Текст книги "Ничего личного, кроме боли"

Глава 3

Когда они приехали на место происшествия, ресторан был закрыт. На подъездной дорожке стояла «Скорая». Врач оказался знакомым майора.

– Не спеши, Кошкин, – ухмыльнулся он, затягиваясь. – Присядь, покури.

– Некогда курить. Народ надо опрашивать, персонал. – Майор кивнул на дверь. – Точно труп криминальный?

– Еще какой! – весело фыркнул доктор.

– Может, просто подавился чем-нибудь?

– Даже не надейся, Кошкин. – Доктор с печалью глянул в небо. – Нет, ты видел? Снова тучи! Хотел на выходные детей за город вывезти, а тут снова дождь намечается. Что за лето такое? В общем, так, Сергей Иванович, сугубо предварительно. Смерть наступила в результате отравления неизвестным пока веществом. Умер он практически мгновенно.

– На столах, надеюсь, не убирали? – Кошкин заставил себя не смотреть на пухлые серые облака.

– Столы меня не волнуют, я тело осматривал. Столы по твоей части.

– Личность установлена?

– А как же! Станислав Георгиевич Ивлиев, бизнесмен. Обедал с деловым партнером, где-то он здесь. Трясся всем телом, пришлось успокоительное вколоть. И официантке тоже. Верещала на весь кабак. – Доктор потушил сигарету о подошву, швырнул окурок в урну. – Нет, вот что за погода! Хотели рыбы половить с детьми, на костре пожарить. Ты, майор, иди, осматривайся. Тебя жду – мне тело забирать. Думал, не придется, но приказали.

– Бессонова! – Кошкин отыскал глазами Машу, что-то быстро записывающую под диктовку дамы средних лет в темном платье в обтяжку.

– Да, товарищ майор. – Отпустила полную даму, подошла.

– Ребята уже работают с персоналом и с гостями. На тебе деловой партнер погибшего.

– Так точно.

– Идем. Хочу понаблюдать.

Они вошли в ресторан.

В зале слева от входа сбились сотрудники. Справа сидели посетители – Кошкин насчитал шестерых. Партнер, с которым погибший обедал, сидел в стороне. Бледное растерянное лицо, волосы спутались. Узел галстука развязан, несколько верхних пуговиц на рубашке расстегнуты. Руки на коленях, пальцы сжаты. Взгляд в одну точку. «Привлекательный, наверное, мужик, – успела подумать Маша, пока приближалась. – Когда у него все по плану, когда все ладится». Сейчас, когда на его глазах умер знакомый, привлекательного осталось мало. Как измялся человек, вымок весь.

– Здравствуйте. Лейтенант полиции Бессонова. – Маша взяла стул, села, уставилась в бледное перепуганное лицо. – Будьте добры, представьтесь.

– Воропаев. Иван Андреевич Воропаев. – Он нервно дернул шеей. – Вы, что ли, будете допрашивать? Никого опытнее не нашлось?

Этот вопрос она проигнорировала.

– В каких отношениях вы были с умершим?

– Ни в каких.

– Нам сказали, что вы были деловыми партнерами? Это не так?

– Были, ага. Стали ими только сегодня, – пробормотал мужик.

– Подробнее, если можно, – потребовала она.

– Наша встреча… Этот обед… Мы подписали документы о сотрудничестве. Потом обедали, выпивали. И потом это все.

– В какой момент? Что выпил или съел потерпевший – можете точно сказать? После чего он упал?

– Не скажу.

– Почему?

– Захмелел я. В конце концов, я здесь при чем? Можете у официантки спросить, что Стас заказывал.

– Он заказывал себе сам?

– Да. Когда он приехал, я уже был и сделал заказ. Ой, вспомнил! – Он повернулся к Кошкину, который наблюдал за обоими: – Стас закусывал дыней.

– Дыня. – Маша записала. – Ее принесли с фруктовой тарелкой или как отдельное блюдо?

– Глупые у вас вопросы, лейтенант! – возмутился Воропаев. – Разве это имеет значение?

– И все же?

– Да, кажется, была фруктовая тарелка: апельсины, киви, дыня. Виноград еще. Уточните в меню, в конце концов!

– Непременно уточню, – пообещала Маша. Она уже затылком чувствовала недовольное сопение майора. – И еще хотелось бы взглянуть на документы, которые вы подписали в начале обеда.

Вот сейчас Воропаев напрягся. Она как будто под микроскопом его рассматривала: растерянный человек на глазах превращался в бизнесмена – настороженного, расчетливого, хищного.

– С какой это стати? – Он сузил глаза в щелку. – Вы бы поучили молодых сотрудников, как надо работать, товарищ полицейский. Это коммерческая тайна! С какой стати вы требуете у меня документы без санкции?

– Значит, нет? – Краем глаза Маша уловила, как один из парней из их отдела сжимает под мышкой портфель погибшего.

Если господин Воропаев не подсуетился, в этом портфеле должен быть экземпляр Ивлиева.

– Мой ответ – нет. Сюда уже едет мой адвокат, поэтому дальше будем говорить в его присутствии.

– Чего он так занервничал, когда ты спросила насчет документов? – поинтересовался Кошкин по дороге в отдел.

– Пока не знаю. Читаю. – Маша прямо в машине углубилась в бумаги из портфеля.

– Как думаете, ребята, был у Воропаева мотив убрать партнера? – обратился Кошкин к сотрудникам.

– Даже если и был, товарищ майор, как-то глупо убирать Ивлиева прямо в момент подписания документов, – отозвался Саша Стешин, высокий крепкий блондин с трогательными веснушками на щеках.

– Родственников установили?

– Родителей нет, воспитывала его тетка. Так сказала его секретарша, – ответил Денис Рыжков, тот, что сидел за рулем внедорожника. – Родом он откуда-то из Сибири. Она уточнит в личном деле. Обещала помочь с поисками родственников.

– Что еще секретарша говорит? Есть у нее предположения, кто мог желать смерти шефу?

– Она не говорит, все больше плачет. – Рыжков ядовито ухмыльнулся. – Зуб даю, у них был роман.

– Во-от! – поднял палец Кошкин. – Любил ее, любил, а потом бросил. Тоже мотив. Займись завтра, Денис, секретаршей.

– С удовольствием, – хохотнул тот и подмигнул напарнику. – Судя по голосу, она ничего.

– А ты прямо по голосу можешь определить, как женщина выглядит? – хмыкнул Кошкин.

– Могу.

– Да ладно тебе, Денис, гнать-то, – рассмеялся Саша Стешин. – У моей Валюши голосок писклявенький такой, невыразительный. А красотка она какая!

Денис промолчал, и Маша сделала вывод, что красоту Валюши он не оценил.

– Если Эльза в телефоне – это она, тогда действительно красивая, – улыбнулась она рассеянно. – Судя по сообщениям, которыми они обменивались, Стас Ивлиев не собирался с ней порывать. Более того, он ей доверял. И у них был роман, это точно.

– Когда ты все успела-то? – Саша повернулся к ней с переднего сиденья, удивленно прищелкнул языком. – Куда не повернусь – ты. То с Воропаевым говоришь, тут же, смотрю, ты уже с персоналом. И с гостями я тебя видел. Шустрая ты, Машка.

Поди пойми, хвалит он ее или осуждает. Она сдержанно улыбнулась. Денис вел машину, на Сашины слова никак не отреагировал.

– Что хоть узнала-то, колись. Я с кем ни говорил – никто ничего не видел. Столик в углу, за аквариумом. Слышали хохот, потом крик официантки. А видеть никто ничего не видел. Так что если у Воропаева был мотив, он мог отравить его запросто. Ладно, экспертиза покажет, в каком блюде был яд.

– В блюде или в напитках. – Майор внимательно смотрел, как Маша переворачивает последнюю страницу договора. – Дочитала?

– Так точно, товарищ майор.

– Что скажешь?

– У Воропаева был мотив, товарищ майор.

– Интересно. И какой же?

– Ему была выгодна смерть Ивлиева. – Маша убрала договор в папку и сунула ее в портфель погибшего.

– Можно подробнее, товарищ лейтенант? – с непонятной злобой потребовал Денис Рыжков. – Что, в этом договоре прямо ответ имеется?

– Сам договор не вызывает вопросов. Ивлиев передал Воропаеву часть акций, условия выгодны для обеих сторон. Для Ивлиева это просто подарок: его бизнес в ближайшем будущем мог уйти с молотка.

– В чем тогда подвох? – Кошкин с недоверием разглядывал сотрудницу-вундеркинда.

– Подвох в дополнительном соглашении, напечатанном мелким шрифтом. Думаю, Ивлиев подписал его не читая. И зря.

– Давай же, чего тянешь? – поторопил Денис. – Что там, в этом дополнительном соглашении?

– А там прописано, что в случае внезапной смерти одного из компаньонов весь бизнес переходит ко второму. Это допсоглашение заверено нотариально. Так что теперь Воропаев – полноправный хозяин фирмы Ивлиева. Вот так.

– Я лично досматривал Воропаева. – Денис, судя по голосу, раздражался все больше. – Карманы пустые, в портфеле тоже ничего подозрительного. Он не мог отравить Ивлиева. Тот даже с места ни разу не встал. Они друг у друга все время были на виду.

– Еду уже принесли отравленной, – согласилась Маша. Теперь, когда документы были в портфеле, она не отрывалась от стриженого затылка Рыжкова.

– Экспертиза установит, – кивнул Кошкин.

– А вот это вряд ли, товарищ майор.

– Что ты имеешь в виду, лейтенант? – Эта девица, кажется, уже и Кошкина начала злить. – Говори толком, хватит твоих загадок!

– Со стола пропала тарелка с фруктовой нарезкой, товарищ майор. Я лично осмотрела все – ее нигде не было: ни в кухне, ни на соседних столах. В мусорных контейнерах возле ресторана ее тоже нет. Тарелка пропала.

– А официантка что говорит по этому поводу?

– Говорит, что не убирала ее. И никто не убирал. Никто, кроме убийцы.

– Получается, убийца кто-то из персонала?

– Тоже вряд ли, товарищ майор.

Маша почувствовала, как атмосфера в салоне накаляется. Саша Стешин таращился на нее с изумлением. Рыжков злился. У Кошкина ее умозаключения тоже восторга не вызывали.

– Воропаев утверждал, что Ивлиев закусывал дыней.

– Это я слышал. И что дальше? – поторопил ее начальник.

– В перечне того, что входит в нарезку в этом ресторане, дыни нет. Только киви, апельсин, банан, яблоко, груша, виноград. Дыни нет. А Ивлиев закусывал дыней. Значит…

– Значит, отравлена была именно дыня? Ты это хочешь сказать?

– Думаю, да.

– А официантка что же, не видела, что несет в тарелке?

– Утверждает, что ей некогда на такое обращать внимание. Дыня и дыня. Может, подарок от шеф-повара. Только сам шеф-повар о дыне ни сном ни духом. Даже холодильник показал – нет там дыни. Кто-то ее положил уже после того, как тарелку выставили на стеллаж, откуда их берут официанты. А потом в суматохе тот же человек забрал тарелку со стола.

– Лихо! – похвалил Кошкин непонятно кого. – Тогда это точно кто-то из персонала. Надо их трясти.

– Или человек, замаскировавшийся под работника кухни. Заметьте, этот человек должен был знать о вкусах Ивлиева. Знать его настолько хорошо, чтобы быть уверенным, что он закажет именно фрукты. Не сыр, не овощи, а фрукты. Убийца знал его. И вот еще что…

Рыжков даже по тормозам дал, так хотелось рассмотреть эту выскочку. Второй день, понимаешь, в отделе, а у нее уже полный расклад по картине преступления. Они с Сашкой обычно неделю над этим пыхтят, а эта… Умнее всех, что ли?

Три пары глаз уставились на нее. В салоне сделалось душно, майор попросил Рыжкова открыть окно. Тот послушно опустил сразу все четыре стекла. Потянуло ветерком.

– Так что, Бессонова? – Кошкин скрестил пальцы на животе.

– Когда мы подъехали, ко мне подошла женщина. Помните, товарищ майор, даму в черном платье?

– Это с которой ты говорила, пока я с врачом здоровался?

– Так точно.

– И что дама в черном платье?

– Сказала, что видела подозрительного человека в начале четвертого, точнее, в пятнадцать семнадцать. Видела у служебного входа в ресторан. Среднего роста, щуплый, по одежде не понятно, парень или девушка.

– Как это не понятно? – Саша Стешин поднял бровь. – По походке и жестам все равно поймешь.

– Значит, наша дама не эксперт, – пожала плечами Маша и зачем-то добавила: – Ей не дано по походке и голосу определить, как выглядит человек.

Рыжков понял, в чей огород камешек. Сжал губы, растянул их в подобие улыбки. Слегка покивал: ладно, дескать, поживем – увидим.

– Дальше! – взорвался Кошкин, от которого не укрылась эта пантомима.

– Свидетельница утверждает, что подозрительный субъект какое-то время прохаживался вдоль стены. Потом присел – будто бы завязать шнурок. Потом подхватил пакет с чем-то и вошел внутрь. Как он выходил, дама не видела.

– Так! – Кошкин развернулся к Маше, глянул недобро. – Ты что делаешь, Бессонова? У тебя был важный свидетель, а ты его, вместо того чтобы допросить по всей форме, отпускаешь. Черт знает что в отделе творится! А если она, эта твоя дама в обтяжку, видела убийцу?

– Так точно, товарищ майор, – спокойно ответила Маша. Денис Рыжков торжествовал. Надо же, даже улыбки не скрывает на радостях, что ее разносят.

– И где нам теперь искать эту даму, а, Бессонова?

– Она завтра обещала прийти в отдел, товарищ майор. Для дачи показаний.

– Обещала она, – фыркнул Кошкин, успокаиваясь. – А если не придет?

– Тогда я сама к ней поеду, товарищ майор. Я записала адрес. – И закончила персонально для Рыжкова: – Вместе с паспортными данными.

– Дама гуляла возле мусорных контейнеров с паспортом? Какая удача! – Он отвернулся, завел машину, поднял все стекла. Дальше говорил уже на ходу: – И ведь как точно время запомнила! Поразительная память. А сама-то она, Мария Ивановна, зачем там отиралась? Не она ли отравительница? Может, она мамаша какой-нибудь девушки, которую Ивлиев обидел? Вырядилась уборщицей, скажем. На них ведь никто и никогда не обращает внимания. Дождалась, когда поставят тарелки для официантки, втиснула туда дыньку. Потом, когда Ивлиев рухнул под стол, спокойно умыкнула тарелочку и смылась. Дождалась нашего приезда и тогда…

Секундной паузы оказалось достаточно, чтобы Маша успела вставить:

– Значит, с общей картиной преступления вы, Денис, согласны? Я правильно понимаю?

Он замолчал. И молчал два дня.

Нет, со всеми остальными он разговаривал. Со всеми, кроме нее.

Она уже поняла, что, убегая с прошлого места работы от всеобщей нелюбви, ничего не добилась. Ничто не изменилось, ей по-прежнему будет трудно. Трудно и одиноко.

Она обречена на нелюбовь.

Глава 4

– Сынок! Сынок, ты должен сказать ей правду!

Мать замерла с кастрюлькой, которую только что сняла с огня. Как всегда, по утрам она варила ему кашу. Каждое утро. Кашу. И, как в детстве, заставляла съедать все до последней ложки. Хорошо, хоть каши были разные: овсяная, пшеничная, рисовая, перловая. Если бы каждое утро была одна и та же, он бы точно прыгнул с балкона как-нибудь за завтраком.

Он ненавидел каши.

Он с радостью съел бы омлет с ветчиной и грибами. Он этими омлетами объедался в отеле на отдыхе, мстительно радуясь, что матери нет рядом и она не заставит есть чертову кашу. Еще наделал бы гору бутербродов с копченым лососем, салатом, мягким творогом и сырокопченой колбасой. Сварил бы кофе целый кофейник.

Но что поделаешь, он очень любит свою мать. Возражать ей он не мог. Не мог с ней спорить. Если честно, эта забота о нем, взрослом тридцатилетнем мужчине, умиляла. Она не связывала его по рукам и ногам, здесь были четкие границы. Мамина любовь не делала его слабее. Она заряжала его энергией. Она придавала уверенность.

Это на работе он строгий заведующий хирургическим отделением и талантливый хирург, которого слушают и уважают. Это там он отвечает за всех: за себя, за персонал, за больных. Это там он сильный, жесткий, всемогущий. Иногда деспотичный, да.

А дома…

Дома он по-прежнему сынок. Мамин мальчик. Любимый мамин мальчик.

– Какую правду, мам? – Игорь с тоской смотрел в пустую тарелку, куда вот-вот шлепнется комок густой овсянки.

– Ты должен сказать ей, что хочешь семью и детей. Что ваши свободные отношения не для тебя!

– Господи, мама, о чем ты? – Он тихо рассмеялся.

– Что? – Мать осторожно зачерпнула половником, шлепнула кашу в тарелку, потом еще и еще. – Я что-то не то говорю?

– Совершенно не то.

Игорь взял ложку. От перспективы съесть все мысленно передернулся: порция была огромной.

– А что не так, сыночек? – Мать села напротив, осторожно принялась за свой травяной чай. – Я все неправильно поняла? Это ты не хочешь семью, а не Оля? Это тебя устраивают ваши свободные сексуальные отношения?

– В точку, мам. Ты умница! Оля хоть завтра в ЗАГС побежит. А я… Я пока не готов.

Он вдохнул и отправил в рот первую ложку. Так бывало всегда: на вкус каша оказалась гораздо приятнее, чем на вид. Он не заметил, как съел все. Запил зеленым чаем с какими-то мамиными мудреными добавками. Полез из-за стола.

– Мам, – поцеловал ее седую макушку, – все вкусно. Спасибо.

– Иди уже, обманщик. – Она шутливо шлепнула его по руке. – Терпишь мои каши. Вижу, что с трудом терпишь. Знаю, на отдыхе сметал омлеты с ветчиной. Ты же любишь их. Только, сынок, потом поймешь, насколько то, что вкусно, бывает вредным.

– Мам, я же врач, я в курсе. Потому и терплю каши.

Он пошел в прихожую, прекрасно зная, что мать бросит свой любимый чай и последует за ним. Чтобы поругать, что он носит мокасины без носков. Что приличный вполне пиджак надевает на футболку. Что кожаный портфель давно требует замены. И еще поцелует его в лоб на прощание.

Это был ежедневный ритуал. Пока он не готов к тому, что по утрам его станет провожать до двери другая женщина.

Хотя Ольга и не стала бы его провожать. Она работает с ним вместе в отделении. Прекрасный хирург, к ней тоже выстраивается очередь, как и к нему. Она вряд ли станет колдовать над кашами каждое утро, скорее предложит перекусить по пути. И детей, если бы они у них случились, не станет сама воспитывать – сразу найдет няню. И через неделю после родов снова встанет к столу.

Ольга ему нравилась. Очень нравилась. Роскошная женщина, изысканная, стильная. Секс с ней был стремительным, желанным, не приедался, не оставлял ощущения, что что-то не так.

Игоря все устраивало. Кроме одного.

С ней не бывало уютно. При ней он все время ощущал себя как будто на людях – как на беговой дорожке. Она не из тех женщин, с кем удобно помолчать. Почитать каждый свою книгу, забившись в разные углы дивана под один плед. Просто посидеть в сквере на лавочке и посмотреть, как осыпаются листья.

– Что за бред, Новиков! – хмыкнула она однажды, когда он предложил пойти слепить снежную бабу. – Стану я на каблуках по сугробам прыгать. Еще простужусь! И перчатки десятку стоят. Отстань.

Он отстал. И никогда больше не предлагал ничего подобного. Но легкая зависть накрывала, когда он видел влюбленные парочки, засмотревшиеся на облака или слизывающие снежинки с ладони.

Все дело в старомодном мамином воспитании? Наверняка, но Игоря это не смущало. В этом не было ничего дурного или противоестественного. Он точно знал, что где-то есть его единомышленница, которая и бабу снежную с ним станет лепить, и каши варить по утрам, и детей его воспитывать. И на санках они их будут наперегонки катать. И летними ночами на даче лягушачьим хором будут заслушиваться. И находить его прекрасным.

А Ольга хора не выдержала и удрала в город в половине третьего утра.

Вышел на улицу, успел порадоваться, что солнце сегодня не слепит. Мать собралась по магазинам, а при ярком солнечном свете она не видит ничего. Солнцезащитные очки не любит, привыкла щуриться на солнышко. По этой самой причине уже дважды чуть не погибла под колесами.

– Тепло и пасмурно. Отлично, – пробормотал он, усаживаясь за руль.

Приехал на работу – и началось. Две плановые операции сразу после оперативки и обхода. Потом привезли тяжелого после аварии. Не успел зашить – позвонили сверху и напомнили, что приближается проверка. Он об этой чертовой проверке успел совершенно забыть. Пришлось снова собирать всех и еще раз пройтись по слабым местам. Только народ разошелся – Ольга ворвалась, как торнадо.

– Новиков, я соскучилась. – Она с ногами забралась на диван. – Мы очень давно не виделись. Хочу тебя, Новиков.

Голос звучал низко, густо – подтаявшая карамель, а не голос. Игорь мысленно чертыхнулся. Он весь день не звонил матери, от нее пропущенных тоже не было. Только собрался набрать, как явилась Оля. При ней он матери никогда не звонил. Не потому даже, что она могла потом припомнить и поставить ему на вид любое слово или интонацию. Просто не хотел, чтобы кто-нибудь присутствовал в этот момент, и все. Без причин и объяснений.

– Оля, мы на работе. – Он поморщился: она села на край стола и потянулась с поцелуем. – А если кто войдет?

– Мы взрослые люди, Новиков. – Ее глаза волнующе поблескивали. – И потом, все знают, что у нас отношения.

– А у нас отношения? – Он положил ладонь на ее колено, погладил. – Секс три раза в неделю – это отношения? По-моему, отношения – это нечто большее.

– Ох, Новиков, не усложняй, а? – Спрыгнула со стола, перешла на кушетку. Помолчала, рассматривая его. Потом со вздохом выдала: – Ты сам виноват.

– В чем?

– В том, что у нас с тобой все так скупо, лишено романтики.

– Да? Я?

Он изобразил удивление, но спорить не хотел. Поначалу он, правда, пытался сделать, чтобы у них все было красиво. Пару раз она его усилий не отметила, и он остыл.

– Так в чем моя вина, Оля?

Подпер щеку кулаком, уставился на нее. Снова сделал вид, что ему интересно. На самом деле он бы сейчас с радостью выпил крепкого чаю. С творожными кексами, которыми его время от времени угощала санитарка Люся. Потом позвонил бы матери. И прилег на кушетку, дал отдых ногам и пояснице.

Совсем, если честно, не было настроения ворошить то, что между ними. Как уж есть. Секс без обязательств, значит, секс без обязательств. Сам виноват. Зачем, спрашивается, начал задавать эти дурацкие вопросы?

– Твоя вина в том, что ты все еще живешь с мамой! – выдала Ольга. – Тридцатилетний мужчина – с мамой!

– Минуточку, дорогая.

Уронил руку на стол, какое-то время внимательно рассматривал свои длинные пальцы с очень короткими ногтями. Потом сцепил их в замок. Поднял взгляд на Ольгу.

– Хочу внести ясность, – таким же чужим голосом, как у нее, начал он. – Это не я живу с мамой, а мама со мной. Если ты помнишь, она жила в другом городе. И я перевез ее оттуда, чтобы ей не было одиноко. Чтобы на старости лет она не осталась совсем одна.

– Это ты о ком, Новиков? – Ольгины брови удивленно поднялись. – Софья Станиславовна – старуха? Издеваешься? Она полна энергии и, надеюсь, еще долго такой останется.

– Спасибо. – Нет, он не купится на лесть.

– И вполне могла бы жить отдельно. Да, в нашем городе. Но отдельно.

– А если она не хочет? Не могу же я ее выгнать из дома! – зло фыркнул Игорь. Помолчал, добавил: – Только потому, что это кому-то не нравится.

Что-то в его голосе, в позе, в том, с какой силой он сжимал пальцы, намекало, что она движется не в том направлении. Она ступила на запретную территорию. Следовало остановиться.

– Да не в этом дело, Игорек, – хохотнула она. Задрала белоснежный халатик, спинку изогнула, как надо. – Просто ты рано или поздно женишься, а две хозяйки на одной кухне, как известно, не уживаются.

– Значит, – он встал, подошел к двери, приоткрыл ее, – значит, буду искать такую хозяйку, которой моя мать не помешает. А теперь извини, Оля, мне срочно надо позвонить.

– Ладно, я все поняла. – Полный сочный рот тронула фальшивая улыбка. – Будем искать понимание с Софьей Станиславовной.

Как будто ему это нужно. Вроде как он ее уже замуж позвал. Как будто он такой олух, чтобы в самом деле поверить, что Ольга способна переделать себя ради него и его матери. Оля не такая.

– Пока, милый. – Притормозила у двери, поймала его подбородок двумя пальцами. Крепко прижалась губами к его губам. – Не обижайся на меня. Я просто соскучилась.

Он закрыл за ней дверь, для верности даже запер на ключ. Вернулся к столу, достал мобильный. Звонок, второй, третий. Мать не отвечала. Стал звонить на домашний. Тоже тишина. Набрал соседку.

– Анна Ивановна, голубушка, не очень обеспокою, если попрошу вас зайти ко мне?

У него почему-то вспотело лицо, а ноги налились тяжестью. Три операции? Ладно, и похлеще бывало. И ничего, бегал потом по этажам, как мальчик. Это все из-за матери. Из-за страха за нее.

– Алло, Игорь? – позвал голос соседки.

– Да-да, Анна Ивановна, я здесь.

– Нет ее дома. Я звонила, стучала – нет ее.

– А что же она мобильник не берет?

– Так забыла его! Я прямо под дверью набрала, и мобильный в двух шагах затренькал. Положила, наверное, в прихожей и забыла. Такое с Сонечкой уже бывало.

Да? А он не помнил. И не помнил, чтобы мать за весь день ему ни разу не позвонила.

– А вы видели, как она в магазин уходила, Анна Ивановна?

– Видела, – порадовала соседка.

– Когда это было?

– Где-то перед обедом.

– А сейчас почти пять, – прошептал самому себе. Боль неожиданно сдавила сердце.

– Что-что?

– Нет, ничего. Спасибо вам огромное.

– Если увижу Сонечку, сказать, чтобы вам перезвонила?

– Что? Да, конечно. Нет, не нужно. Я сам.

Он уже снимал халат. Набрал заместителя, объяснил ситуацию.

– Волнуюсь, старик. Ушла, мобильник дома. Уже пару раз чуть под колесами не погибла.

– Понял-понял, езжай. Если что-то срочное, Ольга встанет к столу.

Сел в машину, снова посмотрел в небо. Облачность! Плотные серые тучи, солнца вообще не видно. Как она могла? Где?

Что мать попала в историю, он почти не сомневался. Надо было объехать все точки, где она обычно бывала. Кто-то что-то да видел. Человек не соринка, просто так исчезнуть не может.

– Была Софья Станиславовна, была, – покивала продавщица в мясном ряду на их рынке. – Я ей антрекот отложила, она заказывала.

– В котором часу это было?

– Так до обеда еще. Она собиралась домой, вымачивать его в маринаде. Поболтали мы с ней немножко, не без этого.

– У нее что-нибудь болело? Она на что-то жаловалась?

– Да нет. Бодрая и веселая была, как всегда.

Он помчался дальше. Благо, мать не любила крупных магазинов. Прошел по ее маршруту след в след. Удостоверился, что она побывала везде и чувствовала себя прекрасно. И точно добралась до дома, потому что еще минут десять болтала в их дворе с продавцом газет из киоска.

– Купила у меня журнал с рецептами заготовок на зиму, мы еще обсудили с ней пару способов засолки. А потом Софья Станиславовна пошла к подъезду. – Седая голова продавца высунулась в окошко. – Мне же отсюда видно. В подъезд она вошла и больше сегодня никуда не выходила.

Игорь натянуто улыбнулся:

– Могли и просмотреть.

– Никогда! Такую женщину не заметить?..

Смутился, умолк. А Игорь побрел к своему подъезду.

Что имел в виду этот старый мухомор? Уж не засматривается ли он на его мать? Ха! Безнадежно. Мать после смерти отца каким бравым генералам, отцовским соратникам, от ворот поворот давала. А тут продавец из киоска. Смешно.

– Мама! – громко позвал он с порога. – Мам, ты почему не отвечаешь?

Мобильный в самом деле лежал в прихожей на полочке, здесь Анна Ивановна как сквозь стену смотрела. И туфли, в которых мама ходила, стояли слева от двери. Аккуратно так, носок к носку. Тапочек не было. Значит, дома. Или задремала у себя и телефон не слышит, или на кухне чем-то увлеклась, и ей не до телефона.

Он знал прекрасно, что это не так. Она бы никогда не оставила телефон просто на полке. Не забыла бы, потому что сын может позвонить. И она не могла хоть раз в день не спросить, как у него дела. Он точно все это знал, но продолжал надеяться на чудо. Открывал одну дверь за другой и звал ее.

Она сидела в кухне. В его огромной кухне-столовой с модной дорогой мебелью, большим угловым диваном и удобным креслом у балконной двери. Мать любила в нем отдыхать с каким-нибудь журналом. И сейчас сидела в нем, и советы по заготовкам были у нее в руках. Только вот…

Только вот глаза, смотревшие на страницу, были неживыми. Даже если бы он не был врачом, хорошим врачом, он все равно понял бы, что ее больше нет.

– Мама, мама. – Игорь всхлипнул и упал перед ней на колени. – Как же так? Что же ты наделала, мама?