спасения от кошмара и приезжающих в эту страну, чтобы, собрав все силы, сражаться за свою малую долю Американской Мечты.

Я был готов.

* * *

В ночь на субботу я заснул на диване с включенным телевизором. В какой-то неподобающий час мой сосед сверху решил принять душ. Сердитая песня старых труб разбудила меня.

Я моргнул. На телеэкране какая-то женщина, сотрясавшаяся всем телом, держала в руке пистолет и заливалась слезами. Это навело меня на мысль о Мелисе. Мне не хватало ее запаха, не хватало ряда флаконов, которые она всегда держала на полке в ванной, не хватало того, как она безупречно складывала постиранное белье, но складывать полотенца и простыни всегда оставляла мне. Мне не хватало того, как она, приникнув губами к животику Аниты, выдувала воздух изо рта, как называла ее mi enanita[85]85
  Моя энанита (исп.) – игра слов: enanito по-испански означает «гном» и при этом содержит в себе слоги, созвучные имени «Анита».


[Закрыть]. Мне не хватало того, как она убирала выбившиеся пряди волос за уши или совершала какие-нибудь другие движения, которые раскрывали мне спокойную, потрясающую красоту женственности. Мне не хватало ее холодных ног, ищущих мое тепло по ночам. Мне не хватало множества мгновений, движений, частей тела и жестов, того, что она делала и что говорила. Я не понимал, вытекает ли из этого, что, если сложить все сказанное, то я тоскую по ней в целом, что я тоскую по ней – как по личности, но я страстно жаждал всего того, что делало ее такой, какая она есть.

Женщина на экране нажала на спусковой крючок, камера дала крупным планом ее лицо. Она пыталась заставить свои глаза кричать от ужаса, но смогла передать только смятение. В этот момент фильм прервался на рекламу, и тот, в кого она выстрелила, не появился на экране. Она осталась живой, и именно поэтому она имела значение. Последняя девушка[86]86
  Традиционный персонаж фильмов ужасов, в которых некая девушка является главным, а часто и последним персонажем, выжившим в фильме.


[Закрыть]. Мертвец перестал принадлежать этому миру, кроме как для тех, кто соприкасался с ним.

Я поднялся и пошел на кухню выпить стакан воды. Напившись, я поставил стакан на стол и повернулся к кухонной двери. Теперь, когда старого стола не было, кухня стала темной и пустой. Я увидел чью-то фигуру на пороге и стал читать Падре Нуэстро.

Padre nuestro, que estás en el cielo, santificado sea tu nombre; venga a nosotros tu reino; hágase tu voluntad así en la tierra como en el cielo. Danos hoy el pan de cada día…[87]87
  Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный подавай нам на каждый день…


[Закрыть]

А потом раздалось слово, маленький взрыв рядом с моим ухом, и это слово остановило молитву, которая лилась из моего рта.

– Оре…

Голос прозвучал у меня за спиной, поэтому я развернулся, сердце у меня готово было выпрыгнуть из груди.

Потом перед моим мысленным взором возникла фигура из бара, этого рослого чернокожего парня, похожего на моего старика-соседа, но за моей спиной не было ничего, кроме стены. Оре. Черт, этот долбаный посланник вернулся. Это он стоял передо мной нечеткой фигурой. Это он шептал мне в ухо со спины. Это он пытался привлечь мое внимание к тому, что я решил игнорировать.

Она еще недостаточно крепка, оре, не берись за это ona. Только irora ожидает тебя.

Голос доносился отовсюду и ниоткуда одновременно. Я продолжил молиться, просить La Virgencita прогнать этого призрака.

– Dios te salve, María. Llena eres de gracia: El Señor es contigo. Bendita tú eres entre todas las mujeres…[88]88
  Храни тебя Бог, Мария Благодатная. Господь с тобой. Благословенна ты между женами… (исп.)


[Закрыть]

Прошло несколько секунд, и случилось именно то, о чем я просил. Только что тень была передо мной, а в следующее мгновение ее уже не было.

Потрясенный, я вернулся на диван и сел. Я ненавидел Бога, но не мог без него обойтись. Я сетовал на мою мать за то, что она передала мне свое дурацкое поклонение. Иногда я думаю, что вера подобна болезни в наших генах, иногда нам ее не избежать, хотя мы и знаем, что сделать это необходимо. Однако я не мог не почувствовать: случившееся и моя реакция на него означали, что есть кто-то, присматривающий за мной.

Глава 10

Мой будильник сработал в 5.00. Я вообще-то уснул, как это ни странно. Начал смотреть передачу о людях, живущих близ Северного полярного круга, и от всей этой белизны меня сморило. Люди из этой передачи охотились и ловили рыбу для пропитания, и режиссер этих съемок был одержим скрипом шагов в снегу. Этот звук и убаюкал меня в сон без сновидений.

Я принял душ, оделся, задумался – не взять ли мне с собой небольшой багаж. Мы проведем в пути несколько дней, а потому смена одежды мне не помешает. Я прошел в спальню, открыл два моих ящика в комоде, взял несколько футболок и две пары джинсов, бросил их в черный рюкзак, который лежал у меня в кладовке на случай коротких поездок.

Техасская жара, несмотря на ранний час, нагрела салон моей машины до температуры духовки. Кондёр начнет работать только через несколько минут, а потому я опустил все окна и поехал с максимальной скоростью, чтобы не растаять на сиденье. По радио звучала музыка в стиле реггетон[89]89
  Реггетон – музыкальный стиль и танец, появившиеся в конце 1990-х годов в Пуэрто-Рико.


[Закрыть], контрабас заглушал слова, издавая раздражающий неравномерный гул.

Когда я подъехал, Брайан сидел на ступеньках перед своей входной дверью, курил сигарету. Он посмотрел на меня со ступенек, когда я выходил из машины, но вставать, судя по всему, и не собирался. Его обычная осовевшая улыбка, придававшая его губам форму, идеально иллюстрировавшую представление о том, что метамфетамин – страшный наркотик, так и не появилась. Он сегодня смотрел на меня, как смотрят на незнакомого человека, который слишком близко подошел к вам. Глаза у него были красные, а маслянистая оболочка наркоманского пота покрывала его лицо и шею.

– Эй, Би, ты здоров?

Он выпустил облачко дыма, которое быстро исчезло в утреннем воздухе.

– Я… я в порядке, чувак. Проснулся несколько часов назад, но уснуть снова не получилось.

– Ты что, волнуешься?

– Нет, тут дело совсем в другом.

– И в чем? – спросил я, сев рядом с ним.

– Червяк, старина, меня гложет. Я… я теперь непрерывно волнуюсь.

– Это нормально. Если тебе это поможет: волнение теперь никогда от тебя не уйдет.

* * *

Входная дверь открылась. Я встал. Появилась Стеф. На ней был белый халат. Один из тех халатов, что дают в больницах. Халат на ней бесшумно трепыхался, хотя ветерка не было ни малейшего. Все позади нее лежало в темноте, несмотря на яркий свет в коридоре. Ее брови сошлись над переносицей, связались узлом. Таким взглядом женщины смотрят на мужчин, когда они лажают. Под глазами у нее появились уродливые синеватые мешки. Не темные, которые возникают от усталости или когда женщина ложится в кровать, не смыв с лица косметику. Такая синева появляется дня через три-четыре после того, как тебе наставят фонарей. Это цвет старой свернувшейся крови.

Брайан даже никак не отреагировал на ее появление, он продолжал покуривать свою сигарету. Когда-то в моем хьюстонском детстве я видел, как кто-то, провоцируя другого паренька, ткнул горящей сигаретой ему в предплечье. Я помню, паренек завопил от боли, а на руке у него вспузырился неровный круг.

Я подумал, не воткнуть ли мне, словно я ангел мести, сигарету в лицо Брайана. Потом я вспомнил, как ударил локтем Мелису, и у меня вдруг возникло желание ткнуть сигаретой в руку себе. Я подошел к Брайану, он искривил уголок рта и выпустил еще одно облачко дыма. Густого и невозможно белого. Оно затвердело на моих глазах, приобрело форму прямоугольника. Я почувствовал облегчение.

Я посмотрел на Стефани. Она взяла меня за руку, развернула и повела за собой по коридору. Она не сказала ни слова с того момента, как я ее увидел, но я знал, что за этим стоит какая-то история, и от этого нервничал еще сильнее. Она открыла дверь во вторую спальню. Комната эта была пуста, если не считать чего-то, похожего на аквариум и кресла-качалки. Она подтащила меня поближе к этому аквариуму. В нем на белой подушке лежало, подергиваясь, какое-то существо, похожее на кролика, с которого сняли шкурку, но кости ног торчали, как у двуногого животного. В рот у него была вставлена трубка, а глаза были накрыты куском марли. Она отпустила мою руку, подошла вплотную к аквариуму и сняла накрывавший глаза кусок марли со звуком, который напомнил мне те, что раздаются при потрошении оленя. Когда врезаются под белый слой под кожей и мышцами, а потом сдирают кожу с мяса. Я увидел два розовых лоскутка на марле, потом посмотрел на существо в аквариуме и понял, что его веки остались на марле.

Потом Стефани снова сунула руки в аквариум и вытащила лежавшее там существо, прижала его к груди, направляясь к креслу-качалке. Стеф рухнула в него со вздохом, и ее халат распахнулся. Я увидел ее набухшие груди с венами, уходящими вниз, соски были огромные и окровавленные. Она прижала существо к груди и откинулась на подушку, закрыв глаза.

– Марио, это мой сын.

Голос ее прозвучал так, будто доносился из галактики, которая прекратила свое существование или что-то в этом роде случилось с ней, так, наверное, мог бы прозвучать голос призрака, звонившего издалека по старому телефону. Я посмотрел на недоношенного ребенка или хер его знает что оно было. Но явно мальчик. Его пенис был размером с его ноги, а кожа прозрачная, как у саламандры. У него были крохотные зеленоватые вены, они исполосовывали его безволосую головку и грудь. Его крохотные ручки заканчивались острыми желтыми ноготками и казались грязными. Крохотные пальчики подергивались, пока это крохотное существо сосало молоко.

Существо оторвалось от груди Стефани и медленно открыло рот, провело язычком по острым маленьким зубкам. А потом закричало.

Звук нарастал по силе, как приближающаяся сирена, пока не стал настолько невыносимым, что мне пришлось закрыть уши. А Стеф так и осталась сидеть, будто ничего не слышала. Потом стали сотрясаться стены. Задрожал аквариум. Звук давил на меня со всех сторон. А потом все прекратилось. Существо закрыло рот.

* * *

Я моргнул. Стефани стояла в дверях, рука автоматически гладила ее огромный живот. Тяжелый запах дыма висел в воздухе. Я не хотел слишком задумываться над тем, что предвещал сон наяву.

Брайан кинул сигарету на крыльцо, встал и обнял Стефани за талию.

– Вы, ребята, поосторожнее там, – сказала Стефани, прижимаясь к Брайану, но глядя прямо на меня. После этих слов она вернулась в дом. Когда дверь закрылась, я сел на ступеньки.

– Черт побери, чувак, я не знаю, как ей удается держаться, – сказал Брайан. – Я был в панике с того дня, когда она показала мне свой тест на наличие беременности. Чем ближе день родов, тем хуже оно все становится. Я воображаю, как они протягивают мне новорожденного в больнице, и все те вещи, которых я не знаю или в которых не уверен, обрушиваются на меня, как какой-нибудь сраный ливень ножей. Мне не дает покоя мысль, смогу ли я дать ребенку все то, что ему необходимо. Меня беспокоит, что вот приду я к педиатру и… ну, ты же знаешь, я выгляжу так, как выгляжу, старина. А с ребенком на руках я плохо выгляжу. Я… я просто не знаю, как я все это вынесу.

Мне нечего было сказать Брайану. Мне было очевидно, что его мозг застопорило на некоторых вопросах, но я был неподходящей персоной для оказания ему помощи. Когда забеременела Мелиса, я проходил через те же фазы. Сегодня я представлял себе, как мой ребенок появляется на свет из чрева с жутким, уродующим фиолетовым наростом на лице. Завтра я воображал ее в четырех– или пятилетнем возрасте, она все еще не желала говорить, потому что у нее в мозгу был какой-то дефект. Но когда она родилась, все было в полном порядке, я вздохнул спокойно, но через секунду начал волноваться о других делах. Посреди ночи я вставал и шел проверять ее, потому что Мелиса заставила меня прочесть кучу статей про СВДС[90]90
  Синдром внезапной детской смерти.


[Закрыть], и они выбили меня из колеи. Все эти волнения висели вокруг, как пауки в уголках моего мозга. Я ни в коем случае не мог утешить Брайана, сказать ему, что все будет в порядке. Я не подходил для таких дел, а потому я, держа рот на замке, рассматривал дома на другой стороне улицы. Я надеялся, что мое молчание и моя компания улучшат ему настроение.

– И сколько, по-твоему, на это уйдет времени? – спросил Брайан.

– Понятия не имею. Дня два как минимум. Ты уверен, что участвуешь?

– Бля бу. Конечно, участвую. Не могу я привезти ребенка в этот сраный дом. Я не хочу, чтобы мой ребенок рос в таком говне. Моего отца никогда не было рядом, а я хочу быть полной противоположностью тому, чем был этот ублюдок.

Я посмотрел на него, мои глаза явно говорили за меня.

– Да, я так хочу, я понимаю, что сегодня я наркоман, но я хочу использовать часть денег на то, чтобы избавиться от этого. Я думаю, что смогу пройти курс реабилитации, прежде чем приползет червь. Встречай его весь чистый и в говне, ты меня понимаешь. Я смотрю отцов по телику, они играют со своими сыновьями и… не знаю, чувак, мне тоже так хочется. Жизнь неидеальна, и я это знаю. Но за этим кроется нечто большее, в этом есть что-то лучшее. Этот младенец? Этот младенец – то, что мне нужно, чтобы завязать. Я готов к этому. С продажами, сделками, суетой этой и всем остальным я покончил. Если у нас появится этот ребенок, мы будем все делать правильно, ты меня понимаешь?

И опять Брайану в первую очередь требовался мозгоправ.

Мы посидели несколько минут. Брайан время от времени говорил что-нибудь про своего отца или о том, что хочет быть хорошим отцом. Я только кивал на это. Я уже вкусил все то, о чем он говорил. Есть какая-то странная, эфемерная услада в делах семейных. Как мужчина, я хотел шляться, спать с красивыми женщинами и вернуть это дурацкое ощущение надежности, которое, если память мне не изменяет, я испытывал, приближаясь к двадцатилетию и немного в начале третьего десятка. Но было что-то в физической стороне любви с Мелисой такое прекрасное, что и в голову не приходило бежать от нее к чертовой матери. Связь между двумя людьми укрепляется, если они вместе проходят через ад, и остается с ними навсегда. Если ты можешь ею наслаждаться, она не дает тебе умереть. Если ты ее теряешь, как потерял я, она медленно убивает тебя. То же самое происходит и с отцовством. Некоторые мужчины убегают, словно тру́сы. Бутылка, или таблетки, или телки, или улица значат для них больше, чем улыбка ребенка. Со мной все было иначе. Как только Анита появилась на свет, я понял, что две мои единственные задачи в жизни – это сделать ее счастливой и обеспечить ее безопасность. И я с радостью занимался этим. Да, конечно, случались бессонные ночи, и разочарования, и холодный душ в три часа ночи, чтобы сбить температуру, но одной только ее улыбки, одного тихого, нежного «Я тебя люблю, папуля» с ее губ было достаточно, чтобы все плохое исчезло. Черт побери, этого было достаточно, чтобы исчез весь мир. Брайану не нужно было узнавать такие подробности от меня. У него будет время сообразить это самому. По крайней мере, так мне казалось, несмотря на страх и химическую дымку, его сердце и голова были на своих местах.

Я провел руками по лицу и понял, что у меня слезы стоят в глазах. Я закашлялся, чтобы прогнать боль туда, где ей место.

Наконец старый черный «Патфайндер» остановился перед нами. От контрабаса или чего-то другого, игравшего внутри машины, вибрировали стекла в окнах. Хуанка заглушил движок и вышел из машины.

– Pinches mamones[91]91
  Здесь: сопляки вы гребаные (исп.).


[Закрыть], мы еще и не начали, а у вас двоих вид такой, будто вы не прочь вздремнуть.

На его лице появилась улыбка. Он, казалось, вдруг стал другим человеком.

– Ну-ка, rayitos de sol[92]92
  Лучи солнца (исп.).


[Закрыть], хватайте, что вам нужно схватить, y vámonos[93]93
  И в путь (исп.).


[Закрыть]. Нам нужно заехать к Васкесу в Сан-Антонио, прихватить у него кое-что.

Брайан ушел в дом, вероятно, в большей степени, чтобы ширнуться перед отъездом, чем взять сумку. Я кряхтя поднялся.

– А что такое в Сан-Антонио? – спросил я. Мне не нравилась идея дополнительного пит-стопа[94]94
  В автогонках: заезд автомобиля в гараж для смены колес, дозаправки, ремонта.


[Закрыть].

– Ты веришь в Бога, да?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я не знал, что ответить Хуанке, и был совсем не в настроении объяснять ему мою веру. Я верил в Бога. Я верил, что Бог не любит меня. Я верил, что Бога следует забыть, но я знал, что там есть что-то, и отрицать Бога – значит отрицать то существо, в чьем доме сейчас играет мой ангелочек.

– Брайан сказал мне, что ты – пуэрториканец. А это значит, что ты можешь верить бог знает во что. Ты молишься старым богам, черным богам, нашей Деве Марии Гваделупской… вы, островные ублюдки, тут повсюду.

– Это другая история. И она тебя не касается.

Хуанка рассмеялся.

– Мы в Сан-Антонио должны заглянуть к milagrito[95]95
  (К) нашему маленькому чуду (исп.).


[Закрыть], прежде чем ехать дальше.

– К Деве Марии Гваделупской? – спросил я.

– Так ты ее знаешь?

– Знаю.

Когда Анита была еще жива и проходила эти клинические испытания, прежде чем ее положили в больницу, мы посетили La Virgencita, Деву Марию Гваделупскую, в Тепейяке[96]96
  Тепейяк – холм в самой северной части мексиканской столицы Мехико, по католическому преданию, на этом месте Хуан Диего (один из святых католической церкви) в 1531 году встретил Деву Марию и получил икону с ее изображением, которая хранится теперь в базилике, построенной на этом холме.


[Закрыть], как на пути в медицинский центр в Хьюстоне, так и на обратном пути. Это удлинило поездку, но мы думали – оно того стоит. Мелиса хотела увидеть Деву на ее месте в часовне, пока я буду ждать в машине с Анитой, которая сразу же засыпала, стоило нам поехать куда-нибудь на машине, ее маленькое тело устраивалось поудобнее в детском кресле.

Все это оказалось полной херней. Я знал это, но все равно было неплохо получить благословение, прежде чем сделать то, что мы собирались сделать.

Хуанка посмотрел на рюкзак у меня в руке.

– Ты взял что-нибудь, чтобы защитить себя, – pistolero?

– Ты имеешь в виду пистолет? Нет, я избавляюсь от всех пистолетов, которые использую. А кроме того, я думал, что единственное, зачем мы едем сначала в Хуарес, – это за оружием. Я что-то не так понял? – спросил я.

– No, tienes razо́n, sicario[97]97
  Нет, ты прав, наемный убийца (исп.).


[Закрыть]. Я просто подумал, что у тебя в рюкзаке.

Я подошел к внедорожнику, открыл заднюю дверь и кинул на пол рюкзак.

– Me lo imaginaba[98]98
  Я подумал (исп.).


[Закрыть]. Ты можешь говорить что угодно, но у тебя должны быть все принадлежности наемного убийцы.

Он посмотрел на меня и улыбнулся. Отвечать ему мне не хотелось.

Мы услышали шаги Брайана по ступенькам. По его телесному языку было ясно, он добавил себе химическую дозу энергии.

– Воспользуюсь твоей ванной комнатой – одна секунда, Би, – сказал Хуанка.

Брайан подошел ко мне. У него был собственный небольшой серый рюкзак. Я не сомневался – там лежало больше двух чистых футболок. Во второй раз я засомневался: как он собирается делать то, что ему придется делать, как он собирается держать ухо востро, когда у него в системе столько льда?

– Хочешь ехать спереди? – спросил я.

– Нет, – ответил он. – Разве что, когда будем подъезжать к Эль-Пасо. Так что садись спереди. А я, может, сосну чуток. Разнервничался что-то – сейчас ничего не могу делать. Вся эта история с заездом сначала в Сан-Антонио… Не знаю, чувак. Не нравится мне это. Я хочу, чтобы оно поскорее кончилось.

– Расслабься, Би. Мы просто едем как паломники к Деве Гваделупской. Может, зажжем свечку, попросим ее защитить нас, а потом вернемся на дорогу.

Брайана мои слова не убедили, но сказать наверняка было трудно – слишком опухли его глаза. Из дома вышел Хуанка и посеменил к машине.

– Готовы, ребята?

Мы сели в машину, и Хуанка включил зажигание. Песня, которая звучала, когда он приехал, снова вырвалась из динамиков на секунду, прежде чем Хуанка заглушил ее быстрым нажатием пальца.

Мы ехали по тихим улицам Восточного Остина, где рядом с развалюхами стояли новые дома, и различие между ними было визуальным напоминанием об эффектах джентрификации[99]99
  Реконструкция и обновление строений в прежде нефешенебельных, но состарившихся городских кварталах.


[Закрыть]. Свернув налево по указателю Ф-35[100]100
  Ф-35 – название федеральной дороги, начинающейся у границы Техаса с Мексикой и протянувшейся на 1568 миль до штата Миннесота на севере. Дороги в США делятся на местные (принадлежащие штату) и федеральные, проходящие по нескольким штатам. В американской традиции последние наряду с номером получают индекс I (первая буква от слова Interstate, то есть междуштатные, федеральные).


[Закрыть], чтобы добраться до въезда Ф-35 Юг, Хуанка снова ткнул указательным пальцем в магнитолу. Динамики взорвались звуками тяжелого бита. Все грохотало. Потом музыка прекратилась. Кто-то взвел боёк пистолета и несколько раз выстрелил. Потом бит вернулся, и мужской голос начал читать рэп по-испански. Он говорил об убийстве своих врагов и о том, как разбогатеть на улице. Я повернул голову и уставился в окно.

– Так куда мы едем, Хуанка? – спросил Брайан.

– Дон Васкес хочет, чтобы заглянули к El Milagrito. Дополнительная защита для нас.

– А что такое El Milagrito?

Хуанка посмотрел на Брайна так, словно про El Milagrito знают все, а он – последний недоумок в мире, только сейчас услышавший об этом.

– Если ты никогда не видел El Milagrito, то тебя ждет приятное удивление.

Брайан не сказал на это ни слова, и я повернулся и посмотрел на него. Он сидел, прижав голову к стеклу, с открытым ртом, похожим на миниатюрную пещеру, заполненную пеньками, поросшими мхом. Он сидел, обхватив свое тощее тело руками, как это делала Анита, когда путь был долгим. Этот мудозвон уснул, не дождавшись ответа на свой вопрос, впрочем, он со своим тощим телом и нездоровой кожей был больше похож на покойника, чем на спящего.

Хуанка был одним из тех чуваков, которые либо любят рассказывать истории, либо чувствуют, что звук их голоса бесконечно лучше неловкого молчания. Брайан спал, а Хуанка заговорил о жизни на улице и начал рассказывать мне странную историю. Я молчал. Как только Хуанка закончил рассказ о парне, который, предположительно, убил шестерых человек голыми руками и исчез, будто его и не было, он сразу же перепрыгнул на странную историю о нескольких колумбийцах, которые пытались перебраться на территорию Техаса, принадлежавшую картелю Хуареса. Хуанка и некоторые его друзья получили хорошие деньги за то, что отловили их, отрезали ноги и руки, чтобы истекли кровью до смерти. Они получили инструкцию записать все на телефоны, а потом отправить запись нескольким высокопоставленным членам картеля. И эти ребята, сделав дело, отослали видео заправилам колумбийцев. Вот почему в Техасе почти нет бизнесменов из Колумбии.

Хуанка не закрывал рта. Все истории были более или менее одинаковыми. Он сам убил одного чувака. Он с приятелем убил чувака. Он заработал немного денег. Картель попросил его сделать кое-что. Пистолеты. Наркотики. Деньги. Смерть. Еще несколько таких историй, и мы уже оказались на окраине Сан-Антонио, где трафик стал плотнее и медленнее. Прошло несколько минут, и Хуанка ненадолго съехал с Ф-35 на вспомогательную дорогу. В конечном счете мы остановились у заведения, называвшегося La Cocinadela Abuela[101]101
  Бабушкина кухня (исп.).


[Закрыть]. Он поставил машину перед входом и заглушил движок.

– Ну, ребята, как насчет позавтракать? Я с голоду умираю. Я плачу, pendejos.

Стон, раздавшийся с заднего сиденья, выражал согласие Брайана. Я ничего не сказал, но кислотное бурчание в моем пустом желудке вдруг стало явственным, словно одного упоминания о еде хватило, чтобы вызвать это чувство.

Хуанка вышел из машины и захлопнул дверь. Я повернул голову посмотреть на Брайана. Он тер глаза.

– Где мы, приятель?

– В Сан-Антонио. Ты слышал, что говорил Хуанка? Сейчас похаваем чуток, а потом поедем свечи зажигать. Ты в порядке?

– Устал как хер знает что. Наверное, нужно съесть что-то, прежде чем…

Он не докончил фразу. Я знал, что он имеет в виду.

– Ну, тогда пошли.

Мы вышли из машины, потянулись. Хуанка стоял у дверей, ждал нас. У него было лицо человека, собравшегося в кино или в молл, а не на дело, над которым стоит запах смерти. Улыбка молодила его и контрастировала с татуировкой на лице и руках. Под ярким техасским солнцем собрание изображений и слов, покрывавших его кожу, было грубо очевидным.

Мы вошли внутрь. По декору сразу стало ясно, что время здесь остановилось где-то в конце семидесятых. Молоденькая и до смешного худенькая девица с длинным черным хвостиком на затылке подошла к нам.

– Buenos días y bienvenidos a La Cocina de la Abuela. ¿Mesa para tres, señores?[102]102
  Доброе утро и добро пожаловать в La Cocina de la Abuela. Столик на троих, сеньоры? (исп.)


[Закрыть]

Хуанка улыбнулся ей в ответ. Я сказал «да». Девица попросила нас идти за ней.

Она показала на маленький столик в дальнем углу. Мы выдвинули из-под него стулья и сели. Брайан и я с одной стороны, Хуанка с другой, напротив меня. Как только наши задницы коснулись сидений, молодая женщина снова подошла к нам, положила на стол салфетки, приборы, спросила насчет выпивки. Мы попросили воду. Хуанка и я попросили еще и кофе. Девица улыбнулась и ушла упругими шагами, напомнив мне, что молодые без толку расходуют свою юность.

Меню лежали между солонкой, перечницей и бутылкой соуса сальса. Мы схватили каждый по брошюрке и целую минуту в молчании изучали их.

Desayuno completo.

Chilaquiles.

Huevos rancheros.

Huevos divorciados.

Huarache.

Machacado[103]103
  Блюда мексиканской кухни, в основном острые и включающие яичницу.


[Закрыть].

Меню было коротким и простым, но завтрак они подавали правильный. Когда молодая женщина вернулась, на ее подносе было множество стаканов с водой со льдом. Всем по huevos divorciados. Я был уверен, что был единственным, кто воспринял это как грустную шутку, и не только из-за двух соусов[104]104
  Это блюдо (дословный перевод названия – «разведенные яйца», «разошедшиеся яйца») состоит из двух глазуний, лежащих на соусах разных цветов, обильно покрывающих салаты под ними на разделенной на две части тарелке. Неудивительно, что у героя, недавно разошедшегося с женой, это вызывает печальную улыбку.


[Закрыть].

Как только официантка ушла, Хуанка водрузил локти на столик, поднес ладони к лицу, словно собираясь молиться, и подался вперед. На нижней стороне его правого предплечья была татуировка, изображающая Сатану, который позирует перед машиной с низкой подвеской, в одной руке у него бутылка с бухлом, а в другой – большой пистолет. Все это было окружено крестами, пистолетами, женщиной в бикини и с ангельскими крыльями и изображением Девы Марии с пистолетами в обеих руках. На его левой руке было изображение ухмыляющейся Катрины[105]105
  Имеется в виду «Калавера Катрина», «Череп Катрины» или просто «Катрина» – цинковая гравюра мексиканского художника Хосе Гуадалупе Посады, созданная в 1913 году и изображающая женщину с черепом на месте головы. Изображение стало символом мексиканского изобразительного искусства.


[Закрыть], плавающей в табачном дыму рядом с лицом Иисуса. Еще я увидел несколько слов, написанных курсивом, но разглядеть буквы мне не удалось, две руки, соприкасающиеся ладонями словно в молитве, как у него самого в данный момент, и какой-то огонь близ запястья. Там было еще много чего, на обеих руках, но он начал говорить, и я остановил взгляд на его лице.

– Я ожидаю, что вы оба будете исполнять приказы. Мне нужны два солдата, не два паренька, которые с испугу не смогут нажать на спусковой крючок, если дела пойдут плохо.

– Ты знаешь, с этим все будет в порядке, – сказал Брайан. – Я тебе сказал – мы в деле, приятель. Мы тебя не подведем.

– Хорошо, – сказал Хуанка. – Хорошо. С этого момента с нами боженька, – сказал он и поднял левую руку с татуировкой Христа в муках, с лицом в крови прямо над большим серым крестом, обернутым в кусок материи, на котором начертано EN LAS MANOS DE DIOS[106]106
  В руках Господних (исп.).


[Закрыть]. Он закончил, показывая на татуировку, изображавшую Сатану, – я уже приметил ее на другой его руке. – И теперь, когда придет время и дела пойдут наперекосяк, мы будем con El Chamuco[107]107
  С дьяволом (исп.).


[Закрыть]. Потому что иногда твой второй пилот – бог, но домой тебя доставляет дьявол.