Текст книги "Старая тайна, новый негодяй"

Сначала мы занимаемся с Сережей любовью. Все происходит так, как никогда. Я ощущаю себя счастливейшей из счастливых. Долго смотрю на него спящего, не в силах отвести взгляд. Мне сладостно и страшно оттого, что я чувствую… Потом… Потом он кричит что-то о том, как он ненавидит Володьку. Каждое его слово исполнено таким чувством, что не поверить ему просто невозможно. Так… Что же дальше?.. А дальше я еду на вокзал, на встречу с Волковым, и замечаю следующего за мной по пятам Аракеляна. Но нигде: ни у билетных касс, ни в баре, ни в зале для транзитных пассажиров я его не нашла. Куда же он подевался? Уехал или… Или он сразу направился к посадочной платформе номер пять? Дождался прибытия поезда и… столкнул Володьку!

Как же мне теперь жить-то со всем этим?! Как поступить?! Заявить в милицию о своих подозрениях, рассказать Наталье, поговорить с подругами? А вдруг это не Сережа? Вдруг это кто-то еще, или вообще это был несчастный случай, и дознаватели ошибаются!..

Господи! Как же мне поступить?! Что делать?! Володя был уверен в том, что Аракелян не способен сотворить зло. Если все же это не он…

В милиции ему не поверят, это бесспорно. Там сразу вспомнят все его прежние грехи. Состряпают обвинение, упекут за решетку, не дав опомниться. Наталья в этом случае станет первым свидетелем, поскольку глубоко презирает Аракеляна.

Нет… Я никому ничего не скажу. Никому и ничего. Зло свершилось, и так может получиться, что своими неосторожными действиями я его приумножу. А этого допускать нельзя. Пока все не станет ясно, пока все не встанет на свои места, я не раскрою рта, тем более что… Тем более что этот злодей мне глубоко небезразличен.

Удивительное дело, но как только я приняла решение, ко мне вернулись силы. Даже сумела подняться и добрести до кухни. Там, открыв навесной шкаф, я достала початую бутылку виски. Я не очень жаловала этот напиток, но выбирать не приходилось, и две стопки ушли одна за другой. Через пару минут дышать стало еще легче, и только тогда я потянулась к телефонной трубке…

Глава 5

Прошло две недели со дня гибели Володи Волкова. Было очень больно, очень хлопотно и пусто так, что в душе звенело. Мы все сгрудились вокруг Натальи и, как могли, опекали ее и дочек. И если с детьми мы еще что-то могли сделать: как-то отвлечь, занять и заставить забыть, хотя бы ненадолго о том, что случилось, то с Натальей была просто беда. Она замкнулась и, казалось, оледенела. Никто из нас не видел, как она плачет. Никто не слышал от нее и двух десятков слов за минувшие две недели. Односложные ответы и полная прострация.

– Ничего, она справится, – неуверенно произнесла Нина, когда мы курили с ней на лестнице в подъезде Волковых. – Она сильная. Сейчас придется впрягаться в дела, они же не ждут… Ничего, справится…

Мы ткнули бычки в старую консервную банку и пошли в квартиру, где истуканом сидела Наталья в кресле у окна. За последний час она не произнесла ни слова и ни разу не посмотрела в нашу сторону.

– Наташ, съешь что-нибудь, – робко попросила я. – Мы с Ниночкой приготовили. Сейчас девчонки придут из школы. Тебе нужно как-то встряхнуться, понимаешь…

– Да. Я понимаю, – неожиданно произнесла Наталья. Голос был совершенно бесцветным, но уже одно то радовало, что в нем не присутствовали надрывные интонации. – Спасибо вам, девчонки. Огромное спасибо. И знаете что…

Мы с Минаковой замерли.

– Думаю, что вам пора. Прошло две недели. Это срок. У вас есть своя собственная жизнь. У Нины семья. У Даши… – тут она со всхлипом вздохнула. – У Даши чувство. К тому же, Дашунь, ты, кажется, в отпуске?

– Да, милая. – Отпуск мой мне виделся совсем не так, конечно же, но он случился как нельзя кстати.

– Вот и отдохни. Небось уж выходить на работу скоро. А обо мне не беспокойтесь. Со мной все будет в порядке. Поезжайте, дорогие мои. И дайте мне какое-то время побыть одной. – Наталья повернула-таки в нашу сторону бескровное лицо и, улыбнувшись одними губами нашему молчаливому протесту, проговорила: – Так надо, поверьте. Нам с девочками нужно привыкать быть одним… Так надо…

Уезжали мы с Минаковой с тяжелым сердцем. Кто знает, что она задумала, выпроваживая нас из дома. Но как оказалось, беспокоились мы напрасно. Уже через день Наталья вышла на работу, а через два заняла пост мужа в принадлежащей ему фирме.

– Я же говорила, что все наладится. Она сильная… Нам с тобой теперь остается только ждать… – вздыхали мне в телефонную трубку поочередно то Нина, то Ирка. – Будем ждать…

И мы все ждали. Только каждый ждал чего-то своего. Подруги, к примеру, переломного момента в депрессивном состоянии Натальи. А я… Я, конечно же, тоже этого ждала, но не только.

Все внутри меня замерло в ожидании предстоящей встречи с Аракеляном. Пусть сейчас он исчез в неизвестном направлении. Пусть никак не дает о себе знать и не появляется. Но я-то знала, что это непременно рано или поздно случится. Я это чувствовала каждым нервным своим окончанием, которым успела срастись с ним за то короткое время, что мы были вместе.

Но Аракелян как сквозь землю провалился. Вокруг меня постоянно кто-то крутился. Саша, который с удвоенной силой возобновил свои ухаживания после Володиных похорон. Пару раз звонил мой шеф, озадаченный случившимся и изо всех сил сочувствующий мне по поводу загубленного отпуска(!). Предлагал поужинать. Я отказалась. А однажды поздним вечером нагрянул тот самый бизнесмен Игорь, с которым нас свел случай на дне рождения Василиски.

Он пришел без предварительного звонка. Долго топтался на пороге моей квартиры, никак не решаясь пройти в ботинках по светлому пушистому ковру. Потом, кряхтя, стащил их с себя и, виновато улыбаясь мне усталыми глазами, пошел следом за мной в кухню. Там он молча опорожнил пакет, поставив на стол литровую бутылку водки и выложив пару батонов сырокопченой колбасы, банку маринованных огурчиков и огромный ломоть сыра.

– Давай помянем, что ли, Вовку-то, – как-то неуверенно предложил он мне, рухнув без сил на скамейку. – Чертова жизнь… Я только сегодня узнал, представляешь! Сунулся к ним с соболезнованиями, а там закрыто.

– Наталья уехала с девочками к матери. Решила, что так лучше для них для всех. – Я начала сервировать стол, нарезая и раскладывая принесенные им продукты по тарелкам. – Наверное, это правильно.

– Да… – Игорь похлопал себя по карманам, достал пачку дорогих сигарет и умоляюще попросил: – Только не говори, что курить надо на лестничной клетке, ладно?

– Без проблем. – Я ухмыльнулась, согласно кивнула ему и поставила на стол перед ним пепельницу.

Этот усталый, немолодой уже мужик нравился мне все больше и больше. От той бахвальной деловитости, что мне так не понравилась на торжестве, не осталось и следа. Сейчас он не был бизнесменом с кучей мобильных телефонов, трезвонящих каждую минуту и отрывающих его от собеседника. И не решал свои многочисленные дела, забывая об отдыхе. Теперь он просто сочувствовал общему горю, и потому мы были с ним на равных. Пили, к слову говоря, мы с ним почти одинаково. Пили, закусывали, курили и говорили, говорили без умолку.

– Ты классная девчонка, Дарья! – заплетающимся языком пробормотал Игорь, изрядно захмелев часа через три наших с ним посиделок. – Только ведь не пойдешь за меня? Не пойдешь, я знаю. Да и никто не пойдет. Кому охота сидеть в золотой клетке и ждать, пока мужик деньги зарабатывает.

– Ну зачем ты так! Ты в принципе вполне еще о-го-го! Сколько молодых и страждущих!

– Они мне нужны? – презрительно фыркнул Игорь, снова разливая водку по стопкам. – С такими девчонками только самоубийца свяжется. Мне вот нужна такая, как ты: окопная подруга, чтобы и пожалеть смогла, и дождаться, и тапочки подать, и постель согреть. Только ведь не пойдешь ты за меня, Дарья!

– За окопную подругу, конечно, спасибо, – фыркнула я, не обидевшись нисколько. – А замуж… Так ведь и ты не возьмешь меня, Игорек.

– Я?! Да ты что!!! – Он грузно перевалился через стол и потянулся ко мне, приговаривая: – Ты же, Дашка, умница, каких мало. С тобой же…

– Во-во, потому и не возьмешь, что умница, – пресекла я его попытки облобызать мою руку. Дождалась, пока Игорь усядется на место, и продолжила: – Со мной же непросто, Игорек.

– Это почему? – он несогласно мотнул крупной головой, разметав густую копну русых, начинающих седеть волос.

– Потому что я – теперь слушай внимательно – я проницательная! Вот! Меня же так трудно обмануть!!! Со мной просто невозможно играть во всякие игры…

И тут, о чудо, Игорь поднял на меня совершенно трезвый, совершенно осмысленный взгляд. Словно и не было выпито нами водки почти с литр. Словно и не он только что едва не сел мимо моей скамейки, пьяно стукнувшись боком о стояк центрального отопления.

– Вот так, значит, да! – изрек он, глядя на меня хмурым въедливым взглядом. – Ну, коли так, ответь мне тогда на один крохотный вопросец, проницательная моя… Кому все-таки помешал Вован? Ты же была там, в момент его гибели. И даже за руку его держала, когда он богу душу отдавал. Неужели так и не успел он сказать тебе ничего? Или шепнуть, к примеру? Он же в сознании был или нет?

– Был, – не стала я врать, потому что смысла не было. Санитары могли это подтвердить.

– Ну! – подстегнул меня требовательным окриком Игорь, мгновенно трансформировавшись в озадаченного невольным недоразумением дядьку с серьезными намерениями.

Недоразумением, надо полагать, в данном случае была я.

– Что ну?!

– Если был в сознании, то сказать что-то успел! – все тот же привередливый тон, который мне ох как не нравился.

– Не успел! – мне пришлось тоже повысить голос, чтобы дать понять гостю, что зарвавшихся субъектов терпеть дольше положенного не собираюсь. – Не успел он ничего сказать, потому что кровью захлебывался! А что он мне должен был сказать-то, не пойму?! Что вообще человек говорит перед смертью, ты хоть знаешь, умник!!! Когда внутри все органы разорваны и боль невыносимая! Что он может сказать в таком случае?! «Прости меня» или что-то еще? Мне кажется, что он даже не узнал меня, как он мог мне что-то сказать…

Тут я соврала, конечно. Володька узнал меня, и шепот его я разобрать сумела. Но это было настолько личное, настолько трогательное, что выкладывать сейчас все это Игорю было бы кощунством.

– Ладно, извини, – буркнул Игорь и снова задымил, занавесившись густым облаком ароматного сизого дыма. Помолчал какое-то время, а потом спросил: – А зачем ты вообще туда поперлась-то, Даш? Чего тебе приспичило?

– Слушай, я не обязана отвечать на твои дурацкие вопросы!!! И вообще уже поздно, тебе пора! Надымил тут…

Последнее замечание было несправедливым, потому что дымили мы вместе. Но что сказано, то сказано. Надо же как-то справиться с собственным замешательством, вызванным его пристрастными вопросами. С чего, спрашивается, такой интерес? Ну, были знакомы. Кстати, на торжестве мне не показалось, что особенно близко они были знакомы. Так, перекинулись, походя, парой фраз и все. Тогда что?

– Ладно, извини, – снова повторил Игорь уже без былого напора. – Я хотел бы пояснить… Володя был мне не просто знакомым. Одно время мы очень дружили с ним, правда, давно, еще в прошлой нашей жизни. Потом мы помогали друг другу, как могли. Короче, наши отношения выходили за грань простого делового общения. Поэтому мое любопытство к его загадочной гибели совсем не праздное. Мне хотелось бы разобраться…

Он еще долго говорил. Что-то вспоминал, какие-то истории из их прошлой с Волковым жизни. Смеялся чему-то и снова рассказывал. Но я его не слушала. Меня сейчас заботило больше другое: каким именно образом намеревался разбираться в этой истории Игорь?! И как далеко он может зайти в своих разбирательствах?! То, что человек достаточно влиятелен, мне стало понятно уже по его информированности. Он доподлинно знал о моем присутствии у смертного одра Володьки, знал, что тот умирал в сознании. Что еще ему было известно? Что вообще ему известно, в частности, про Аракеляна? Знал ли Игорь об их с Волковым знакомстве, о том, с чего оно вообще завязалось. Господи, ну куда он пропал?! Неужели не понимает, что одним своим бегством он навлекает на свою голову подозрения!!!

Как это ни странно, но я по-прежнему не верила в то, что Аракелян причастен к совершенному преступлению. Блажен, кто верует?..

Спустя час, когда у меня уже голова распухла от его воспоминаний, Игорь начал прощаться. Часы к тому времени показывали три ночи. Кряхтя, обулся. Долго завязывал шнурки, чертыхаясь и беззлобно матеря мою чистоплотность, не позволившую ему пройти обутым. Потом отер платком покрасневшее лицо и уже перед тем, как выйти из квартиры, попросил, правда, уже без былого напора и требовательности:

– Если тебе что-то станет известно, или, может быть, ты вспомнишь что-то, расскажи мне обязательно, хорошо? Любая мелочь может оказаться важной. Любая!!!

– Без проблем, – пообещала я, заведомо зная, что ничего ему рассказывать не стану.

– Вот и ладненько. – Он посмотрел на часы, укоризненно качнул головой и с явным неодобрением в голосе пробормотал: – Вот позволил себе расслабиться. А с утра важная встреча… Ну, Даша, бывай. И помни о моей просьбе.

Игорь ушел, осторожно прикрыв за собой дверь. То ли не хотел греметь на весь подъезд, то ли аккуратность была его отличительной чертой. Но уже одно то, что оставил наконец меня в покое, было радостью. Поэтому подробно анализировать его поступок я сочла лишним.

Вернувшись на кухню, я сгребла со стола всю посуду и с грохотом поставила ее в раковину. Хотела сначала вымыть, но потом передумала. Вместо этого подошла к окну, рывком отдернула штору и широко распахнула створки. Бархатная прохлада августовской ночи ворвалась в кухню, мгновенно выветрив клубы сигаретного дыма. Плотные ряды созвездий усеяли небосвод, уступая место лишь эллипсу луны. Красота была такая, что впору становиться на подоконник и цитировать монолог Катерины из пьесы Островского. Но мне, если честно, сейчас было не до полетов. И если я и ощущала себя птицей, то с изрядно потрепанными крыльями.

Подумать только, еще каких-то несколько недель назад я ни о чем таком и не помышляла, пребывала в твердой уверенности, что жизнь удалась, что одиночество – это не мое проклятие, а, наоборот – благословение небес. Теперь же все смешалось.

Гибель Володи. Исчезновение Аракеляна. Не сбавляющий обороты интерес Александра. Визит Игоря…

Последний так вообще вверг меня в панику. Если рассуждать здраво, то Володю должны знать многие из приглашенных на именины к Яковлевым. А что, если все по примеру недавнего гостя начнут приходить ко мне и призывать к ответу?! Что, например, я могу сказать двум другим голубкам по связям с общественностью?!

– Чудные дела твои, господи! – не могло не вырваться у меня, потому что дверной звонок очень осторожно тренькнул.

Неужели они? В три-то часа ночи?..

Выйдя в прихожую, я на цыпочках пробежала по ковру, скрадывающему звук моих шагов, и прильнула ухом к двери. За ней все тихо. Если бы там находились эти специалисты по связям с общественностью (дай бог памяти, как же их звали-то?), то уж какое-то подобие шума они бы точно произвели. А так за дверью ничего не слышно. Открывать или нет? В который раз пожалела, что не воспользовалась предложением строителей вставить дверной «глазок», отказавшись также и от цепочки. Все надежды возлагались мною на домофон, а тот почти все время находился в нерабочем состоянии. Вот и шастали ночами по подъезду неопознанные бродячие субъекты.

– Кто? – осторожно поинтересовалась я, вспомнив впитанную с молоком матери детскую привычку.

– Конь в пальто! – раздался раздраженный ответ. – Открывай, что ли, Дашка!

Кто еще мог позволить себе подобную вольность говорить со мной в таком тоне, кроме моих подруг, разумеется? Конечно же, этот мерзавец Аракелян, кто же еще!

Не успев ахнуть, удивиться и снова ахнуть, я распахнула дверь и повисла у него на шее.

– Ты!!! Ты куда пропал?! – Голос самым странным образом исказился, став похожим на противный комариный писк. – Я все жду, жду…

Сергей легонько приподнял меня с пола лестничной клетки, где я топталась босыми ступнями. Внес в квартиру и с грохотом захлопнул дверь, совершенно не заботясь ни о жильцах, ни о конспирации.

– Дашка, Дашка… – укоризненно зажурчал он мне на ухо, совершенно не подозревая, каким удивительным образом действуют на меня его голосовые модуляции. – Ты совсем очумела на старости лет, да? Стоит выйти мужику за порог, как ты тут же принимаешь у себя дома всякий сброд, приближенный к деловым кругам нашего города.

– Ты об Игоре? – прошептала я еле слышно, все еще не разомкнув рук на его шее, с трепетом ощущая спиной нежное прикосновение его пальцев.

– А о ком же! Только собрался тебя навестить, а на стоянке его машина. Непорядок…

Сережа шумно задышал мне на ухо, постепенно смещаясь в сторону моей спальни. Когда он успел скинуть с ног ботинки, куда вдруг подевалась его рубашка и моя футболка, я не успела заметить. Все было проделано с очаровательной небрежностью, в то самое нужное время, когда сбивается ход секунд, замирая вместе со стонущим от счастья сердцем. Предельно виртуозно, одним словом…

Какие тут, к черту, проблемы?! Какие вопросы?! Когда во всем теле пульсирует один вопрос: хватит ли воздуха, которого в легких почти не осталось? Хватит ли сил, тающих с каждой секундой, чтобы дожить до того момента, когда все вокруг разорвется со стоном и засыплет сверкающими осколками, от которых потом долго покалывает все тело.

Безумный остановившийся взгляд, выхватывающий ползущие по потолку тени. Судорожно сцепившиеся руки. Влажные напряженные тела. И бешеное, опережающее дыхание… Какие тут могут быть еще вопросы?

Они всегда случаются, но несколько позже. Они приходят в минуты расслабленности, когда сознание не защищено и оттого особенно уязвимо. И боль от этого бывает куда ощутимее.

– Это ты? – срывающимся на шепот голосом спросила я, поймав в темноте Сережину руку и слегка сжав его пальцы.

– С ума сошла?! Нет, конечно же, – пробормотал он со вздохом, сразу поняв, о чем я. – Зачем мне?

– Ты же ненавидел его. И потом…

– Потом, Дашка, сама знаешь, что бывает, – перебил он меня раздраженно, тяжело ворохнулся на постели и, пододвинувшись ко мне вплотную, с силой обнял. – Ты же умная девочка? Умная… Смогла бы ты полюбить непорядочного человека? Вряд ли. Так что успокойся и поспи немного, на улице скоро рассветет.

Следовать логике его рассуждений не представлялось возможным, потому что понятие «непорядочный человек» отнюдь не подразумевает убийцу. Одно хоть утешило: Аракелян не считает меня дурой…

Утром разразилась гроза. И за окном, и в моей квартире. Поначалу, правда, ничто не предвещало ни того, ни другого. Все было солнечно, безоблачно и радовало глаз.

Термометр на лоджии показывал двадцать восемь градусов выше нуля. В воздухе носились запахи перегретой, жарящейся под солнцем травы и плавящегося асфальта. Небо сияло пронзительной голубизной, которая лишь изредка перечеркивалась пунктирным следом пролетевшего самолета. Правда, за дальней кромкой леса появились легкие облачка, но они казались столь невесомыми и прозрачными, что заподозрить их в коварном предначертании грядущего ненастья было просто невозможно.

Аракелян пребывал в самом радужном настроении и занимался тем, что самозабвенно готовил нам завтрак. Я вошла в кухню, кутаясь в свое любимое шелковое покрывало. Щурясь от яркого солнечного света, бьющего в окно, сиплым со сна голосом спросила:

– Давно трудишься?

– Да нет, с полчаса как поднялся. Оладьи будешь? – Сковородка в его руках подпрыгивала, а в ней переворачивались ровные кружочки поджаренных оладушков.

– Ничего себе! Где это ты так наловчился? Только не говори, что в тюрьме! – ляпнула я. А ляпнув, тут же прикусила язык, боясь, что неосторожная реплика может повлечь за собой нежелательные последствия.

Но нет, пронесло на этот раз. Сережа коротко улыбнулся и принялся рассказывать мне о своей бабушке, которая потчевала его в детстве всевозможной выпечкой, попутно обучая своему мастерству более расторопных внуков.

Аракелян поставил передо мной огромное блюдо с аппетитными пышными оладьями, звякнув одну о другую, две большие чашки и сахарницу.

– Давай чаю попьем, – предложил он мне и, не дожидаясь моего согласия, принялся разливать заварку. – Кофе, оно, конечно же, ничего, оно приятно, но чай это… Это чай, одним словом! Пей!!!

Спорить с ним я не стала, послушно пригубив чай, хотя с утра зачастую вообще ничего не пила. Убегала из дома, вечно опаздывая и хватая на лету: сумку, зонтик, ключи от машины. А уже на работе, окунувшись с головой в круговерть спортивной карусели, начинала ведрами хлебать, что придется. Иногда чай, иногда кофе, иногда сок. Все зависело от того, что именно принесет из магазина наша меланхоличная секретарша. Но не рассказывать же об этом здесь и сейчас, тем самым нарушая милую атмосферу семейного завтрака. К тому же оладьи оказались просто замечательными, да и чай тоже был неплох, хотя я любила послаще. Сергей так вообще был чудом, которым я могла любоваться, забыв о времени. Он сидел напротив меня в одних трусах и переднике, завязанном на пояснице пышным бантом. Загорелое крепкое тело, длинные сильные ноги, руки, которые творили со мной этой ночью черт знает что…

– Я знаю, – произнес он с самой паскудной ухмылкой, которую мне когда-либо доводилось видеть.

– Что ты знаешь?

– Что ты меня любишь, – заявил он, пребывая в полной уверенности, что по-другому просто не бывает и быть не может.

– Ишь ты! – хмыкнула я, нисколько не печалясь о том, что его самонадеянное заявление меня не задело, а ведь должно было. – И как сильно?

– Достаточно! – пробубнил он с набитым ртом. – Достаточно для того, чтобы не рассказать обо мне Игорю. Этот жучара наверняка заявился к тебе с визитом не просто так. Я прав?

– Прав. Не просто так, – согласилась я с самой безмятежной улыбкой на свете, совсем не распознав в его вопросах надвигающейся угрозы.

А ведь должна же была, потому что на улице вдруг все потемнело, и по оконному стеклу ударила редкая россыпь первых капель дождя.

– Ну, и что ты ему сказала? – Сережа ласкал меня взглядом, перебегая глазами с одного голого плеча на другое, не забывая при этом с аппетитом поглощать завтрак.

– А что я могу ему сказать? Мне ему сказать было нечего. – За окном сделалось совершенно темно, где-то вдалеке загрохотало, и через минуту дождь усилился.

– Надеюсь, обо мне вы не говорили? – Сережа принужденно рассмеялся, вскочил с места и принялся убирать со стола.

Бант на его пояснице подпрыгивал в такт его суетливым движениям. По непонятной мне причине я уставилась на этот самый бант, дался он мне…

– А что, мы должны были говорить о тебе? – вопросом на вопрос ответила я, почувствовав первые уколы неприятного ощущения, будто я чего-то недопонимаю в нашем с ним диалоге. – А вы разве знакомы, Сережа?

– Это имеет значение? – Обе чайные ложки с грохотом упали в ящик для столовых приборов. – Я задал тебе вопрос, будь добра ответить на него, как положено!

На улице громыхнуло так, что я невольно вжала голову в плечи. Капли дождя молотили уже о подоконник резвой морзянкой. Кухня освещалась частыми сполохами молний.

– Что ты ему сказала? – Аракелян снял с себя передник и, скомкав, небрежным движением запустил его в угол.

– Ничего! – Подняв пролетевший над моей головой фартук, я сложила его аккуратным треугольником и, встав со своего места, убрала в ящик шкафа. – А что я должна была ему сказать, не пойму?! Ты можешь выражаться точнее?!

Обиды в моем голосе сквозило предостаточно, и он это почувствовал, сменив раздражение на вкрадчивую тактичность.

– Ну… ты могла сказать ему, дорогая, к примеру, о том, что я был на вокзале в тот момент, когда…

– А ты был?! – прервала я его, похолодев.

Моим призрачным надеждам не суждено оправдаться. Не найдя его на железнодорожном вокзале, я пребывала в уверенности, что он проехал мимо. Просто проводил меня до поворота на автостоянку и не свернул за мной, проехал. Оказывается, нет.

– Был, – не соврал Аракелян, хоть за это ему спасибо. – Но это ничего не меняет. Я не убивал его, и ты это знаешь.

Утверждение было спорным, но возражать я не стала. Вместо этого спросила севшим от напряжения голосом:

– А… его убили?! Это точно?!

– Ты же сидела около него, когда он умирал. Даже за руку держала. Так что тебе уместнее задать этот вопрос.

Вот опять! Опять повторяется! Сначала Игорь, теперь еще и Сергей! Они что, сговорились все? И знают ведь все и обо мне, и о последних минутах жизни Володьки.

– Ну, сидела и что? И за руку даже держала, что это меняет? Что, по-твоему, он должен был мне сказать, умирая?! Сообщить имя убийцы, снабдить уликами, направить по нужному следу мое разбирательство?!

Зачем я сказала тогда про разбирательство? Зачем?! Это же было вымыслом чистой воды. Ни о чем таком я и не помышляла вовсе. Да и не было у меня никогда прежде стремления и желания сопоставлять какие-то факты, копаясь в деталях. Все это казалось мне муторным и неинтересным. А тут вдруг взяла и сказала, совсем не подозревая, что навлеку на свою бедную голову.

– Разбирательство??? – Лицо Сергея сделалось страшным. Одним прыжком сократив меж нами расстояние, он впился в мои голые плечи пальцами и принялся трясти, выкрикивая через слово ругательства: – Ты дура!!! Ты набитая дура!!! Разбирательство!!! Какое разбирательство??? Хочешь, как Нюрка Каренина на рельсах сдохнуть??? Дура!!! Конченая дура!!! Забудь об этом, слышишь?! Забудь и не вспоминай больше никогда!!! Если хочешь еще пожить, если хочешь, чтобы я был с тобой, забудь!!! Поняла меня, Дашка!!!

– Это твое условие? – Странно, что я вообще могла говорить в тот момент. Причем говорить достаточно твердо, без слез и нервной дрожи, которая постепенно начинала терзать меня изнутри.

– Да, черт побери!!! Это мое условие!!! Если я тебе дорог, то ты забудешь обо всем этом дерьме. Сегодня же, слышишь, поезжай на дачу и сиди там до конца отпуска. – Он вдруг сместил свою левую руку мне на затылок и силой заставил посмотреть ему в глаза. – Ты сделаешь так, Дашка!!! Или за последствия я не отвечаю!!!

– Это угроза? – поинтересовалась я.

Опять ровно и спокойно спросила. Нет, все-таки мои неполные тридцать пять – огромное преимущество перед восемнадцатью или двадцатью шестью. Выдержать такое, не дрогнув телом и лицом!.. Еще лет десять назад я бы точно упала без чувств к его ногам или, чего доброго, забилась бы в истеричном припадке. А сейчас так ничего, держусь. Даже улыбаюсь, чем раздражаю его неимоверно.

– Лыбишься, значит? – Лицо Аракеляна превратилось в ритуальную маску. – Ну, ну… Смотри, как бы потом плакать не пришлось.

И он, конечно же, отправился одеваться. Мавр сделал свое дело и ушел, называется. Я просочилась следом за ним в спальню, совершенно без эмоций проследила за тем, как он натянул штаны, застегнул рубашку, которая сильно помялась, валяясь на полу слева от кровати. Ну никакой аккуратности в человеке! Потом также молча проводила его до двери в прихожей и, не говоря ни слова, повернула головку замка.

– Тебя, наверное, все это забавляет? – вдруг спросил он, угрюмо глядя мимо меня.

– А я думала – тебя! – и я снова улыбнулась ему мило и кротко. – У тебя стало хорошей традицией уходить от меня именно так: со скандалом. Сначала ночь, полная любви и страсти. А под утро отрезвляющий холодный душ, чтобы, значит, жизнь малиной не казалась или надежд на тебя никаких не лелеяла. Понимать можно по-разному… Только ты не заморачивайся, Сережа, особенно. Я достаточно взрослая девочка и все понимаю.

– И что ты понимаешь?

Он снова стал самим собой и смотрел теперь на меня устало и обреченно. Именно так он смотрел на меня в день нашего первого знакомства, после того как мы с ним в машине… Хотя мог притворяться и тогда, и теперь.

– Все! А теперь тебе пора! – И широко распахнув дверь, я подтолкнула его к выходу.

Он, правда, особо не упирался. Но когда я уже почти выставила его вон, Аракелян вдруг поймал мою руку и поднес к своим губам со словами:

– Береги себя, дурочка. И смотри не запутайся…

Значения его донельзя загадочному виду и словам я в тот момент не придала никакого. Все силы сконцентрировав на том, чтобы проводить его достойно и не разреветься с досады, я лишь коротко ему кивнула. Но много позже я о них вспомнила, а вспомнив, пришла в ужас от собственной недальновидности, потому что запуталась уже на другой день.