Электронная библиотека » Галина Пыльнева » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 28 мая 2022, 17:07


Автор книги: Галина Пыльнева


Жанр: Религия: прочее, Религия


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Зеленый огонек

От тех давних лет остались в памяти отдельные штрихи. И говорить-то вроде бы не о чем, но вместе с тем эти штрихи вызывают к жизни давние ощущения, волнения, порой трепет, которые сливались в живое, радостное прикосновение к чуду, не проходящему с годами. И теперь, глядя на зеленый огонек лампады в щелевидном окне Троицкого собора, вспоминается время, когда была у нас крыша над головой в убогой хатенке давнишних наших знакомых. Бывало, волнуешься вечером, боясь проспать утром, опоздать на братский молебен. За ночь сколько раз проснешься, пока совсем не поднимешься в пятом часу. Зимой в это время совсем темно. Идешь не спеша. Хорошо в Лавре зимой! Да и всегда хорошо. Зимой морозный воздух гонит прочь усталость. Близость Лавры вливает в душу мир, покой, радость бытия. В братском корпусе зажигаются огни, просыпается жизнь. Нетронутый снег и большой холодный зам!ок сторожат тишину в соборе Святой Троицы. Только из алтаря зеленый лучик открывает дверь надежде на прощение и даже любовь. Божию любовь и любовь всей Небесной Церкви. Живой огонек! Он сейчас символ неусыпающего Божиего милосердия, недремлющей молитвы преподобного аввы Сергия! Говорить об этом вроде бы и не надо. Разве что вспомнить такие значительные слова: «Да знаменается на нас свет Лица Твоего[41]41
  Из молитвы священника в конце 1-го часа.


[Закрыть]
.

Пасхальный благовест

Ночью на первой Пасхальной заутрени и литургии мы были в Успенском соборе. Там уж не задремлешь: холод такой, что бодрствовать придется… Мы греемся, как можем, в первой электричке. Это пройдет, а праздник – Пасха! – останется в душе. Позже придет желание отметить в богослужении все, что как-то тронуло, а в первые годы все сливается в единый мощный поток, уносящий в иной мир, для которого не находилось тогда слов.

В понедельник Светлой седмицы отсидела за партой положенные часы, а в голову настойчиво лезла мысль-желание сделать что-нибудь особенное, как-то еще отметить Пасху. А что если взять… и укатить в Лавру?! Конспекты и библиотека не убегут, а Пасха пройдет… Конечно, службы в это время нигде никакой… но зато звонить будут. Целый день звонили, с небольшими перерывами. Хорошо в Лавре звонят! Сказано – сделано. Мелькнули все 70 верст, и перед глазами снова Лавра. Звонят! Народу немного, основная масса разошлась, разъехалась. Звонят так торжественно, кажется, на весь мир, всюду слышно. Знаю, что не так, но хочется, чтобы всем было радостно. Молодые монахи поднимаются на колокольню. Обхожу Лавру, Академию. Детская радость, безотчетно яркая, добрая и внешне ничем себя не выражающая оттесняет все. Небо над головой чистое-чистое. Пришла мысль: небо, осветив землю, навсегда останется чистым, а вот земля, мир наш, вспомнит ли о силе, держащей мир? И чудится в перекличке колоколов: вспом-нит-ли, вспом-нит-ли, вспом-нит-ли?

– Дол-жен-бы, дол-жен-бы, дол-жен-бы… – басом вторит самый мощный теперь из оставшихся.

Мир должен помнить, что сто́ит Крестной любовью Спасителя, как и все мы должны бы помнить, что жить и радоваться более всего ст!оит уже потом у, что ЖИВ Господь наш… и жива будет душа наша[42]42
  Ср.: 1 Цар. 20, 3; 25, 26; 4 Цар. 2, 2, 4, 6; 4, 30. – Ред.


[Закрыть]
! Время улетело. Алеет запад. Надо бегом бежать на электричку, чтобы как ни в чем не бывало вернуться домой. Дома надо еще с обычным будничным видом заниматься обычными делами. А в душе полное довольство: слава Богу, что удалось хоть ненадолго съездить к Преподобному!

Звоночек

Опять же из давнего детства встают в памяти всякие мелочи, которые говорят лишь о том, что Лавра преподобного Сергия была самой большой радостью в жизни.

Как не вспомнить далекие по времени посещения Лавры с ночевкой у старушек-монахинь, стеливших нам постель на полу под образами. Были у них замечательные старинные часы со звоном. В нужное время они вызванивали нежную, чуть грустную мелодию, которая спокойно, неторопливо, почти ласково возвращала из сна к действительности, всегда в тот момент казавшейся удивительнее самых радостных снов. Встанешь, бывало, рано-рано, наскоро умоешься холодной водой и скорее к Преподобному. Удивительное чувство физической близости знакомых стен, ограды с башнями, соборов с куполами волновало и радовало, звало вперед. Увидишь в арке Успенский собор – и сердце словно куда-то провалится. Очень радовало всегда мужественное монашеское пение. Запоют все «Царю Небесный…» – и будто земли нет под ногами. Звоночек, как живой, благодарить хочется, без него бы не встать. И полутьма собора так объединяла всех в единую молящуюся массу, над которой горели лишь цветные – красные и зеленые – огоньки лампад. От раки Преподобного струился теплый свет – там самое освещенное множеством свечей место. Стоишь – и все: нет ни времени, ни забот, никого и ничего, что тянуло бы куда-то еще. С самых первых посещений установилось так: где бы на богомолье ни приходилось бывать, везде сопровождало чувство временного присутствия, как бы в гостях, и только в Лавре этого не было. Отсюда уж никуда не тянуло. Здесь – предел желаний.


Трапезная церковь до реставрации, 1940-е гг.

На источник!

Почти с самых первых наших путешествий в Лавру мы стали ходить и на источник Преподобного. Он менял свое место, потому что оказывался во владениях воинской части, которая загораживала дорогу к нему забором из досок или колючей проволокой. В заборах чаще всего вскоре появлялись дыры, вполне доступные всем, проволоку тоже как-то раздвигали, а если уж так загораживали, что не пройти, источник где-то в другом месте объявлялся, и к нему очень скоро протаптывалась дорожка. Из всех этих путешествий остался в памяти один общий путь ранним утром, летом чаще всего. Мне разрешалось здесь, миновав город, перейдя железнодорожные пути, снять обувь. Идешь по пыли, иногда чуть влажной от росы, холодноватой для непривычных ног. Сзади Лавра. Маленькие домики с палисадничками перед ними. Кончались и они, нас встречали деревья. Тропинка иногда прижимала нас к темным елям. Идешь под навесом из их лап, следишь за дорожкой, в душе удивляясь тишине, безлюдью. Шли обычно молча. Если идем к источнику Преподобного, то надо и молиться Преподобному, здесь вся земля им исхожена, его молитвами освящена. И правда – в другом месте так себя не чувствуешь! В стороне остается колокольня и еще уцелевший краснокирпичный храм Гефсиманского скита, где расположилась воинская часть. Минуем ее и углубляемся в совсем девственный лес, где даже слышно уже журчание ручейка. Идем на звук. Пахнет сыростью, прохладой. Родничок ледяной. Под струю ставят бидончики, бутылки. Когда нет никого, вода заполняет небольшую лощинку, где многие купаются. Мы приходим обычно довольно рано и чаще всего купаемся одни. От холода дух захватывает. Окунувшись раз-два, уже не чувствую обжигающего холода и продолжаю прыгать лягушкой в воде до тех пор, пока старшим не надоест ждать. В разное время купались, даже и на снег вылезать приходилось, но никогда не было после этого даже самого легкого насморка, хотя вообще не так много нужно было, чтобы простудиться. Обратная дорога почему-то казалась короче. Идешь прямо на Лавру. Она быстро приближается. Впереди еще служба, ночевка, утром – литургия. Есть чего ждать и чему радоваться.

Урок

Одна матушка рассказывала, как в юные годы молитве Иисусовой ее учил преподобный Сергий. Видела она во сне незнакомого Старца. В тот момент после усердной молитвы было ей очень хорошо, радостно, светло. Ее восторженное состояние казалось ей пределом возможного счастья и самым ценным результатом молитвы. И в этот миг перед ней возник Старец. Она ему спешит сказать, что ей так хорошо, что счастье ее наполняет до краев, что лучшего не бывает и ничего другого она не хочет. Старец слушает не перебивая. Она кончила и взглянула на него. Он серьезно добавил:

– Этого мало.

– А что еще нужно?

– Нужно учиться владеть оружием преподобных.

– А это что?

– Молитва Иисусова.

Тогда она об этом не задумывалась. Скорее всего, слышала, но не придавала особого значения. Может быть, и совсем бы забыла, если бы не обратила внимание на то, что исчезнувший во сне Старец смотрел на нее с иконы преподобного Сергия Радонежского, висевшей в уголке их храма. Она обычно проходила мимо, даже не замечая этого образа. С того момента, как узнала его, – заметила и стала задумываться над сказанным.

Было и так

С вечера почему-то вспыхнуло раздражение у одних, перекинулось, как пламя, на других. Общее смущение, недовольство, тяжесть. Утром в начале пятого один за другим проснулись. Вставать рано. Полежали и незаметно уснули. И вот во сне совсем рядом вдруг запел мужской хор: «Преподобне отче наш Сергие, моли Бога о нас!». Еще и еще раз. Дальше несколько знакомых молитв, как на молебне, и опять то же воззвание к Преподобному. Так четко, звонко. Откуда? Это, конечно, не главное. Важно, что от самого звучания молитвенного обращения в душу нисходит мир, успокоение, сила как-то еще жить. Все внешнее остается тем же, но жить можно, терпеть можно. Можно, уже окончательно проснувшись, наяву повторять: «Преподобне отче наш Сергие, моли Бога о нас!». От повторения, которое потом неизменно теряется в сутолоке неизбежных дел, в спешке, все-таки остается в душе след, за который хочется благодарить, который хочется удержать в памяти, которому можно удивляться как средству помочь и ободрить на пути.


Лаврские окрестности


Лавра в начале реставрации


И еще о том же. Как-то в один из трудных периодов, какие знакомы всем, когда бывает такое стянутое состояние души, которое не облегчишь ни отдыхом, ни усилием воли, ни отвлекающим занятием, попалась в старой затрепанной книжке чуть ли не времен Петра I строчка: «Когда все уже кажется гибнущим, тогда воздвигается Сергий». Там шла речь об исторических периодах – татарщины, смуты XVII века, а здесь сейчас – о гибнущем доверии, об обманутых надеждах, о подбирающемся к душе унынии, от которого всегда только хуже. И тут-то из последних сил немощный зов: «Помоги, преподобный наш Аввушка, и поскорее!». И помогал. Вспоминается, как рассказывала знакомая девушка о такой помощи. Приехала в Лавру расстроенной. Подошла к раке Преподобного. Не раз была в Троицком, не раз прикладывалась и ничего особенного не ощущала. А тут, на ее счастье, когда она была почти у самой раки, подошел иеромонах благословиться служить позднюю литургию. Ему открыли мощи. Вопреки обычной спешке закрыть, на этот раз допустили и некоторых из очереди. Попала и она. И в тот момент, когда приложилась, почувствовала такой прилив сил, бодрости, блаженного спокойствия, который смёл всякое напоминание о буре, о всех переживаниях.

Наверное, каждый что-то подобное испытывал. Другая рассказывала похожее, только пережила она это чувство облегчения после виденного во сне. Видела она себя во сне в соборе Святой Троицы в очереди к Преподобному. Все пели ему акафист. Пела и она, удивляясь, откуда и голос взялся. Пела, отчетливо помня слова. Подходя к раке со святыми мощами, почувствовала, будто ее осенило светлое облако, в котором ей было тепло и легко, как от сочувствия и участия самого Преподобного. Ничего она не видела, не слышала, просто сползла тяжесть, и стало все терпимее. Потому и поют люди веками: «Радуйся, Сергие, скорый помощниче и преславный чудотворче!»[43]43
  Припев 2-го акафиста преподобному Сергию.


[Закрыть]
.

Закончу эту тему рассказом знакомой, которая от расстройства не сразу сообразила, как она, идя в Трапезный храм… очутилась в Троицком. От всех своих огорчений она двигалась как во сне. Зашла, стала в притворе у креста. Стоит ни о чем не думая, не молясь. Нет сил уже ни на что, как в забытьи. Проходит монах, которому поручено и за порядком следить, и маслица налить желающим. Молодой, шустрый, он как ртуть мелькал в разных углах. Увидя понурую фигуру, подошел, спросил: «Маслица ждешь?». Ничего она не ждала, никого ни о чем не просила, но почти машинально кивнула: «Да». Он взял пузырек, стал наливать, потом вылил… и исчез. Через несколько минут появился с полным флаконом: «Вот, на… от Преподобного!». Держит… и будто сон рассеивается. Надо же так! Был бы хоть знакомым, монах-то, а то ведь нет. И как это все быстро произошло? От его слов: «От Преподобного!» в душе светлее, она приходит в сознание. Острота боли притупляется, на душе легче. Ей кажется, что все так вышло, чтобы ее убедить не уходить так уж целиком в свои горести, не расстраиваться чрезмерно. Теперь уже можно, когда легче стало, идти на службу в Трапезную церковь. Как это удивительно сказано: «Радуйся, светильниче, елеем милости кипяй»[44]44
  Акафист 1-й преподобному Сергию, икос 12 // Акафисты русским святым: [В 3 т.]. СПб., 1996. Т. 3. С. 359. – Ред. // Первым акафистом, написанным на славянском языке (т. е. непереводным), у нас на Руси был акафист преподобному Сергию. Автором его считают Пахомия Серба. Позже, в 1650, князем Симеоном Шаховским был написан другой акафист. Его читают до сего дня. Святитель Филарет Московский считал его лучшим из всех существующих. Кроме указанных, был еще акафист, хранящийся в рукописи Ундольского, отмеченный 1689. Автором его предположительно считается святитель Димитрий Ростовский. Четвертым акафистом преподобному Сергию был акафист, написанный в XVIII веке митрополитом Платоном (Левшиным). Обращение нескольких авторов к образу преподобного Аввы говорит о негаснущей любви и благоговейном чувстве к Игумену Русской земли – преподобному авве Сергию. – Авт. // Об акафистах преподобному Сергию и об их авторах см. также: Акафисты русским святым: [В 3 т.]. СПб., 1996. Т. 3. С. 369; Голубцов С., протодиакон. Троице-Сергиева Лавра за последние сто лет. М., 1998. С. 223.


[Закрыть]
.

«Праздник» 8 марта

1954 года

Кто испытал неизбежность ежедневного пребывания в школе или на работе, которая не оставляет ничего для души, тот поймет, как трепетно можно ждать любой возможности вырваться из надоевших стен, чтобы оказаться в других, куда более желанных. Тем более если это первый день Великого поста и попасть в такой день в Лавру можно крайне редко. В этот раз повезло – совпало так, что первый день пришелся на гражданский «праздник» 8 Марта, на который нам позволили погулять. И вот прохладным сумрачным утром мы в Трапезном храме. В воздухе предчувствие весны. Особенный постовой гомон грачей. Голубеет небо в проемах окон. На клиросах затишье. Сменяя друг друга, читают монахи положенное. Особенно много псалмов звучит в это время. От напряжения и желания все слышать не рассеиваясь, устает внимание. Наконец долгожданный момент: отец наместник читает молитву, в которой просит благословение на наступающий пост. После нее монахи, начиная со старших, медленно парами пойдут почти к самым дверям с пением: «Совет Превечный…»[45]45
  «Совет Превечный…» – стихира Божией Матери. По традиции она поется в будние дни Великого поста, когда не служится литургия Преждеосвященных Даров: по окончании вечерни при пении этой стихиры братия исходит в притвор на литию. Уставом же она полагается петься дважды: // 1) на 5-й седмице Великого поста, в пяток вечера, на «Господи, воззвах», стихира 3 (накануне субботы акафиста); и // 2) в день праздника Благовещения Пресвятой Богородицы, на Великой вечерни, на «Господи, воззвах», стихира 1.


[Закрыть]
. Это самый яркий момент в великопостной службе, где всё тише, размереннее, всё в полумраке. Согласное пение и затем молитвы об усопших объединяют в такой момент всех в единое целое – в Церковь! Тут и покаянное сознание, и призыв к исправлению, и жажда такого недосягаемого единства – все в одном удивлении перед неведомым для многих богатством, которое Церковь являет своими службами, но которое – увы – так часто большинству недоступно. Тот далекий день 8 марта забытого теперь года[46]46
  При подготовке данного издания год описываемого события был вычислен по пасхалии.


[Закрыть]
остался в памяти как подарок Преподобного, которым он призывал ко вниманию и благоговейному отношению к богатству Церкви, которым она оделяет каждого жаждущего по мере веры и усердия.


У лаврских стен… 1950-е гг.

Рождественским утром

От тех далеких лет, когда ездить к Преподобному удавалось не так часто, как хотелось бы, остались отрывочные воспоминания, полные восторга, удивления и непреходящего желания снова и снова лететь в Лавру на всех парусах. И о праздниках, если удавалось побыть на службе, задержались в памяти отрывочные воспоминания, скорее сохранились отдельные штрихи, а более полно писалось уже позже. Так вот, от ночной службы на Рождество осталось и тревожное ожидание: удастся ли поехать к Преподобному, и надежда на то, что там, в Лавре, может быть, полегчает (а если не там, то и нигде), и сознание того, что, как бы ни было порой тяжело на душе, – есть Лавра и, значит, когда-нибудь будет просвет по молитвам Преподобного. Так бы и улететь без задержек на всяких пересадках, чтобы не пропустить: «С нами Бог!». Очень хорошо, когда на фоне речитатива легко, как вздох, звучит: «Яко с нами Бог!». А как дойдут до слов: «Бог крепок, Властитель, Начальник мира… Отец будущаго века» – так мороз по коже. Народу битком. Кончается всенощная, потом исповедь, потом повторная всенощная и первая рождественская литургия. Тогда еще не было такого подчеркнутого разделения: это места для своих, а дальше – пусть жмется общая безликая масса паломников, какое до них дело. Тогда можно было стоять около клироса, как мы всегда старались, чтобы звуки мощного хора, ведущего мелодию «Днесь восприемлет Вифлеем…»[47]47
  Рождество Христово. Утреня. Стихира по 50-м псалме.


[Закрыть]
, стеной отгородили от обычного существования, унесли в мир поклонения Богу… Когда ночь прошла? Уже литургия, уже хочется успеть услышать: «Елицы во Христа…», и тогда по заснеженной дорожке бегом к электричке. День-то для всех рабочий. Ночь твоя: хочешь – спи, хочешь – молись, а днем будь на месте как огурчик. Пропели, пора. Еще темно, еще только половина шестого. В полусне промелькнули километры, отделяющие от столицы. И в метро вдруг властно зазвучала хвалебная ангельская песнь: «Слава в вышних Богу!». Ни толкучка всюду, ни грохот городского транспорта, ни забота – как бы не опоздать – не мешали чувствовать праздник среди обычной суеты. Непостижимым образом знакомые и любимые звуки лаврского хора как бы приподняли над землей, согревая душу и даря ей желание всех вспомнить на молитве, кому хотелось бы быть в храме в это время, но удержали обстоятельства. И если еще позволено чего-то желать, так это дара молитвы за всех «скорбящих же и озлобленных, милости Божией и помощи требующих»[48]48
  Ср.: Великая вечерня, 2-е прошение на литии.


[Закрыть]
. Но вот прошел день или два – и никаким старанием не вернуть того состояния, даже слабого намека на него, которое дано было в то рождественское утро.

Архангельский глас

Иногда в обители что-то знакомое из службы вдруг поражало особой глубиной и наполненностью. Подробности уносит время, а удивление и благодарность связываются с поразившими словами. Так было раз под Благовещение. На всенощной вышло петь трио: иеромонах, иеродиакон и клирошанин. Светло, празднично одетые, они негромко, но на редкость слаженно и взволнованно запели «Архангельский глас»[49]49
  «Архангельский глас» – первые слова величания Божией Матери в день праздника Благовещения Пресвятой Богородицы. Обычно в храмах это величание поют на музыку Д. Бортнянского (трио), которая очень удачно выражает не только смысл праздника, но и духовную красоту Самой Пречистой Девы. Умелое исполнение этого величания на музыку Д. Бортнянского действительно напоминает ангельское пение.


[Закрыть]
. Особенно прозвучало: «Радуйся, Благодатная». Повеяло несказанной ангельской чистотой, неописанной красотой смирения. Говорить об этом не только трудно, но и вряд ли нужно, все равно словами не выразишь, а не говорить – жаль предавать забвению такие драгоценные мгновения. Дай Бог, чтобы они оставили желанный след в душе и чтобы время не стерло этих и других, подобных, воспоминаний, не сумело захламить память о них ворохом неизбежных житейских забот…

Несостоявшееся прощание

Период своего обучения, когда воспоминания о поездках в Лавру так отрывочны, закончу последним, не похожим на другие моментом. Было это тогда, когда решался вопрос о распределении «молодых специалистов» по окончании института. Предварительное распределение было, и мне предлагалось место не так далеко, всего в 200-х километрах от столицы. Все бы ничего, но уж на воскресенье или на рождественскую или пасхальную ночь к Преподобному не выберешься. Только этого и жаль. Работать все равно где-то надо, и мысль об этом, по незнанию, особенно не тревожит. Но вот Лавру жаль до боли в сердце. Вернее – себя жаль. Лавра стояла и будет стоять, а вот я-то как буду без нее? Конечно, в отпуск можно приехать, но лишь раз в год. Надо не думать пока о будущем. Пока… Пока же есть несколько свободных часов. Махнуть в Лавру? Как бы предварительно проститься, – нет, просто так приехать, забежать к Преподобному в Троицкий и бегом обратно.

От усталости, от экзаменационных волнений и беспокойства всю дорогу проспала. От электрички бегом в Лавру, на той же скорости надо и обратно, только по Лавре чуть медленнее – не лететь же как угорелая, надо приличнее пройти. Приложившись, уже в воротах, под Предтеченским храмом, мысленно говорю: «Аввушка, я еще приеду, это не в счет! Ты так устрой, чтобы смогла приехать. Устроишь?». И как ответ, беззвучный, но ясный: «Никуда я тебя не отпущу». Это – мне?! А вдруг это что-то «не то»? Или какая-нибудь звуковая (но ведь не было звуков!) галлюцинация? Или это мои желания обрели такую форму? Святые отцы все подобное советуют не отвергать и не принимать. Постараюсь. На пути в столицу опять сплю. Время поджимает, надо спешить. Метро, знакомая улица, по которой почти бегом, знакомая лестница. Осталось один коридор проскочить и вдруг голос, уже вполне реальный: «Подождите!». Преподаватель параллельной группы, с которым мы только здоровались, вдруг предупредил, что в списках рабочих мест есть одно, которого не было предварительно, назвал адрес. Единственное место в столице! «Если хотите – подпишите его!» Право подписать, то есть согласиться именно на это место работы, давала хорошая успеваемость. Первый выбирал из всего предложенного, следующий – уже из оставшегося. У меня была возможность подписать именно это место и остаться на законном основании в Москве, что, конечно, и было сделано. Значит, не надо никуда ехать от Преподобного! Не надо и прощаться! Аввушка!

На исповеди (из бесед с отцом Тихоном (Агриковым)[50]50
  Заметки об исповеди написаны преимущественно на основе бесед с отцом Тихоном (Агриковым; 1916–2000). Он воевал в Великую Отечественную войну, с которой вернулся с тяжелой болезнью ног. В Лавру прибыл из Астраханской обл., учился в МДС и Академии в 1946–1953 и поступил в лаврскую братию. Преподавал в МДА. С 1964 игумен, впоследствии архимандрит. Батюшка был очень любимым и почитаемым в Лавре пастырем. Многие считали его лучшим духовником Лавры. Достаточно заметить, что отец Тихон был последним духовником схиархимандрита Иоанна (Маслова). Преследуемый разными одержимыми дамами и кликушами, а также «компетентными органами», которые сами не раз устраивали громкие провокации с участием прихожан и прихожанок со слабой психикой, в 1960-е годы отец Тихон был вынужден покинуть Лавру, а в 1980 удалиться в затвор в один из монастырей. О местах, где он подвизался в последние годы, почти никто не знал. В церковной прессе упоминаются горы Кавказа, Краснодар, Украина. Архимандрит Тихон принял схиму с именем Пантелеимон. За несколько недель до смерти он прибыл в подмосковное село Тайнинское, где и скончался во время всенощного бдения. Последним его возгласом был: «Слава Тебе, показавшему нам свет!». (По одним сведениям, он служил эту последнюю всенощную, по другим – молился в это время на домашней молитве.) Погребен схиархимандрит Пантелеимон за алтарем храма Благовещения Пресвятой Богородицы в подмосковном селе Тайнинском. // Архимандрит Тихон является автором замечательных воспоминаний о насельниках Лавры 1950–1965 годов, которые быстро распространились благодаря самиздату и сразу стали невероятно популярны и любимы среди верующих. См.: Тихон (Агриков), архимандрит. У Троицы окрыленные. Воспоминания. Ч. 1, 2: 1950–1960. [Сергиев Посад]; Пермь, 2000. 495 с.; Ч. 3: 1960–1965. [Сергиев Посад], 2002. 256 с.


[Закрыть]
)

Если первоначальные впечатления от посещения Лавры лишь вспыхивали яркими огоньками, украшая серые будни, вдохновляя, утешая и согревая душу, то последующие заставляли о многом задуматься. Прежде всего – о духовной жизни и о том, как она возможна в наши дни. Может быть, тогда это так не формулировалось, даже точно можно сказать, что нет. Тогда это было желание духовного руководства, очень большое и искреннее. Хотелось каяться одному исповедующему, чтобы он, уже что-то зная, мог и посоветовать, и предупредить вовремя, и удержать от неверного шага, если надо. Сохранились записи, очень короткие, вопросов и ответов на исповеди тех лет, часть которых хочется теперь переписать.

1. Обычно считают, что иметь молитвенное правило – самое необходимое для духовного роста. Чтобы не остаться без этого, спрашиваю на исповеди. Конкретного, тем более большого, правила не дается, разумеется, в дополнение к необходимым молитвам. Помню, что твердо было сказано, что это «по силам, с разумом все надо».

2. Вопрос взаимоотношений даже среди вроде бы единомысленных, единоверных, как бы стремящихся к единой цели, – всегда трудный. Когда особенно трудно понять, разобраться, что мешает миру и согласию, спрашиваю и получаю совет не браться перебирать всё, все мелочи обдумывать, отыскивая кто в чем виноват, а лучше помолиться за них, недовольных, обижающихся. Как? – «Хотя бы акафист почитай».

3. «Девочки», какими мы тогда все были, хотя уже каждой было к двадцати или больше, передали вопрос: как быть, если надо идти вечером темной дорогой и от страха душа уходит в пятки? Ответ мне понравился и запомнился: «Надо читать “Богородицу”. А вообще – надо всегда охранять себя молитвой и стараться ничем не отгонять благодатной помощи Божией».

4. Времена меняются, исповедующих в Лавре тоже меняют, переводят, отсылают… На такой случай надо спросить, есть ли необходимое, незыблемое «правило», без которого не обойтись, или оно диктуется обстоятельствами? Как быть, если не у кого будет спросить? Ответ короткий: «Совесть подскажет».

5. Трудный вопрос всегда о молитве. Мысли разбегаются, внимание рассеивается, нельзя не сознаться, что только место занимаешь. Не получается лучше… На это такой ответ: «Молись хоть через силу, заставляй себя, ну хоть как-нибудь, но обязательно молись».

6. Душа болела, сознавая, что суета очень мешает собраться, сосредоточиться, что избежать установившихся условий невозможно, в них быть трудно, исправления никакого – и душа черствеет, каменеет, жаждет помощи и не встречает ее. В ободрение батюшка говорит: «Не горюй. Коснется Господь – и встрепенется душа. А за свои неисправности надо болеть душой, они – от слабости веры, оттого, что нет решимости. Желание вроде есть, но и неохота себя заставить… все вместе».

7. Очень редко вместе с кратким ответом можно было услышать какой-то пример. Обычно примеры запоминаются лучше. Так, однажды батюшка привел в пример одного из лаврских схимников, который усердно молился, чтобы Господь сподобил его причаститься в день смерти. И выпросил. «И ты проси».

8. Еще реже можно было услышать пример собственного преодоления каких-либо трудностей, какой батюшка приводил бы, когда речь шла о слабостях. Как-то, жалуясь на собственную лень, расслабление какое-то, охлаждение, услышала: «Вот и мне, бывает, не хочется идти (на послушание), а надо. Встану, прочитаю главу Евангелия – и иду почти с охотой…». Да, это конечно так, только будет ли время, когда можно встать спокойно, помолиться, почитать Евангелие не спеша, не оглядываясь на часы, не боясь, что опоздаешь на работу? Или это от себя – от привычки сразу же опускаться в свои дневные заботы с первой минуты пробуждения?

9. В общении не избежать многословия. Если не говоришь, то слышишь. Как при этом избежать пустословия? Батюшка на это отвечает: «Когда что нужно сказать, скажи несколько самых нужных слов, самое драгоценное – и все. А во многословии – пустословие».

10. От грехов радости никакой, а иногда так хочется хотя бы надеяться на какой-то просвет. Видимо, в один из таких моментов батюшка сказал очень твердо и уверенно: «Главное – не ленись, и пусть не будет небрежения. Будешь все исполнять, встретишь не только горести, но и радости, которым нет сравнения. Они будут залогом вечной радости в Царствии Небесном».

11. Расстройств всегда хватало, иногда от них и сердце болело. Как-то при этом батюшка сказал: «Зря-то не расстраивайся. Береги сердечко для Господа». Конечно, когда это кажется, что расстраиваешься зря? Всегда есть причины, есть основания. И все они чаще всего зряшные. Потом только понимаешь, что это так. И расстройство до боли в сердце – от маловерия, от самолюбия, от гордости, от многих-многих своих грехов, а более всего – от забвения Господа.

12. Приходило иногда сомнение в правильности пути. Не в направлении, не в цели, а в том, что замусоривает этот путь – заботы, волнения, недоумения, какими полон каждый день. Как избежать их? Или надо каким-то решительным движением смести их? Или подчиниться обстоятельствам? Говорю об этом и в ответ: «Не сомневайся, будь тверда, а то будешь непокойна». В чем не сомневаться можно? Что Господь ведет теми путями, какие полезнее для меня, чем другие? Наверное, так.

13. Недоумеваю: почему всех разбирают обиды? Что-то делаю не так? Что? И как надо? Спрашиваю: что же мне делать? Вместо конкретного ответа слышу утверждение: «Это закон духовной жизни: чем больше будешь делать добра, тем больше нареканий, недовольства, требований и обид, обид…». Ну и закон! Вероятно, это допускается Господом, чтобы мы все увидели свои немощи, слабость, учились терпению и снисхождению, умели прощать и требовать только от себя.

14. Опять о молитве, с которой у меня так плохо. Как всегда, коротко и обще, батюшка отвечает: «Молись как можешь. Главное, чтобы молитва была живительной силой».

Но как к этому прийти? На это нет ответа, и мне приходится вспоминать советы святых отцов о том, что Господь дает молитву молящемуся[51]51
  [Господь] даяй молитву молящемуся… (1 Цар. 2, 9). Эти слова есть в церковно-славянской Библии, но отсутствуют в Синодальном переводе. – Ред.


[Закрыть]
, Он – учитель молитвы, а от нас нужно одно усердие и понуждение себя.

15. Обращаясь к прошлому, поневоле сожалеешь о потерянном времени, возможностях. И грехов все больше и больше, и сил бороться с ними все меньше и меньше… Говорю на исповеди, что делаюсь только хуже, а в ответ так грозно звучит: «Не твое дело – лучше или хуже. Делай, а результат на волю Божию».

16. Без смирения нет спасения. Это везде – в проповеди, в словах святых отцов, слышишь на исповеди, читаешь. А как быть, если его нет? Спрашиваю у батюшки и получаю ответ: «Учись у Преподобного. Смирение – в служении ближним». Да, ближние пока научат – намучат. Но и без их помощи не обойтись. Считать себя грешником – мало, хотя и без этого нельзя. Попробуй-ка не только простить недостатки других, но и не возмутиться, не раздражиться, не позволить себе обид, требовательности, желания одобрения, тайного тщеславия… Этого без помощи ближних не одолеть.

17. Когда же душу захлестывала грусть от ощущения своего внутреннего духовного одиночества, непонимания, нежелания тех, кто казался близким, разделить эту тучу душевную, батюшка на исповеди сказал: «И у великих светил были такие минуты оставленности. Это очень тяжелый крест. Его и Господь испытал, и Ему было очень тяжело, когда Он молился Отцу Своему: Отче, вскую Мя оставил еси?[52]52
  Ср.: Мк. 15, 34. – Ред.


[Закрыть]
».

18. Иногда думалось: вот тут столько тревог, беспокойства, переживаний бесконечных. Там же, у Господа, вполне возможно, за грехи даже и взглянуть не удастся на все, что дорого. Тут, как ни плохо, можно стоять на службе, даже просто видеть Лавру, а там? Говорила о том батюшке, и он ответил: «Там – подобрее. Надо жить надеждой». Да, хорошо жить надеждой, но кто ее затеплит? На пустом месте и надежды не будет. Потом уже, много позже, осталось убеждение: самая непоколебимая, твердая, ясная надежда возможна в одном-единственном случае – если ею Господь осветит душу, если Он ее зажжет как огонек и будет самым убедительным ее основанием Он Сам, Его неизреченная милость к кающимся и просящим Его помощи.

19. Теперь не помню, в связи с чем было сказано мне: «Кто стремится пристальнее вглядеться в образ Спасителя, тот больше видит, тому легче полюбить Его. А кто только по верхам смотрит, тот может и не поверить, и отрицать, даже высмеивать». Пристальнее вглядеться – это как? Тогда мне было сказано – и доходи, додумывайся до всего. Так ли, нет ли… Не очень-то спросишь – и некогда, и негде, и тысячи причин-препятствий. Но возвращаясь к сказанному, хоть уже значительно позже, нельзя с этим не согласиться. Да, вглядываться, стараться вникать в строки Евангелия, в явления милости Божией на протяжении всей жизни, своей и других, во все, что объединяет собой Церковь, конечно, надо. И легче будет верить, надеяться, даже любить, тем более что Господь обещал ищущим Его Свою благодать.

20. Снова и снова, тогда и теперь каюсь в том, что плохо с молитвой: и рассеянность, и лень понудить себя вернуться к прочитанным механически словам молитвы, и привычка спешить всегда и везде, и, следовательно, небрежность в самом святом деле. Сознавая и каясь, но не исправляясь, повторяя те же грехи, ловишь себя на мысли: чем так читать, лучше никак не читать – греха меньше. Но – меньше ли? С этим вопросом опять обращаюсь к батюшке, и он говорит: «Читай. Хоть как-нибудь (если лучше не получается), но читай. Сама можешь не видеть силы молитвы, да бесы видят, знают». Да, все святые отцы уверяют в необходимости побуждать себя хотя бы на самую слабую молитву. Теперь бы мне в дополнение хотелось услышать еще и такое: только не оправдывай свое небрежение и не ленись понуждать себя к молитве.


Архим. Тихон (Агриков)


21. Сокрушаюсь о том, что вся жизнь – одна суета. Вольная, невольная, где какая – не разберешь. Одно всегда – скорее! Везде, всюду – скорее, как на пожар! На работе – «план горит», в храм – скорее, чтобы успеть хоть что-то застать, домой – скорее, чтобы самое необходимое сделать. И при всей этой круговерти никаких добрых дел. А время идет. Как не горевать, тем более что изменить ничего не могу. На это батюшка сказал: «Теперь все добрые дела – в терпении. Терпи». Отойдешь от аналоя – «терпи». Всегда, везде, всюду. Всех и себя. И обстановку. Хочется, конечно, и чего-то светлого, радостного. И слава Богу, оно есть хотя бы уже потому, что есть возможность быть в Лавре на богослужении, на исповеди.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации