Текст книги "Дела земные"

«Тортик»

Незаметно подкралась осень. Забрызгала все вокруг охрой и бронзой. Перемешала все это с красным и бордовым цветом. Шалит осень! Паутиной липнет к лицу, хватает за руки. Ночью сон тревожит дождем. Ох уж эти оцинкованные подоконники! Мало того что они устраивают барабанную перекличку в дождь, еще и лапы птицы на них скользят, каменеют от холода. Пора вороне погреться, прижавшись к теплой трубе. А труба эта под крышей маленького дома, забытого прошлым веком на маленьком клочке земли. Вокруг домика планомерно сносился частный сектор и выстраивались высотки. И как-то вот застопорилось на нем все это дело. То ли в план сноса не попал, то ли о нем забыли. Так и остался домик-гномик стоять среди высоток под прицелом многочисленных глазниц окон в окружающих его домах. Весной в частном дворе цвели яблони, вишни, кустарники. Облепиха даже была. Если смотреть на дом сверху, скажем, так с этажа девятого, будет казаться, что посреди куч земли, строительного мусора лежит кем-то забытый большой торт. На его дворе взращивались кролики, куры, созревали овощи, фрукты, ягоды, бахчевые, расцветали цветы. Весело и нелепо смотрелись два пчелиных улья. Забор был увит хмелем, на нем часто орал петух. Кот на завалинке, коза на веревке. Зачахший в осеннюю перелетную заварушку дикий гусь тяжело упал грудью на уже стылую землю. Отлежавшись слегка, стал отбиваться от назойливой вороны. Распахнув невероятно огромные крылья, он шипел и пятился, шипел и пятился, пока не ввалился задом во двор домика, благо калитка была распахнута. Да так и остался там навсегда.

Зимой казалось, что за светящимися окошками домика живут сказочные герои. У кого-то из нас обязательно есть сувенир в виде стеклянного шара, внутри которого такой же маленький заснеженный домик. От легкого потряхивания в шарике начинается снегопад. Кажется, что вот-вот откроется дверца и выйдет Дед Мороз. И все мы знаем, что не выйдет. Зато как сладка надежда и ожидание чуда!

Нельзя умолчать о небольших, но часто повторяющихся в частном дворе шоу. Актерами были сами хозяева, а дом, двор, живность служили декорациями. Зрителями были новоселы из окружающих высоток. Аншлаг всегда обеспечен. Жили в доме муж, жена, две дочери да бабушка, чья-то мать. До них в нем проживали их родители, а до родителей – прародители. Сегодняшние домочадцы как бы не замечали окольцевавшую их цивилизацию. Да и не нужна она им была. А вот живущие за пластиковыми окнами в высотках люди уже не представляли свою жизнь без этого островка натурального хозяйства. Ворона обожала дразнить спящего на солнышке кота, клевать из корыта для пернатых. Весной по вскопанной землице пошагать одно удовольствие!

Мы все поддаемся влиянию цивилизации, формируемся под ее давлением. Люди из домика-гномика были как бы из прошлого. Удобства на улице с открытой дверью (ежели душно). Обязательные вечерние посиделки под яблоней в летнее время с прихлебыванием чая. Огромное количество мух с липкой клеенки при малейшем приближении поднималось черным облачком над столешницей под деревом. Всюду были разложены листы фанеры, целлофана с нарезанными ломтиками яблок для сушки. Непомерное их количество запросто пережевывала коза в холодное время года, коротая зимние дни и ночи в сарайчике. На этом доме не было номера, но почтальон знал о его существовании и перебрасывал через забор все то, что было положено. Счета и письма бывали редко, в основном реклама и агитки, которыми обклеивался нужник, дабы не сквозило. Хозяин имел хорошее охотничье ружье и самодельные лыжи. Охотился с друзьями только зимой.

Женщины обожали, когда мужчина отсутствовал, но всегда чтили его присутствие. Помощь в сборе отца, зятя и мужа на охоту доходила до абсурда. Каждая готова была показать ему, что именно она напомнила о чем-то важном и необходимом, что так пригодится ему там, в лесу. Четыре женщины поочередно надевали на хозяина нижнее хлопковое белье, верхние вязаные шерстяные вещи, затем стеганые ватные штаны и фуфайку. Поверх всего этого восемь женских рук натягивали маскировочный белый халат и завязывали многочисленные тесемочки. Хозяин, чувствуя, что скоро взорвется, покорно поворачивался под давлением женских рук и говорил слова благодарности. Рвал душу сигнал «козла» у калитки. В который раз мужчина пытался шагнуть за порог, но был возвращен очередным возгласом:

– Ой, мы же забыли…

Когда стихал звук удаляющейся машины, четыре женщины организовывали девичник. Появлялись подруги с бутылкой вина и конфетами. Хозяева на стол ставили чай с мятой да душицей, варенье, медок и оладушки, скорехонько отскакивающие от сковороды. Однажды только начались женские пересуды, в дверях возник белый от гнева хозяин. А произошло с ним следующее.

В лесу кто-то из мужиков, найдя удобное место, залег и замаскировался.

Другие пошли в глубь леса, чтобы шумом и гамом поднять кабана и гнать в сторону засады. И когда кабан попер в полном смысле этого слова на нашего героя, его бросило в жар от мысли, что при нем нет ружья. Закруженный женщинами, забыл о нем. Охотника прошиб холодный пот от мысли, что может произойти при встрече с разъяренным зверем. Залитые кровью глаза хряка были уже в пределах видимости. Уже чувствовался резкий запах зверя. Друзья-пугачи остервенело кричали:

– Стреляй, стреляй!

Дробным топотом прошелся кабан рядом с лежащим на снегу охотником. Живот у бедолаги скрутило, и его слегка подташнивало, потому он и молчал, когда подошли товарищи. Узнав, в чем дело, сначала они разразились отборным матом, а затем истерическим хохотом.

Гости потихоньку выскользнули из дома. Домочадцы, вздыхая и причитая, начали процедуру раздевания хозяина. Затем теплые оладушки, горячий чай да недопитое гостями вино вернули семейное счастье в русло.

Живет в этом доме любовь. Та самая, настоящая. А что рядом с любовью? Правильно, это ревность. Куда же без нее!

Осень. Картошка выкопана, лук повален, чтобы подсох, почти собраны бурелые помидоры и скрюченные огурцы. Вороне и курам разрешено ходить по бывшим грядкам. Бежит по двору хозяйка. За ней – хозяин, в резиновых сапогах на босу ногу, в трусах и с вилами в руках. Вылитый волк из мультфильма «Ну погоди!». Сапоги гулко бухают, соприкасаясь с землей. Вилы периодически вонзаются в землю у самых пяток убегающей женщины. Визга нет, потому как нет на него времени, нужно успеть увернуться от вил. И это не игра. Есть настоящая ревность и реальная опасность. За окнами домика просматриваются зареванные лица дочерей. Старушка-мать упала у крыльца на колени с воплем. Из окон соседних высоток наблюдают происходящее. В это время к калитке подходит невысокая стриженая женщина с дорожной сумкой. Это подруга хозяйки, часто навещающая их и всеобщая любимица. К ней подскакивает убегающая от мужа женщина. А гостья, скорее механически, чем осознанно, снимает сохнувшую на заборе двухлитровую банку и со всего размаху наносит удар по голове «вилоносца». Осколки банки со звоном разлетелись. Дочери и старушка-мать вскрикнули от ужаса. Сама гостья присела от страха. Нависла тишина. Как вкопанный встал «вилоносец». Волосы на голой груди и ногах торчала дыбом. Спустя мгновение, он потряс головой и… закрыл дверь в прошлое.

– Жена! Глянь, кто к нам приехал!

Взбодренный, как после холодного душа, с красным лбом и плавающим взором гостеприимный хозяин стал обнимать гостью. Никаких жалоб с его или с ее стороны. Был эпизод в жизни, да тут же, чик-чик, словно вырезали его ножницами. Семья замечательная, а в пример не поставишь. Все бывало, да время пережевало. И он влюблялся, и она увлекалась. И она драла чьи-то косы, и он бил кого-то в челюсть. Играла с ним жизнь, играла, в конце концов созрела семья, как созревает хороший коньяк после длительной выдержки. Один глоток общения с этой семьей надолго согревает душу.

Слепая

Белолицая буфетчица с выразительной, всегда открытой грудью растила сына одна. По какой причине, никто не знал, и она тоже. Сын почитал маму и был похож на нее. Как два ярких красивых попугая в клетке, жили они в своей квартире дружно, в заботе друг о друге. Так продолжалось до самой армии. На проводах рыдали оба. Мать по сто раз перечитывала вслух полученные от сына письма, зацеловывала вложенные в конверт фотографии.

Вернулся сын взрослым дядей с хрипотцой в голосе, с раздавшимися плечами, выше матери на голову. Розовощекость исчезла, голубые глаза стали серыми. Он перестал откликаться на реплики матери и все куда-то спешил с друзьями. Буфетчица купила пуховый платок и вечерами присаживалась на лавочку у подъезда, посудачить с соседями. Ей было чем похвастаться перед ними. Статный, красивый, почтительный сын у нее вырос.

– Не пьет, работает, мать почитает.

– Такого девушки не проглядят, и жена обязательно будет красавица.

– В командировку собирается, в Калмыкию. Электрические столбы ставить, чтобы свет в отдаленные скотоводческие кошары провести, – рассказывала соседкам довольная женщина.

И уехал сын. Ставил он эти столбы месяца три. Запыленные и уставшие возвращались каждый вечер электрики в отведенную для них юрту. Ужин им готовили жены и дочери скотоводов. Целое событие для девушек! Раскрасневшиеся от готовки на огне лица еще больше краснели, когда парни заговаривали с ними. Лишь одна сидела на одном и том же месте каждый вечер, поджав под себя ноги или прижав их к груди. Вдоль бледного лица свисали прямые черные волосы. Худые руки, обкусанные ногти, несвежая одежда. На расспросы о ней звучал ничего не объясняющий и все объясняющий ответ:

– Она ж слепая, так и зовут. Родители тоже слепыми были.

…Звонок в дверь. На его звук одновременно кинулись буфетчица и живущий у нее кот. За дверью стояли двое. Сын с рюкзаком и дорожной сумкой и неопрятного вида девочка. На ней тканевые штанишки ниже колен, пластмассовые китайские шлепки на босу ногу, свитер сына с завернутыми по локоть рукавами. Дрожа и вытягиваясь в струнку, кот обнюхал ноги незнакомки. От нового запаха шерсть на загривке встала дыбом. Закрывшись на кухне, мать и сын то шепотом, то в голос выясняли отношения. «Обгоревшая головешка», так ее назвала хозяйка, безмолвствовала, стоя в прихожей. Что-то толкнулось в кошачьем сердце, и он нарисовал восьмерку вокруг незнакомых ног.

И тут же оказался на руках девочки, она прижала его к лицу. Такого с котом никогда еще не было. За хозяйкой он ходил по голосовой команде. Ласки сына заключались в легком щелчке по ушам. Нельзя было распознать, кто из двоих урчал громче от удовольствия.

– Документов нет.

– Внуки какими будут? – голос буфетчицы был похож на завывание.

Прошло время. Сын продолжал работать в Калмыкии, помогал освещать ее просторы. Ходил по инстанциям, собирая данные на свою избранницу. Восстановил свидетельство о рождении, паспорт. Похудевшая от этакой напасти мать днем уходила на работу, а вечерами сидела во дворе на лавочке с соседками и непривычно молчала. Ложась спать, молила Бога о помощи. Только вот в чем?

Девочка и кот сдружились. Вместе шли открывать двери сердитой хозяйке. Теперь в отсутствие сына на табурете сидела слепая с котом на руках.

Слушала хозяйку и кивала головой в знак согласия.

– Работать ты не сможешь. Хозяйка из тебя никакая. Родишь калмычонка, на меня свалишь. Так? Так.

Однажды, расходившись не на шутку, буфетчица взмахнула рукой, изображая подзатыльник, предназначенный для слепой. Мгновенно вскочивший на плечи девушки кот принял оборонительную позицию. Рухнула в бессилии и слепой ненависти на стул буфетчица рядом с котом и невесткой, заплакала. Заплакала и слепая. Не раздумывая кот начал описывать восьмерки вокруг двух пар женских ног. Каждая поднимала кота на руки, когда он касался ее ног, а затем отпускала.

В выходные приехал сын, привез ответ из глазной клиники о результатах обследования. В нем говорилось, что случай с его женой вполне ординарный, только запущенный. Результат операции должен быть положительным. Рисовать восьмерки вокруг ног читающего хозяина кот не стал, опасаясь щелчка по ушам.

Восьмерка – знак бесконечности. Знак бесконечной любви и доброты человеческой.

Кирпич

Есть дома, в которых по проекту предусмотрена под окном на кухне ниша для хранения овощей. В ней есть отверстие наружу для вентиляции. Когда морозы крепчают, некоторые жильцы его затыкают. В квартире, о которой пойдет речь, отверстие заложили чем-то мягким и шелковистым, а для надежности придавили половинкой кирпича. Почему эта шелковистость была так приятна вороне? Она дергала и теребила затычку, вытаскивала пучки из нее и сбрасывала вниз. С земли их подбирали птицы и уносили в гнезда. Кирпич медленно выдвигался, и настал день, когда ворона уже смогла приземлиться на ту часть кирпича, что вышла наружу.

Разошлась не на шутку, клочки так и летали в воздухе. Почуяв, что опора уходит из-под лапок, ворона взлетела на ближайшую к окну ветку. Кирпич упал. Внизу на корточках сидел мужчина, обхватив голову руками. Тихо завывая, он стал заваливаться набок. Рядом стоял велосипед. Когда падал злосчастный кирпич, бедняга притулил его к стене, чтобы закрепить прищепку на брючине. Взволнованная блеском бельевой прищепки, ворона поспешила на место происшествия и принялась щелкать клювом возле ноги лежащего человека. Вышедшая из арки женщина вздрогнула от увиденной картины. На земле труп, и его склевывает черный ворон!

– Мамочка моя родная! Да что ж это делается! Где люди, где «помощь скорая»?

Полдень, солнцепек. Не то что людей, собак и кошек нигде не видно. Как набрать номер «скорой помощи» по сотовому телефону, забыла. Переборов страх, женщина положила руку на шею мужчины. Ровный, тихий пульс.

– Алкаши проклятые… Испугал, зараза…

Злые мысли заполнили голову. Захотелось с досады пнуть мужчину ногой, да с детства знала, что лежачего не бьют.

– Ишь, развалился под моими окнами. Еще и обмочится, асфальт высохнет, вонять будет…

Злость прибавила силы. Ухватившись за ворот пиджака, женщина пыталась оттащить мужчину. То, что она увидела, вновь повергло ее в шок. Тягучая, темно-красная лужица стала размазываться по асфальту.

– Мамочка моя родная! Да что же это делается…

По ее просьбе вышедший из соседнего подъезда молодой человек, не останавливаясь, вызвал «скорую помощь» по сотовому телефону и скрылся в арке.

«Скорые» приезжают через разное время. У исполненной состраданием женщины было время понять, что лежащий у ее ног человек не пьян. Разглядела она и отутюженные стрелки на опрятных, но уже выносившихся брюках, и чистую обувь, и ровно остриженные ногти. Прищепка на брючине, как у папы, катавшего ее в детстве на велосипеде. Русые волосы не ложатся в челку. Далеко в юности все глаза проглядела вот точно на такой же чубчик. Только обладатель его никогда не глядел в ее сторону.

Долгожданный доктор со «скорой» долго перебирал в руках листы бумаги, открывал и закрывал бардачок перед собой, звонил по телефону, и только встретившись с взглядом женщины, нехотя вывалился из машины.

– И что мы тут имеем? – Верзила в голубом халате деловито лапал и ворочал пострадавшего. – Опаньки, да мы уже и глазками хлопаем. Пить в жару такую вредно.

С помощью врача, мужчина сел и привалился к стене дома. Молча смотрел на усаживающегося в машину «скорой» доктора и разговаривающую с ним женщину.

– Да не пьяный он, я его нюхала. Разве из царапины столько крови вытечет?

Доктор вежливо отцепил пальцы женщины от халата.

– Ничего с ним не будет, посидит и домой пойдет. Давление и сердце в норме. У нас сердечников в такую жару валом, – донеслось из отъезжающей машины.

Женщина взяла с лавки пакет с покупками. Неловко было оставлять одного человека на улице, да и стоять рядом с незнакомцем некрасиво как-то.

– Пойду я… Доктор сказал, ничего страшного…

Только в прохладе подъезда почувствовала, как горят лицо и уши. В квартире рука потянулась задернуть штору на окне, словно женщина хотела оградить себя не только от солнца, но и от человека, подпиравшего спиной стену дома под ее окном.

Душ шумел, вода обмыла тело, но не смыла стоящую перед глазами картинку с лежащим на земле человеком. Вскоре сморил сон, подарив женщине сладкое сновидение. Проснувшись, встала, сбросив с ног разжиревшую кошку. Солнце ушло из кухни. Отдернула штору и онемела. Самого мужчину не было видно, потому, как он сидел, привалившись к стене под окном, а вот вытянутые и пугающе неподвижные ноги были видны.

– Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, да придет Царствие твое, да будет воля твоя… – проговаривая про себя молитву, женщина выскочила во двор.

Ей были рады. Смущенная улыбка мужчины говорила об этом. Рожденная добротой радость перехватила горло и не позволила ничего сказать ни ей, ни ему.

Сил хватило, чтобы встать и, приняв помощь незнакомой женщины, дойти до ее квартиры. Дверь закрылась тихо. За ними следом робко успело протиснуться запоздавшее счастье.

Носки от «кутюр»

Бывает, люди живут одинокими, а счастье их бродит рядом. Иногда совсем близко, да все равно не разглядеть. Не разглядели его и два человека, проживающие в одном подъезде. Была семья как семья, в порочных связях не замечена. Сына вырастили, деревья с ним сажали, дом ему построили.

Раскрыли мать с отцом финансовый парус над его головой, и в жизни у парня все складывалось. Самим уже за сорок, глаза на закат, как поет Малежик, но не отучились от скверной привычки ругаться. Когда бы ни шел мимо их квартиры, всегда слышна перебранка. Справедливости ради необходимо сказать, что инициатором такого поведения всегда была женщина. Поводы всегда одни и те же. Пахло от него чем-то, вернее, кем-то, или пришел позже положенного да чай купить забыл.

Заканчивалось всегда одним и тем же. На пыльную лестничную площадку вылетали пиджак или пальто (в зависимости от времени года). Со стуком выставлялся чемодан, и с треском захлопывалась дверь.

У соседки, проживающей рядом, создалось впечатление, что чемодан никогда не разбирался и был всегда наготове. Ей было весело, когда она рассматривала происходящее через дверной телескопический глазок. Квартира ей досталась от бабушки. Покойница при жизни жалела соседа-бедолагу и рассказывала внучке о женщинах, которых хлебом с маслом не корми, а дай только поорать, и тогда только им хорошо будет. Большое удовольствие доставляло молодой соседке тут же выйти из квартиры, чтобы пройти мимо сидящего на ступеньках мужчины. Коснуться, как бы невзначай, краем одежды, тряхнуть гривой волос и спускаться, плавно покачивая чем надо, показывая что надо. Скорехонько вернувшись, она мимоходом здоровалась с ним и извинялась, что забыла это сделать, когда спускалась.

Когда в квартире соседей проживал сын, перебранок было меньше.

Отец и сын смотрелись как старший и младший братья. Они часто что-то мастерили в гараже, затем выносили свои творения во двор на детскую площадку. Там так и стоят гриб-боровик, гриб-мухомор и фигурки сказочных персонажей, вытесанные топором из цельного дерева и выкрашенные их руками в яркие краски. Все качели и карусели они смазывали солидолом в начале каждого лета. Немногие, но были жильцы, которые выходили к ним на помощь. В их числе и молодая соседка. Она была старше лет на пять или семь сына соседа. Этим и объяснялось отсутствие девичьего интереса к нему, а у него к ней. С отцом было легко и весело грести сухую листву, печь картошку, засыпать опилками розы на зиму. С уходом сына во взрослую жизнь как-то состарился и ссутулился отец. Замок на его гараже покрыла ржа. Гаражные ворота заросли лебедой. Не стало общественных работ во дворе, и молодая соседка чувствовала себя в чем-то даже обделенной.

В очередной раз скрипучий женский голос оповестил подъезд о своей неудавшейся жизни. Барахтая ногами, чтобы освободить их от одеяла, молодая женщина соскочила с кровати и на одной ноге запрыгала к двери.

Все то же самое! Спина человека горбится на ступеньках, и чемодан стоит рядом. Подъездная ничейная кошка притихла рядышком, по капельке впитывает тепло, идущее от человека. Шутка ли, ноябрь за окном, и батареи в общественном подъезде всегда холодные.

Почувствовала холод и подглядывающая соседка, переминающаяся с ноги на ногу за своей дверью. И когда из кухни свистнул чайник, женское терпение лопнуло. Натянула на ноги две пары носков, доставшихся от бабушки. Мелькнула веселая мысль:

«Носки от бабушки – звучит как носки от «кутюр».

На столе горячий чай, зеленая фейхоа, перекрученная с сахаром. А кошка и мужчина на каменном полу подъезда. Ну какой тут аппетит! Подогретое молоко в блюдце несколько раз выплеснулось на коврик, пока свободная рука отпирала дверные засовы.

– Я вот тут, молочка кошечке… – И осеклась, увидев гнетущую тоску в глазах соседа.

Выходит, кошке – молока, а человеку – фигу. Стыд загнал молодую женщину в квартиру. Только от этого не стало лучше. Время шло, примирения, видимо, не наступало, и молодая соседка решилась. За окном темнело. Сосчитав до десяти, смело шагнула за порог и охнула от неожиданности. В сумерках сгорбленная спина выглядела безголовой. Вдоль стены лежало тело в мужском пальто тоже без головы и даже без ног.

– Не бойтесь. – Сосед с трудом поднял голову и привалился к перилам. – Это остатки моих вещей, набитые в пальто. Согласен, смотрится страшновато.

Соседку стал пробирать нервный озноб. Вспотевшие ладошки незаметно вытерла об одежду.

– Я вот что подумала. Давно уж вы тут… Согреть вам чаю? У меня сухарики с изюмом есть…

Не услышав отказа, метнулась назад в комнату. Спустя несколько минут, холодные руки соседа держали кружку, на которой был изображен веселый попугай.

– Смешной. – Сухие губы соседа пытались изобразить улыбку. – А я еще смешнее выгляжу. Разменял пятый десяток и превратился в бомжа с пропиской.

– Не угодили опять чем-то? – только и нашлась что сказать молодая женщина.

– Жена человек неплохой, только не может без этого… – слабой улыбки на мужском лице как и не бывало.

Тут открылась дверь его собственной квартиры.

– Я те пожалюсь… Ой, я те пожалюсь… Ты ей еще в подол поплачь да высморкайся! Домой быстро, давай… – Подбоченившись, женщина воинственно притопывала ногой в атласной домашней туфле с розовым пушком.

Молодая соседка, понимая, что нужно уйти, не могла сдвинуться с места от страха.

– Чего глаза выпучила, корова молодая! Чаем своих мужей поить надо, коих не имеется. – Соседка туже затянула атласный халат по талии, глубже обнажив белую грудь.

– Не смей кричать на меня… на нас… – прохрипел мужчина, одной рукой держась за перила.

Побагровев от услышанного, жена соседа быстро шагнула назад в свою квартиру, хлопнув дверью.

– Пойду покурю, – тихо проговорил сосед.

Раскачиваясь из стороны в сторону, тяжело ступая негнущимися ногами по ступенькам, он, словно живой труп, спустился к выходу.

– Я присмотрю за вещами, – пообещала молодая женщина.

Этого мужчина не слышал. Горячими молоточками стучала кровь в голове и в каждой жилке его тела. Руки и ноги словно залило свинцом. Спасение – это лавочка у подъезда, но до нее надо дойти.

«Умру, наверное», – мелькнула мысль, и так сдавило грудь, что пот, побежавший от шеи, оказался спасением. Только это был не пот, а кровь из носа, капельками стекающая по груди. Стало легче дышать. Боль ушла в затылок.

Холодный воздух освежил человека. Зато появилась нервная дрожь, заставившая стучать зубами. Пришлось опять идти в подъезд. Было холодно и одиноко. Вдруг со стороны спины повеяло чем-то теплым. Оказалось, чуть не сел на кружку с горячим молоком и блюдце, в котором светились, как два солнышка, жареные яйца, похожие на два глаза, и ломтик батона, похожий на улыбающийся рот.

«Как кошке, – мелькнула горькая мысль. – Кстати, где она?»

Сил после еды прибавилось, но стала одолевать дрема. Голова никак не могла примоститься к перилам. Глаза искали чучело, набитое вещами. Ни его, ни чемодана не было.

Мужчина потянулся к своей двери. Холод дерева поразил его. Развернулся и без сил прислонился спиной к простенку, рукой задев дверь соседки.

Тепло этой двери согрело ее. Не веря этому, положил ладонь чуть выше дверного глазка. Совершенно бесшумно, без всякого натиска дверь стала открываться. Пахнуло теплом и вкусной едой. В дверном проеме стояла соседка, закутанная в бабушкин плед, в бабушкиных носках и с ничейной кошкой на руках.

– Я боялась, что кошка съест то, что я вам оставила, – робко оправдывалась соседка.

Не отвечая, человек шагнул к источнику тепла и света.

Утро было ярким и безоблачным, несмотря на то, что за окном ноябрь.

Два чужих, а как будто родных человека смеялись и радовались чему-то новому, своему. Была найдена еще одна пара бабушкиных носков для мужчины и почему-то как раз большого размера. И вещи соседа, занесенные в дом молодой женщиной, были при нем.