Текст книги "Свидетель"
Автор книги: Галина Манукян
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
С каждой минутой он вжимался в кресло, оставлял потные отпечатки пальцев и ладоней на столе и поручнях. Повторял: «Не может быть… Как же так… Господи, как ты позволил…» Перематывал, не в состоянии видеть всё, и отчаянно боясь быть застигнутым за таким позором. Догадался, как скопировать запись на флэшку. Та пудовым грузом упала в карман брюк, и доктор вернул запись на место.
Расстегнув ворот рубашки, Айболит вышел на веранду. Ему не хватало воздуха, не хватало решимости справиться с дилеммой: его доброе имя оказалось рядом с именем злодея. Он ведь уважал Валерия, верил ему, любил почти, как родного! А теперь не сможет даже в глаза посмотреть. Не захочет. Но благосостояние семьи, к которому все давно привыкли, тоже повисло на ниточке. Георгий Петрович мерил шагами веранду и мучительно думал. Затем сложил свои вещи в портфель, сел в автомобиль и, когда поместье Черкасова осталось позади, съехал в придорожный карман. Солнце пригревало, сожалея о лете. От золотых листьев осин и берез рябило в глазах. Георгий Петрович вытер платком пот со лба, положил под язык валидол и набрал номер полиции.
– Здравствуйте, – выдохнул он, сунув ладонь под пиджак – туда, где тянуло сердце. – Я должен сообщить о похищении девушки, Варвары Невской. И о преступных действиях в отношении нее…
Глава 10. Изверг
Долгие обследования, наконец, завершились. Нас пригласили в кабинет. Я почувствовала за спиной мягкую спинку кресла, в очередной раз удивляясь яркости телесных ощущений. Они были не важны и совсем не заметны тогда, когда я полагалась в основном на зрение. Сейчас я могла поклясться, что кресло было кожаным, даже не прикасаясь к нему ладонью – хватило упругости, тихого звука, «сцепления» поверхности с тканью моего костюма. Внимание или просто игра воображения?
Контур профессора развел руками, и от него, словно по воде, расплылись в темноте «лунные» круги.
– Первый случай в моей практике: функционально ее глаза в порядке, но она действительно не видит.
– Такое возможно? – подал голос Валерий, по-прежнему напряженный.
Мое сердце радостно стукнуло, узрев надежду на свет.
– Истерическая амблиопия или психогенная слепота, – продолжил профессор, – это полное или частичное снижение зрения в результате психотравмы. Имелись ли у вас, Варвара, поводы для сильного стресса перед потерей зрения?
– Имелись, – за меня сдавленно ответил Валерий.
– Могу поинтересоваться?
– Сначала покушение на убийство, – он кашлянул, борясь с сухостью в горле. – Потом… изнасилование.
– Не люди вокруг, изверги, – сокрушился медик. – Вы в полицию уже заявили?
– Не волнуйтесь, приму меры, – ответил изверг. – Это можно исправить? Я готов заплатить любые деньги.
«Любые деньги» – снова эта фраза! Я не сумела побороть в себе презрение: что же он меряет все деньгами? А поступки? А человечность? А желание помочь, в конце концов? Разве можно откупиться от совести? И тут же поймала себя за шиворот: так-то я принимаю? Какую однако причудливую форму заимствовала моя гордость, накрыла голову дырявым платом бессребреницы и задрала нос, по которому не далее, как сегодня ночью получила… И вот, пожалуйста, еще одно зеркало: презрительное отношение Валерия ко мне, мое – к нему. Не часть ли это паззла? Матхурава тоже слишком гордился более высокой кастой…
Профессор наклонился, заглянул куда-то, наверное, в монитор компьютера, потом повернул голову к нам.
– Вам не офтальмолог нужен, а психиатр. Сразу видно, девушка тонкая, по-видимому, очень восприимчивая, с подвижной психикой. Я могу порекомендовать хорошего специалиста.
– Мы к нему обратимся. А сейчас что делать? – спросил Валера.
– В таких случаях рекомендуется принимать бромиды, валерьяну, обеспечить покой и оградить пациента от источников стресса. От этих нелюдей, которые… ну, вы поняли.
– Понял. – Похоже, каждым словом профессор забивал по гвоздю в совесть Валерия, искры вины гроздьями алели в пространстве рядом с ним, вот-вот вспыхнет костер, его потрескивание уже слышалось в срывающемся, хриплом голосе. – Лечение длится долго?
– От нескольких часов до месяцев. Психиатрия, знаете ли, не моя область. Проконсультируйтесь с Топчаняном. Вот его координаты. А так, навскидку, знаю, что от стресса хорошо помогает смена места, травяные чаи, теплые ванны, ароматерапия, медитация, дыхательные упражнения. И, конечно, же покой. Одну нашу общую знакомую, – с хитрецой в голосе добавил профессор, – после известного нам с вами случая муж возил в ашрам к индийскому гуру. Не знаю, что помогло: поездка или мудрец, но дама от депрессии избавилась. Попыток суицида больше не было. Вам нужна, прежде всего, психотерапия!
* * *
Когда мы с Валерой вышли в пустой коридор клиники, я все еще чувствовала оскомину собственной гордыни как новое доказательство того, что мы с ним одинаковы: два отражения мутного зеркала, искаженных и только теперь более-менее обретающих ясность. Усмехнулась про себя: это в полной-то темноте!
Правде в лицо смотреть неприятно, даже если ты слепа.
– Ну вот ты и не солгал никому, – тихо сказала я, – мне действительно требуется психиатр.
– Зачем ты это делаешь? – вспылил Валерий.
– Что делаю? – не поняла я.
– Успокаиваешь меня… После всего… Хочешь выглядеть святой мученицей?
– Я не святая, – пробормотала я. – Далеко не святая.
– Угу, особенно когда так говоришь. И смотришь сквозь меня, словно видишь что-то эдакое. Не всматривайся, не стоит. Перед тобой изверг и нелюдь, – бросил он с показным равнодушием, но я увидела, как внутри него взорвалось что-то кислотное, разъедающее всё, как химический ожог.
И я с удивлением обнаружила подкравшееся удовлетворение от того, что не одна страдаю, что он тоже теперь мучается. «И пусть помучается!» – жестко, с улыбочкой утверждал голос внутри. Мой? Я прислушалась к нему внимательно, и попав под наблюдение, голос зазвучал чуждо, невнятно, затихая в темноте, будто виниловая пластинка с шипением и треском.
Еще одна сторона гордости? – решила я. – Нет, спасибо.
Злорадство, чувство отмщения распространяло вокруг себя сладковатый, пропитанный трупным запахом туман. Вряд ли за ним таился ключ от выхода. Клубясь мнимым удовлетворением, месть манила, как мираж в пустыне. Но ведь она не избавляет от жажды, она приводит в еще более глубокие слои тьмы, в ловушку голодных духов, ничего, кроме жажды, не знающих…
Надо же, оказывается, я мстительна и горделива, не замечала за собой раньше. Нужно принять и это? Хорошо, принимаю, – вздохнула я, а вслух сказала:
– Я не знаю, как смотрю. И куда. Я сама растеряна… Полагаю, это действительно выглядит странно.
И отвернулась от него. Вдалеке, наверное, за окнами, шумело шоссе, мрак рассекали штрихи, пятна, круги света, смешиваясь в световую какофонию. Находясь рядом, мы с Валерой так или иначе причиняли друг другу боль. Как бы я ни старалась, одно его присутствие вызывало во мне нечто болезненное, неприятное, словно он был триггером для всех моих негативных сторон. Уверена, я вызываю у него то же.
Принятие только в мыслях было легким, на самом деле я уговаривала себя, пыталась загипнотизировать. Я не плыла, я спотыкалась о собственные мысли и буксовала в эмоциях, как трактор в сибирских болотах. Это надо было прекратить. Я бы ушла прямо сейчас, если бы видела хотя бы углы зданий и машин.
– Отправь меня домой, – колеблясь, сказала я. – Мы выяснили, это не травма. С остальным я справлюсь…
– Не стоит забывать о Шиманском.
– Наш договор можно аннулировать: ни один суд не примет показания слепого свидетеля, которому одна дорога – к психиатрам.
– При чем тут договор? Я исправлю то, что сделал сам. Потом больше не потревожу тебя, – мрачно сказал Валера.
– Хорошо.
– А пока извини, мне придется подать тебе руку. Впереди лестница.
– Спасибо.
Я подумала о Сергее, с ним было бы проще, оперлась о ладонь Валеры и вздрогнула, снова увидев Сону, реальную, во плоти и крови. Перед ней стоял Радж, младший брат Матхуравы, на образ которого накладывался облик нынешнего Сергея.
– Не бойся, красавица, – говорил молодой индус, походя все ближе. – Я не мой старший брат. Я защищу тебя от него.
– О господин, не смейтесь над бедной девушкой, – бормотала Сона в смущении.
Радж рассматривал ее блестящими глазами.
– Отчего моему брату достается всё самое лучшее: наследство отца по праву старшинства, признание, самая красивая в мире девушка? Он не достоин этого, поверь!
Сона опустила ресницы.
– Уходите. Ваш брат разгневается, увидев вас здесь. Он скрывает меня от людей.
– Да, он жаден, – проговорил Радж. – Но не бойся, он уехал.
Парень отступил, словно желая показать, что не станет злоупотреблять ее доверием. Это понравилось Соне. Радж был не так красив, как его старший брат, но улыбался по-дружески, и в душе девушки возникло расположение. Ей так давно никто не улыбался! Сона улыбнулась в ответ.
Радж пылко проговорил:
– Я исполню любое твое желание ради одного поцелуя.
Соне не хотелось целовать его. Суровый Матхурава был единственным ее мужчиной, он подчинил ее и раздавил, заставив забыть о мире за стенами. И Сона почти забыла о другой жизни и об остальных людях, привязавшись к похитителю, словно за все эти дни и ночи он пророс сквозь нее, опутал корнями запретов, страсти, ласк и роскоши ее незрелую душу. Оттого даже разговор с посторонним казался Соне предательством, но он сулил то, о чем она не могла и мечтать. И всё же Сона покачала головой:
– Нет, господин, уходите.
– В доме никого нет, о, прекрасная деви, я отослал всех слуг с поручениями, – улыбался Радж и казался совершенно безопасным. – Скажи, ты видела, как восхитительна Паталипутра в свете заката?
Сердце Соны сжалось.
– Нет. Я никуда не выхожу из этих комнат с тех пор, как хозяин привез меня сюда.
– Жестокий! Но пойдем, это недолго. Он не узнает. Я покажу тебе башни великих храмов.
– И солнце? – по-детски спросила Сона.
– И солнце. Мы заберемся на крышу, чтобы увидеть солнце. Там так красиво! Мой брат ничего не узнает, клянусь тебе! Его позвали во дворец, и до полуночи он точно не вернется!
«Один поцелуй, – думала Сона, – всего один. И на него у меня просят разрешения. Никто и никогда не просил меня о таком». За полгода девушка превратилась в покорную рабыню, еще один инструмент странного ювелира, самый ценный, но не более одушевленный, чем тигель или молоток. Голова Соны закружилась от мысли: у нее есть то, что можно обменять на желание. Неужели она имеет право желать?
– Я хочу увидеть солнце, господин, – подняла она глаза. – И башни.
Скоро они взобрались на плоскую крышу. Здесь сушились на досках ароматные половинки абрикос. Приятные ветерок защекотал кожу Соны, девушка жадно поймала взглядом оранжевый диск солнца, медленно спускающийся к башням белого дворца. Запрокинула голову, пытаясь объять всё небо, наливающееся синевой на востоке и еще светлое, розово-желтое на западе, отвлеклась на пролетающую стайку птиц и принялась изучать деревянные, соломенные крыши вокруг, кроны деревьев и башни вдалеке. Счастье, особенно сладкое от того, что было запретным, опьянило Сону.
Утянув девушку за выступ, скрывающий молодых людей от чужих глаз, Радж коснулся ее губ. Это прикосновение не вызвало того приятного возбуждения, окрашенного страхом и трепетом, какое вызывали поцелуи Матхуравы. Его младший брат прикрыл от удовольствия веки, прижимая к себе девушку.
– Я ведь лучше, лучше него? – бормотал он.
А Сона, равнодушная к домогательствам, не отвечала, она смотрела на солнце, продавая за него свои объятия. Все равно небесное светило было важнее, чем ее маленькое тело. Нужно продавать то, что продается, – решила Сона, обдумывая, что запросит за поцелуи в следующий раз. А он будет, – девушка не сомневалась – Радж завидовал брату, и потому не успокоится, пока не получит всё, чем тот владеет. А она, Сона, выторгует себе свободу… По крайней мере, попытается.
* * *
– Варя! Варя, ты заснула, что ли?! – голос Валеры вернул меня в темноту, в Москву, на лестницу.
– Прости, это снова случилось, – пробормотала я, нащупывая свободной рукой гладкий поручень.
– Случилось что?
– Видение, – ответила я, решив, что не было смысла скрывать.
– Какое еще видение? Почему снова? – он был встревожен больше, чем сердит.
– Потому что это происходит с того момента, как я ударилась головой. Я вижу прошлые жизни.
– Час от часу не легче.
– Да, – кисло улыбнулась я, – ты все равно собираешься везти меня к психиатру. Диагнозом больше, диагнозом меньше.
– То есть ты признаешь, что это галлюцинации.
– Нет. Хотя очень похоже. Я ослепла, но вижу не только контуры. Прикоснувшись к человеку, я вижу его реинкарнации. Как в Ютубе.
Валерий выругался и выпустил мою руку. Испугался? Глупый, уже поздно.
– Ладно, давай не будем об этом, – сказала я с улыбкой. – Психиатру психиатрово.
– Да. Пойдем. – Он опять подхватил меня под локоть. – Сергей нас уже заждался внизу.
Я закусила губу.
– Насчет Сергея… доверяй ему с осторожностью. Он пользуется тобой, твоими деньгами…
– Все пользуются. Людям от меня ничего, кроме денег не нужно, – отмахнулся Валера, и сквозь показное равнодушие промелькнула бесконечная хмарь одиночества.
Лестница закончилась, мы прошли через холл. Валерий придержал двери, и мы оказались на улице. Сентябрьский воздух пах дождем, прохладой и опасностью.
Навстречу нам продвигались контуры мужчин, Сергея нигде не было видно. Нас окружили.
– Валерий Черкасов? – произнес один из них казенным тоном.
– Да.
– Пройдемте с нами. Вы обвиняетесь в похищении человека.
– Кого? – опешил Валера.
– Варвары Невской.
– Погодите, но это я, – я сделала шаг вперед. – Меня никто не похищал.
– Нас предупредили, что вы так скажете, что вас запугали. Пойдемте, девушка, этот мерзавец больше ничего вам не сделает. – Незнакомец подхватил меня под руку и отодвинул от Валеры. От незнакомца полыхнуло жесткостью. Что-то было не так! Где Сергей?
– Предъявите свои удостоверения, – потребовал Валерий.
– Обойдешься!
– В таком случае я отказываюсь…
В темноте замельтешил калейдоскоп световых пятен и линий, послышался шум потасовки, посыпались ругательства. Двое амбалов скрутили Валере руки и потащили прочь, во мрак. Отчаянный страх за него толкнул меня вслед.
– Валера!
Кто-то грубо дернул меня назад и развернул одним движением. Учиться принимать было поздно. Опасность, пахнущая казармой, мужскими ботинками и резким одеколоном, опасность, похожая на мерцающую в глубоководной тьме зубастую рыбу, стояла прямо передо мной. С выдохом я расправила плечи и подняла голову ей навстречу:
– Вы хотите меня убить?
Глава 11. На крючке
Возмущение зашкаливало, тонкие ноздри Валерия раздувались, лицо покраснело, сердце билось, как после пробежки. Заломленные за спину руки хотелось выбросить вперед и расквасить рожу хоть одному из сидящих рядом полицейских в гражданском. Но, во-первых, это было не реализуемо, во-вторых, сопротивление при аресте, даже проведенном с такими вопиющими процессуальными нарушениями, чревато. Разум активно анализировал происходящее, отметая ненужные пока вопросы, типа, куда делся Сергей… Об этом Валерий подумает позже, когда уволит начальника охраны ко всем чертям.
– Я требую адвоката! – отчеканил Черкасов. – И предъявите мне ордер на арест. Я знаю свои права. Этот произвол вам с рук не сойдет!
Стриженный почти под ноль бугай задвинул боковую дверь фургона, словно был глухим, и сел напротив. Автомобиль тронулся и быстро набрал скорость. Внутри передвижной «кутузки» окон не было.
«Как скот везут, сволочи! Ну, ничего, доиграетесь еще!» – зло думал Валерий.
Под ложечкой сосало от досады, что все это происходит с ним, а не должно. Он потерял контроль над ситуацией. Так всегда: стоит поддаться эмоциям, и ком проблем увеличивается по нарастающей. Мышцы свело от напряжения и дискомфорта, Валерий попробовал сесть удобнее. Ум отсчитывал зачем-то повороты, остановки, видимо, на светофорах и проезд по кругам. Пробки были, но незначительные. Клиника располагалась не в центре, а в районе Соколиной горы, и, судя по всему, до МКАДа они не доехали.
– Куда вы меня везете? – не выдержал Валерий.
– Куда положено, – буркнул здоровяк в кожаной куртке, до противного крутой, будто статист из фильмов о девяностых.
Минуты тянулись. Интуиция подсказывала, что все это плохо пахнет, и до ближайшего отделения полиции они уже должны были доехать. То есть везли его не в ближайшее, а какое-то особое? Наверняка. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: дело ему фабрикуют, пытаются навязать что-то потяжелее, чтобы не выкрутился. Но любой адвокат, даже не такой маститый, как Юрий Витальевич Морфин, докажет, что обвинение шито белыми нитками. Похищение? Это смешно! В конце концов, есть договор об оказании услуг, подписанный Варей при свидетелях. Сергей предупреждал, и они не придумали ничего лучше. Но почему сейчас? – судорожно анализировал Валерий. – Варя им при мне подтвердила, что не имеет претензий. Варя…
Сердце оборвалось. Она же осталась там! Шиманский на нее охотится, и если это его люди… «Они ее не тронут», – стараясь вернуть хладнокровие, убеждал себя Черкасов. Но беспокойство нарастало по геометрической прогрессии. Утешало только то, что если они сказали о похищении, значит, Варю просто будут обрабатывать, чтобы выступила против него. В груди защемило от этих слов.
– Что вы сделаете с Варварой Невской? – резко спросил он, глядя в упор на кожаного.
– Не твоего ума дело.
– Нечего мне тыкать, – бросил в негодовании Черкасов.
Кожаный только перевел взгляд на короткий автомат на коленях.
У Валерия пересохли губы. От мысли, что к ней кто-то прикоснется, застучало в висках. Почему? Ведь пьяный он сам черт знает что творил!
Валерий говорил себе, что она обычная. Как все. А она была прозрачная и многослойная одновременно, чем-то отталкивающая и этим же самым притягивающая. Загадочная, как игра теней.
Валерий не хотел смотреть на нее, но не мог отвести глаз. Особенно, когда она не замечала этого. С той самой минуты на параде он подсознательно искал ее взглядом. Когда она оказалась в его доме, что-то будоражило его до бессонницы, желания напиться до беспамятства. В ночь по возвращению он заснул только под утро. В машине, в гараже.
А она… Рядом с ним Варины плечи сутулились, голова опускалась и сплетались пальцы внизу живота. Знатоки жестов говорят: это признак обмана. Варя выглядела такой уязвимой, глядела исподволь, словно испуганная мифическая наяда, белокурая, нежная, невинная… А от нее несло сексом больше, чем от раздвинувшей ноги шлюхи. И еще неуловимой, тщательно скрываемой внутренней силой. Как всё это могло сочетаться в одном человеке? – Валерий не понимал. А ведь он хорошо разбирался в людях. И это раздражало, бесило невероятно: вся ее мистификация, сквозящая в жестах, странные взгляды, слова, междустрочье и постоянное ощущение обмана… Устав гадать, Черкасов решил, что она пытается манипулировать им. Было проще всего признать, что Варя – еще одна охотница за его деньгами, которой стоило отдать должное – она подсадила его на крючок. Так он считал. И просчитался.
Волна негодования улеглась при мыслях о Варе, и вернулось чувство тошноты от вчерашнего виски и смутных воспоминаний прошлой ночи. Пальцы в наручниках за спиной похолодели.
Поганый виски, даром что дорогой, до сих пор отдавал керосиновым привкусом во рту. Еще бы – выглушил целую бутылку сам!
Валерий не собирался спать с ней. Поганый виски… Он напился до чертиков, чтобы расслабиться. А потом ее расширенные от страха зрачки и запах секса снесли мозг и включили в нем зверя, которому место было только в самых темных, запретных фантазиях. Он не позволял себе такого даже с проститутками, которым платил немерено. И никогда бы не позволил, если б не она, если б не неизвестно из каких глубин вырвавшееся желание вывести ее на чистую воду, а потом наказать за притворство и еще неизвестно толком за что, подчинить, сломать – назло обманчивой чистоте, назло фальшивой, казалось, праведности, которую Варя олицетворяла собой. И которой в нем не было.
Только удовольствие от животной похоти не стало удовлетворением, оно осело свинцовой пылью на протрезвевший ум, гадливостью на душу, усталостью и непроизвольной дрожью в мышцах. Но что сделано, то сделано, не прокрутишь вспять и не сотрешь.
Во рту стало отчаянно сухо, губы сжались, а язык приклеился к нёбу. Валерия не отпускал ужас – маньяк, о котором впору снимать триллеры, – он сам. Первой мысли – откупиться, забыться, уехать – не суждено было реализоваться: Варя ослепла из-за него… И, похоже, тронулась.
Теперь его везут в клетку, как зверя. Заслуженно. Но он не готов был, не готов расплачиваться так. К тому же о том, что случилось роковой ночью, никто не знает, а Варя не скажет, – был уверен Валерий, коря себя за малодушие. – Потому что, либо святая, либо сумасшедшая…
Фургон остановился.
– На выход, – скомандовал бугай.
Валерия повели по коридорам какого-то здания, больше похожего на заброшенный с Советских времен завод, чем на отделение полиции. Стул посреди пустого цеха выглядел банально и угрожающе. Решили проработать его до того, как привезут в реальное отделение? Нет, нельзя сдаваться! Не этим.
– Я требую адвоката! – громко сказал Валерий, оглядываясь.
Здоровяки с автоматами усадили его на стул.
– Будет тебе, Черкасов, и адвокат, и нары с видом на парашу, – донеслось справа, и крупный, седой мужчина с грубыми, словно вытесанными лесорубом чертами лица, приблизился к центру помещения и сел на стул, поданный тут же.
Валерия пробило холодным потом – Шиманский!
Тот осклабился:
– Не ожидал? А стоило бы. Что же ты сегодня, Черкасов, без армии телохранителей из замка своего сунулся? Может, нет у тебя этой армии, а? Только пшик, как и ты сам?
– Я не буду с вами разговаривать, – стиснул зубы Валерий. – Ни слова не скажу, пока рядом не будет адвоката.
– Вот и правильно, – похлопал пленника по плечу Шиманский, – помолчи и послушай.
Валерий отпрянул с отвращением. Шиманский скривился:
– Не выёживайся, Черкасов. Таких ерепенистых, да еще и смазливых быстро на зоне раком ставят. Не поумнеешь, скоро узнаешь.
Валерий сузил глаза.
– Не запугаете. У вас на меня ничего нет.
– Как раз об этом. Говорили тебе, говорили, что нельзя жадничать, а ты, вроде умный такой, с двумя высшими, а простые вещи не понимаешь. Надо делиться. Все делятся. Раскрывают мошну и радостно несут процент. И живут припеваючи. Ты же сам делился, когда на рынке торговал, студентиком еще. И потом, когда магазинчиком обзавелся, отчислял ведь азербайджанцам. А теперь что, великим стал? Акула бизнеса?
– У меня белая компания и честный бизнес. Я плачу налоги государству, – зло процедил Валерий. – Этого достаточно.
– Во-от, налоги, – ухмыльнулся Шиманский. – Но не все.
– Я никому ничего не должен. Особенно бандитам.
Шиманский зацокал языком.
– Не хорошо старшим грубить. Историю учил? Учил. А там, где великие князья дань платили, прогулял?
Валерий промолчал.
– Я не за себя радею, Черкасов, ты больших людей обижаешь.
– Сейчас не Средневековье. А 90-е были двадцать лет назад.
– Ага, ты еще за гей-парады выступи, Черкасов. Хотя что с тобой разговаривать? По-хорошему ты не понимаешь. Приходится по-плохому. У нас серьезное дело на тебя есть. Спасибо тебе, сам справился. Может, подкорректируем немного, а так сам. Молодец!
Валерий вскинул глаза, не понимая, о чем тот.
– Догулялся ты с бабами, Черкасов. Уже два имеется на тебя заявления в полиции о похищении одной и той же девушки: Варвары Константиновны Невской. Одно в Ростове, другое в Москве.
– Это глупость. Похищения не было.
– Ну-ну, а заявления есть. А еще сегодня нам любопытную запись доставили, как ты этой девушкой пользовался. – Шиманский хохотнул, качая головой. – Затейник. Хоть в интернет выкладывай. Она просит: не надо, о помощи кричит, а ты… Знаешь, как это называется? Это называется изнасилование.
Валерий сглотнул, и, показалось, что не капля слюны, а булыжник изо льда рухнул в живот.
– У нее нет ко мне претензий, – сдавленно сказал он. – Она не подтвердит ничего.
– Зато ее труп с несколькими ножевыми ранениями будет очень красноречивым. Прикинь, Черкасов, какая скандальная история: миллионер похитил девушку, изнасиловал и убил. И запись есть, и судмедэскпертиза твои следы обнаружит. Так и вижу заголовки в газетах и журналах, – Шиманский провел пальцами по воздуху, показывая крупные буквы: – «Маньяк-олигарх». Ни один суд присяжных тебя не оправдает. Без записи с ее криками нам бы постараться пришлось, а ты упростил дело, Черкасов. И заявитель твой. А там и убийство в Ростове привяжется. Всё логично: паренек хотел защитить девушку, а ты его бац, и в мусорку…
Сзади кто-то подошел и втиснул в пальцы что-то холодное. Валерий дернулся, но чья-то лапа его придержала.
– Вот и твои отпечатки пальцев на пистолете есть, – выпятил губу Шиманский. – А Елена Бриннер подтвердит, что ты отлучался в клубе.
Валерий онемел. Это было жутко, невероятно, и слова Шиманского провалились в туман. Одна мысль: Варю убили или, возможно, убивают сейчас, скрутила внутренности узлом колючей проволоки.
– Не убивайте ее, – хрипло вырвалось у Валерия, – она не сможет давать против вас показания, она ослепла. Мы только что от врача. Ее психическое состояние делает все ее свидетельства не действительными. У нее галлюцинации, она…
– Ну, считай, отмучилась девка, – резюмировал Шиманский. – А что еще взять с пешки? В жизни она играла маленькую роль, зато ее труп послужит большому делу. – Он глянул на часы. – Девчонка уже мертва. Поздно рыпаться.
Не помня себя, Валерий рванулся с сиденья и врезал лбом в ненавистную харю так, что Шиманский вскрикнул от неожиданности и упал назад. Лязгнули об пол стальные трубы на спинке перевернутого стула. Головорезы, стоящие рядом, насильно вернули Валерия на стул, буквально вдавили его, взбесившегося, обратно. Один из них смачно ударил кулаком по лицу и рассек губу. Боль и вкус крови вернули Черкасова в чувство. Земной шар внезапно стал тесным и душным, звенящим безысходностью.
Пионерку убили? Не может быть, просто не может! Это блеф!
И тут же надежда угасла – по любой логике Варя Шиманскому живой была не нужна. Ни при каких обстоятельствах.
Валерий смотрел исподлобья на отирающего кровавую юшку с носа врага, на бугаев рядом и ему казалось, что они в аквариуме, за толстым стеклом, открывают рты, как рыбы, и не издают ни звука. Хлесткая пощечина вернула звук.
– К цифре, которую я озвучивал твоему холую, добавишь ноль, – зло сказал Шиманский.
Валерий ничего не ответил. Ему казалось, что его уже нет. Вообще ничего нет. Есть только Пустота.
– Надо же, какой ты чувствительный, Черкасов, – процедил Шиманский. – На сегодня всё. Это была репетиция. Тренировочный день. Если к десяти утра сумма не будет на этом счету, – он засунул бумажку в нагрудный карман куртки Валерия и достал оттуда простенький мобильный, с удивлением глянул на него, скривился и швырнул кожаному, – всё будет по-настоящему. Арест, нары и пожизненное. Твои деньги тебе уже не пригодятся. Или будешь жить по-старому, но как все, делясь. Так что думай, Черкасов. Говорят, ты умный. – Шиманский обернулся к кожаному. – Высадишь его на шоссе, у леса, как мы договаривались. Парень приметный, вот пусть его и примечают.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?