Текст книги "Дела земные"

Глава третья

Дверь сыну отворила мать. Повернулась к нему спиной и ушла в глубину квартиры. Так повелось с тех времен, когда сын пил и не хотел, чтобы его видели в таком состоянии.

– Мам, – сказал он, – я завтра телевизор назад к деду отнесу.

– А забирал-то зачем?

– А кто ж его знает. Так, нашло.

– Как он там?

– Бодренький.

– Говорят, перед смертью всегда легчает.

Сын промолчал. Рассмотрел собственное лицо в зеркале. Не понравилось. На деда неухоженного похож стал. Решил утром зайти в парикмахерскую и подстричься. Деда, что ли, еще подстричь? Взять да и вызвать ему парикмахера на дом.

– Не надо, сын. Так только перед смертью делают, – отговаривала его мать.

– Как это? – с недоумением спросил сын.

– Видят, что скоро уже, и тогда вызывают парикмахера.

– Но дед сейчас как всегда, даже лучше ему вроде. И пусть дед живет сколько хочет, я только рад этому буду.

– А ты сиделкой возле него жить будешь? Молодой еще. Жениться тебе надо.

– На розе…

– Имя у нее, что ли, такое? – Мать будто бы обрадовалась и села рядышком с сыном, щеку подперла рукой. Слушать собралась.

– Да нет, просто буду искать женщину-цветок. С колючими шипами.

– Ты опять, что ли, выпил?

– Да нет, абсолютно трезв.

– Чего же тогда несешь?

– Вот в выходные поедешь к деду, он все тебе и расскажет.

Мать досадливо махнула рукой и пошла в комнату к мужу – тот в последнее время к сыну не выходил. В ссоре они уже больше месяца. Не мог он видеть, как сын бесцельно прожигает жизнь.

Солнышко уже зашло – внук так и не увидел закат.

– Никак постригся? – удивился дед, помогая внуку снять с себя ночной подгузник и надеть новый.

Старик кряхтел, переворачиваясь на другой бок.

– Воняет?

Внук отрицательно покачал толовой. Еще один пакет влажной тяжестью ударился о дверь и упал на пол прихожей.

– А тебе, дед, тоже постричься бы пора – оброс весь!

– Думаешь, пора?

Внук смутился, вспомнив, что говорила ему мать о предвестниках смерти.

– Значит, пора, – вздохнул дед. – Торкни в стенку, соседка наша парикмахер, всех в подъезде стрижет. Внимательная.

– За деньги?

– А то как же. Всегда с куском хлеба.

– Бабам не это нужно! – ухмыльнулся внук.

– То бабам…

Дед, улыбаясь, проваливался в сладкий сон. Летит в небе, смотрит на облака. А вниз смотреть боится – вдруг там война проклятая в игры свои играет?

А в облаках что, кроме облаков, можно увидеть! Летишь и летишь, как в детстве.

Внук поднял пакет с пола и шагнул за порог. Дверь на замок за собой запирать не стал. Спустился на три ступеньки вниз и остановился. Почувствовал, что сквозь дверной глазок на него опять глядит соседка. Повернул голову – так и есть. Дверной глазок мигнул светом. Внук вышел из подъезда, закинул пакет в мусорный бак и вернулся в дедовскую квартиру.

Поднимался по лестнице степенно и все глядел на соседскую дверь. Ненормальная какая-то эта соседка, ведет себя странно, а если разобраться, никак себя не ведет.

Это он к ней в дверь стучался. Почему не открыла? Терлась о дверь с той стороны и разглядывала его в дверной глазок. А он тоже терся о ее дверь и пытался рассмотреть, кто там за дверью.

Взгляд с потолка возвращался из полета и с ехидством наблюдал за внуком. Потом он заглянул сквозь дверной глазок к соседке – там онемевшая женщина, затаив дыхание, прижималась щекой к двери. Взгляд с потолка обследовал соседскую квартиру на предмет наличия раскладушки – она, зачехленная, стояла на балконе. На голове у женщины была пальмочка волос. Женщина почувствовала прикосновение и, отшатнувшись, затянула резинку потуже.

Внук тем временем с беспечным выражением на лице прошествовал мимо соседской двери в квартиру деда. Ступив одной ногой за порог, вдруг резко развернулся и снова оказался у дверного глазка соседки. Их глаза оказались напротив. Женщина отшатнулась.

– День добрый! Деда постричь надо, не согласитесь?

Внук ждал ответа: любопытно, что скажет женщина за дверью? Она молчала.

Он понял, что женщина отрицательно покачала головой – он это всем нутром почувствовал. Внук почесал свой затылок, посмотрел в дверной глазок, махнул рукой и пошел к себе. Женщина за дверью закашлялась, Сердце колотилось и закатывалось в глубину ребер. «Так, значит, он и есть внук покойной соседки? – думала она. – Он же просил подстричь дедушку! Что же не ответила ему?».

Чтобы остудить жар на щеках, она ладонью смочила их холодной водой. В это время внук стоял в ванной комнате и разглядывал себя в зеркале. Его зеркало висело чуть повыше, чем зеркало соседки через перегородку. Получалось, что два раздосадованных друг на друга человека стояли друг против друга, и разделяла их только кирпичная кладка из красного кирпича. Внук постучал по кафелю на своей стене, сильно постучал, понимая, что кафель гасит звук.

«Что значит этот звук? – подумала женщина в своей ванной комнате. – Маньяк, что ли?»

Стук повторился. И тут женщина вспомнила, что этот человек просто-напросто попросил ее постричь деда.

– Ты тут? – раздался голос деда из комнаты.

– Да тут я, тут. Соседка случайно не самогон варит?

– Выпить хочешь? – язвительно спросил дед.

– Тебя хочу подстричь, а она дверь не открывает.

У деда сверкнул глаз. Один. Второй еще не проснулся. А когда проснулся, дед поднял руку и постучал ею в стену. Внук опешил, а дед расцвел в улыбке.

– Так я уже стучал ей – и в дверь, и в стену ванной…

Звонок в дверь порадовал дедовскую квартиру через десять минут. Внук немного испугался. Он вспомнил, что небрит, а свитер вытянут от долгой носки почти до колен. И что делать?

– Иди открой, – сказал дед и расправил на груди одеяло.

– Сам иди, – огрызнулся внук.

В дверь опять постучали. Глянь, какая настырная – ему дверь не открыла, а по зову деда тут как тут. Внук с напускным равнодушием распахнул дверь – а там стояла его мать.

– Чего притаились? – сердито спросила она.

Сначала она перешагнула через порог квартиры, а потом вернулась и громко затарабанила в соседскую дверь. Внук опять опешил и сделал несколько шагов в глубину прихожей, чтобы не видеть, кто сейчас откроет дверь. А посмотреть очень хотелось. Соседская дверь открылась.

– Привет, это я. Давно меня видно не было? Раскладушку одолжишь?

Сын с дедом ночевать собрался.

– Да ради бога! А дедушка так плох?

– Высох, как мумия. Но лежит – никому не мешает. – А потом сыну: – Да иди уже с балкона раскладушку забирай!

Сын взял раскладушку и шагнул в комнату деда с великим облегчением.

– Сын, ты чего? – спросила мать. – Тебе плохо?

– Да нет…

– На тебе же лица нет – ты белый весь!

– Просто холодно в подъезде, и дверь у соседки настежь.

– Так лето же на дворе! Дед, а чего это с ним? – удивленно спросила мать.

Дед засмущался, засмущалась и беременная им кровать.

– Мать своих детей никогда не знает…

– Не про меня это – я его как облупленного знаю!

– А чего тогда спрашиваешь?

– Так он ведь у тебя штаны пропьет!

– Не ври. Он мне жизнь скрашивает.

Мать засмеялась, вспомнив темные лица внука и деда. А потом заплакала. Наконец успокоилась, отдышалась. Лицо ее стало сурово осунувшимся, как у женщин на черно-белых военных фотографиях.

– Ну, если он так с тобой себя ведет, – тихо сказала она, – пусть тогда и мою жизнь скрасит.

– Я никому ничего не должен! – заорал из кухни внук.

Матери захотелось поскандалить с сыном, но дед перебил:

– Еще как скрасит. Вот сейчас соседка меня пострижет, потом тебя пострижет – и все будет ладно.

Мать нахмурилась.

– А раскладушка тогда ему для чего?

– Так ведь еще никто никого не стриг!

– Ну хорошо, пострижем, что будет тогда?

– Будто сама не знаешь?

– Я-то знаю, а сын давно позабыл про все это.

Опять зазвонил звонок в дверь. Звонил долго, ровно столько, сколько длилась последняя фраза матери.

Часы на стене внятно озвучили свое существование: тик-так, тик-так – да, разумеется, только так.

– Открыто, – произнес дед, но его не услышали и позвонили снова.

Мать приоткрыла дверь.

– Что звонишь? Знаешь ведь, что я за дверью стою.

– Дедушка стучал в стенку, – смущенно сказала соседка.

– Дед, ты стучал? – закричала чуть ли не на весь подъезд мать.

– Стучал я, стучал.

– И чего он хотел? – опять рассмеялась мать. – Конечно хотел! Мужики – они и в старости хотят!

– Будет вам над дедушкой шутить, – сказала соседка. – Мне уйти?

– Ей уйти? – опять крикнула мать деду.

– Пусть идет. А как ты уйдешь, я ей снова постучу.

– Что это такое с вами, соседка? – задумчиво спросила мать.

– Сегодня? У нас так всегда.

– Я не замечала. А замечать надо. Ты, девочка, одна. Сыночек мой тоже один. Развороши его, и он тебя поворошит где надо.

Соседская дверь хлопнула, и мать хлопнула своей дверью.

– Будто и не за этим, хамка, приходила. – Наморщила лоб, что-то вспоминая. – Ах да! Пакеты разгрузишь сам, сын. Дед, как себя чувствуешь?

– Нормально.

– Ну и ладненько. Тогда я пошла.

На площадке взгляд матери остановился на соседской двери. «Ишь, – подумала она, – не успела еще рот раскрыть на наследство дедовское, а тут сразу эта соседка с огромным аппетитом!».

А тут и другая догадка: у соседки своя квартира, и сыночек может запросто в нее войти – чем не решение проблем?

А соседка, обмирая от страха, наблюдала в глазок за матерью. За что к ней такое отношение? Если одинокая женщина – значит, гулящая? И с кем? Со стариком больным?

На пол капнула теплая слеза обиды. Еще одна и еще. Стук в дверь заставил одинокую даму снова отскочить в сторону. Смотреть в глазок не смела.

Снова внучок деда? Господи! Он точно маньяк.

– Я чего сказать хочу, – раздался приглушенный дверью голос матери. – Ушла я. Деда подстриги, когда время будет. Деньги, как всегда, с пенсии. – Мать прислушалась к эху собственного голоса в подъезде и добавила: – Договорились, значит. И научись шутки понимать. Одичала совсем. – Шмыгнула носом, поправила лифчик и зашагала вниз по лестнице, раскачивая тело вправо, влево.

Соседка наблюдала в дверной глазок и возмущалась про себя: как деда стричь, если в квартире внук-маньяк находится. Женщина пошла на кухню, думая, как поступить. Получается, что он у деда будет ночевать, она и раскладушку дала. Голова на длинной шее склонилась набок. Пальмочка из волос на лбу качнулась, соглашаясь с женщиной. Когда уже она отрастет!

Вскочила, с досадой рванула на себя форточку, пусть зайдет свежий воздух.

Но этого показалось недостаточно. Ринулась на балкон, подставила свежему воздуху тело. Охладившись, запахнула халатик и, пользуясь что балкон был на первом этаже, безбоязненно перегнулась через перила, чтобы увидеть балкон деда.

– Маньяк! – взвизгнула она, когда перед ее лицом оказалась физиономия внука.

С силой захлопнула балконную дверь, которая тут же открылась.

– Боже! Он лез ко мне на балкон… Зачем? – неизвестно кому доложила женщина севшим голосом. И тут же кинулась закрывать балконную дверь на шпингалет. Не вышло. В проеме чернел мужской силуэт. Чей? Конечно маньяка.

– Не лез я… два шага по земле, дверь открыта, я и зашел. Балкон от земли на полметра всего. Кричали вы, вдруг вам плохо? – Мужской силуэт не шевелился, стоял будто приклеенный.

– Я не одета… Я одна… Мне действительно нехорошо. Уйдите.

Женщина буквально свалилась в кресло, подобрала под себя ноги.

(Когда она брила ноги в последний раз? Наверное, заросли, как щеки у маньяка.)

– Вы одеты. Я тоже один. Мне тоже нехорошо. Не уйду, пока вам хорошо не станет.

– Оттого, что вы здесь, мне не станет хорошо. Уйдите.

Мужской силуэт переместился по комнате и сел на диван. Дневной свет мгновенно высветил его лицо.

– Уже побрился, – безликим голосом проговорила женщина, не заметив, что перешла на «ты». – Совсем другим стал.

– А до этого каким был?

– Не очень…

Дама вспомнила о пальмочке из волос на лбу. Кажется, пальмочка в этот момент вспыхнула огнем. Женщина закатила глаза, ладошкой, как шапочкой, накрыла завязанную резинкой челку.

– Не смотрите на меня.

Она продолжала сидеть в нелепой позе, с поджатыми ногами, и руками прикрывала голову. Дама не решила, что делать ей дальше, она, можно сказать, умирала. «Маньяк», обеспокоенный ее странным поведением, встал и шагнул к женскому трону.

– Тебе резинка стянула волосы, вот ты и мучаешься.

Руками развел ее руки и почему-то очень больно стянул резинку с волосяного кустика. Кустик остался стоять, как по стойке «смирно», и болезненное ощущение у основания еще чувствовалось.

– Легче?

– Легче.

– Ты помочи его водой, он распустится.

Женские глаза снова закатились под брови.

– Он стоит? – В женскую ладонь уперся остолбеневший край челки.

– Отращиваешь?

– Отпускаю.

Мышкой скользнула мимо гостя в ванную комнату, смочила челку водой. Та покорно легла набок. Вроде и неплохо. Вышла из ванной. «Маньяк» встал ей навстречу.

– Пойду я. Дед проснулся, наверное. Кормить буду. Вы голодная?

Женщина прислушалась к своему желудку. Тот сжался в нервный комок и не подавал признаков жизни.

– Нет. Не знаю.

– Я пошел, я еще приду.

«Маньяк» легко перешагнул перила, спрыгнул на землю с небольшой высоты. Женщина подскочила к балкону и закрыла дверь, задвинула шторы, разбежалась по комнате и запрыгнула на диван с ногами, сгребая вокруг себя подушечки, натягивая на голову, плечи и туловище покрывало. Спрятала себя под ним и заснула. Крепко-крепко.

– Дед, ты спишь? – Внук через балкон появился в комнате.

– Ты, как кот, он тоже через балкон являлся. Чего она там?

– Кто? – сделал удивленное лицо внук.

Дед сверкал глазами, ждал ответа.

– Всполошилась вся.

Получив ответ, дед с хитрым выражением на лице потер руки.

– Давай чай пить. Мать твоя бабу ромовую принесла?

Внук вынес и поставил на стол все, что необходимо для чаепития.

– Дед! Может, рискнем и сядем? Простыню сменю.

Не ответил дед. Раздумывал. Ногой пошевелил, согнул в коленке. Второй пошевелил, согнул в коленке. Махнув рукой, согласился.

Внук помогал как мог. Тяжело не было. Старик высох телом.

Глава четвертая

Потом внук кормил деда, присев на край кровати, застеленной свежей простыней. Раньше садился на стул возле нее. Дед и внук теперь чувствовали тепло друг друга, и это их не смущало. – Соседка странная. Никуда не выходит. Подглядывает в дверной глазок. – За тобой?! – обрадовался дед. Внук пожал плечами и задумался над этим. Его размышления прервал стук в стену. Дед отбивал позывные соседке.

– Ну что ты снова творишь, дед? – рассердился внук и тут же успокоился, соседка все равно не придет, об этом говорит ее странное поведение.

Квартиру наполнила трель звонка. За дверью стояла соседка. В спортивном сереньком костюме, в черном фартуке в розовый горох, в мягких мокасинах, в руках сумка, волосы заколоты вместе с челкой красивым скромным цветком из розовой замши. Скользнула в прихожую со словами:

– Дедушка, здравствуйте! Я к вам. – И прошествовала мимо.

Внук почувствовал тепло женского тела, ноздрями вобрал чудно пахнущий воздух, вместе с соседкой проникший в квартиру, и остался стоять в прихожей, наслаждаясь новым ароматом. Он стоял бы так долго, но его строго позвали профессиональным голосом помочь поднять дедушку.

Дама чувствовала себя уверенно и совсем была не похожа на скрюченное чучело в кресле. Мягкие мокасины притягивали мужской взгляд. Какие они крошечные! Жужжит машинка в руках мастера, тусклые пряди волос падают на пол. Дед на глазах молодел.

Залюбовался молодыми по отношению к нему людьми. Они утюжили друг друга глазами. Первой отвела глаза мастер, и это понятно, человек работал. Под мужским взглядом ее руки становились невесомыми, жесты размеренными и точными, глаза лаковыми (не ласковыми). Дама наслаждалась присутствием мужчины, и это наполняло ее энергией.

– Вот и все.

Женщина собрала инструменты, сняла фартук, позволила внуку себя рассмотреть без фартука. Секунда! Пять секунд! Достаточно.

– Пойду я. Приносить деньги с пенсии не надо. Пусть это будем вам подарком от меня.

– Пусть будет. Внук бабу купит вкусную и принесет.

Старик от переизбытка впечатлений оседал в руках внука, прикрывал глаза, валился боком на кровать. Голове легко, мыслям в ней тоже, только устали мысли, хотят мирного полета во сне.

– Заснул, как младенец после купания. – Внук укрыл деда одеялом.

– У вас есть дети? – дзинькнул голос дамы.

– Дед как дите. Дохожу, докормлю, потом о детях подумаю. А у вас?

– Я тоже потом подумаю.

Соседка развернулась и шмыгнула в полумрак прихожей.

– А баба?

– Я думала, один дедушка заговаривается.

– Он не заговаривается. Он ром-бабу любит, и вам пообещал.

Соседка открыла дверь. Ее уход разрывал что-то невидимое, связывающее мужчину и женщину. Надо заговорить с ней! Да и она ждала продолжения беседы. Вращение туда-сюда ключа в двери не может быть вечным. Он уже стал теплым в женских руках.

– Любите ром-бабу? Тогда я куплю ее для вас, – вымолвила женщина, обернувшись.

– Вы? Мне? А что мне купить для вас? – Внук пришел в восторг, осмелел и пригласил даму в гости.

– Клубничный джем.

Дверь соседней квартиры закрылась.

– Дед! У нас есть клубничный джем?

Внук стремительно вошел в комнату, увидел спящего деда.

Дед смотрел на внука с потолка. Клубничный джем? Конечно, внук удивится, но есть клубничный джем. Не магазинный, а приготовленный руками покойной жены. Стоит в баночках в подполе. Есть еще такие дома, в которых жильцы первых этажей, чтобы прекратить хищения из кладовок в подвалах, когда-то замуровали входы в них и стали спускаться в кладовки через люки с дверцами в полу своих квартир.

Внук совсем разволновался, почувствовал тяжесть в ногах, было такое впечатление, что он копал картошку полдня. Взгляд с потолка повел внука к раскладушке. Тот в мгновение ока ее разложил, взял одну из подушек деда и упал на раскладушку, обнимая ее. Раскладушка крякнула в испуге, но жаловаться дальше не стала. Взгляд с потолка стал нежным и тут же омрачился. Он увидел гроб на табуретах посреди той же комнаты и жену покойную в нем со сложенными на груди руками, послушную, словно она провинившаяся школьница. Взгляд с потолка устремился к ней с великой жалостью и нежностью сердечной, пусть простит его любимая за нечаянно причиненную ей боль когда-то, и он зла не помнит и не таит. Цветочек она его сердечный, капризная роза с шипами, когда как… Взгляд с потолка плачет, так плачет, что слезы распахивают глаза. Часы на стене побледнели, слились со стеной, не разглядеть циферблат, расплывается. Воздух нашел щелку и протиснулся в грудную клетку старика. Задышала та, захрипели легкие. Ушла синева и припухлость лица. Чуть позже зарозовеют дряблые щеки, рот так и останется синюшным.

– Дед! Ты замерз?

Раскладушка опять застонала и закряхтела под телом внука.

– Мертвое не мерзнет.

– Не надо так, дед. Я живой, и слышать мне это неприятно.

– Почитай.

Внук не раздумывая взял книжку со стола, снова «разозлил» раскладушку, подняв изголовье повыше, закинул руку за голову и стал читать.

– «Тебе кажется, что я умираю, но это неправда. Я напился, я наполнился жизнью, больше нет места для нее во мне». – Цитату из текста мужчина прочитал почти что вдохновенно.

– Это про меня, внук.

– Это про всех нас в свое время.

– Как же человек смог за всех нас о нас рассказывать такими простыми словами? Положи книжку мне в гроб. Обязательно положи. Цветочку своему, бабушке твоей, почитаю.

– Ладно. Тогда и очки тоже положу, – пробурчал внук.

– Положи. Молодец какой, вспомнил. Назначь соседке время и приходи к ней каждый день в этот час. Попривыкнет баба и ждать тебя будет каждый день и всю жизнь. – Дед засипел, закашлялся. – И джем у нас есть клубничный. Слазь в подпол, там найдешь, бабка твоя собственной рукой подписывала.

Внук был рад новости. Скоро баночка была у него в руках. Он собрался ее открыть.

– Нельзя начатую нести. Помой банку и неси.

Когда послышался звук льющейся воды, дед улыбнулся.

– Дверь не закрываю, – сказал внук.

– А кому я нужен… – вздохнул старик. Внук тут же вернулся в комнату.

– Мне, – проговорил он четко, твердо и посмотрел в глаза деду. Чувствовалось, он знает, о чем говорит. Из глаз деда выкатилась слеза, соленая, горячая. Слизнув ее, незваную, махнул рукой. Устал дед снова, от счастья нахлынувшего, нежданного устал. Взгляд с потолка проводил внука к соседке и вылетел из комнаты, заведомо зная куда. К гробу с любимой спешит, в землю спускаться еще не научился, но действие это уже не страшит.

Глава пятая

– Кто там? – испугавшись прозвучавшего вопроса, соседка присела от страха, затрясла с досады кистями рук. Зачем она спросила, будто не знает, будто не видит. – Это вы?

Что она творит! Как попугай говорящий. Надо молчать, надо молчать.

Внук протянул женщине баночку клубничного джема и шагнул в прихожую. Женщина, молча рассмотрев баночку, встала на носочки и приложила губы к щеке гостя. Его душа ликовала. Он шел за ней следом, как утенок за уткой, наступая на пятки. Она обернулась, такая красивая, улыбающаяся.

Невероятно, но факт! Внуку улыбалась женщина. От этого он почувствовал себя мужчиной и овладел ситуацией.

– Вот я баобаб! Ром-бабу забыл. Мы идем к нам.

Замшевый цветок в волосах женщины поклонился в знак согласия. Ему было приятно ее согласие, и дама обрадовалась приглашению.

Взгляд с потолка, привыкший гулять далеко и глубоко в своем прошлом, раздосадован быстрым своим возвращением в настоящее. Этому есть объяснение. Тяжело существовать у гроба с любимым человеком.

Веки дрожали и пропускали дневной свет. Как он устал каждый раз привыкать к дневному свету! Странная тишина в квартире, нарушенная чем-то новым. Но ни голоса, ни звука не слышно. Дед точно знал, внук в квартире не один.

– Дед! Ты проснулся? А я не один, – раздался новый до неузнаваемости голос внука.

– А с кем же ты? – Старик включился в игру мгновенно.

– Догадайся, – ворковал внук.

Перебор. Так решил дед и поморщился.

– Не тяни кота за хвост.

На пороге кухни появилась соседка с чайными чашками в руках, за ней внук с ром-бабой и клубничным джемом. Накрытый стол вырисовывал узор семейного уюта, которого давно не было в этой квартире, еще не озвученные мечты и планы на будущее.