Текст книги "Отражение. Зеркало отчаяния"

Глава 3

При дворе его величества Остеона

– Мой господин…

Френсис Сорийская всегда была великолепна в постели. Талант!

Кто-то стихи пишет, кто-то на музыкальных инструментах играет, а вот леди Сорийская была великолепна в постели. Сходила с ума, кричала, кусалась, царапалась, извивалась в мужских руках, так заводя партнера, что тот забывал обо всем. И потом чувствовал себя героем…

Как же! Такую красотку и до такого довел…

Но имелась разница между работой и удовольствием и для леди Френсис.

С принцем она многое делала по обязанности, а вот сейчас… и томный взгляд, и низкий чувственный голос, от которого и боевые кони встали бы на дыбы, все было от души.

– Мой господин…

Мужчина, у которого на плече покоилась головка леди, погладил ее по длинным каштановым волосам, намотал их на кулак – и впился в податливый жадный рот, в манящие алые губы…

Таково уж было свойство Френсис – пробуждать в мужчине зверя. И зверь этот требовал насыщения.

Спустя примерно час леди опять вытянулась рядом с любовником, спокойная и довольная. Теперь настало время поговорить.

Мужчины ведь устроены иначе, им отдых нужен…

– Ты была у принца?

– Да, мой господин. Найджел недоволен. Ему кажется, что его лишают заслуженного – власти и прав. Он хочет трон, хочет стать королем… это его просто изнутри сжирает. Вы бы видели, как его корежило от слова «принц». В мечтах он уже давно правит Аллодией.

Мужчина только хмыкнул.

– Правит он… направит такой, если его не направить.

– И куда вы хотите направить его, мой господин?

Мужчина покосился на женщину.

Редкое сочетание. Красота, ненасытность и ум. Невеликий, но большого ему и не надо.

– Его величество решил женить Найджела.

– Да? На ком же?

Новость эта была потрясающей. При дворе еще не ходили слухи и сплетни, никто ничего не знал…

– С Саларином родниться нельзя, королева была оттуда. Остается Элар. У них как раз есть девица подходящего возраста…

– Неужели Дилера?

– Ее высочество Дилера, не забывайся…

Леди Френсис состроила покаянную рожицу.

– Мой господин, я бываю такой непочтительной. Такой рассеянной… угодно ли будет вам наказать меня за это прегрешение?

Глаза мужчины сверкнули жадными огоньками, но свои силы он оценивал верно, а потому не стал торопиться. Просто сжал в кулаке гриву волос, намеренно причиняя легкую боль, и удовлетворенно пронаблюдал, как туманятся глаза леди Френсис. Не от боли – от желания.

– Чуть позднее.

– Да, мой господин.

– Именно Дилера. Предварительный договор с Ринием Эларским уже заключен, есть наметки по переговорам с Саларином. Если все пройдет удачно, Степь падет к ногам тройственного союза.

– Вот как…

Леди Френсис была действительно неглупа.

С Саларином – родство. Правящий сейчас король – брат ее величества Лиданетты, которая безвременно почила во время эпидемии оспы. С Эларом будет родство. А дальше…

Каждое государство сильно своим.

Аллодия богата лесами, горами, у них почти нет конницы, но сильная пехота. В Эларе, напротив, конь стоит больше, чем женщина. За убийство или вред, причиненный коню, тебя могут просто повесить. А Саларин – это купцы. Война же – расходы, расходы и еще раз расходы. И взять-то с той Степи нечего, кроме коней, территорий и рабов. Но чтобы все это начало приносить прибыль, еще требуется столько вложить… подумать страшно.

Это понимает любой разумный человек.

– Что я должна сделать, мой господин?

– Мне пока невыгоден этот союз. Пока…

– Я понимаю…

Френсис действительно понимала. Если договор будет заключаться от имени его величества Остеона или Найджела, те могут призвать союзников на помощь. Во время войны любое покушение на королевскую власть – бунт. Карается смертью на месте – если повезет. Если нет – ты будешь молить о смерти.

А вот если на трон садится новый король, если он, своей волей, заключает этот союз, если начинается война, которая позволяет отправить на поле боя самых недовольных и решительно прополоть остальных…

Это уже совсем другой расклад. Но показывать, что она это понимает, – нельзя. Наоборот…

– Поэтому ты будешь постепенно вкладывать в голову Найджелу простые мысли. Первая – отец его не понимает. Он так всю жизнь и пробегает перед отцом на задних лапках, если не решится сбросить ярмо. Можешь ты влюбить этого индюка в себя?

Френсис пожала плечами.

У Найджела в сердце уже была одна любовь – к нему самому. Вряд ли там еще поместится…

Увы, ее величество Лиданетта была хрупкого телосложения. Роды дались ей очень сложно, она долго приходила в себя и с рук не спускала сына. Второй раз у нее был выкидыш. И третий. Потом родился мертвый ребенок…

Все это заставляло ее обожать живого малыша, тискать, уделять ему все время и внимание…

Найджел вырос в твердой уверенности, что солнце светит миру по его приказу. И только для него. Убедить такого эгоиста в своей любви несложно, он и так в ней не сомневается. Это же ОН, и Он снизошел до тебя. Чего тебе еще надо для счастья?

А вот заставить его полюбить?

Это задача для незаурядной женщины. Впрочем, Френсис считала себя именно таковой.

– Я попробую, но не ручаюсь за успех.

– О, я верю, что у тебя все получится, дорогая. Влюби его в себя и внушай мысль, что от отца можно избавиться и иначе. Не убийством…

– К примеру, мой господин?

– Есть некоторые отвары… Если пить их достаточно долго, человек становится безумен. Ему чудятся голоса, появляются видения… безумие его будет очевидно. А безумный король не может править государством. Его надо запереть и вручить регентство и корону его сыну.

Леди Френсис кивнула.

– Это вторая мысль?

– Да. И третья – его не уважают. Его унижают, заставляя жениться на Дилере Эларской. Отец женился по любви, а для сына он счастья не желает, оскорбляет и третирует наследника, низводя его чуть ли не до уровня ребенка…

Леди кивнула.

– Я сделаю, мой господин. Но не случится ли так, что Найджел просто оскорбит эларцев? Смертельно оскорбит?

– И пусть. – Господин довольно улыбнулся. – Поверь, найдется и кому утешить принцессу, и кому спасти репутацию страны в глазах соседнего государства…

Леди Френсис подумала и кивнула.

Что уж она поняла – осталось в хорошенькой головке леди, но вслух прозвучало:

– Мой господин… вы имеете в виду себя?

– Это тебя не касается.

Из зеленых глаз покатились бриллиантовые слезинки.

– Мой господин, только не говорите, что вы готовы променять меня – на эту чалую лошадь!

Мужчина хохотнул. Леди Френсис, безжалостная, как и все красивые женщины по отношению к соперницам, попала в точку. Именно чалая и именно лошадь. Лучше бы Дилеру не описал никто.

Вытянутое лицо, тяжелая квадратная нижняя челюсть, здоровущие зубы, бородавка на щеке, волосы невнятного коричневого оттенка… Да и фигура соответствующая – длинная и нескладная.

Рядом с леди Френсис Дилера не просто смотрелась бы служанкой. На нее бы еще и плевали…

– Неужели ты думаешь, я могу от тебя отказаться?

Бриллиантовые слезинки так же текли из глаз.

Леди Френсис отлично понимала, что ради власти ее любимый пойдет на все и не посчитает это грехом. От нее не просто откажутся. Ее убьют.

Но выглядела она так соблазнительно…

Растрепанная, полуобнаженная, с гривой волос, рассыпанной по одеялу…

– За эти мысли ты заслуживаешь самого строгого наказания, – приговорил мужчина. И подмял под себя несопротивляющуюся красавицу.

Леди Френсис была достаточно умна, чтобы верно оценивать свои силы.

Королевой ей не стать. Но фавориткой – вполне. А для этого нужно быть услужливой, податливой, покорной и соблазнительной. И она отлично с этим справится.

Принц, говорите?

Что ж, она справится и с принцем. А сейчас…

Сейчас нет ничего, кроме ее самой, любимого человека и наслаждения, которое он дает ей. Да, мой господин, еще, прошу вас…

Мария-Элена Домбрийская

Поездка в карете – это не особенно интересно.

Ты едешь, кляня кочки и выбоины, потом вы останавливаетесь, ты разминаешь ноги и возвращаешься в карету.

Через два часа – то же самое.

Останавливаться на обед?

В этот день было попросту негде. Они не встретили ни одного приличного придорожного трактира, в который можно было бы зайти и пообедать. А вот ночевать…

Ради ночевки они остановились на постоялом дворе, который гордо нес вывеску с названием «Три карася».

«Жаль, не три пескаря, – съязвил внутренний голос, как-то ставший привычным. – Интересно, каких карасей там жарят, если до ближайшей речки пилить и пилить?»

Малена предпочла не обращать внимания на этот вопрос и медленно, вслед за капитаном, вошла внутрь.

«М-да. Пять звездочек мы видим только в окошко. За… любись…» – оценил внутренний голос.

При чем тут звезды, Малена тоже не поняла. Трактир как трактир.

Общий зал с изрядно закопченными потолками, тяжелые столы и такие же тяжелые скамьи – чтобы драться было ими несподручно. По стенам развешаны вязанки лука и чеснока, там же, в держателях, факелы… Закопченный камин – его должны разжечь вечером…

«Если труба не забилась. А то дыму будет…»

Стойка, за которой находятся бочки, бутылки, дверь на кухню, и стоит сам хозяин трактира.

«Бэээээ…»

Да, при виде этого толстяка в несвежей одежде у Малены комок подкатил к горлу. Толстое брюхо, кожаные штаны и фартук, грязная рубаха, некогда бывшая… интересно, какой?

«Судя по виду – ей камин и прочищали». – Внутренний голос окончательно распоясался. И был прав. Увидь такое матушка-настоятельница, мерзавца бы просто воткнули головой в кучу навоза. И пусть стоит, пока не надоест.

Малена такого приказать не могла.

Горло свело судорожным спазмом, руки дрожали, перед глазами все плыло…

«Эй, ты только в обморок не ляпнись, – забеспокоился внутренний голос. – Тут грязи на полу столько, что тебя год не отмоешь!»

Малена судорожно кивнула, еще раз сглотнула и ухватилась за руку ближайшего солдата. Тот посмотрел сначала удивленно, потом понял, что девушке просто плохо от местной атмосферы и запахов… о, этот восхитительный букет прокисшего пива, подгоревшего мяса, несвежей рыбы, отхожего места и не выплеснутых вовремя помоев! Тут и перегару недельному рад будешь!

Марию-Элену подхватили под локоть и деликатно, но крепко поддержали.

– Дышите, барышня…

Малена сделала глоток сомнительного воздуха, второй… Покосилась на солдата. Видела она его раньше? Да, возможно. Просто сейчас у нее не то состояние. Она бы здесь и отца не узнала…

Тем временем Дорак Сетон хлопнул по стойке.

«Какой герой, – тут же последовал комментарий. – Руку отодрал. А мог бы и пару пальцев оставить… прилипли бы».

«Она в перчатке», – в ответ подумала Малена, находясь в таком состоянии, что беседы с внутренним голосом ее не ужасали. Все лучше, чем если ее начнет тошнить прямо здесь. И прямо сейчас.

Не готовят в обители к таким-то радостям жизни! Не заставляют копаться в навозных кучах, убирать за свиньями, чистить выгребные ямы!

И даже если говорить о страждущих…

Малена могла жаловаться долго, но кто ж допустит герцогессу к действительно тяжелым случаям, вроде той же проказы? Или к умирающим от язв или ран в живот?

Да, в обители все равны. Но… Домбрийская.

– Комнату для госпожи. Комнату для меня. Так… и три общих комнаты для моих людей. Лошадей расседлать, напоить, задать овса…

– Да, господин…

– Сетон, – высокомерно произнес Дорак. – Командир гвардейцев его светлости Домбрийского.

– Ох, милосердие Его! Какие гости-то!

«Расхвастался, павлин…»

Малена была полностью согласна с внутренним голосом.

Трактирщик кивнул слугам, которые вылетели за дверь, а сам поклонился адресно капитану, адресно Малене и засеменил вверх по лестнице.

– Следуйте за мной, господа! Госпожа…

– Ее светлость! – рявкнул Дорак.

– Ох, милосердие Его! Прошу вас, ваша светлость…

Лестница была крутой и грязной, идти по ней вдвоем было откровенно сложно, опираться на перила Малена просто не рискнула, подхватила повыше юбки верхнего и нижнего платья, наплевав на приличия… хватит! И так тошно… надо потом будет это платье выкинуть!

«Сжечь перед тем, как надеть».

Комната, дверь которой услужливо распахнули перед Маленой, была маленькой и тесной. Но это бы она пережила…

Это – да. Но другое…

Постель выглядела очень характерным образом. А именно…

«Клопы!» – ахнул внутренний голос.

Да, этими тварями и кишела кровать, накрытая грязно-серым покрывалом. Малена передернулась.

– Это что такое?! – взревел Дорак. – Ты что – смерти ищешь?!

Трактирщик согнулся в поклоне, залебезил, оправдываясь…

«Замечательно. Сейчас этот умник будет два часа орать на трактирщика, потом они ничего не сделают, и тебе придется ночевать или в карете, или в чистом поле, лошади-то уже расседланы. И в результате с утра ты будешь никакой. А впереди еще день… и не один день».

«И что делать? – Малена так живо представила эту перспективу, что ей дурно стало. – За что мне это?»

«Подвинься…»

Малена резко выпрямилась.

– Господа, будьте любезны замолчать!

До трактирщика дошло сразу, и он умолк, Дорак какое-то время бушевал, пока не заметил взгляда Малены. Ледяного, презрительного… когда она научилась так смотреть?

Она и сама не знала. Как-то… Сама выпрямилась спина, сам открылся рот, произнося негромко, но четко и ясно, словно откусывая каждое слово…

– Капитан, будьте любезны, отправьте трех солдат носить воду на кухню. Господин… как вас зовут?

– Свон. Трактирщик Свон или дядюшка Свон, миледи…

– Ваша светлость. Господин Свон, вы сейчас прикажете слугам нагреть на кухне большой котел воды – и когда она вскипит, солдаты принесут сюда десять… нет, пятнадцать ведер с кипятком. Пусть зальют все углы. Дальше. Сколько у вас слуг?

– Четверо, ваша светлость.

– Двоих немедленно сюда. Они снимут с кровати весь этот хлам, выкинут и принесут потом свежего сена. Надеюсь, оно у вас есть? И пара-тройка мешков? Чистых?

– Да, ваша светлость…

– Отлично. После того как они выкинут этот мусор, пусть набьют несколько мешков сеном. Не королевское ложе, но переночевать сойдет. Завтра получите обратно свое добро. Капитан, заплатите человеку за хлопоты.

Дорак медленно кивнул:

– Да… ваша светлость…

– Вы все еще здесь?

Этого оказалось достаточно. Капитан ухватил трактирщика за шиворот и вытащил из комнаты. Примерно через пять минут со двора послышался его голос, отдающий приказы, а еще минут через десять явились двое слуг. Они вытащили кровать на середину комнаты, выкинули с нее слежавшийся тюфяк и простыню, потом, под чутким руководством Малены, один из них щедро намочил пол, а второй принялся мести его. И наконец явились солдаты с ведрами кипятка, который принялись щедро плескать на остов кровати, на пол и на стены.

Кровать залили всю так, что с нее аж капало, а в комнате приятно запахло распаренным деревом.

– Теперь принесите четыре миски с водой и поставьте в них ножки кровати.

Спустя час после приезда на постоялый двор герцогесса Домбрийская вытянулась на импровизированном тюфяке.

Мешки были накрыты ее плащом, так что сено не кололось, трава приятно пахла, было мягко и уютно, а что еще надо уставшему человеку?

Малена прикрыла плотнее дверь, задвинула тяжеленный засов – и провалилась в глубокий сон.

Матильда Домашкина

Мотя чихнула и проснулась. Чихнула еще раз, повыразительнее, огляделась – и вспомнила все вчерашнее.

– Беська! Зараза!

Кошка приоткрыла один глаз, потом второй, а потом уморительно зевнула во всю крохотную пасть. Мол, что тебе еще надо, человек?

Да, я лежу на твоей подушке, и это кончик моего хвоста только что попал тебе в нос… подставлять не надо было!

Мотя выразительно поглядела в ответ – и направилась в душ. Так бабушка приучила. Утро начинать с контрастного душа, а вечер заканчивать теплым. Так и проснешься, и уснешь лучше…

Итак, душ, стакан воды натощак, теперь расчесаться и набросать что-то на лицо.

Сегодня предстоит идти и искать работу.

Стаканом кипятка залить хлопья и укутать полотенцем. Пусть постоят, пока Мотя лицо рисует. Все же внешность у нее неплохая, но глаза надо делать поярче, а брови и ресницы – подкрашивать. Тут главное – меру знать…

Вот так, контурный карандаш, немножко туши на ресницы, и глаза стали ярче, лицо заиграло. Теперь можно и хлопья жевать.

И – одеваться…

Любимые джинсы, с разрезами и стразами, майка кислотных тонов…

«Какой ужас! Разве в этом можно ходить женщине?»

Матильда оглядела себя в зеркале. Ну да, ярко…

Но разве это плохо?

«Просто неприлично! Так показывать ноги! И вообще…»

Внутренний голос мямлил, но смысл в его словах был. Ей ведь правда искать работу… Офисную. А на собеседование надо приходить одетой прилично – или хотя бы не вызывающе…

Джинсы отправились в шкаф, а Матильда извлекла из шкафа длинный розовый сарафан, который лично купила на распродаже за десять процентов от первоначальной цены. Достаточно удачный – до щиколоток. К нему подошли босоножки на низком каблуке и белая сумка.

«Теперь бы еще плечи прикрыть…» – посоветовал внутренний голос.

С этим проблем никогда не было. Бабушка Майя обожала вязать, и даже когда ее накрыло паркинсоном, пыталась…

Так что в шкафу была найдена кофта-сетка, которая и укрыла плечи девушки.

«Красиво…»

– Сама знаю, – буркнула Матильда внутреннему голосу.

И вышла из дома.

Надо купить газеты с объявлениями, прочитать их, обзвонить подходящие конторы и методично начать обходить все, по списку.

В наше время, пока что-то приличное найдешь, год пройдет. А денег мало…

* * *

Увы, сегодня точно был не Мотин день. Ближайший киоск закрыт на учет, пришлось идти в гипермаркет, а это около километра, да по жаре…

Там газеты оказались, но пока она их покупала, Матильду два раза толкнули тележками и ни разу не извинились. Мужчина-то спешил, понятно, а толстая тетка посмотрела с ненавистью и буркнула что-то вроде: «Расставилась тут».

Матильда мило улыбнулась в ответ.

Если сейчас начать скандал, это надолго, тетка поорать настроилась, это явный энергетический вампир. Кончится тем, что у Матильды голова разболится, и день точно пойдет псу под хвост. А эта зараза довольна будет, ей поругаться – как кофе выпить, без скандала день не задался.

Таких надо обламывать, так что Мотя даже посторонилась и жестом указала – мол, вот вам еще полметра, если вы на трех уместиться не в состоянии…

Тетка поглядела волком и ушла, а Мотя отправилась домой.

И…

– Мотя!

Твою ж маму тетю Пашу!

«Какой ужас! Это – мужчина?»

– Нет. Это промежуточное звено между обезьяной и человеком.

«Брр…»

Петюня был единственным, кто рисковал вслух называть Матильду – Мотей. Дать ему в глаз не было никакой возможности, потому что вымахал он за два метра и весил около ста двадцати килограммов. Из них, по мнению Матильды, на мозг приходилось грамм шестьсот. И то – на спинной.

Голова же…

Кость, понятное дело!

Петюня не оставался на второй год в школе просто потому, что учителя не хотели портить себе нервы и показатели. Его мать, тетя Паша, она же тетя Прасковья (а шепотом и с оглядкой – тетя Параша), за родного ребенка загрызла бы даже медведя гризли. Да что там медведь!

Для родного чадушка она готова была достать луну с неба и Марс с орбиты. Она работала уборщицей в трех местах, что-то продавала, что-то покупала «по знакомству, для своих» и полностью содержала чадушко.

В криминал Петюня не влип по двум причинам.

Первая – там нужен был мозг хотя бы в зародышевом состоянии, все же девяностые прошли.

Вторая – местная шпана отлично знала «тетю Парашу» и предусмотрительно обходила ее сыночка стороной. От греха. Серьезному же человеку такие идиоты просто не требовались.

Но ладно бы слышать от него ненавистное сокращенное имя!

Это бы Матильда пережила. А вот другое…

Петюня решил жениться. То есть тетя Паша огляделась вокруг и решила, что деточке уже под тридцать, деточке надо своих заводить. А с кем?

Девушки из деревни, которые могли бы польститься на квартиру и прописку, ее не устраивали. Девочек получше не устраивал Петюня. И тут…

В ее дворе!

Такая удача!

Девушка, восемнадцать лет, осталась одна, без родни, зато с наследством… главное в невесте – приданое. Вторым плюсом шло отсутствие свекрови. Как упустить такой шанс?

Молодые могут жить и с мамой, а Мотину квартиру можно сдавать…

И тетя Паша пошла на штурм.

Сначала Матильду приглашали в гости, потом пытались вместе с Петюней отправить куда-нибудь посидеть в кафе или посмотреть кино… Результатом стараний стала привычка Моти оглядываться по сторонам и проскакивать домой, как партизан по лесу – быстро и незамеченной.

Конечно, можно было во весь голос и на весь двор расчихвостить Петюню, послать матом его мамашу и популярно объяснить, что невесту с жилплощадью им надо искать в зоопарке, в клетке с гориллами. Если тетя Паша недельку за чадушком не последит, никто и не заметит отличий. Но!

Школа бабы Майи сбоев не давала.

«Запомни, Мотя, – поучала бабушка, – я старая. Сколько проживу, не знаю, на ноги тебя постараюсь поставить, а все ж… Останешься одна, беззащитная, много сволочей найдется. Ты из себя строй дурочку, а сама примечай, кого и с кем стравить. Там поймешь, как случай подойдет. Но если укусить не можешь – никогда не лай. Тишком, молчком…»

«Неблагородно…» – засомневался внутренний голос.

«Угу. Зато каков мужчина!» – согласилась Матильда, созерцая жирную фигуру в семейных, по случаю жары, шортах и майке-алкоголичке навыпуск. Визуальная экспертиза позволяла определить, что вчера в рационе оппонента было пиво, а сегодня – яичница.

Внутренний голос заткнулся. Матильда улыбнулась как можно вежливее.

– Петя, здравствуй.

Мимо пройти не удалось. Увы… не успела.

– Моть… у меня два билета в кино. Сходим сегодня, на вечер? Кукурузы пожуем, пивка попьем?

Пиво Мотя не любила, попкорн считала американской диверсией. Но отказываться надо было вежливо.

– Петя, извини, сегодня никак не могу.

– А что так?

– Отравилась вчера, вот в аптеку бегала. Сейчас уголь пить буду…

Петя закивал.

– А… эта… может, к вечеру оклемаешься?

Мотя пожала плечами, а потом согнулась вдвое, прижала руку к животу…

– Петя, прости! До квартиры не дотерплю… у меня такой понос…

Словесный.

И ноги, ноги…

Прежде чем «галантный кавалер» сообразит, что ответить. Влететь домой, захлопнуть дверь – и не открывать. Все! Она занята! Медитирует над рулоном туалетной бумаги, постигая дао, сяо и мяо…

«Неужели нельзя от него избавиться?»

«Ага, наивный внутренний голос. Можно, но только бо-ольшим скандалом. А потом тетя Параша начнет выживать меня из дома, и ей это, скорее всего, удастся. Потому как я одна, а их двое. И даже если Петюня перейдет в атаку, отбиться мне не удастся. Этакий бизон! А если я его покалечу, попаду за решетку. Его мамаша меня со свету сживет!»

«Кошмар какой!»

«Кто бы сомневался…»

«А у нас за женщину обычно заступается отец или брат…»

«А если их нет?»

«Муж…»

«И его нет…»

«Тогда не знаю…»

И тут Матильда поняла СТРАШНУЮ ИСТИНУ!

Она стоит в прихожей своей же квартиры, как дура, держит пакет с газетами и на полном серьезе ведет беседу со своим внутренним голосом.

Причем идиотскую.

«Почему?»

«Потому что сами с собой беседуют только психи. А я сошла с ума. Какая досада!»

«Но ты же не сама с собой беседуешь?»

«А с кем? С шизофренией?»

«Я не ши… фря…»

«Правда? А кто ты?»

«Мария-Элена…»

«Моя шизофрения по имени Мария. Красота!»

«Я не… это! Я Домбрийская!»

«Замечательно. А я Домашкина. Будем знакомы. Минутку… Домбрийская?»

«Д-да…»

«Та вареная сопля, которая даже рявкнуть не может?»

«Я попросила бы!» – обиделся внутренний голос. Или та самая… Домра?

«Домбрийская!»

– Твою дивизию! – ругнулась Мотя, как обычно бабушка. – Так, погоди…

Она решительно сунула газеты на тумбочку, прошла на кухню, налила себе стакан ледяной воды и медленно выпила. Мелкими глоточками.

Потом села за стол и сжала виски руками. В голове было пусто, словно ветром все мысли выдуло.

«Эй… ты еще там?»

«Д-да…»

«Давай думать вместе?»

«Давай…»

«Как тебя зовут?»

«Мария-Элена Домбрийская. Герцогесса Домбрийская».

«А я Матильда Домашкина. Только Мотей не называй, ненавижу».

«Госпожа Матильда?»

«Пока это выговоришь, завтра настанет. Давай короче – Тильда».

«А меня мама Маленой называла. Малечкой…»

«Забавно. Меня тоже так называть можно, только… ладно. Замнем пока».

Просто Малечкой обычно звали Матильду Кшесинскую. А бабуля, будучи ярой коммунисткой, ничего, что связано с Романовыми, на дух не переносила.

«Непонятно…»

«Ты не одинока в своем непонимании. У меня вот тоже голова кругом. Ладно, Малена. Можно так тебя называть?»

«Можно…»

«У нас есть два варианта. Первый – я сошла с ума от одиночества».

«Тогда и я сошла с ума?»

«Не хотелось бы?»

«Нет. Безумцев у нас убивают».

«За что?»

«Считается, что их духом овладел Восьмилапый и в любой момент может поглядеть на мир через их глаза. А кому ж охота оказаться рядом с Разрывающим дорогу?»

«Это кто такой?»

«Ты не знаешь, кто такой Восьмилапый? Паук, Кровопийца, Путающий нити…»

Матильда подумала пару минут.

«Нет. У нас такого нет. Но… я правильно понимаю, что это из вашей веры?»

«Да… А во что вы верите?»

«Кто во что горазд. Официальная религия – христианство, но там столько всяких ответвлений… А вы во что верите?»

«В Брата и Сестру. Детей Творца, которых он послал в Ромею, чтобы учить и наставлять нас в тяжелые дни, утешать в горестях и помогать нести нашу ношу».

«Непонятно, но ясно». – Матильда решила сейчас не вдаваться в теологические вопросы. Ей стало чуть легче.

Бабушка настаивала, чтобы Мотя ознакомилась с Библией, Кораном, книгой Велеса, Аюрведой и даже Авестой. Врага коммунизма надо знать в лицо – и точка.

Мотя честно прочитала, половину не запомнила, а вторую просто не поняла и забросила книги под шкаф.

Но в прочитанном точно не было ничего про брата и сестру. У нас вообще большинство религий патриархальные. Вот где разгуляться-то феминисткам! А придумать такое Мотя просто не могла бы. У нее фантазии не хватит. И тема не ее…

«Это что значит?»

«Ты слышишь мои мысли?» – спохватилась Мотя.

«Наверное… не знаю».

Матильда потрясла головой.

«Ты хочешь сказать, что ты – живой человек, и ты сейчас, в своей… Ромее?»

«Аллодии. Это страна, а Ромея – наш мир».

«Понятно. И ты сейчас сидишь…»

«Я сплю».

И тут Матильду осенило.

«Погоди-ка! Так это тебя я во сне видела!»

«Н-наверное…»

«С пирогом, бабником, каретой и клопами в трактире, и ты еще мямлила?»

Получилось не особенно понятно, но Мария-Элена словно бы хлопнула в ладоши.

«А это ты мне подсказывала, да?»

«Д-да… я думала, что сплю!»

«А сейчас я – сплю».

«Значит, когда у нас день – у вас ночь, и наоборот. Удобно…»

«Наверное…»

«Интересно, а почему так получилось?»

Мария-Элена так явственно удивилась, что Мотя это почувствовала.

«П-почему?»

«Ну да. Вот ты жила, жила спокойно, а потом вдруг в твоей голове поселился голос, и ты не бьешься в истерике, не пугаешься…»

«Колдовство?»

Вот теперь собеседница точно испугалась.

«А у вас есть колдуны?»

«Слуги Восьмилапого».

«Типа нашего черта… понятно. А что они могут?»

«Н-не знаю. Нам об этом не рассказывали».

«То есть не факт, что колдовство есть. И даже если бы было… у нас его точно нет».

«Вообще?»

«Да».

«Счастливые…»

«Малена, а ты все видишь, что со мной происходит?»

«Да. Как будто твоими глазами смотрю».

Мотя вспомнила свои ощущения.

«Да… я тоже. А как ты выглядишь?»

«Примерно как и ты. Только ты красивее…»

«Покажешься мне в зеркале?»

«Да. Зеркало!»

«Зеркало!»

Девушки взвыли в унисон. И окажись они друг напротив друга, посмотрели бы с удивлением.

«Зеркало?»

«Зеркало?»

«Да… я нашла его в маминых вещах».

«А я в заброшенном доме, еще оцарапалась. Зараза такая!»

«Я т-тоже…»

Мотя, игнорируя звонок в дверь, кинулась в спальню. Достала свою находку, оглядела со всех сторон.

«Почти как мамино!» – обрадовалась Малена.

«Почти?» – Мотя вертела зеркало в руках.

«Да… и знаки такие же. И герб мой…»

«Лань?»

«Да. Наш герб, Домбрийских…»

«Шикарно. А знаки…»

По оправе шли странные символы.

Руны?

Какие-то буквы?

«Что это вообще такое?»

«Н-не знаю».

«На твоем не лучше?»

«Надо поглядеть…»

«Вот-вот. Посмотри, потом я попробую все это добро перевести. Хоть будем знать, с чем столкнулись».

Малена была полностью согласна.

«Это может быть опасно?»

«Не знаю. Но у меня есть одна теория…»

«Какая?»

«Я где-то читала, что миров множество».

«Это и мы знаем».

«Значит, точно правда. И в разных мирах мы можем проживать разные жизни».

«Это как?»

«Здесь я родилась Матильдой Домашкиной. Но если бы наш мир развивался иначе… Я могла бы родиться тобой или ты – мной».

«Двойники?»

«Умничка, ловишь мысль! Именно двойники! Только из разных миров. Потому и зеркала у нас одинаковые, и они нас между собой связали… Ты свое когда нашла?»

«Вечером… вчера».

«Ага. А я, получается, чуть позднее. Значит, твое зеркало было первично».

«Это я во всем виновата?»

И столько грусти, столько безнадежности было в голосе Малены, что Мотя автоматически, подражая бабушке, рявкнула:

«Твою дивизию! Хватит ныть! В чем ты виновата-то?»

«Что ты… это… что мы…»

«Что мы познакомились?»

«Н-ну…»

Матильда вдохнула. Выдохнула. Нет, это точно не шизофрения. Ее глюки не были бы такими мямлями.

«Мария-Элена, прекрати страдать».

Малена в голове отчетливо икнула, но скулить прекратила.

«Ты чего хотела-то, когда зеркало нашла?»

«Н-ничего…»

«Совсем?»

«Мне просто плохо было… и я одна совсем… отец умирает… мама умерла…»

«А я своих и не помню. Живы они или уже померли… И бабушка умерла».

«Ты тоже одна?»

«Теперь вот с тобой».

«А ты… ты не против?»

Матильда вздохнула.

Шизофрения там или нет… не бросать же эту соплюшку? И вообще, она как-то в интернете читала «Записки психиатра». Вот, всегда можно будет написать «Записки психа». Еще и прославимся.

«Не против я. Будем дружить мозгами…»

Звонок так же разрывался.

«Сейчас, минуту…»

И уже вслух, у двери, громко:

– Кто там?

– Мотенька, это я, тетя Паша. Ты как себя чувствуешь?

У, стервятница…

Вслух Мотя этого не сказала.

– Теть Паш, отвратительно. Извините, не открою, только что с горшка встала.

– А вот у меня таблеточки хорошие, импортные…

– Ох, извините. Опять подступило…

Матильда с шумом спустила воду в туалете и удрала в дальнюю комнату. Квартира у них с бабушкой была удачная – двухкомнатная, с раздельными комнатами в две стороны от длинного коридора. Рядом с прихожей находились ванная и туалет, дальше по коридору – кухня. Конечно, все маленькое, но у людей и того нет.

В меньшей комнате сейчас спала Мотя. В большой надо было устроить ремонт и сделать гостиную, но духа не хватало. Разобрать бабушкины вещи, что-то выкинуть, что-то раздать…

Тетя Параша предлагала помощь, но от одной мысли Моте становилось дурно.

Чтобы эта гнида в ее доме дотрагивалась до бабушкиных вещей?

Да баба Майя с того света явится! И достанется Моте по полной программе!

«У тебя бабушка была. Тебе повезло…»

«А у тебя?»

История Марии-Элены заставила Матильду скрипнуть зубами.