Текст книги "За тебя никто не решит!"

Перинатальный центр

Настало время идти на приём в женскую консультацию. Ларисы Владимировы уже не было – ушла в декрет, приём вела пожилая акушерка. Судя по рассеянному виду, с которым та выслушала рассказ пациентки, она впервые услышала о мозаицизме и тетраплоидии и совсем не разумела, зачем сохранять беременность, если у ребёнка ставят хромосомную патологию.

– У меня тянущие боли в животе, к вечеру матка в тонусе, – пожаловалась Тася.

Внимательно выслушав пациентку, акушерка предложила лечь в стационар на сохранение и выписала направление в гинекологическое отделение, пятиэтажное здание которого находилось на улице Курнатовского. Тася вышла из поликлиники расстроенная, понимая, что нужной помощи она здесь не получит. Все хорошие специалисты перевелись в недавно открытый Краевой перинатальный центр, оснащённый самой современной аппаратурой. Городских пациенток в краевую поликлинику на учёт не ставили, но Тася решила добиться перевода туда.

Она приехала домой и пожаловалась мужу, что её кладут в больницу на сохранение без всякого обследования.

– Тонус ли это? А может, что другое? Я не хочу в стационар.

– Давай сделаем УЗИ, пусть специалисты посмотрят, всё ли в порядке с малышом, – предложил Саша.

– Я уже пыталась это сделать. Меня без направления не принимают. А акушерка сказала, что повторно делать УЗИ ещё рано.

– Вот проблема! Давай позвоним в платный кабинет и запишемся на приём.

На приём они записались уже в конце рабочего дня. В этот раз их встретила энергичная, улыбчивая женщина лет тридцати пяти.

– Какой у вас срок? – спросила она.

– Семнадцать недель. Я делала хорион-биопсию, и нам поставили тетраплоидию, а на первом скрининге сказали, что все параметры плода в норме. Меня последнее время тонус матки беспокоит, акушерка направила в стационар, но я решила сначала обратиться к вам.

Врач долго, тщательно смотрела ребёнка, приговаривая:

– Это в норме, и эти параметры в норме, никакой патологии я не нахожу.

Неожиданно в её кармане заиграла на телефоне весёлая музыка, и малыш на экране монитора активно задвигал ручками и ножками.

– Ой! Смотрите, он же танцует! – воскликнула Тася.

– Да, мы в таком возрасте уже реагируем на звуки, – улыбаясь, сказала доктор. – Вы знаете кто у вас?

– Да, это единственное что мне известно на сто процентов.

– Отклонений в развитии вашего мальчика я не нашла, а вот плацента настораживает. Она короче и толще, чем должна быть в эти сроки. Тонуса нет.

– Что же тогда тянет живот?

– Может быть, тяжесть возникает из-за расположения плаценты на передней стенки матки? Чтобы облегчить животик, нужно носить бандаж. А ещё, вам необходимо успокоиться. Тяжесть может возникать и из-за стресса.

– А специалисты по УЗИ могут ошибаться?

– Редко, но бывает. Пришла ко мне молодая мама. Я посмотрела её – ребёнок нормальный, чётко видно, что девочка. Потом она приходит перед родами. Я смотрю и не верю своим глазам. На экране хороший, активный мальчик. До сих пор не могу истолковать себе тот феномен. Порой всё объяснить невозможно. Я думаю, что у вас всё будет хорошо. Меньше думайте о плохом, ваша задача доносить своего танцующего мальчика до положенного срока и благополучно родить.

– Спасибо, доктор, за позитив, мне он сейчас крайне необходим, – поблагодарила Тася.

* * *

На следующий день она забрала учётную карточку в своей женской консультации и записалась на приём к главному врачу Центра. Он встретил её холодно. Перелистал документы, внимательно посмотрел анализы и сухо объяснил:

– Ничем помочь не могу. Согласна приказу Минздрава края, мы можем оказывать вам консультативную помощь, но на учёте вы будете стоять в своей поликлинике. Рожать, возможно, будете в нашем Центре.

– Но как же так? Мне нужно постоянное наблюдение врача, а не акушерки. Центр для того и строили, чтобы оказывать помощь таким, как я.

– В городе есть целая сеть поликлиник с женскими консультациями и свой Перинатальный центр, мы обслуживаем только районы.

– Спасибо, за разъяснения. До свидания, – кипя от гнева, с трудом сдерживая себя, чтобы не хлопнуть дверью, Тася покинула кабинет.

Вечером, когда муж спросил её о переходе в другую поликлинику, Тася не выдержала и расплакалась.

– Опять всё против меня! – жаловалась она, вытирая слёзы. – Зря я обратилась к этому чинуше. Он же трясётся за своё место, зачем ему такая проблемная пациентка, как я. Одни хлопоты со мной. Что же делать Саша? Я боюсь за ребёнка, мне не выносить его без хорошей медицинской помощи.

– Не плачь, я с тобой, – прижав к себе, утешил её Александр. – Завтра вместе поедем в центр, к заведующей поликлиникой, и пусть только попробуют нам отказать.

* * *

Назавтра, рано утром, Тася и Александр поехали в Краевой перинатальный центр. Александр вежливо постучал в дверь кабинета зав. поликлиникой. Услышав приглашение, они вошли. В просторной комнате напротив окна стоял стол, за которым сидела голубоглазая светловолосая женщина лет сорока. Приветливо ответив на их «Здравствуйте!», предложила пройти. Тася прошла к столу, положила перед ней принесённые с собой бумаги и устроилась на стуле, рядом с Сашей.

– Что привело вас ко мне? – спросила доктор.

Тася подробно объяснила, почему была вынуждена обратиться именно к ним.

– УЗИ показало, что ребёнок развивается, согласно сроку, все параметры в норме. Возможно, тетраплоидный набор клеток принадлежит плаценте? – закончила она рассказ, с надеждой глядя на врача.

– УЗИ может дать ошибочный результат. Это беременность для вас «золотая»?

Тася глядела на неё непонимающе.

– Дети есть? Или это последняя надежда завести ребёнка?

– У нас два сына, – ответил за жену Александр.

– И вы хотите сохранить беременность? – удивлённо спросила гинеколог, посмотрев на обоих.

– Да, конечно! Это желанный, запланированный ребёнок. Я никогда не делала абортов, – ответила Тася.

Заведующая поликлиникой стала внимательно изучать карту из женской консультации, анализы, заключение генетиков, затем, отложив документы в сторону, сказала:

– Вы правильно сделали, что пришли сюда. С вашим диагнозом нужно наблюдаться у нас. Подождите меня здесь, я за вами приду.

Она вернулась минут через десять и пригласила Тасю следовать за ней. В кабинете, куда они зашли, находилось две женщины.

– Виктория Викторовна будет вашим лечащим врачом, – заведующая представила Тасе смуглую темноволосую женщину, – проходите, познакомьтесь, а Светлана Владимировна тем временем заведёт на вас электронную карту, – попрощавшись, она ушла.

Молодая акушерка забрала у Таисьи документы и начала печатать на компьютере.

– Анна Сергеевна вкратце вашу историю мне передала, теперь вы подробно расскажете мне о себе, – приветливо, с доброй улыбкой в чёрных глазах сказала доктор.

Тася очередной раз поведала о том, что заставило её обратиться к ним в поликлинику.

– Забудьте про этот диагноз. Мы должны поставить перед собой цель выносить малыша. Настройтесь на хорошее, тогда у нас всё получится, – наставительно произнесла врач, выслушав Таисью.

Впервые за много дней она услышала нормальные, человеческие слова, к ней отнеслись не как к безумной, решившейся при таком диагнозе рожать ребёнка, а наоборот, поняли и были готовы помочь. «Наконец, появился человек способный защитить их с малышом», – радостно подумала Тася. Она вышла из кабинета, сияя улыбкой.

– Ты улыбаешься? Я так давно не видел тебя счастливой, – оживленно встретил её Александр.

– Мне сказали, что надо настроится на хорошее и забыть этот диагноз. Я так хотела услышать такие слова! Мне стало намного легче, я верю, что здесь нам помогут.

– Ну, вот и славно. А теперь домой?

– Да, что-то устала.

Жизнь входила в привычный ритм. Мальчишки заметно повеселели. Они уже не прятались каждый в своей комнате, а все вечера проводили с родителями. Пережитый стресс постепенно забывался. Понимая, что угроза выкидыша никуда не исчезла и ей ещё много придётся бороться за малыша, она пока скрывала на кафедре, что беременна. О своём положении известила только непосредственного руководителя, Марину Владимировну. Работать становилось всё тяжелее. После обеда начинала болеть спина. В предыдущие беременности она такого не испытывала, и думала, что сказывается возраст.

Я никогда не стану прежней…

Как праздновать День защитника Отечества, мальчишки распланировали за несколько дней вперёд. Позавтракав, они вместе с отцом отправились играть в пейнтбол. Тася с ними не поехала, такие игры были сейчас не для неё.

Мужчины вернулись возбуждённые, шумные. Умывшись, переодевшись, они сели за праздничный стол, продолжая радостно обсуждать одержанную победу.

– Скоро Дениса не надо будет к нам в команду звать, а то сегодня чуть не проиграли, – сказал Паша, доедая приготовленную мамой свиную отбивную, запечённую с сыром.

– И кем же ты его заменишь? – поинтересовался Максим.

– Миша подрастёт, и у нас будет целая команда.

– А кто такой Миша? – спросила Тася.

– Братик. Ты же скоро его родишь, и мы научим его играть в пейнтбол, – удивлённо глядя на мать, объяснил Павлик.

– Но и имя ты выбрал брату! Мы назовём его Ильёй, как Ковальчука, – непререкаемо сказал Макс.

– А мне нравятся какие-нибудь необыкновенные имена, например Арнольд, – озвучил своё мнение отец, весело подмигнув Тасе.

– Арнольд! – фыркнул Паша, – да с таким именем его во дворе все девчонки засмеют.

– Тогда уж лучше Леонель, в честь Месси.

– Макс, он же русский мальчик, а ты решил его как своего любимого аргентинца назвать! – возмутился Паша.

Спор разгорался не на шутку. Пытаясь успокоить сыновей, Александр сказал.

– Тише! Не кричите, прежде всего, надо спросить маму, какое имя выбрала она.

– Я ещё не думала об этом, – растерянно ответила Тася.

Устав от праздничной суеты, она перебралась из-за стола на диван и оттуда наблюдала за своими мужчинами.

– Мама! Скажи, что Миша красивое имя, – обнимая Тасю, стал уговаривать Павлик. – Сейчас Максим убавит музыку, мы все положим руки тебе на живот и послушаем, если малыш нам ответит, значит, он согласен, чтобы его так назвали.

– Нет! Все имена будем проверять по очереди, – возразил Макс.

– Тогда я первый!

Они столпились около дивана, положив ладони на Тасин живот.

– Брат, я называю тебя Михаилом! – торжественно произнёс Паша, и тут же радостно воскликнул: – Ответил! Он толкнул меня ножкой вот сюда, – и показал на середину ладошки.

– И меня толкнул! Значит, назовём Михаилом Александровичем, если мама согласна, – сказал отец, внимательно глядя на Тасю.

– Давайте обсудим имя чуть позже, я что-то так устала от вашего шума, пойду, усну, – попросила та в ответ.

* * *

Тася закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. «Господи! Что же со мной происходит! Саша, мальчики строят планы, ждут малыша, а я только сейчас поняла, что он человек, а не плод, который я вынашиваю. Как же мне страшно и трудно! Дома только всё начало приходить в норму, Саша верит, что решение принято, что я радуюсь и жду ребёнка вместе с ним. Но это же совсем не так! Я даже сказать об этом ему не могу».

Она забралась с ногами на кровать, взяла с тумбочки телефон и набрала номер.

– Здравствуй, мама!

– Доченька! Я только собиралась твоих мужчин поздравить, а тут звонок от тебя. Как у вас дела? – Елизавета Петровна, чтобы не тревожить Тасю, не заводила первой разговор о беременности.

– У нас всё хорошо, только…, – дочь замолчала, подбирая слова, чтобы сказать матери о жестокой правде.

– Расскажи мне всё, я не расспрашиваю тебя не потому, что мне безразлично, а потому, что не хочу лишний раз тревожить. Я же, девочка, чувствую, как тебе тяжело.

– Мама, я съездила в монастырь, смирилась с тем, что никакого аборта делать не надо. Встала на учёт в Краевой перинатальный центр и делаю всё, чтобы максимально снизить риск для ребёнка – пью витамины, гуляю, соблюдаю режим, диету.

– Ты ведёшь себя как нормальная беременная женщина.

– Нет! Я сосредоточилась на физиологии, веду себя как суррогатная мать! Моё тело инкубатор, который должен дать максимальную возможность вырасти плоду.

– Одумайся! О чём ты говоришь? Это же твоё дитя.

– Мама, не перебивай меня, иначе я не смогу произнести это вслух. Я боюсь к нему привыкнуть, чтобы не сойти с ума от горя, если потеряю его. Саша и мальчишки его ждут, в восторге от того, что он родится, чувствуют с ним родство. Малыш впервые сегодня зашевелился и толкнул ножкой, когда Паша положил руку мне на живот. Он тоже их чувствует. А я боюсь этой радости из-за страха потери. Это раздвоение личности разлагает меня изнутри. С одной стороны, мозг поставил барьер, чтобы сберечь себя, с другой стороны, я понимаю, что так нельзя и ребёнку от этого плохо, но ничего не могу изменить.

Сейчас они выбирали имя малышу. Я ничего не смогла им ответить, растерялась, оказывается, он не плод, который я вынашиваю, а человек, и ему пора придумать имя. Мама! Я мимо магазинов с детскими вещами пробегаю, боюсь смотреть на одежду для малышей. У меня до сих пор не куплено ни одной распашонки, – Тася не выдержала и разрыдалась. Елизавета Петровна растерянно молчала. Она втайне надеялась, что в семье дочери как-то всё наладится и анализ окажется ошибкой.

– Тася, – услышав, что рыдания стихли, позвала мать.

– Я здесь мама.

– Почему ты решила, что малыш погибнет?

– Эти анализы не выходят у меня из головы, а если результаты хорионбиопсии окажутся правдой? Мне так страшно!

– Бедный моя! – горько вздохнула мать. – Господь тебе дал малыша и не допустит, чтобы ты его потеряла. Ты должна в это верить.

– Если бы ты знала, насколько я пуста. Мне словно воздуха не хватает, даже вздохнуть полной грудью не могу. Меня охватывает ужас, что я никогда не стану прежней, не смогу смяться и радоваться от души.

– Перестань себя терзать! Я больше верю УЗИ, чем всем этим анализам. Ты же видела сама, какой у нас растёт хороший, активный малыш и всё у него в норме. Верь больше своим глазам и сердцу, доченька, они тебя не обманут. А когда родишь, всё наладится, и снова станешь смеяться и радоваться. Всё хочу тебя спросить, что ты решила насчёт кордоцентеза?

– Не хочу рисковать. Результаты ещё одного анализа уже не имеют для меня значения.

– Вот это правильно! Таня тоже переживала из-за этого. Мы с ней каждый день перезваниваемся.

– Пусть она не обижается, что я не звоню. Не могу ни с кем говорить о ребёнке, кроме тебя.

– Она не обижается. Мы с Саша ей рассказываем в пределах разумного, чтобы лишний раз её не расстраивать. У неё же давление…

– Мама, когда вы с папой приедете?

– Скоро. Я тут вся исстрадалась. Мне трудно находиться сейчас вдали от вас.

– Приезжайте, мы будем ждать.

Кто вправе тебя судить?

По графику двадцатого марта у Таси был приём у генетика. Елена Павловна расспросила её о самочувствии и похвалила:

– Вы правильно сделали, что перевелись на учёт в поликлинику перинатального центра. Виктория Викторовна – опытный врач, мы знакомы. Теперь о дальнейшем обследовании. Я записала вас в диагностическом центре на доплер. В начале недели пойдёте туда.

– Что это такое?

– На этом аппарате проверяют функцию плаценты, устанавливают полноту кровоснабжения сосудов плода. Это обследование обычно делают на более позднем сроке но, учитывая ваши обстоятельства, сделаем его сейчас. В направлении всё написано, – она подала ей листочек бумаги. – Таисья Семёновна, а когда вы поедете в Иркутск на кордоцентез? – спохватившись, поинтересовалась доктор.

– Я решила туда не ездить, потому, что аборт всё равно делать не буду, а прокол может спровоцировать выкидыш.

– Ну что ж, это ваше право.

Получив результаты исследования, Тася пошла на приём к гинекологу.

– Нужно ложиться в стационар, на Курнатовского, – прочитав заключение, сказала Виктория Викторовна. – Не очень хороший кровоток от плаценты к ребёнку.

– А почему туда, а не к вам? – встревожилась Тася.

– У нас нет барокамеры, а там она есть. Нужно подлечить плаценту. Я напишу записку заведующей отделением Ольге Николаевне. Обращайтесь напрямую к ней.

Тася поехала в гинекологическое отделение вместе с Александром. Оформив историю болезни, медсестра сказала, чтобы верхнюю одежду пациентка сдала на склад или отдала сопровождавшим её родственникам. Тася переоделась в халат, забрала пакет со всем необходимым и передала сумку с вещами мужу. Выяснив, в какую палату её определили и где находится кабинет зав. отделением, она поднялась на четвёртый этаж. Отыскала по табличке на двери кабинет заведующей, спросив разрешения, вошла. В комнате находились две женщины. Одна из них сидела за большим столом, заваленном папками с документами, что-то читала. Вторая, заглядывая в листок бумаги, быстро печатала на компьютере.

– Здравствуйте! Мне нужна Ольга Николаевна, – пройдя к большому столу в середине кабинета, промолвила Тася.

– Я Ольга Николаевна, присаживайтесь, – представилась Тасе сероглазая, средних лет врач, с приветливой улыбкой.

– У меня для вас записка от гинеколога из перинатального центра.

Врач взяла из её руки листочек бумаги, внимательно прочитала.

– Я сдавала анализ на хорионбиобсию, генетик мне поставил диагноз тетраплоидия. Но, так как ребёнок по УЗИ развивается нормально, допустили, что анализ показал мозаицизм, ограниченный плацентой, – Тася подробно изложила свою историю. Заведующая отделением внимательно, не перебивая, выслушала её.

Врач, что сидела за компьютером у окна, оторвалась от работы и тоже заинтересовалась рассказом пациентки. Позже Тася поняла, как ей не повезло, что именно в это время доцент кафедры гинекологии, кандидат медицинских наук Ахмедова Изольда Наумовна решила поработать в кабинете заведующей.

– Виктория Викторовна ставит вам фетоплацентарную недостаточность, это мы и будем лечить. А с остальным пусть генетики разбираются. Идите в палату, устраивайтесь, скоро придёт лечащий врач, осмотрит вас и сделает назначения. – Ольга Николаевна вызвала медсестру и велела проводить пациентку.

В палате, куда определили Тасю, лежали на сохранении две молодые беременные женщины, мамы которых, как потом, оказалось, были с Тасей одного года рождения. Одна их них, окружённая вниманием родных, капризничала, требовала то фруктов, то солёной рыбки, ела всё подряд, а потом страдала от токсикоза. Вторая девушка была одинокая, очень самостоятельная, говорила, что никакой муж ей не нужен и тайком от врачей бегала курить на балкон. С соседками Тасе не повезло: общих тем для разговора найти было трудно. Хорошо, что прихватила с собой роман Ольги Елисеевой «Екатерина Великая», который дочитать дома не хватило время.

Лечащий врач – Нина Юрьевна – пришла после обеда. Она записала необходимые данные, сделала назначения.

Два дня прошло спокойно, Тася сдавала анализы, принимала лечение, впервые побывала в барокамере. На третий день утром в палату заглянула медсестра и крикнула:

– Михайлова! Берите пелёнку и идите в смотровую. Там ведущие специалисты будут проводить обследование вновь прибывших.

Когда Тася спустилась на третий этаж, возле кабинета уже стояла очередь. Женщин приглашали для осмотра, называя фамилии. Наконец вызывали её.

Она вошла, огляделась… Посредине комнаты, напротив большого, ничем не завешанного окна находилось кресло, вокруг него стояли ведущие специалисты: Ольга Николаевна, доцент Ахмедова и начмед Голикова. Они слушали Нину Юрьевну, которая зачитывала историю её болезни. Начмед Голикова велела пациентке залазить на кресло. Тася поглядела на окна дома напротив и почувствовала себя узницей, которую равнодушные инквизиторы раздели и решили распять на виду у толпы. Подавленная, она постелила пелёнку и взобралась на кресло. Начмед с недоброжелательным лицом небрежно осмотрела её и велела одеваться. Нина Юрьевна закончила доклад, зачитав диагноз генетиков о тетраплоидии. Тася попыталась объяснить, что анализ, скорее всего, указал на мозаицизм, ограниченный плацентой, но Голикова грубо прервала ее, предложив выйти и подождать в коридоре. Через неплотно прикрытую дверь, Тася слышала, как Изольда Наумовна оживлённо читала лекцию своим коллегам:

«Тетраплоидия – редкий вариант хромосомных аномалий, при котором увеличивается полный набор хромосом…» – по голосу Тася слышала, как кандидат медицинских наук упивается возможностью донести до коллег недоступную для них информацию. Для себя ничего нового, кроме поверхностно выхваченных из интернета фраз, Тася не услышала. То, о чём говорила Ахмедова, она уже давно выучила наизусть.

Она ждала, что её позовут обратно, но выглянула медсестра и назвала фамилию следующей женщины. Почувствовав себя отработанным материалом, по которому вынесли вердикт и потеряли интерес, Тася ушла в палату. Легла на кровать, накрывшись с головой одеялом. На душе было мерзко. Она хотела во время осмотра получить больше внимания, помощи, ожидала, что ей расскажут, как избежать вреда, который может быть нанесён ребёнку. Но её заботы никого не волновали.

Через некоторое время палатная медсестра пригласила её в кабинет зав. отделением. Там присутствовали врачи в том же составе.

– Михайлова! Когда и где проходил консилиум по поводу вашей генетической патологии, – похлопывая по ладони свёрнутой в трубочку историей болезни, спросила Голикова.

– Консилиума не было. Мы с мужем решили оставить ребёнка, так как по заключению УЗИ он развивается нормально.

– УЗИ не всегда показывает пороки, – произнесла уже знакомую фразу начмед. – Всё ясно. Выйдите, лечащий врач сообщит вам наше решение.

Тася вернулась в палату. От злобного, презрительного отношения к ней, посмевшей оставить ребёнка, несмотря на медицинское заключение, хотелось выть. Отвернувшись к стене, стиснув зубами уголок подушки, стараясь, чтобы не услышали соседки, она тихо заплакала. Но побыть в одиночестве со своей болью ей не дали. Не прошло и часа, как пришла Нина Юрьевна и снова пригласила к заведующей. В кабинете, кроме Ольги Николаевны, никого не было. Тася прошла и села на стул. По лицу доктора было видно, что она растерянна и подавлена от того, что ей предстояло сказать.

– Начмед потребовала, чтобы я вас выписала. Изольда Наумовна считает, что такое генетические заболевание плода, как тетраплоидия, наука ещё не научилась лечить и, если приедут проверяющие из Москвы, возьмут вашу историю болезни и узнают, что мы лечим пациентов с подобным диагнозом, нас засмеют.

Тася встала и молча вышла из кабинета. В палате никого не было. Она набрала номер телефона своей лучшей подруги детства:

– Наташа, они не хотят лечить моего малыша, – всхлипывая, сказала в трубку.

– Тасенька, как же так? Ты же вчера говорила, что всё хорошо…

– Они боятся, что над ними будут смеяться, что они лечат генетического урода – а–а! Наташка! Я уже не могу больше бороться с этими ветряными мельницами! Здесь одна длинноносая крыса – доцент Ахмедова, прицепилась ко мне. Она никто, должности никакой не занимает, ко мне никакого отношения не имеет, решила умом блеснуть на моём уникальном случае.

– Тася, отправь её подальше! Что она тебе может сделать?

– Не могу – у–у. Она к начмеду, этой старой стерве бегала, наушничала, о том, что лечить меня бессмысленно, только деньги тратить, а та велела выписать меня.

– Не плачь, они не имеют права!

– Имеют! Напишут, что нет специалистов, способных излечить тетраплоидию, а их во всём мире нет, и будут правы.

– Но ты же говорила, что диагноз другой?

– Да, другой! Я сердцем чувствую, что мы попали в этих счастливых два процента. Но они же меня не хотят слышать! – Тася снова горько разрыдалась.

– А Саша с Елизаветой Петровной почему молчат, ничего не предпринимают?

– Они ничего не знают. Я им не рассказываю. Не хочу конфликта. Я знаю, какой шум они поднимут, а у меня на всё это нет сил.

– Тогда сама соберись, успокойся и заставь врачей себя услышать. Кроме тебя, этого никто не сделает. Хочешь, я к тебе приеду? Вкусненького напеку и приеду.

– Уже поздно, сиди дома. Как хорошо, что ты у меня есть. Я же родным и десятой доли сказать всего не могу. Ты бы видела, какими страдающими глазами они на меня смотрят, мне после этого белый свет не мил, так их жалко.

– А ты мне звони. Если всё на душе копить, так с ума сойти можно.

– Хорошо, родная. Прости, тут, кажется, снова пришли за мной.

– Держись. Мы с тобой!

Тася вытерла слёзы и грубо спросила стоявшую у кровати Нину Юрьевну:

– Что, вещи собирать?

– Вас Ольга Николаевна зовёт. Ей нужна выписка с заключением генетика.

Тася порылась в папке с бумагами, взяла нужный документ и пошла к заведующей. В кабинете решительно прошла к столу, села, положив выписку на стол.

– Ольга Николаевна, вы можете меня выслушать?

– Да, конечно.

– Я всё слышала, о чём говорила Ахмедова в смотровом кабинете. Она знает только то, что написано в «Гугле», не больше. При хорионбиопсии в двух процентах встречается мозаицизм, ограниченный плацентой, когда кариотип плода не страдает. Она почему-то ничего об этом не сказала.

– Не думаю, что она даже слышала об этом. Поймите, Тася, ни я, ни кто-то другой в этой больнице ни разу не сталкивались с таким диагнозом.

– Я приняла решение не делать аборт, потому, что по УЗИ ребёнок нормальный.

– Вам уже говорили, что при этом исследовании не всегда видно патологию плода.

– Только не при удвоении хромосом, это не тот случай.

– Честно скажу, вряд ли кто-то знает в этом здании больше, чем вы, о тетраплоидии, но то, что у вашего ребёнка нет генетической патологии, никто не может подтвердить. Это можно узнать, только сделав кордоцетез.

– Я кордоцентез делать не буду.

– Почему?

– В двадцать две недели мне сделают анализ. Потом ждать три недели. Я буду находиться в стрессе целый месяц и нанесу вред своему здоровому ребёнку, тем более сам прокол небезопасен. Даже если диагноз подтвердится, приму, как есть, и доношу его. Я не смогу быть убийцей. Не я жизнь давала, не мне её отнимать.

– Вы не пятнадцатилетняя девочка. Сделали выбор осознано, как взрослая, неглупая женщина.

– Ольга Николаевна, давайте взвешивать по принципу меньшего зла. Если это тетраплоидия, вы, конечно, ничем не сможете ему помочь. А если во всём виновата плацента, и ребёнок здоров? Без оказанной вовремя помощи он родится больным. В первом случае всю ответственность я беру на себя, а во втором, когда кариотип плода окажется нормальным, но вы не выполните свой долг, откажете мне в медицинской помощи, будете виноваты вы. И тогда мне и моему мужу станет всё равно, будут над вами смеяться проверяющие из Москвы или нет.

– Вы мне угрожаете?

– Нет. Поверьте, решение оставить ребёнка далось нам нелегко. Мы приняли его вместе с мужем. Последний раз, когда делали УЗИ, малыш услышал музыкальный звонок телефона и стал танцевать. Ольга Николаевна! У меня в животе не кусок мяса, а маленький человечек, с ручками, с ножками, он чешет свой курносый нос короткими пальчиками, у него бьется сердечко. Вы хотите, чтобы оно остановилось?

Зав. отделением смотрела на сидевшую перед ней женщину с бледным лицом, с опухшими от слёз глазами, полными решимости бороться за жизнь своего ребёнка, и к сердцу прихлынула волна уважения и сострадания. Она видела всякое за долгую работу в гинекологии. Сколько мамаш рыдало в этом кабинете, билось в истерики, расписывая свою горькую жизнь, умоляя сделать аборт на большом сроке беременности. Ни одна из них не вспомнила, что говорит о живом ребёнке. Они хотели избавиться от своих детей, как от свалившейся на них злой напасти. А эта, зная, что есть только два процента из ста, что её малыш родится здоровым, бьется с медицинской машиной, которая всегда считала и считает, что дети с генетической патологией не должны появляться на свет.

– Я не имею право на вас давить и уважаю ваше решение. Как доктор, я обязана выполнить всё, что от меня зависит. Проверяющих мне бояться поздно, главное чтобы моя совесть была чиста. Идите, Тася в палату, отдыхайте, завтра продолжите процедуры. Мы выпишем вас тогда, когда лечение покажет хорошие результаты.

– А начмед?

– Это уже моя проблема.