Текст книги "Мой выбор"

Глава 3

Я еще занималась изучением собственного отражения, обнаружив помимо красоты неземной и несколько подозрительных, как будто недосмытых, бурых мазков на коже то тут, то там, но вдруг послышались уже вполне отчетливые голоса. Кто-то вошел, судя по всему, в мой типа бордельный будуар. И был этот кто-то не один, потому как я успела расслышать спор как минимум двух голосов. Немного шепелявый, как из того кошмара на камне у огня, и второй, однозначно мужской. Ага, именно так. Глубокий, из тех, что принято называть хорошо поставленными, с легко уловимыми властными нотками.

– Светила наши, еще слишком рано! – это частил шепелявый. – Кио Хитоми еще не восстановилась полностью и не способна приветствовать вас как положено!

В его голосе мне отчетливо послышался испуг.

– Ее нет в постели, – возразил ему второй, – то есть силы встать у нее нашлись. Значит, и встретить нас их достаточно.

А вот тут от голоса прямо-таки разит запредельной заносчивостью. В постели нет меня, то бишь и речь обо мне. Ну и как это «как положено», и кого я должна мочь приветствовать по восстановлении, и что за персона там охреневшая, которая требовать этого готова от едва стоящего на ногах человека. Ладно, я стояла на них вполне уверенно, и взгляд на отражение в зеркале прозрачно намекал, что на человека прежнего в полном смысле слова я не тяну. Ой. А хвоста хоть нет?

Выяснить это я не успела. Дверь распахнулась. Показалась согбенная подобострастно спина носителя балахона, темно-фиолетового, кстати. Он пятился, а теснили его двое… хм… Светил. В принципе, очень точное определение. Двое высоких, худощавых мужчин, похожих, как клоны. И слепящих глаза равномерной позолотой повсюду. В смысле у них были богатые шевелюры именно золотого, а не какого-нибудь соломенно-желтого, медового или просто блондинистого цвета. Кожа тоже излучала мягкое свечение более светлого, но опять же именно золотистого цвета. Не загар, приближенный к такому оттенку. Нет. Будто напыление на коже, и даже присущий драгоценному металлу блеск присутствовал. Опять же одежда не выбивалась из общей гаммы. Сверкающее сплошное золотое шитье с множественными вкраплениями таких же золотистых камней. И глаза, что уставились на меня, – две пары с золотистой радужкой. Я замерла, не зная, как реагировать, а в голове снова закрутилась какая-то чушь. Вроде того, что золотые брови и ресницы – так себе зрелище, к такому привыкнуть надо, чтобы не пялиться. Краска, интересно, для кожи не слишком вредная? Дерматит потом не задолбаются лечить? Да и костюмчики эти, сплошь расшитые, у них весят немало небось, охота бы была на себе такое таскать.

– Кио Хитоми! – произнес золотой мужик слева таким тоном, будто чего-то ожидал.

Чего? Судя по тону – как минимум падения к его стопам, коленопреклоненного лобызания рук или типа того.

– Кто? – автоматически спросила я.

Балахононосец развернулся на месте с ловкостью фокусника, не разгибая спины, и больно вцепился в запястье, дергая меня вниз, и зашипел едва слышно:

– Преклони колени перед Светилами! – Ага, то есть мне не показалось, и с ожиданиями на мой счет визитеров я не ошиблась. И вот теперь я увидела его лицо и чуть не шарахнулась. Землисто-серая морщинистая кожа и крошечные черные, напоминающие птичьи глазки. Сходство усиливал крючковатый нос и седые лохмы над острыми ушами. Страсть господня!

– Я же говорил, что она еще не восстановилась, Светилы! Не понимает, где и перед кем, – шепелявил он уже золотым, дергая меня вниз, чуть не выдирая руку из сустава.

Я только открыла рот возмутиться, как поводов для возмущения прибавилось.

– Оставь ее, Вайс! – велел правый золотой, и они стремительно подошли, по сути, налетели на меня, оттеснив противного псевдоптица в балахоне.

Не успела и ойкнуть, как один из Светил, я и не уловила кто, сдернул с меня покрывало, отбросив в сторону тяжелую ткань, как тончайший носовой платок.

– Да что вы…

Золотые цапнули меня каждый за запястье со своей стороны, не заметив моего сопротивления, подняли мне руки, вцепившись и ощупав сверху вниз и обратно изучающими беспардонными взглядами. Как вещь или животное на рынке. Отпустив, закружили вокруг, что две акулы, примеривающиеся, какой кусок отхватить.

– Как вы смее…

– Ну хоть в этот раз вы, похоже, ничего не испортили.

Опять будто и не заметив моей попытки возмутиться, один из них обхватил мой подбородок, властно поднимая лицо, и всмотрелся. Жутко так. Вроде на меня, в глаза, но словно и сквозь, не меня видя. Но по-настоящему меня другое шокировало. Возбуждение. Оно обрушилось, как окатив меня с макушки до пят, ударив и в низ живота и под дых. Сроду ничего такого я не испытывала. Особенно потому, что ощущалось оно мощнее некуда, но не моим! Чуждым. Инородным. Не тем самым «ее тело предало», как в книгах. Меня не предавало ни разу, не то чтобы я эксперт в вопросах внезапного и неуправляемого утекания мозгов между ног. Возможно, с мужчинами я такими, провоцирующими этим предательства и утекания, не пересекалась, но не суть. Главное было то, что меня как мороком похотливым одурманило и обездвижило, отняв и способность говорить заодно. Язык будто мощнейшей анестезией сковало. И вот тут-то стало страшно наконец. Прямо-таки жутко, но на общее состояние, оно же дикий приступ вожделения, это никак не повлияло. Золотой, не отпуская моего подбородка, ласкающе провел большим пальцем удерживающей руки по моей щеке, и у меня задрожало мелко-гадко-необоримо внутри, те самые пресловутые мышцы лона или еще чего, и, к своему отвращению, я почувствовала, что по внутренней стороне правого бедра тягуче потекло, а спину неумолимо прогнуло. Из груди полился протяжный пошлый стон, палец золотого скользнул по губам, и я (или не я, черт его разберет, и провалиться бы ему) обхватила его губами и обласкала подушечку языком с готовностью хорошо вышколенной хозяином собаки, мыча при этом, как маловменяемая. И это уже до такой степени возмутило меня, что ярко вспыхнувшее на подобное дикое состояние бешенство мгновенно выжгло гадкий морок, как свет рассвета нечисть. Я отшатнулась, потеряла вдруг равновесие, колени подогнулись, и рухнула под ноги золотым.

Ни один из них даже не дернулся меня поймать и руку подать, помогая подняться. Уставились сверху в явном раздражении.

– Светила, я же говорил, что кио Хитоми еще не восстановилась! – метнулся ко мне только ряженый в балахон.

– Сколько еще? – раздраженно спросил золотой слева.

– Сутки. Или двое.

– И мы надеемся, что к тому времени этот мерзкий шрам тоже исчезнет, – с заметной долей брезгливости не уточнил, а велел правый золотой.

– Да-да, непременно, – закивал слуга подобострастно, поднимая все же меня за плечи.

– Двое суток, – подвел черту один из Светил. – Кио Хитоми, мы скучали по тебе.

Прозвучало это «скучали» как «нам похрен, насколько ты будешь в порядке через двое суток, мы возьмем что хотим».

И они вымелись из ванной все вместе, а я осталась стоять, вопрошая себя, что это было и чего от меня хотят. Хотя нет, вопросом вопросов было, какого такого черта со мной происходило.

Окончательно отдышавшись, прогоняя дикий морок похоти, я поплескала водой на лицо, продолжая привыкать, что оно теперь мое. Воспользовалась остальными удобствами, с облегчением констатировав, что ни хвоста у меня не нашлось, ни других каких-то радикальных изменений в анатомии тоже вроде не выявлено. Как и цистита, славатехосподи, после возлежаний на холодном камне.

Вернулась к зеркалу, еще покрутилась. Странно-то как. Это… ну, в смысле я была сложена, почти как рисованный перс из анимэ. Не совсем уж по-мультяшному, но все же. Эдакие суперидеальные формы, не считая груди. И спасибо, если честно. Я представила, как выглядела бы даже со своей родной на этом гиперизящном теле и передернулась. Это сразу уже не просто перс анимэ вышел, а того его разряда, что 21+.

Желудок опять заурчал. Кормить меня никто не спешил, псевдоптиц тоже не возвращался, видимо обихаживая этих Светил. Пойти на поиски пропитания самостоятельно? Глянув на дверь, я заскочила по-быстренькому в огромную, как на целую толпу, ванну, ополоснулась в темпе, смывая все бурые потеки, что нашла, и завернулась в отрез мягкой ткани, стопка каких была сложена на подозрительно широкой скамье у ванны-гиганта. И только тогда разглядела на той же скамье еще кучу разложенных предметов и в панике сглотнула.

– Твою же мать! – прошипела, обозревая целую коллекцию вещиц, предназначение которых сложно было истолковать двояко. И нет, судя по этому арсеналу шаловливого извращенца, мои первоначальные мыслишки о том, что больно уж все смахивает на бордель, подтверждались. А значит, и по поводу того, за чем явятся эти Светила через два дня, версий не слишком много оставалось. Собственно, одна. И я на такое не готова подписаться. Но великих мозгов не надо, чтобы понять, памятуя мою неестественную реакцию на золотых засранцев, что мое мнение в этом вопросе ни черта не решает.

Кусая губы и уже откровенно паникуя и бесясь одновременно, я вышла в будуар и принялась выглядывать в окна. Походу, это был какой-то внутренний двор, занятый роскошным цветущим садом и со всех сторон окруженный стенами здания. В окнах напротив кто-то мелькнул, и я шарахнулась на всякий случай. Мои окна были где-то на высоте пары метров от земли, выбраться – ерунда делов, но что-то пользы от этого не вижу. Если этот двор замкнут со всех сторон, то куда из него попадешь? Стоп! Соня, блин, а не следует ли начать с вопроса, где ты в принципе и куда попадать собралась?! И так уж попала… Явно же, судя по отражению в зеркале, вопрос не стоит о возвращении в привычное пространство, потому как, на минуточку, тело свое бы для начала вернуть. Если это возможно. Я еще раз потрясла головой, поражаясь тому, как же это вообще в голове у меня укладывается. Переселение это. Но некоторые вещи приходится воспринимать как свершившийся и вполне осязаемый факт. Для подтверждения осязаемости я себя больно ущипнула за идеально стройное бедро. Так, факт есть факт. Дальше что? Информация. Кто, где, зачем, на кой черт? И поесть. Ей-богу, я пополам сломаюсь уже, если не найду, чем набить свой впалый живот.

Глава 4

Осмотр большой комнаты помог быстро обнаружить платяной шкаф. Настроение при виде его содержимого опустилось еще ниже. Будто бы есть еще куда. Вся одежда была поделена на две части. Относительно приличные наряды, роскошные струящиеся платья ярких цветов с богатым шитьем длинным рядом в полстены справа и такое же количество абсолютно порнушных тряпочек, ленточек, корсетов и прочего понятно и наивному для каких целей барахла. Сука!

Выбрав желтое приличное платье без обилия вышивки и камней, я облачилась в него. Сунула ноги в вычурные туфли с на редкость неустойчивыми изогнутыми каблуками и закрученными лихо носками. На втором же шаге чуть не рухнула, потому как выяснилось, что подол безбожно цепляется за эти дико закрученные носки. А неустойчивость все еще и усугубляла. Обуви другого фасона в шкафу не было. Девиз «красота требует жертв» тут явно в ходу. Вот уж никогда это не было моим жизненным принципом.

– Черт с вами, – пропыхтела себе под нос.

Идти получалось только крошечными семенящими шажками. Мне подумалось, что от такого у меня должны адски разболеться икры уже минут через пять. Но нет. Очевидно, это тело к такому передвижению было привычным. Вышла из будуара.

Небольшой коридор с дверями в обоих концах. Пошла в одну сторону. Дверь открылась в тот самый сад, что был виден из окна. Ясно, выпрыгивать необходимость отпадает. Другая же вела в еще один коридор, шире, длиннее, с нишами, занавешенными тканью, и тумбами со всякими предметами искусства. При ближайшем рассмотрении предметы эти оказались статуями, бюстами, просто отдельно головами все тех же Светил. Культ двух личностей. Ну, ожидаемо, чего уж.

Впереди были слышны голоса и смех, и я пошла на них. Коридор, свернув за угол, закончился распахнутыми настежь двустворчатыми дверями, ведущими в огромный зал. И он не пустовал. Я притаилась в ближайшей к нему нише, обнаружив там небольшой диванчик. И весьма символичную удлиненную подушечку на полу. Угу, этому больше не удивляемся.

– Кио Инсара, прекратите вы метаться, словно рхина в клетке, – произнес один женский голос, в котором звучала изрядная доля насмешки.

– Да, действительно, вы этими хождениями разрушаете мое душевное равновесие, – поддакнула ей еще одна женщина. И там захихикали.

– Они ушли! – с трагическим придыханием ответили им. – Просто навестили эту… Хитоми и ушли! На меня едва взглянули, хотя я пригласила их в свой будуар и буквально истекала для них.

Истекала? М-да. И, походу, говорят обо мне. В смысле о той Хитоми, в которой я сижу.

– Что с того? – фыркнула собеседница королевы драмы с протекшим днищем. – Наши Светила вольны посещать любую из нас или отказываться от этого. Не сегодня, так завтра. Значит, они не нуждались ни в ком из нас.

Кто-то пошушукался, и раздался взрыв смеха. Очень, похоже, нетрезвого.

– О, вы бы так не смеялись, кио Ясира, если бы перестали заливать глаза флопсом и потрудились посчитать, сколько раз наши Светила посетили нас с момента появления этой Хитоми! И что только они нашли в этой безродной?!

– Очевидно, молодость, красоту и новизну. Это проходяще, кио Инсара. И скоро их внимание вернется к нам, – безразлично ответили ей.

– Вы так говорите, потому что никогда и не испытывали истинной страстной любви к нашим Светилам и не стремились угождать им, отдавая себя целиком, как я! – продолжала истерить первая.

– Честь вам и хвала, что вы стараетесь за всех нас, беспутных, – снова одарили ее невозмутимой саркастичностью.

– Мое сердце рвется на части! – навзрыд выдохнула Инсара.

– Да тебя ломает, наркоманье конченое, – раздался тишайший шепот где-то совсем рядом с моим убежищем, и я от неожиданности подвернула ногу на гадских каблуках и охнула. Негромко, но тот, кто был за занавесью, наверняка слышал, и скрываться дальше смысла не было.

Я отодвинула ткань и уставилась на женщину, сидящую в кресле на больших колесах, больше всего напоминающее инвалидное. Молодая, сногшибательно красивая, с просто роскошной копной огненно-рыжих волос, потрясающей кожей и абсолютно пустым взглядом ярко-зеленых глаз. И это при том, что мне голос показался мужским. Я на всякий случай зыркнула в обе стороны коридора, но никого больше не было. Хотя, учитывая наличие тут этих ниш, не факт, что обладатель голоса не прятался в одной из них. Однако устраивать поиски я точно не собиралась. Кресло с рыжей красавицей медленно катилось в сторону зала как бы само собой, и я пристроилась сзади.

– Вы не испытываете яростного стремления отдавать всех себя нашим Светилам! – продолжила чокнутая баба с посылом «стыд и позор вам».

– Зато вы его испытываете за всех нас, – насмешливо ответили паникерше.

– Испытываю! И напоминаю вам, что Хитоми пережила обряд подселения, а значит, теперь имеет все шансы заполучить еще больше внимания Светил.

– Больше внимания – короче жизнь, – тихо-тихо ответил кто-то и фыркнул насмешливо, и тут я уже вошла в зал.

Чего?

– О, кио Хитоми, вы уже на ногах! Мы так рады за вас! – послышалось со всех сторон дружно, громко и в высшей степени лживо.

Женщины, всего пять штук, разодетые в яркие разноцветные платья вроде моего, сидели в креслах, возлежали на кушетках. В зале – просто море цветов в вазах, за распахнутыми окнами тоже буйство цветущей флоры, столики с какими-то угощениями около каждой. И ожидаемо – они все красивы. Каждая по-своему, но однозначно великолепны.

– Шрам еще не сошел? Выглядит ужасно, – сообщила возлежащая с бокалом дама в лавандовом, яркая шатенка со смугловатой кожей и интенсивно-голубыми глазами. И вот ее голос прозвучал искренне и чуток нетрезво. Она отсалютовала мне и отхлебнула.

– Вам наверняка еще не стоило вставать, кио Хитоми! – кинулась ко мне навстречу темнокожая красавица, напоминающая те самые экзотические африканские статуэтки, на которые я загляделась как-то, зайдя в антикварную лавку.

Ага, вот и истеричка опознана. И взгляд шокирующе прозрачно-желтых на фоне шоколадной кожи глаз полон сдерживаемой, но однозначно лютой ненависти. Красивая. Ну чисто змея. Ведь, как ни крути, и в них есть красота, пластичность, совершенство формы и смертоносность при этом.

– Послушайте… ай! – Я только собиралась вывалить на них кучу вопросов, с пояснениями, что на внимание этих крашеных золотомордых не претендую, как ощутила болезненный удар по своей голени. Такой сильный, что я едва сдержалась, чтобы не запрыгать на одной ноге, шипя.

Обернулась, но позади было только кресло с недвижимой и безразличной ко всему рыжей. Она по-прежнему пялилась в никуда, и очень сомневаюсь, что двигалась, тем более могла меня пнуть. Быстро осмотрела пол вокруг себя. Может, тут животные какие-то? Нет, ничего подобного.

– Что, кио Хитоми? – «встревожилась» Инсара, а у самой чуть физиономию не перекосило от радости. – Вам плохо?

Сколько же искренней надежды в этом вопросе.

– Она наверняка дико голодна, – вмешалась алкашка в лавандовом и икнула. – Голод – это первое, что я помню после обряда. Эй, хиги, принесите пищу кио Хитоми! И мне прихватите чего-нибудь!

– Присядьте, кио Хитоми! – потянула меня к ближайшему креслу Инсара, наверняка желая на самом деле мне прилечь в могилу. – Сейчас принесут пищу. Но будьте осторожны, силы нужно набирать не торопясь. Наши Светила будут безмерно расстроены, если вы начнете болеть и у обряда появятся последствия. Например, как у кио Гройли, – и она зыркнула на рыжую, что медленно катила на своем кресле мимо меня.

– Да уж, у меня прямо мороз по коже, как гляну на эту бедолагу, – встряла в разговор блондинка, сидевшая у окна. Как и все – красивая, высокая, изящная, большеглазая да еще и остроухая. – Почему ее сразу же не умертвили из жалости, раз толку от нее все равно никакого? – Ага, а еще она и «добрая», как погляжу.

– Потому что киор Вайс заверил Светил, что он в ближайшее время исправит все, – ответила ей лежащая на кушетке с книгой еще одна местная женская особь.

Общие внешние характеристики все те же, что и у всех присутствующих, включая меня, только пышная грива у нее была черная с красноватым на свету отблеском. Божечки, мы тут напоминаем коллекцию на любой вкус и цвет. Думается мне, ею и являемся.

– Ну еще бы он их в этом не заверил, – хохотнула антагонистка здорового образа жизни.

Я устала только слушать и рот открыла все же задать миллион своих вопросов, но вдруг у рыжей, как раз катившей медленно мимо моего кресла, оттопырился средний палец и длинный острый ноготь черкнул по моему локтю. И вздрогнув, я на этот раз успела уловить некий проблеск жизни в мгновенно опять опустевших зеленых глазах. И если я правильно поняла, то это был четкий «заткнись!» посыл. Ну я и заткнулась.

Буквально через минуту, за которую у меня успела разболеться голова от фальшивого воркования надо мной Инсары, приземистые, едва ли по грудь здешним дамам существа принесли блюда с закусками и сноровисто сервировали столик передо мной и продолжающей заливать голубые очи дамой. Прежде чем приступить к еде, я незаметно понаблюдала за ней, подмечая манеру поведения за столом. К каждой закуске тут прилагалась изящная золотая вилочка на длинной ручке и как минимум три вида соусов. Подцепив ближайшее ко мне нечто, я окунула его в другое розоватое нечто и нарочито оттопырив мизинец, сунула в рот. Вкус… очень странно ощущался. Словно внутри вспыхнул моментально конфликт между частью меня, что очень привычно находила его более чем приятным, и второй частью, что, собственно, я и есть, и вот я как-то не восторге была. Но мужественно сказала себе, что набить воющий желудок сейчас важнее, чем погурманствовать. Так что цепляла, макала и глотала. Подумаешь, есть люди, что считают деликатесом сюрстремминг и касу марцу. Здесь по-крайней мере не воняло тухлым и ничего не шевелилось.

– Кио Хитоми, наши киоры уже сказали вам, когда ожидают вашего проявления? – уселась, прекратив наконец тусить надо мной, темнокожая завистливая пиявка.

Чего? Проявления? Будто бы я знаю, о чем она. Поэтому ответила просто:

– Нет.

– Ах, наверняка вам обряд дался невероятно тяжело, – продолжила она доставать своим псевдосочувствием. – Не в моем праве обсуждать решения наших Светил, но все же обряд для той, кто не рожден был для него изначально, – такое рискованное дело. Хотя это же наша обязанность и радость служить нашим Светилам и даже умереть в угоду им, продолжая обожать безмерно. Ведь так, кио Хитоми?

– Угу, – кивнула я, стараясь не думать о вкусе, только о процессе насыщения. Господи, да как же тебя бомбит, тетка! Уже и на пренебрежение к моей жизни намекнуть успела, и подчеркнуть мизерную значимость, и смешать с общей толпой таких же незначимых. Вот же старается болезная. Да пофиг. Сонька слушает да ест.

– А мне раньше казалось, что вы не слишком жалуете мискас, кио Хитоми, – влезла в трепотню темнокожей доставалы пьянчужка в лавандовом, кивая на очередной подцепленный из новой тарелочки кусочек. Я уже съела два таких и ближайший аналог вкуса – это старый волокнистый кабачок, чуток отваренный без соли. Ни один из двух уже попробованных соусов вкуса не улучшал. И чем менее голодной я становилась, тем тяжелей впихивалось.

Так… Это я типа прокололась?

– Ой, а у меня после обряда тоже сильно поменялись вкусы, причем надолго, – выручила меня блондинка. – Очевидно, у этих людей весьма они своеобразны. Все наши роскошные яства казались ужасными, пока чужая сущность не утратила себя окончательно и не развеялась.

Вот тут у меня кусок встал поперек горла. Это что значит? Что скоро я исчезну? Развеюсь? Какого черта?

Резко вскочила, едва не опрокинув стол. И именно этот момент выбрал балахонистый птиц для своего появления.

– Кио Хитоми! – взвизгнул он и понесся ко мне через зал. – Что же вы делаете?! Вам нельзя есть такую тяжелую пищу так скоро после обряда!

Меня внезапно затошнило, и я обвела зал с красавицами растерянным взглядом, встречая повсюду в ответ злорадные. Вот ведь гадины! И только в пустых очах рыжей мумии опять мелькнуло нечто очень похожее на предупреждение. А дальше мне стало не до них всех. Сбросив проклятые туфли я рванула из зала, зажав рот.