Текст книги "За тебя никто не решит!"

– У меня заказчик, я не смогу рано появиться в развлекательном центре.

– Приезжай сразу, как освободишься. Павлик будет ждать.

– Обязательно!

Поиск выхода

Тася лежала, не открывая глаз. Александр утром позвонил её шефу, попросил дать ей ещё один день отгула, поэтому на работу сегодня она не пошла. Скоро муж привезёт мальчишек со школы. Паша так ждал этого дня, пригласил своих друзей в «Таинственный остров». Дни рождения сыновей были самыми радостными и весёлыми в их семье.

Надо было вставать, ходить, разговаривать, даже улыбаться в ответ на чьи-то шутки. Но сил на это просто не было.

Она забралась в душевую кабину, долго стояла под горячими струями воды. Протёрев краешком полотенца запотевшее от пара зеркало, взглянула на отражение – на неё смотрела усталыми, пустыми глазами чужая женщина.

«Так нельзя! Пусть душа плачет от боли, но сегодня она будет улыбаться и праздновать. Паша не виноват, что беда постучала в наш дом», – Тася решительно повесила полотенце и отправилась выбирать платье.

* * *

Клоун в рыжем парике, с красным пластиковым носом на резинке и нарисованным улыбающимся ртом, весело и громко приветствуя, встретил их в дверях развлекательного центра. Он быстро привлёк внимание ребят смешными шутками. Выяснив, кто сегодня главный герой, предложил Паше прогуляться по сказочному лабиринту, пообещав, что именинник и его друзья отыщут там массу весёлых сюрпризов. Клоун предложил Таисье пойти с ними, но она вежливо отказалась. Поцеловала сына, поторопила:

– Ну, что же ты стоишь? Иди, развлекайся, все тебя ждут.

– А ты?

– А я здесь, за столиком посижу, кофе выпью. Иди.

Махнув на прощанье рукой, Паша побежал догонять друзей, которые уже скрылись в искусственной роще, закрывающей вход в лабиринт.

«Как хорошо, что сейчас нет проблем с детскими праздниками. Аниматор всё сделает за меня», – с облегчением подумала она, устраиваясь за столик, стоявший под пластиковой пальмой. Вспомнив, что с утра ничего не ела, заказала официантке кофе и слоёное пирожное.

Чтобы не ввергнутся снова в пучину отчаяния, Тася вспоминала, как в прошлом году, по предложению Александра, справляли день рождения младшего сына дома. Нарядившись в костюмы пиратов, они вместе с Максом, разыграли перед Павликом и его друзьями целое представление, а потом устроили настоящий пир. В этом году Паша снова хотел придумать что-нибудь подобное, но папа поговорил с ним, и тот согласился сходить в развлекательный центр.

Воспоминания не помогали. Мир разломился на две половины – до и… после. «До» было солнечным, добрым, пронизанным счастьем, мечтами, «после» – скрывала тьма. Раздумья прервали весёлые голоса и смех ребят. Первыми на импровизированную поляну выскочили Даша и Катя, с которыми Паша дружил ещё с детского сада. Девочки, несли груду мягких игрушек, воздушных шариков, разноцветные книжек, с трудом удерживая их в руках. Следом за ними появился сын и три его друга.

– Мама, смотри, сколько я призов выиграл! – он вывалил перед ней на стол разноцветный ворох. – Там так здорово! Зря ты не пошла.

– Вы, наверное, проголодались. Нам уже накрыли стол, идите мыть руки и будем пировать, – улыбаясь, пригласила Тася.

– Ура – а–а! – закричал Димка. – Я так проголодался, пока по лианам на остров перебрался. Всех опередил!

– Зато я из воздушной пушки корабль пиратов с трёх выстрелов потопил! – похвастался Павлик.

– А я быстрее всех по трубе прополз и спас наш лагерь, – вмешался в спор Серёжа.

– Вы все молодцы, и мальчики, и девочки! Только, пока спорите, ваш обед слопают обезьяны! Побежали мыть руки! – клоун схватил за руки Павлика и Дашу и, мелко семеня, заторопился в сторону туалетной комнаты, остальные последовали за ними.

После обеда Тася хотела отвезти ребят домой. Но детворе так понравилось в развлекательном центре, что они стали уговорили её остаться ещё ненадолго. «Саша задержался, всё равно надо его подождать, пусть веселятся», – уступая просьбе, решила она.

Александр, забрав Максима после школы, приехал через час. Сдав гостей Павлика их родителям, они поехали в «Галактику», где можно было поужинать и дать возможность мальчишкам ещё поиграть на аттракционах, пострелять в тире.

– У тебя такой усталый вид, прости, раньше не мог освободиться, – извинился муж, когда остались вдвоём.

– Не обращай внимания, просто не выспалась.

Разговор не получался. Александр замолчал, отвернулся в сторону зала, где веселились сыновья, Тася тоже смотрела на них. «Где найти ответ на единственный вопрос? Сейчас они беззаботны, ничто не омрачает радость. Если ребёнок родится с патологиями, иначе говоря «овощем», мне надо будет находиться возле него неотрывно. Люди любопытные, будут спрашивать у сыновей «Как ваш братик?», а они будут прятать глаза, стыдиться, замкнутся в себе. Мне ли не знать, какую травму получают дети, в семье которых живёт такой ребёнок. Имею ли я право взваливать на них эту ношу?» – думала она, глядя на хохочущих мальчишек, и тоска тисками сжимала сердце.

Домой вернулись поздним вечером. Саша переоделся и ушёл к себе в кабинет, сказал, что надо подготовить документы. Мальчишки, устав от праздника быстро угомонились. А Тася снова села за компьютер. Никто на всём белом свете, кроме неё, не мог решить: жить малышу, что рос сейчас у неё в животе, или прервать эту жизнь, чтобы не обрекать на муки ни его, ни самых близких для неё людей. Снова перед глазами сухие строчки исследований, таблицы; снова рассказы женщин об испытаниях, выпавших на их долю во время беременности. Но никто из них не писал о тетраплоидии. Неожиданно она увидела знакомые цифры: 92 хромосомы ХХУУ. Женщина по имени Ирина писала:

«Когда мы столкнулись со столь тяжелой ситуацией, я очень искала подобные случаи, поэтому пишу подробно, может, кому-нибудь пригодится мой опыт! Мы приехали в Казань, у меня взяли хорионбиопсию и анализ показал 92 хромосомы ХХУУ. Наш мальчик набрал двойной набор хромосом, это очень редкий случай, врачи толком не могли понять, как это произошло. Генетик принесла книжку, искала информацию для нас, но ее оказалось слишком мало. Она убедила нас прервать беременность, сказав, что это не совместимо с жизнью. Мы пошли собирать подписи консилиума и сдавать анализы, флюорографию, в том числе. Как я ревела перед флюорографией! Не хотела заходить, сердечко чувствовало, что не надо, но меня врачи уговорили. Когда пришли подписывать к заведующей отделением, я просила ее быстро подписать заключение, чтобы уйти, сил уже ни на что не было. Но она сказала, что будет ещё смотреть меня на УЗИ сама. Смотрела минут сорок. Очень удивилась, что направили на аборт, потому что мальчик соответствовал всем параметрам данного срока – никакого воротникового пространства, никакого реверса сосудов (хотя он до этого был) и с сердцем все отлично. Заведующая предложила оставить ребёнка до двадцати двух недель, потом сделать еще раз прокол и взять ДНК из пуповины. Генетик на нее наорала, мол, все равно ребёнок не доживет до этого срока, что при такой патологии плод умирает в утробе матери на третьей – четвёртой неделе. Бедный мой малыш! Столько уже пережил – и прокол, и такой мамин стресс. Я же рыдала сутками, не ела, не спала. Мы решили послушаться заведующую отделением, написали отказную и поехали домой. Сегодня ходила к своему гинекологу, а она сказала: Я бы сделала аборт, не рискнула, если он все-таки родится, будет либо мутантом, либо сверхчеловеком, у нас такого случая в городе никогда не было, ты очень смелая. В интернете нашла, что пишут ученые: «Развитие тетраплоидов человека сопровождается пороками формирования многих органов, и лишь крайне редко такие зародыши вступают в плодный период, обычно они погибают в течение первых двух месяцев беременности. Однако в специальной литературе описаны всего пять живорожденных детей с тетраплоидией. Все дети имели разнообразные пороки строения тела, и срок их жизни не превышал несколько месяцев. А наш развивается согласно сроку… парадокс. Теперь мы ждем, верим и молимся… вот какая штука эта природа».

История, рассказанная Ириной, так была похожа на её случай! Тася листала переписку женщин, искала записи Ирины:

«Мы сделали кордоцентез. Очень долго ждали результата. А теперь хорошие долгожданные новости: КАРИОТИП НАШЕГО МАЛЫША 46ХУ. Долгожданные цифры, наверное, теперь мои самые любимые. Когда мне позвонили и сообщили результат (через три недели), я рыдала от счастья два часа, наверное, не помню точно, потому что время остановилась. Я самая счастливая! Спасибо зав. отделению в городе Казани, которая не подписала консилиум и спасла нашего малыша. Дай Бог ей здоровья и всей ее семье! Благодарю Бога, что услышал наши молитвы и дал нам силы и духа все это пережить. Не спрашивайте, что бы я сделала, если бы результат был иным. НАШ СЫНОК ЗДОРОВ, И НА ЭТОМ ТОЧКА!!!!!!!»

Ниже она нашла ещё одно небольшое сообщение:

«Если кому интересно, 6 февраля 2013 года я родила совершенно здорового малыша, 3850 грамм. Ура – а–а!!! Я теперь мама!!!»

«Он родился того же числа, что и Павлик. Сегодня сыну Ирины исполнился год», – подумала Тася.

Вопросы без ответов кружили в голове. Кто мог дать правильный совет. Родные? Они, как только почувствуют угрозу для её здоровья, единогласно скажут: не рисковать и прервать беременность. Подруги! Она зашла в «Одноклассники». Те, кто был нужен, давно уже спали. Взгляд наткнулся на мигающий огонёк. Отец Виталий, вот с кем можно было поговорить обо всём! Тася вспомнила сон про мужской монастырь, о котором часто вспоминала, а вдруг он какой-то знак свыше? Она написала:

– Отец Виталий, здравствуйте! Кроме Вас не у кого спросить. Недавно мне приснился Нерчинский Успенский мужской монастырь. Ни разу там не была, видела в юности его разрушенные стены, когда проезжала на поезде. Во сне он был восстановленный, чистый, расписанный, но недействующий. Там был человек, который его охранял. Я ходила и рассматривала иконы, написанные на стенах. Утром проснулась и подумала, что нужно туда съездить. Может, вы подскажете, почему он мне снился? Заранее, спасибо.

– Тася! Здравствуй! Может, тебе было Божественное Откровение в такой форме. Возможно, будешь помогать восстанавливать монастырь. Я в своё время увидел во сне храм в Сретенске, через год уже работал там, а ещё через год стал священником.

– Тревожу вас ещё по одному, важному для меня вопросу. Я молилась, чтобы Господь дал нам ребенка, сейчас ждем третьего сына. Правда, со вчерашнего дня у нас начались испытания. Генетик предположил, что у него есть хромосомные отклонения – тетраплоидия. Я перечитала все научные статьи, нет не одного подобного случая нормально развивающихся детей. Все беременности не донашивают до двенадцати недель и множество пороков развития. Но у нас по УЗИ все хорошо, и уже пятнадцатая неделя. Генетик говорит, в таких случаях надо делать аборт, а я сомневаюсь. Утром я опять вспомнила про этот сон. Может, это знак?

– Возможно, сон – подсказка… Возле города есть женский монастырь. Съезди туда, попроси, чтобы молились за тебя и ребёнка, расскажи свою историю. Тебе помогут.

– Честно скажу, вначале, после вынесенного приговора о тетраплоидии, мысль об аборте была. Но из головы не выходит, как на УЗИ он нам ручкой махал, и сон вспомнила… как-то все к одному. Как будто со мной говорят … Про женский монастырь тоже думала, обязательно поеду.

– Тася, аборт – смертный грех. На всё воля Божья! Если будешь верить Господу нашему, то всё будет хорошо.

– Спасибо за совет. Больше вас не беспокою, спокойной ночи.

* * *

– Лиза, что ты не спишь и мне не даёшь, ходишь туда-сюда, – сердито проворчал на жену Семён Андреевич.

– Что-то тревожно мне за Тасю. Из головы не выходит её поздняя беременность… Надо или отпуск брать, или вообще уходить на пенсию и побыть это время с ней.

– Давно пора на отдых! Я уже год как свободный человек, а ты всё со своей больницей расстаться не можешь.

– Было бы кому меня заменить, ушла бы.

– Не придумывай! Это тебе главный врач внушил, какая ты незаменимая. Ему хорошо на тебя все дела сваливать, а ты рада стараться.

– Спи уже, завтра в дорогу! Я Тасе позвонила, что приедем поздравить Павлика на день позже. Они сегодня в развлекательный центр ходили, а я хочу по-семейному, дома отпраздновать. Жаль, что Татьяна не сможет приехать.

В этот день в семье Михайловых больше всех ждал приезда деда и бабушки младший внук. Накинув пуховик, он выбегал из дома, чтобы посмотреть, не едут ли долгожданные гости, и встретил их у ворот первым.

– Вот, кажется, такой как ты хотел, – довольно улыбаясь, произнёс дед, вынимая из багажника машины спортивный велосипед, о котором давно мечтал Павлик.

– Спасибо, деда! – сияя глазами, обнял его внук.

– А меня? – делая вид, что обижена, спросила Елизавета Петровна.

– И тебе, бабуля, спасибо! – освободившись из объятий, кинулся к ней Паша.

– Какой ты у меня стал большой! – целуя, растроганно промолвила она. – Где родители? Что-то не встречают нас?

– Они стол накрывают, а я вас с утра ждал.

За грехи наши…

После обеда Тася и Елизавета Петровна уединились наверху в гостевой комнате.

– Чувствовало моё сердце, что с тобой что-то не так. Почему сразу мне не позвонила? – выслушав рассказ дочери, горестно вздохнула мать.

– Я тогда вообще никого видеть не могла, хотела побыть одна.

– Понимаю… Я бы тоже, наверное, так поступила. Сколько уже недель беременность?

– Аборт ещё можно сделать.

– Скрининг показал, что параметры у малыша в норме. А вдруг в анализе ошибка?

– А если нет? Я боюсь, что это разрушит нашу семью. Я боюсь потерять мужа.

– Ты своей наукой совсем голову себе заморочила! Саша не такой, чтобы тебя в беде оставить, – защитила зятя Елизавета Петровна.

– При чём здесь наука! Я не могу на них всё это повесить, страшно даже представить такое будущее… С другой стороны, если это ошибка и малыш нормальный, я никогда не прощу себе что убила его.

Помолчав, Тася добавила:

– А ещё она сказала, что это может быть мозаицизм, ограниченный плацентой.

Я кое-что нашла из исследований этой патологии, но очень мало.

– Что это такое?

– Это когда идёт сбой в делении клеток плаценты, а не у плода.

– И как-то это может отразиться на ребёнке?

– Такая патология обычно не вызывает нарушений в развитии ребёнка. Нужно только следить, чтобы не развилась фетоплацентарная недостаточности. В одной из диссертаций, где описывался мозаицизм плаценты, я читала, что она может не выполнять полностью своих функций и роды у женщин начинаются раньше срока. При хорионбиопсии берут клетки формирующие плаценту, в двух процентов случаев они могут не совпадать с кариотипом плода.

– Тогда нужно сделать более точный анализ кордоцентез, который покажет набор хромосом у ребёнка.

– У нас такого анализа не делают, надо ехать в Иркутск.

– Значит, поедете. Мы с отцом останемся с внуками.

– Надо ждать до двадцати – двадцати двух недель. Может быть, всё зря? И я цепляюсь за мифические два процента, как за последнюю надежду? Мама, я так устала от неизвестности. С самого начала беременности какие-то страхи накатывались, словно чувствовала: что-то не так, – всхлипнув, произнесла Тася и прижалась к плечу матери.

Елизавета Петровна обняла дочь, пытаясь, как в детстве, укрыть от всех бед.

– Всё будет хорошо, доченька, всё будет хорошо. Ты не думай о плохом, мысли, они материальны.

– Это сказать легко – не думать. Мысли в голову одна страшнее другой лезут. Нам врач, когда делал УЗИ, сказал: «Детей уродов Господь даёт родителям за тяжкие грехи их». И я вот всё думаю, за какие грехи нам это? Мне так тяжело! Я не знаю, что делать.

– Не придумывай! Какой может быть на вас с Сашей тяжкий грех? Работаете, детей воспитываете, нам помогаете. В храм сходи, помолись, может, сердце успокоится.

– Вот и отец Виталий так же говорит. Я с ним переписывалась вчера в «Одноклассниках». Он посоветовал мне съездить в женский монастырь, что за городом.

– Отец Виталий плохого не посоветует, съездите обязательно. Там подскажут, как быть.

– Поедем на той неделе, – Тася высвободилась из объятий и, глубоко вздохнув, попросила: – Ты прости, что я ничего не сообщила вам сразу, знала, что расстроитесь.

– Да разве сейчас в нас дело… Может, мне остаться, пожить у вас?

– Зачем? Будешь смотреть на меня вот такими глазами? Ты думаешь, мне от этого будет легче? Нет, поезжайте домой. Отцу ничего не говори. Ты хотя бы понимаешь, что для меня угрозы нет, а он придумает что попало…

– Хорошо, уедем! Только обещай больше ничего от меня не скрывать.

– Прости, мама, что так негостеприимно встретила. Но мне с этим надо справиться самой.

* * *

За окном машины проносились поросшие лесом заснеженные сопки. В салоне было тепло, уютно урчал мотор. Семён Андреевич, пытавшийся в начале пути разговорить жену, оставил её в покое и, чтобы веселее было ехать, включил радио. Елизавета Петровна молчала, погрузившись в тяжёлые раздумья. Вчера, когда дочь спросила: «За какой тяжкий грех им такое наказание?», она даже возмутилась «Надо же было придумать такое!». Но ночь выдалась бессонной, почти до утра она перебирала в памяти то, что давно старалась забыть:

«Видно, за мои грехи, доченька, наказал тебя Господь! – с горечью думала она, стараясь задавить боль в груди. – Мы тогда даже грехом это не считали. Думали, долг исполняем – избавляем женщин от беды. Работали в операционной, как на конвейере. Сил хватало только на то, чтобы успеть сделать запланированное на день. Роботы равнодушные.

А оно вон как догнало… Как я могу тебе рассказать, что значит аборт на большом сроке? Ребёнка выскребают по частям, а потом его утилизируют с другими отходами. Про малое кесарево и говорить страшно! Ребятишек вытаскивали из матери живыми, некоторые пищали, а их, как котят в ведре с водой топили! Не выдержала я тогда больше недели в той операционной, попросилась в другую. Только грех-то, всё равно на мне остался», – думала она, украдкой вытирая невольно бегущие по щекам слёзы.

– Может, скажешь, что произошло у дочери? – не выдержав, спросил муж.

– Жалко мне её, токсикоз, беременность тяжёлая…

– Что-то раньше я не замечал, чтобы ты из-за этого плакала.

– Старею, наверное, сентиментальной стала, – отыскивая в сумочке платочек, ответила Елизавета Петровна.

– Значит, не расскажешь что за беда у Таси?

– Ты на дорогу смотри, не отвлекайся, а то накликаешь беду на всех, если аварию сделаешь, – сердито ответила жена и отвернулась к окну.

Однако дома не выдержала и, несмотря на дочерин запрет, вечером всё рассказала мужу.

– Я, конечно, ничего не понимаю в вашей медицине, только неоткуда в нашей семье плохому семени взяться. Пустое, все эти анализы. Нормальный внук у нас родится и больше чтоб я таких разговоров не слышал, так и Тасе передай, – хлопнув ладонью по столу, сурово сказал Семён Андреевич. Потом помолчав, посоветовал: – Ты сватье позвони, а то она там от такой новости, наверное, с ума сходит.

– Да позвонила уже, плачет она и тоже твердит, что не верит никаким анализам.

– Ну, вот и хорошо. Спать пора, что-то устал я с дороги.

Монастырь

Всехсвятский женский монастырь находился километрах в двадцати от города. Тася и Александр выехали после обеда, и, пока добрались до нужного места, время перевалило за полдень. Зимнее холодное небо, затянутое тучами, навевало на землю сумрак. Казалось, что солнце вот-вот закатится за заснеженные сопки и наступит ночь.

Они оставили машину возле зелёной металлической ограды и через большие ворота, которые оказались незапертыми, вошли на территорию монастыря. Разметённая от снега дорожка, выложенная бетонными плитками, вела мимо резной беседки к двухэтажному кирпичному зданию с луковичной главкой. Отыскав вход с иконой Иисуса Христа над дверью, они перекрестились и вошли в помещение церкви.

Посетителей в притворе не было. Только в церковной лавке за витриной стояла пожилая монахиня. Взгляд матушки, светящийся добротой и участием, ободрил обоих. Она приветливо улыбнулась, словно ожидала их прихода. Тася спросила, как к ней обращаться.

– Матушка Василина, – ответила та.

– У нас случилась беда, мы приехали к вам за помощью, – начала рассказывать Тася о том, что привело их в обитель. Она поведала женщине в чёрном одеянии всё, что накопилось за время, прошедшее после приговора, вынесенного её ребёнку. Сбиваясь и возвращаясь к уже сказанному, она говорила о своих метаниях в поисках правильного решения, о боле и страхе, что преследовали её. Монахиня, глядела на Таисью спокойными мудрыми глазами, внимательно слушала сбивчивый рассказ, ни разу не перебив. Когда Тася замолчала, матушка подала ей и Александру свечи и сказала:

– Аборт – это смертный грех. Надо помнить: что бы с нами ни случилось, на всё есть воля Господа нашего. Молитесь.

– Я не знаю таких молитв, матушка Василина, – покраснев, произнесла Тася.

– Слова сами придут, сердце подскажет.

Они вошли в молельный зал. В вечернем полумраке мерцали лампады, на высоких подсвечниках горели свечи, пахло ладаном и расплавленным воском. Перекрестившись, Тася и Александр зажгли свечи и поставили их у икон Христа Спасителя и Пресвятой Богородицы. Маленький храм был наполнен покоем. Возникало чувство присутствия какого-то доброго духа, глубоко проникающего в душу, от этого приходило ощущение единения, слияния с окружающим. Вера во всесилие Господа, о которой они вспоминали только при случае, нахлынула остро, осязаемо.

– Господи! Помоги мне вынести то, что послал мне в испытание. Я не знаю, за что оно мне, но верю, заслужила его. Прости меня, грешную, что замыслила убить дитя своё нарожденное, которое сама же вымолила у тебя, – шептала она слова, идущие от самого сердца.

Слёзы текли по щекам, принося облегчение, смывая с души накипь, которой она покрылась, следуя за холодным рассудком. Тася просила милости для ребёнка и защиты от тьмы, что окружила её, благодарила за надежду, которая пришла на место отчаяния. Излив в молитве свою боль, она замолчала, глядя на лики святых просветлённым взглядом. Горячая ладонь Саши коснулась её руки. Не говоря друг другу ни слова, они перекрестились и вышли из храма. Матушка Василина ждала в притворе.

– Вы знаете, мы чаще стали надеяться на себя и забываем уповать на Господа, – заговорила она. – Вам нужно оставить гордыню, доверить себя воле Божьей и молиться.

Слова матушки были как откровение. Она словно открыла в тёмной комнате окно, и свет пролился на то, что они знали всегда, но разум закрывал доступ к пониманию простых и понятных заповедей: «Верь в Господа своего, возлюби ближнего своего, не убий …»

– Спасибо! – благодарно произнесла Тася.

Они вышли из церкви и остановились на крылечке, поражённые произошедшей переменой. Тучи, накрыв монастырский двор лёгкой порошей, развеялись. Белоснежное покрывало искрились под лучами вырвавшегося из плена облаков солнца, освещая всё вокруг неземным сиянием.

– Божью благодать ангелы принесли, – сказала матушка Василина, которая вышла из храма следом за ними.

– Хорошо-то как тут, спокойно… даже уезжать не хочется.

– Пошли, прогуляемся, – предложил Александр, взяв жену за руку.

Они брели по дорожкам мимо монастырской звонницы, келейного корпуса, хозяйственного двора, гостиницы для паломников.

– Тася, я понимаю, какой это был удар для тебя, поэтому молчал, ждал, когда ты успокоишься, перестанешь искать ответа в интернете, и захочешь поговорить со мной, – начал разговор Саша. – Я рад, что мы приехали сюда. Твоя беседа с матушкой Василиной на многое мне открыла глаза. Ты боишься, что если ребёнок родится больным, я не выдержу такой ноши, и уйду из семьи. Как ты могла подумать обо мне такое! Малыш – мой сын. Мы вместе отвечаем за его судьбу. Я категорически против аборта. Мы пройдём этот путь вместе, до конца, каким бы тяжким он ни был. И прошу тебя, говори мне обо всём, что тебя тревожит. Я не могу больше выносить твоё молчание и пустой взгляд в никуда.

– Этот разговор ждали мы оба. Не буду обманывать, я, действительно, боялась потерять тебя. Ты молчал всё это время, и я решила сделать страшный выбор сама. Ты даже не представляешь, какой груз снял с меня, приняв решение за нас двоих. Да, мы будем бороться за нашего ребёнка, и верю, что Господь услышит наши молитвы.

Чтобы обрести веру в благополучный исход, Таисья и Александр решили считать, что тетраплоидный набор клеток был у плаценты, а не у плода. Вероятность такого диагноза, была всего два процента, но они ухватились за них, как утопающий за соломинку.