Текст книги "Черная корона"

– Кому? – Влада притормозила на выходе из комнаты, кажется, она немного начинала понимать. – Она угрожала вам?

– И мне, и вам! Эта дурочка решила, что раз я за вас заступаюсь, значит, у нас с вами… Ну… роман, что ли! – Он готов был провалиться сквозь диван и широкие доски пола, ненавидя себя за собственную косноязычность и за ее испуг. – Она в каждой женщине видела соперницу. Даже в умершей, понимаете!!! Ей везде чудились призраки!

– Я не призрак, – обиделась Влада, но вяло как-то, без огонька. – И что там дальше у вас с вашей Леночкой?

– Да ничего! Мы расстались, но прежде она орала тут… – Удальцов обвел руками комнату. – Что обязательно сделает гадость! И мне, и вам. Она на многое способна, и я решил вас предупредить. Понимаете?

– Кажется, да. Как выглядит ваша девушка? Высокая, красивая, волосы темные такие, кудрявые, непослушные, так вот по плечам. – Влада взлохматила свои волосы. – Она?

– Да, наверное. А что? Она уже что-то сделала?!

– Пока нет, но… Когда я выходила из магазина, за мной увязалась девушка. Она шла до поворота на эту улицу, а потом отстала. Я не знала, что и думать. Сначала этот парень, потом она.

– Какой парень?! – Он побледнел. – С ней был еще и парень?!

– Да нет. Парень был как бы сам по себе.

Непонятно зачем, Влада вдруг рассказала ему о том, как спасалась от сегодняшнего преследования, пересаживаясь с автобуса на трамвай, а потом снова на автобус. Как тормошила киоскера, подумав, что заболела манией преследования. И как ей удалось удрать, поймав такси.

– Владимира! – Удальцов поднялся с дивана, подошел к ней очень близко, непозволительно близко для первого дня знакомства, и даже осмелился взять ее за плечи. – Я, видимо, очень виноват перед вами, но обещаю, что непременно разберусь в этой ситуации. Видит бог, я не хотел причинить вам вреда! Я обязательно разберусь. И обещаю, что все будет хорошо!

Он мог быть очень убедительным – этот симпатичный, открытый для беседы Удальцов. И взгляд его мог быть очень проникновенным. И руки, схватившие ее, очень необременительно и совсем не больно лежали на ее плечах. Еще мгновение, и она уронила бы голову ему на грудь и стала бы искать в нем утешения, но…

Чудес не бывает! Это она уже давно поняла. Еще пять лет назад в это верила, выскакивая замуж за богатого предпринимателя и переселяясь из старой замызганной общаги в огромный особняк. Верила и в Золушек, и в чудеса, и в хрустальную туфельку, забытую на ступеньке, верила. Потом это прошло. Прошло с пониманием того, что за все чудеса в этом мире требуется платить. Иногда непомерно великую цену…

– Спасибо.

Влада высвободилась и пошла прочь из комнаты. Куда-то сюда Удальцов вынес ее плащ. Ага, висит на вешалке в тесном коридорчике.

Нет, ей помогать не стоит. Она сама справится и вденет непослушные руки в рукава. Нет, и провожать ее не нужно. Пакеты не так тяжелы, как кажется на первый взгляд. И живет она неподалеку. А насчет следующей встречи она обязательно подумает. И они еще обязательно выпьют какао с хрустящим печеньем и поговорят о рыбалке и о том, каким бывает утро на заре на берегу укрытой густым туманом реки. Поговорят непременно… когда-нибудь. Нет, звонить ей не нужно. Она сама придет как-нибудь. Да-да, на ту самую скамейку. Придет и сядет, и он увидит ее и…

– И где же ты была, дрянь?!

Игорь Андреевич стоял возле кованой калитки у их высоченного забора с громадным букетом роз. Перед этим, Влада видела, он разговаривал с их соседом. Все размахивал букетом. Улыбался. И оживленно рассказывал о чем-то пожилому мужчине, опершемуся на грабли. Заметив ее с пакетами, Игорь Андреевич прытко бросился ей навстречу. Поцеловал прямо на улице в обе щеки, вручил ей цветы, подхватил пакеты в одну руку, второй обнял ее за плечи и повел в дом.

– Дождался вот свою любимую, – радостно оповестил он соседа, наблюдающего за милой супружеской встречей с кроткой, немного завистливой улыбкой. – Всего вам доброго.

Сосед умилился. Приподнял старомодную шляпу над головой, улыбнувшись Владе, и с граблями наперевес скрылся за своим забором, мало чем уступающим по высоте и неприступности всем остальным. В полном молчании они вошли в дом. Игорь Андреевич запер дверь. Тут же бросил пакеты выглянувшей из столовой Татьяне на руки и сразу обрушил на Владу свой вопрос:

– И где же ты была, дрянь?!

– Я? – Она потупилась, начав тут же привычно оправдываться. – Я ходила в магазин за покупками.

– Шесть часов?! Ты хочешь сказать, что ходила в супермаркет, ходьбы до которого десять минут, и отоваривалась там целых шесть часов?!

Сильная рука Игоря Андреевича вытряхнула ее из плаща, вцепилась ей в локти и сильно тряхнула.

– Говори, дрянь, где ты была?!

– Игорь Андреевич, я прежде гуляла.

Влада зажмурилась. Смотреть в его налитые лютой ненавистью глаза было выше ее сил. Можно было бы рассказать ему и о преследовании парня в клетчатой кепке, о том, как колесила по городу, пытаясь от него оторваться, но…

Но как знать, не дружок ли это красавицы Леночки? Что, если они на пару устроили за ней слежку? Игорю Андреевичу ничего не стоит докопаться до истины. У него достаточно людей и влияния, чтобы вычислить ее преследователей. А вычислив их, он тут же выйдет и на Удальцова. И тогда ему станет известно про нее все, все, все!

И про то, что она просиживала под окнами его дома. И про то, что Удальцов ей симпатизировал, неспроста же красивая девушка устроила ему сцену ревности. Влада надеялась вполне искренне, что неспроста. И про то еще может узнать Игорь Андреевич, что она побывала у Удальцова в гостях.

Этого допустить было нельзя. Это было бы крахом. Крахом ее жизни, ее надеждам и ожиданиям. В лучшем случае он выставит ее за порог. В худшем – убьет.

– Сука!!! Вероломная, неблагодарная сука!!! – рычал у нее над ухом Игорь Андреевич. – Я все для нее, а она… Где была, спрашиваю?! Ты?.. Ты что же, изменять мне решила?! Ах ты, дрянь!

Он с силой толкнул ее. И Влада, не удержавшись на высоких каблуках, упала, тут же сворачиваясь клубком и зажмуриваясь. Сейчас он станет бить ее ногами. Такое уже случалось. И нужно было свернуться как-то так, чтобы тупые носы его ботинок не сумели достать ее ребер. Два уже были сломаны прежде, долго заживали и ныли теперь всякий раз перед непогодой. И лицо еще следовало закрыть от него. Синяков ей было совсем не нужно. С синяками в конце мая, когда день очень велик, была просто беда. Не замазать, не скрыть от обнажающего пронзительного света.

– Ты мне всю жизнь искалечила, гадина!!! – надрывался в праведном гневе Игорь Андреевич, с упоением лупцуя ее по спине, бедрам, голове. – Я что же, должен теперь всю оставшуюся жизнь терпеть твои художества?! Как мне людям в глаза смотреть, зная, что моя жена – шлюха!!!

Остановился он неожиданно. Только что, она видела краем глаза, над ее головой завис его ботинок, готовый опуститься для очередного удара, и вдруг Игорь Андреевич отступил. Отступил и пробормотал устало:

– Вставай, не трону больше. Хватит на сегодня. Вставай, слышишь!

Не подчиниться теперь значило навлечь на свою голову новую вспышку его гнева. И она начала медленно подниматься. Подползла к стене, оперлась ладонями о нее и, старательно сдерживая рвущиеся изнутри стоны, встала.

Кажется, пронесло. На лице ни единой отметины. То ли она так умело уворачивалась, приноровившись с годами. То ли он не хотел, чтобы его жена щеголяла с подбитыми глазами, вот и бил исключительно по тем местам, которые были сокрыты одеждой. Синяков не было, ссадин тоже. Но тело болело так, будто его пропустили через мясорубку. И душа еще ныла нестерпимо. Она и раньше всякий раз надрывалась в безмолвном крике – искалеченная душа ее, но сегодня пуще прежнего. Сегодня было много больнее и еще обиднее. И виноват был не столько Игорь Андреевич – к его зверствам она мало-помалу привыкла. Виновником теперь был Удальцов Евгений, кажется, Викторович. Он был причастен к тому, что ей было больнее, чем прежде. Его руки, улыбка, то, как он смотрел на нее при разговоре. Как-то так получилось, что он, не очень, может быть, того и желая, заставил ее поверить, что вокруг, возможно, и существует совершенно другая жизнь. Отличная от той, которой она живет последние пять лет. И в жизни этой…

Там все по-другому, черт возьми!

Там можно залезть с ногами на диван, можно улыбаться, просто слушать и мечтать. Можно пить кофе, чай, какао, да все равно что, но можно прямо на этом самом диване, где сидишь с поджатыми ногами! Грызть при этом сладкое печенье и не ждать, что за оброненную или прилипшую к губам крошку тебя накажут. И еще можно болтать всякий вздор и немножечко лукавить, рассказывая про невиданный улов и про то еще, каким причудливым может быть туман над рекой ранним-ранним утром. И сетовать на погоду можно, и строить предположения еще, каким после такого студеного мая может быть лето. И как славно было бы отправиться лихими туристами куда-нибудь в российскую лесную чащобу. С рюкзаками, автостопом, с котелком, бьющим при ходьбе по пояснице. А потом ставить палатку, набросав пружинящих еловых лап на землю. И обживать ее, только…

Только делать все это следовало вместе! Не одной же ей всеми этими благами пользоваться! Нет! Только вместе с… ним.

Дура она, что ли? Действительно дура! Игорь Андреевич хоть в чем-то да, оказывается, прав. Разве можно приниматься сразу так вот, безоглядно, мечтать о человеке, что показался после нескольких часов знакомства приятным, искренним и добрым? Нелепо, наверное. Нелепо и скоропалительно. Да, понравился дом, и давно уже понравился. Да, человек, что там проживает, не мог, по ее представлениям, быть другим.

Но это же утопия!

Удальцов запросто мог оказаться мерзавцем. Если не драчуном, то подлецом законченным. Мог предавать, делать больно, калечить чьи-то судьбы. Леночку взять, к примеру. Кто сказал, что ей теперь легко? С чего она воспылала ненавистью к ней, Владе, и готова пуститься в погоню, лишь бы…

Кстати, не лишне было бы узнать у нее при случае, что таит в себе ее преследование. Что за цель ставит та перед собой, провожая Владу из магазина до улицы, где она не так давно проживала? Есть ли в том для Влады опасность, а может, то предостережение? Как же она во всем запуталась!

– Володька, топай сюда! – раздался зычный и совсем не расстроенный голос ее супруга. – Топай сюда, разговор есть.

Влада поправила платье на плечах. Там под платьем на левом предплечье наливался громадный синяк. Спина ныла беспощадно, и ноги еще чуть выше коленей, туда пришлось особенно много ударов.

Поправила, наглухо застегнула воротничок, пригладила растрепавшиеся волосы. Вытерла невольные слезы. Плакать было нельзя. И пошла на зов.

Супруг, успев раздеться до трусов и побросав неряшливо вещи слева от себя, во весь рот улыбался.

– Как ты, малыш?

Нет, все-таки от нормального человека в нем очень мало, подумалось ей тут же. Буквально несколько минут назад ненависть изъедала его внутренности, выплескиваясь наружу ругательствами и тумаками, и тут же вальяжная расслабленность во всем теле, взгляд, излучающий нежность.

– Все в порядке, Игорь Андреевич. – Влада подошла к куче его одежды. – Я отнесу это наверх?

– Погоди, присядь. – Он сдвинул ногой вещи на пол, не заботясь о том, что стоимость пиджака превышала годовой доход большинства соотечественников. – Присядь, маленькая моя. Ты выглядишь расстроенной. Почему?

Из кухни раздалось откровенно презрительное фырканье Татьяны. Игорь Андреевич, покосившись, чуть дернул губами, скрадывая улыбку.

Они над ней издеваются?! Конечно! Разве так трудно понять? Сначала он бьет ее, валяя по полу. Потом разговаривает как ни в чем не бывало. Требует объяснить причину дурного настроения.

Как долго это будет продолжаться?! Пока… Пока он не зароет в саду ее бездыханный труп под какой-нибудь яблоней? Так, кажется, говорила Марина.

Интересно, что подумал бы обо всем этом Удальцов? Кого счел бы ненормальным: ее или его? Кто из них более сумасшедший в этой истории? Она, терпящая издевательства и старательно делающая вид, что ничего не происходит? Или он, день за днем заставляющий ее терпеть и делать вид?

– Малышка, ну что ты хмуришься? Скажи, почему у тебя такое дурное настроение, а?

– Это потому, Игорь Андреевич…

Она нагнулась, начала подбирать с пола его пиджак, брюки, сорочку, галстук и неожиданно наткнулась взглядом на ботинок, валяющийся на боку. Обычный мужской ботинок, не из дешевых, с шелковыми шнурками и нестирающейся подошвой. Только нос у ботинка чуть потускнел, затерся о ее бока, быть может.

И так ей стало гадко, тошно и противно от собственной уступчивости, от мерзкой жизни своей и от того еще, что кругом и другая жизнь существует, а ходу ей туда нет. Она возьми и скажи:

– Что вы бьете меня день за днем, месяц за месяцем, год за годом! В этом причина моего дурного настроения, знаете. И еще…

– Что еще? – расслабленная ухмылка застыла на красивых губах супруга, а взгляд стал снова леденеть, что не являлось добрым признаком, никак не являлось.

– Мне кажется, что я давно уже вас не люблю. Я не люблю вас. А вы не любите меня. Не проще ли будет расстаться? Только нужно сделать это по-доброму. Не так, как вы планировали, с котомкой за плечами. На такое расставание я не согласна. За то, что мне пришлось вытерпеть, думаю, я чего-то да заслуживаю.

– Ты-ы-ы?! Заслуживаешь?! Ах ты… Ах ты, сука мелкая!

Свистящий шепот вырывался из его легких, казалось, вместе с пламенем. Не захочешь, да обожжешься. Влада попятилась с охапкой его одежды. Ее храбрость, прорвавшаяся изнутри, могла ей дорогого стоить. Чего распетушилась, спрашивается? Зачем? Что это способно изменить?

– Дележа имущества хочется, стало быть?! Моего имущества, голодранка? Грамотная стала?! Или просветил кто? Говори, с кем таскаешься?!

Он начал привставать с дивана, когда она побежала.

Бежала вверх по лестнице, подгоняемая настоящим звериным ужасом. Бежала, на ходу роняя его вещи, путаясь в них, падая и без конца вспоминая свою мать, что оставила ее так рано на попечение отвратительной несговорчивой судьбы. Влетела в ванную комнату и заперлась изнутри. Сюда он не ворвется. Не справится с тяжелой дверью и крепким запором. Она уже это знала и пряталась здесь как-то. Здесь следовало и отсидеться, пока с него не схлынет.

Сердце колошматило по болевшим ребрам с такой силой, что ныл даже позвоночник. Влада приложила ухо к замочной скважине и прислушалась. Ничего не было слышно. То ли час расплаты Игорь Андреевич решил отодвинуть на после ужина. То ли просто передумал бежать за ней следом и ломиться в запертую дверь. А может, Татьяна решила воспользоваться ее добровольным заточением и умасливает теперь хозяина на свой лад.

Пусть делают что хотят. Она ни за что не выйдет отсюда. Не выйдет до тех пор, пока он не уедет завтрашним днем на службу. Настелет полотенец, халатов на пол и уснет, не привыкать.

Но Игорь Андреевич неожиданно уехал под вечер. Сначала вызвал ее из ванной, дав слово чести, что не тронет. Влада могла бы ему, конечно, сказать, что представления о чести у них несколько разные и слово свое Игорь Андреевич как дал, так может забрать, но все же вышла из ванной.

– Малыш, мне нужно срочно уехать, – пробормотал он, теребя мобильник в руках. – Ночевать я не буду. Завтра часам к двенадцати будь готова сопровождать меня на обед с одним очень влиятельным человеком. А вечером… Вечером я буду готов обсудить с тобой тему твоего выходного пособия. Думаю, смогу сделать его более чем щедрым. Все, до завтра.

Стоит ли говорить, как она ждала этого дня!

Неужели уже завтра?! Неужели все будет так, как он ей обещал?! И она раз и навсегда сможет освободиться от ужасной жизни с Игорем Андреевичем? Освободиться от тягостного ожидания его смерти, несущей ей освобождение. Ведь греховным было желание, постыдным и преступным, невзирая на бесчеловечность ее супруга.

Уже завтра он сделает ее счастливой и обеспеченной. Он обещал!..

В ванной она потом снова заперлась. Долго корчилась под горячей водой, растирая синяки. Они будто бы и болеть стали чуть меньше, и казались не столь уродливыми. Потом зарылась с головой под толстым одеялом в кровати и все думала, думала, думала.

Вот она сегодня легла спать в эту постель, может быть, в последний раз. И завтра, возможно, в последний раз позавтракает в красивой изысканной столовой, где ее станет обслуживать Татьяна. Будет ходить по дому из комнаты в комнату, трогать вещи, так и не ставшие ей привычными. Потом выйдет в сад, пройдется по всем дорожкам, остановится возле клумб, которые зачастую поливала и своими слезами тоже.

Было ли ей жаль всего этого? Нет! Не кривя душой, отвечала она самой себе, что нет. К тому же у нее, возможно, будет со временем все почти так же. Пусть не такой огромный, но свой дом. Пускай без прислуги, но своя собственная кухня. Не такой громадный и ухоженный сад, но уж паре розовых кустов всегда найдется место в ее палисаднике. И она сможет наконец жить так, как другие. И, главное, не бояться ничего и не искать себе утешения в реабилитационном центре, где все было чужим и посторонним.

Уже завтра…

Игорь Андреевич подъехал ровно в полдень к дому. Непривычно ласково потрепал ее по плечу. Поцеловал ей руку, отчего ей сделалось неловко. Мысленно-то она уже с ним простилась и почти простила за все. Повел к машине, бережно поддерживая за локоток. И, усаживая на заднее сиденье, неожиданно похвалил:

– Ты чудо как хороша, Владочка. Просто чудо!

Она опустила глаза и, стоило машине отъехать, тут же принялась искать глазами привычные и милые сердцу царапины.

Что за чертовщина?!

Их не было! Не было никаких царапин на обшивке двери! И темного пятна на подголовнике не было тоже. И прожженной сигаретой дырочки на сиденье не находилось.

Она принялась ерзать и присматриваться снова и снова. Даже глаза принялась потирать слегка, вполне серьезно опасаясь за свое зрение, могущее пострадать во время вчерашних воспитательных мероприятий ее супруга. Да нет, со зрением все было в полном порядке. Она вполне отчетливо видела надпись на передней панели, прочла ее сначала одним глазом, затем вторым. В чем тогда было дело? Куда подевались отметины?

– Что-то не так, дорогая? – насмешливый взгляд Игоря Андреевича пригвоздил ее в зеркале заднего вида. – Что-то ты не выглядишь счастливой, намереваясь со мной расстаться? Тебя будто что-то беспокоит?

– Вы знаете, Игорь Андреевич, – осмелела она, машинально погладив безукоризненный чехол сиденья, – такое ощущение, что машина не наша!

– Конечно, не ваша! – фыркнул он и тут же добавил со значением: – Машина моя, дорогуша! Привыкать тебе следует теперь.

Все, больше на эту тему она с ним говорить не стала, оставив свое беспокойство глубоко внутри, равно как и ощущение того, что вокруг нее снова что-то затевается. Что-то нависает темное и глухое, способное поглотить, подавить и сломать ее теперь уже до конца.

За время обеда она не проронила ни слова, без аппетита пробуя предложенные блюда. Да ею никто и не занимался особо. Мужчины вели сугубо деловой разговор, жонглируя цифрами, сроками поставок и звучными фамилиями. Правда, в какой-то момент собеседник Игоря Андреевича вдруг бросил на нее быстрый взгляд и спросил:

– А что вы думаете обо всем этом, Владимира?

– А? Что? Простите, я не уловила, – быстро залепетала она, делаясь краснее соуса в тарелке с мясом. – Извините, мне нужно в дамскую комнату.

– Вот так всегда! – воскликнул Игорь Андреевич с фальшивым огорчением. – Стоит заговорить о делах, как ее тут же манит в сортир. Иди уже, горе луковое!

Выходя из обеденного зала, Влада поймала на себе взгляд собеседника своего супруга. Он смотрел на нее со снисходительным сожалением. Это обижало, но она дала себе слово быть терпеливой до конца. Теперь уже скоро…

– Я уезжаю на неделю по служебным делам, дорогая. – Поцеловав ее в лоб, Игорь Андреевич потоптался у порога. – И не смотри на меня так! Я помню наш с тобой уговор. Но дела очень важные и срочные, отлагательства не терпят, так что уж ты наберись терпения и подожди.

– Неделю? – ахнула она.

– Неделю, может, чуть меньше. Как приеду, мы подпишем с тобой соответствующие документы. Кстати, я присмотрел тебе неплохой домик на соседней улице. Не такой большой, как этот, но…

– Я согласна! – Влада опустила глаза, чтобы не выдавать откровенной радости.

– Хочешь домик, милая? Будет тебе домик! Хоть и тесный, зато свой!

Он дико захохотал, запрокидывая голову, и ушел. Потом сел в машину, показавшуюся ей сегодня непривычной и чужой, и уехал. А Влада пошла собирать свои вещи. Жаль, она не успела поинтересоваться, что именно она может забрать. Позволено ли ей будет взять те две шубы, в которые он наряжал ее, вывозя в свет? А как быть с платьями? Некоторые стоили очень дорого и…

Ближе к одиннадцати вечера ее сборы были прерваны неожиданным телефонным звонком.

– Тебя, Владочка. – Татьяна протянула ей трубку стационарного телефона. – Игорь Андреевич. Кажется, он уже добрался. Хочет сказать тебе об этом.

Влада взяла трубку, недоумевая, с чего это ему приспичило звонить ей так поздно. Доложить о том, что добрался? Странно… Никогда прежде он не удосуживался звонить ей по такому поводу. По всяким другим сколько угодно. Мог поинтересоваться, к примеру, не забыл ли его юный поросенок почистить зубы перед сном и держал ли рот закрытым во время ужина.

– Алло. Я слушаю.

Она рассеянно смотрела на распахнутые чемоданы, разложенные по всей спальне и заполненные ровно наполовину. Часть она уже уложила, на все оставшееся в шкафах требовалось его разрешение.

– Милая, у меня к тебе предложение, – проворковал Игорь Андреевич. – Ты ведь была огорчена отсрочкой, так?

– Д-да, кажется, да. – Она мгновенно поняла, что он имеет в виду.

– Так мы можем решить эту проблему уже сегодня, малыш. Я тут немного задержался с отъездом. Подъезжай сейчас… – он скороговоркой назвал ей адрес нежилой окраины. – Здесь и поговорим, и подпишем необходимое соглашение. У меня все с собой.

– Но… – Она быстро глянула за окно, там было темно до непроницаемости. – Но уже вроде бы поздно.

– Я что-то не понял, – повысил голос Игорь Андреевич в привычной своей манере. – Это кому надо: тебе или мне?!

– Мне.

– Вот и приезжай. Добраться сумеешь самостоятельно или за тобой транспорт прислать? – Он тут же снова рассмеялся сухо и недобро. – Нет, думаю, сама доберешься. Ты ведь у нас так стремишься к самостоятельности. Я жду?

– Да. Я скоро. – Влада сердито отключилась.

Ладно, она поедет на эту чертову окраину, хотя совершенно не понимает, с чего это ему приспичило встречаться с ней именно там. Вышла на балкон узнать погоду и тут же вернулась, поеживаясь. Снова похолодало, который раз за неделю. Мелкий дождь был таким холодным и плотным, что походил на ледяную сетку, развешанную на домах и деревьях. Разбуженная сезоном листва корчилась от порывов сильного ветра и перешептывалась меж собой неприветливо.

Влада застегнула воротник теплой куртки до самого подбородка, прошла мокрой дорожкой до калитки, высунулась на улицу и едва не заплясала от радости. На противоположной стороне улицы, возле дома под бордовой черепичной крышей, стояло такси и, кажется, намеревалось теперь отъезжать.

– Эй, погодите! – Она рванула наперерез, распахнула заднюю дверцу, почти упала на сиденье, поскольку машина и не вздумала притормаживать, продолжая тихонько катиться. – Ой, как хорошо, что я вас поймала. Отвезите меня, пожалуйста…

Если водитель и удивился названию района, куда собралась в полном одиночестве двигать пассажирка, то удивление свое моментально погасил, сунув в карман затертого до зеркального блеска пиджака внушительную банкноту. И домчал ее по нужному адресу в рекордно короткое время, избегая выезжать на проспект, где движение сковывалось светофорами и постовыми.

– Всего вам доброго, спасибо, – улыбнулась ему в затылок Влада, выбираясь на улицу. – Еще бы мужа теперь своего здесь отыскать…

Мужа искать не пришлось. Его машина обнаружилась в паре сотен метров от того места, где она вылезла из такси. Моргнула ей фарами и медленно двинулась навстречу.

Машина едет. Влада идет. Причем чем быстрее шла она, тем быстрее катилась машина. И, черт возьми, катилась прямо на нее! Не думая притормаживать, сбрасывать скорость или притираться к обочине, катилась!

Влада как-то слишком поздно испугалась. Видимо, обещание Игоря Андреевича сильно притупило в ней выработанный за пять лет инстинкт. Потому и не отпрянула в сторону и поняла, что ее сейчас подомнут под себя страшные большие колеса, слишком поздно.

Удар был сильным. Ее подбросило, швырнуло на ветровое стекло, которое тут же хрустнуло, кажется. Хотя это могли и ее кости хрустеть. А потом с силой опустило на мокрый асфальт проезжей части.

Она еще оставалась в сознании какое-то время. Бездумно моргала, тупо глядя на удаляющиеся автомобильные фонари. Пыталась подняться, но не смогла шевельнуться. Крикнуть тоже не получилось. А потом стало очень темно и совсем не холодно.