Электронная библиотека » Габриэль Ферри » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Косталь-индеец"


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 15:11


Автор книги: Габриэль Ферри


Жанр: Исторические приключения, Приключения


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава IV. ГАСИЕНДА ЛАС-ПАЛЬМАС

Много больших рек, протекающих близко друг от друга, орошают провинцию Веракрус. Кроме того, высоты Сьерра-Мадре55
  Сьерра-Мадре (исп. Sierre Madre) – Гора-Мать.


[Закрыть]
дают начало множеству потоков, которые впадают в эти реки или текут рядом с ними.

Когда начинается дождливое время, которое продолжается в этих широтах с июня до октября, реки быстро прибывают вследствие сильных дождей, выступают из берегов и разливаются во все стороны. С быстротой хорошего скакуна затопляют они равнину, распространяя всюду опустошение и ужас. Скоро затопленная часть страны превращается в необозримое море, покрытое обломками и трупами всевозможных животных.

Для гасиенды Лас-Пальмас было выбрано безопасное от ежегодных наводнений место. От востока к западу и на юг простирается бесконечная равнина; с севера она окаймлена грядою довольно высоких холмов. На половине высоты одного из холмов находится широкая ровная терраса – на ней-то и возвышались длинные, далеко раскинутые постройки гасиенды, задняя сторона которой примыкала к верхней части холма, и только четырехугольная колокольня возвышалась над его вершиной. Высокая и крепкая каменная стена соединяла задние постройки с жилищами слуг и хлевами, и только через толстую массивную дверь в середине этой стены можно было попасть во внутренний двор.

Свое прекрасное название гасиенда получила от довольно больших пальмовых рощ, покрывавших равнину у подошвы холма.

Чтобы быть справедливыми ко всем лицам нашего рассказа, нам необходимо еще раз вернуться к тому моменту, когда драгун расстался со студентом, а негр Брут по милости Косталя против своей воли превратился в тигреро.

Итак, оставалось около часа до солнечного заката. Колокол на колокольне гасиенды прозвонил к вечерней молитве, и при этих звуках, возвещавших об окончании дневной работы, индейцы пеоны, или полевые работники, и вакеро, или пастухи, возвращались с равнины в гасиенду, владельца которой, как мы уже сказали, звали дон Сильва.

В роскошно убранной комнате господского дома находились в это время три женщины. Две из них были дочери владельца гасиенды, третья – их горничная. Старшая из сестер, уже окончившая свой туалет, сидела у окна и время от времени посматривала на равнину, – ее звали Марианита, год тому назад она вышла замуж за молодого испанца, владельца большой близлежащей гасиенды. В настоящую минуту молодая женщина, которой едва минуло двадцать лет, гостила в родительском или, вернее, в отцовском доме, так как матери обеих сестер уже давно не было в живых. Младшая сестра – Гертруда, еще не кончила свой туалет; она сидела на китайской циновке, между тем как горничная убирала ее волосы, пышные пряди которых плохо повиновались усилиям служанки. Обе сестры обладали всеми прелестями испанских креолок – красивой наружностью, тонкими чертами лица и бархатными черными глазами. Обе походили одна на другую, но отличались выражением лиц: личико Марианиты бойкое, слегка насмешливое, выдавало ее веселый характер, тогда как выразительные глаза и задумчивое лицо доньи Гертруды обнаруживали характер серьезный и более рассудительный.

Причина, по которой обе дамы так старательно занимались своим туалетом в довольно поздний час, крылась в том, что сегодня вечером ожидались двое гостей. Один из них был супруг Марианиты, другой – драгунский капитан дон Рафаэль. Первому предстояло проехать не более двух миль, и потому его ждали с минуты на минуту; второму было необходимо сделать более двухсот миль, и хотя он обещал приехать именно в этот день, но при таком продолжительном путешествии легко мог и опоздать на день. Тем не менее донья Гертруда была уверена в том, что храбрый капитан приедет именно сегодня. Мы скоро узнаем почему, а пока достаточно сказать, что донья Гертруда и дон Рафаэль считали себя женихом и невестой, прежде чем их родители окончательно решили это дело. Разразившееся восстание отсрочило осуществление общих семейных планов на неопределенное время и в то же время послужило испытанием политических мнений обитателей обеих гасиенд. Марианита и ее супруг стояли за королевскую власть, а дон Сильва и его младшая дочь склонялись на сторону восставших. Отец дона Рафаэля, купивший соседнюю гасиенду Дель-Валле, тоже держался революционного образа мыслей, равно как и его сын, которого он вызвал домой только для того, чтобы посоветоваться, как ему наилучшим образом оставить королевскую службу и примкнуть к освободителям родины.

После этого отступления вернемся опять в будуар сестер на гасиенде Лас-Пальмас.

Приведя в порядок волосы Гертруды, горничная вышла по знаку своей госпожи, а нетерпеливая Марианита снова поспешила к окну.

– Напрасно я смотрю во все стороны, равнина пуста! – воскликнула она через некоторое время. – Я не вижу ни дона Фернандо, ни дона Рафаэля, и боюсь, милая Гертруда, что мы напрасно так заботились о своем туалете. Через полчаса солнце зайдет.

– Дон Фернандо приедет, – сказала Гертруда кротким голосом.

– Ты хочешь меня утешить, – возразила молодая женщина, – но моя нетерпеливая натура уже возмущается медлительностью гостя… А! – воскликнула она внезапно. – Я вижу на горизонте облако пыли… Наконец-то показался всадник!..

– Всадник? – воскликнула Гертруда оживленно. – Какого цвета его лошадь?

– Его лошадь оказывается, к сожалению, мулом, как я теперь вижу. Это не тот, кого мы ожидаем.

Гертруда слегка вздохнула.

– По-моему, это священник, – продолжала Марианита. – Он скачет в галоп и имеет важный и печальный вид. Он заметил меня и делает знак рукой.

– А других всадников ты все еще не видишь? – спросила Гертруда.

– Нет, никого, кроме погонщика мулов, который гонит все свое стадо в галоп и так же, как священник, направляется сюда. Не понимаю, почему эти люди и животные так торопятся.

Скрип растворившихся ворот и суматоха, поднявшаяся на дворе, указывали, что не только священник, но и погонщик со своим стадом воспользовались гостеприимством дона Сильвы.

Обе сестры не имели никакого представления об опасности, угрожавшей путешественникам на равнине.

В это время в гасиенде началось еще более сильное движение.

– Что это такое? – воскликнула испуганная Марианита. – Не вздумали ли поднявшие бунт на западе разбойники напасть на гасиенду?

– Почему ты называешь разбойниками людей, которые сражаются за свободу своей родины и во главе которых стоит священник? – возразила Гертруда тоном легкого упрека.

– Почему? Да потому, что они враги испанцев, потому что в моих жилах течет испанская кровь, потому что мой муж – испанец! – с жаром воскликнула Марианита.

Внезапно раздавшийся звон колокола заставил обеих сестер вздрогнуть и прекратить спор, грозивший принять более жаркий характер.

Марианита хотела пойти узнать о причине тревоги, как вдруг горничная растворила дверь и, не дожидаясь вопросов, воскликнула:

– Пресвятая дева! Наводнение близко; сейчас явился вакеро и сообщил, что вода не далее трех или четырех миль отсюда.

– Наводнение! – воскликнули обе сестры и перекрестились.

– О Боже, мой муж! – воскликнула тотчас же вслед за тем Марианита, с ужасом думая об опасности, которой подвергался ее супруг.

– Дон Рафаэль! О несчастный! Пресвятая дева, смилуйся над ним! – прошептала Гертруда.

– Равнина скоро превратится в необозримое море, – продолжала служанка, – горе тем, которых захватит наводнение. Но вы не беспокойтесь, донья Марианита; вакеро, принесший эту горестную весть, послан доном Фернандо, чтобы известить вас, что он приедет завтра утром в лодке.

С этими словами горничная вышла из комнаты.

– В лодке! – воскликнула Марианита, страх которой сменился радостью. – В самом деле, дорогая Гертруда, мы будем завтра кататься по равнине в украшенной флагами и цветами лодке.

Но этот порыв легкомысленного эгоизма тотчас же уступил место другому чувству, и Марианита опустилась на колени подле своей сестры, которая у подножия статуи Мадонны молилась за спасение всех оставшихся без помощи на равнине.

– Сядь у окна, милая сестра, пока я еще помолюсь! – воскликнула Гертруда, прерывая молитву. – Посмотри на равнину, потому что мои глаза застилают слезы.

Марианита села у окна, а Гертруда снова преклонила колени перед святым изображением.

Между тем позолоченный заходящим солнцем туман становился все бледнее и бледнее; луна уже озарила пальмовые рощи зыбким матовым светом, а один всадник так и не показывался на пустынном горизонте.

– Лошадь дона Рафаэля должна быть гнедой масти, – сказала Гертруда, снова прерывая свою жаркую молитву. – Капитан знает, как я люблю эту лошадь, его боевого коня, служившего ему в битвах с индейцами.

– Успокойся, дорогая девочка, – попыталась ее утешить Марианита, – дон Рафаэль будет вовремя предупрежден и остановится на эту ночь где-нибудь поблизости.

– Ты ошибаешься, – отвечала Гертруда, печально качая головой. – Я лучше знаю этого храбреца, он не обратит внимания на опасность.

Внезапно послышался глухой отдаленный гул бушующей воды, сливавшийся с отчаянным звоном колокола. В то же время над равниной показался сначала бледный, потом красноватый и, наконец, ярко-красный свет, озаривший верхушки пальм. По приказанию дона Сильвы на соседних холмах и террасах были зажжены огромные костры, которые должны были служить ориентирами для заблудившихся путников.

Прошло несколько долгих, томительных минут. Луна медленно поднималась по небесному своду, а отдаленный гул становился все сильнее и сильнее и скоро сделался похожим на раскаты грома. Еще несколько минут, и громадные массы воды должны были запениться у подошвы террасы, на которой находилась гасиенда.

Вдруг из уст Марианиты, все еще старавшейся проникнуть взором в темную даль равнины, вырвался крик ужаса.

– Горе! Горе! – воскликнула она. – Я вижу двух всадников! Дай Бог, чтобы это были только тени! Но нет… тени становятся яснее… Матерь Божия! Это в самом деле два всадника… они несутся, как ветер… но как бы быстро они ни мчались, они опоздают!

Громкий крик ужаса раздался на террасе, где находились господин и слуги. Отчаянная борьба двух человек с ужасающею массою воды, волны которой уже виднелись вдали, представляла в самом деле потрясающее зрелище.

Марианита, сжигаемая тем любопытством, которое часто заставляет нас против воли смотреть на ужасное зрелище, не могла оторвать глаз от равнины.

– У обоих всадников лошади черные, как ночь, – дрожащим голосом сказала она сестре, которая в тоске склонилась головой с ногам статуи, – один небольшого роста, одет в платье погонщика мулов; это не может быть дон Рафаэль.

– Другой! Узнаешь ли ты другого? – спросила Гертруда едва слышным голосом.

Марианита молчала в течение нескольких мгновений.

– Другой, – отвечала она наконец, – головой выше первого; теперь он наклонился к шее своего коня; я не вижу его лица… О небо! – воскликнула она вдруг и продолжала все тише и тише: – Это… я узнаю его… это дон Рафаэль!

Другой, еще более сильный крик был ответом на слова Марианиты; донья Гертруда бросилась к окну, но, не добежав, упала почти без чувств.

– Я не вижу их больше, – прошептала Марианита, – волны закрыли коней и всадников. – Потом она вскрикнула: – Ах! вот они показались опять! О небо! Только один, высокий, сидит на лошади. Он наклоняется, хватает другого за платье… положил его на свою лошадь… Но – увы! – древесный ствол крутясь несется на них; он погубит коня и всадника.

На дворе раздались радостные крики, Гертруда подняла голову и вопросительно взглянула на плачущую сестру. Снова послышался радостный возглас, горничная вбежала в комнату, восклицая: «Слава Богу! Они спасены!» Тогда чувство невыразимой радости возвратило Гертруде полное сознание.

Не произнося ни слова, обе сестры долго стояли обнявшись.

…Но что же сталось с Корнелио, который, ничего не подозревая, спал в своем гамаке? Мы знаем, что Косталь обещал отправиться за оставленным студентом и, если только найдет его в живых, привести его в Лас-Пальмас; но отправиться на поиски можно было только на следующее утро, так как наводнение скоро должно было достигнуть того места, где капитан расстался со студентом.

Хотя, таким образом, индеец имел мало шансов спасти юношу, но все-таки он не забыл своего обещания и решился с восходом солнца отправиться на поиски. Ночь он провел вместе с негром на вершине холма Сиерро-де-ла Меза, куда они без особого труда перетащили легкую пирогу.

Несколько кусков высушенного на солнце мяса послужили им ужином, после которого эти дети природы растянулись на земле и в приятном сознании своей безопасности уснули, убаюканные шумом приближающегося наводнения.

Они спали так крепко, что шум воды, затопившей равнину, не разбудил их. Сон Брута был беспокоен, его мучили какие-то кошмарные сновидения, и время от времени он метался, думая, что слышит рев тигров, которые так напугали его сегодня.

Проснувшись, он действительно увидел у подошвы холма свирепую семью тигров. Почуяв людей, укрывшихся на безопасной вершине, ягуары испустили хриплый рев, но, напуганные преследовавшею их водою, от которой их могло спасти только быстрое бегство, огромными прыжками поспешили дальше и скоро исчезли из виду.

Пока негр и индеец спят, посмотрим, что происходит с доном Корнелио.

Бедняга разом очнулся от своего сладкого сна, внезапно почувствовав сильный холод, и увидел, что висит над бушующими волнами, почти достигающими до гамака. Он вскрикнул от ужаса, и в ответ на его крик послышалось глухое ворчание и пронзительное шипение, выходившие, по-видимому, из вершин обоих тамариндов.

Корнелио с ужасом осмотрелся вокруг, – повсюду виднелись только пенящиеся волны неизмеримого моря. Теперь ему стало понятно все – и бегство жителей, и эти челноки, привешенные на верхушках деревьев. Что с ним теперь будет? Он едва умел плавать, но если бы даже он и мог поспорить в этом искусстве с ловцами жемчужных раковин, – все равно это искусство не могло бы ему помочь в этой ситуации.

Огненные глаза, блеснувшие в вершине дерева подобно раскаленным угольям, объяснили ему причину глухого ворчания, которое он только что слышал; несколько диких животных, без сомнения ягуаров, укрылись от наводнения в развесистой кроне тамаринда.

Не станем описывать мучительные часы этой жуткой для бедного студента ночи; скажем только, что он с невыразимой тоской ожидал наступления дня, но, к несчастью, наступившее наконец утро наполнило его новым ужасом: при его свете он действительно увидел на верхушке одного из тамариндов целую семью тигров: самца, самку и двух тигрят, тогда как по ветвям другого ползали отвратительные змеи. Внизу бушевала водная стихия, и в ее мутных волнах носились вырванные с корнем деревья, плавали испуганные лани, над которыми с пронзительными криками летали хищные птицы.

Куда ни взгляни – везде зрелище опустошения и смерти. Порою свирепый инстинкт голодных зверей при виде добычи, находившейся почти в их лапах, боролся в них со страхом; но страх одерживал верх, и Корнелио видел, как их глаза снова закрывались, как будто они хотели отогнать от себя соблазнительную мысль растерзать его.

Несколько часов протекли таким образом, наконец студенту послышались какие-то странные, незнакомые звуки. Они были то громки и ясны, как звуки военной трубы, то глухи, как рычание находившихся по соседству ягуаров.

Затем увидел он вдали маленький челнок, в котором сидели двое людей. То были индеец и негр. Время от времени один из них, индеец, очевидно, привыкший к такому опасному плаванию, бросал весло и подносил к губам морскую раковину, дикие звуки которой должны были вызвать богиню вод. Погруженные в это странное занятие, ни Косталь, ни Брут не заметили студента, который не смел и шевельнуться в своем гамаке. Наконец его крик достиг их слуха.

– Ты слышал, Косталь? – спросил негр.

– Да, как будто кто-то крикнул, наверное, тот бедолага, которого мы ищем. Но где же он? – прибавил индеец. – Я вижу только гамак, подвешенный между двух тамариндов… Э, клянусь душою моего отца, он там!

Индеец разразился громким хохотом, который, впрочем, показался студенту небесной музыкой. Без сомнения, его увидели, за что он горячо возблагодарил небо.

Брут разделял веселость своего товарища, как вдруг музыка совершенно другого рода разом положила конец его веселью.

– Неужто эти проклятые звери повсюду? – испуганно воскликнул он, услышав концерт четырех ягуаров, находившихся над головою студента, крик которого обозлил голодных хищников.

Косталь тотчас же понял всю опасность положения студента и направил челнок к тамариндам; несколько ударов веслами приблизили его к деревьям, в вершине которых его зоркие глаза, несмотря на густую листву, тотчас же заметили четвероногих неприятелей.

В то же время и негр увидел ягуаров и змею и, думая только о своей безопасности, воскликнул жалобным тоном:

– Косталь! Если это вчерашние тигры, как я заключаю по мяуканью тигрят, то подумай, как они должны сердиться на нас!

– А ты полагаешь, что я не сержусь на них? – возразил Косталь, который, крикнув студенту, чтобы он не шевелился, хладнокровно положил весла на дно пироги и взялся за ружье.

– Что ты хочешь делать? – воскликнул негр.

– Хочу прикончить одного из хищников! Ты сейчас увидишь, как это делается!

И, схватившись снова за весла, он направил лодку прямо под одного из взрослых ягуаров.

Инстинктивно почуяв опасность, животное испустило рев, на который со всех сторон отозвалось гулкое эхо и от которого негр задрожал всем телом. Царапая острыми когтями кору тамаринда, оскалив зубы, ягуар устремил на охотника свои огненные глаза. Но последний, по-видимому, вовсе не поддался влиянию этого взгляда, а хладнокровно прицелился и выстрелил. Свирепый хищник тяжело рухнул в воду, течение которой тотчас увлекло его. Это был самец.

– Скорее, Брут! – воскликнул Косталь. – Отъезжай прочь.

В то же время он вытащил острый кинжал и стал в оборонительное положение.

Но как ни торопился растерявшийся от страха Брут, он опоздал: рассвирепевшая самка испустила короткий, угрожающий рык и, не обращая внимания на студента, как молния, бросилась в челнок.

Челнок перевернулся вверх дном. Охотник, тигр и негр исчезли под водой. Спустя секунду, все трое снова появились на поверхности; Брут вне себя от страха работал руками и ногами со всей энергией отчаяния. На его счастье, индеец плавал, как дельфин, и с кинжалом в зубах в одно мгновение очутился между ягуаром и негром.

Оба врага измеряли друг друга взорами; человек спокойно и решительно, зверь – рыча от бешенства.

Внезапно охотник нырнул, и удивленный исчезновением своего противника зверь поплыл к дереву, на котором остались его детеныши. Но вдруг он начал биться, как будто его увлекал какой-то водоворот, затем до половины исчез в воде и снова появился на поверхности мертвый, с распоротым брюхом, между тем как вода кругом окрасилась его кровью. Охотник тоже вынырнул, оглянулся и поплыл к челноку, уже довольно далеко унесенному течением, догнал его и через несколько минут уже подплывал в лодке к плескавшемуся в воде негру, помог ему войти в челнок и поплыл к студенту. Тот еще не успел опомниться от изумления, возбужденного в нем смелостью и хладнокровием незнакомца, когда индеец тем же кинжалом, которым убил тигра, разрезал дно гамака и, таким образом, дал студенту возможность без труда сойти в лодку.

Увидав себя в безопасности, студент горячо пожал руки индейца и поблагодарил его за спасение. Косталь не отклонил этой благодарности, но отнесся к ней равнодушно, как будто считал это дело не стоящим внимания, и с беспокойством озирался по сторонам.

– Чего ты ищешь? – спросил Брут. – Не хочешь ли ты связаться с этими змеями, или тебя соблазняют шкуры тигрят, так как шкуры старых тигров мы потеряли безвозвратно.

– Пусть их живут; бедные твари не причинят большого вреда, да им и трудно будет выбраться отсюда, – спокойно возразил Косталь. – Я ищу то место, где мое ружье упало в воду, и мне кажется, я его нашел. Хотя мое ружье дает одну осечку на каждые пять выстрелов, но я убил из него много тигров и не хочу оставлять его на дне.

С этими словами тигреро разделся и направил пирогу к тому месту, где, по его мнению, она перевернулась; затем он бросился в воду и снова нырнул.

В течение некоторого времени, показавшегося зрителям бесконечным, индеец не показывался на поверхности. Только волнение воды на том месте, где он нырнул, доказывало, что он деятельнейшим образом отыскивает свое несравненное ружье. Наконец его голова показалась над водою, и он поплыл к пироге, держа в одной руке ружье, отыскать которое ему стоило таких усилий.

Между тем время текло своим чередом, и солнце начинало уже довольно сильно припекать, когда негр, студент и индеец направились, наконец, в своем маленьком челноке по дороге или, вернее сказать, по направлению к гасиенде Лас-Пальмас.

Дорогой Корнелио спросил своих спасителей, как они его нашли.

– Нас послал к вам всадник, очень спешивший в жилище дона Сильвы, – сказал Косталь. – Не знаем, отделался ли он так же счастливо от наводнения. Жаль было, если бы он погиб, потому что он храбрый молодой человек, а храбрецы встречаются редко.

Пловцы без устали боролись против течения и толчков от носившихся в воде деревьев. Был уже полдень, когда показалась колокольня гасиенды. Дон Корнелио сильно обрадовался при виде ее, так как почти умирал от голода.

Внезапно ясный звук обеденного колокола достиг его слуха, и почти в то же время он увидел две лодки. В одной из них находились двое гребцов, какой-то всадник в дорожном костюме и оседланный мул. В другой сидели дон Рафаэль, дон Сильва и обе его дочери, головы которых были украшены венками из красных гвоздик и цветов граната.

Обе лодки направлялись к горам, окаймлявшим с севера затопленное пространство, и скоро та, в которой находился всадник со своим мулом, пристала к берегу. Мул выскочил на берег за своим хозяином, всадник поклонился провожавшим его, вскочил в седло и уехал, напутствуемый криками:

– Прощайте, сеньор Морелос! Прощайте!

Отъезжающий был тот самый священник, который вчера спасся от наводнения в гасиенде. Мы скоро увидим, какую славу приобрел скромный священник Морелос66
  Морелос-и-Павон Хосе Мария (1765 – 1815) – руководитель освободительной борьбы мексиканского народа против испанских колонизаторов в 1811 – 1815 гг., национальный герой Мексики, генералиссимус.


[Закрыть]
в войне за освобождение.

Лодка, в которой находился владелец гасиенды, отправилась назад, и так как пирога Косталя следовала по тому же направлению, то Корнелио скоро мог полюбоваться вблизи на красиво отделанную пурпурной шелковой тканью лодку.

– Дон Сильва, я везу к вашей милости гостя, – сказал Косталь, указывая на студента.

– Добро пожаловать! – радушно отвечал дон Сильва.

Скоро все оказались у ворот гасиенды.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации