Текст книги "Бобры добры"

Глава 9

Александр

Я не знаю, что мы сотворили. То есть, конечно, знаю, отдаю себе отчет, как и что произошло, и даже частично почему, но отчего все в принципе случилось…

Нет, говорить «случилось» безответственно. Ничего само собой не случается. А уж такое…

Я четко видел, что творит Лёха. Видел и понимал, но какого-то черта смотрел и каркал, вместо того чтобы сразу вмешаться по-настоящему и остановить этот лютый п*здец. А потом уже стало поздно, не остановить и не остановиться самому.

Мне с самого начала это все дико не нравилось. Эта необходимость врать девчонке, особенно когда уже стало понятно, каковы ее побудительные причины. Когда она спросила о том, как мы не зассали везти оружие через ментовский пост, мне как за шиворот песка сыпанули, все аж зачесалось. Она думала, мы такие без башни и отважные, а мы два долбо*еба просто заехали в магазин к нашему другу Мурату и выпросили у него несколько образцов его товара. А торговал он точными чисто внешне копиями всевозможных моделей оружия, вот только каждое изделие было обычной пневматикой, доступной для свободной продажи каждому школяру. А мы, мерзавцы, собирались без зазрения совести брехать Ксюхе и учить ее стрелять из них, как из настоящего оружия, договорившись на случай ее сомнений свистеть, что просто патроны учебные, потому и выстрелы как-то не так звучат. Ну не сволочи ли, а?

От ее любопытного, но такого доверчивого взгляда, которым она смотрела на Лёху с дурацкой пукалкой в руке, наверняка не испытывая ни капли сомнения, что сейчас ее будут учить защитить себя и вернут возможность дышать свободно, мне аж подурнело. Еще до ее рассказа кое-как с совестью удавалось договориться помолчать пока, раз нужно для дела, но теперь у меня эта ее «несъемная обручалка» стояла пылающим кольцом перед мысленным взором постоянно. Мразь, какая же мразь ее бывший. И как назвать нас с братаном теперь?

Я заметил же, что Лёху бомбануло слегка, когда он засек, что нас с Ксюхой прямо-таки притянуло и чуток на месте приморозило, когда вылезли из тачки. Вот ему, видно, резьбу и сорвало. То, что он творить начал… я же тоже понимал и видел. Видел, что он откровенно дразнит, заводит девчонку, а она поддается. Потому что наверняка голодная, не было у нее никого после мудака мужа, не было, тут и гадать уже нечего. У нее взгляд вмиг полупьяный стал, когда на меня возле тачки смотрела, а уж как Лёха внаглую притираться стал, поплыла конкретно. Оно и понятно, молодая же девчонка, живая, все потребности при ней, только наверняка страхом были придушены, небось и думать себе ни о чем таком не позволяла, шарахалась ото всех. А тут мы прем беспардонно, и вот тебе результат. Оно же логичная херня в том заключается, что чем больше себя держишь, тем охеренно-мощнее понесет, когда сорвет гайки. У нее сорвало, а мы, два козла похотливых, воспользовались.

А всего-то и надо мне было – сразу шагнуть к ним и выдрать из его лап, прекращая это блядское совращение. Но шагнул поздно, оказался слишком близко, хватал чересчур крепко, пахла ее кожа убийственно сладко…

А потом губы ее мокрые, соленые, дрожащие на моих жадных, голодных. Сама навстречу. Рваный выдох в мой рот, мозг прямым попаданием вынесло без остатка. И все, сорвало-понесло. Причем всех троих и сразу. Первый поцелуй со вкусом слез, что кончился слишком быстро, потому что гад Лёха и не подумал отвалить и отпустить ее, отнял у меня, натянув пряди Ксюхи и заставив повернуть лицо к нему. Сволочь, отобрал половину того, что было по праву мое. Но я отдавать не собирался, бросился прямо-таки жрать ее шею и ключицы, обхватывая девушку за талию и потянув к себе.

– Прекрати, Лекс! Не отдам! – рявкнул сипло оторвавшийся от губ синеглазки брат и, совсем охренев, сунул обе лапы под ее задравшуюся футболку, рванув ее вверх.

Ах ты гад! Треснула ткань, мне по глазам полоснуло видом бледной гладкой кожи и бледно-розовыми бликами ее напряженных сосков, подрубая колени. Я рухнул на них и накрыл ладонями оба упругих холмика, отталкивая его грабарки и тут же впиваясь ртом в одну вынырнувшую между пальцами вершинку, и Ксюха изогнулась, застонав еще жалобнее в пожирающий ее рот брата.

– Иди на хер, Лекс! – брат-захватчик попытался сместиться вместе с незаконной добычей вправо, но я намертво впился в ее бедра, не позволяя этого.

Мы как две *банувшиеся от похоти собаки, что раздирают бедную девчонку каждый себе. И ни один не готов уступить.

– Нет! – кратко оскалился снизу вверх, резанув его «пошел на хер» взглядом, и просто разодрал разом молнию на джинсах Ксюхи, содрав их вместе с ее трусами по стройным ногам.

Влепился открытым ртом жадно в ее задрожавший живот, хапая до звона в голове аромат ее возбуждения и упиваясь стонами. Но только на секунду оторвался, чтобы содрать хотя бы одну штанину полностью и открыть ее для себя, как ох*евший в край брат сунул свои пальцы ей между ног и девчонка сорвалась на крик, выгнувшись дугой в его захвате с такой внезапной силой, что выскользнула из него и стала валиться на меня. И хрен я упустил эту возможность. Поймал на лету, спеленал руками, смягчая своим телом падение и тут же перевернулся, подминая. И снова жрать-жрать, зажигать ярко-розовым ее бледную кожу, удерживая себя на одном локте и судорожно дергая свою ширинку.

– Ну ты и скот! – бухнулся Лёха рядом на колени. – Погоди хоть…

– Отъ*бись сказал! – рявкнул на него.

– Тут же хрень всякая валяется, ты ее поранишь! – и не подумал брат послушаться. Наоборот, быстрым движением расстелил наш плед с заднего сиденья на траве рядом.

А меня просто дикая жадность кроме запредельной похоти обуяла. Опять перекатился, не отпуская Ксюху ни на сантиметр, и сразу же толкнулся в нее, горяченную, мокрую насквозь и такую узкую, что аж ослеп в первый момент.

Ксюха вскрикнула, вцепилась в мои плечи ногтями, распластываясь по моей груди.

– Тише ты! – пробился сквозь мою внезапную кайфовую слепоту голос брата, пока я, мягко толкаясь бедрами, прокладывал себе путь в желанное тело. – Бля, я, только глядя, спущу!

– Отвернись, гад, совесть у тебя есть? – мигом прозрев, зарычал на брата я.

– Молчал бы про совесть, – отбрил хрипло этот кандидат на хорошую п*здюлину, стоя на коленях рядом с нами и, не скрываясь, душа свой стояк, глядя прямо-таки ошалело на то, как я вхожу. – Нежнее, но не тормози, Лекс, не видишь, ее трясет всю! Девочка моя голодная. Сука, прямо течет по тебе.

И, зашипев, он запрокинул голову, содрогнувшись всем телом, будто это его сейчас стискивало в обжигающей тесноте так, что я чуть зубы не крошил, сжимая челюсти.

Задыхаясь, я вогнал себя глубже, заполучив новый долгий надрывный стон Ксюхи, что прокатился по мне жестким электричеством, спуская окончательно с цепи адекватности. Она резко села на мне, вбирая в себя до предела, выгнулась, выставив напоказ всему белому свету свои ох*енные грудки, и начала двигаться, упершись в мою грудь ладонями. Губы-щеки горят, глаза абсолютно невидяще-пьяные, волосы светлые рассыпались, сиськи скачут, убивая меня к хренам. Но реально прикончило меня то, что творили ее внутренние мышцы с моим членом. Жесткие, буквально выдаивающие спазмы, прокатывающиеся от входа вглубь, к скользящей по и так невыносимой жаре головке сбросили меня в оргазм быстрее, чем я даже сообразить успел, что уже понесло. Бабах! И меня уже дергает, сгибает так, что тыкаюсь лицом между ее грудей, издавая нечленораздельные звуки.

– Косяк, Лекс! – хрипнул брат, сдернув с меня застонавшую жалобно, как раненное животное, которому отказали в уже обещанном исцелении, Ксюху, и мигом распластывая ее под собой.

– Не смей! – поднял и уронил я бессильно лапу, ухватив только запястье девушки. Меня все еще штырило, а она уже стонала в голос, мечась под Лёхой. Цеплялась уже за его плечи, обвивала ногами бедра и подмахивая так, что от звука влажных шлепков плоти о плоть у меня в башке опять мутиться начало, а яйца поджались в новом флэшбэке только что пережитых судорог кайфа.

– Сейчас… о-о-ох… сейчас… малыш… да-а-а… вот так… – рвано выдыхал Лёха, удерживавший себя на вытянутых руках, тараня ее раз за разом, постепенно перейдя почти к мольбам. – Кончай-кончай-кончай! Что творишь там… Подыхаю… – Я косякнул, да? Сам попробуй с ней продержись хоть чуть!

Ксюха замотала головой, зайдясь в протяжных горловых стонах, явно уже рванув к финишу.

– Да-да-да! – заревел торжествующе брат, и меня от этого бомбануло. Я перевернулся, поднялся на локте и сдвинулся вперед, впиваясь в ее рот, сжирая алчно и беспардонно ее крики и вместе с этим поглощая хоть часть бешеной энергии ее оргазма, до которого ее довел мой брат.

Охереть, что же мы творим?

Глава 10

Алексей

– Да отвали же ты! – отпихнул я брата, жадно жрущего Ксюхины финальные стоны, что были честно заработаны мной.

Мой разрядившийся член был еще в обалденном тесном жарком раю, в пока дико чувствительную головку раз за разом шибало потягивающими сжатиями внутренних мышц девушки, вгоняя в мою кровь еще большую порцию чистейшего кайфа, и для завершенного им наполнения мне не хватало ее дрожащих влажных губ под моими и полного контакта тел. Охрененный посткоитальный момент, когда ты практически расплываешься по партнерше, впитываешь то, как покидает ее тело напряжение, порожденное недавно тобой же, прихватывая и твое собственное, и от этого сладко-сладко. Особый род удовольствия, далеко не всегда доступный, между прочим, и ради которого мужику надо хорошенько потрудиться, потому как, если даже феерично кончил, но в одно рыло, то уже совсем не то. А вот с Ксюхой мне это изысканное удовольствие обломилось, по сути, даром, само собой. Изголодалась ли она настолько или от природы охеренно чувствительна и отзывчива, плевать почему на меня свалился такой щедрый подарок, но гад брательник явно вознамерился его меня лишить.

Я захватил губы Ксюхи, толкаясь языком в ее рот и нелепо, растопырил локти, стараясь и не навалиться на нее всей тушей и одновременно держать на расстоянии Лекса. Я хочу этот момент исключительно себе, отвянь, брат. Для меня и так пустить тебя первым было, сука, великим подвигом. И нет, меня ни хера нигде не щекотит, что я сунул свой член в женщину сразу после члена брата. Смотреть на них вставило так жестко – сроду ничего так не заводило. Да что там сроду… я в принципе не знал, что могу до такой степени сбрендить от возбуждения, да еще и при таких обстоятельствах. Крыша оторвалась в секунду и усвистала так, что до сих пор не видать. И не надо. Не понимаю, как мы до этого дошли, как так случилось, что мы с братом сначала женщину чуть не разорвали, перетягивая каждый себе, а потом и поимели, и ни у кого тормоза не сработали. Но понимать уже безнадежно поздно, обратно ничего не повернешь, да и осознаю со всей доступной мне сейчас четкостью – не хочу ничего обращать вспять. Мне все понравилось именно так, как и случилось, и я хочу выбрать этот кайф весь до капли, потому что жопой чую, что начнет происходить с минуты на минуту. Прямо каждым нервом ощущаю обратный отсчет. Три, два, раз, понесла-а-ась!

Ладошки Ксюхи уперлись мне в грудь, силясь отпихнуть, она замотала головой, обрывая поцелуй, и вся заизвивалась, выталкивая мой обмякший прибор из уютной жаришки и пытаясь вырваться из-под меня.

– Отпусти! – взмолилась почему-то шепотом, и я хоть и с сожалением, сместился на бок, выпуская ее.

Девушка резко села, рванулась вскочить, но Лекс мигом тоже сел и обхватил ее лапищей за плечи, не давая подняться.

– Отпусти! – на это раз она уже хрипло вскрикнула, заметавшись взглядом, явно силясь смотреть куда угодно, только не на нас.

– Не вскакивай, Ксюх, голова может закружиться, – и не подумал послушаться ее брат.

– Отпусти. Пожалуйста, – раздельно повторила она и, подтянув к себе колени, тесно их сдвинула в попытке максимально прикрыться от нас. – Мне нужно… у меня салфетки в сумке есть.

– Сейчас, – я подорвался и придерживая штаны, подошел к тачке.

Выудил из бардачка нашу дежурную большую упаковку салфеток, выронив оттуда попутно серебристую ленту презервативов. Твою же мать! Два дебила – это сила, верное утверждение. Четыре, бл*дь головы на двоих с братом, и ни одна из них о защите-то не вспомнила. Потому что вштырило так, что мыслей не осталось, одни инстинкты. Ну точно как те ошалевшие кобели в собачьих свадьбах, что таскаются сутками напролет за сукой, учуяв ее течку, забывают и где их дом, и кто хозяева, не видят вокруг ничего, лезут под колеса машин, дерутся насмерть, готовы рвать в клочья любую преграду. Вот такой он, инстинкт размножения животный, который у некоторых сильнее инстинкта самосохранения. Но мы-то не животины тупые, и не в размножении дело. Как раз его-то и стоит избегать. Сука, теперь еще и эту проблему решать надо.

Я развернулся к брату с Ксюхой, и мысли о наличии проблемы испарились мгновенно. Она, раскрасневшаяся, глазищи пронзительно синие распахнуты, зрачки еще как у наркоши, пряди еще липнут ко лбу и шее золотыми колечками, футболка с лифчиком задраны, и хоть грудь сейчас прикрыта коленями, я помню, какая она. На вкус, на ощупь, как лакомо прыгала, когда она Лекса объезжала, как ощущалась подо мной. На одной ноге у нашей внезапной любовницы все еще штанина джинсов и голубые трусики, вторая ступня в белом носке. Вся бедная, итак же мелкая, еще и съежилась в усилиях прикрыть все и сразу, беззащитно-трогательная, а над ней нависает сидящий рядом Лекс, и у него опять стоит колом. Ну чисто коршун хищный над уже сбитой на землю голубкой. И у меня от взгляда на них мигом потянуло в паху. Потому что эта хищная натура у нас с брательником общая, походу. На хер бы эти салфетки, не время для них еще, ведь не нажрался же! Просто шагнуть обратно, бухнуться на колени на смятый уже плед, схватить ее за лодыжки, потянуть на себя, открывая вид на ее пухленькие нижние губки, уже утопающие в общей влаге, и впиться в верхние, мягко наваливаясь и укладывая обратно под себя. Сожрать писк возмущения, что будет обязательно, но недолго, всем нутром чую. И скользнуть обратно в нее, тесную, мокрую и горяченную. В этот раз медленно, ничего не пропуская, смакуя, а не нажираясь, как зверюга с голодухи. Трахать ее, меняя скорость, угол, глубину, вертеть по-всякому, изучая, в какой позе мою мороженку пробирает круче…

Но хрен мне, а не продолжение, потому как рядом с ней сидит долбаное мрачное осложнение, брат, что пялится на меня с «только сунься опять» видом. Сто пудов у него обострение совести сейчас приключилось, знаю я его. И если я бы с откатом у девушки наедине нашел как справиться, заболтал, заласкал и веселье бы продолжилось, то чего делать с тем же самым еще и у брата, я не в курсе. А тут явно у нас диагноз «ни себе, ни людям».

– Давай помогу, – сделал я все же отчаянную попытку, опускаясь рядом с Ксюхой и выдергивая из пачки салфетку. Ясное дело, попытку безнадежную.

– Нет! – ожидаемо дернулась она от меня, наткнулась плечом на нависающего с другого бока Лекса и теперь уже оттолкнулась пятками, отъезжая от нас обоих подальше до самого края пледа. – Я сама. И отвернитесь, пожалуйста.

Я спорить не стал, пересел спиной к ней, а брат, резко выдохнув, вообще подорвался и усвистал куда-то за деревья.

– Слушай, ты только не психуй, ладно? – попросил я, глядя честно перед собой. – Ничего такого не случилось ведь, понимаешь?

Ага, ничего. Самый охеренный секс только случился, и это при моем немалом опыте. Кто же знал, что меня от групповухи, от наблюдения, что сначала брат мой… расколбасит до невменоза почти? Я, конечно, и так знал, что скотина на всю голову озабоченная, и еще обмусолю попозже свою реакцию от случившегося, но что-то чую жопой, что к моему прежнему загону с аналом добавился еще один. Вот железно. Так вот – раз и готово. Пипец, а голова-то у меня и правда с брачком, не казалось, ой не казалось. Ведь нигде под шкурой никакой букашки некомфортной не поползет, что это вроде как лютый зашквар, член в бабу по чужой сперме-то сунуть. С точностью до наоборот. Еще так хочу. И по-другому. По-всякому. Втроем.

– Мне нужно домой, – после нескольких минут шуршания и возни тихо сказала Ксюха и, обернувшись, я увидел выражение страха и явное ожидание какого-то дерьма на ее лице. Это что же она себе придумать успела, пока второпях обратно одежду натягивала? Что мы на достигнутом не остановимся и продолжения банкета потребуем? Я не против, само собой, но …

– Мы не принуждали тебя, Ксюх. – напомнил я. – И не собирались. Это вышло…

– Я знаю, как и почему это вышло! – оборвала она меня резко, сменив страх на злость. – И не хочу обсуждать! Просто верните меня в город. Пожалуйста.

Ладно, похоже, ткнуть женщину, только что трахнувшуюся с двумя парнями, в то, что все вышло добровольно, не самая удачная мысль. «Янетакая» – это же любимая бабская защитная позиция, и им комфортнее думать, что без давления и принуждения они бы ни в жизнь… Но и заявление о групповом изнасиловании, если она вдруг решит рассматривать случившееся под таким углом, не хотелось бы схлопотать. Бля, а если до Корнилова все дойдет? И опять же залет возможный… Сука, как-то это все обрастает сложностями… которые подозрительно меня не пугают. Вот вообще.

Лекс вернулся с еще более мрачной рожей, чем уходил, молча уселся на водительское и завел тачку.

Ксюха натянула ниже футболку, силясь спрятать разошедшуюся молнию на ширинке джинсов, и нырнула на заднее сиденье. Я дернулся сесть с ней, но нарвался на угрожающий взгляд брата и обошел машину.

До города мы ехали в гробовом молчании, я то и дело всматривался в лицо девушки, косясь через плечо, но она сидела деревянно прямо и смотрела перед собой остекленевшими глазами, похоже занятая своими мыслями. Я даже вздрогнул, когда она наконец сказала:

– Здесь! Высадите меня здесь!

– Хрен там! – рыкнул Лекс. – Едем или к тебе, или к нам. Выбирай.

– Но я не хо… – начала Ксюха, а брат резко ударил по газам, одновременно хлопнув по кнопке блокировке дверей.

– Выбрала значит. К нам! – отрезал брат.

– Что? Нет! – судорожно задергала ручку Ксюха.

– Лекс! – развернулся я к нему. – Чё творишь?

– Она сегодня одна не останется, – огрызнулся он. – Уж не до того, как мы все нормально обсудим.

– Я хочу домой! – выкрикнула девушка. – И нам не о чем разговаривать!

– Лекс, не нагнетай, а! – попросил я. – Тормози.

Брат бросил скорость и развернул тачку.

– Ладно, – буркнул он. – Едем к тебе. И поговорим. Последнее не обсуждается.

– Адрес скажи! – попросил я Ксюху, выразительно зыркнув на Лекса, напоминая, что мы якобы, не знаем, где она точно живет.

В лифте девушка демонстративно заняла дальний от нас угол, а едва войдя в квартиру, молча шнырнула в ванную. И едва она скрылась и зашумела вода, Лекс обернулся ко мне и уставился исподлобья.

– Ты прямо сейчас свалишь отсюда, позвонишь Корнилову и снимешься с задания, – отчеканил он.

Глава 11

Оксана

Ввалившись в ванную на резиновых еще ногах, я уперлась ладонями в края раковины, а в собственное отражение в зеркале взглядом. По-прежнему ошалевшим и слегка одурманенным, как обличительно демонстрировало стеклянное полотно. За время обратного пути из лесу я не успела отойти от произошедшей катастрофы по-настоящему. Всерьез отпускать и заодно размораживать как застывшие после оглушительного оргазма мысли начало только сейчас. Вытиралась от семени, одевалась, требовала отвезти домой и позволила войти в свою квартиру едва знакомым мужчинам (они же мои внезапные любовники) я на практически на автомате, как будто находясь под оглушением. Оглушением пониманием, насколько же, оказывается, был прав насчет меня Матвей. Я – конченная шлюха, что отдалась сразу двум мужчинам и получила от этого дикое удовольствие. Отрицать такое невозможно, ни перед собой, ни перед Алексеем и Лексом. Они же прекрасно видели, что со мной творилось.

Господи, в квартиру-то я их зачем пустила? Поговорить? О чем? Чего им еще нужно? Продолжения? Тоже поняли, что я за существо такое, и захотели использовать? Скорее всего. А почему нет? По сути, вышло так, что я сама на них полезла. Сама!

«Всегда все дело в шлюхе. Это она мужика приманивает, потому что пахнет пороком. А мужики это чуют и соображать перестают. Всегда вина женщины, девочка моя, твоя вина и таких, внутри от рождения испорченных, как ты». Ненавистный голос Матвея прозвучал в голове так громко, будто он встал за моей спиной.

А ведь в пути Лекс четко озвучил то, что они оба заинтересованы во мне сексуально, и просил сделать выбор. Хотя правильнее будет сказать – потребовал. А я делать это гордо отказалась и тут же полезла сама. И что они должны были подумать? Естественно, что я именно этого и хотела, раз однозначно не выбрала одного, не оттолкнула, ни словом не протестовала. Скакала сама на Лексе, не соображая ничего от лютой похоти, чуть не выла, не успев финишировать с ним, и течной покорной кошкой легла под Алексея. И кончила. Я все помню, ничего не прошло мимо сознания, кроме разве самого старта этого безумия, того крошечного мгновения перед прыжком с проклятого обрыва. Несколько секунд, когда не помнила себя, стали тем самым последним звеном цепи, что и утянуло меня в пропасть собственной порочности.

Прав Матвей, прав. Я ведь с самого начала видела, как братья на меня смотрят. Я чувствовала, что со мной вытворяет их близость и заинтересованность. Я даже разумом приняла единственно верное решение – не встречаться с ними больше, раз меня настолько будоражит, утягивает на темную сторону. Но поехала в чертов лес. Понимала прекрасно, что делает со мной Алексей, но не остановила. Значит, спровоцировала, значит, хотела изначально позволить все, значит, и есть та самая шлюха, какой называл меня Швец. Та самая, что по его словам, только и ждала возможности изменить, поддаться зову своей гулящей сути. Та, что одна во всем и виновата. Я даже сейчас не сожалею. Стыжусь, да. Но стыд не в состоянии изгнать из меня отзвуки пережитого наслаждения и заставить о нем пожалеть. Мне настолько сильно, прямо-таки катастрофически этого не хватало. Секса. Называй все своими именами, Оксана. Мне не хватало секса. И эту нехватку я компенсировала, занявшись им с парнями, которых видела второй раз в жизни. Хуже было бы только, если бы я с ними в первый же день переспала. Так что, да, бывший муж видел мою порочную натуру насквозь. И нет, я не собираюсь признавать, что у него было право так обращаться со мной, как он делал, но отрицать больше его правоту насчет сути моей натуры оснований у меня теперь нет.

Перед глазами с пронзительной яркостью встал снова тот день, с которого все началось. Три месяца после свадьбы. Матвей просто ненасытен каждый день, каждую ночь, в любую минуту, стоит остаться наедине. Для меня же, прежде даже не целовавшейся по-настоящему, его стараниями не осталось никаких запретов. Нет в моем теле уголков, им не исследованных и не использованных для общего удовольствия. Нет никаких его прихотей и желаний, в удовлетворении которых я бы ему отказала. Потому что мне самой уже стал безумно нравится секс. Даже не так. Постепенно я заразилась от Матвея той же ненасытностью, перманентным вожделением. Когда мы не вместе, меня лихорадит от предвкушения. Когда мы наедине, то дышу, двигаюсь, говорю лишь для того, чтобы удовлетворять его, потому что желание Матвея владеть мною, брать любыми способами – это как наркотик, в употребление которого я втянулась уже.

В тот день я практически неслась домой, забежала за продуктами, чтобы успеть приготовить праздничный ужин. Три месяца. Дата. Повод для радости. Для чего-то особенного. Что удивит его. Что покажет моему мужу – я, как и он, способна изобретать способы добиваться новых чувственных переживаний для нас. Мне попадается на глаза вывеска недавно открывшегося сексшопа. И я поддаюсь порыву и сбегаю по ступенькам в полуподвальное помещение. Краснею и дико смущаюсь, рассматривая тамошний ассортимент. Выбираю. Бегу домой. Вздрагиваю от предвкушения, фантазирую о том, какое лицо станет у Матвея. Как сильно он заведется. И даже чуть-чуть сокрушаюсь, что завтра на работе опять буду засыпать на ходу, потому что ночью вряд ли светит поспать…

А потом… шок, боль, обида. Искаженное гневом и презрением любимое лицо. Жестокий оскал, мерзкие обвинения и отвратительные оскорбления… «Мало тебе, шлюха, да?! Тебе мало одного моего члена, шалава?!»

Вот и вышло, что мало. Можешь торжествовать, Швец. Ты видел меня насквозь.

Рвано вдохнув и выдохнув, я решительно тряхнула головой и тщательно умылась ледяной водой, стремясь смыть остатки позорного румянца со щек.

– Какого черта ты позволила им прийти сюда, дура? – спросила у своего отражения еще раз. – Совсем рехнулась?

Вытеревшись, я распахнула дверь ванной. Момент безумия уже случился, испорченность и грязь вылезли из меня наружу, этого факта уже не изменить. Но не позволять же себе теперь барахтаться и дальше в этой грязи, утопая окончательно, до крайней степени потери самоуважения. Я не готова сдаваться и собираюсь сохранить хоть какую-то часть себя неизмаранной.

Шагнула в коридор и услышала глухой зверский рык Лекса:

– Ты вообще соображаешь какое это, сука, конченое блядство? Кто так ведет себя?

Вот тут полностью согласна с оценкой произошедшего, но выслушивать данное мнение от того, кто в этом же принимал активное участие не собираюсь.

– Отвали, Лекс! – это уже Алексей. – Лично я не вижу в этом ничего конченого. По мне – так все было супер. Девочка кайфанула, мы тоже, чего теперь пениться и корчить из себя зажатую консерву? Лично я за то, чтобы продолжить в том же духе. Или сбрешешь, что самого не вставило?

– Да ты, бля…

– Никто ничего не будет продолжать! – почти закричала я, вставая в дверном проеме кухни. – Вы оба уходите. Немедленно.

Братья повернулись ко мне, оба такие огромные и разные. Брюнет Лекс гневно оскаленный, будто готов броситься подобно хищнику. Блондин Алексей довольно ухмыляющийся и тут же буквально обливший меня мигом загоревшимся похотью взглядом.

– Ксюха, ты… – шагнул в мою сторону Лёша и я, не выдержав попятилась и выставила руку, обрывая его.

– Вон! Немедленно.

– Он уходит, я остаюсь, – заявил Лекс, тоже шагая ко мне.

– Ни хрена! – Вот теперь гневом исказилось и лицо второго брата, а воздух потяжелел от агрессии, в мгновение ока погружая меня в атмосферу моего недавнего прошлого. – Я никуда не пойду. Не потому, что ты так решил, Лекс. Тут решает только Ксюха.

– Я решила. Вы уходите оба, и больше мы не видимся. Никаких продолжений и повторений не будет, – отрезала я с максимумом доступной мне сейчас твердости.

– Вот уж точно. Такого мы повторять не станем, ясно? – последнее было Лексом адресовано конкретно брату. – Но я не уйду до тех пор, пока не обсудим и не решим, что дальше.

– Нет, уйдешь. Вы оба. И я не намерена продолжать этот идиотский спор. Это мой дом, и я требую, чтобы вы убрались.

– Ксюх, но мы же… – нахмурился и потянулся ко мне Алексей, но я слушать не хотела его ни за что. Я хочу, чтобы они оба исчезли и я смогла опять сосредоточиться на том, как собрать свою гордость и здравомыслие из кусков.

– Я ни в чем вас не виню, не намерена подавать никаких заявлений. Не собираюсь предъявлять какие-то претензии или требовать ответственности за возможные последствия незащищенного секса…

– А мы, по-твоему, какие-то чмошники поганые, чтобы от нас ответственности нужно было еще и требовать за такое? – взорвался Лекс. – Типа сейчас в ножки поклонимся за то, что ты нас великодушно от нее освобождаешь, и рванем радостно в закат, а ты сама вдруг чего расхлебывай?

– Лекс, потише, тут стены как бумага, – толкнул в плечо брата Алексей, но тот не глядя отмахнулся.

– Да клал я!

– Ну еще бы! – разозлилась окончательно и я. – Это же не тебе тут жить и в глаза соседям потом смотреть, да? Вон отсюда! Это мой дом, и я требую, чтобы вы ушли! Или я уйду, ясно?

– Давай! – недобро ухмыльнувшись Лекс указал на дверь широким жестом. – Погуляем, пар выходишь-выпустишь, и, может, мозги включишь и поговорим как адекватные люди. Вспомнишь, например, что изначально мы вовсе не потрахаться сегодня собирались, а вопросом твоей безопасности и защиты заниматься.

– Я не…

– Не хочешь с нами больше дел иметь? – перебил меня брат – злой демон. – Серьезно? Думаешь, мы теперь чуть что зажимать и нагибать начнем? Мы скоты, по-твоему?

– Да кончай бесится, Лекс! – Лёша развернулся, становясь между нами. – Ксюха права: она тут хозяйка, и если сказала свалить, то мы свалим. – Он глянул на меня через плечо. – Но насчет больше не увидимся – перебор. Мы дадим тебе время на успокоиться и подумать, понять, что ничего страшного или непоправимого не произошло. Потом мы вернемся и будем и дальше общаться по делу.

– Ты – нет, – буркнул Лекс и, отпихнув плечом брата, пошел на выход.

Поравнявшись со мной, прижавшейся спиной к стене в коридоре, он затормозил и коротко глянул так, что мои ноги опять мигом стали горячей ненадежной резиной, а в животе стянуло-рвануло, шибанув оттуда стремительной молнией возбуждения в разум, нанося огромный ущерб. И будто этого мало было, так он еще и ладонь на щеку мне положил и легко-легко, почти невесомо провел подушечкой большого пальца по моим губам.

– Не беги никуда, Оксан. Не надумывай себе ничего. Я вернусь через пару часов, и ты мне дверь откроешь, – сказал он тихо и уже без гнева, но так веско, что я с обреченностью поняла – не побегу и открою. – На выход, Лёха. Ну!

– Мы вернемся, – подмигнул брат-блондин и тоже шагнул ближе и потянулся ко мне, но Лекс заворчал глухо, схватил его за ворот рубашки и дернул, вынуждая проскочить мимо.

– Обломайся! – донеслось уже из прихожей.

– Сам отвали!

Входная дверь хлопнула.