Текст книги "В Лавре преподобного Сергия. Из дневника (1946–1996)"

Часть II. Праздники в Лавре

О богослужениях

Во вторую часть своих заметок помещаю в основном записи об особенных праздниках, таких как Пасха и Рождество, и отдельных моментах, чем-то запомнившихся. Основное внимание в этот период, более близкий по времени, уделяется церковному богослужению, видимо, потому, что мечтам о личном общении, о руководстве, таком желанном, пришел конец. Было много переживаний, долгих, многолетних, но, слава Богу, было и утешение. Приходило оно чаще всего через участие в богослужении и Таинствах. Приходило незаслуженно, как чудо, давало силы жить, мириться со всем, что порой казалось очень тяжелым. Теперь, перебирая записи этого периода, благодарю преподобного Авву. Он незримо входил в жизнь, учил всеми доступными моему разумению средствами, вдохновлял, утешал, ободрял без видений и особых откровений, чаще всего красотой богослужения. Постепенно находилась литература, помогающая хоть что-то понять; но заметить, пережить, как-то отозваться душой на явление этой красоты без участия в богослужении нельзя. Слава Богу, условия жизни позволяли при желании приехать в Лавру. Приезжали довольно часто, во всякое время года, во всякий день и час. Пока под Трапезной церковью была котельная, не было проблем с ночлегом: храм под праздники открыт всю ночь. Достаточно было постелить на теплый пол газетку, положить сумку под голову и вздремнуть хотя бы часок, чтобы литургию утром стоять вполне бодро. Когда котельную перевели в другое место, холод стал выгонять на ночь куда-нибудь под теплую крышу. И хотя не было постоянного и надежного пристанища, как-то всякий раз устраивались.

На празднике в Лавре Сербский Патриарх Герман; иерод. Серапион (Фадеев; † митр. Тульский и Белёвский), иерод. Макарий (Васькин), около 1960 г.

Самое долголетнее и устойчивое желание при воспоминании о пережитом было и остается: дай Бог по молитвам Преподобного, чтобы никакие горести не затмили образ основателя и благодарности за все прочувствованное, открытое его Лаврой до конца моих дней.

На Рождество

6–7 января

Времени, конечно, в обрез. Надо успеть на электричку, лучше, если хоть сколько-нибудь минуток удалось бы выкроить и выйти на какой-нибудь станции, вздохнуть свободно, взглянуть на красоту земли. Выхожу на 15 минут на станции Радонеж (тогда она называлась «55 км»). Красота – глаз не отвести! Тишина, безлюдье. Ты – и Бог! И никого на всем свете… Хочется Ему сказать о том, о чем в храме не скажешь. Там – смотри и слушай, следи за тем, чтобы мысли не разбегались и не лезла всякая глупость в голову. Здесь – нежнейший румянец заката и красивый снег. Тропа – двоим не разойтись, и елки под тяжелыми шапками снега. И перезвон синиц в вечернем небе. И легкий посвист снегирей. И сиреневый сумрак, опускающийся в снега. И полное довольство всем – красотой, возможностью ее видеть, ожиданием лаврской службы, даже видом пушистых румяных комочков: это снегири у кромки дороги, видимо, крошки искали у железнодорожного полотна. А потом – сияющий храм, знакомое звучание хора, толпа народа, духота и шум. Но все это из-за того, что такой праздник. Здесь уже другой мир. Другой не только по наполнению другим, но и по переживанию в нем Того, Кто не от мира сего, но пришел в мир сей, чтобы нам принести хоть чуть-чуть того мира, откуда Он Сам, куда Он зовет за Собой. Кто сколько способен вместить, зависит, думаю, даже не столько от подготовки (хотя и это важно и нужно), сколько от того, кому как Бог дает. Слава Богу за то, что есть. А ведь есть потрясающая возможность жить во свете Лица Божия. И дана всем без исключения. Никому не отказано. Вряд ли кто решился бы попробовать, если Бог Сам не дал хотя бы малейшего понятия об этом свете… И по контрасту видишь свою немощь и ужасаешься.

Боже мой, просвети мою тьму!

Рождество Христово

7 января 1995 года

В этом году участившиеся хвори вселяли тревогу: удастся ли быть в эту ночь в Лавре? Не просто привычка, а та первая любовь, с которой ничто не сравнится, влечет туда. Потому утром в сочельник иду в Пыжи. У отца Александра[62]62
  Шаргунов Александр, протоиерей. Окончил МГПИ иностранных языков, МДС и Академию (кандидат богословия). В 1974–1976 прислуживал алтарником и чтецом в московском храме святого Иоанна Предтечи. В 1977 рукоположен в сан диакона и вскоре – в сан священника. С 1986 в сане протоиерея. С 1989 преподаватель МДАиС. Настоятель московского храма святителя Николая в Пыжах (богослужения возобновлены 11 июля 1991).


[Закрыть] служба начинается четко в указанное время. Служат все священники и два диакона. Служба хорошая. Народу порядочно и все пребывает. Везде слышно. Читают ребята (алтарники) и отцы – все молодые и старательные. Хор поет неплохо. Словом, все хорошо. Отец Александр говорит в проповеди о связи места рождения Спасителя (Вифлеем – «город хлеба») с Хлебом Жизни, Которым стал Он Сам, чтобы спасти нас всех «от работы вражия». Перед каждым стоял и стоит выбор: чего искать у Бога? Если хлеба, то какого? Того, земного, без которого невозможно земное благополучие, или Того, Кто Сам о Себе сказал: Я – Хлеб… сшедший с небес[63]63
  Ин. 6, 51. – Ред.


[Закрыть]. По-человечески первое понятие ближе, но тот, кто первым удовлетворится и ограничится, сделается впоследствии отступником. Так и от Христа отошли многие из тех, кто входил в число учеников, сказав: Какие странные слова! Кто может слышать их?[64]64
  Ср.: Ин. 6, 60. – Ред.


[Закрыть] Отец Александр призывал глубоко подумать о том, какой тайне мы причащаемся, подходя к Чаше, – тайне Боговоплощения. Конечно, думать о таких высотах могут не все. И даже просто мысленно идти за тем, что он говорит, не легко, нужно постоянное напряжение, умение сосредоточиться и отбросить хотя бы в тот момент все постороннее. Хорошо, что он говорит об этом. Слава Богу! Это редкость, когда говорят о том, что может дать пищу уму. И хорошо бы – сердцу. Сердце, если честно признаться, раньше нас улетело в Лавру.

Дома наскоро что-то готовлю перекусить, главным образом – попить, кое-что надо собрать – и скорее на электричку. Прибегаем на последнюю, которая еще должна нас доставить к началу службы. Вечные тревоги: не отменили бы, не застряла бы в пути, не случилось бы чего-нибудь непредвиденного и так далее – даже спать не дают. Проснулись мы часа в четыре, не сразу встали, но в этот день как раз надо бы запастись силами. Надежды посидеть в поезде, отдохнуть немного не оправдались. Электричка битком, потому что до этого несколько отменили. Ну, нам плыть да быть. Пусть хоть эта везет, только бы довезла. Мне показалось, что она дольше двигалась, чем ей положено, но главное – мы снова видим заснеженный сумеречный Сергиев Посад. Скользят ноги, но нет сильных морозов. Как давно не были мы в Лавре! По дороге застал звон. Слава Богу, должны успеть услышать «С нами Бог!». Сколько прожито и пережито, сколько связано с Лаврой! Но не время вспоминать. Быстро темнеет. Мы встречаемся с Томой, карабкаемся вверх, пройдя темным и скользким переходом. Вот и Трапезная церковь. Народу много. Скорее бы снять тяжелое пальто, раскутаться и вслушаться в читаемое. Впереди вспыхнул свет в алтаре, засиял запрестольный образ Воскресения Христова, потом свет пришел к нам. Запел хор: «С нами Бог!». Запел так, как и раньше. И не хотелось бы других мелодий. С этими связано все, пережитое рождественскими ночами прежних лет. Так, видимо, складываются традиции. Словом, слава Богу, все как всегда: темная густая масса богомольцев, мощный хор, сияющий алтарь впереди. Все на месте, все еще живо и действует. Пропели, погасили свет, и мы снова слышим псаломские слова, зная, что скоро тихое чтение взорвется пением тропаря, когда десятки сильных юношеских голосов утверждают на нашей земле славу рождшемуся в мир Спасителю мира. Еще почитает чтец – и желанное «Дева днесь…» огласит всю Вселенную. Пусть пока это коснется здесь присутствующих, но потом во всех наших отечественных тысячах приходов будут греметь хоры, воспевая Отроча младо, Превечнаго Бога[65]65
  «Дева днесь… Отроча младо, Превечный Бог» – первые и последние слова кондака Рождества Христова.


[Закрыть].

Всенощное бдение, праздничное, рождественское – это по сути та праздничная поэма и симфония (хоть и без симфонического оркестра и стихов), которая включает веками отшлифованные формы поэтических образов и величественные мелодии, питающие наше восприятие Красоты мира, открывшейся в живом человеческом Лице, вошедшем в жизнь всех веков и народов. Им наша жизнь может быть очищена и возвышена, освобождена от рабства суете, страстям и тлению. Конечно, это требует подготовки, серьезной и постоянной. Требует работы над собой в условиях мира, в основном чуждого жажды этой красоты. В мире продолжается битва добра и зла. И поле ее – сердце человека, как сказал Ф. М. Достоевский. И вот это поле, заросшее сорняком, замусоренное свалкой житейских огорчений, опасений, всяких неприятных впечатлений, мы приносим Богу. Господи, помилуй и прости! Мы идем на эту службу с надеждой, что коснется Господь каких-то струнок души и она хоть как-то отзовется.

На полиелей выходят служащие длинной вереницей, более длинной, чем выходили на литию. Белые, отливающие серебром облачения усиливают ощущение света, напоминают о радости, юности, когда все воспринималось более непосредственно… Хотя годы могут и углубить это восприятие. Слава Богу, что есть у нас Церковь!

Вспоминаю всех, кого знаю, кого от души жалею, кому хотелось бы быть в храме, но не позволяет здоровье или что-то еще. Народ начинает шевелиться, расходясь к аналоям с праздничными иконами. Мы идем вперед. Хочется посмотреть, куда же перенесли раку с мощами святителя Филарета. Когда стало немного свободнее, а впереди подошли все, кому братский вход не воспрещен, нас пустили и туда. Оказалось, что рака так и стоит, где была поставлена. Дежурный ограждает ее от нас, но не очень усердно, отвлекаясь, поворачиваясь и даже выходя иногда. Это позволяет некоторым желающим приложиться к Святителю, потом уже подойти к иконе Рождества и помазанию. Отец Сергий жирно изобразил крест на лбу, так что хватило и на подсыхающие ранки на руках. Впереди – свой мир: там больше света и звуков. Там черные спины не загораживают образ, перед которым стоишь, и служащих. Но теперь я знаю – это не решающее. Дай Бог, чтобы в душе был мир, и тогда – есть помехи вроде высоченной и широкой мужской спины перед твоим носом или нет их – особенно не меняет главного. Если же Бог дарит хоть искорку радости, то и вовсе не заметны будут никакие препятствия к слушанию и восприятию службы.

Благочинный объявил порядок служб. Оказалось, что в этом году ночью будут служить в Троицком соборе. Вообще, это хорошо. Надо бы туда зайти хотя бы ненадолго. Пропели мой любимый светилен[66]66
  Светилен Рождества Христова: «Посетил ны есть свыше Спас наш…».


[Закрыть]. Кончилась всенощная, и сразу же вышел иеромонах говорить проповедь. Тихим голосом прочитал он по книжечке известный текст общего исповедования и ушел, не сказав людям ни единого слова от себя, хотя бы с праздником поздравил! Народ растекался, образуя толпы, где большие, где поменьше, у аналоев с крестом и Евангелием. Мы поискали отца Н.[67]67
  Некоторые имена не раскрываются по желанию автора.


[Закрыть], нашли. От Л. узнали, что в Академии служба начнется в 23.30. Повторения там не будет, сразу литургия. Поисповедовавшись, пошли в Академический храм. Там обычно свободнее. Вечер удивительный. Небо над лаврскими храмами темно-розовое. Деревья в инее. Во дворе у ребят елка, украшенная горящими лампочками, которые бросают на снег разноцветные блики. Внизу молоденький иеромонах проводит исповедь. Мы поднялись в храм и с удовольствием растянулись на ковре, приготовленном для учащихся. Времени для отдыха мало, но так хорошо вытянуть ноги хоть на полчасика! На клиросе ребята читают молитвы ко Причащению. Читают двое, чередуясь. Это помогает вслушиваться в знакомые слова, не дает монотонности приглушать их смысл. Быстро пролетело это время, стали собираться ребята – хор. Стали шевелиться во всех углах богомольцы. Надо вставать. Л. привезла знакомую, которая всему удивляется шумно и многословно. Сейчас это очень некстати, и я потихоньку двигаюсь от нее подальше. Звонкие бубенчики – «колокола» над пролетом лестницы – возвестили о начале службы. Сережа (из Киева) вышел читать часы. Когда он окончил 9-й час, отцы стали выходить встречать Владыку ректора[68]68
  Рождество 1995 года: ректором МДА был епископ Дмитровский Филарет (Карагодин; р. в 1946), викарий Московской епархии. После службы в армии окончил Одесскую ДС и МДА (кандидат богословия). Иподиакон Святейшего Патриарха Пимена. С 1974 насельник ТСЛ. В 1975 пострижен в монашество, рукоположен в иеродиакона, в иеромонаха. С 1977 насельник одесского Свято-Успенского монастыря, преподаватель ОДС, регент семинарского хора. С 1980 игумен, с 1987 архимандрит. С 1989 наместник одесского Успенского монастыря. Архиерейская хиротония в 1990. С 1992 по 1995 епископ Дмитровский, ректор МДАиС. С 18 июля 1995 епископ Майкопский и Армавирский. С 2000 епископ Пензенский и Кузнецкий; ныне архиепископ.


[Закрыть]. Ушел и левый хор. Вскоре пение тропаря праздника возвестило о приближении Владыки и начале литургии. Пели три хора. Основную нагрузку нес, конечно, главный, «верхний», хор (стоящий на хорах). Пели они громко, иногда казалось, что даже чересчур, но уж не задремлешь – во-первых, а во-вторых – это все-таки к месту и ко времени: вся служба – приветствие, гимн, хвала земной Церкви, возносимая на земле рожденному Творцу. Бывало, что сбивались с ритма, не всегда четко и точно вступали отдельные партии, но это уж так… в общем-то хорошо. И больше того – стоишь и чувствуешь, как необходимы и эти слова, и эти мелодии. Хочется впитать их, чтобы в них черпать противоядие тому пакостнику, который знает, как допечь. Он не устает и не ленится. Мы стоим, слушаем… хочется еще и еще слушать (не потому ли, что временной разрыв рассеивает, расхолаживает, все-таки принято было повторять всенощное бдение, которое сразу с литургией в эту ночь составляет то единое целое, которое обычно мы в такой мере не ощущаем?). Правда, стоять трудновато, но если хотя бы немного полежать на полу – можно и физически одолеть, не испытывая дремоты.

Зимнее чудо

Когда пропели «Отче наш» и благословили всех, мы присели, зная, что будут читать рождественское послание Патриарха. Было уже 3 часа ночи. Пошли мы в Троицкий собор. Народу немного. Кое-кто сидит сзади, но основная часть стоит, заполнив весь четверик. Нигде никаких загородок! Служит отец наместник[69]69
  В 1995 году (с 30.11.1988) наместником Лавры был архимандрит Феогност (Гузиков; р. в 1960). После службы в армии нес послушание в храме Спаса Нерукотворного Образа в с. Спас-Железино Селивановского р-на (1981-1982), в 1982–1983 в храме святителя Николая в г. Киржаче Владимирской обл. В 1983 пострижен в монашество. В 1984 рукоположен в иеродиакона, в иеромонаха. С апреля 1984 насельник ТСЛ. Окончил МДС и Академию (кандидат богословия). С 1986 игумен, архимандрит. В 1988 назначен наместником ТСЛ. С 1990 преподает в МДАиС. В 2002 архиерейская хиротония во епископа Сергиева Посада. Викарий Московской епархии. Первый наместник Лавры в архиерейском сане.


[Закрыть]. Хор поет совсем не так, как мы привыкли. Такое ощущение, что поют всего несколько человек, поют, «как встарь». Знаменный распев здесь звучит хорошо. Здесь не унисонное тягучее пение, когда теряешь смысл слова из-за бессчетно повторяющихся слогов. Совершенно неожиданное двух– и трехголосье в хорошем исполнении, да еще в древнем соборе с древними иконами, создавало впечатление удивительное, хотя и очень непривычное. Хотелось бы им заменить только что слышанное? Пожалуй, нет. Дополнить – да. Пусть будет и то и другое. Пропели и здесь «Отче наш». Мы собирались заглянуть и в Трапезную церковь, но кто-то не захотел. Решили двинуться в путь. Шли не спеша.

Городок спит. На кустарниках и деревьях иней, поблескивающий в свете фонарей драгоценностями. Хочется молчать. Пришли рано. Посидели на вокзале, послушали несущуюся из сумки запись службы. В первой электричке было прохладно, но включили отопление, и мы почти заснули и даже бы неплохо отдохнули, если бы ватага непутевых горлопанов не надрывалась на весь вагон… да еще матом. Это – наш мир, в котором существование службы в рождественскую ночь, самой обители и вообще Церкви – такое чудо, которое мы по привычке не замечаем. Конечно, когда оно есть. Если же лишаешься его по какой-то причине – еще как заметишь! Соседство же таких сразу сведет с «небес» на землю. Боже мой! До чего же страшно и темно, жутко жить, а детям расти в таком окружении!..

Добрались до столицы и с удовольствием покинули вагон, чтобы скорее забыть таких попутчиков. Слава Богу, что не надо спешить на работу, как бывало прежде. Слава Богу, что можно будет лечь и спокойно заснуть… Хочется еще и еще слушать, вспоминать рождественские мелодии, думать о празднике, но не так это просто. Существует активный и злобный противник Божий, который всегда, не исключая и праздники (иногда же именно в праздники особенно злобясь), готовит свою сеть…

Вечером в Даниловом монастыре слушаю праздничные песнопения в хорошем исполнении. Небо чистое, темное. Видны звезды, что в Москве редкость, и полный серп луны. Кончается первый день Рождества Христова.

Богоявленский сочельник

18–19 января

Жаль, что нет под руками Минеи праздничной, или нет времени вникать в слова богослужебных текстов до службы, или нет того и другого вместе. Верно заметил отец Иоанн Кронштадтский[70]70
  Иоанн (Сергиев; 1829–1908; память 20 декабря / 2 января) Кронштадтский, святой, праведный. Родился в с. Сура Пинежского уезда Архангельской губернии. Отец его – сельский дьячок Илия Сергиев – с раннего детства воспитал в нем горячую любовь к богослужению. 12 декабря 1855 совершилось его посвящение в сан иерея. Вся остальная жизнь отца Иоанна и его пастырская деятельность протекала в Кронштадте. По молитвам отца Иоанна совершалось множество чудес и исцелений. Вся верующая Россия потекла к великому чудотворцу. Тысячи людей ежедневно приезжали в Кронштадт, желая видеть отца Иоанна и получить от него ту или иную помощь. Причислен к лику святых в 1990.


[Закрыть], что чтение Минеи укрепляет веру. Интересно: тем, затронутых в Минее, больше, чем в проповедях, даже больше, чем в богослужении (не всё ведь читают). Совсем другое впечатление от службы, если заранее можно прочитать паремии, стихиры, каноны. И вот, слава Богу, есть возможность пробежать глазами Службу. Внимание задерживают слова: «Се Просвещение верных, се Очищение наше внити хощет во струи речныя, яко да скверну отмыет злобы человеческия и обновит сокрушенныя ны»[71]71
  Предпразднство Богоявления. 3 января. Вечерня. На стиховне, стихира 1, глас 6, подобен «Тридневен».


[Закрыть]. Церковь от нашего лица не стесняясь говорит о том, о чем мы говорить не решаемся, да и думать не очень спешим: злоба нас оскверняет. Кто не подвержен ее тлетворному действию изнутри, тот, как правило, терпит от тех, чья злоба не довольствуется собственным сосудом, но рвется расплескаться вокруг. Очень тонкие замечания можно найти в богослужебных текстах. У нас впервые в жизни появилась такая возможность – держать в руках толстые книги (Минеи богослужебные).

Служба сочельника неотделима от праздника, и потому очень жаль всех, кто лишен возможности заметить это единство, быть в храме в сочельник. Хорошая служба в сочельник – часы, паремии. Через все услышанное проходит идея очищения мира через погружение Господа в воду, все собой проникающую, несущую всему освящение и исцеление. В этом снисхождении к людям и стремлении освободить мир, зараженный злобой, обезвредить, оживить силой Духа Святаго все на свете – человека и природу – можно видеть и удивительное уважение к человеку, желание поднять образ Свой до подобия Себе в любви к миру, людям, всему творению. К сожалению, об этом не говорят в проповеди, а стоило бы. Не случайно в тропарях после трех первых паремий[72]72
  Быт. 1; Исх. 14; Исх. 15. – Ред.


[Закрыть] звучит: «Человеколюбче, слава Тебе», а еще раньше: «Да просветиши во тме седящия». Во тьме… Это о язычниках времен Иоанна Крестителя? Или об иудеях, ждущих Мессию? Или и о нас, что-то знающих умом и часто сердцем далеко отстоящих… Наверное, обо всех, о каждом… тогда и теперь. Читают дальше о перенесении Ковчега, о взятии Илии, об очищении Неемана от проказы[73]73
  Нав. 3; 4 Цар. 2; 4 Цар. 5. – Ред.


[Закрыть]. Опять тропарь о грешниках, которым «явился еси, Спасе наш…». И почти те же слова про сидящих во тьме, не осененных светом. И снова антифонно звучит слава Богу. После этого грозные и ясные слова пророка Исаии[74]74
  Ис. 1. – Ред.


[Закрыть] – «евангелиста до Христа», как его называют. От имени Господа он говорит о необходимости омыться от лукавства души. Сколько веков с тех пор пробежало, а лукавство до сих пор сдерживает многих, мешает простосердечно и открыто относиться друг к другу. Чаще всего лукавством враг всякого добра разбивает добрые отношения, разъединяет людей. Потому, наверное, Пророк говорит: хотите себе добра – оставьте лукавство, научитесь делать другим добро. Тогда и грехи не помеха: Бог учешет душу, как свежевымытую шерсть. Не хотите – меч вас пояст. До сего дня неразрешима эта задача: поверить Богу, оставить подозрительность, боязнь оказаться осмеянным во мнении других, прослыть недалеким, непрактичным, просто глупым, если идти другим навстречу с добрым сердцем. Опять в паремиях об Иакове, о дочери фараона, нашедшей в воде Моисея, о Гедеоне и молитве пророка Илии[75]75
  Быт. 32; Исх. 2; Суд. 6; 3 Цар. 18; 4 Цар. 2. – Ред.


[Закрыть] и, наконец, последняя паремия[76]76
  Ис. 49. – Ред.


[Закрыть] с такими трогательными, утешительными уверениями: забудет ли мать свое дитя, но если и она забудет – Я не забуду тебя. И – литургия. Быстро она пролетает, и уже освобождают дорогу духовенству для Великого водоосвящения. Хор поет, призывая принять «Духа премудрости, Духа разума, Духа страха Божия». Легко сказать – приимите… когда все это будет для других, а в себе не находишь ни премудрости, ни разума, ни страха Божия… Пророчества Исаии[77]77
  Ис. 35; Ис. 55; Ис. 12. – Ред.


[Закрыть] обращены к нам, расслабленным: Укрепитеся руки ослабленныя и колена разслабленныя утешитеся, и рцыте малодушным мыслию: укрепитеся и не бойтеся, се Бог наш суд воздает: Той приидет и спасет нас. Как бы научиться жить с надеждой, что найдется место среди собранных от Господа? Как надеяться на веселие вечных, когда живешь в бесконечной суете?.. В следующем отрывке из пророчеств того же Исаии слышим: Взыщите Бога… и обратитеся ко Господу Богу вашему и помиловани будете, яко помногу оставит грехи ваша. В Великой ектении звучит общее моление Церкви о том, чтобы разорился всякий лукавый совет, на нас движимый. Церковь знает связь между нашим внутренним состоянием и действием на него врага, потому и молится, чтобы Господь изъял нас «от всякаго навета и искушения сопротивника» и достойными соделал обещанных благ. Мы связь эту чувствуем, но не всегда так четко, чтобы молиться об укреплении. Да, враг способствует затемнению сознания, чтобы каждый из нас считал себя способным и сильным, тогда как силен он лишь с помощью Божией, а без нее быстро оказывается подавленным и мрачным. Молитва предстоятеля кончается освящением воды и… неизменным шумом в толпе. Конечно, всегда пробуют урезонить всех, но, наверное, делать это надо не в последний момент перед раздачей воды после освящения, а почаще и побольше говорить с людьми простыми, доступными пониманию словами. К сожалению, почти не слышно, чтобы с амвона учили стоящих в храме молчать. Просто молчать, чтобы не мешать другим. Тогда, конечно, надо начинать с алтаря и учить молчать работающих в храме в первую очередь…

Но пора вернуться к службе, уже вечерней, то есть к всенощному бдению. Время летит быстро. Вот-вот запоют: «С нами Бог!». Все знакомое – слова, мелодия… как и чувство сожаления, что они все-таки не во всей полноте входят в душу (жизнь подтверждает это). Не скажу, чтобы оно разъедало горечью, просто хотелось бы, чтобы упование было живее, действеннее («и уповая буду на Него и спасуся Им»), чтобы Советник («чуден Советник») живо и непосредственно, впрочем, как найдет нужным, Сам руководил, оберегая душу от страха, смущения, неведения, раз «с нами Бог» – «крепок, Властитель, Начальник мира». Великое повечерие идет своим чередом. Хочется, чтобы «свет Твой, Господи», знаменовал нас (то есть был нашим отличительным знаком, своего рода знамением). «Свет неприступный». Какие емкие определения! И как он нужен в жизни, ведь «от юности моея мнози борют мя страсти»! Если слушать, только слушать, что поют и читают, то легко заметить, что переплетаются постоянно две темы: Свет, просвещающий «сущая во тьме», Свет Святой Троицы, и очищение, освобождение от скверны греховной.

В довершение – ночная служба с первой ранней литургией. В Лавре ее еще совершают в ночь Богоявления, в других местах, даже рядом, в Академическом храме, – нет. Когда-то, помню, и на приходах ночью служили, но это отходит почему-то быстрее, чем можно желать, как и традиция ночью совершать Чин погребения Спасителя. Да, ночью труднее, особенно если после бессонной ночи ехать из Посада в Москву на работу, но… слава Богу, ничего… живы остались, и даже без всякого сожаления. Даже наоборот. Просто вспомнилось, как, подремав в электричке, на некоторое время удавалось несколько раз заехать в московский лес, начинавшийся прямо у открытой платформы метро «Измайловская». Походишь утром по морозцу – и не заснешь, и красотой напитаешься, и тишине нарадуешься, и песнопения церковные еще в памяти прозвучат… А потом доспишь – какая беда? Зато столько светлых впечатлений! Нет, хорошо, слава Богу, что была такая возможность… Особенно в молодости жалеть себя не стоит, пока есть силы… И опасения: ох, устану, переутомлюсь… – пустые. Куда значительнее то, что человек может получить, даже просто внимательно слушая службу, чем то, чего боится на время лишиться (привычного отдыха, сытого желудка). Слава Богу за все!