Текст книги "Щит и вера"

* * *

Афанасий Тихонович по торговым делам частенько бывал в Архангельске со своим старшим внуком. Всё больше он замечал за Петром, как, бывая в норвежской торговой миссии, он вспыхивает, встречаясь взглядом с юной дочерью норвежского коммерсанта, с которым Афанасию приходилось вести дела. При очередном посещении норвежских купцов он решил поговорить об этом со своим внуком.

– Пётр, я наблюдаю за тобой и вижу, как вспыхивают румянцем твои щёки всякий раз, когда на церемонии присутствует дочь норвежского коммерсанта Ванн. Ты должен понимать, что это чужие для нас люди, прибывшие по делам из чужой страны. Вас разделяет не язык, с этим как раз проблем нет, но вы принадлежите к разной вере. Ты знаешь, как строги мы относительно соблюдения наших традиций и уклада жизни. Пётр, помни об этом и не переходи черту дозволенного и разумного.

– Да, дед. Отче, я давно люблю Ванн, и она полюбила меня, – взволнованно ответил Пётр.

– Когда же вы произнесли эти слова? Что ты говоришь мне, духовному настоятелю общины? Как это всё случилось?

– Отче, я хочу взять в жёны Ванн! Я всё сделаю ради этого, но без неё мне не будет счастья. Отче, помогите мне!

Старец растерялся. Не думал он, что уже опоздал со своими словами, что в сердце внука вошла эта иностранка со странным именем Ванн! Он не торопился с ответом. Выждав, пока его сердце забьётся ровнее и остановившееся дыхание вернётся вновь, Афанасий заговорил:

– Внучек, мы уважаем все народы у нас нет никакой предубеждённости против иноземцев, ты это знаешь. И девушку ты выбрал красивую, умную и образованную. Единственное условие, которое является препятствием для вашей любви, – это разное вероисповедание. Ванн должна принять нашу веру, и вы должны получить благословение её отца на брачные узы. Если это не будет соблюдено, то мечте твоей не исполниться никогда! Пётр, тебе когда-то предстоит нести нашу веру дальше, быть преданным ей, как родитель мой, пресвятой отче Тихон. Большая ответственность на тебя ляжет как на моего старшего внука.

– Отче, я всё понимаю и никогда не предам веры нашей. Ванн примет наше вероисповедание. Окрести её, отче Афанасий. – Произнеся эти трогательные слова, Пётр опустил в поклоне перед святым отцом свою голову. Теперь его просьба была обращена не к деду, а к духовному настоятелю общины, от решения которого зависела судьба юноши.

– А как быть с благословением отца? Без согласия родителя брак невозможен.

– Ванн сказала отцу, что не вернётся в Норвегию, что «Путь на Север» (смысловое значение слова «Норвегия») лежит и через Русь, и она пойдёт по этому пути со мной, разделив участь своей русской семьи и Родины, принявшей её. Отец её долго горевал, но из любви к дочери дал согласие на брак. Отче, мы можем засылать сватов. Всё теперь зависит от твоего решения.

– Ну, коли так, тогда Ванн надо готовиться к крещению, по календарю нашему наречём мы её Анной.

Так всё и случилось. Анна и Пётр стали мужем и женой.

* * *

Старел Афанасий Тихонович, восьмой десяток уж шёл. Давно возмужали сыновья его Фёдор и Матвей, у которых уже и внуки повзрослели да жёнок достойных нашли, некоторые уж и деток своих нянчили. Однако крепок был старец Афанасий, силы и практический ум позволил ему по-прежнему благополучно управлять общиной староверов. Появление государя в северном крае насторожило многих поморов. Отец Афанасий помнил слова отца своего о том, что должны вспомнить государи о непокорных раскольниках. Он предчувствовал, что таким государем станет Пётр I. Но царь обходил пока стороной поморские скиты и не трогал староверов.

Государственная казна требовала новых средств. Вести о процветании «государства староверов-поморов» дошли до царя. В 1716 году все общины Выголексинского общежительства были обложены непомерным двойным налогом. Два подряд неурожайных года также подорвали хозяйство поморских общин, и единая казна не спасала их от разорения. Молитвы и переговоры с царёвыми посланниками ничего не дали. Большое хозяйство стало на глазах хиреть. Отец Афанасий понял, что время перемен пришло.

Вечером Афанасий Тихонович, как когда-то в Москве, собрал всю свою семью у себя в доме. Тесноват был дом батюшки Тихона Савельевича для такой большой семьи. В просторной горнице собрались сыновья Фёдор с сыновьями Петром, Дмитрием, Яковом и Матвей с сыновьями Прохором и Алексеем, да жёнки ихние. Малых ребят да девчушек опочивать уложили. Как всегда, на столе стоял самовар, меды, ягода всяка и стряпня. Однако, понимая, что батюшка собрал всех по важному делу, мужская часть семьи Зыковых не прикоснулась к угощению.

В горницу вошёл Афанасий Тихонович, все пересуды и разговоры прекратились. Батюшке уж скорева девяносто годков должно быть. Однако общинный староста службу духовную до скончания дён нёс.

– Детушки мои, сыновья и внуки, собрал я вас всех нонче за большим сказом о деле нашем и будущем семейства нашего, а также о продлении веры нашей и благочестия православного. Пришёл час, как когда-то батюшка мой Тихон Савельевич, так и топеряча, надобно земли новые открывать да осваивать их под наше жительство. Нелёгкая эта задача. Дак ведь отцы наши и деды в своё время справились с ентой нуждой, ну дак и вы справитеся.

Афанасий замолчал, испытывающе посмотрел он на продолжателей рода своего, молодых юнцов-внуков и уже ставших почтенными сыновей. Никто не прерывал его речь. Все с волнением и вниманием ждали продолжения слова отца Афанасия.

– Государь наш Пётр Алексеевич не оставит нас в покое. Он не только хозяйство наше в разор пустил, но и на веру нашу запрет наложит. Негоже нам сиднем сидеть и ждать конца общежительству нашему. Надо в новые земли идти, за Камень (Уральские горы), в Сибирь, где покуда слаба царская власть и на необъятных просторах трудно будет сыскать нас царёвым служилым. Мало что известно об ентом крае, но кое-что ведомо, – продолжил Афанасий Тихонович.

– А ещё надобно в родную сторону подаваться, поближе к Москве. Вы знаете, что там церковь наша поморского толку имеет большие скиты. Посланники тех общин у нас бывали не единожды. Пришло время объединять наши усилия по сохранению чистоты веры православной. Царь Пётр возобладал неограниченной властью, теперь ему ещё Церковь себе подчинить надобно, замахивается на Господа нашего Иисуса Христа. – При этих словах отче встал и наложил двоеперстный крест на всех присутствующих, также вставших из-за стола.

– И на здешнем месте тоже остаться надобно будет, продолжать службу несть и хозяйством управлять, – глубоко вздохнув, продолжал отец Афанасий.

В полной тишине он продолжил:

– Долго думку я вынашивал, дети мои. Пришло время расставанья, но вослед придёт время, когда вновь семья наша воссоединится. За Камень пойдёт Матвей со всею своею семьёй: сыновьями и дочками, а также внучатами обоих полов. На тебя, Матвей Афанасьевич, сын мой разлюбезный, и на твою семью возлагаю самую трудную задачу – отыскать новые земли для переселения поморских общин. Перезимуете дома, подготовитесь к столь трудному переходу, а как откроются тележные дороги весной, так и тронетесь всем твоим семейством. – Говоря всё это, Афанасий бросил взор на сына, на его сынов, невесток. Лица мужчин были спокойны, женщины же молча глотали накатившие слёзы. Отче понимал, что его слово будет исполнено, но внутренняя жалость, страх за жизни дорогих и любимых им близких проступали в этом долгом взгляде.

– До зимы дойдёте до Камня, там перезимуете, подготовитесь к весеннему переходу, а там опять в путь. Ежели рано по теплу на Камень придёте, всё едино ждите зимы и только новой весной дале пойдёте. Зима там приходит сразу после летнего тепла, а потому спешить нельзя. Как дойти до энтих гор, что Камнем зовутся, на тот случай у меня карта есть, а вот про Сибирь мало что знаю, потому и неведом тот край. Однако слышал я, ещё находяся в Москве на государевой службе, что с Камня люди ходят в Сибирь на промыслы разные, потому знающих людей, которые могли бы вас провести в тот край, найдёте. Сибирь-то, она тоже разная. Есть в ней леса и студёная сторона, суровостью которой нас не испугать, мы привычны к холодам. Но есть в той стороне горы, которые закрывают холодные ветра, а потому щедрая та сторона на ласковое тепло. Вот туда и пойдёте. Моря там нет, но земля щедро родит, леса тоже есть, озёра и реки полноводные. Живут в горах иноверцы, да и в пути мало русских встретите, инородцы разные проживают. Вы с ними дружбу заводите, войной нельзя, только с добром идти надобно. Закладывайте новые сёла, собирайте единоверцев, милостью Божьей приумножайте веру нашу. Никонианцев тамошних, ежели найдёте, не троньте. С миром идите, в сёлах их тоже можно селиться, токмо храмы свои стройте, верой той не оскверняйтесь. За два года пообживётеся, гонца шлите в родную сторону. Матвей, сам останешься на новых землях, а сынов налегке на конях отправишь домой. Обратну дорогу также поделите на две части: до Камня, а потом остальной путь. Вернётеся, кто жив будет, того и поведёте в новый край. Мне-то уж не дожить до ентова. Вот Фёдор станет апосля меня общинным старостой, вот ему и решать вопрос о дальнем пути. Я же здеся остаюсь, рядом с батюшкой своим Тихоном Савельевичем да с жёнушкой своей разлюбезной Евдокией в землю лягу.

Отец Афанасий, уставший от долгой речи, замолчал и слегка пригубил ещё не остывший чай. Немного помолчав, он продолжил, перебросив свой взор на старшего сына, Фёдора.

– Пётр Фёдорович, тебе со своею семьёй и с детишками предстоит идти в Московские земли. В Москву заходить заказано. Обоснуешь новый скит в землях тех. Леса там, болота да топь непроходимая, Патриаршина та земля называется. Наша Выговская пустынь связана с христианами Патриаршины, у тебя и проводник будет. Сейчас там много скитов староверов появляется, боятся ревнители веры царя Петра, вот и уходят. Тебе, Пётр, и твоей семье предстоит укрепить в тех местах нашу веру и церковь нашу поморскую.

Пётр внимательно слушал старца Афанасия. Перед ним был настоятель церкви поморской, староста беспоповской общины, слово и воля которого решала всё. Фёдор молчал, душа его кровью обливалась оттого, как ему жаль было отправлять в этот неведомый край своего первенца, самого любимого и дорогого сынка. Но воля и решение отца исполнялись беспрекословно. Он молча слушал речь батюшки. Ему вспомнился вечер накануне отъезда из Москвы, когда он ещё был молод и из деток только Петруша был рождён в Москве, остальные детки родились уже на севере Руси.

– Как обживёшься там, – между тем продолжал вести свою речь отец Афанасий, – дашь знать о себе. Думаю, что близость к Москве не позволит нам переселяться в те места, но, как знать, может, и там община наша обоснуется.

Афанасий Тихонович перевёл свой взгляд вновь на старшего сына.

– Фёдор Афанасьевич, а также Дмитрий Фёдорович и Яков Фёдорович, вам, детушки, веру здеся сохранять и стояти за неё, как стоял наш праведник Аввакум. Думаю, что ближе к морю податься одному из вас, сынки, придётся. Морем кормиться тож надобно, Господь наш осерчал на нас, грешных, оскудела земелька, не хватает людям нашим на пропитание. Надобно морской промысел больше развивать.

Афанасий тяжело вздохнул, вновь перекрестился и продолжил говорить:

– Всем нам, сыны мои дорогие, предстоит хранить веру нашу и дело наше. Никогда от людей прочих не уходите, селитеся рядом с иными православными, засевайте землю, развивайте промыслы, торгуйте со всяким людом, учите наукам и языкам детей ваших, ибо тёмен человек, что зверь, без веры и знаний. Для укрепления веры и сохранения благочестия разделим книги святые и иконы с ликами Господа нашего Иисуса Христа на три части, каждой стороне по доле: Сибирской, Патриаршей и здеся, на реке Выг, поморской обители останется. Книги энти и лики храните, как святыни. Этому цены нету, в них заветы прародителей наших. Как обоснуетесь на новых местах, так приумножайте книги те в рукописном и печатном виде. Так сохраним мы истинно русские письмена, кои открыли деды наши.

Сил больше у старца не было. Казалось, что он под тяжестью сказанного упадёт с сиденья своего. Афанасий Тихонович и сам чувствовал, что силы его иссякли.

– Всё, сыны мои разлюбезные. Зимовка предстоящая много задач перед вами ставит. Последняя зима в родных местах. Покидаю я вас, пойду сосну, силушки наберусь на новый день.

Отец Афанасий потихоньку встал из-за стола и побрёл в свою опочивальню.

* * *

О своих намерениях отец Афанасий сказывал на совете духовных старост поморской церкви. Духовные отцы приняли решение Афанасия Тихоновича, а также сговорилися выдать его сыновьям и внукам, кои отправятся в новые земли, золото из общей казны общежительства.

Вся зима прошла в хлопотах по подготовке к длительной дороге: изготавливались холсты, шились тёплые и дорожные одежды, пополнялся пороховой запас, приводилось в порядок и покупалось новое оружие, ковались сундуки для дорожной клади, делались продуктовые запасы.

Пришла весна. Откапала апрельская капель, подсохли дороги, открылся тележный путь. После всенощной и большой службы перед задуманным большим делом семьи Матвея Афанасьевича и Петра Фёдоровича Зыковых были готовы отправиться в дальнюю дорогу. Афанасий Тихонович, не скрывая слёз, прощался со своими близкими, понимая, что не увидит их боле никогда. Двадцать пять душ отправлял Афанасий в неизвестную сибирскую сторону и восемь душ – в Патриаршину. Проводить Зыковых пришли все общинники, много людей собралось из других скитов, прибыли и отцы поморской церкви Выголексинского общежительства. После сердечного расставания и напутствий нагруженные обозы тронулись в путь.

Вокруг зеленел молодой листвой лес, стоял аромат ранних цветов, и солнышко по-летнему ласково приветствовало путников. Непродолжительное время обозы Матвея Афанасьевича и Петра Фёдоровича шли по одной дороге. Но вот подошло время, и дядя с племянником разъехались по разным сторонам. Долог путь оказался для семейства Матвея: лесные гущи и чащобы, переправы через многочисленные речушки, кружилися возле болот. День за днём в зной и в дождь шёл груженый обоз на восток. Хорошо, карта тятина была. Ночевали, где придётся и как получится. Но лето есть лето, холод не донимал, болезни тоже, а дорога всё не заканчивалась. Вот уже холмы пошли, перерезанные небольшими ручьями, ложки с высокими травами, кое-где камни стали из земли выступать. Уже шёл август, начались дожди, осложнявшие продвижение обозников. Но вот однажды ранним утром, когда поднимался утренний туман и травы блестели на солнце от ночных рос, на горизонте показались горы.

– Братцы мои! Вот и Камень показался! Как он суров и величав! – воскликнул Алексей, увидев горы. Впереди предстояла длительная зимовка, а дальше ждала неизвестная и необъятная Сибирь.

Со времён Московского Патриарха Иосифа ряд деревень недалече от златоглавой Москвы входили в состав владений блаженной памяти благочестивых патриархов Московских и получили название Патриаршины. Подмосковная окраина эта была пропащей глухоманью. Болота, чёрные топи, леса… Но именно здесь сохранила жизнь свою и веру свою часть русского народа, которая не умела смириться с обновлением церковных обрядов. Населявшие эти места крестьяне были против других более грамотными, развитыми, имели хозяйства получше. В никоновские времена они, невзирая на зависимость от патриарха, отказались принять новшества и остались верными последователями старой веры, за что были впоследствии гонимы и притесняемы. Духовные старосты общин староверов искали и поддерживали связи с Выголексинским общежительством, став своеобразным поморским поселением в самом центре Руси. Сюда-то и приехала семья внука Афанасия Тихоновича – Петра Зыкова.

Поселившись с семьёй в одном из небольших сёл, Пётр Фёдорович с толком использовал имеющийся капиталец, как семейный, так и выданный ему поморской Выговской общиной староверов. Пётр построил большой молитвенный дом. Высокое здание не имело звонницы, не было увенчано крестами. Для старообрядцев это не позволялось. Внутри дом был просторным и светлым. Высокий свод и стены с вытянутыми вверх стрельчатыми окнами, иконостас и клиросы, свещной ящик сзади у южной стены, простые лавки вдоль боковых и задней стен – всё было изготовлено из светлого дерева. Подсвечники и паникадило – из белого металла. В иконостасах иконы без дорогих серебряных или позолоченных окладов. Это богатство света и простоты вызывало при входе в молитвенный дом чувство духовной радости и умиления. Срубленные из нового леса жилые палаты для своего старшего сына Димитрия, уже женатого в ту пору, и для себя с младшим сыном и дочками-подростками, сооружения общинного предназначения по примеру родного места дополняли свежими строениями довольно старое, с уже почерневшими домами поселение. Живущие в тех местах люди, хранившие старую веру, с радостью приняли посланников из Выгова и выразили своё желание видеть Петра Зыкова духовным старостой разрастающейся поморской общины. Помня слова батюшки о развитии промыслов и торговли, он взялся за новое для него дело. Опыт и сноровка в ведении хозяйственных дел, полученные им в семейном деле, быстро принесли свои плоды.

Самые хорошие урожаи в этой местности давал лён. Батюшка Пётр выстроил несколько ремесленных мастерских, где вручную в нелёгком труде изготавливали льняные холсты и другие суконные материи. Быстро наладилась и торговля. Торговали тем, что давали леса, медами, пенькою, но больше всего изготовленным ткаческим товаром. Тонкие полотна хорошо продавались в Москве, куда был отправлен отцом Петром полномочный от общины вести дела торговые.

Как и в северном крае, Патриаршина, где проживали старообрядцы не только поморского толка, но и прочие раскольники, в управлении своём была довольно сложна. Помня завет отца Афанасия о мирной жизни на новом месте, беспоповцы-поморы ладили со всеми. Помогало в этом крепкое хозяйство, которое развернули на новых землях поморы. Общины поморов были объединены советом духовных старост по примеру Выголексинского общежительства, с коим продолжали поддерживать тесную связь.

Устроившись и обжившись на новом месте, Пётр Фёдорович, принявший сан отца Петра, отправил в Выгов, как было велено отцом Афанасием, посланников во главе со своим старшим сыном Димитрием.

* * *

Новая сторона нравилась Петру. Смутно помнилось ему московское житьё до отъезда в северную землю. Мягкая зима, благодатное лето, богатые рыбой озёра, щедрые на дары окружающие сёла леса – всё это естественным образом вселяло надежду на возвращение семьи из ледяной пустыни на Патриаршину. Леса всякого: и хвойного, и лиственного – сколь душе угодно. Деревянные постройки росли как грибы после тёплого дождичка. Успешные дела отца Петра привлекали тамошних крестьян, они с радостью переселялись из иных скитов и деревень.

Много времени Пётр Фёдорович уделял духовной службе. Близость к Москве позволила ему значительно увеличить библиотеку духовных книг за счёт печатания оных в книгопечатне. К молитвенному дому примыкала школа с хранилищем для святых книг и икон. Малые дети и юнцы обучались грамоте, письму, ремёслам. Своих сыновей Димитрия и Ростислава сам Пётр, как было заведено в семье, обучал ведению хозяйственных дел. Он даже летописца завёл. Этому никто его не обучал, однако отец Пётр считал летописание делом нужным. Появились целые книги рукописного творения о житии поморов. Он стал устраивать открытые диспуты с верующими иных церквей. Искусство изречения духовных истин старого благочестия, которое проявил при этом Пётр Фёдорович, прославили его по всей Патриаршине и за её пределами, что изрядно поднимало авторитет и доверие к поморам.

Складывалось всё благополучно. Тут и младшего сына подошло время оженить. Невесту нашли в Звенигороде, была она также старой веры и купеческого роду. Вот и вновь произошло сближение со Златоглавой. Молодые поселились в доме Петра. Скоро уж и дочки заневестятся. Женихов подыскивать надобно. Дом был полон, домочадцы сыты и здоровы, дети радовали, у Димитрия сынок народился, первенец, назвали его в честь основателя зыковской поморской семьи Тихоном.

* * *

Димитрий с небольшим и лёгким обозом, состоящим из пары повозок с московскими подарками да дорожным пропитанием, держал путь на Поморский Север. Летняя дорога не так тяжела, как в зимнюю стужу. Десяток всадников и повозки, запряжённые парами резвых лошадей, продвигались быстро. Путь был уже известен и даже положен Петром Фёдоровичем на самодельную карту, в коей отмечены были болота и речки, а также указан краткий проход между болотными топями и лесными чащами, встречающиеся на пути сёла, тележные дороги. Через месяц пути Димитрий достиг Зыковского урочища на реке Выг.

По прибытии посланников из Патриаршины люду собралось послушать и посмотреть на приехавших немало. Встречал своего внука Фёдор Афанасьевич, семьи дядей и тётушек со своими семействами, оставшимися на этой северной земле. Оказалось их немало. Но среди встречающих Димитрий не увидел батюшку Афанасия.

– Почил, почил батюшка Афанасий, вскоре после того, как проводил Петра и Матвея со семействами в новые земли, – увидев вопрос в глазах внука, рассказал Фёдор Афанасьевич, – как и сказывал он, могилка батюшки рядом с его отцом Тихоном Савельевичем и с супругой его Евдокией Микитичной. По благословению отца Афанасия заступил я на службу духовную, тружусь на поприще духовного старосты нашей общины, – продолжал он своё повествование.

– Худые у нас дела, внучок, ой, худые! Но об этом опосля, откушаете, отдохнёте с дальней дороги, а там и беседу продолжим. – Сказывая это, Фёдор Афанасьевич пригласил путников в свой дом за накрытые столы.

Умывшись и испив студёной водицы, гости зашли в дом отца Фёдора, который поселился после кончины батюшки в отчий дом, оставив свой младшему сыну. Дом уже подходил к своему вековому стоянию, ведь срублен он был ещё Тихоном Савельевичем. Несмотря на свой солидный возраст, строение было крепким, внутренние покои просторными и светлыми. Всем прибывшим нашлось тут место. После трудной и долгой дороги, после сытного кушанья все быстро отошли ко сну.

Димитрий уединился с дедом в его опочивальне. Долго шёл разговор. Вот ужо и белая северная ночь шла к своему завершению, а дед с внуком и не ложились вовсе.

– Вот, Димитрий, общежительство наше Выголексинское становится всё слабее. Царь Пётр со строительством флота нас совсем разными поборами разоряет. Отбил он у нас иноземных купцов, московские купцы теперь тон задают. А иноземцы товар царю-батюшке поставляют. Теряем мы места торговые в Архангельске, да всё годы неурожайные преследуют нас. Трудно хозяйствовать. Больше морем кормимся, небольшой скит у самого моря основали. Так и живём. Притоку населения не стало. Опять же царь Пётр за вовлечение в нашу веру смертну казнь наложил. Боится теперь люд к нам приходить! Сторонников наших по-прежнему много, но сюды топеряча они не идут. Народ наш поморский боится, что нас всех царь изведёт! Однако не трогает государь, может, пока… Пойдут ли с тобой люди, Димитрий, на землю Московскую? Думаю, пойдут. Что касаемо нас, Зыковых, то мы по воле батюшки Афанасия Тихоновича останемся здеся. Негоже нам бежать отседа. Веру Аввакумову держать надо и память о наших прародителях, хранителях старого благочестия, тоже. Останется нас туто немало, включая меня и семьи сына, внуков и дочерей, двадцать душ. С Божьей помощью не пропадём. А народ удерживать не буду. Пусть сам решает. Завтрева поедем в Выгорецкую обитель к старцам духовным с оповещением. Думаю, что и оне не будут преграды чинить желающим отъехать вместе с тобою. Но не думаю, что многие побросают насиженные родные места и поедут с тобою. Как уж будет! Думаю, что кто-то побоится близости Москвы и власти царской. Тоже след помнить о том, как мы здеся оказалися. Всё и обсудим со старостами духовными.

– Ты прав, дед, близость Москвы и нас пугает. Хотя живём мы спокойно, товарами своими на Москве торгуем. Да и народ у нас разный, не то, что у вас здеся. Батюшка мой, Пётр Фёдорович, искусные дискуссии проводит о чистоте веры нашей. Однако тревожно мне, что может это вызвать гнев государев. Всё хорошо, но близость царя московского сказывается всё сильнее, и противостоять ей никакой возможности у нас нету. Но я исполнил волю покойного старца Афанасия Тихоновича, известия о нашем житии привёз, а там уж как решите, так и будет.

С этим и разошлись уже утром следующего дня, чтобы соснуть пару часов до утренних дел.

* * *

С утра следующего дня отец Фёдор и Димитрий отправились в поморскую обитель. Ехали быстро, дорога, довольно сухая и пригодная к проезду в летнее время, не чинила препятствий, и через пару часов путники достигли своей цели. Не единожды бывавший в торговые дни в Выгорецкой обители Димитрий сразу заприметил царившее здесь запустенье. Торговые ряды были заброшены. Видно, что давно уже здесь не занимаются торговлей. А ведь прошло всего года три-четыре, как он бывал здесь, и тогда уже был заметен упадок, но видимое им зрелище было удручающим.

Нет многолюдья на улицах, нет спешащих монахов, будто и людей навовсе не осталось в городище! И всё-таки появление «новых приезжих» заставило любопытствующих выйти за ворота и вопросительным взглядом провожать их вослед.

– Видно, давненько сюда никто не езживает, батюшка Фёдор? Даже пара пришельцев удивление вызывает у старожилов, – обратился Димитрий к деду, называя его «батюшкой», как было принято прилюдно величать.

– Да, давненько к нам уж никто не заезживает. Сами по себе живём, как можем. Торговать нечем, покупать не на что. Вот так-то, внучек. Беднеет наш народ, а куда податься? Везде царёва власть достанет. Так-то ведь и живём, держимся друг за дружку, концы с концами сводим кое-как.

– А я вот тебя не спросил давеча, дедушка, а с Сибири не было гонца али какого известия? – вспомнив про отъезд Матвея Афанасьевича, обратился с вопросом Димитрий к отцу Фёдору.

– Да что ты! Что ты! Рано ещё ожидать известий из-за Камня! Не пришёл срок. Хорошо бы ужо добрались до места. А ты говоришь – известия! А то, может, сгинули где в пути! Не дай-то бог! – перекрестившись, ответил Фёдор.

– Ну вот, кажись, и приехали, и старцы на месте, однако. Служба-то к обедне ещё не началася. Как раз приехали, – остановив лошадей, запряжённых в лёгкую повозку, произнёс Фёдор Афанасьевич.

Разместив лошадей от летнего солнца под навесом и бросив им овса, отец Фёдор и Димитрий вошли в молитвенный дом. Во внутреннем помещении, кроме нескольких святых отцов, никого не было.

– Святые отцы, здравия вам и защиты от Господа нашего Бога. Вот привёз я вам внука своего Димитрия. Как уговаривались, приехал он с вестью из московских мест, из Патриаршины. Зовёт к себе наших крестьян и вас, святые отцы, на житие. Да он сам всё и скажет об энтом, – обратился к духовным старостам Фёдор Афанасьевич.

Присев на стоящие в молельне лавки, Димитрий рассказал о жизни поморских общин на Патриаршине. Поделился он и своими сомнениями по поводу близости Москвы и царёвой власти. Его выслушали с большим вниманием. Поблагодарив за вести, старцы долго обсуждали новости.

– Обскажем мы всё народу своему, каждый в своём ските, и ты, отец Фёдор, тоже извести крестьян. Пусть люд сам решает: оставаться или уходить. Мы же останемся на наших святых землях, где жизнею за веру нашу и благочестие стоял святой Аввакум. Неволить людей не будем. Сколь времени у нас до отправу на Патриаршину, Димитрий? – обратился самый старый духовник к Димитрию.

– Дён семь, отче, не больше. Лето на закат пошло, дожди начнутся, дороги будут непроезжими. Торопиться надо с возвращением.

– Хорошо, Димитрий Петрович, с утречка через семь дён будут в вашем скиту подводы с желающими уехать с вами. Не обессудь, сколь будет, столь и будет, мало кто сдвинется с насиженного места.

– Быть по сему, отче, – с поклоном завершил речь посланник из Патриаршины.

Слегка отведав лёгкой закуски и испив ядрёного квасу, дед с внуком поехали в обратный путь. В дороге долго обсуждали они услышанное, говорили о предстоящем возвращении в московские земли.

* * *

Настал день отъезда. Солнце уже перевалило на вторую половину лета. Однако дни стояли хорошие. Самая пора работная у землепашцев. Димитрий тоже волновался за домашних, о том, как они успевают управляться без него, хотя батюшка дома, посему всё будет исполнено как надобно. Димитрий Петрович понимал, что бросить в летнее время хозяйство решится мало какой крестьянин, но зимой путь был рисковый. Посему, поразмыслив, кампания всё-таки началась летом.

К назначенному сроку поутру возле ограды усадьбы Фёдора Афанасьевича стоял обоз с десяток не более телег. Как оказалось, всего четыре семейства со всего общежительства решились на переезд. Готовый в дорогу обоз тронулся, провожаемый селянами и сородичами, сопровождался напутствиями старших, причетами оставшихся близких. Разрывались семейные узы, что всегда вселяло страх неизвестности: что там далее ждёт отъезжающих и остающихся? Свидятся ли они ещё когда-нибудь или нет? Кто ж его знает! Никому не ведомо, никто не ответит на этот вопрос.

К концу лета Димитрий Петрович с четырьмя семьями переселенцев возвратился в родное село.

* * *

За пару месяцев, успев до начала зимы, переселенцам мастерами общины были поставлены дома. Новые общинники обзавелись домашней скотиной, возделали, приготовив к зиме, выделенные земельные наделы. Прибывшие семьи значительно пополнили поморскую общину. Жизнь пошла своим чередом.

Так вот и случилось, что семья Тихона Савельевича Зыкова, разделившись на три ветви, многое сделала для сохранения старого благочестия и веры. Через десяток лет после известных событий, связанных с освоением русской земли, из-за Камня вернулись посланники новой поморской общины, осевшей и заложившей несколько новых сёл в далёкой Сибири, у подножия Алтайских гор. И вновь гружёные обозы из северной русской земли пошли за Камень, надеясь в далёкой Сибири уйти от царской власти и сохранить веру, живя по заведённому их предками укладу.

Патриаршина поддерживала связь с Выголексинским общежительством вплоть до его полного исчезновения в 1855 году, при государе Николае I.