Текст книги "За тебя никто не решит!"

Два взгляда на жизнь

На следующий день Тася шла в палату после процедуры в барокамере, когда дорогу ей преградила Ахмедова.

– Михайлова? А почему вы до сих пор в стационаре?

Тася молча, смотрела в светло-серые, злобные глаза, лицо доцента, густо покрытое тональным кремом, кривилось от возмущения:

– Я это просто так не оставлю! – не получив ответа, Изольда Наумовна поправила под мышкой папку с документами, обошла зловредную пациентку и, твёрдо ступая высокими каблуками, удалилась.

Нина Юрьевна пришла к ней в палату перед обедом.

– Тася, вас снова зовут к Ольге Николаевне.

– Кто на этот раз?

– Ахмедова не успокоилась и для разговора с вами пригласила доцента с кафедры, старшего коллегу.

– Они оставят меня в покое?

– Думаю, да. Ольга Николаевна уже приняла решение, а переубедить её очень трудно.

Снова ставший привычным кабинет. Зав. отделением поздоровалась и склонилась над столом, не поднимая глаз от бумаг.

На диване сидела, вальяжно откинувшись на спинку, симпатичная женщина лет сорока пяти, с модной короткой стрижкой. Тася прошла и устало опустилась на стул. Измождённая, с провалившимися от вчерашнего стресса и бессонной ночи глазами, она устало смотрела на учёную даму. Вчера во время разговора с Ольгой Николаевной, горячилась, стараясь доказать свою правоту. Сегодня она не могла и не хотела говорить снова о том же. Ей казалось, что это пыточное колесо никогда не остановится.

Не представившись и не поинтересовавшись, как зовут пациентку, незнакомка спросила:

– На основании чего вы решили оставить ребёнка?

– На УЗИ всё хорошо, нет отклонений в параметрах развития, – безразлично ответила Тася.

Но доцент, не дослушав, прервала её и произнесла набившую оскомину фразу:

– Не всегда всё видно на УЗИ. Иногда на мониторе всё благополучно, а плод рождается с несовместимыми с жизнью отклонениями.

Тася не стала слушать продолжения и тоже перебила незнакомку:

– А бывает, и наоборот. На УЗИ всё плохо, а ребёнок рождается здоровым, – язвительно ответила она. – На моё решение повлияло то, что кариотип плода и плаценты могут не совпадать, и причиной удвоенного набора хромосом может быть не ребёнок, а мозаицизм, ограниченный плацентой. Для того чтобы прийти к этому выводу, мне пришлось изучить массу материалов, в том числе авторефератов и диссертаций на эту тему.

– Вы знаете, как пишутся диссертации? – усмехнулась женщина.

– Да знаю. Знаю, что встречаются недобросовестные учёные. Поэтому искала случаи из жизни, рассказы тех, кто столкнулся с такой же бедой. В России я нашла один подобный случай. Девушка Ирина из Татарстана. У неё был диагноз, идентичный моему. В прошлом году она родила здорового малыша.

– Ещё одно обследование кордоцентез вы не хотите сделать?

– Его делают в другом городе, не хочу туда ехать.

– А вы знаете, что можно сдать анализ крови в нашем городе, в лаборатории, которая работает по новой технологии. Анализ подтвердит или опровергнет ваш диагноз. Правда, стоит он дорого.

Тася подумала, что если не согласится, пытки допросов не прекратятся. Ещё чего доброго, начнут собирать консилиумы, как будто право на решение рожать или нет ей ребёнка, есть только у них.

– Для меня деньги не проблема. Где можно сделать такой анализ?

Незнакомка подала ей заранее приготовленный листок с координатами лаборатории и произнесла:

– Честно скажу, я вас не понимаю. У меня, как и у вас, двое детей. Я бы ни за что не рискнула терять благополучие своей семьи из-за ребёнка-инвалида. Вся жизнь насмарку, ваша и его. Вечные усмешки в спину. Любить, пока не родился, – одно, затем с этим надо будет жить всю жизнь. Это вы сейчас такая храбрая. Многие просто оставляют ребёнка в больнице, и совесть их не мучает. Детские приюты полны больными детьми.

– Я считаю, что мой ребёнок здоров. Не все исследования, которые проводятся медиками, показывают истину. Я убеждена, быть в семье инвалиду или нет, не всегда дано решать вам, – Тася произносила это, с яростью глядя в глаза незнакомки. – Вот вы сейчас выйдете из здания больницы и попадёте в аварию, станете инвалидом. Вы же не застрахованы от этого? Ваша семья тоже должна будет приять решение не в вашу пользу – поместить в дом инвалидов или, хуже того, сделать эвтаназию?

– Не забывайтесь, с кем вы беседуете!

– С человеком, который имеет такое же право на жизнь, что и мой ребёнок. Не вам решать, рожать мне его или нет! У меня фетоплацентарная недостаточность, потому что в первом триместре я переболела ОРЗ. Это написано в моей истории болезни, и оказать медицинскую помощь в этом учреждении мне обязаны.

– Даже так? – вздернув брови, в замешательстве произнесла незнакомка. – Вижу, вы хорошо подготовились и решение ваше непоколебимо. – Она взяла в руки историю болезни, спросила: – А кем вы работаете? – И, читая вслух, произнесла: – Доцент… кандидат…, – внимательно поглядела на Тасю и разочарованно сказала: – В таком случае, даже не интересно вас в чём-то убеждать. Потому и выводы приводите аргументированные. На этом наш разговор окончен. Сдавайте анализы, а там посмотрим…

Тася вышла. Спустя час она вспомнила о бумаге с адресом лаборатории и постучалась в кабинет к Ольге Николаевне.

– Доцент с кафедры посоветовала мне сделать анализ крови, который подтвердит или опровергнет мой диагноз. Хочу сделать его, отвязаться от них и лечить плаценту.

– Тася, вы же приняли решение, ни при каких условиях не делать аборт?

– Да, это так.

– Тогда зачем тратить большую сумму денег, чтобы что-то кому-то доказать?

– Вы правы! Я так устала за эти дни кого-то убеждать, слушать людей, от слов которых тошнит. Такое чувство, что несколько дней кружусь в карусели, и нет возможности спрыгнуть. Неадекватность мыслей и решений возникла видно от этого. Спасибо, Ольга Николаевна за совет.

– Идите, Тася, отдыхайте. Больше вас никто не потревожит.

Действительно, мучения Таисьи с этого дня в гинекологическом отделении, расположенном по улицы Курнатовского, закончились. К ней приходили только любимые, родные люди. Они гуляли по аллеям больничного парка. Март был в самом разгаре. Светило солнышко, звонко капала с крыш капель. Но радости не было. После допросов учёных дам Тасю снова охватил страх перед будущим, серым коконом окутала тоска. Никого не хотелось видеть, общаться. Ей казалось, что сёстры за её спиной шепчут, обсуждая её ненормальный, больше сказать, дикий поступок.

Она нашла в больничном холле, за пышно разросшейся пальмой, укромный уголок. Скрываясь от недобрых глаз, часто сидела там, на диванчике, делая вид, что читает книгу. На сердце давила обида за ребёнка, которым пренебрегли, которого хотели убить. Раньше Тася не сталкивалась с подобным. Оказывается, уже в женской консультации от женщины требовалось доказать своё право родить ребёнка. Это была система, при помощи которой общество избавлялось от нежелательных детей. Если при обследовании, скрининге, появлялось малейшее отклонение в параметрах, роженица становилась пациенткой второго сорта, ей завуалировано, а порой, и напрямую предлагали сделать аборт, пока не поздно. Они даже не допускали мысли, что могла быть погрешность в исследовании, ошибка. Главным для людей, которые стояли у самого начала появления человека на свет, было, чтобы дитя родилось нормальным, без каких-либо отклонений. Чем выше становился прогресс, тем тщательней шёл отбор при помощи таких, как Ахмедова, Голикова, доцент из медицинской Академии. Радовало то, что и среди них часто встречались исключения.

– Можно, я присяду радом?

Возле Таси придерживая рукой большой живот, стояла женщина.

– Садитесь. Этот диванчик поставили не только для меня.

– Я лежу в соседней палате, на сохранении. Так уж получилось, что знаю вашу историю.

– Ее, наверное, санитары в морге и те знают, не только вы, – грубо ответила Тася.

– Не обижайтесь. Я давно хотела с вами поговорить, да всё не решалась, понимая ваше состояние.

– Да что вы можете понять? Или желаете из первых уст услышать о тетраплоидии? В интернете читайте! – Она встала, чтобы уйти от назойливой женщины, но кадка с пальмой помешала.

– Присядьте, – придержала та её за руку. – Вы молодец, что не послушали их.

А я послушала. Молодая тогда была. Прошла исследования, как положено, а в двадцать недель, на скрининге, они нашли у моего ребёночка какую-то аномалию, насели, как вороньё, чтобы делала аборт. Всё равно, мол, больше года дитя не проживёт, только оба мучиться будете. Время даже подумать не дали.

– Сделали аборт? – возвращаясь на своё место, спросила Тася.

– Надо было не слушать их, ещё обследования пройти, а я как затуманенная была, да и поддержать некому. Бабушка меня растила одна, а парень, как узнал о беременности, сбежал. Опомнилась, когда уже поздно было. Покончить с собой хотела, спасли. В депрессию впала, лечилась у психолога. Только я не о том хотела вам рассказать. Поверьте! Если судьбе угодно, от неё не уйдёшь. Прошло время. Я вышла замуж, долго забеременеть не могла. Наконец-то эта радость случилась. Только возраст уже был не тот, да и болезни женские одолели. Я с Дашей так и лежала на сохранении, не выходя из больницы. А в двадцать восемь недель случились стремительные роды. Девочка родилась с внутричерепной гематомой, долго была на аппарате искусственной вентиляции лёгких. Не буду перечислять всех болезней, но сколько сил, времени, денег мы потратили, чтобы хотя бы на ноги её поставить. Если суждено мне было пройти испытание, я их прошла сполна. А про мальчика своего все эти годы забыть не могу – вдруг они ошиблись? А я убила его. Может, у других иначе, но время мою рану не лечит.

– Это у вас второй ребёнок?

– Да. Даша уже в садик ходит. Только зрение так и осталось слабым.

– Как же вы решились родить ещё одного? Не страшно?

– Мы с мужем всегда хотели иметь много детей. Но чувствую, не получится. Нам уже восемь месяцев, доходить бы до положенного срока. Мальчика ждём, – с гордостью поглаживая живот, сообщила незнакомка.

– Спасибо вам, – тихо произнесла Тася.

– Это вам спасибо! Что держитесь, не слушаете их. Меня Людмила зовут, приходите ко мне в палату, чайком побалуемся, я сейчас одна.

– Приду, – улыбнувшись впервые за последние дни, ответила Тася.

Весна

Как и обещала Ольга Николаевна, Тася прошла полностью все процедуры и выписалась домой. Встретила её вся семья. Родители и Татьяна Васильевна тоже приехали навестить. Дома было хорошо, уютно, пахло пирогами, испечёнными свекровью. Мальчишки не отходили от матери. Паша, пристроившись рядом, клал ладошку на живот матери и приговаривал:

– Мишутка, мы все тебя любим. Вот ты вырастишь большой, я тебе свои игрушки отдам и карате научу. Мама! Он мне ответил! Снова в ладошку ножкой толкнул, – вскрикивал он каждый раз, когда малыш шевелился в животе.

– Родится наш Мишутка, тебя Павлик больше всех любить будет, – наблюдая за ними, говорила Елизавета Петровна.

– Тася, ты уже взяла отпуск? – поинтересовалась Татьяна Васильевна.

– У меня сейчас больничный, потом отпуск, потом в декретный отпуск пойду. Всё! На работу больше не выхожу.

– Ну, и слава Богу! Рассаду я вам уже посадила. Время подойдет, и огород все вместе вам посадим.

– Мама! Какой огород? Нам нынче совсем не до этого, да и кто с ним возиться будет? – возмутился Саша.

– Детям нужны экологически чистые продукты. Не переживай, Тася ничего делать не будет. Нас вон сколько, неужто грядки оставим травой зарастать? – возмутилась Татьяна Васильевна.

Её поддержали родители Таисьи.

– Делайте, что хотите, – махнув рукой, Александр ушёл наверх, в свой кабинет.

В комнату тихо вошла жена, забралась с ногами на диван.

– Я тебе не помешаю?

– Нет, конечно, – оторвавшись от бумаг, ответил Саша, – кстати, ты была сегодня в поликлинике?

– Да.

– И что тебе сказали?

– Пока всё нормально.

– Отчего такая грустная?

– В женской консультации в очереди всякого наслушаешься. Сегодня рядом со мной сидела какая-то болтушка. Спросила, какой у меня срок. Я сказала, а она так удивилась, говорит: «Животик у вас совсем маленький. Наверное, на диете сидите?»

– Ты бы чёрное не носила, надевала сарафаны для беременных, вот и замечаний таких не делали.

– Ты, как моя акушерка из поликлиники. Догнала меня сегодня после приёма и говорит: «Таисья Семёновна, вы, пожалуйста, в черный цвет не надевайтесь больше, не принято беременным в черном ходить, примета плохая. В следующий раз наденьте что-нибудь весёленькое».

– Вот видишь, я оказался прав!

– Саша, я не о том хотела поговорить. Эта болтушка была в магазине «Детский мир», в отделе для новорожденных и младенцев. Там сегодня распродажа. Она такие смешные шапочки с ушками показывала, башмачки, распашонки. Целый пакет. А потом спрашивает: «Вы уже всё приобрели для своего малыша? А то я вам подскажу, где, в каких магазинах, что можно купить». Я растерялась и соврала, что не беру, потому что примета плохая заранее вещи покупать.

– Тася, а почему ты ничего не покупаешь? Мальчишкам в это время мы даже коляски приобрели, а малышу даже распашонки не взяли?

– Я боюсь брать вещи, потому, что не знаю, что нас ждёт, и от этих мыслей мне ещё хуже.

– Ты снова за своё? Чтобы не было таких мыслей, завтра поедем и всё купим.

– Не сейчас. Я ещё не готова…

– Ну и зря! Мы с Павликом, в «Детском мире» тоже были, пока ты в больнице лежала. Брали подарок его другу на день рождения. Я заглянул в отдел для малышей, много чего там приглядел.

В комнату ворвался раскрасневшийся Павлик.

– Мама, папа, пошли вниз, на улицу, там дед с Максом такое сделали!

Тася встала с дивана и заторопилась за сыном, Александр пошёл следом за ними. Вся семья высыпала за ограду. По проулку между домами бежал Семён Андреевич, догоняя Максима, который держал в руках катушку со шпагатом, прикреплённым к разрисованному, украшенному длинным хвостом из ярких лент, воздушному змею. Змей улыбаясь нарисованным ртом, ловил воздушные потоки и всё выше взбирался в пронзительно синее апрельское небо.

– Ура – а–а, – закричал Паша и помчался следом за дедом.

– Вот дурень, что творит под старость лет! А вечером буду таблетками отпаивать, – всплеснув руками, воскликнула Елизавета Петровна.

– Мама! Ну, что ты! Вспомни, как мы с папкой каждую весну воздушных змеев запускали. Сколько восторга было, до сих пор помню. Пусть мальчишки порадуются.

– Да я разве против, дочка! Просто переживаю за него, – ответила Елизавета Петровна.

Прикрыв ладонью глаза, она, улыбаясь, выискивала в пронзённом солнечными лучами небе яркую точку.

– Мы с твоим отцом со школьной скамьи этих змеев запускали. Каких он только не мастерил! И бегали потом по полю до того, пока тебя не набегали.

– Мам!

– А что? Здесь все взрослые, знают, что детей не в капусте находят. День какой сегодня хороший. Весна! Пошли, Татьяна, чай с пирогами пить, а то остынут. – И подхватив сватью под руку, она повела её в дом.

Тася стояла, прижавшись к Саше, наблюдая за весельем отца и сыновей.

– И, правда, весна в самом разгаре. Пасха скоро, – вздохнув полной грудью пахнувший талой землёй воздух, произнёс Александр.

– Саша, давай на праздник съездим в женский монастырь. Там так хорошо.

– Поедем! Мальчишек с собой возьмём. Жаль только родители домой торопятся, говорят, что слишком долго у нас задержались.

– Ничего, мы туда с ними летом съездим.

Пасха

Город чествовал светлый праздник Воскресения. Повсюду в храмах торжественно звонили колокола. Пасха символизировала победу добра над злом, света над тьмой. Люди с утра шли в церковь, восторженно поздравляя друг друга, неся благостную весть.

Михайловы выехали из дома рано утром, чтобы успеть на праздник во Всесвятский монастырь. День выдался тёплый, солнечный. Прихожане, нарядно одетые, подходили и подъезжали небольшими группами, семьями. Незнакомые люди с весёлыми улыбками приветствовали друг друга возгласами «Христос воскресе!» и слышали в ответ: «Во истину воскресе!». Возле монастырской ограды скопилось множество машин. Александр пристроил свою в один из рядов.

Большие ворота монастыря были гостеприимно распахнуты, приглашая гостей на праздник. Всей семьёй Михайловы направились внутрь двора, над которым плыл ясный, чистый перезвон колоколов монастырской звонницы.

Мальчишки были здесь впервые. Всегда веселые, шумные, они неожиданно притихли и чинно шли по дорожке, ведущей к храму. В церковной лавке выстроилась небольшая очередь. Люди покупали свечи, подавали записки с именами родных, чтобы монахини помолились о здоровье близких. В этот раз за прилавком стояла пожилая женщина – прихожанка. Тася купила всем свечи и спросила, как правильно написать записку о здравии и можно ли такую записку написать на нерождённого младенца.

– В записку пишется имя человека, которое ему дали при крещении. Иногда православное имя отличается от светского, – пояснила женщина. – Записки подаются только на крещёных, поэтому на вашего младенца пока рано писать. Я вам советую, закажите сорокоуст на себя, хотя бы на три месяца, и монахини будут молиться о вас всё это время. Если вас тревожит, как окончится беременность, это поддержит. Я всегда так делаю, когда для меня или моих родных наступают трудные времена. Поверьте, очень помогает.

– Спасибо! – поблагодарила Таисья.

Они с Сашей сделали всё, как посоветовала служительница. Потом вошли в празднично украшенный букетами живых цветов храм, зажгли свечи, помолились.

После посещения церкви многие направлялись к звоннице, где звонила в колокола молодая монахиня. Торжественно медленные звуки большого колокола будили в сердце благоговейный трепет, потом к нему присоединялись колокола чуть меньше и в заключении мелодию подхватывал высокий, весёлый перезвон маленьких колокольчиков, создавая радостное, праздничное настроение.

Монахиня, закончив мелодию, спустилась по невысокой лестнице и подошла к ним.

– Наступил великий праздник. Прихожанам в нашем храме позволяют всю неделю звонить в колокола. Это благословение на семейную жизнь и рождение детей. Поднимайтесь в звонницу, я покажу вам, как надо звонить.

Она расставила их у колоколов и объяснила, сколько раз и в какой колокол нужно ударить, чтобы получилась мелодия. У них всё получилось! Тася почувствовала, как от колокольного звона треснул кокон тоски, уныния, тревоги, окутавший её после больницы. На душе стало радостно, и засветилась надежда, что всё будет хорошо.

Стационар

На первомайские праздники к Михайловым нагрянул родительский десант. Как и обещали, они приехали поработать на приусадебном участке.

От садово-огородных дел хозяев дома отстранили, только спрашивали, что делать.

После выходных срок беременности уже был двадцать семь недель, и Тася отправилась на плановый приём в поликлинику. Виктория Викторовна отправила её на УЗДГ – посмотреть кровоток в сосудах пуповины. Через некоторое время вокруг собрался консилиум врачей. Её пригласили перейти к другому аппарату. После осмотра, Виктория Викторовна, сказала, чтобы она одевалась и шла к ней в кабинет. Крайне встревоженная, Тася ждала своего гинеколога минут десять. Та пришла серьёзная, сосредоточенная:

– Мы обсудили ваше состояние и решили положить в стационар. Нам не нравится кровоток от плаценты к ребёнку.

– Мне нужно съездить домой за вещами.

– Нет. Положение серьёзное, вы должны быть под наблюдением, если ничего до завтра не изменится, будем делать кесарево сечение.

– Но он же такой маленький! У него вес около килограмма! – стараясь сдержать рыдания, воскликнула Тася.

– Успокойтесь! Идите в приёмный покой, оформляйте историю болезни. Позвоните родным, чтобы они привезли вам всё необходимое.

– Я буду лежать в вашем перинатальном центре?

– Конечно! Вы же наша пациентка. И прошу вас, не плачьте. Слёзы только навредят малышу. Думайте, прежде всего, о нём.

Пока сестра приёмного покоя оформляла документы, Тася позвонила мужу:

– Саша, в гардеробной, в синем пакете моя одежда, которую я приготовила на всякий случай, если меня снова положат в стационар. Привези мне его и туалетные принадлежности в перинатальный центр, в приёмное отделение.

– Тася, тебя что, снова положили в больницу? – встревожился Александр.

– Да. Врачи сказали, что, возможно, будут делать кесарево сечение. Я не могу всего сказать. Здесь очень людно, приедешь, поговорим.

Немного погодя, муж позвонил снова.

– Тася, в гардеробной нет синего пакета. Мы нашли только зелёный. Я позвал Елизавету Петровну, она сказала, что это твоя одежда.

– Хорошо! Везите зелёный, может, я что-то перепутала.

Тася стояла у окна, выглядывая родных. Когда она увидела знакомую фигуру мужа, слёзы невольно навернулись на глаза, так захотелось прижаться к его плечу, выплакаться, сказать, как она напугана.

Раздвинув толпу посетителей, Саша кинулся к жене. Видя, в каком он состоянии, Таисья сглотнула готовые вырваться рыдания и спросила:

– Всё привезли?

– Одежду собирала Елизавета Петровна, а я туалетные принадлежности, – муж показал ей увесистый пакет.

Заподозрив неладное, она отозвала их в коридор и присела на кушетку.

В пакете с туалетными принадлежностями кроме мыла, пасты, щётки и шампуня, была косметичка с полным набором косметики, флакон геля для душа, бальзам и лак для волос, и несколько видов крема.

– Саша, ты всю мою тумбочку опустошил? – забыв про слёзы, сердито спросила она.

– Я взял всё, выберешь, что тебе будет нужно, остальное увезу.

– У мамы бы спросил!

– Елизавете Петровне было некогда, она искала пакет с одеждой.

Тася взяла из рук матери пакет, и заглянула в него.

– Мама! Вы что оба не в себе? Это же мои старые вещи, которые я перебрала и приготовила выкинуть, – возмущённо вскрикнула она.

Но заметив дрожащие мелкой дрожью руки матери, она обняла её и попросила:

– Прости! Я не хотела тебя обидеть.

– Тасенька, какое «прости»! Это я виновата, путём в пакет не заглянула. Мы все так напугались, когда ты сказала о кесаревом сечении. Он же такой ещё маленький! – прикрыв рот ладонью, мать горько заплакала. Саша, бледный до синевы, сел рядом с ней.

Тася глядела на них, вспоминая, что несколько минут назад, хотела выплакаться на плече у мужа, получить утешение. Всё оказалось наоборот, успокаивать родных пришлось ей.

– Вы меня не совсем правильно поняли. Меня оставили в стационаре, потому что необходимо постоянное наблюдение за ребёнком.

– А кесарево? Ты же говорила про него, – спросила мать.

– Это только в крайнем случае. Ничего страшного пока нет. Возьмите себя в руки и сделайте то, что я скажу. Я устала и не могу долго здесь находиться. Саша, я возьму то, что мне необходимо, остальное вернёшь в мою тумбочку. Мама, я напишу список того, что мне нужно. Мои вещи лежат в шкафу на полочках, а халаты висят на плечиках. Всё по списку сложишь в пакет и отдашь Саше. Сюда больше не езди, оставайся дома. Я когда устроюсь в палате, обязательно тебе позвоню. Хорошо?

– Хорошо.

Тася по очереди обняла обоих, поцеловала и снова осталась ждать у окна, то горько вздыхая, то улыбаясь, вспоминая растерянные лица Саши и мамы.

На этот раз Саша привёз всё, что нужно и даже планшет с фильмами, чтобы ей не было скучно.

– Как родители? Напугала я их?

– Как обычно, меряют давление и пьют капли.

– Саша, зачем ты так? Они переживают о ребёнке не меньше нас.

– Тася, да всё в порядке. Елизавета Петровна уже всех успокоила, сейчас пошли дружно сеять морковку, мальчишки тоже с ними. Дом полон народа, а мне так пусто без тебя. Ты надолго здесь?

– Дней десять, не меньше. Я когда вас ждала, так плакать хотела, а как увидела то, что вы привезли, слёзы сразу исчезли.

– Слёзы превратились в искры гнева при виде носочков с дыркой на пятке, – улыбаясь, сказал Саша.

– А ты лучше поступил? Принёс самое важное – лак для волос. А если честно, мне после этого недоразумения легче стало. А то бы раскисла совсем. Как хорошо, что вы у меня есть.

Она привстала на цыпочки и поцеловала мужа.

– Я пошла, а то меня там уже потеряли.

В перинатальном центре Тасе понравилось. Чистая светлая палата, просторное окно прикрыто жалюзи бежевого цвета, функциональные кровати. Над кроватью лампа на кронштейне, рядом расположен щиток с розетками для подключения аппаратов, кнопка вызова медсестры. Туалет и душевая комната на две палаты, соединенные небольшой прихожей. Едва она легла, как в палату зашёл серьёзный мужчина лет пятидесяти и медсестра с папкой в руках. Врач осмотрел Тасю, послушал сердцебиение плода, сказал, что беременность пока будут наблюдать. Продиктовав назначения, он ушёл.

Вскоре медсестра сделала два укол и подключила капельницу. В палате Тася находилась одна. Ничто не отвлекало от дум о малыше. Страх за его судьбу подступил с новой силой. Она вспомнила рассказ Людмилы, с которой лежала в больнице на Курнатовского, о том, что её девочка родилась в двадцать восемь недель, органы ребёнка были ещё не развиты, и врачам пришлось сотворить чудо, чтобы её спасти.

«Господи! Молю тебя, помоги моему малышу, не заставляй его, невинного, страдать. Пусть он родится, как и положено всем детям на свете», – шептала она молитву, и слёзы тихо скатывались на подушку.

Тася не заметила, как уснула. Проснулась ночью от резких толчков в животе. Ребёнок вертелся, пинался, у неё появилось такое чувство, что он из чего-то старается выпутаться. Чтобы как-то его успокоить, она положила руки на живот и стала шёпотом уговаривать:

– Мама любит тебя, мы все ждем, когда ты родишься, но ты ещё такой маленький, не торопись, надо подрасти, и тогда всё будет хорошо.

Она рассказывала ему, как хорошо им будет всем вместе. Что братья любят его и выбрали ему имя. Какой у него большой и сильный папа, который никогда никому не даст его в обиду. То ли слова подействовали на малыша, то ли тепло материнских ладоней проникло к нему и согрело. Малыш постепенно затих, успокоился, и Тася тоже задремала.

Утром её пригласили в кабинет УЗДГ на первый этаж. Специалист, который смотрел её вчера долго водил датчиком по животу, потом произнес:

– Ничего не понимаю! Почти всё в норме, за одну ночь картина совершенно изменилась.

– Он ночью буянил, словно с чем-то боролся, а к утру успокоился, – сказала Тася.

– Был у нас случай, взяли женщину срочно на кесарево сечение из-за плохого кровотока, а когда ребёнка вынули, оказалось, что он пуповину в кулачке сжал, чего только в нашей практике не бывает! Вот и ваш, возможно, ночью пуповину распутывал. Боец он у вас.

– Так и есть, мы с ним право на жизнь доказываем с четырнадцати недель, – ответила Тася, с нежностью глядя на монитор, где малыш снова короткопалой ручкой теребил курносый нос.

В течение двух недель Тася регулярно ходила на УЗИ. Каждый раз она внимательно смотрела на своего сына, проникаясь мыслью, что он живёт своей жизнью, независимой от того, что думают о нём люди, наблюдающие за ним на экране монитора. Эти две недели сблизили её с малышом больше, чем предыдущие месяцы.