Текст книги "Дела земные"

Глава пятая

Лариса лежала на полу долго, вспоминала в мельчайших подробностях, что было сказано ею и сделано. Мокрая щека прилипла к полу, глаза распухли от слез, зубы крепко стиснуты.

«Вставай, корова», – мысленно сказала себе и испугалась привычного оскорбления.

Недавняя дикая сцена снова пронеслась в голове, что отозвалось болью за грудиной. Негромкий стук в стену обрадовал молодую женщину. Тут же постучала в ответ. Через минуту стук повторился за ее дверью. Сосед оторопел при виде распухшего лица женщины.

– Что? – возмутилась Лариса.

– Это я должен спросить.

Лариса посмотрела на себя в волшебное мамино зеркало.

– Уходи, – коротко бросила соседу, которого уже не было в дверном проеме.

– И не подумаю, – раздался из комнаты голос Павла, уже сидящего на диване ровно на том месте, где недавно сидела мама Ларисы.

– Я плохо выгляжу и плохо себя чувствую, – промямлило женское чучело.

– В связи с чем?

– С мамой поругалась.

– Маме нажаловался вчерашний непрошеный гость?

– Это длинная история, и в ней вся моя жизнь.

– Начало трогательное. Только не след с родителями ругаться, все равно мириться придется.

Ужас обуял при этих словах соседа Ларису. Именно сейчас перемирие виделось последствием ядерного взрыва.

– А ты мирился?

– Сто раз!

– Как? – Желание узнать было настолько велико, что молодая женщина забыла, как она выглядит, и подошла к соседу.

– Давай сделаем так. Ты умоешься, причешешься, и мы попьем чаю у меня, – посоветовал тот.

– Одно и то же каждый раз, – печально произнесла Лариса, погладив соседа по руке. – Какие мы разные… Ты за дверью моей стоял уже с этим желанием?

– А что в этом плохого? – удивился Павел.

– Плохого нет. Смешно. Лелеете его в себе круглые сутки и всю жизнь.

Утолить не можете. Кочевряжитесь, на любые уловки идете, и ради чего…

Сопите, пыхтите, краснеете, потеете… Три минуты, и все.

– Ах, вот ты о чем?!

– Да, об этом… Расскажи мне об этом, как оно у тебя, где оно у тебя…

Ладошка Ларисы коснулась мужского лба, груди и живота. Встревоженная женщина искала ответ на вопрос, почему неприятная для нее интимная близость двух разнополых тел так приятна мужчинам.

– Где желание сильнее всего? Наверное, ниже… – Рука женщины несвойственно смело утопает в предполагаемом месте. Дальше происходит то, что должно произойти…

Ничего нового Лариса не испытала, хотя ждала и надеялась. Как всегда.

Павел слегка завозился у ее плеча с запоздалыми словами, якобы приятными для женского уха.

– Ой, да перестань… Лампочку вкрутил в подъезде – и то лучше этого.

– Так не понравилось? – с внутренним ужасом спросил Павел.

Лариса покачала головой из стороны в сторону.

– Ну, не скажи… – только и нашел, что ответить Павел. И чтобы разрядить обстановку, добавил: – На всех не угодишь! – И притворно рассмеялся.

Он повторил приглашение на завтрак, она отказалась.

– Все, как у людей, – загрустила Лариса у окна, день за которым был по-зимнему серый.

Мысли о случившемся с мамой навалились с новой силой, захотелось лечь на диван. Она собралась переместиться на него, но мужская особь со второго балкона в ярком свитере размахивала руками и привлекала ее внимание к себе. Ларисе было понятно, что в данной ситуации ей не надо оставаться одной. Все что угодно, лишь бы не думать о предстоящем примирении с мамой. Несколько минут женщина играла «в гляделки» с соседом, просто так, чтобы развлечь себя. Затем вышла на балкон и как будто превратилась в маму. Смех, остроты, ужимки – все присутствовало в общении.

Оказывается, она, Лариса, похожа на девушку из его юности, о которой он мечтал. И мужчина снова влюблен в этот образ, поэтому желает общения.

И Лариса в образе мамы благосклонно согласилась.

– Чем вас обрадовать? – чуть позже по телефону осведомился мужчина.

У Ларисиной мамы сгорел утюг. Необходимо его добыть, чтобы она простила дочь.

– Купите утюг.

– Как купить? На самом деле? Я не разбираюсь, к сожалению, в утюгах.

Я разбираюсь в любви к красивым женщинам, – вдохновенно разглагольствует поклонник. – Через час буду.

Лариса почувствовала себя мамой. За полчаса стерла пыль с мебели, привела себя в порядок. Все ужимки ее перед зеркалом были мамины.

«От тебя должно исходить вдохновение на подвиг», – вспомнила дочь слова матери.

«Это смешно, мама. Дон Кихота выдумали». – «Для того и выдумали.

Мужчинам этого не хватало во все века».

Вспомнив про все это, Лариса настолько вдохновилась образом Дульсинеи, что слишком затянула встречу гостя. Кокетством и жеманством в тесной прихожей довела мужчину до полного экстаза. Глаза его застекленели, колени сдвинулись, гость почувствовал, что произошел преждевременный финал. Расслабленно присел у квадратного фирменного пакета с предполагаемым утюгом, виновато посмотрел на только что вожделенный объект.

– Простите, – прошептал отвислой нижней влажной губой.

– Так бывает… Я знаю, – с нежной грустью ответила странная женщина. Она открыла ему дверь. Он поспешил забрать квадратный тяжелый пакет с утюгом и потащил его с собой. Но женщина мягко отобрала пакет и закрыла за гостем дверь.

Это же так просто! Легко было и по молодости, просто забылись все уловки «в разводе» мужчин на деньги, привитые заботливой мамой. Или она перестала верить в себя. Женщина открыла коробку неприглядного серого цвета, не соответствующую предполагаемому подарку. Там лежал кирпич.

Павел, хоть и мужчина, но любопытен, как все женщины. Он часто подслушивал у двери соседки. Слышал и Ларисин разговор с мужчиной со второго балкона и его обещания красивой любви.

«А это как?» – задается Павел вопросом и прилипает ухом с банкой к соседской стене. Но ничего больше не услышит. Кирпич в пакете тяжело упал с балкона, женщина, найдя темную дырку в снегу, долго смотрела на нее. Упавший предмет заметил и Павел. Мужские глаза, они, знаете ли, тоже видят.

«Что это может быть? Чудит женщина». Он вышел на улицу. Как бы невзначай прошел мимо места падения непонятного предмета и поднял его.

«Убил!» – Страшная догадка пронзила Павла, и он как ужаленный забежал в подъезд.

У двери соседки прислушался. Заперто. Разбежался, со всей силой ударил о дверь и ввалился в Ларисину квартиру прямо ей под ноги. Она стояла у зеркала в прихожей, бледная, как поганка.

– Что с вами со всеми сегодня? – спросила она.

– Живая? – Павел встал с колен, отряхнул брюки.

– Да. От этого не умирают.

– Ты со всеми любовь «кушаешь?»

– Кушают вкусное. Терплю.

– Получишь когда-нибудь по голове кирпичом.

– Уже получила.

Эти слова заставили Павла кинуться к ней.

– Больно? Где? Дай посмотрю.

– Больно здесь. – Лариса рукой указала на горло. – Аж дышать нечем.

– А ты дыши, я балкон сейчас открою. – Павел направился в сторону балкона.

– Нет. Не надо балкон, – закричала Лариса.

– И пусть! И черт с ним! – обрадовался Павел. – Ты же не шлюха, ты слепой и глухой страус. Они плохо слышат, плохо видят. Тебе поводырь нужен.

В этом человек ошибался. Поводырь у Ларисы есть, был и будет всегда, судя по тому, как смело женщина заказала утюг для мамы.

– Не нужен.

– Так я же им буду! – продолжал Павел.

Лариса вспомнила близость с Павлом, поискала в себе отклик на нее, не нашла и промолчала.

– Сама не знаешь, чего хочешь, – рассердился сосед.

– Это так, – согласилась странная женщина.

Респектабельный мужчина с первого балкона в это время подъехал к дому на служебном автомобиле с личным водителем. Скрипел невымытый песок под подошвой ботинок, и это ему нравилось. Радовал каждый шаг, приближающий его к своей квартире. Это радостное ощущение возникло со вчерашнего вечера. До этого человек чувствовал пустоту нового жилища, его неустроенность и отсутствие физических и моральных сил, чтобы это изменить. Что случилось, мужчина не знает и не ищет причины. Просто стало хорошо, и все. Вдруг его больной, не вселяющий надежд на выздоровление, пошел на поправку, потом приятно удивили анализы второго. Третий вернулся с «перерыва» после химиотерапии с розовыми щеками и улыбкой во весь рот. Вот она, удача! Снова поймал ее за хвост доктор.

Респектабельный мужчина потер руки. Прочувствовал каждый поворот ключа в замке своей собственности, довольный перешагнул порог. Ранний зимний вечер, светится окно двух разудалых бабенок в доме напротив. Поморщился от слова «бабенок». Зачем он так? Мать и дочь. Обе одиноки.

Заигрались в котят и забыли о времени и возрасте.

Посмотрел в окно соседок, не включая освещения в квартире. Там был мужчина в расстегнутой куртке без шапки.

«Как мухи на мед, а медом там не пахнет. Что с женщиной происходит?

Шлюха? – Мужчина вспомнил вчерашний телефонный разговор. – Нет.

Шлюхи жизнь любят. Фильтруют ее, по крупицам выуживания из нее удовольствие. И окна опять не зашторила, не закрыла и замки, поди, входные тоже!» – возмутился хирург.

Нашел журнал, на полях которого был записан телефон соседки, набрал номер. Лариса вздрогнула всем телом после второго гудка, повернула лицо к окну и, казалось, посмотрела прямо ему в глаза.

– Это вы, я знаю, – услышал в трубке мужчина.

– Ваши окна снова открыты! Вредная девчонка! Почему не слушаешься?!

– Закрою после нашего разговора.

– Вас снова атаковали гости? Я видел мужчину у вас в окне недавно совсем.

– Это Павел. Сосед через стенку. Он беспокоится обо мне. Меня собирался убить ваш сосед по балкону.

– Так-так-так… Начнем по порядку. За что он хотел вас убить?

– Чтобы не отдать мне утюг. У мамы сгорел утюг. Я попросила его купить мне утюг. Он вместо утюга принес кирпич в коробке из-под утюга.

– И вы решили, что он собирается вас убить?

– Так решил мой сосед через стенку Павел.

И странная женщина рассказала доброжелательному собеседнику о визите его соседа, закончив признанием в случайной близости с Павлом.

– Мне скоро сорок лет, и до сих пор непонятно… Спать можно с папой, с мамой… – У женщины не хватило воздуха. Чтобы продолжить, она вобрала его в себя. – С кошкой, с мишкой… Тут совсем другое, и название ему другое. Почему мы говорим «переспать»? Спят всю ночь, а это же так быстро.

– Понравилось? – У хирурга запершило в горле, он прокашлялся и добавил: – Мне нужно знать.

– Обычно, – прошелестел ответ.

Почему респектабельный мужчина почувствовал великое облегчение на этом слове? Как мешок с песком сбросил с себя. Уходить от окна не хотелось. Надо было что-то сказать, и он дал оценку происходящему с женщиной, произнеся:

– Жесть.

И тут свершилось непредвиденное. Лариса рассмеялась. Смех был приятным и переливчатым, словно что-то чужеродное, не свойственное природе этой женщины.

– Меня мама порой называет железякой холодной.

Лариса посмотрела в окно. Снег падал и падал, создавая белую завесу между двумя домами.

– И вы холодная?

– Да.

Она не сумасшедшая. Она честная женщина, в каждом слове, букве, жесте, взгляде. Честная женщина, взращенная в омуте маминых страстей, идей, поползновений. Последнее слово не очень приятное, но только именно оно и приоткрывает завесу и раскрывает проблему. Человек ползал и выискивал решение всех сущих жизненных проблем, вместо того чтобы встать во весь рост, показать себя во всей красоте и с достоинством открыто заявить о своих мечтах и желаниях.

– Откровенничаю с вами, как с мамой.

– С папой, я мужчина.

– Папа не жил со мной.

– Что мама?

Ответ на свой вопрос респектабельный мужчина будет выслушивать долго. Так долго, что устанет стоять у окна и заберется на подоконник, предварительно положив на него диванные подушки. Женщина говорила честно, без истерических интонаций в голосе и ни разу не подошла к волшебному зеркалу. А было ли оно?

Глава шестая

Из своей квартиры Павел рассматривал респектабельного мужчину в окне дома напротив. Даже сквозь завесу мелкого снега, плавно падающего на землю, было видно, что человек разговаривает по телефону. Подслушивая через банку, прижатую к стене, он понял, что и соседка говорит по телефону. Половина десятого. О чем можно разговаривать больше часа?

Мама Ларисы лежала в кровати с большим количеством подушек. Слезы текли по ее уже обвисающим щекам. Матрац под спиной был горячим, а ноги ледяными.

«Скорую», что ли, вызвать? Нет, «скорая помощь» ей не нужна. Сердце стучит ровно. Сознание работает четко.

Женщина, как всегда, решала проблему предстоящего сна посредством кого-то.

«Надо вызвать. Скажу, уколют снотворное».

Она гнала от себя и мысли о дочери. Та мужеподобная особь с проводом в посиневших руках не дочь, а тупая взбесившаяся корова, и она не стоит ее драгоценного внимания. Поголодает и замычит в телефонную трубку, когда нечем будет за квартиру платить. Вот тогда она отведет душеньку! На лице женщины отразилось удовольствие. Раскидав подушки в стороны, она встала.

«Я тебе все припомню, корова. Сама задушу». – Но вспомнив рост, размеры дочери, засомневалась. Решила, что достанет ее обещаниями этого.

Женщина в очередной раз набрала номер Ларисы. Снова занято. Она и оператору связи звонила – линия не повреждена, говорят. Если мать срочно не выплеснет свое раздражение на дочь и не получит так желаемого организмом адреналина, умрет точно. И халявный укол снотворного не поможет, а ведь женщина засыпает не от снотворного, а от сознания того, что его сделали по ее требованию. Она велела, и исполнили. Формула счастья.

Мать снова набрала номер телефона. Занято. Да быть такого не может!

«Трубку сняла и рядом положила», – догадалась мать.

И вот она у двери дочери. Сдвинула от щеки платок и прислонилась к холодному дверному полотну. За дверью голос незнакомой женщины, прерываемый переливчатым смехом.

«Не в тот подъезд зашла, наверное». Мать срывается с места и спешит по лестнице, но что-то останавливает ее. Она видит на двери номер квартиры дочери.

А в это время респектабельный мужчина рассказывал историю из повседневной больничной жизни.

– Мы даже женили смертельно больных и палату им выделили для совместного проживания.

– И что?

– Жили вместе остаток жизни.

Ему нравилась честность своей собеседницы. Совершенный пример несовершенства, крайне редкий, исчезающий. А на примерах учатся. Мужчина постоянно учился, без этого в его профессии нельзя.

– Вам жаль сейчас, что вы не смертельно больная?

– Как вы догадались?

– Сам об этом жалел, и не один раз. Я не только сильный, надежный и компактный, я еще и холостяк. Компактным называют меня за глаза в больнице.

– А я – корова.

– И кто вас так кличет?

– Мама. Остальные тоже считают такой.

– Кто вам сказал?

– Мама. Я до сих пор не замужем. И детей не могу иметь.

– В жизни много чего можно иметь и не иметь.

Мужчина на некоторое время замер. Молнией сверкнула в человеческом сознании истина. И пусть она тут же спряталась где-то в глубине души, завтра истина заявит о себе.

– Завтра куплю вам утюг для мамы. Пусть тешится.

Женщина смотрит сквозь снежную пелену. Глубоко в душу смотрит и молчит, но ей очень хочется помириться с мамой.

– Купить утюг?

– Да.

– До завтра?

Лариса молчала.

– Что не так?

– Вы утюг сами принесете?

– Нет, я его по почте отправлю, – рассмеялся мужчина, и до него дошло. – Я не за этим вовсе…

– Если вам нужно, я не против.

Снег перестал падать. Расстояние между домами покрылось за время их беседы невесомым покрывалом. Робкое предложение женщины оставило, несмотря ни на что, глубокий и чистый след в душе мужчины. Шагай, женщина! Следи по чистому снегу! Там тебя не обидят.

Странная женщина положила телефонную трубку. Ей снова стало тесно в комнате одной. Она не слышала стука собственного сердца, шагов по комнате и скрипа подъездной двери. Чист двор, чист зимний воздух. Свободно пространство перед ней.

Так случилось, что трое мужчин смотрели в опустевшее вдруг окно соседки из дома напротив, но пустым оно им не казалось.

А за ними наблюдал Павел. Он вспоминал о джентльменах у дверей соседки, а также у двери бывшей жены, о кирпичах и бутылках в их пакетах и испытывал желание защитить бывших своих женщин, согреть, накормить. Проследил взглядом за «страусом», шагающим по чистому снегу в направлении дома напротив, и стал собираться.

Лариса шагнула в только что оставленные мамины следы на снегу и пошла в противоположном направлении. Через несколько минут по ее следам шагал Павел к двум своим одиноким женщинам. Зажжется еще одна лампочка в общественном подъезде, и станет людям видно, куда идти.

Послесловие

Холодно. За окном минус двадцать четыре. Пасмурно. Понедельник. В офисном помещении звучит песня о снегопаде:

 
Раскинутся просторы,
Раскинутся просторы
До самой дальней
                          утренней звезды.
И верю я, что скоро,
И верю я, что скоро
По снегу доберутся
Ко мне твои следы.
 

Павлина подпевает.

– Последнее время часто эту песню передают, – говорит молодой человек с внешностью Макаревича в юности. Он в новой жилетке и слегка пыжится, как всегда в таких случаях.

– Мама эту песню обожает.

– Лариса тебе не звонила?

Ответа не последовало, так как открылась дверь, и в офисное помещение вошла сама Лариса. Всеобщее оцепенение было коротким. Всего два страусиных шага, и Лариса обняла Павлину.

– Соскучилась по вам. – Женщина кивнула «Макаревичу».

Тот провел руками по груди, расправляя обновку.

– Подписал? – Лариса сняла с плеча большую сумку из добротной кожи, вынула из нее кухонные емкости, завернутые в фольгу.

– Кто, что подписал? Новая сумка? В ней утюг? – Павлина радовалась встрече и примирению. Пританцовывая, она заглядывала в глубину новой Ларисиной сумки.

– Директор. Заявление об уходе. Утюг для мамы.

– Ты увольняешься?

Неподдельное удивление сотрудницы заставило Ларису подойти к своему столу, на котором так и лежал с пятницы лист с заявлением об уходе.

Павлина, прочитавшая его из-за плеча коллеги, произнесла:

– Мы его не видели, и ты ничего не говорила. Так ты стол по этому поводу накрываешь?

– Выходит, что нет, – рассмеялась Лариса.

– Что у тебя в фольге?

– Омлет, утром запекла для вас в австрийской духовке. Сказка!

– Омлет? Или духовка? – подал голос «Макаревич».

Лариса вспомнила необыкновенную духовку в шикарной квартире мужчины из дома напротив, лукаво посмотрела на коллег и произнесла:

– Жизнь – сказка.

– А ну давай рассказывай, рассказывай… – потребовала Павлина, заглядывая в глаза Ларисы. – У тебя глаза шоколадные, с вкраплениями.

Лариса согласилась. Она теперь знала об этом. Утром ее глазами восхитился компактный мужчина, назвав их рябенькими.

Он и она

Есть один день в году, утро которого, будто причастие, действует на каждого. Любой выходящий на улицу в это утро человек делает шаг в первозданный, невладанный мир. В холодном воздухе звенящая тишина. Словно свадебное платье надела природа. Белым-бело вокруг. И не просто бело.

Бело-нежно, бело-чисто до осязаемого хруста. Все это осветляет взгляд и делает мысли такими же. Как в церкви…

Белым-бело, только следы от лап вороны елочной мережкой вышивают замысловатый узор на пяльцах дворика. Снежное его покрывало пока еще тонкое. Потому лапки птицы, проваливаясь в снег, достают до земли. Черные следы на белом, как плохое и хорошее. У каждого идущего по жизни хватает и того и другого. Но белого все же больше. Или это память заставляет нас помнить дольше и ярче хорошее и отодвигает на второй план плохое. Низкий поклон ей тогда за это.

Черное на белом – классика. Вороне много лет. Ворона много знает. До всего есть интерес. Проживает она не только свою жизнь, но и жизни всех обитателей двора. Одни ей симпатичны, но события за окнами их квартир скучны и однообразны. Даже сидящие на своем посту бабушки-старушки не оживляются при виде таких людей и продолжают монотонно отправлять в рот семечки. За окнами несимпатичных вороне людей происходят интересные действия. Наблюдать за ними – порой одно удовольствие, но если несимпатичные люди вышли во двор, держаться от них надо подальше. Швырнуть в ворону чем попало могут и обозвать обидно. Зато как оживляются при их появлении бабушки-старушки. Но куда активнее становятся их перешептывания, когда из подъезда выпархивают старшеклассницы.

А ежели состоялся выход одной из дам, живущей в гордом одиночестве, наши бабушки на глазах молодеют. По направлению их взглядов вороне всегда можно определить, за каким окном разворачиваются жизненные события или баталии именно сегодня. Несколько взмахов крыльями, и ворона получает тому зрительное подтверждение. Зимой и лавочки пусты. Совершая ежедневный облет, ворона сама отслеживает события, происходящие у жителей дворика.

Вот открылась форточка в окне третьего этажа и стряхнула с себя порцию снежного пуха. Аккуратная белая шапочка из снега украсила голову птицы. У окна, в которое заглядывает ворона, подоконник деревянный, в виде ящичка. В него летом выставляются хозяевами горшки с домашними цветами. Птице удобно в нем сидеть и наблюдать за людьми, что за стеклом.

Из открытой форточки слышится мужская и женская воркотня, вперемежку с детским повизгиванием. Три пары глаз разглядывают ворону и три пальца радостно тукают о стекло. Люди рады вороне.

«Смейтесь, смейтесь, я о вас все знаю».

Взъерошилась рассерженная птица, стряхивая снег с головы и клюва.

За этим окном жили двое, он и она. Жили не тужили лет пятнадцать.

Все, как положено, любовь, свадьба, венчание даже было. Бытует в народе выражение «не пара». Вот оно часто звучало в их адрес от людей. Звучало, звучало, да так и прилипло к ним навсегда.

ОНА преподавала в нескольких вузах города. Интеллигент в каком-то там поколении. Стройна, общительна, обворожительна. Весь световой день проводит среди молодежи. Большой теннисный корт по выходным – почти традиция. Когда она выпархивала из подъезда, поворачивались головы как бабушек, так и всех мужчин и мальчишек двора.

ОН прораб-строитель в колхозных масштабах. Возводил свинарники и коровники там, где в них возникла потребность. Выбеленный солнцем ухарский чуб, щетинистые скулы, заливистый смех и громкий храп. Дома бывал редко. Скитался с бригадой по области от одного хозяйства к другому. Новые люди в таком количестве, да еще мужского пола – редкость для деревни. Всюду они желанны и обласканы. Загорелые торсы строителей притягивали взгляды сельских жительниц, что подогревало и так неспокойную кровь в жилах мужчин. Солнце, воздух и вода – это лучшие друзья!

Всегда на виду, всегда в настроении. Этакие бодрячки-весельчаки по жизни. Он и домой возвращался с чувством где-то там выполненного им долга.

Искренне удивлялся, выслушивая упреки жены в свой адрес. Казалось, что еще ей надо?

Пятнадцать лет – срок немалый, а детей нет как нет. И не то чтобы не хотели, а вот нет, и все тут. Подруги, родственники, как мухи, жужжат да жужжат по этому поводу. Соседи, коллеги по работе судачат об этом же. Набралась она смелости и записалась в медицинский центр на обследование.

Неделя ушла на сопутствующие процедуры и анализы. Результат оказался положительным, обнадеживающим, мало того, оказалось, что вся ее женская сущность ждет не дождется этого самого события. За радостью возник вопрос. Чтобы ответить на него, врачи настоятельно рекомендовали пройти обследование и мужу. Всем известно, как трудно поддаются мужчины на уговоры сходить к врачу. А тут еще по такому вопросу.

– Здоров как бык! Да любая доярка сочтет за честь… – ревел голос мужа в ответ на попреки жены.

Не задался и в очередной раз разговор. И пошли у них с того дня сердечные разногласия. Возникали обиженное молчание, если он был дома, рвущие человека изнутри раздумья и сомнения, если они были врозь. Помощь пришла от родителей как с ее стороны, так и с его. Семейный совет постановил и затолкал упирающегося бригадира в медицинское учреждение. Унижения натерпелся по самые уши, а тут еще диагноз, как кнутом через спину! Сужение какого-то там канала. При выбросе чего-то это «чего-то» гибнет или теряет свою жизнедеятельность. Подолгу теперь сидели он и она на лавочке. Он угрюмо молчал, много курил и плевал в сторону вышагивающей вокруг них вороны. Она много и горячо говорила. Отрывисто так, короткими предложениями и после каждого делала паузу. Ответа ждала и не дожидалась.

– Можно взять ребеночка.

Пауза.

– Ой, чую, не полюблю я чужого.

Пауза.

– Можно и без них прожить.

– Дел ваших там тьфу, и готово. Остальное, все самое главное, во мне формироваться будет. Мое – это твое. Может, это «тьфу» кто-то другой сделает?

Описать реакцию мужа на сказанное женой не представляется возможным.

Отношения промеж них стали сходить на ноль. Причина тому – гордость. Она отстаивала свою позицию появления ребенка. Он наотрез отказывался принять «чужого выродка». Не прошло и месяца, собрал он вещички и ушел.

Долго не открывались за окнами этой квартиры плотные шторы. И днем, бывало, часто горел ночник. Старушкам надоело косить глаза в сторону затемненных окон. Но время течет и все меняется. Шторы были раздвинуты, стекла помыты. Перемена цветов в вазе на подоконнике стала происходить каждые три дня. И в один из теплых июньских вечеров, она легко впорхнула в открытую дверцу дорогущего автомобиля. Единственное, что успели заметить соседи, это холеные мужские руки и белоснежные манжеты на руле управления машиной, якобы даже с бриллиантовыми запонками. Количество бриллиантов на них, в пересказах, увеличивалось пропорционально количеству дней отсутствия беглянки. Затем все это стало обрастать догадками, переходящими в какие-то ужасы. И вот прозвучало предложение сообщить в милицию. Но, слава богу, обошлось! Загорелая, по-новому подстриженная пропащая вернулась и весело угощала сидящих на лавочке мандаринами, сыпала в руки соседей фундук. Плетеная яркая шляпка и та ушла в качестве подарка малышке из соседнего подъезда. За суматохой и раздачей гостинцев бабули так и не успели задать свои животрепещущие вопросы.

День сменялся ночью. Ночь сменялась днем. Дни сплетались в недели, затем в месяцы. Отдых на юге пошел на пользу нашей красавице. Расцвела, вошла в тело. Любо-дорого посмотреть!

Разлились краски осени по двору. Затем постепенно пожухли и поржавели. То ли пальто не ее размера, то ли авитаминоз, только стала женская поступь тяжелее и медленнее. Тень с телефонной трубкой за окном часами металась по комнате. Или закутанная в платок женщина подолгу стояла у окна, наблюдая за гуляющей по двору птицей. Чувствуя к себе внимание, ворона присаживалась на балконные перила поближе к окну, но запах успокоительных капель из открытой форточки отбивал желание вести немой диалог. А вороне было что сказать распухшей от слез, располневшей женщине. И если бы она умела это делать, то рассказ ее был бы о небритом бригадире, время от времени появляющемся под ее окнами в ночное время.

Были случаи, когда в окне женский силуэт маячит, а под окном у стены огонек от сигареты бригадира. Исчезал огонек после того, как исчезала тень женщины в окне.

Незаметно лег на землю снег, затем пришло время снегу таять. Рожденные в марте по знаку зодиака Рыбы. Вот и поймала свою золотую рыбку наша героиня. Ходили слухи, что при выписке из родильного дома, кроме родственников, новоявленную маму встречал мужчина в идеальном костюме, который вышел из дорогого автомобиля. Он вручил женщине бархатную продолговатую коробочку. Прикосновение губ мужчины к руке женщины и к головке ребенка видели все. Зато никто не увидел сгорбившегося и словно постаревшего бригадира. «Эскорт» уехал, оставив после себя запах разлитого шампанского и двух незнакомых друг другу мужчин, смотрящих в одном направлении.

Понеслись суматошные дни, битком набитые бутылочками, сосками, подгузниками и ночными коликами. Если ночные бдения были долгими, то и количество окурков у стены под окном женщины увеличивалось. Каждое утро дворничиха истошно поносила всех живущих на этажах курильщиков.

Те же хором утверждали, что складывают окурки в банки из-под растворимого кофе и трясли ими над головой дворничихи, грозя высыпать содержимое ей на голову.

Посиживать на лавочках было еще холодно. Оттого и собирались бабули за час до прибытия мусоровоза. Успевали за это время обсудить и обрядить кого угодно во что угодно.

– Да чего уж тут говорить! Богоугодное это дело, с какой стороны ни посмотри.

– На то и женщина, чтобы рожать.

– Да и возраст подгоняет.

Размышляли бабушки-старушки вслух и косили глазом вместе с вороной на окна обсуждаемой женщины.

Солнце стало высоко гулять по небу. Согрелся воздух. Трава и листочки набрались изумрудного цвета. И в один из теплых дней на свет божий выкатилась детская коляска с полулежащей в ней «золотой рыбкой». Золотые волосики, синие глаза, смотрящие в такого же цвета небо. Девочка-ангел привела в восторг и бабулю на посту, и мальчишек, помогающих вывезти коляску.

– В аптеку мне надо сходить, присмотрите за дочкой, пожалуйста. Скорехонько я.

Получив согласие, заторопилась и скрылась в арке.

Кивая матери в знак согласия, бабуля уже сюсюкала у коляски, перекладывая ребенка к себе на колени.

Внезапно возникший бригадир поднял упавшее одеяльце, заставил вздрогнуть пожилого человека.

– Ой, так сын сейчас будет звонить с Калининграда. Совсем память плохая стала, – мгновенно сориентировалась старушка. – Подержи, чай не совсем чужая-то будет.

Она вручила ему ребенка и скрылась в прохладной темноте подъезда. Руки бригадира инстинктивно сомкнулись вокруг теплого кулька из одеяла. Испарина покрыла лоб, во рту пересохло. Голова девочки доверчиво гнездилась на его плече. Запах счастья, исходящий от волос и головы ребенка, перехватил дыхание.

– Чего ж дите на чужих людей бросаешь? – не глядя на запыхавшуюся маму, промямлил бригадир.

– Не буду больше, – единственное, что смогла ответить женщина дрожащим голосом.

Она была ошарашена появлением бригадира. В вытянутых по швам руках женщины стыдливо провисли аптечные пакетики. Ее величество пауза дала передышку обоим. Ребенок, надежно устроившись в больших руках бригадира, агукая, пальчиками теребил пуговицу на мужской рубашке.

– Пойдем мы… Нам гулять надо… – Руки матери потянулись к ребенку.

– А я что делаю, – слабо улыбнулся бригадир, прижав лицо к голове ребенка.

Свободной рукой мужчина покатил впереди себя пустую коляску по дорожке вдоль дома. Как вкопанная стояла женщина и смотрела на два родных затылка. Так и стояла бы она, да эти двое обернулись. Еле перебирая ногами, словно подбитая птица, она поспешила к ним. Ворона видела, как какое-то время женщина будет семенить рядом с ними, заглядывая через плечо бригадира на дочку. Затем ее рука робко скользнет под локоть мужчины, и шаги по земле станут тверже.