Текст книги "Бобры добры"

Глава 5

Александр

– Это что за долбанутая *бола там была в твоем исполнении? – накинулся на меня Лёха, как только я вернулся в тачку, доведя скрытно Рубцову до подъезда. Наш объект нырнула в проходной двор, попросив ее высадить в двух кварталах от своего дома. Конспираторша, бля. Типа если бы нам было нужно, мы бы тебя за пять минут бы тут не нашли. Даже если бы и так не знали, где живешь.

– М? – покосился я на брата. Само собой, слышал я его прекрасно. Но вот говорить и отвечать на его вполне обоснованную претензию не хотел.

– Не придуривайся! Ты знаешь, о чем я, и вот эта рожа кирпичом твоя не прокатит, – горячился он. – Какого хера ты на Ксюху кидался? Что это вообще за «или говори, что надо, или у*бывай» х*йня?

Ксюху? Выходит, мне не показалось, что этот придурок стойку на нее сделал. Хотя какая там стойка. Стояк у него на объект, походу, железный. Вот ведь дебил, прости господи! Хотя сам-то…

– А что не так? Она же общения с отморозками хотела, вот я ей его и обеспечил.

На самом деле никакой сраной логики сейчас я в своем поведении не усматривал. Сейчас. Но не тогда, когда эта гадюка с ангельским личиком и потерянным каким-то взглядом была рядом. Я как на нее смотрел, злостью какого-то хера аж придушивало, корежило прямо. Я не вчера на белый свет народился, и с тем, что красивые бабы бывают меркантильными брехливыми стервами, шлюхами кончеными, суками злобными и завистливыми, сталкивался частенько. И мне на это по большей части было срать. Реальность нужно принимать, как она есть. Но вот Рубцова эта выбешивала. Своей лживой трогательной невинностью, в которую она прямо вся была укутана, как в кокон какой-то. Взглядом пронзительным глазищ синих-синих, что тебя как насквозь прошибал, зацепив даже краем. Внешностью безобидной, по-настоящему изысканно кукольной, без пошлости и грамма приторной слащавости. Миниатюрностью своей, вызывающей потребность встать между ней и всем дерьмом вокруг и не дать ничему до нее добраться. Бесила тем, что при всем этом ее хрупко-воздушном облике милоты отстраненной я к ней не ощущал. И не потому ведь, что знал – она на самом деле хладнокровная дрянь, задумавшая навредить кому-то, а то и убить. Мне ее хотелось. Да так, что аж дышать через раз стал, как только рассмотрел ее. Прикрутило так, что прям в коленях слабину поймал и четкость зрения на несколько секунд потерял. Яйца поджались, как если бы их в кулак кто зажал, потемнело все, в легких воздух окаменел. Смотрел, как она губами бледненькими своими шевелит, обращаясь к торгашу, а в башке такое творилось… Сграбастать, утянуть в первый попавшийся укромный угол, содрать все ниже пояса, задрать тряпки до подбородка, дернуть ширинку и вдуть ей так, чтобы с ходу по самый корень. Долбиться, чтобы подкидывало ее, невесомую, растирало спиной по стене, и смотреть в лицо это ангельское не отрываясь, пока оргазмом не расхреначит. В идеале обоих. Но можно и меня одного. Потому что вообще не заслужила. Потому что так ей и надо! Нечего такое с моими мозгами вытворять своей невинностью этой, и гадина так-то. Мне даже в лоб ей предложить захотелось: ты со мной трахаешься – я мочу, кого там тебе надо. Ясное дело, что все это вранье, но коварные суки честного подхода и не заслуживают. И приспичило услышать, как она соглашается, подтверждая полностью то, что тварь она в душе конченая. Трахнул бы я ее, если бы согласилась? Да, однозначно. Стыдно ли мне за такие скотские мысли? Тоже да. Но не настолько, чтобы перестать хотеть эту ангелоподобную дрянь. И ненавидеть ее и желать унизить тогда чудилось логичным. Тогда. Но сейчас, по здравому размышлению, от себя аж воротило.

– Что не так?! – не унимался брат. – Да ты ее чуть не спугнул! Кто так делает вообще? Дела так, по-твоему, ведут?

– Не мне тебе говорить, КАК бы с ней «дела» вели, если бы не мы.

– И поэтому ты чуть всю операцию не запорол своим рыком! Вот не знал, что ты в принципе таким скотским образом можешь с девчонкой разговаривать.

– Отъ*бись, Лёха! – огрызнулся я. – Она никакая не девчонка! Она объект!

– И что? Рычать и оскорблять надо поэтому?

– Ну ты-то у нас все мои косяки компенсировал, да? Слюной на нее капал, не скрываясь. Очень профессионально, ага. Еще бы х*й достал и по столу им хлопнул для окончательной наглядности своего интереса.

– Кончай это, придурок! Девчонка хорошенькая, и что? Я нормальный мужик и реагирую соответственно. Мне себе член узлом завязать? – И ни в одном же наглом глазу и проблеска совести.

– Завяжи! Я тебе в сто первый раз напоминаю, что для нас она не девчонка, а, мать ее, объект разработки! – Ну да, самому это на лбу себе выжечь бы. – Хочешь налажать и лишиться любого доверия в глазах Корнилова?

– Да клал я на твоего Корнилова! – вспылил окончательно братан. – Ты вот знаешь, какого хрена он на нее окрысился?

– Нет, и мне плевать.

Не плевать. Внезапно нет. И тоже ведь бесит адски.

– А мне вот нет. Если она с ним спать не захотела и он ее подставить решил с нашей помощью, а потом шантажировать и заставить под себя лечь, то я в таком участвовать не буду, ясно?

– Ты дебил? Она нам конкретно первый заказ озвучила, а ты ее невинной жертвой пытаешься обрядить?

– Я-то прекрасно заказ этот слышал и зуб даю, что понимаю, в чем дело. А вот ты какого-то хера прикидываешься, что нет?

Все я понял. Сразу, как она, победив свои последние колебания, начала торопливо лепетать, чего от нас хочет, потихоньку заводясь в процессе, я все понял. А еще понял, когда она закончила и уставилась на нас с такой робкой и в тоже время отчаянной надеждой, что п*здец мне настал, похоже. Что пойду я и буду *башить в кровавую кашу мразь, которая заставляет появиться в ее глазах слезы и дрожать эти губы и голос. А она ведь даже не за себя просила и платить была готова. Не для себя. За бабу какую-то левую, коллегу свою, которую муж избивал и запугал чуть не до смерти. А я слушал, смотрел и четко осознавал: это совсем же не идиотская жажда справедливости и желание спасти почти чужого человека. За этим кроется нечто более глубокое, личное, страшное. То, о чем она еще не сказала, и чтобы сказать, должна поверить хоть самую малость. И вот до повинного в том, что она вот вся такая, как есть, стала, желающим чьей-то боли и смерти существом, я хотел теперь добраться до удушья просто. Потому что это неправильно, чтобы женщина отчего-то захотела быть причастной к уничтожению жизни, к причинению боли. Женщина эту жизнь творит, вынашивает в себе, она жалеет, лечит раны, утоляет боль. А чтобы она была противоположностью всему этому, нужно или затравить ее, убить душу, довести до края, или… или же прийти на этот свет совершенно бездушной тварью. Такой, какая бросила своего новорожденного сына на стройке собакам, например. А почему-то поверить в то, что эта девочка с глазами и губами ангела такая, я не мог. Ангела, что будил во мне все грехи, и самыми сильными были похоть и гнев. Гнев на нее, добравшуюся до моего нутра, не ведая этого, на Лёху, что поддался ее чарам, как и я, на Корнилова, что нас в это втянул, возможно, просто как свои инструменты и претендовать на нее будет сам.

– Надо пробить эту Крупенину и мужа ее, – предпочел я перейти к деловым вопросам, проигнорировав требование честности от брата. – И что там Леонов? Неужто до сих пор по нашему объекту инфу не собрал? Ему же это не хрен делать.

Лёха смотрел на меня, отвернувшегося к боковому окну, пристально с полминуты, и мне уже показалось, упрется и не даст срулить с темы. Но он только вздохнул и достал сотовый, принявшись искать нужный номер.

– Я ее хочу, – буркнул он себе под нос. – Честно предупреждаю, чтобы потом не наезжал: будет возможность – воспользуюсь.

Ага, а возможности для себя такие мы привыкли создавать самостоятельно. И одна мысль об этом снова мне по мозгам саданула злостью. Хочет он!

– Если твоя *баная возможность помешает выполнению задания, то я тебе рога поотшибаю, ясно? – тоже решил я все конкретизировать. – А к выполнению задания в полную силу мы приступим только после того, как получим четкое представление, какая выгода со всего Корнилову, что реально за птица наша Рубцова и ее окружение и кто такой супружник Крупениной, которому она сгореть в аду так желает.

– Ясно мне все, и с тобой полностью согласен, – легко согласился Лёха.

– И последнее… – Я брату отродясь не врал и ни в чем не таился, так что… – Если возможность появится у меня, я ею тоже воспользуюсь.

– Чего? – не сразу допер Лёха, а потом вытаращился и зарычал: – Да ты охренел, Лекс? Какого черта? Это не то… не на спор, как всегда!

– Не на спор, – согласился я, глядя прямо ему в глаза.

– Да ты… Ты нарочно, что ли? – он даже кулаки сжал, как если бы готов был мне втащить. Из-за девки? Мы по такому поводу дрались только раз в жизни, еще сопляками зелеными, и тогда, пустив друг другу кровь и выдохшись от мордобоя, порешили раз и навсегда, что братьям из-за бабы биться – последнее дело. Потому что брат тебе жизнью раз и навсегда даден. А девка очередная, даже самая смазливая и горячая – проходняк. Так что только честное соревнование. Кому первому секс обламывался, тот и побеждал. Бывало у нас потом, что в гонку включались уже чисто по привычке. Зацепила меня девка, и тут же Лёха на нее стойку делает и мигом азарт дикий. И наоборот. А с Рубцовой этой… я ее захотел… ну просто потому что захотел. И в голове в тот момент не было, что и Лёха встрять решит. Я просто ее захотел. Просто, сука!

– Ты же и сам понимаешь, что нет. – Я схватился за переносицу, борясь с раздражением и прячась хоть немного от сверлящего взгляда брата. Не каждый день приходится ему говорить нечто такое неоднозначное. – Я ее хочу.

– То есть меня ты тут тыкал мордой, что я *блан тупой озабоченный, а сам…

– Такой же, ага, – пожал я плечами, признавая наличие у себя той же степени тупости и озабоченности. – И говорю тебе об этом честно и сразу.

Лёха отвернулся и помолчал с минуту. Потом фыркнул и мотнул головой.

– Ну знаешь ли, после того, как ты на Ксюху рычал тут зверем, твои шансы ее на спину уложить очень близки к нулю.

– Посмотрим.

– Слушай, а если она… – он поморщился, но не слишком убедительно, – на самом деле окажется сукой злобной и настоящей преступницей по натуре, а не такой… какой кажется…

– То это никак не помешает мне переспать с ней, как думаю и тебе. Разве нет?

Так, наоборот, будет даже легче наверняка. Никаких сраных угрызений совести.

– Ладно, звоню Леонову. Остальное потом, – кивнул Лёха и нажал на вызов, одновременно переходя на громкую связь.

– Салют, Бобров! Как раз тебя набрать хотел. Пересечемся где, или вам так все зачитать?

– Читай, тем более что у нас к тебе новый запрос на инфу внезапно образовался, – ответил Лёха.

– Бобровы, вы там ничего не попутали? Ничего, что я и так иду на должностные нарушения, разглашая…

– Леонов, с нас магарыч! Вот прям целую поляну накроем!

– Да ну вас, типа я вымогаю. Ладно, слушайте. Рубцова ваша два года назад фигурировала в качестве свидетельницы обвинения в одном деле с тяжкими телесными со смертельным исходом. Потерпевший, а после и жертва – ее однокурсник. Обвиняемый – муж.

– Чей? – ляпнул, мотнув башкой брат.

– Ну, бля, не покойника же. Бобров, не тупи. Муж бывший, на тот момент еще действующий, вашей Рубцовой в замужестве Швец.

Мы переглянулись с братом, ощутив себя дураками. Нет, а чего хотели? Типа только нас, что ли, при виде нее торкает, а раньше кругом слепые одни ходили?

– Так чего там, типа смертельный любовный треугольник? – проворчал я.

– Рубцова на следствии божилась, что ничего подобного. Якобы парень просто рядом шел, что-то они там по учебе обсуждали, а мужик ее накинулся без предупреждения и стал избивать его зверски. Ей, кстати, тоже досталось тогда. И в процессе она показания давала, что он ее избивал систематически за все про все и вообще без повода. Патологический ревнивец с садисткими замашками и все такое. Она даже справки предоставляла из травмы, но у этого Швеца, мужа ее, маман там пробивная и небедная и наняла адвокатов ушлых, так что их в качестве доказухи его агрессии и социальной опасности не приняли. Обернули все так, что Рубцова эта – вертихвостка, аморальная личность и мужика довела, аффект и тому подобное. Дали ему, короче, всего четыре года.

– За убийство? – офигели мы с Лёхой.

– Ну, по неосторожности, и смягчающих кучу приплели. И жена – типа шалава беспутная, и здоровье слабое, и одни кругом положительные характеристики, и мать-старушка одинокая. Но мало этого. Маман все инстанции завалила ходатайствами об амнистии, и таки его удовлетворили. Точной даты нет, когда выйдет, но в списки подлежащих условно-досрочному освобождению уже внесен.

– Вот оно, где собака порылась, – проворчал я, косясь на брата и вспоминая, как Рубцова кралась домой, как партизанка, и каждого куста шарахалась. И ствол, стало быть, тоже понятно зачем. Не простила муженька или ожидает, что выйдет и припрется? Скорее уж второе.

– А! Еще одно! – опомнился Леонов. – Хромов сказал, ваша Рубцова прямо жуть какая популярная личность последние сутки. Вы вторые, кто о ней справки наводит.

– А кто еще?

– Боев. Из наших бывших. Сейчас…

– Совладелец «Ориона», – закончил Лёха за него и со значением уставился на меня. Все страньше и страньше. Какое всему агентству дело до Рубцовой?

– Ага, так и есть, – подтвердил Леонов. – Так, мужики, мне бежать надо уже. Кого вы там еще пробить хотели?

– Некто Крупенин Сергей.

– Кто?!!! Серый? Серьезно? С этим-то отморозком *бнутым на всю голову у вас какие терки?

Глава 6

Оксана

Я топталась на ближайшей к моему дому трамвайной остановке, отслеживая проезжающие мимо машины и прохожих, и дожидалась приезда двух криминальных типов, с которыми связалась-таки. Кто бы мне еще сказал, почему на самом деле. Ладно, знаю почему. Потому что мне реально страшно стало, пока говорила с ними там, в том кафе, что я не справлюсь сама. Ни с чем, что решила на себя взвалить. Ни Крупениной не помогу, ни себя не защищу. Что, если муж Елены окажется вот таким же страшным и здоровенным громилой, как тот же Лекс? Странно все же. Имя второго, блондина, было Алексей, а Лексом он звал брюнета. И ладно-ладно, он мрачный очень и жуткий грубиян, но не страшный. В смысле не урод. А Алексей и вовсе… весьма привлекателен. Разве это справедливо, чтобы люди, ведущие подобный образ жизни, были симпатичными? Хотя нет. Это слово не про них. И вообще, Оксана, кончай думать об их внешности! Что тебя в них привлекло? Правильно, очень четкий, деловой прямо-таки подход. Вот, например, они вовсе отказались со мной обсуждать стоимость услуг по Крупенину. Потому что, во-первых, они мне велели для начала самой определиться, чего я хочу для этого мерзавца и хочу ли чего-то в принципе, потому как, на их взгляд, лезть нахрапом в чужую семью, мня себя спасительницей, не слишком правильно. Но если все же решу, то им пофиг, заказ примут. Но сначала, и это во-вторых, наведут справки о личности этого гада. И на этой сегодняшней встрече с вылазкой в уединенное место они тоже настояли. «НУЖНО пострелять», – сказал Лекс, и это было такое «нужно», с которым не решишься особенно поспорить даже без всякого обоснования. Но Алексей все же снизошел до пояснений.

– С чего ты решила, что оружие – это в принципе твое? Тем более огнестрел.

– Потому что мне оно нужно, – упрямо повторила я в который уже раз и вгрызлась в свой шашлык, вымещая раздражение за их приставучесть. Вот скажите мне, где в каких документалках или боевиках хоть когда-то показывали, что продавцам оружия есть дело до проблем покупателей?

– Тебе нужно средство защиты, а если быть более точным – сама защита, разве нет? – Я, вздохнув и не встречаясь с ним взглядом, кивнула. – Тогда с чего ты взяла, что именно пистолет – решение твоей проблемы.

– А что предлагаешь? Нож таскать? Газовый баллончик? Не подходит!

– То есть защита тебе требуется радикальная, она же в идеале – устранение угрозы и впредь? Связанные с этим последствия не пугают?

– Последствия?

– Ага. У нас так-то в стране нет закона о свободном ношении оружия. Никакого. Зато закон о превышении необходимой обороны имеется, как и статья за приобретение, хранение и ношение. И за все… – он скрестил пальцы обеих рук, изображая решетку. – И это только чисто формальные аспекты. А есть и чисто физические и моральные. Кто сказал, что ты сможешь стрелять, и с чего ты взяла, что сумеешь выстрелить в живого человека. Даже в агрессора. Что, если ты не справишься и ранишь или убьешь совсем не его, а вообще левого чела? Жить с этим сможешь?

– Я… научусь. В смысле – стрелять! – торопливо уточнила я, что учиться совсем не жить с чувством вины за судьбы невинно пострадавших от моих рук людей собираюсь.

– Ага, в тир пойдешь пострелять или по банкам за город в одиночку? И с первого же раза прохреначишь себе ногу, вывихнешь запястье или выбьешь зубы. Или ты думаешь, что способность палить без промаха, как сраный ковбой, продается вместе с пистолетом? – это, конечно же, встрял в своей неповторимо хамской манере Лекс.

– Стрельба, как и любое действие, – это всего лишь навык, который человек может приобрести в результате обучения, – огрызнулась я на него, коротко зыркнув и тут же оборвав визуальный контакт, что снова заставлял меня чувствовать нечто иррациональное. А с меня уже хватило подобного в моей жизни!

– Во-о-от! – подхватил обрадованно Алексей. – Мы к тому, собственно, и ведем, что обучаться лучше под руководством учителей. Разве нет?

Вот тут возражать смысла я не видела, так-то я сама учитель и понимаю, что он прав.

– Да. Но вам-то эта возня со мной зачем?

– Зачем – мы уже обсуждали. Нам всем нужно прояснить, нужна ли тебе покупка оружия в принципе или же ты предпочтешь наши услуги.

– Это в немалой степени зависит от цены одного и другого. Я не тайная миллионерша, – решила конкретизировать я. Может, они и правда возомнили, что у меня денег куры не клюют и я чисто из чудаковатости придерживаюсь скромного стиля в одежде и хожу пешком. А как узнают, что там у меня копейка к копейке собрана, то и рукой махнут и возиться не станут.

– Цену услуг мы определим только с наступлением большей ясности их объема и степени геморности, – небрежно дернул плечом Алексей. – А вот опробовать разное оружие и решить на его счет мы можем уже завтра. И для этого я действительно предлагаю выехать куда-нибудь подальше на природу. Там ты будешь стрелять, выясняя, какой ствол тебе в руку лучше ляжет, а мы страховать, чтобы ты себе не навредила. С тебя оплата только за патроны. Пойдет?

Ну вот как-то так я и согласилась на эту поездку, что с каждой минутой мне кажется все более плохой идеей. Особенно после адской ночки, которую я провела, мечась в горячечном сне-бреду, где мое тело изощренно-сладко терзал мужчина, чье лицо все время менялось. То на меня смотрели грешные зеленые глаза Алексея, искусно ласкающего мою ноющую грудь руками и ртом, то прожигал хищный, полный тяжкого, насыщенного до немыслимой степени вожделением взгляд темных глаз Лекса, нависающего надо мной пленяющей горой плоти и врезающегося в мое тело с неописуемой свирепостью. Я просыпалась, содрогаясь от того самого вот-вот, на самой грани состояния, утирала пот, поджимала колени, пытаясь унять тянущую боль в низу живота, проклинала Матвея, взрастившего во мне это паскудное шлюшье содержимое, и свою врожденную порочность, без которой ничего бы подобного не было, и проваливалась в сон и все то же безумие снова. Пару раз я даже сдалась и довела себя до оргазма вручную, в надежде, что это угомонит проклятое голодное либидо, хотя запрещала себе такое уже давно. Я так надеялась, что со временем этот вечный голод тела, который умудрился раздраконить во мне бывший муж, затухнет, если не потакать ему достаточно долго. И последний год мне казалось, что я справилась. Я действительно практически не испытывала влечения в осознанном состоянии, и месяцев семь мне даже сны эротические не снились. И я радовалась этому, как заядлый алкоголик в завязке радуется каждому новому дню трезвости. Но стоило мне просто провести в обществе двух взрослых, безусловно сильных и однозначно сексуально заинтересованных во мне мужчин немного времени, и все мои достижения пошли прахом. Из сознания никаким образом не изгонялся тот самый интенсивный аромат, что окутал меня, когда я внезапно оказалась между ними. Ощущение удерживающей меня мощной руки Лекса и мимолетное, но будто не смываемое с кожи и даже мышц воспоминание о твердых мускулистых мужских телах, мимолетно, но так незабываемо прижавшихся ко мне. Но больше всего не желало изгоняться из моего разума то самое излучаемое обоими мужчинами под конец совершенно открыто вожделение. Я столько запрещала себе даже замечать такое и с легкостью справлялась, когда это исходило от моих дуралеев учеников, но нескольких минут в обществе огромных бесстыжих уголовников развеяли все мои запреты не в пыль даже, испарили, как их и не было никогда. Результат – я отдаю себе отчет, что хочу секса. Адски, до лихорадки, до трясучки, как наркоша в жесткой ломке, как никогда прежде, даже в самом начале моей борьбы с собственной испорченной сутью.

Проснувшись, полезла под холодный душ и решила, что не поеду никуда с Лексом и Алексеем, вообще с ними больше не увижусь. На деле же вот она я, стою сильно заранее на остановке и нервно выглядываю их машину.

– А вы не подскажите мне, на каком маршруте я могу до универа доехать? – мужской голос, раздавшийся прямо за моей спиной, заставил вздрогнуть и отшатнуться, и только потом обернулась. – Ой, простите, я не хотел вас пугать!

Мне широко улыбался незнакомый парень чуть выше меня ростом и довольно симпатичный.

– Вам на одиннадцатый, – сипло буркнула я, отойдя еще на шаг и уже понимая, что никакой трамвай ему не нужен, что вызвало прилив мгновенного раздражения.

Так, стоп! Оксана, в чем дело-то? Он мужчина. А тебя поколачивает от похоти со вчера. Но засекла однозначную заинтересованность в его взгляде, и здравствуй привычное за последние месяцы раздражение. Так почему же…

– …около шести, – закончил незнакомец полностью пропущенную мною мимо ушей фразу, глядя на меня вопросительно.

– Что, простите? – нахмурилась я, прекрасно понимая, о чем он вел речь.

– Только кофе и мороженное, обещаю, – покраснев, торопливо сказал парень и шагнул ближе.

– Отошел. – Лекс, еще мрачнее вчерашнего, появился рядом со мной как из ниоткуда, и только тогда я заметила их машину, притормозившую у обочины через дорогу. – В темпе, шибздик, ну!

– Повежливее можно? – огрызнулся парень.

– Можно вообще без слов, – шагнул к нему грубиян, чуть наклоняясь, нависая и откровенно давя разницей в росте и массе. – Хочешь?

– Не нужно! – Мое сердце загрохотало за ребрами, как камень в железном ведре, а на горло будто легли железные пальцы. Снова агрессия мужчин вокруг меня, что вот-вот может закончиться чьими-то травмами и кровью. – Не смей!

– Эй, ты чего? – обернулся Лекс ко мне как раз вовремя, чтобы обхватить за плечи, когда меня шатнуло от жуткого видения-воспоминания. Хрипящий окровавленный, жутко избитый из-за меня человек, умирающий на асфальте.

Его прикосновение обожгло, и я вывернулась, шарахнулась, но сразу замерла, жадно дыша и моргая, чтобы изгнать свой кошмар.

– Никогда… – ткнула я в сторону темноглазого демона рукой. – Никогда… У тебя нет права!

– Какие еще, к хренам, права? – нахмурился он, очевидно мигом забывая о парне, которому только что угрожал. – Тебя чего шатает-то? Ты опять ничего не ела, что ли? Какого, а?

– Все со мной нормально. Я просто не переношу, когда в моем присутствии грубят и проявляют агрессию. Мы можем уже ехать?

– Оху… странно, однако, – фыркнул он, сделав мне приглашающий жест в сторону машины и двинувшись через дорогу сам чуть впереди, вынуждая тормозить водителей.

Открыл мне дверь на переднее пассажирское в этот раз и кивнул, велев усаживаться.

– Привет, Ксюха! – приветствовал меня лучезарной улыбкой Алексей. – Чего бледная-то такая?

– Опять не жрала ничего небось, – проворчал за меня Лекс, усевшийся назад, и его дыхание защекотало мое ухо и шею, отчего по коже ломанулось колкое электричество, чей путь завершился серией острых вспышек в низу моего живота и в сосках. Да что же это такое!

– Меня укачивает, – соврала я. – Поем потом, когда вернемся.

– Полдня голодная ходить будешь? Да и так уже прозрачная, бля! – раздраженно высказался Лекс. – И прикинь, Лёха, чего она мне только что задвинула: типа не выносит агрессии и угроз наша девочка, желающая пострелять и мочкануть одну весьма криминальную личность. Пацифистка тут у нас, ага. Или дело просто в том, что тебе тот недомерок приглянулся, а я помешал вашему гармоничному общению с будущим переходом в горизонтальную плоскость?

– Лекс, тормозни, а! – нахмурился Алексей, блокируя двери и заводя двигатель.

– Я не ваша девочка! И не вижу никаких противоречий между моим желанием быть готовой защитить себя и непереносимостью беспочвенной агрессии и жестокости. И даже если бы мне, как ты выразился, приглянулся тот парень, это было бы ни в коем разе не твое дело!

– Ух, мы уже на ты! Пр-р-риятно-о-о, – наклонившись выдохнул хам трамвайный прямо мне в ухо, растянув рокочуще последнее слово так, что я даже заморгала, борясь с импульсом просто взять и повернуть голову. Навстречу его губам и дыханию.

Он. Меня. Бесит! Не. Возбуждает! Нет. Нет. Нет. Бе-сит! Я стиснула зубы и сцепила пальцы обеих рук на коленях, скрывая, что они дрожат. Господи, я же решила не ехать. Решила – надо было так и делать! А теперь все стремительно становится в разы хуже. Я с ними в этой долбаной машине, окруженная ими и ароматами их сильных тел, что могут мне дать вожделенное так просто. Так просто! Я словно кошка, настигнутая неожиданной течкой, что набирает обороты с каждой минутой. Тупая кошка, что сама поперлась на поиски приключений на свою блудливую задницу.

– А насчет твоего «не касается» – ни хрена подобного! – продолжил навалившийся на спинку моего сиденья наглец. – Ты не маленькая и все видишь. Мы с Лёхой…

– Лекс, стопэ! – уже откровенно рыкнул блондин, зыркнув на меня настороженно, явно отслеживая реакцию, но его приятель останавливаться не собирался.

– Да в жопу эти пляски хитромудрые! Скажу как есть. Ксюха, мы с Лёхой – мужики, и ты не наивная не понимать, что за интерес имеем к тебе помимо делового. Лезть и приставать не станем, тут сразу расслабься. Просто выбери кто. А терпеть всяких любителей дорогу перебежать я уж точно не стану.

– Сука, Лекс, вот ты полено прямолинейное! – хохотнул нервно Алексей, мотнув головой. – Но по факту все верно, Ксюх. Мы же не дети – прикидываться и корчить из себя хрен знает что. Дело – делом, но и …

– А если я не хочу? – взорвалась я, доведенная до края и собственным внутренним бардаком и их безапелляционной уверенностью, что они привлекательны для меня безусловно. – С какой стати вы ставите меня перед выбором между вами, если я не хочу выбирать ни одного из вас?

В машине повисла тяжелая тишина, и я вдруг испугалась. Вот сейчас они меня просто выкинут отсюда и все. И это, кстати, будет лучшим исходом. А если решат взять силой?

– Ну вот и внесли ясность, – процедил сквозь зубы Алексей, зло глянув на брата в зеркало заднего вида, тот же только шумно выдохнул и сиденье жалобно скрипнуло, когда он на него откинулся.

– Послушайте, я думаю, что вся эта наша идея – глупость и будет лучше, если вы меня высади…

– Расслабься, сказано тебе, синеглазка! – рыкнул Лекс, обрывая меня на полуслове. – Мы не ангелочки, но баб сроду не принуждали и с тебя не начнем. Таких грехов на нас не будет, небось не голодаем, желающих хватает. Нет, так нет. Теперь чисто дела и все.