Текст книги "Позывные «Соты». С Красной Строки. Книга II"

Мариванна

Бабушка – женщина большая, полная. В ней сто кило, даже больше. Она рассказывала про войну, про голод и эпидемии, про то как ехали в Уфу. Поезда стояли подолгу, ждали, пропуская на фронт составы с техникой и солдатами. Как под вагонами пробирались за водой, не зная, тронется поезд или нет, и когда тронется. Не попасть бы под колеса, не отстать бы. Страшно.

Во время войны она весила была почти дистрофиком. Было голодно. Картошкой кормили детей. А себе жарили очистки. Она и теперь говорит, что ничего вкуснее нет жареных картофельных очисток на постном масле.

Ехали в Уфу. Бежали от немцев. И малыши заболели дизентерией. Их сняли с поезда на каком-то полустанке и отправили в госпиталь. Антибиотиков не было. И ничто не могло их спасти – маму мою и дядю Славу – только прямое переливание крови, ежедневное. И бабушка кровью из обеих рук через иглы и трубочки кормила своих еле живых, измученных поносами и рвотой детей. И спасла.

Но Бабушка всегда повторяла, что все наоборот: дети спасли ее от верной гибели. Ведь если б не они, она стала бы летчицей, пошла бы на фронт и погибла. Маша Белова занималась в аэроклубе, лихачила, а вот прыгать с парашютом боялась. Она достаточно налетала учебных часов, чтоб стать военнообязанной и поступить в один из полков Марины Расковой, стать «ночной ведьмой». Но она влюбилась в моего деда, вышла замуж в 37 году и родила мою маму. А еще через три года Славочку.

А после войны она как пошла есть, все ела, ела и никак уже не могла остановиться.

В общей истории страны…

ПАВЕЛ БАРАБАНЩИКОВ (Молдова)

Моя активная гражданская позиция

…Я родился в 1985 году в Кишинёве, столице Советской Молдавии, когда моего деда уже давно не было в живых, он умер в 47 лет от третьего инфаркта. Говорят, война его «догнала» 1975 году,… Но моё имя – Павел, я знаю, что ношу его в честь него, Павла Алексеевича Мордовина. А это значит, что он был настоящим человеком, коммунистом, таким, ради которого стоило бы называть своего сына, что и сделала моя мама.

Его жена, моя бабушка, Людмила Николаевна Мордовина, в девичестве Рудая – Буря, которую я очень люблю, седой, честный и добрый, очень добрый человечек, плачет от боли за родных и чужих, а также от радости за кого-то, особенно за меня или за мою маму. И даже когда смотрит телевизор, и там говорят о чем-то хорошем или плохом. Оттого у неё под глазами «мешочки», я думал в детстве, что там и прячутся её слёзки…

Говорят, что я и мама переняли от бабушки и деда добрый нрав, любовь ко всему живому, а также эмоциональность и особую чувствительность ко всему происходящему вокруг. По линии деда у нас хороший слух и голос, говорят, что он был в армии полковым запевалой, а за столом на праздники пел военные и советские песни так, что соседи собирались во дворе под окнами послушать. Потому моя мама, Наталья Павловна, знает сотни этих песен. А так как я вырос в этой «среде», то пока подрастал, благодаря безысходности этой ситуации быть её сыном, впитал все это как в своём доме, так и на репетициях её многочисленных детских хоров, куда она меня водила в детстве, а потому я, приручённый к её делу, хожу туда до сегодняшнего дня. Мы все, «рапсодийцы», из её хоровой студии «Рапсодия» как бы прошли патриотическое воспитание моих дедушки и бабушки в любви к своей Родине, к СССР, к Богу, людям и природе. С начала 90-х годов, особенно тогда, когда ветеранам надеть боевые медали и ордена и выйти в центр города 9 мая было сродни подвигу Зои Космодемьянской, Матросову или героям-панфиловцам, мы хором покупали цветы и раздавали им, сидящим на лавочках, а они плакали как дети… Это потом уже были массовые митинги и шествия со знамёнами, организованные коммунистами и другими передовыми людьми нашего времени. Да и сейчас мы собираем 9 мая вот уже более 10 лет с бардами города песенные праздники в парке у Мемориала, куда традиционно сходятся сотни горожан. И поем песни, как тогда пел их моей маме мой дед-фронтовик…

О нем я и поведу свой рассказ…

Моя гражданская позиция

Мой героический дед Павел Алексеевич Мордовин

…Голос Юрия Левитана объявил, что войска Красной Армии сегодня в ожесточённых боях заняли города Минеральные Воды, Железноводск, Ессентуки, Кисловодск, Георгиевск, Пятигорск…

…Пятигорск… Павлу, юному ефрейтору сегодня не спалось… И теперь не от пулевого ранения, которое уже абсолютно зажило, а от счастья…

Да-да, от счастья! Вокруг – война, а он – счастливый! Сегодня освободили его родное село Обильное Георгиевского района, откуда он в начале лета 1942 года, воспользовавшись своим крепким не по возрасту телосложением, приписав себе положенных для призыва два года, сбежал из родного села на фронт, слыша во след крики матери и плач двух своих сестёр… А как, в самом деле, он мог остаться дома, если старший брат его, Иван, воюет где-то артиллеристом, а отец Алексей, совсем больной, вернулся домой из окопов, и умер от воспаления лёгких и от тяжёлых ранений?… На прощанье сказал маме, что вернётся, и что дворянин должен защищать Отечество, не смотря на то, что в то утро мать его призывала вспомнить, как новая власть их «раскулачивала» в продразвёрстку, и её, роженицу, подняли с печи, где под одеялом, на котором она рожала, хранилось последнее зерно в один слой! Но, прости, мама, как ему, мужчине, усидеть дома, когда враг наступает, а работа молотобойцем уже не пригодится: конная армия ушла далеко на Кавказ!

Кони… И тут он вдруг вспомнил, как 12-летним мальчишкой запрягал колхозную лошадь (семью-то кормить надо, да и пусть старшая сестра Нинка закончит свою учёбу в институте, на училку учится!) и вёз продукты в Пятигорск на улицу Рубина, а добрая сердечная женщина Анисья кормила его во дворе соседского дома, а её внучка, худенькая девчушка Люда поглядывала на его шаровары и улыбалась, глядя на неуклюжую походку деревенского парня… А потом волей судьбы при отступлении он их заметил в толпе эвакуирующихся, идущими по дороге в Северную Осетию. Показалось ли ему? Помахать бы им рукой, но нельзя, армия есть армия, да и неожиданный налёт «Мессеров», когда вдруг все побежали врассыпную в кукурузу… Эх, гад, этот немец, как забыть его довольную улыбающуюся рожу, в летящем на низкой высоте самолёте и стрелявшем по людям! Живы ли они?..

Эх, увидала бы она его сейчас, эта девчонка! Во-первых, на груди красуется медаль «За отвагу», и выправка, и новая форма танкиста! «Эдельвейс» давно кубарем скатилась с гор Кавказа, где он служил в стрелковой гвардейской дивизии, и кроме двух восхождений на Эльбрус (ничего особенного!), имеет восхождение на Казбек, а это – что-то! Вспоминались ребята, с которыми ходил в связке, и которые остались в горах навсегда… И местных предателей вспомнил, которые водили немцев по тайным горным тропам, и ударяли в тыл…

Вспомнилась ещё одна бессонная счастливая ночь, когда ему после выписки из госпиталя вручили направление на курсы шофёров! Это же – профессия! И будет чем заниматься в мирное время!.. Образование-то успел получить только начальное. Ничего, наверстаю! После войны…

А сейчас он – механик-водитель «Т-34»! И уже получил первое боевое крещение, освоил танковый «шашечный» ход! Этим фрицам никогда его не подбить!..

…После этой ночи у моего дедушки Павлика была длинная военная дорога. После того, как немцев отогнали с Северного Кавказа, его направили снова в горы, перегонять Студебеккеры US 6, в народе прозываемые «студеры» из Тегерана через Военно-грузинскую дорогу! Многие засыпали от усталости и бессонницы за рулём, прямо на его глазах, и «уходили в пропасть», но надо было не останавливаться на узенькой дороге в горах, где, порой, полколеса этих громадин-машин свисало над бездной! Кто знает, сколько было перевезено им, простым деревенским мальчишкой их, машин, будущих знаменитых «Катюш»!

Служба в рядах Красной, а потом Советской Армии для моего дедушки закончилась в 1949 году, армию-то надо было стране сохранить! Его демобилизовали после службы на азербайджанско – персидской границе, а вернее, после того как их однажды в начале октября 1948 года срочно прямо с заставы посадили в самолёты и показали как дёргать за кольцо парашюта… Так дед совершил свой первый и единственный прыжок… На разрушенный землетрясением Ашхабад. Дед никогда не любил говорить о войне, говорил, что не убил ни одного человека… Не любил вспоминать, значит там было тяжело, но Ашхабад был самым страшным воспоминанием. Тогда впервые и прихватило сердце… Хвалиться дед тоже не любил. Все свои медали отдал сыну Сергею, и носил только маленький памятный значок в честь 25-летия Победы… Но песни… Песни – пел! И мы продолжаем петь. За него. И вместо него.

P.S. А девочка Люда… по возвращению в Пятигорск из эвакуации, которую она провела в Грузии, училась на курсах сапёров – минёров, и разминировала десятки противотанковых мин! И это – в 15 лет! А потом…. стала женой моего дедушки, снова «познакомившись» с ним на Донбассе. Спустя 20 лет. От судьбы ведь не уйдёшь!… Но это уже другая история… В общей истории страны…

Они взывают ко мне…

ИЛЬЯ МУРОМСКИЙ

Илья Олегович Муромский (Ермолкин), родился в Москве в 2001г. участник мероприятий в рамках ведущего проекта Клуба выпускников Литинститута и Академии «Русский Слог» – «Писатели бессмертного Полка», в том числе акции «Трилистники Победы» к 75-летию Победы. Занимался у педагога-поэта Т.С.Шехановой (выпускницы Литинститута), после окончания православной гимназии во имя апостола и евангелиста Иоанна Богослова поступил в МГУ на факультет журналистики. С 12 лет занимается художественным переводом с английского языка, обладатель гран – при по переводу в конкурсе библиотеки иностранной литературы; многократный победитель и призер литературных конкурсов в номинациях «Творчество» и «Живое слово». Лауреат патриаршего литературного конкурса «Лето Господне» (2015 год). В 2016 году вышла его первая книга «Дивный сад» в серии «Первая книга гимназиста».

Зов предков

«Я не хочу никакой другой истории,

кроме той, что Господь Бог дал России»

А.С.Пушкин

Хорошо сказал А.С.Пушкин! Ведь история России – это прежде всего жизнь твоего рода. Тех, кто не помнит своих предков, не почитает их, не знает пятую заповедь Божию, называли на Руси Иванами, не помнящими родства.

Я не хочу быть таким Иваном и держу в памяти истории всех членов моей семьи, ближних и дальних. Особенно памятны и святы для меня истории времён ВОВ.

Необыкновенная история

Расскажу необыкновенную историю, случившуюся с моим прадедом по материнской линии. Фамилия у него была самая обыкновенная, таких по России тысячи и тысячи, Иванов. Когда началась война, прадед был непризывного возраста, да ещё, как директор очень важного метеорологического института, имел большую «бронь», то есть освобождение от призыва. Но он всё равно пошёл воевать. Служил на Ленинградском фронте, защищал Пулковские высоты. Ленинградский фронт был самым «голодным» фронтом. Солдаты и офицеры часто умирали не от ран, а от истощения. Случилось это и с моим прадедом. Когда везли его в санитарном поезде в госпиталь, врачи констатировали смерть от истощения. На скорую руку (был февраль, лютый мороз и мёрзлая земля, да и стоять долго было некогда!) вырыли братскую могилу, похоронили умерших, и поезд поехал дальше. Моему прадеду повезло, так как оказался он на самом верху положенных практически в снег воинов. И, когда он очнулся и застонал, обходчику, чудесным образом оказавшимся неподалеку, не составило труда его откопать.

В больнице тоже произошло маленькое чудо: нашлась медсестра, которая согласилась выхаживать истощенного, практически безнадежного человека, она вынянчила его, выходила, подняла на ноги и сказала на прощание: « Ну, служивый, жить теперь тебе до ста лет, не иначе!» Прадед действительно прожил почти сто лет, и всю оставшуюся жизнь его мучили мысли о том обходчике, который спас ему жизнь! Во-первых, он был призывного возраста, но почему-то не на фронте, во-вторых, как можно услышать слабые человеческие стоны сквозь завывания лютой вьюги, и в-третьих, обходчик очень был похож лицом на великомученика Георгия Победоносца, изображенного на иконе, находящейся в доме родителей (его мама была глубоковерующей!). А, как известно, материнская молитва со дна моря подымает. Очень уж сильно молилась моя прапрабабушка Господу и великомученику Георгию, и случилось чудо! Всю войну прошел прадед без единой царапины, если не считать этот случай «смерти от истощения». А звали моего прадеда Георгием!

Другая история

Другая история о моём прапрадеде со стороны отца. Он был монах-священник, история сохранила только его фамилию – Сельский. Он был потомственным священником из рода Сельских.

Когда началась война, прапрадед жил в Киеве и уже был очень стареньким. У него была красивая, белая и длинная борода. До Октябрьского переворота он служил в Киево-Печерской Лавре, но с приходом к власти большевиков Лавру закрыли, а прапрадед чудом остался жив. Когда фашисты заняли Киев, они разрешили священникам и монахам служить в Лавре. Но сделали они это не потому, что были такие добрые, а потому, что хотели разъединить русских. В России ещё очень много было верующих людей, которые не любили большевиков. Перед тем, как Киев был занят фашистами, шли долгие, кровопролитные бои, было очень много убитых и раненых с обеих сторон. Не всем раненым красноармейцам удалось до прихода гитлеровцев уйти из Киева, пришлось им прятаться у сердобольных людей. Вот так оказалось, что мой прапрадед спрятал у себя нескольких раненых красноармейцев, хоть они и были коммунистами, но они были русскими людьми и защищали нашу Родину. Но нашёлся предатель, который донёс на прапрадеда. Его арестовали, и гитлеровцы в форме, на которой выделялись пряжки с надписью « С нами Бог!», стали требовать от него выдачи раненых красноармейцев, но прапрадед не проронил ни слова. Тогда они замучили его, издеваясь над ним как священником, по волоску выдёргивали его красивую, белую бороду. Сердце старого монаха не выдержало, и он умер.

Свои истории о прадедах я объединил в один рассказ и назвал его «Зов предков», потому что они взывают ко мне из далёкой дали, когда они жили и были настоящими героями, не задумываясь о том, что когда-нибудь их за это наградят.

Странности той истории…

САША ИРБЕ

Саша Ирбе  – поэт, экспериментальный режиссер, автор многих поэтических концертов, спектаклей, литературных экскурсий, выпускница Литературный институт им. А. М. Горького (семинар И. Волгина). Действительный член Международной Академии литературы, науки, искусств «Русский Слог». Автор пяти поэтических книг. Подборки стихов выходили в журналах «Юность», «Кольцо А», «Московский вестник», «литературная учеба», «Волга – XXI век», «Балтика», «Москва», «Наш современник»… Стипендиат Министерства культуры РФ (2015г.), лауреат конкурса «Золотой микрофон», победитель конкурса на «Лучшее стихотворение года 2004», обладатель гран-при Всероссийского 29-го фестиваля памяти Ю. Визбора «Горные вершины», лауреат журнала «Балтика» (в номинации «поэзия» за 2018 г.)

Бабушка на велосипеде

Когда моя бабушка умерла, я ещё не могла оценить всей странности той истории, которая произошла с ней в самые последние месяцы её жизни. А началась она в далекие послевоенные годы. Мой дед только что пришёл с фронта. Он был старше бабушки на восемь лет, а когда уходил на войну, ей было всего пятнадцать. Возвратился не предупреждая, как и многие возвращались тогда, перепрыгивая из одной попутки в другую. Поцеловал мать, привел себя в порядок, переоделся и пошел к дому своей возлюбленной, уверенный, что она его ждет. Однако застал её катающейся на велосипеде с (как он тогда выразился) «сопливым недотехой» из соседнего двора, которого он же, по его воспоминаниям, и научил на нем когда-то кататься. Разбираться не стал. Просто навел на него револьвер и произнес:

– Отваливай!.. Я долго ждать не буду! Чтоб последний день здесь тебя видел!

Бабушка уже при мне вспоминала этот момент несколько раз. И не потому, что он был страшным, а лишь потому, что именно с него, как она считала, все в ее судьбе пошло наперекосяк.

Жили они в небольшом и только что образовавшемся поселке, причиной появления которого стал завод, с неимоверной скоростью построенный в лесах Прикамья. Ради его обслуживания в поселок были переселены поволжские немцы, недавние заключенные, специалисты с их семьями и домашней скотиной. Все и у всех были на виду. Характер же у моего деда был вздорный, напористый. Он был из казанских татар, отбывавших свой срок на лагерных работах неподалеку. За что и как его посадили – осталось уже неизвестным, но про то, что с дедом моим лучше не связываться, в поселке знали все: сначала побьет, а потом уже разбираться будет, за что и как.

А, между тем, дед мой был одним из первых пехотинцев, вошедших в Берлин. С немецкой земли он привез с собой несколько трофеев: старый патефон, кружку с орлом, на себе – немецкий ремень, сапоги и шапку, коричневый чемодан, произведенный в Германии еще в догитлеровскую эпоху. В него и пятьдесят лет спустя еще складывали некоторые вещи. Были собраны моим дедом и подарки, которые удалось ему припасти для бабушки, чуть ли не пешком пройдя всю Европу. Несколько колечек, серебряные и золотые сережки, только уже в девяностые годы снесенные в местный ломбард, большую, белую, очень тонкую, но очень теплую шаль, в которую бабушка куталась, сидя перед окном в кухне каждую зиму.

Их свадьба состоялась шумно, весело, с большим количеством соседей и вынесенных на улицу вскладчину накрытых столов, и стала чуть ли не первой, сыгранной в поселке после войны.

Своему «велосипедному другу» бабушка сказала, что никогда не испытывала к нему симпатий, сказала, что просто была война и ей было страшно, что своего суженого она с нее не дождется. От деда и действительно последние полгода не было писем. Слишком сложно им было идти из разоренной Европы.

Однако, мне досталось уже то время, когда она с любовью вспоминала первый поцелуй с «сопливым недотехой», в подробностях и в красках рассказывала собравшимся на ее кухне кумушкам, как они вдвоем ранним утром бежали по траве к маленькому озеру, заросшему тиной и мхом, чтобы набрать воды и ей полить саженцы в огороде. Оба наклонились, больно ударились друг о друга висками, а потом, вместо того, чтобы выпрямиться, присели на корточки и начали целоваться. Поднимались уже вместе, почти не отрываясь друг от друга. И было у каждого в груди очень таинственно и тепло. Потом – вечером – опять встретились на этом пруду и опять целовались, а над ними, точно благословляя их любовь, неслись висели белые и крупные звезды.

Правда же заключалась в том, что бабушка ни на секунду не сомневалась, что, узнав об измене, дедушка тут же возьмет ружье и отправит на тот свет ее ухажера. И, если нужно будет за это сидеть, то будет сидеть, но желанного, своего добьется. На тот момент «желанным» была она, и она с этим смирилась.

Мать ее была крайне рада новоиспеченному зятю; с таким, как ей казалось, не пропадет! Возможность хоть как-то пристроить одну из четырех своих дочерей была для нее жизненной необходимостью, прокормить всех было сложно.

Прабабушка моя овдовела еще во время финской кампании, а сердце ее болело об утонувшем четырехлетнем сыне, поэтому в любовные отношения дочери она не вникала. Случилось это в самом начале войны, но вспоминала об этом прабабушка каждый день своей жизни.

К сожалению, «сто фронтовых» дали себя знать очень скоро! Дедушка достаточно плохо спал ночами, все время вспоминал о войне. Жестко пил, когда это ему удавалось. А как напивался, тут же вспоминал бабушке все, что в трезвом состоянии рассказать ей не мог, в том числе и того мальчика на велосипеде. Сама бабушка прекрасно понимала, что интересовал его куда больше другой вопрос: любит она его или нет? И дедушка, не задавая этого вопроса, понимал, что не любит.