Текст книги "Бояться глупо. Сделай свою жизнь приятной оставив всякую тревогу о ней"

Выйдя из ресторана после прощального ужина с переводчицей и ее мужем, мы не знали, где находимся, но понимали, что далеко от центра. В кармане лежала визитка с адресом отеля и мы могли просто сесть в такси и в течение часа оказаться в номере. Но торопиться было некуда, так как оставался день до вылета, поэтому я предложил Сергею не садиться в такси, а прогуляться, побыть туристами без определённого маршрута и попробовать найти гостиницу самим, ориентируясь в пространстве. Я загорелся этой идеей, и мы пошли быстрым шагом, доверившись интуиции. Мы шли около 6 часов, ходить уже было больно, стопы налились кровью, было ощущение, что кожа на пальцах лопнет. Серёга раз 10 за это время предложил сесть в такси, я и сам уже отчаялся найти гостиницу, но в голове крутилось, что если я её не найду этой ночью, я просто лягу спать прямо на улице и продолжу искать утром. Мы присели отдохнуть на асфальт, я сказал, давай ещё полчаса поищем, если не найдём, то сядем в такси, хотя я и не хотел садиться в такси. Мы шли ещё полчаса, ничего не найдя, снова присели на бордюр, возле проезжей части дороги. Я сидел и смотрел на асфальт под ногами, опустив от усталости голову, казалось я потерял надежду, но, подняв глаза, увидел на другом берегу реки пудонг, нашу гостиницу. Я говорю другу, смотри, вон наша гостиница, и вспоминаю песню Димы Билана «Невозможное возможно». Помимо радости и удовлетворения, я осмысливал открытие, которое прочувствовал на своей шкуре – как важно не опускать руки раньше времени. Мы отдохнули и уже спокойно часа через полтора пришли в гостиницу и рухнули на кровать.

Ещё одна неожиданность ждала нас в аэропорту Москвы, когда мы проходили таможню. Нас остановили и попросили показать, что у нас в сумках. Я послушно открыл сумки, таможенники увидели, что в них много однотипного товара, стали спрашивать, зачем нам столько, продавать, наверное, везёте. А я стоял на том, что это подарки родственникам. Сказали, что товар они арестовывают на пять дней и посоветовали нам нанять таможенного брокера. Я не отступал, возмущаясь и доказывая, что это подарки родственникам, примерно полчаса. К этому времени около нас собралось уже человек семь таможенников. Просто так с товаром расстаться я не собирался, сел возле сумок и стал напряжённо думать, что же делать. Пока я сидел и думал, прошло ещё минут пять. Таможенники, потеряв надежду хоть что-нибудь от нас получить, сжалились над нами и решили отпустить. Испытав облегчение, мы поскорее убрались.

Четыре урока из этой затеи:

1. Пока ты сам не попробовал, не набил шишек, ничьи советы и рассказы тебе не помогут. Если ты решил начать с нуля, то в любой области нужно время, чтобы понять. Понять потенциал твоей затеи, насколько тебе это интересно, как долго ты сможешь и захочешь этим заниматься и насколько ты конкурентоспособен. В самом начале нужно действовать, потому что то, что ты думаешь, сидя на стуле, отличается от того, что происходит в реальной жизни, отличается от иллюзий в твоей голове, отличается от того, что нам рассказывают с экрана. И современные книги, написанные на тему «КАК» сделать то или другое, чаще всего не имеют практической ценности, потому что обстоятельства и характер человека индивидуальны. Жизнь динамична, информация устаревает и каждый раз нужен новый подход. Когда ребёнок только идёт в первый класс, трудно понять, какие на самом деле в нём скрыты таланты. Для этого родители отдают детей в разные спортивные и творческие кружки, в школах дети изучают много разных дисциплин от математики до музыки, рисования и литературы. Предметов много и это разнообразие нужно для того, чтобы выявить, в какой области действительно одарён ребёнок и чем ему хотелось бы и интересно было бы заниматься. Так, дети посещают то один, то другой кружок, в каких-то секциях задерживаются надолго. Если есть ярко выраженный талант, то его видно с детства, такой ребёнок явно превосходит сверстников, будь то бокс, рисование, математика, борьба, футбол, плавание и т.д. А и дальше, на протяжении жизни, если ему повезёт, он занимается этим профессионально.

2. Состояние паники помогло найти мне креативный способ в течение пары часов отправить груз из Шанхая с пилотом аэрофлота, заплатив в два раза меньше того, что предлагают любые логистические компании и при этом в 15 раз быстрее. Не нужно бояться попадать в критические ситуации – это отличный способ раскрыть свои творческие способности и потенциал.

3. Нужно быть настойчивым и быть готовым идти до конца, тогда шансы добиться своего – увеличиваются во много раз.

Позже, проанализировав и вспомнив советы, которые мне давали, я понял, что не было ни одного дельного совета, который мне бы пригодился. Советы хороши, когда ты сам ищешь их и спрашиваешь у того, кто достиг чего-то в той сфере, которая тебя интересует. Одни говорили, что у меня ничего не получится, другие говорили, что надо сделать так или эдак, хотя сами никогда не занимались бизнесом, а тот, кто действительно мог бы дать мне стоящий совет, был для меня недосягаем. Если честно, я и не знал, к кому обращаться, да и не возникало у меня мысли советоваться с кем-то, я просто был у верен в том, что я все делаю правильно, организм требовал от меня действий. Это был такой период жизни, когда нужно больше действий, когда нужно совершить много ошибок, но не фатальных. Да и вообще, от советов мало толку, тебе могут дать хороший совет и это может быть крутой советчик, но у тебя все равно может ничего не выйти, ведь есть, к примеру, куча крутых книг по кулинарии, но приготовить так, как это приготовит крутой повар, не получится. Так что к черту советы, нужно самому все на своем опыте постигать и не входить дважды в одну реку.

Вот так вот, в суматохе, мы с Сергеем делали свой первый бизнес. Заработать мы на этом не смогли, зато получили опыт. Это был тренинг в реальных условиях, где тебе никто не скажет, как поступить, когда ты находишься в ситуации «иди туда, не знаю куда, делай, то не знаю, что». Эта затея обошлась нам в миллион рублей и помогла лично мне раскрыться с лучшей стороны, проявить свои лучшие стороны, я понял, на что способен. Понял, что умею договариваться, быть настойчивым, пробивным, находить креативные решения. Обнаружил в себе огромное количество энергии. Я получил большой, бесценный опыт, который сделал меня более адекватным, научил меня видеть ситуацию более реалистично, но выводы о том, какую пользу я извлек из этого урока, я сделал, конечно же, позже.

СТРЕСС И РАЗОЧАРОВАНИЕ

В один из дней, когда я сидел и читал какую-то книгу, начальник пригласил меня в кабинет и стал спрашивать, что со мной случилось, почему я не езжу в командировки на конференции. Ты же, говорит, таким раньше не был, ты же хочешь зарабатывать больше денег, так в чём дело. Не зная, как бы правильно ответить, я сказал, что у меня сильно болят колени и что мне сейчас не до командировок и конференций. И это была правда, хоть и не полная. Приходилось хитрить. По правде говоря, в первое время, когда я осознал, что мы провалились с бизнесом, я был убит морально, психологически подавлен, расстроен. Через пару недель в горах Дагестана, в родном селении Салта, умер мой дедушка. Я летел туда на ТУ-154 и, сидя в кресле самолёта, наклонившись вперёд, смотрел в пол и думал, что не боюсь умереть, смотрел в пол и представлял, что если самолёт сейчас начнёт падать, я не испугаюсь и даже не шевельнусь, а просто продолжу смотреть в пол, настолько мне стало всё безразлично. Незажившая после перелома челюсть, провал с бизнесом и потеря денег привели мой организм к жуткому стрессу, который подкосил моё здоровье. Я часто простужался, стали болеть суставы, особенно колени, мой организм потихоньку начал сдавать, пока я не оказался в больнице из-за того, что мои почки начали отказывать.

И СНОВА – БОЛЬНИЧНАЯ

ПАЛАТА

В больнице я пролежал около трёх недель, думая, что моя жизнь кончена, что я приплыл и больше не смогу вернуться к прежней нормальной жизни. По воле случая, моя койка оказалась рядом с койкой бывшего директора департамента земельных отношений города Сургута, Артура Азнаурова, в департаменте которого я два года подряд проходил практику.

Я смотрел на больных и мне становилось ещё хуже. Напротив меня лежал молодой парень 36 лет, у которого внезапно стали отказывать почки и теперь он пожизненно был зависим от диализа. В общем, мне было плохо и на душе, и со здоровьем. Всё то время, пока я лежал в больнице, я думал о своей жизни и жизни тех, кого видел в палатах, прочувствовал хрупкость человеческой жизни и тленность бытия и очень хотел поправиться.

Через три недели я вышел из больницы, продолжил по инерции ходить на работу, уже совсем потеряв энтузиазм.

ЖЕНИТЬСЯ НУЖНО ТОГДА, КОГДА НЕ МОЖЕШЬ

НЕ ЖЕНИТЬСЯ

Прошёл месяц, как я вышел из больницы и у меня встал вопрос женитьбы. Мне было 27лет. Этого хотели мои родители и родители девушки, которой было 19 лет. Очень привлекательная внешность, смуглая кожа, миндалевидные чувственные глаза, красивая улыбка. Как говорится, что тебе ещё надо? Очаровавшись ею, я даже написал свое первое стихотворение, которое профессор Савельев назвал бы гормональным.

В это время, очень увлеченный певцами и поэтами, восхищаясь глубиной и красотой их песен, я сам очень хотел научиться так сочинять:

Ты такая, ты такая,

Слов я не могу найти.

День всего тебя я знаю,

Как с ума мне не сойти.

Я не знаю, почему

Держишь за руку меня,

Мы идём с тобой, гуляем

Я от счастья вне себя.

Вот сидим с тобой на фильме

Я смеюсь и хохочу,

Вдруг растрогался немного,

Но боюсь пролить слезу.

Думал я, так не бывает,

Я отчаялся искать

Жизнь такая, жизнь такая.

Может! Может! Удивлять!

Чувствую, что всё взаимно

Грудь наполнилась, взлечу!

Твоя искренность, открытость

Я ей очень дорожу.

Этот день и эти краски

Не хочу забыть,

Твой прекрасный образ в мыслях

Буду бережно хранить.

Нежный взгляд, твою улыбку

Не забуду никогда,

Ты такая, ты такая

Я люблю тебя!

Но было большое НО. Я ненавидел свою работу и решал, что с этим делать. Я понимал, что если женюсь, то на меня ляжет финансовая ответственность и я уже не смогу так просто уволиться с ненавистной работы. А что бы там не говорили про любовь, когда встаёт вопрос денег, она быстро заканчивается, как говорится: «Нет Денег, Нет Любви!». Отношения, в которых действительно есть любовь и понимание – это редкость, один на миллион, а в остальных случаях, это – тягомотина и перетягивание одеяла на себя. Девушка из бедной семьи, да и я не миллионер, учится всего лишь на 1 курсе медицинского на коммерческой основе, нужно платить за учёбу. И все эти расходы легли бы на мои плечи. Меня начали так, невзначай, разными разговорчиками поторапливать с решением, сначала мама, а потом сама девушка. Я твёрдо решил для себя, нет, я не готов! Мы встретились, я ей честно сказал, не могу на тебе сейчас жениться, объяснил причину и сказал, ты мне нравишься, и я готов продолжать с тобой общаться и как-то поддерживать, но жениться не могу. Через три, четыре месяца она вышла замуж, и правильно, на мой взгляд, сделала. А я после нашего разговора, месяцев через пять уволился с работы. До 27 лет я мог жениться не один раз, но всегда появлялись разные помехи, то молод и несамостоятелен, то родители против, то ещё что-нибудь. Не понос, так золотуха! Я и не сожалею. С девушками проблем у меня никогда не было, а женитьба никогда не стояла для меня на первом месте и даже на втором. И я давно понял, ещё года в 22, что влюбиться как Ромео, вряд ли когда смогу, а раз нет чистой любви, какая встречается один на миллион, то нужны хотя бы деньги, чтобы компенсировать этот недостаток. Слышал, что учёные нашли у мужиков ген D4, который отвечает за полигамность. То есть мужики, у которых он есть, не могут с собой ничего поделать, для них проблема быть с одной дамой, они как Казановы, постоянно в поисках новых любовниц, а те, у кого его нет, спокойно обходятся одной, оберегают, живут с ней и воспитывают детей.

ВЫПАЛ ИЗ МАТРИЦЫ

Каждый идёт своим путём. Но все дороги всё равно ведут в никуда. Значит весь смысл в самой дороге, как по ней идти… Если идешь с удовольствием, значит – это твоя дорога. Если тебе плохо, в любой момент можешь свернуть с неё, как бы далеко не зашёл. И это будет правильно!

Карлос Кастанеда.

Я представлял себе карьеру, которую я могу построить в Сургутнефтегазе, меня не вдохновляла зарплата в несколько миллионов, служебные джипы, которые предоставляла компания лицам на высоких руководящих постах. Я представлял себе, как будет проходить моя жизнь изо дня вдень ближайшие 20 лет, это было не трудно сделать, потому что у меня был приятель, у которого отец был начальником, в подчинении которого числилось около 5 тысяч человек. Я бывал у него дома, видел, какие у них отношения в семье, так же знал ещё пару таких боссов, жизнь которых мне не нравилась. От такой перспективы у меня опускались руки. Так же я начал осознавать, что я, хоть и способен к такой работе, способен стать топ менеджером, но это не мое предназначение, что у меня склад ума более гуманитарный, чем технический. Я расспрашивал у отца, какой человек президент «ЛУКОЙЛА» В. Ю. Алекперов, какие у него интересы, так как они когда-то были близкими приятелями и мой отец работал его заместителем по снабжению, и также узнавал у тех, кто знаком с генеральным директором «СУРГУТНЕФТЕГАЗА» про личность В. Л. Богданова. Оказалось, что это люди сугубо технического склада ума, что подтвердилось в интервью, которое В. Ю. Алекперов дал В. В. Познеру, сказав о себе, что он – технарь, чего я о себе сказать не могу. Еще мне не нравилось, что в этой компании, независимо от уровня занимаемой должности, тебе приходится унижаться и терпеть всякое ничтожество. Вышестоящий пытается унизить нижестоящего, выместить на нем все зло, пытаясь самоутвердиться таким образом.

В поэме Байрона «Манфред», есть отрывок, выразивший то, что творилось тогда в моей душе: «Кто хочет повелевать, тот должен быть рабом; Кто хочет, чтоб ничтожество признало Его своим властителем, тот должен уметь перед ничтожеством смиряться, повсюду проникать и поспевать и быть ходячей ложью. Я со стадом мешаться не хотел, хотя бы мог быть вожаком. Лев одинок – я тоже».

Любовь к музыке, философии, путешествиям, чтению книг, свободе делать то, что нравится мне, и работа, на которой я загнивал, были разными мирами. Я обдумывал всё это около 5 месяцев, до того дня в середине июля, когда гулял на обеденном перерыве, и решил, что сегодня, прямо сейчас же, после обеда напишу заявление на увольнение. Я почувствовал какую-то легкую дрожь, какую-то утреннюю свежесть и трезвость, показавшую мне, что настал момент и мешкать больше нельзя. Это особое чувство, чувство ясности, бодрящее и, вместе с тем, мучительное, прощальное и, в то же время, устремленное к будущему, оно вызывало бессознательное волнение, как внезапный порыв ветра, ворвавшийся в приоткрытое окно. Я так и сделал, пришёл в офис, взял лист бумаги, написал заявление о том, что хочу уволиться по собственному желанию и отнёс его начальнику.

КАКАЯ БОЛЬ, КОТОРУЮ ОЩУЩАЕТ ТЕЛО, МОЖЕТ СРАВНИТЬСЯ С БОЛЬЮ

ДУШЕВНОЙ

Я решил, что лучше буду есть варёный рис и гречку, пить чистую воду, заведу курей, построю небольшую хижину в горах, притащу туда кучу книг и буду их читать, временами постреливая из дедушкиного ружья, но продолжать ходить на скучную, не вдохновляющую перспективами, работу, не стану. На тот момент такое временное отшельничество казалась мне сказкой, несбыточной мечтой. Спокойствие, тишина, чистый воздух и горы, нет начальника, нет скучных ежедневных обязанностей.

Если бы я остался на той работе, я бы помер раньше времени от хронического стресса, который ухудшал мое здоровье и в особенности, как оказалось, сказывался на почках. Когда я уволился, организм стал восстанавливаться. Придя через пару лет к бывшим коллегам, я встретил своего начальника с опухшим лицом, спросил, что с ним? Оказывается, почки начали отказывать, и теперь он сидит на гормонах, месяцами бывает на больничном. Вот, что делает хронический стресс с людьми. В общем, позже, после увольнения я только убеждался в том, что я сделал правильно, уволившись. Первый год, свободный от работы, близкие пытались внушить мне страх, что я сделал неправильно, уйдя с работы, осуждали, постоянно капали на мозги. Друзья и братья считали меня странным человеком. Когда я рассказал троюродному брату, который старше меня на четырнадцать лет, тот сказал мне, что я – идиот, вот, мол, делать тебе нечего, женился бы, работал, зарплата хорошая, чего тебе ещё надо и махнул рукой, типа, со временем пожалеешь. А я и ни о чём не жалею вот уже три года.

Мама говорит мне, я не знаю, что отвечать, когда меня спрашивают, чем занимается мой сын, говорит, что ком к горлу подступает, стыдно перед людьми. Имея два высших образования, не работает. Как-то вечером на кухне, разговаривая с ней, я нашёл, наконец, более или менее логичное объяснение этому. Месяц спустя я прочёл книгу Льва Толстого "Исповедь", в которой он рассказывал про то, что чувствовал тоже самое. Помню, я так удивился, что и Лев Толстой переживал такое, а до этого я сам не мог понять свои метания. Читая «Исповедь» Толстого, я почувствовал родную душу, он выразил словами всю глубину моих страданий, окунув мои, невидимые глазу постороннего, раны, в жгучий обеззараживающий раствор, одновременно испытывая при этом боль и благодарность за мастерское описание словами тихого отчаяния и беспомощности, в котором я находился, словно оставшийся без матери ребёнок. Я нашёл того, кто действительно мог меня понять. Его слова проникали глубже и глубже в мою терзаемую пустотой и болью душу. Словно я – это он, а он – это я. В эти мгновения, когда я сидел с книгой в руках, мне открывался мир конца 19 века, мир Льва Николаевича Толстого, и я вместе с ним ходил по садам его памяти, с новой силой переживая и воскрешая те отчаянные попытки найти истину. Он точно описывал то, что происходило со мной:

«Случилось то, что случается с каждым заболевающим смертельною внутреннею болезнью. Сначала появляются ничтожные признаки недомогания, на которые больной не обращает внимания, потом признаки эти повторяются чаще и чаще и сливаются в одно не раздельное по времени страдание. Страдание растёт, и больной не успеет оглянуться, как уже сознаёт, что он принимал за недомогание, есть то, что для него значительнее всего в мире, что это – смерть.

То же случилось и со мной. Я понял, что это – не случайное недомогание, а что-то очень важное, и что если повторяются все те же вопросы, то надо ответить на них. И я попытался ответить. Вопросы казались такими глупыми, простыми, детскими вопросами. Но только я тронул их и попытался разрешить, я тот час же убедился, во-первых, в том, что это не детские вопросы в жизни, и, во-вторых, в том, что я не могу и не могу, сколько бы я не думал, разрешить их. Прежде чем заняться самарским имением, воспитанием сына, писанием книги, надо знать, зачем я буду это делать. Пока я не знаю – зачем, я не могу ничего делать. Среди моих мыслей о хозяйстве, которые очень занимали меня в то время, мне вдруг приходил вопрос: «Ну хорошо, у тебя будет 6000 десятин в Самарской губернии, 300 голов лошадей, а потом?..» И я совершенно опешивал и не знал, что думать дальше. Или, начиная думать о том, как я воспитаю детей, я говорил себе: зачем?» Или, думая о той славе, которую приобретут мне мои сочинения, я говорил себе: «Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире, – ну и что ж!..» И я ничего и ничего не мог ответить. Вопросы не ждут, надо сейчас ответить; если не ответишь, нельзя жить. А ответа нет.

Я почувствовал, что то, на чём я стоял, подломилось, что мне стоять не на чем, что того, чем я жил, уже нет, что мне нечем жить».

Мама вновь начала этот разговор про необходимость, что нужно работать, ведь кончаются деньги, а я ей говорил, что когда кончатся, тогда и посмотрим. Мам, знаешь, бывает такое, человек заболевает и не может ходить на работу, например, инсульт или перелом, или еще какая-нибудь болезнь, которая вынуждает человека по полгода и по году находиться на больничном. Так вот, я тоже болею, только я не физически заболел, а душа у меня болит, она болит так, как не болит физическое тело, а по другому… Я, как расстроенный музыкальный инструмент, это ощущение, что чем дальше я иду, тем больше ухожу от себя, чем дальше, тем все становится бессмысленнее. Противоречия и отсутствие ответов не давали мне нормально жить, я ощущал бессмысленность своих усилий и сопротивления, с которым мне приходилось справляться. Я искал покоя и радости и мне даже стала нравиться мысль, что можно где-нибудь сесть и уйти в нирвану, как какой-нибудь индийский или тибетский монах, проще говоря, просто не жить. Единственный выход, который я видел для себя – это отпустить все, и сойти с этой дистанции, ведущей в никуда. Раз мне никто из близких и тех, кого я знал, не мог ответить на мои вопросы и удовлетворить мои искания, я должен был сам решить, как мне дальше жить и самостоятельно докопаться до истины.

СМОТРЕТЬ ВПЕРЕД

Вопрос, на который я искал ответ, оказался таким простым. Прошло много месяцев после того, как я посмотрел интервью К. Г. Юнга и прочел «Исповедь» Л. Н. Толстого, прежде, чем я ответил себе на мучавший меня вопрос. Хотя в «Исповеди» и в интервью Юнга ответ частично уже был дан, мне еще чего-то не хватало, чтобы удовлетвориться, чтобы мое сознание прояснилось. Я должен был помучаться еще, а информацию, которую я получил, должна была еще хорошенько повариться в моей голове, моему мозгу нужно было связать эти знания, провести параллели между ними и родить собственный ответ для меня. И однажды меня осенило:

«Всё живое движется навстречу неизвестности. В этой неизвестности вся соль, азарт и желание жить в ожидании приключений и больших перемен. Если бы всё стало известно, жизнь перестала бы вдохновлять».

Вот тот отрывок из интервью, взятого у выдающегося исследователя человеческой психики Карла Густава Юнга:

Итервьюер: Вы сказали, что мы должны относиться к смерти, как к цели и что отворачиваться от смерти – это избегать жизни, делая её бесцельной, что вы посоветуете людям, чтобы достичь этого понимания? Многие из них верят, что смерть – это конец.

К. Г. Юнг: Ну, видите ли, я лечил многих стариков и очень интересно наблюдать, как бессознательное относится к идее смерти, что это полный конец всему, оно игнорирует эту идею, жизнь, считает, что будет продолжаться вечно так, что я думаю, что лучше было бы для старых людей продолжать жить, смотреть в завтрашний день, как если бы ему предстояло прожить ещё полвека, вот так было бы жить правильно, но когда человек не смотрит вперёд, а смотрит назад, он затвердевает, он застывает и умирает раньше своего срока, но если он продолжает жить и смотреть вперёд, ожидая впереди большое приключение, тогда он действительно живёт и вот к чему наше бессознательное направляет нас, конечно, очевидно, что всем нам предстоит умереть и это печальный финал всего, но тем не менее, внутри нас есть нечто, не верящее в это, но это психологический факт, не означающий для меня, что он, что-либо доказывает, просто так есть.

В подтверждение наблюдений за бессознательным К. Г. Юнгом, я выбрал отрывок из книги Льва Николаевича Толстого «Исповедь», написанной им после 50 лет, в которой он задаётся вопросом о смысле жизни, о Боге, рассказывает, как мучился от того, что не знал, зачем и ради чего ему жить. В этот период жизни он практически каждый день думал о самоубийстве, либо застрелиться из своего ружья в лесу, либо повеситься у себя дома. В конце этой книги, Л. Н. Толстой описывает сон, с которым ему пришло понимание, как дальше жить, что нужно смотреть вперёд, в будущее. Кому не нравится Толстой или кому и так все понятно, могут пропустить следующий отрывок из «Исповеди». Сон, в котором Толстому пришло озарение:

«Это было написано мною три года тому назад. Теперь, пересматривая эту печатаемую часть и возвращаясь к тому ходу мысли и к тем чувствам, которые были во мне, когда я переживал её, я на днях увидал сон. Сон этот выразил для меня в сжатом образе всё то, что я пережил и описал, и потому думаю, что и для тех, которые поняли меня, описание этого сна освежит, уяснит и соберёт в одно всё то, что так длинно рассказано на этих страницах. Вот этот сон: Вижу я, что лежу на постели. И мне ни хорошо, ни дурно, я лежу на спине. Но я начинаю думать о том, хорошо ли мне лежать; и что-то, мне кажется, неловко ногам: коротко ли, неровно ли, но неловко что-то; я пошевеливаю ногами и вместе с тем начинаю обдумывать, как и на чём я лежу, чего мне до тех пор не приходило в голову. И наблюдая свою постель, я вижу, что лежу на плетёных верёвочных помочах, прикреплённых к бочинам кровати. Ступни мои лежат на одной такой помочи, голени – на другой, ногам неловко. Я почему-то знаю, что помочи эти можно передвигать. И движением ног отталкиваю крайнюю помочу под ногами. Мне кажется, что так будет покойнее. Но я оттолкнул её слишком далеко, хочу захватить её ногами, но с этим движеньем выскальзывает из-под голеней и другая помоча, и ноги мои свешиваются. Я делаю движение всем телом, чтобы справиться, вполне уверенный, что я сейчас устроюсь; но с этим движением выскальзывают и перемещаются подо мной ещё и другие помочи, и я вижу, что дело совсем портится: весь низ моего тела спускается и висит, ноги не достают до земли. Я держусь только верхом спины, и мне становится не только неловко, но отчего-то жутко. Тут только я спрашиваю себя то, чего прежде мне и не приходило в голову. Я спрашиваю себя: где я и на чём я лежу? И начинаю оглядываться и прежде всего гляжу вниз, туда, куда свисло моё тело, и куда, я чувствую, что должен упасть сейчас. Я гляжу вниз и не верю своим глазам. Не то что я на высоте, подобной высоте высочайшей башни или горы, а я на такой высоте, какую я не мог никогда вообразить себе. Я не могу даже разобрать – вижу ли я что-нибудь там, внизу, в той бездонной пропасти, над которой я вишу и куда меня тянет. Сердце сжимается, и я испытываю ужас. Смотреть туда ужасно. Если я буду смотреть туда, я чувствую, что я сейчас соскользну с последних помочей и погибну. Я не смотрю, но не смотреть ещё хуже, потому что я думаю о том, что будет со мной сейчас, когда я сорвусь с последних помочей. И я чувствую, что от ужаса я теряю последнюю державу и медленно скольжу по спине ниже и ниже. Ещё мгновенье, и я оторвусь. И тогда приходит мне мысль: не может это быть правда. Это сон. Проснись. Я пытаюсь проснуться и не могу. Что же делать, что же делать? – спрашиваю я себя и взглядываю вверх. Вверху тоже бездна. Я смотрю в эту бездну нёба и стараюсь забыть о бездне внизу, и, действительно, я забываю. Бесконечность внизу отталкивает и ужасает меня; бесконечность вверху притягивает и утверждает меня. Я так же вишу на последних, не выскочивших ещё из-под меня помочах над пропастью; я знаю, что я вишу, но я смотрю только вверх, и страх мой проходит. Как это бывает во сне, какой-то голос говорит: «Заметь это, это оно!» и я гляжу всё дальше и дальше в бесконечность вверху и чувствую, что я успокаиваюсь, помню всё, что было, и вспоминаю, как это всё случилось: как я шевелил ногами, как я повис, как я ужаснулся и как спасся от ужаса тем, что стал глядеть вверх. И я спрашиваю себя: ну, а теперь что же, я вишу всё так же? И я не столько оглядываюсь, сколько всем телом своим испытываю ту точку опоры, на которой я держусь. И вижу, что я уж не вишу и не падаю, а держусь крепко. Я спрашиваю себя, как я держусь, ощупываюсь, оглядываюсь и вижу, что подо мной, под серединой моего тела, одна помоча, и что, глядя вверх, я лежу на ней в самом устойчивом равновесии, что она одна и держала прежде. И тут, как это бывает во сне, мне представляется тот механизм, посредством которого я держусь, очень естественным, понятным и несомненным, несмотря на то, что наяву этот механизм не имеет никакого смысла. Я во сне даже удивляюсь, как я не понимал этого раньше. Оказывается, что в головах у меня стоит столб, и твёрдость этого столба не подлежит никакому сомнению, несмотря на то, что стоять этому тонкому столбу не на чем. Потом от столба проведена петля как-то очень хитро и вместе просто, и если лежишь на этой петле серединой тела и смотришь вверх, то даже и вопроса не может быть о падении. Всё это мне было ясно, и я был рад и спокоен. И как будто кто-то мне говорит: смотри же, запомни. И я проснулся».

НАЧАЛО НОВОГО ПУТИ

Жить в горах, есть рис и читать книги, временами постреливая из ружья, был крайний вариант, к которому мне хотелось прибегнуть первым делом. Это мне казалось романтичным, да и сейчас кажется, но прежде я решил попытаться что-то сделать, как-то начать зарабатывать деньги, а в горы всегда можно уйти.

ПЯТЬ ЛЕТ НА

ПЕРЕСОЗДАНИЕ СЕБЯ

Все, кто чего-то достиг, говорят – чтобы стать достаточно хорошим в любом деле и достойно зарабатывать, потребуется 5 лет. Вот как описывает эти 5 лет Джеймс Альтучер:

Вот как пройдут эти годы:

Первый год: вы мечетесь, читаете все подряд и просто начинаете что-то делать.

Второй год: вы знаете, с кем нужно говорить, с кем налаживать связи. Вы занимаетесь делом каждый день. Вы видите карту своих будущих путешествий.

Третий год: вы уже достаточно хороши, чтобы зарабатывать деньги. Но, может быть, на жизнь их пока не хватает.

Четвертый год: вы хорошо зарабатываете.

Пятый год: вы сколачиваете состояние.

Иногда годы 1-4 вызывают у меня расстройство. Я думаю: «Почему все идет не по плану?» Я бью кулаком по стене, мне больно, я бросаю на пол кокосовый орех (это такой странный ритуал). Это нормально. Просто продолжайте.

ПЕРВЫЙ ГОД

Я был похож на ребёнка, который впервые учится плавать. Он барахтается, создаёт много брызг, шума, машет руками во все стороны, плачет, паникует. Бывает, его насильно бросают в воду, создают ему ситуацию неизбежности. Я знаю взрослых парней, которые к своим тридцати годам так и не научились плавать. Думаю, жизнь просто не создавала для них ситуаций, в которых у них не было бы вариантов, кроме как во что бы то ни стало научиться уверенно держаться в воде. Когда я приезжал на лето к бабушке, то мы с ребятами каждый день ходили купаться, ходили даже те, кто не умел плавать. Те из ребят, кто посильнее или те, кто постарше, хватали тех, кто послабее и насильно скидывали с плотины в холодную воду. Не научиться плавать в такой среде ты не мог.