Текст книги "Повседневная логика счастья"

– Прости, Майя. Я понимаю, это тебе не морской круиз, и полностью с тобой согласен. Чем раньше ты перестанешь делать это в штаны, тем меньше нам придется этим заниматься, – проговорил Эй Джей.

– Прости, – отозвалась Майя.

Эй Джей почувствовал себя сволочью.

– Нет, это ты прости. Я в этом совершенно не разбираюсь. Я засранец.

– Засранец! – повторила девочка и захихикала.

Эй Джей обул кроссовки, подхватил девочку, сумку и записку и направился в полицейский участок.

Дежурил в этот вечер конечно же начальник полиции Ламбиазе. Судя по всему, ему на роду было написано присутствовать при самых важных в жизни Эй Джея событиях.

– Кто-то оставил ее в магазине, – шепотом, чтобы не разбудить уснувшую у него на руках девочку, сказал Эй Джей.

Ламбиазе ел пончик. Смущенный тем, что его застали в подобный момент – кому приятно служить иллюстрацией к пошлому стереотипу? – он быстро дожевал кусок и произнес не официальным, а вполне человеческим голосом:

– Ух ты, вы здорово смотритесь.

– Это не мой ребенок, – все так же шепотом сообщил Эй Джей.

– А чей же?

– Кого-то из покупателей, наверное, – сказал Эй Джей, выуживая из кармана записку и передавая ее Ламбиазе.

– Ничего себе! – воскликнул тот. – Мать подбросила ее вам.

В этот момент Майя открыла глаза и с улыбкой уставилась на Ламбиазе.

– Прелесть какая, а? – Он наклонился к девочке, и та схватила его за усы. – Это кто дергает дядю за усы? – тоненьким голоском просюсюкал Ламбиазе. – Кто хочет украсть у дяди усы?

– Начальник полиции Ламбиазе, по-моему, вы недостаточно серьезно подходите к этому делу.

Ламбиазе кашлянул и выпрямился.

– Ладно. Что мы имеем? Сейчас пятница, девять вечера. Я подам запрос в Управление по делам семьи, но с учетом снегопада, выходных и расписания паромов сомневаюсь, что кто-нибудь доберется сюда раньше понедельника. Попробуем вычислить мать или отца. Вдруг эту начинающую воровку кто-то ищет.

– Майя, – произнесла Майя.

– Тебя зовут Майя? – опять засюсюкал Ламбиазе. – Чудесное имя. – Ламбиазе снова откашлялся. – Кто-то должен побыть с ней в выходные. Мы с ребятами можем по очереди за ней присмотреть. Или…

– Не стоит, – сказал Эй Джей. – Все-таки полицейский участок не самое подходящее место для ребенка.

– Вы что-нибудь знаете об уходе за детьми? – спросил полицейский.

– Это же только на выходные. Разберусь. Позвоню свояченице. А если она чего-то не знает, спрошу у Гугла.

– У Гугла, – повторила девочка.

– «Гугл»! Трудное слово! – удивился Ламбиазе. – Хорошо, зайду к вам в понедельник. Странная штука жизнь, верно? Один крадет у вас книгу, другой оставляет вам ребенка.

– Да уж, – кивнул Эй Джей.

По дороге домой Майя непрерывно рыдала, меняя тональность от воя новогодней дудки до рева пожарной сирены. Эй Джей сообразил, что девочка проголодалась, но вопрос, чем кормить двадцатипятимесячного ребенка, поставил его в тупик. Он оттянул Майе губу, чтобы посмотреть, есть ли у нее зубы. Зубы были, и она попыталась ими воспользоваться, чтобы укусить его за палец. Набрав в Гугле: «Чем кормят ребенка двадцати пяти месяцев?» – он выяснил, что дети в этом возрасте обычно едят то же, что родители. Откуда было Гуглу знать, какой дрянью питался Эй Джей. Холодильник у него был забит готовой быстрозамороженной едой, по большей части перченой. В поисках помощи он позвонил свояченице.

– Исмей, прости, что беспокою, – произнес он в трубку. – Ты, случайно, не знаешь, чем кормят двадцатипятимесячных детей?

– Зачем тебе? – сдавленным голосом спросила она.

Эй Джей объяснил, что ему в магазин подбросили ребенка, и Исмей, немного помедлив, обещала приехать.

– Уверена? – спросил ее Эй Джей. Исмей была на седьмом месяце беременности, и ему не очень хотелось ее тревожить.

– Уверена. Молодец, что позвонил. Величайшего писателя всех времен и народов нет в городе, а у меня все равно последние пару недель бессонница.

Не прошло и получаса, как на пороге появилась Исмей с пакетом домашней стряпни: овощами для салата, лазаньей с тофу и половиной яблочного крамбла.

– Больше ничего не успела, – сказала она.

– Да что ты, все отлично, – похвалил ее Эй Джей. – Моя кухня плохо приспособлена.

– Твоя кухня – это место преступления, – не согласилась она.

При виде Исмей Майя заплакала.

– Наверное, по маме скучает, – предположила Исмей. – Может, я похожа на ее маму?

Эй Джей кивнул, хотя ему показалось, что Майя просто испугалась. У Исмей была модная стрижка, благодаря которой ее ярко-рыжие волосы колючками торчали в разные стороны, светлые глаза, бледная кожа и длинные тонкие руки и ноги. Черты ее лица были чуть крупнее, а движения – чуть резче, чем нужно. Беременность сделала ее похожей на похорошевшего Горлума. Она могла напугать ребенка одним своим хорошо поставленным голосом, наполнявшим собой все помещение. За те пятнадцать – или около того – лет, что Эй Джей знал Исмей, она, по его наблюдениям, постепенно менялась, как меняется стареющая актриса, начавшая с Джульетты, перешедшая к Офелии, потом к Гертруде и, наконец, к Гекате.

Исмей поставила разогревать лазанью.

– Покормить ее? – предложила она Эй Джею.

Майя посматривала на нее с подозрением.

– Не надо, я сам, – отказался он и повернулся к Майе: – Ты умеешь пользоваться ложкой и вилкой?

Майя проигнорировала его вопрос.

– У тебя нет детского стульчика, – сказала Исмей. – Надо ее куда-то усадить, чтобы она не упала.

Эй Джей посадил Майю на пол, соорудив из издательских пробников конструкцию в виде буквы «П» и обложив ее изнутри подушками.

Первая ложка лазаньи не встретила сопротивления.

– Надо же, как просто, – удивился Эй Джей.

Но при второй попытке Майя в последний момент отвернулась, и содержимое ложки, включая соус, обильно оросило Эй Джея, подушки и стены книжного форта. Майя тут же снова обернула к Эй Джею сияющее личико, убежденная, что сыграла невероятно остроумную шутку.

– Надеюсь, ты не собирался все это читать, – вздохнула Исмей.

После ужина они уложили малышку спать на матрасике во второй спальне.

– Почему ты не оставил ее в участке? – спросила Исмей.

– Мне показалось, что ей там будет плохо, – ответил он.

– Ты же не хочешь ее удочерить? – Исмей погладила себя по животу.

– Конечно нет. Побуду с ней до понедельника.

– Может, мать передумает и вернется, – сказала Исмей.

Эй Джей протянул ей записку.

– Бедняга, – ахнула Исмей.

– Бедняга, – согласился Эй Джей. – Но я бы так не смог. Не смог бы подбросить своего ребенка в книжный магазин.

– Надо думать, у девочки были на то свои причины, – пожала плечами Исмей.

– С чего ты взяла, что она девочка? Может, это женщина средних лет, попавшая в безвыходное положение.

– Мне кажется, такое письмо могла написать девчонка. Плюс почерк, – объяснила Исмей, запуская пятерню в свои коротко стриженные волосы. – Как ты вообще?

– Нормально, – успокоил ее Эй Джей, ловя себя на мысли, что за несколько последних часов ни разу не вспомнил ни о «Тамерлане», ни о Ник.

Исмей, не слушая возражений Эй Джея, вымыла посуду.

– Я не могу ее оставить, – повторил Эй Джей. – Я живу один. Лишних денег у меня практически нет, а магазину далеко до процветания.

– Конечно, – сказала Исмей. – С твоим образом жизни… – Она вытерла тарелки и поставила их в шкаф. – Хотя немножко свежих овощей в рационе тебе точно не повредит.

Исмей чмокнула его в щеку. Как она похожа и одновременно не похожа на Ник, подумал Эй Джей. Порой ему было невыносимо больно оттого, что они были так похожи (лицом и фигурой); порой – оттого, как разительно непохожи (умом и характером).

– Если еще понадобится моя помощь, дай знать, – сказала Исмей на прощание.

Хотя Ник была младше сестры, она всегда заботилась об Исмей. Она полагала, что та являет собой наглядный пример того, как человек может сам себе испортить жизнь. Исмей поступила в колледж потому, что ей понравились его фотографии в буклете; выскочила замуж потому, что ее жених шикарно выглядел в смокинге; пошла работать в школу потому, что посмотрела потрясающий фильм про учительницу.

«Бедная Исмей, – говорила Ник. – Сколько горьких разочарований!»

«Ей наверняка хотелось бы, чтобы я внимательней относился к ее сестре», – подумал Эй Джей.

– Как постановка? – поинтересовался он у Исмей.

Исмей заулыбалась, мгновенно став похожей на маленькую девочку.

– Честное слово, Эй Джей, я и не знала, что ты в курсе.

– «Салемские ведьмы»[4]4
  В русских переводах пьеса Артура Миллера The Crucible издавалась и шла на сцене под разными названиями: «Салемские колдуньи», «Суровое испытание». – Прим. ред.


[Закрыть], – произнес он. – Твои ученики прибегали в магазин за книжкой.

– Тогда понятно. Между нами, дурацкая пьеса. Но девчонки в восторге – галдят, кривляются, и больше им ничего не надо. В отличие от меня. На репетиции не прихожу без пузырька тайленола. Надеюсь, под эти визги и вопли они хоть что-нибудь узнают об американской истории. Я и выбрала эту пьесу только потому, что в ней много женских персонажей – меньше слез, когда распределяешь роли. Хотя теперь, когда приближается время родов, мне все чаще кажется, что зря я взялась за эту историю. Слишком трагично.

Чувствуя себя в долгу перед Исмей за ужин для девочки, Эй Джей предложил:

– Хочешь, помогу вам раскрасить задник? Или программки распечатаю?

«Что это с тобой?» – хотела спросить Исмей, но сдержалась. Своего зятя она считала самым законченным эгоистом, каких только встречала в жизни, – разумеется, за исключением мужа. Если полдня общения с ребенком так чудесно преобразили Эй Джея, что же будет с Дэниелом, когда у них родится малыш? Поведение зятя внушило ей надежду.

Она погладила себя по животу. У нее там мальчик, которому уже выбрали имя – основное и запасное: на всякий случай, если первое разонравится.

На следующий день, когда выпавший накануне снег начал таять, превращаясь в грязь, к узкой полоске суши возле маяка прибило тело. В кармане утопленницы нашли документы на имя Мэриан Уоллес, и Ламбиазе не составило большого труда сообразить, что найденный труп и подкидыш из книжного магазина самым непосредственным образом связаны между собой.

У Мэриан Уоллес на острове не было ни родных, ни знакомых, и никто не мог сказать, как она здесь очутилась, к кому приезжала и зачем совершила смертельный прыжок в ледяные декабрьские воды залива. Доподлинно было известно немногое: что Мэриан Уоллес темнокожая, что ей двадцать два года и что у нее есть дочка двадцати пяти месяцев от роду. В совокупности с посланием, оставленным Эй Джею, получалась неполная, но вполне логичная картина. Блюстители правопорядка пришли к выводу, что Мэриан покончила с собой.

В выходные удалось собрать дополнительную информацию. Мэриан Уоллес училась в Гарварде и получала стипендию. Она была чемпионкой штата Массачусетс по плаванию и увлекалась сочинительством. Родилась в Роксбери. Мать Мэриан умерла от рака, когда дочери было тринадцать. От той же болезни годом ранее скончалась ее бабушка по материнской линии. Отец был наркоманом. В старших классах школы она находилась на воспитании в нескольких патронатных семьях, и одна из патронатных матерей рассказывала, что подростком Мэриан не отрывалась от книг. Кто был отцом ее ребенка, выяснить не удалось. Никто не мог вспомнить, был ли у нее бойфренд. В университете она взяла академический отпуск, потому что провалила предыдущую сессию – не смогла совмещать трудную учебу с уходом за ребенком. Она была умной и симпатичной, и все восприняли ее смерть как трагедию. Но она была бедной и темнокожей, поэтому этой трагедии никто не удивился.

В воскресенье вечером Ламбиазе заехал в книжный проведать Майю и поделиться с Эй Джеем новостями. Когда-то он нянчил младших братьев и сестер и предложил Эй Джею помощь, чтобы тот мог заняться магазином.

– Вы уверены? – спросил Эй Джей. – У вас, наверное, свои дела.

Ламбиазе недавно развелся. Он был женат на однокласснице, в которую был страстно влюблен, и ему понадобилось довольно много времени, чтобы понять, что он не так уж страстно в нее влюблен и что она далеко не так прекрасна, как ему когда-то казалось. Во время ссор она называла его тупым жирдяем. Он вовсе не был тупым, хотя мало читал и почти нигде не бывал. И жирдяем он не был, просто отличался крепким бульдожьим сложением. У него была короткая мускулистая шея, короткие ноги и широкий приплюснутый нос. Не английский, а американский коренастый бульдог.

Ламбиазе не скучал по жене, но, честно говоря, ему хотелось бы, чтобы после работы кто-то его ждал.

Он устроился на полу и взял Майю на руки. Вскоре девочка заснула, и он рассказал Эй Джею все, что удалось узнать о ее матери.

– Странно, – сказал Эй Джей. – Как она вообще оказалась на Элисе? Сюда еще попробуй доберись. Я тут уже много лет, и ко мне родная мать приезжала всего один раз. Вы и правда верите, что она не к кому-то конкретному ехала?

Ламбиазе переложил Майю с одной руки на другую.

– Я думал об этом. Может, она сама не знала, куда едет. Села на первый попавшийся поезд, потом на автобус, потом на паром, вот и оказалась у нас.

Эй Джей из вежливости кивнул, хотя не верил в случайности. Как опытный читатель, он знал, что в каждой истории есть своя логика. Если в первом акте на стене висит ружье, в третьем оно выстрелит.

– Может, она хотела провести последние часы жизни в каком-нибудь живописном месте, – предположил Ламбиазе. – В понедельник за этой красавицей приедет дама из управления. Поскольку родных у матери не было, а кто отец, неизвестно, ей будут подыскивать патронатную семью.

– Незавидная судьба… – проговорил Эй Джей, подсчитывая выручку в кассе.

– Всякое бывает, – вздохнул Ламбиазе. – Правда, она еще маленькая, может, ей повезет?

– Вы сказали, ее мать тоже прошла через это? – Эй Джей начал еще раз пересчитывать деньги.

Ламбиазе молча кивнул.

– Наверное, она думала, что в книжном магазине ей будет лучше.

– Кто ж теперь скажет?

– Я не религиозный человек, шеф Ламбиазе. Я не верю в судьбу. Моя жена верила.

Проснулась Майя и потянулась к Эй Джею. Он закрыл ящик кассы и забрал у Ламбиазе девочку. Полицейскому послышалось, что она назвала Эй Джея папой.

– Уф, сколько раз я ее просил не называть меня так, – сказал Эй Джей. – А она опять за свое.

– Дети, они такие, – сказал Ламбиазе.

– Хотите чего-нибудь выпить?

– С удовольствием. Почему бы и нет?

Эй Джей запер изнутри дверь магазина, поднялся на второй этаж, уложил Майю на матрас и вернулся в гостиную.

– Я не могу взять ребенка, – решительно заявил он. – Я не спал две ночи. Она террористка! Просыпается в какое-то невообразимое время. Похоже, у нее день начинается без четверти четыре утра. Я живу один. У меня нет денег. Нельзя же растить ребенка на одних книгах.

– И то верно, – согласился Ламбиазе.

– Я держусь из последних сил, – продолжал Эй Джей. – Она хуже щенка. А таким, как я, даже щенка нельзя заводить. Она не умеет ходить на горшок, а я даже не представляю, как их к этому приучают. И потом, я никогда не любил детей. Майя мне нравится, но… Собеседник из нее, мягко говоря, специфический. Мы обсуждаем либо Элмо, которого я терпеть не могу, либо Майю. Она абсолютно эгоцентрична.

– За детьми такое водится, – признал Ламбиазе. – Когда она выучит больше слов, с ней станет интереснее.

– Она требует читать ей одну и ту же книгу. Знаете какую? «Монстр на последней странице»! Жуткая дрянь!

Ламбиазе признался, что никогда про такую не слыхал.

– Вы уж мне поверьте. У нее отвратительный литературный вкус, – засмеялся Эй Джей.

Ламбиазе снова кивнул и отпил из бокала.

– Никто и не сказал, что вы должны ее оставить.

– Конечно, конечно. Но, как вы думаете, могу я как-то повлиять на то, к кому именно попадет Майя? Она потрясающе умная. Уже знает буквы. Я показал ей алфавит, и она запомнила, какая буква идет за какой. Нельзя, чтобы она досталась каким-нибудь остолопам. Я уже говорил, что не верю в судьбу. Но я чувствую за нее какую-то ответственность. Все-таки мать доверила ее мне.

– Эта женщина была не в себе, – возразил Ламбиазе. – Через какой-нибудь час она покончила с собой.

– Да, – нахмурился Эй Джей. – Вы правы.

Из соседней комнаты раздался детский плач. Эй Джей, извинившись, встал.

– Пойду проверю, как она там.

Выходные подходили к концу, и пора было купать Майю. Эй Джей с радостью препоручил бы эту щекотливую процедуру штату Массачусетс, но ему очень не хотелось, чтобы к приходу социального работника девочка выглядела уменьшенной копией мисс Хэвишем. Эй Джей один за другим вводил в поисковую строку Гугла запросы: «нормальная температура воды в ванне два года»; «как отцу купать двухлетнюю дочку и не быть извращенцем?»; «уровень воды в ванне маленький ребенок»; «что делать, чтобы двухлетний ребенок случайно не утонул в ванне», «правила безопасного купания детей» и так далее.

Давным-давно раздав или выбросив все вещи жены, Эй Джей так и не смог заставить себя избавиться от ее косметики. Голову маленькой Майе он решил вымыть шампунем на основе конопляного масла, которым раньше пользовалась Ник. Когда он ополаскивал девочке волосы, та запела.

– Что ты поешь?

– Песню.

– Какую?

– Ла-ла. Буя. Ла-ла.

Эй Джей рассмеялся:

– Это какая-то тарабарщина, Майя.

В ответ его обдало брызгами.

– Мама? – чуть погодя сказала девочка, вопросительно глядя на Эй Джея.

– Нет, я не твоя мама, – ответил он.

– Ушла, – сказала Майя.

– Да, – подтвердил ее слова Эй Джей. – И вряд ли вернется.

Майя немного подумала, после чего кивнула в сторону Эй Джея:

– Ты пой.

– Может, не стоит?

– Пой, – повторила она.

Ребенок лишился матери, подумал Эй Джей, надо его хоть чем-то утешить. На то, чтобы гуглить детские песенки, у него не было времени.

До знакомства с женой Эй Джей пел вторым тенором в группе Footnotes, мужском ансамбле Принстона, исполнявшем вокальные номера а капелла. Когда на горизонте появилась Ник, ему стало не до репетиций. Прогулы Эй Джея терпели целый семестр, но в конце концов отчислили из ансамбля. Ему вспомнилось его последнее выступление, посвященное музыке восьмидесятых, и ванная огласилась мелодиями того давнего концерта. Он, начав с «99 Luftballons»[5]5
  Хит немецкой группы Nena.


[Закрыть], затем практически без паузы перешел к хиту Билли Оушена «Getoutof My Dreams, Getinto My Car», а под занавес исполнил «Love in an Elevator». Он почти не испытывал неловкости.

Майя захлопала в ладоши.

– Еще, – скомандовала она, – еще.

– Исполнение на бис не предусмотрено. – Эй Джей вытащил девочку из ванны и закутал в полотенце, тщательно вытерев каждый розовый пальчик.

– Luftballon, – пролопотала Майя. – Люфлю.

– Что?

– Люблю, – повторила она.

– Ты явно неравнодушна к пению а капелла.

Девочка радостно закивала головкой.

– Люблю тебя.

– Любишь? Да ты меня даже не знаешь, – возразил Эй Джей. – Слушай, дитя, нельзя разбрасываться такими словами. – Он прижал к себе Майю. – Мы с тобой отлично справились. Эти восхитительные, во всяком случае для меня, семьдесят два часа запомнятся мне надолго. Но не все, с кем мы встречаемся в жизни, остаются в ней навсегда.

Большие голубые глаза недоверчиво смотрели на Эй Джея.

– Люблю тебя, – повторила Майя.

Эй Джей вытер полотенцем ей волосы и наклонился удостовериться, что от ее головы хорошо пахнет.

– Я за тебя волнуюсь. Если будешь любить всех подряд, тебе не миновать разочарований. Ты слишком мало живешь на свете, и я допускаю, что тебе кажется, будто мы знакомы давным-давно. Это потому, что у тебя искажено восприятие времени. Но я старый, Майя, и знаю, что скоро ты обо мне забудешь.

В дверь постучали, и на пороге квартиры появилась Молли Клок.

– Женщина из соцслужбы ждет внизу. Звать ее сюда?

Эй Джей кивнул ей.

Он усадил Майю на колени, и они стали ждать, пока гостья поднимется по скрипучим ступенькам.

– Не бойся, Майя. Эта тетя найдет тебе хороший дом. Лучше, чем мой. Нельзя же до старости спать на матрасе. Люди, всю жизнь мыкающиеся по чужим матрасам, не самая подходящая компания.

Женщину из Управления по делам семьи звали Дженни. Эй Джей мысленно перебрал всех своих знакомых и не смог вспомнить ни одной взрослой женщины с таким именем. Если бы Дженни была книгой, она была бы новеньким, только что из типографии, покетом – ни одного загнутого уголка, ни одной вырванной страницы, ни одной трещинки на корешке. Эй Джей предпочел бы более потрепанного социального работника. Он представил себе аннотацию на книжке «Дженни»: отважная девушка из провинциального городка Фэрфилд, штат Коннектикут, едет в мегаполис и устраивается на работу в социальную службу, понятия не имея, что ее ждет.

– Сегодня ваш первый рабочий день? – спросил Эй Джей.

– Нет, – ответила Дженни, – у меня есть небольшой опыт. Какая ты хорошенькая, – улыбнулась она Майе.

Та уткнулась лицом в толстовку Эй Джея.

– Вижу, вы успели подружиться. – Дженни сделала пометку у себя в блокноте. – Значит, так. Я отвезу Майю в Бостон и заполню на нее документы – сама она вряд ли с этим справится, ха-ха. Там ее осмотрит семейный врач и психолог.

– На мой взгляд, она вполне здорова, – сказал Эй Джей.

– Хорошо, что вы обратили на это внимание. Врачи проверят, нет ли у нее задержки в развитии, заболеваний и прочих отклонений, которые трудно разглядеть невооруженным глазом. После этого Майю передадут на воспитание в одну из принимающих семей и…

– Как вы подбираете семьи? – перебил ее Эй Джей. – Как их проверяете? Так же, как банк, когда принимает решение выдать вам потребительский кредит?

– Ха-ха. Разумеется, нет. Наша процедура сложнее. Мы проводим анкетирование, посещаем патронатные семьи…

– Дженни, – снова перебил ее Эй Джей. – Вы полностью уверены, что невинный ребенок не попадет в дом к конченому психопату?

– Поймите, мистер Фикри, мы не можем исходить из того, что каждый, кто желает взять на воспитание ребенка, является психопатом. Но мы очень тщательно проверяем семьи.

– Я волнуюсь, потому что… Видите ли, Майя очень умная, но при этом очень доверчивая девочка, – сказал Эй Джей.

– Умная, но доверчивая. Емкая характеристика. Я запишу, – кивнула Дженни. – Понимаете, после того как я определю Майю во временную, не психопатическую, – она одарила Эй Джея улыбкой, – семью, я не останусь в стороне. Я постараюсь выяснить, не захочет ли кто-то из дальних родственников девочки забрать ее к себе. Если таковых не найдется, я попробую подыскать для Майи постоянную семью.

– Вы имеете в виду семью, которая ее удочерит?

– Именно. Вы все прекрасно понимаете, мистер Фикри. – В обязанности Дженни вовсе не входило давать столь подробные объяснения, но ей нравилось показывать добрым самаритянам вроде Эй Джея, как высоко она ценит их усилия. – Кстати, огромное вам спасибо, – сказала она. – Побольше бы таких отзывчивых людей, как вы. – Она протянула руки к Майе: – Ну как, ты готова, милая?

Эй Джей еще крепче прижал Майю к груди и сделал глубокий вдох. Неужели он решится? Да. Господи боже.

– Вы сказали, что Майю определят на временное попечение? А я не мог бы стать ее попечителем?

Дженни поджала губы.

– Все наши приемные семьи проходят процедуру регистрации, мистер Фикри.

– Видите ли… Я знаю, это не принято, но мать девочки оставила мне вот это. – Он передал Дженни записку. – Она хотела, чтобы ребенок остался у меня. Это была ее последняя воля. Я думаю, что должен ее исполнить. Зачем искать Майе временный дом, если ей отлично живется здесь? Я вчера пошарил в Гугле.

– Гугл, – повторила Майя.

– Почему-то ей нравится это слово, – объяснил Эй Джей.

– Что же такого вы там обнаружили? – поинтересовалась Дженни.

– Я не обязан отдавать девочку, если ее мать хотела, чтобы она осталась у меня.

– Папа, – как по заказу выдала малышка.

Дженни перевела взгляд с Эй Джея на Майю.

Оба сверлили ее пристальными взглядами. Она глубоко вздохнула. Она надеялась, что дело будет простым, но ее надежда таяла с каждой минутой.

Она еще раз вздохнула. Работала она не первый день, но профильную магистратуру окончила всего полтора года назад. То ли от недостатка опыта, то ли от переизбытка веры в людей ей вдруг очень захотелось помочь этим двоим. Одинокий мужчина, живущий над магазином, подумала Дженни. Это же горы бумажной работы!

– Помогите мне, мистер Фикри, и скажите, что у вас есть педагогическое образование, опыт работы с детьми или что-нибудь еще в этом духе.

– Э-э… Я писал диссертацию по американской литературе, но потом забросил научную работу и открыл этот магазин. Я специализировался по творчеству Эдгара Аллана По. В «Падении дома Ашеров» подробно говорится, как не надо обращаться с детьми.

– Уже кое-что, – сказала Дженни, а про себя подумала, что это «кое-что» абсолютно бесполезно. – Вы уверены, что справитесь? Дети требуют уймы времени, денег и сил.

– Нет, – сказал Эй Джей. – В этом я не уверен. Я только думаю, что со мной Майе будет не хуже, чем с кем-нибудь другим. Она может играть у меня в магазине, я буду за ней присматривать. А потом, по-моему, мы друг другу понравились.

– Люблю тебя, – подала голос Майя.

– Она все время это повторяет, – сказал Эй Джей. – Я объяснял ей, что это опасно – раздаривать любовь тем, кто не успел ее заслужить. Сдается мне, это тлетворное влияние Элмо. Он всех любит, понимаете?

– Да, я знаю, кто такой Элмо, – согласилась Дженни. В тот момент ей хотелось разрыдаться. Она утонет в бумажной работе. И это только по оформлению временного попечительства. Об удочерении даже думать страшно. А если потом кому-нибудь из управления захочется узнать, как дела у Майи с Эй Джеем, тащиться на Элис – два часа в один конец! – придется ей, Дженни. – Ладно, ребята, я должна позвонить начальству.

В детстве Дженни Бернштейн, любимая дочь супружеской пары из Медфорда, штат Массачусетс, обожала жалостливые истории вроде «Ани из Зеленых Мезонинов» и «Маленькой принцессы». С недавних пор у нее закралось подозрение, что она сделала выбор в пользу стези социального работника в результате передозировки подобного чтения. Профессия не оправдала романтических ожиданий Дженни, сложившихся под влиянием детских книг. Вчера одна из ее коллег и бывших сокурсниц обнаружила, что патронатная мать так «закормила» шестнадцатилетнего подростка, что он стал весить сорок два фунта. Соседи думали, что мальчику шесть лет. «Мне по-прежнему хочется верить в счастливые исходы, – сказала сокурсница. – Но это с каждым днем все труднее». Дженни улыбнулась Майе. А этой девчушке повезло, подумала она.

* * *

Все Рождество и несколько недель после него остров Элис горячо обсуждал потрясающую новость: Эй Джей Фикри, вдовец и владелец книжного магазина, взял на воспитание сироту. Давненько – пожалуй, со времен кражи «Тамерлана» – островитянам не подбрасывали такой лакомой темы для разговоров; заодно можно было всласть посудачить и о самом мистере Фикри. У него сложилась прочная репутация бессердечного сноба, и у жителей Элиса не укладывалось в голове, как такой человек решил удочерить девочку только по той причине, что ее подкинули ему в магазин. Цветочница рассказывала, что как-то раз забыла в книжном у Фикри солнечные очки, а когда на следующий день пришла за ними, оказалось, что Эй Джей их выбросил. «У него, видите ли, книжный магазин, а не бюро находок, – возмущалась она. – Взять и выкинуть винтажные «Рэй-Бэн»! Страшно подумать, что он сделает с живым человеком!» Кроме того, Эй Джея на протяжении многих лет уговаривали принять хоть какое-то участие в общественной жизни города: выступить спонсором футбольной команды, поддержать благотворительную распродажу выпечки, разместить рекламу в школьном ежегоднике. Он всегда отказывался, и не всегда в вежливой форме. Неужели после кражи «Тамерлана» Эй Джей подобрел?

Матери Элиса опасались, что девочке не будет обеспечен надлежащий уход. Где уж одинокому мужчине справиться с ребенком! Они считали своим долгом как можно чаще заглядывать в магазин, делиться с Эй Джеем советами и оставлять скромные подношения: старую детскую мебель, поношенную одежду, одеяла и игрушки. К удивлению обеспокоенных мамочек, Майя выглядела чистенькой, веселой и спокойной. Лишь закрыв за собой дверь магазина, они позволяли себе посокрушаться об ужасной судьбе бедного ребенка.

Эй Джей не возражал против их визитов. Советы мамаш он по большей части игнорировал. Подарки принимал, но после ухода дарительниц подвергал принесенное строгой сортировке и дезинфекции. Он знал, о чем они болтают у него за спиной, но решил не обращать на их трескотню внимания. На прилавке теперь стоял пузырек антисептика и табличка с надписью: «ПОЖАЛУЙСТА, ПРОТРИТЕ РУКИ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПРИКАСАТЬСЯ К РЕБЕНКУ». В отличие от него эти женщины действительно обладали особыми знаниями в таких областях, как приучение к горшку (помогает подкуп), прорезывание зубов (хорошо дать погрызть формочку для льда) и прививки (против ветрянки можно не делать). Его основным источником информации о воспитании детей оставался Гугл, охотно предоставлявший обширные, но, увы, не всегда точные сведения.

Многие из женщин, приходивших в магазин проведать Майю, заодно покупали книги и журналы, и Эй Джей начал формировать заказы с учетом их предпочтений. Первое время их интерес вызывали современные романы о продвинутых женщинах, которым не повезло с мужьями; читательницам нравилось, если у героини был любовник, что не обязательно означало, что у них тоже есть любовники (или что они готовы в этом признаться). Самое большое удовольствие им доставляло во всех подробностях обсудить поведение неверной жены. Если у нее был ребенок и она его бросала, это не встречало у них понимания. Зато к всевозможным несчастьям, обрушившимся на голову мужа, они относились со сдержанным злорадством (лучше всего, если муж умирал, а жена находила новую любовь). Особой популярностью пользовалась Мейв Бинчи, пока Марджин, в прошлом сотрудница инвестиционного банка, не упрекнула ирландскую романистку в ходульности.

– Сколько можно читать о женщине, которая слишком рано выскочила замуж за красивого подлеца и с тех пор вынуждена прозябать в глухом городишке? – возмутилась Марджин, призывая Эй Джея расширить ассортимент. – Нашему книжному клубу необходимо разнообразие.

– А что, у нас есть книжный клуб? – удивился Эй Джей.

– А как же? – ответила она. – Вы же не думаете, что мы делились с вами секретами по уходу за ребенком за просто так?

В апреле «Парижская жена». В июне «Верная жена». В августе «Американская жена». В сентябре «Жена путешественника во времени». В декабре у Эй Джея закончились все приличные книги с «женой» в названии. Дамы переключились на «Заложников»[6]6
  «Заложники» – роман современной американской писательницы Энн Пэтчетт.


[Закрыть].

– Не помешало бы добавить детских книжек с картинками, – предложила вечно измотанная Пенелопа. – Детям тоже нужно что-то читать, пока они здесь.

Покупательницы приходили в магазин с детьми, чтобы те играли с Майей, так что предложение Пенелопы выглядело вполне разумным, тем более что Эй Джею уже осточертел «Монстр на последней странице». Раньше он не проявлял профессионального интереса к книжкам с картинками, но теперь другое дело. Эй Джею хотелось, чтобы Майя читала качественные детские книжки, но существуют ли они? Особенно современные? В идеале – пронизанные духом феминизма. Чтобы никаких принцесс. Как оказалось, есть и такие. Однажды вечером он обратился к Майе: